Текст книги "С молитвой о тебе"

Автор книги: Татьяна Алюшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Это все в прошлом, – ровным голосом, без эмоций, сказал Крайнов.

– Я понимаю, – загрустила Кира, поколебалась пару секунд и все же решилась еще на одно признание, старательно выстраивая фразы, понимая, что затрагивает непростую тему. – Я переживала ужасно, когда узнала про твою травму, и следила за любыми новостями о тебе. В церковь ходила, заказала молебен за здравие и свечи ставила Николаю Чудотворцу. И ни на секунду не сомневалась, что ты выиграешь и этот поединок. Знала, что ты победишь, мне просто очень хотелось хоть как‑то тебя поддержать.

– Спасибо, – поблагодарил искренне Николай и неожиданно улыбнулся: – Ты не старайся так осторожненько говорить, эта тема давно перестала быть для меня болезненной и тяжелой.

– Ну вот, я не ошиблась! – тихо рассмеялась Кира. – Ты победил, и не только саму травму!

– Но мы об этом говорить не будем, ладно? – все улыбался Коля. – Просто потому, что это длинная и отдельная история, – и перевел разговор в другое русло. – Ты лучше скажи, стала великой пианисткой?

– Нет, – ответила Кира и, увидев, что в выражении его лица появилась некая смущенность, на сей раз рассмеялась громко. – Ты тоже можешь не осторожничать словами! Великой пианисткой я не стала, у меня открылся иной талант. Ксения Петровна утверждает, что гениальность. Обнаружилось, что лучше всего у меня получается учить музыке других и растить выдающихся исполнителей.

– А почему у тебя дома нет инструмента, я бы с удовольствием послушал твою игру? – спросил Коля, расслабившись после ее пояснения.

И тут же понял, что попал в какую‑то непростую и весьма чувствительную для Киры тему, – она перестала улыбаться, легкая тень скользнула по лицу, потухли глаза. Ого! Тут какая‑то история у нас!

– Большую часть времени я провожу на работе, там и играю, а дома мне некогда, да и соседей жалко, – неубедительно ответила Кира.

То, что она врет, было ясно как божий день, у нее это совсем плохо получалось, но Коля попридержал мгновенно возникшее желание докопаться до истины и снова перевел разговор на другую тему:

– А твоя преподавательница просто погостить должна была прилететь?

– Ксения Петровна? – сразу просветлела лицом Кира, и снова сверкнули радостью глаза, и она принялась с восторгом объяснять: – В гости, но не совсем. Я преподаю в музыкальном колледже для одаренных детей, и у меня есть два ученика, совершенно уникальных мальчика. Уверена, это будущие мировые знаменитости. На следующей неделе, в среду у нас состоится показательный концерт, в преддверии Нового года, где мои ребятки будут выступать с большой программой. Это ежегодный итоговый концерт, что‑то вроде экзамена по специальности, вот я и попросила Ксению Петровну посмотреть моих мальчиков. Понимаешь, я, как любой преподаватель, влюбленный в своих учеников и проводящий с ними многочасовые ежедневные занятия, могу что‑то упустить. И здесь важно мнение со стороны, особенно такого великого педагога, как Ксения Петровна.

– А ты сама будешь выступать на этом концерте? – живо заинтересовался Коля.

– Я? – удивилась Кира его вопросу. – Ну, не то чтобы выступать, буду его открывать Моцартом.

– А прийти послушать можно?

– Ты серьезно? – совсем растерялась Кира. – Зачем тебе это? Там выступают дети пятнадцати‑семнадцати лет, и далеко не все идеально играют, хоть и одаренные.

– Я же сказал, что хотел бы послушать твою игру, – пояснил Николай, – что‑то вроде ностальгии по прошлому.

– Ну, можно, конечно, – растерянно ответила Кира.

А он вдруг неожиданно спросил, окончательно обескуражив и без того пораженную Киру:

– Слушай, а как вы с Ксенией Петровной договорились, чтобы она этих твоих ребят посмотрела?

– Я организую видеосъемку, а после праздников сама поеду в Москву, и мы вдвоем посмотрим и обсудим все подробно, – объяснила Кира.

– А давай я друга попрошу, он профессиональный оператор и живет здесь, он все классно снимет, – предложил спокойно Коля.

– Да ты что? – Кира от радости даже подскочила с дивана. – Серьезно? Ты сможешь это сделать?

– За контрамарки на концерт, – рассмеялся Николай.

– Да какие контрамарки! – возроптала Кира. – В первый ряд посажу, как самых важных гостей!

– Ловлю на слове! – рассмеялся ее горячности он. – Давай объясняй: где, во сколько.

Кира порассматривала его пару мгновений, ушла в угол прихожей, пошуршала там чем‑то в сумочке, вернулась, села рядом с Николаем и протянула ему визитку:

– Вот, здесь адрес и электронная почта колледжа.

На визитке значилось: Петрова Кира Владимировна, ниже: «старший преподаватель по классу фортепиано», еще ниже название и адрес учебного заведения, номера телефонов, сайт.

Значит, Петрова! Не Белая. Понятно.

– А номер твоего телефона и адрес электронной почты? – спросил он и пояснил: – Я же не с директором или секретарем буду договариваться, а с тобой.

Она назвала, но предупредила:

– У меня компьютера дома нет, я пользуюсь рабочим, поэтому связаться по электронке со мной можно только днем, и то, когда я не на занятиях. Неудобно, в общем.

Дома у нее много чего нет из того, что должно было бы иметься, и это вызывало у Крайнова неизбежные вопросы, пробуждая любопытство и твердое желание докопаться до ответов. Ну, это он обязательно сделает!

Вот только присмотрится внимательнее к девушке Кире, которая перестала быть Белой и стала Петровой!

– Ой! – вдруг вспомнила Кира. – Мы же совсем забыли про твоих родителей!

– Точно! – кивнул Николай.

Достав телефон из кармана брюк, посмотрел время и чертыхнулся про себя: два тридцать ночи!

– Бать, ну что там у вас? – спросил, когда отец взял трубку.

Кира смотрела на него, пока он разговаривал и что‑то не очень довольно отвечал, и поражалась странности судьбы: ну надо же вот так встретиться, и болтать полночи напролет, и делиться воспоминаниями, и немного откровенничать, и даже договориться о следующей встрече! Как же странно!

– Ладно, пока, – попрощался Николай, закончив разговор, и повернулся к Кире: – Как и ожидалось, рейс отложили до пяти утра, но они все‑таки решили лететь.

– А что за срочность? – заинтересовалась Кира.

– У отца день рождения, – принялся объяснять Николай. – А после того, как я поселился в «Метели», у нас стало традицией все праздники отмечать у меня в поселке. Вот они и взяли пару выходных, чтобы прилететь, они же оба работают. А на Новый год родители собрались в Таиланд и путевки уже купили.

– Это замечательно! – порадовалась и отчего‑то загрустила Кира, и озаботилась пришедшей неожиданно мыслью. – Слушай, если у них самолет в пять, то около семи тебе их надо встречать?

– Ну да, – кивнул Николай, не совсем понимая, к чему она клонит.

– То есть в шесть надо выехать? – больше с собой размышляла Кира и решение огласила: – Тогда тебе надо ложиться спать, уже почти три часа ночи!

– Да, наверное, надо, – согласился Николай без должной решительности.

Ему не хотелось заканчивать разговор и нарушать их уединение в приглушенном свете торшера и мерцающей свечи, когда за окном вьюжит и метет. Как она сказала в машине? «И ты в домике».

Но поспать действительно надо, еще ехать домой по трудной заснеженной трассе.

М‑м‑да, надо!

Кира выдала Николаю чистое полотенце и новую зубную щетку в упаковке и, пока он умывался, постелила на диване. Появилась неизбежная легкая скованность, которая возникает, когда ты гостем неожиданным сваливаешься к малознакомым людям, и они стелют тебе постель, показывают, что и где находится, и вам всем немного неловко – тебе доставлять неудобство, им получать это неудобство…

Кира прошла после него в ванную, долго там плескалась, вышла, стараясь не шуметь, улеглась в кровать и выключила свет.

– Спокойной ночи, – шепотом пожелала она.

– Тебе тоже, – отозвался Николай.

Ну что, отбой? Спать? Ироничное: ага, с издевкой!

Какое спать?! Когда обострились все чувства и каждой клеточкой организма она чувствовала его близкое присутствие! Кира и предположить не могла, что можно так остро чувствовать человека на расстоянии – всей кожей, всеми помыслами и стремлениями, всеми пробудившимися инстинктами.

Она старалась дышать как можно тише, замерла, не делая ни одного движения, прислушивалась к любому шороху, доносившемуся с дивана, и честно признавалась себе, что всем, что есть в ней женского, ее неудержимо тянет к Николаю.

Господи, боже мой! Да что же это такое?! Вот в жизни ничего подобного не испытывала!

Неверно было бы сказать, что Коля Крайнов являлся мужчиной всей ее жизни и ее мечты. Так получилось, что несколько лет после их встречи она невольно сравнивала всех мальчиков с ним – ну, это естественно и нормально, все‑таки первая любовь, и какая!

И ра‑зу‑ме‑ет‑ся, все представители противоположного пола проигрывали это сравнение. Николай стал эталоном не столько мужской красоты, сколько примером того, как должен вести себя парень с девушкой – ухаживать, оказывать знаки внимания, ну и все такое.

Кира не пребывала в иллюзиях и несбыточных мечтах, не ждала новой встречи и продолжения отношений – нет, боже упаси!

Безусловно, Николай сыграл огромную роль в ее жизни, и она хранила дорогие воспоминания, но без ожидания продолжения, без пустых девчоночьих надежд. Зачем? Какой‑то внутренней врожденной мудростью, часто дарованной творческим личностям, она понимала, что не нужно превращать в обыденность прекрасную сказку, в которой ты побывала.

Ну, например, ее преподаватель Ксения Петровна – Кира восхищалась ею, благоговела, готова была заниматься с ней сутками, осознавая масштаб гения этой личности, но это же не значило, что она хотела бы жить с ней, разделять быт и повседневные заботы.

Корявое, конечно, сравнение, но близкое к тому, что Кира испытывала к Коле Крайнову. Она смотрела по телевизору его выступления и интервью, и на душе становилось тепло от мягкой приятной мысли, что такой мужчина был ее первой девичьей любовью. И все! Без продолжений и мечтаний – приятно и тепло, и точка.

Когда Кира услышала в новостях, что Крайнов получил тяжелую травму, так испугалась за него, переживала ужасно, даже играть не могла. Ей хотелось как‑то поддержать, ободрить, что‑то для него сделать. Она целый день бродила по городу, зашла в три разные церкви, поставила Коле свечки за здравие и заказала службу, ее немного отпустило. А проходя мимо какого‑то магазина, увидела в витрине такую шкодную и милую плюшевую обезьянку, что застыла от неожиданной мысли.

Кира вспомнила, как Коля, отвечая на ее вопрос, какие животные ему нравятся, сказал:

– Ну, хищники, львы, тигры – такая сила и грация. Но еще я могу часами наблюдать за обезьянами. Наверное, потому, что я гимнаст. Мне нравится их врожденная пластика: как они подтягиваются, как владеют своим телом, распределяют вес в движении.

Кира тут же зашла в магазин и купила эту обезьянку, а вернувшись домой, смотрела на нее и, недоумевая, размышляла: а как же она передаст ему эту игрушку?

А ничего нет проще – больницу, куда доставили Николая, сто раз на дню показывали в новостях, и интервью у его лечащих врачей брали. Ну, ладно, куда ехать понятно, а стоит ли? И решила подождать.

Кира каждый день просматривала в Интернете новости о состоянии Николая и по телевизору не пропускала, но день ото дня их становилось все меньше, а через неделю горячая новость о травме великого спортсмена и вовсе стала пропадать из информационного поля. Через две недели она смогла выловить лишь короткое упоминание о том, что состояние Николая Крайнова остается неизменным, но его уже перевели из палаты интенсивной терапии.

Вот тогда она и поехала, по дороге купив в магазине большой букет садовых васильков и маленькую открыточку, долго стояла и думала, что написать. Слова ободрения? Наверняка его уже тошнит от них. И тогда она написала: «Ты победишь и это! Ты обязательно справишься!» – и, не желая обозначать себя подписью, лишнее это, и никому не нужно, подписала: «С молитвой о тебе».

Прочитала и расстроилась, настолько ей показалось это высокопарно и вычурно, но переписывать не стала, оставила как есть. А в приемном покое миловидная медсестра средних лет раздраженным тоном попрекнула Киру:

– Что‑то вы подзадержались, девушка, остальные барышни уже и ходить перестали. – И махнула куда‑то в угол рукой.

Кира проследила за жестом и увидела сваленные в кучу на столе, стоявшем у стены, мягкие игрушки, упакованные коробки подарков, цветы в горшках, конверты с открытками, и сразу сообразила, что так раздражило медсестру.

– Вы не поняли, – улыбнулась мило Кира и придумала на ходу, – я не из отряда буйствующих фанаток. Я от одноклассников Николая, мы хотели поддержать его, сказать, что мы с ним и поможем, если надо.

– А‑а! – кивнула сразу подобревшая женщина. – То‑то я смотрю, вы постарше этих шпингалеток будете. – И, подозвав поближе Киру жестом руки, склонилась к ней и заговорщицки предложила: – Вы тогда в пакет отдельный сложите, что принесли, и надпишите на нем: «От одноклассников», я сама через полчаса отнесу.

– Спасибо вам большое! – от души поблагодарила Кира.

Где‑то через полгода она прочитала заметочку на сайте спортивных новостей, что Николай Крайнов, отказавшийся от традиционного лечения, наперекор всем врачебным диагнозам достиг серьезных подвижек в исцелении. И все!

Каких подвижек?

Но в жизни Киры происходили такие события, что выискивать крупицы информации о самочувствии Николая она уже не могла. Но он присутствовал незримо в ее жизни, освещая чистым светом воспоминаний все страшное и мутное, что творилось тогда с ней.

А где‑то года три назад, на одном из телевизионных каналов, она увидела интервью с его бывшим тренером, который упомянул про Колю в том ключе, что настоящий спортсмен – он во всем боец, вон Крайнов: смог встать и вернуться к полноценной жизни, невзирая на прогнозы врачей.

Она расплакалась от радости.

Николай всегда присутствовал где‑то на периферии ее сознания, но никогда Кира не думала о нем как о мужчине, с которым она мечтала бы соединить судьбу, заниматься любовью, жить. Некий светлый образ, и все!

И вот на тебе! «Светлый образ» спит на ее диване и вызывает в ней самые жгучие, странные и весьма однозначные желания! Это что такое?

После того как, вернувшись из ванной комнаты, Кира легла, повертелась немного, устраиваясь поудобней на ночь, из альковного угла больше не донеслось ни звука, Николай даже ее дыхания не слышал.

Он ее хотел. Сильно.

Когда они разговаривали и сидели достаточно близко на диване, Коля не один раз подумывал поцеловать ее, а дальше – как получится, но каждый раз останавливал себя, хотя соблазн был велик: эти ее губки припухлые, наклон головы, дыхание, грудь – э‑эх!

Но в воспоминаниях, которыми они делились, было нечто светлое, чистое, вызывающее тонкую грусть, и приземлять это прямолинейным мужским напором совсем не хотелось.

Но хотелось ему Киру сильно. Пожалуй, он и не помнит, когда испытывал такое сильное влечение к женщине.

Николай даже развеселился и хмыкнул про себя: история повторяется – он ее хочет, у него навязчивая эрекция, а нельзя! Ну, не совсем чтобы нельзя, он прекрасно понимал, что если сейчас встанет и пойдет к ней, то, скорее всего, у них все прекрасно получится. Он же видел, чувствовал, что нравится ей и ее влечет к нему, и хоть Кира смущается немного, что нормально для такой изысканной девушки, но вряд ли бы оттолкнула его, если б он решил идти в атаку.

Нет. Это было бы неправильно. Это испортило бы красоту и значимость того, что происходило с ними в юности, почему‑то он так чувствовал.

Ничего, он потерпит! Он обязательно ее заполучит, но не так прямолинейно и сразу. Она нравилась ему необычайно и столь же сильно интриговала своей загадочностью. Что у нее произошло в жизни? Почему живет здесь? Ведь если Кира такой одаренный педагог, то ей самое место в столичных учебных заведениях или в европейских. Вы вообще многих благополучных москвичек знаете, делающих карьеру, переселившись в российскую глубинку? А выдающихся пианисток? Ну пусть не пианисток, а преподавателей консерваторских?

Нет, у них здесь тоже не пространственная дыра на теле страны, а крупнейший областной центр, с большими возможностями, но не Москва же!

Что, неудачно вышла замуж? Уехала? А ее квартира вызывала еще больше вопросов. Ну, предположим, почти все время ты проводишь на работе, но есть же и выходные и вечера, когда требуется отдохнуть, в том числе и душой. И ни любимых памятных вещей, ни фотографий, ни женских журналов, ни украшений каких‑то?

Ладно. Он со всем разберется и найдет ответы на все многочисленные вопросы. Отпускать от себя Киру Николай Крайнов не собирался. Он собирался накрепко привязать к себе эту девушку. И вполне серьезно!

Но один вопрос особенно не давал Коле покоя и навязчиво буравил в мозгу.

Когда он попал в больницу с травмой, огромное количество людей приходили и приносили какие‑то передачи, игрушки, цветы, открытки, особенно старались околоспортивные девочки‑фанатки, эти и плакаты под окнами растягивали, и кричали, пели, скандировали его имя. Медперсонал складывал все, что они приносили, на большой стол, который специально поставили в приемном отделении, а Аглая и мама вечерами сортировали передачи, расставляли цветы, читали послания, но почти все – игрушки, фрукты, соки, комнатные растения относили в детское отделение.

Николай тогда практически постоянно находился под капельницей на обезболивающем и снотворном и не вникал в то, что происходило вокруг. Через две недели его перевели в отдельную палату и сняли с интенсивного обезболивания. К тому моменту поток посетителей сильно поубавился, но это отдельная тема.

Как‑то вечером в палату пришла медсестра из приемного отделения, о чем‑то пошепталась с Глашкой, дежурившей возле него.

– Стрелка, что там? – спросил Коля.

– Тут что‑то странное, – подошла к нему Аглая и протянула большой целлофановый пакет, на котором было написано фломастером: «от одноклассников».

Все его одноклассники были выпускниками спортивного интерната, большинство из них составляли члены его команды и передачи приносили самолично, без помощи медперсонала.

Аглая извлекла из пакета букет ярко‑синих васильков и симпатичную веселую плюшевую обезьянку и протянула Николаю.

– Ты что‑нибудь понимаешь? – поинтересовалась подруга, заглянула в пакет еще разок. – А, вот и записка.

Она усадила возле Коли на кровать обезьянку и протянула ему маленькую открыточку. Он подержал какое‑то время кусочек картонки в руке и, собравшись с силами – каждое движение давалось болью, – развернул открытку. Четким и красивым почерком там было написано:

«Ты победишь и это! Ты обязательно справишься!» – и ниже, вместо подписи: «С молитвой о тебе».

– Ну, – нетерпеливо спросила Глашка, – от кого это?

– Не знаю, – бессильно уронив руку на кровать, признался он.

Ночью, когда от боли невозможно было спать, в голове крутилась эта фраза: «С молитвой о тебе», и Николай все пытался понять, кто мог передать ему такой своеобразный подарок и послание. Ему казалось, что он знает. Стоит только поднапрячь память – и вот‑вот он поймет и вспомнит что‑то важное, но боль сжирала и память, и мысли, и такое близкое понимание ускользало.

Он попросил Глашку оставить в палате эту смешную обезьянку и нет‑нет да и посматривал на нее. Глашуня, такая умница, заметила и посадила, как бы невзначай, обезьянку на угол кроватной спинки. Никто не знал, но иногда ночами, когда темнело в глазах от страшной непереносимой боли, он прижимал к себе эту игрушку, а в голове крутилось: «С молитвой о тебе», и казалось, что становится немного полегче от осознания, что кто‑то неведомый молится о нем.

А однажды он увидел во сне дикое поле в цветущем разнотравье, толстого шмеля, севшего на голову девочке, и как Коля рассказывает ей, что ему нравятся обезьянки за их гибкость, а она смотрит на него влюбленными зелеными глазами, и у нее симпатичные веснушки и облупившийся от загара носик.

Он проснулся и сразу понял – это от девочки Киры, той далекой летней девочки, которая играла на пианино.

«С молитвой о тебе!»

Эта обезьянка до сих пор у него хранится, она прошла с ним все реабилитации, все лечение и восстановление и стала неким тайным символом исцеления, победы, приняв на себя и слезы, и вой, и много чего… – эта обезьянка и светлые воспоминания.

И когда Кира, рассказывая, как переживала за него, не упомянула, что приходила в больницу и передала этот подарок, Николай почувствовал разочарование и недоумение. Словно его обманули. Это странно, наверное, звучит, но обезьянка ассоциировалась у него только с Кирой, со всем лучшим, настоящим, во тьме отчаяния и боли он подсознательно цеплялся за самые сильные и счастливые воспоминания, как за точку опоры.

А выяснилось, что это не от нее! Неприятное ощущение! Как будто обманули в чем‑то очень значимом.

– Кира, – тихо позвал Коля, не успев и сам сообразить, что делает.

– Да? – чуть помедлив, ответила она.

– Ты приходила ко мне в больницу? Ну, тогда? – И напрягся в ожидании ответа.

– Да, – еще раз помедлив, ответила Кира.

– Та обезьянка была от тебя?

– Да, – в третий раз сказала она, – и букет васильков.

– И записка, – растекся улыбкой Николай, – «с молитвой о тебе».

– Да, – повторила она.

«Все правильно!» – подумал Коля, чувствуя, как теплой волной прокатило по телу расслабление.

Ожидая родителей, Крайнов позвонил Славе, который работал на местном областном телевидении оператором и был заядлым охотником и рыбаком. К Николаю Слава относился чуть ли не как к гуру – с восторженным почитанием.

– Слав, привет, не разбудил?

– Что вы, Николай Алексеевич! – обрадовался Слава.

– Вот и хорошо. У меня к тебе просьба, Слав.

Он изложил суть проблемы, дал телефон Киры, чтобы они могли сами обсудить все детали, и напоследок поинтересовался:

– Слав, сколько это будет стоить?

– Да вы что, Николай Алексеевич! – возмутился Слава – Ничего не надо, Верочка, наш ответственный редактор, из этого еще новостной репортаж сделает!

– Ну, хорошо, – порадовался он такому решению. – Если возникнут какие‑то вопросы с Кирой Васильевной, ты звони мне. – И махнул рукой, увидев выходящих из зала прилета родителей.

– Да все сделаю в наилучшем виде! – бодро пообещал Слава, и они попрощались.

Дорога, как и ожидалось, была сложной, снегоуборочные машины только выезжали на трассу, не особо и торопясь разгребать последствия стихии. Николай вел машину осторожно, но скорость держал приличную. Родители что‑то весело рассказывали, но он не слушал, улыбался воспоминаниям.

Утром, когда запел будильником его сотовый, Кира поднялась вместе с ним:

– Я приготовлю тебе завтрак, – пообещала она, шурша чем‑то в алькове за ширмой.

– Не надо, Кир, ты отдыхай, я умоюсь и пойду. Перекушу в аэропорту, – предпринял попытку остановить ее Николай.

– В аэропорту невкусно, – возразила она и вышла из‑за ширмы.

Он не удержался – расплылся в улыбке, так мило она выглядела. Розовенькая ото сна, с небрежно закрученными в пучок волосами на затылке, с непокорными пушистыми прядками, обрамлявшими лицо, одетая в длинное мягкое домашнее платье, именно платье, которое ей очень шло, – девушка‑мечта!

– Кофе? – спросила твердо она.

– Я не пью кофе, – повинился Николай.

– А что пьешь? – уточнила Кира.

– Знаешь, я в своем поселке совсем одичал, – признался, как в большой тайне, он, – сушу травы и листья. Делаю из них разные травяные сборы и завариваю вместо чая.

– Травяного сбора у меня нет, – серьезно ответила Кира, – но могу предложить достойный белый китайский чай, я сама люблю только заварной, не из пакетиков.

– То, что надо, – согласился быстро Николай.

Кира кивнула, прошла в кухонную зону, включила чайник и продолжила выяснения:

– Предлагаю на выбор к чаю: бутерброды с мясом и сыром, яичницу, могу подогреть вчерашнюю выпечку?

– Я бы предпочел те пирожки с рыбой, – сделал выбор он, – у них очень интересное и вкусное тесто. Я вчера просто не успел высказать восхищение твоей кулинарией.

– Спасибо, – поблагодарила Кира и принялась хозяйничать, попутно объясняя: – Ксения Петровна очень любит выпечку, но ей нельзя ничего дрожжевого и жирного из‑за здоровья. Я, когда еще училась, раздобыла старинный интересный рецепт постного теста, пришлось перепортить кучу муки, пока получился достойный вариант, а так как мясо ей тоже нельзя, научилась делать с курицей и рыбой.

– Открою тебе еще один секрет, – тяжело вздохнул, как на явке с повинной, Николай. – Я тоже не ем мяса. Только птицу и рыбу. Никому не говори! Я же охотников в лес вожу, что‑то вроде проводника и егеря нештатного в одном лице, а зверя никогда сам не стреляю и мяса не ем. Получаю положенную долю от добычи, держу в морозилке, готовлю для гостей и на праздники.

– Не скажу! – пообещала Кира, задорно улыбнувшись. – Ты иди умывайся, а я тут быстро все приготовлю.

А потом он уплетал чудо‑пирожки, запивая чаем, а она внимательно смотрела на него, и Коле хотелось продлить как можно дольше этот момент, этот почти семейный завтрак, когда красавица жена встает утром раненько поухаживать, покормить и проводить, благословляя в дальнюю дорогу, мужа.

Что‑то из мечтаний, теплое, уютное…

Звонок сотового прервал приятные и странные мысли Николая.

– Привет! – ответил он на призыв подруги Аглаи.

– Привет! – весело отозвалась она. – Я тут разнервничалась, что вас нет до сих пор, Генералов порекомендовал в ворчливой форме устроиться в мансарде с биноклем, чтобы не пропустить ваш приезд, а сам быстренько посмотрел в Инете, что вылет задержали до пяти утра, после чего сделал мне предложение иного рода: перестать дергаться и идти спать.

– Полностью с ним согласен, – разулыбался Коля, – шла бы ты спать, Стрелка!

– Поздно! – рассмеялась Аглая. – Я окончательно взбодрилась пререканиями с суровым мужем! Вы когда будете?

– Минут через сорок, может, больше, – ответил он.

– Вы, наверное, вымотались и спать хотите, – предположила Глашка. – Давай я к тебе пойду, завтрак вам приготовлю?

– Не надо, Глашуня, тебе никуда ходить, снега по пояс! – насторожился Коля. – Мы перекусим и спать завалимся, вечером посидим.

– Ну, ладно, – вздохнула Глашка опечаленно. – Успокою Генералова, что мы никуда не пойдем.

– Вот‑вот, – согласился Николай. – Привет мужу передавай!

Его единственный близкий друг Аглая Стрельникова прошлым летом вышла замуж за замечательного мужика Генералова Глеба Алексеевича, жившего в их поселке, человека непростого и весьма загадочного, которого односельчане называли не иначе как почтительным Генерал. История их знакомства и женитьбы была весьма романтичной и где‑то даже неправдоподобной, из разряда так не бывает. А у них вот сложилось.

Теперь Глашка находилась в интересном положении и доводила Николая с Глебом до сердечных приступов своими выходками – то в лес заберется с тяжеленным мольбертом рисовать, то козой по холмам скачет, то со своими учениками кататься на коньках соберется, они еле поспевали ее вылавливать, пугаясь страшно. А Глашка ругалась на них почем зря, уверяя, что беременность – это не болезнь и не инвалидность, и нечего трястись, она вполне здорова.

Правильно, наверное, ругалась: они немного со своей опекой перегибали, но признаваться в этом, как любые нормальные мужики, не собирались, так что веселья хватало с лихвой, особенно когда после пережитых волнений все вместе садились пить чай и, устраивая разборку полетов, ухохатывались до слез, вспоминая очередное происшествие.

Николай улыбался этим своим мыслям, представляя Аглаю с Глебом и подумывая, что Кира им обязательно понравится и наверняка они с Глашкой станут закадычными подружками, которых у Аглаи никогда не было.

Торжественный ужин проходил в сплошном веселье. У них так всегда – любые застолья и посиделки – смех, шутки, рассказы веселые. Но нынче Николай как‑то выпадал из общего хоровода – кивал, поддакивал невпопад и улыбался чему‑то.

Вера Максимовна, легонько похлопав Аглаю по руке, обратила ее внимание на Колю, многозначительно кивнув головой в его сторону, витавшего в каких‑то своих мыслях, загадочно улыбаясь.

– Да, я уж заметила, – прошептала ей Глашка. – Что это с Алтаем?

– Не знаю, – шепотом же, заговорщицки поделилась Колина мама. – Он всю дорогу такой был, нас не слушал, улыбался чему‑то. Я думаю, тут без девушки не обошлось.

– Щас выясним! – пообещала Глашка, заметив, что Коля поднялся из‑за стола и направился в кухню.

– Глашенька, Алтай сам расскажет, когда созреет, – заметив эти маневры и перешептывания, пытался остановить ее Глеб.

– Ну да, а я что, ждать должна? – возмутилась Аглая, поднимаясь со стула.

– Видимо, нет… – рассмеялся Генералов.

– Так, давай‑ка колись, Алтай! – воинственно заявила Глашка, торопливо врываясь в кухню.

– Ты о чем, Стрелка? – предпринял попытку уйти от допроса Николай.

– Коля! – призвала к порядку Глашка. – Ты кому пытаешься ввинтить? Ау! Алтай, это я, твоя подруга Аглая! А там сидит мой муж разведчик! Ты же весь вечер такой загадочный, чему‑то улыбаешься, нас вообще не слышишь, выпал из пространства! Давай признавайся, кто она?

– М‑м‑да! – безнадежно согласился Николай.

– Ну, Коля‑я‑я, не томи! – поторапливала Глашка.

– Ее зовут Кира, – признался Коля и снова чуть мечтательно улыбнулся.

– И… – подталкивала Глашка.

– Глаш, это длинная история.

– Вчера еще этой истории не было, значит, не очень длинная! – настаивала подруга.

– Ладно, – смилостивился Крайнов, – давай чай отнесем, и я всем расскажу, чтобы ты не утруждалась пересказом.

– Ну что? – спросил Генералов, усмехаясь, когда Аглая с Николаем вернулись в комнату.

– Алтай обещал расколоться принародно! – объявила Глашка, села на место, прижалась к мужу и поторопила: – Ну, давай, Коль, рассказывай!

Он рассказал. Как они встретились в аэропорту, и она его узнала, про то далекое лето и как она играла на пианино, а они с мальчишками лазили через забор – рассказал немного иронично, с налетом легкой грусти по ушедшему безвозвратно.

– А я ее помню! – обрадовалась Вера Максимовна. – Леш, ты тоже должен ее помнить! – обратилась она за поддержкой к мужу.

– Конечно! – уверил с энтузиазмом Алексей Михайлович. – Пианистка!

– Ну да! – И Вера Максимовна принялась рассказывать: – Ты же, Коленька, не мог больше ездить к Галочке, все время на сборах, а мы с папой каждое лето к ней наезжали по выходным. Помню, приехали на следующий год после тебя, услышали, кто‑то играет, спросили Галю, а она смеется: «Мы, говорит, тут культурными стали, прям музыкально образованными, куда там! Все ближайшие соседи с одиннадцати до двух дня каждый день выключают радио, телики, все газонокосилки и шумные электроприборы и – в огороды! Тишина стоит, только музыка раздается! Даже ребятня не орет. Мы ей предлагали вывешивать на заборе программу концерта: название произведения и композиторов, а она хохочет, говорит, что играет по вдохновению, без программы!»