Текст книги "Кали-юга. Книга для чтения в метро"

Автор книги: Тарас Журба

6. Ось времени

 
Осевое время номер два[9]9
  Осевое время – понятие философии истории Карла Ясперса. Термин обозначает состояние общественного сознания, когда в нём происходят фундаментальные перемены, которые определяют на столетия и тысячелетия последующий вектор развития цивилизации. Начальное осевое время К. Ясперс помещает в эпоху Сократа, Будды, Конфуция, Христа. Ожидание «второго осевого времени» связывается с ожиданиями финала человеческой истории.


[Закрыть]
Скатилось, выпало.
Раскружилась голова.
Эпоха священного вина
Расстроила свои ряды и кончилась.
Он умер один за одним,
Единожды ушедший,
Дважды невидимый,
Сущий.
 
 
Отрыгнулся вещий, благословенный перегар,
И онемел дремучий аксакал.
Вой на долго отходила, воскресениями
Становясь игрою.
И ренессанс забыто застывал.
Промышленные перевороты
Как фишки домино.
Заплакав, Заратустра сказал,
Что умер Ницше.
В похмелье прокисало прошлое вино.
Брахман, беснующийся берсерком,
Вышел.
Цирроз уже почти лечат.
Уже почти все лауреаты.
Коромысло, в нагрузку – женщина.
Честным стал ведом
Орестов комплекс.
«Уже» свершилось спорадически неотвратимо
И раскорячилось в ещё живой надежде
На коэволюцию, художественное творчество,
Гармоничное сближение и «можно».
Сосущие из пальца глубины
Корчатся от неуспевания.
Разного роста.
Да, пожалуй, формулы перехода —
В макро-, микро-и мега-миры
Пространства идеального имеются.
И макси-время стервенеется
И замечается всё меньше,
Как одежда.
Карбюраторы лекарбюзировались,
Дно исследовалось.
Из ванны вода вытекала.
Скальпы – главные модули антиквариата.
История стала пресной?..
Наркотики стали честными,
Компании за их бесплатность
Удовлетворялись местными решениями.
Краски замешаны на чистокровном снеге.
Когда собака мне лизала пальцы,
Я, кажется, понял женщину.
Прошлого осталось только
Косыми взглядами.
Ужасающая простота
Пестрящей неповторимости
И высказанности начал,
И даже середин.
Безотчётный смех
И смехотворная бухгалтерия.
Вслед за рептилиями —
Двойными подбородками —
Стали накалывать на булавки
Подбородки квадратные.
И, видимо, скоро вымрут
И подбородки раздвоенные, с ямочками.
Движение в обратное
Увязло в узлах кристаллов чинов
И разнеслось мечтой по свету.
Собачий род вышел в тираж дамочками.
Клубника – с шести утра и до аллергии.
Хайдеггер мёртвый так и не смог
Купить себе барабана,
Разъезжая на фольксшарабане
По комиссионным ярмаркам,
Ценностно-целевым аукционам.
Но стал хлопать в ладоши – как ребёнок засветился,
За вином и хлебной закусью засуетился,
Лишь узнал о том, что
Телевизор сбылся.
Говорят, что он всем говорил:
«Я же говорил!»
Он стеснительно и обстоятельно
Раскладывал пасьянс
Звёздами Давида,
И выходило непонятное «завидую».
Свастики подсказывали,
Что «она действительно квадратная».
Лукавый Моррисон опять узрел поверхность,
И честно не полез в обратную.
Но властитель всё-таки манил Одноглазого,
И поглотил его,
Рождающегося многоразово.
Телевизор показывает кнопку
И ликвидирует понятие «нужда».
Ещё никогда от большого взрыва
Не свершалось такого прорыва.
Те, кто там сидят,
Расписываются кровью, прежде чем нажать.
И каждый готов это совершить —
И совершит по воле пост-рок-н-ролла.
Господа,
Чтобы выращивать кроликов,
Не нужно смотреть строем.
Когда по телевизору с утра
Будут показывать смех, в обед представлять маскарад,
А на ночь – чистое желание,
Тогда, пожалуй, мир заслужит сосуществование
С жизнью.
А так – пустое.
Только бы не рюмка!
Уже не зонтик на упаковке,
Но только бы не рюмка.
Пусть шлагбаум,
А не распределитель.
Пусть надзиратель в юбке, а не жена.
Пусть репетитор, а не учитель.
Но только бы не тожесть!
Зачем делить?
Зачем искать добра и зла в одном?
Зачем хотеть разрывов
И наложения повязок?
Достаточно снимать нагар со свеч.
Достаточно кулич испечь
И в жертву принести муке, маслу, ванилину, яйцам.
Да, о яйцах.
А яйца всё ещё на дороге.
Гляжу за окно: весело.
Чувство долга не должно вызывать тревоги,
Оно просто должно.
Но выбор остаётся.
Добро и зло забыли.
И правильно.
А выбор остаётся.
Как в этой песенке избитой всё поётся?
«Нам веселее всё живётся,
Всё большее и большее нам удаётся;
И удивляется душа открыто,
Когда наш разум пилит тело».
 

7. Cатори[10]10
  Сатори – термин дзен-буддизма, обозначающий мгновенное прозрение истины.


[Закрыть] морских спасателей

 
Горячая вода текла молча,
Холодная – журчала наперебой с ветром.
Пыхтенье пара разливалось в венах.
И боль уходила.
Я встал в ванне, обрюзгший и могучий,
С черепом, набитым содержанием вокзала,
И, брызгая слюной и кундалини,
Увидел дверь, всю в досках.
Она мне показала
Направление.
И действительно,
Находясь в примирении
С пространством и перспективой,
Мои ноги росли.
Восхитительно.
Находясь в излучине октавы смысла,
Они растут, они уменьшаются.
Они удобны и длинны.
Немного волосаты, протяжённы.
Им нужно глину бы месить,
Пинать бы ими прокажённых.
Ходить по сопкам и смотреть на них.
Как новоявленный жених
На грудь невесты смотрит исподтишка,
Он изучает все соски,
Колени, суставы, пальцы,
Углубления, мускулы,
Отложения, сухожилия.
Нет, я не смог бы жить без них,
Без этих ног.
Но как же я прожил всё это время,
Не зная, что у меня есть ноги,
Что они живут?
Их не было.
Да, видимо, нет.
Мне зеркало показывало бред —
Неясный, скомканный, прозрачный бесконечно, —
Туманило мозги.
И я не видел в нём ни зги.
И боль, усталость, мышечная
Радость после ходьбы и бега,
Мне не давали знания о них.
Маршировали на парадах,
Носились в поисках ночлега,
Спотыкались о естественности и отсутствовали.
Они дарили хлопоты сопутствуя,
Переживанья недостатка красоты,
Тромбофлебит, подагру,
Необходимость брюк, раздумья.
Но не было их отродясь.
И вдруг я понял:
Доказательство существованья
Бога – единственное,
 

 
Это – человек.
Я понял: у меня есть ноги.
Теперь уж точно есть навек.
 
 
Я видел горизонт релятивизма
С утёса, вознесённого над синевою моря,
Поглотившего на вечное хранение паруса,
Флагштоки, детали катастрофы,
Чёрный юмор, хаос передышки.
Надежда здесь не утонула,
Надежда здесь посеялась
В том монументе, что вознесли
Скорбящие потомки
Над утонувшими…
Обломки
Не всплывали.
Огнями берег жил,
Тела искали с вертолётов.
И местный житель ночлег предложил
Вспотевшим от страдания,
Что спаслись не все.
На этом утёсе я триста лет таращился,