Текст книги "Кали-юга. Книга для чтения в метро"

Автор книги: Тарас Журба

3. Искушения Блаженного Препуция[4]4
  Препуций (анатом.) – крайняя плоть. Существуют споры по поводу того, в силу каких причин Блаженный Препуций получил это имя. Одна из версий утверждает, что он был прозван таким образом в честь реликвии Священного Препуция – крайней плоти Иисуса Христа. Другое мнение утверждает, что это прозвище закрепилось за ним в качестве имени по причине резко отрицательного отношения к обряду обрезания, в котором старец видел языческое наследие культов Ваала и Астарты. Существует даже версия о принципиальном антисемитизме подвижника, которая, впрочем, не имеет серьёзных оснований.


[Закрыть]

 
Страшный демон за окном,
За чёрным водоразделом
Плоскостей и объёмов.
Он напротив. Он глядит,
Пугая чем-то невесомым.
Он между глупой пошлой обыкновенностью
И той, что всё в себя включает,
Даже пошлость.
Демон улыбается вширь, жуёт вширь,
Морщится.
Демон облепил меня между телом,
Демон из глаз моих топорщится,
Лицом своим белее мела,
Он греет докрасна
Всё, что мне хочется.
Он не знает румянца,
Пятен чумных, он просто кажется.
Его глаза
Мудрее многих из многих,
Он тихий помощник арнита.
 

 
Он делает человека не структурой
И не системой координат,
А акцидентом жизни,
Любимцем смерти.
Складывая фиговый листок
Физического тела,
Мой демон обретает связь.
Я, где бы ни был,
Натыкаюсь на него.
Они твердят, что он всего лишь часть меня.
Неправда, всё совсем не так.
Другой он. Вестник непогод.
Дробится в три из тёмного окна,
По очереди входит.
Я сторонюсь, из мира ухожу.
Он прилипает к языку,
К скелету мыслей.
Ой, мама, я сейчас рожу!
Дразнит меня глазами,
Извивающимися закатно-восходной
Непостоянственностью.
Он путает меня с женою —
Нет, с мужем.
О Господи,
Неужто это ты, огонь?
Творец предвечный,
Вышедший из Тьмы!
Нет! Сгинь, искус!
Изыди, подлый, жалкий трус…
О Отче наш, в затылок вечно зрящий,
О Рефлектор,
О Владелец Инструмента…
Я твой послушный аппендикс,
Я Препуций, магистр волшебства,
А ныне – просто мученик-отшельник, игумен,
И зол, и низок, и неразумен.
Он скалится, смеётся вширь.
Прости мой грех,
Но сделай что-нибудь.
Я не могу ходить,
Я не могу молиться,
Крестить детей,
В макушке бриться.
Я восстаю! Я требую: чего – не знаю сам.
Плясать хочу,
А не могу.
Грешить хочу, а не могу.
Я булькаю под кожей,
Я горю в мозгах.
Он продолжает скалить рожи,
Он уже привёл друзей,
Таких же мерзких,
Неопределённых.
Глаза его, глаза!
Пусть быть мне жертвою неверных мусульман,
Но я не в силах быть.
Его объятья мертвенны,
Могильно холодны,
Но он горит, он зажигает,
Он видит срам.
Келья опостылела. Чётки ограничены.
Стены нереальны
И зловредны поразительно.
Я жить хочу, я удавиться требую.
Я стал дразнилою, вредителем себе
И прочим братьям-демонам
Из рода подневольного, подчеловечьего.
Часами мог бы в зеркало смотреть
И медленно тревожно мучить время,
Переживать и умирать.
Мы стали рожи корчить дерзко, незаметно,
Подкрадываясь в раскоряку к чужому танцу,
И называть всё это грязью,
И улыбаться, подчиняясь.
Я болен, я больнее всех.
Я беден, дух мой сломлен,
Но я не плачу, посмотрите.
Я вновь и вновь усердно пережёвываю,
Переживаю своей судьбы отверженность.
Смотрите на меня, хорошие,
Я мучить буду вас.
Смотрите, жалейте.
Я невзначай издам гримасу.
Вы должны подсмотреть из-за угла,
И, наклоняясь, пожать мне руку,
Дать микстуры горькой дозу.
Я вновь осознаю, что я не прав,
Что я греховен, одержим.
Я взял бы штангу, сделал б жим,
Но пью растворимый кофе
И жалею свою личность.
Я на полу ничком лежу
И вою.
Мама, я сейчас рожу.
Ко мне вновь демоны пришли —
Их двое, трое,
Четверо, толпа.
Кричат по ночам, по крышам гуляют,
Ритмические срывы
Постоянно неизбежно вызывают,
И жизни течение
Загибают в обратно-косвенном направлении.
 
 
Начальник скалится,
Матушка игуменья скалится,
Штрихуя глянцем глицерина
Отсутствье совести мучений.
Детей бояться надо.
 
 
О духи неживой природы,
Хоть вас немногим считано,
Хоть вас чуть-чуть подальше
И, следовательно, подобрее.
Блаженный Аквинат,
И ты был в той же упряжи?
И ты, Распятый, кем ты был влеком?
Иначе зачем бы ты стремился так далеко?..
 
 
Астения поощряет деление
Реальных «я» на «ты» и «мы».
Но я не сдамся.
Кто с ним не знаком,
Тот вовсе и не человек,
А так себе, названьице одно.
Крадётся к яру повелевания и разумения
Одушевлённое «оно».
Сгинь, Асмодей,
Найди себе Лилит,
Делай всё что хочешь,
Но только лишь прошу:
Не вынуждай решать задачки
Одноместных отношений.
О лары, вы забыли,
Что были ангелами когда-то…
Что были мыслями Адама,
Творящими свою весомость.
Как удалось вам так вляпаться в окаменение,
Так съёжиться в разнообразии тупого повторения?
Я помню,
Крестная моя однажды ведовала.
Пророчить порывалась
Родственникам, предсказывать судьбу.
Она садилась перед зеркала овалом,
Второе ставила прямо перед ним.
Брала две свечки в руки,
Читала Отцу и Деве.
И до сих пор глядит туда,
Считает в коридоре рамок
Всё уменьшающиеся глюки.
Когда ей станет очень плохо, она умрёт,
Избавившись от этой скуки —
Глядеть в пространство между Ахиллом и черепахой.
О Господи,
Каков твой адрес?
Небо?
Но в джунглях каменных трущоб
Его ль возможно отыскать?
О, как мне весточку послать
Тебе?
Молиться!
До слёз, до исступленья. Пусть вытечет излишняя
Эмоциональность.
Терпел?
Но я терплю сильнее.
Крестел?
Но я-то стекленею стекленее.
Он снова из окна грозит моим лицом.
Кто самый лучший?
Кто самый красивый
С такими ветхими и свежими, видавшими морщинами?
Пусть придут врачи,
Пусть объяснят товарищам,
Соседям и тебе, кому необходима подтверждённость.
Я начну сейчас строчить
Обнаженьем своей шапки – в ожидании к победе.
Но где я?
Молчи, служанка,
Я отмолю наш грех.
Настой из травушки левзеи
И тот не позволяет учинить совокупленье.
А вдруг опять не получится?
А вдруг опять не зардеется?
Я укушу тебя, служанка, проклятая блудница,
Бесстыдница!
 
 
Нельзя мне голым быть.
Нельзя касаться ничего искомого.
А может быть, пойти и утопиться?
Нет, надо бы Всевышнему молиться
И перед каждою попыткою креститься в пах.
Ударь меня, купленная,
В хищных-сапогах,
С рейтузами.
Мне привычна плеть
Материнской строгой ласки.
Её таким же способом ласкал отец,
Рассказывая сказки.
Страх.
Страх прячется везде:
В иконной бороде,
В оконной икоте,
В бесстрастно лязгающей минуте,
В его раздвоенной явленности.
О Стыд, сын Страха,
Зачем заплавил мне ты помочь?
О Голод, верный друг,
Заменишь ли ты мне раскованность?
Утолить.
Нужно всё утолить,
Нужно утешиться.
Нужно, замыкая круг,
Прорваться во внешность.
Спаси Бог, Великий Боже,
Что дал мне повод
Согрешить и каяться.
Твоею милостью я разрешил
Себе оскалы и вымогательства
Подачек, уход в пустыню
Для наслажденья тем, кто мне несёт карьеру.
Демонами мы прилеплены.
Демонами мы разбегаемся.
Демонами мы мстим друг другу
За то, что гений больше, чем природа.
Мудрость – это эксплуатация глупости.
Глупость – это неиспользование дозволенного страхом.
Мой страх, ниспосланный мне свыше,
Доставленный Неповторимым Ординарцем,
Разрешает всё.
Я поклоняюсь дьяволу,
Как и пристало старцу,
Искупившему страданиями веру.
Я верю и боюсь.
Зверею и борюсь
За веру смиренно.
У каждого есть свой любимый,
Воистину и зеркалом неповторимый
Демон.
Да, я такой же, как вы все,
Но с той лишь разницей,
Что вы такие же.
 
 
Опорою в едином
Удобно воевать эволюцией противоположностей,
Противоречий.
 
 
Я верю исто, Господи,
Что простишь безвинного Препуция
В его сожжениях Юноны
На кострах посредничества,
В его служении небрежности выбора из одного одно.
Я верю. Я дарю тебе свой страх.
Ты мне простишь всё,
Ты наградишь
Меня за страх.
Из чувства страха я тобою жив.
Я верю. Я – двух жил.
Я буду, есть и раньше жил неразделённо.
Но почему они так долго не возвращаются?
Может быть, они попали под трамваи?
Я переживаю.
Может быть, их изнасиловали бабаи?
Я дрожу от благородства
Ответственности риши, бодхисаттвы,
За вашу случайность.
Может быть, их и вправду уже нет?.
Может быть, объективность случая
И в правду уважила мои терзания?
 
 
Уж лучше вы умрите.
Лишь я, терзаемый,
Действительно испил амриты,
Когда распространил своё влечение до ног случая.
Умрите,
Иначе нечем будет жить —
Придётся расставаться с чувством.
 
 
Но изменение, чередование, разделение
Не суть единство.
Я верю. Несмотря ни на что.
Я верю, что вы умерли.
Я знаю, что вы живы.
Тертуллиана я зубрил дотошно.
Остановись, мгновенье!
Лишь ты одно не лживо.
Пусть остановится в беде.
Хотелось бы не быть поношенным:
Лишь неподвижность характерна.
 
 
Когда Бог сотворил человека,
Он позволил узнать ему разделение,
Ведь разделением неба и земли свершилось.
Я, просветлённый старец,
Иеромонах,
Я ликвидирую все недоразумения
И вам скажу;
Что Бог послал сюда
Делящего и Делающего единство,
Чтобы оградиться от земли
И включить нас с нею в небо.
До каждого дойдёт упавший демон.
До каждого Князь сего мира доберётся.
Любовь.
Все песни – лишь о Боге,
И Слово трубно отзовётся демонологией.
Мессия – страдалец плоти, —
Главным демоном толкаем,
Его властью будет в моде
И нас спасёт непререкаемо.
Руки отпусти – пусть свершается земное,
Пусть распространяется,
Пусть увеличивается.
Пей священное вино.
Практикуй силлогизмы лопатой.
Широкостопой оградой
Утверждайся в войне за вечное,
Отойди от мыслей, которые не о работе
И не о ратной заботе.
На завоёванном месте,
Оплёванные друг другом,
Мы обратимся к свету
И предадимся, как стрела луку,
Его потоку.
Обожжённым изнутри
Свет – услада,
Мысли суетны, лезут в сырость.
Пей вино. Гляди на солнце.
Открывай глаза.
Руки ушли.
Пришла его милость.
Наступила кротость над ближним.
Страшно дать сдачи пощёчнику.
Он царит, а значит, исполняет умысел.
Боюсь – значит, оправдываю
Свои над другими издевательства,
Значит, соответствую замыслу.
Верю – значит, нахожусь в том векторе,
Что святою слепотой отделяет от стремящегося
Единожды существовавшее,
В неподвижности исчезающее,
Приближающееся.
Ой, спасибо тебе, кажущийся демон.
Ой, любо-дорого тебе внемлить,
Ой, наслаждение, ты – из окна.
Ой, испытательный срок.
 
 
Я пристально гляжу в окно.
Мне всё равно.
Препуция нет.
Я вижу: отражение на темени
Дробится усталостью меня.
Слова о взрослении
Почти всегда кажутся неуместными.
Как мог я провалиться, исчезнуть,
Поддаться чарующей темени
И выглянуть в окно?
Я вижу женский лик.
А страх ещё сильнее стал:
Настолько огромен,
Что не воспринимаем.
 

4. Сунь Укун[5]5
  Сунь Укун, или Царь обезьян – персонаж китайского романа «Путешествие на Запад» буддийского автора XVI века У Чэньэня. Образ Сунь Укуна символизирует искушения, посещающие монахов во время духовной практики. Царь обезьян со своими многочисленными приключениями – это ум, который отвлекается от объекта медитации, и предаётся мечтательным грёзам, фантазиям, вытесняя трезвое начало сознания.


[Закрыть] на Диком Западе

 
Вчера я был «в Америке»,
На райской на планете.
Подробно, с чувством, с толком поведаю.
Я одержим победою
Над собственным капризным эхом.
Но только там.
Но только не до самого конца —
Нарочно, чтобы было,
К чему стремиться.
Я обнаружил жемчуг в гроте,
Я стал миллионером.
За истую привязанность
К прошедшим людям
Я был дарован сам себе
Как завещанье вещих дел.
Я был разочарован сразу же —
И сразу же подрос духовно.
Я ел спаржу, смотрел по телевизору себя.
По радио брезгливо морщился мой голос —
Туда он проскользнул случайно,
Попав вершиной в хит-парад.
Отчаяний шериф был щедр до наград
За мои радения
На благо устроения
Двух деревень защитою
От подлых мексиканов,
Что с кичи сдёрнули
Народ пугать-насиловать.
Я ранен был, и крепко.
Я деньги церкви передал.
Профессором меня прозвали
За то, что лекции читал
В университетах
И торговцам драгз о пользе совести.
Я охранял свою сиюминутную жену,
То есть подругу, – эмерджентность.
Она ранима неизлечимо.
Я раним, но излечим.
Излечим же сейчас своих коллег,
Друзей, прабабок —
Безвременных калек —
От хворей
Душистой мудрой тёплой хвоей.
Но я, однако, отвлёкся —
Вернусь, продолжа.
Я слишком сбился с ритма,
Играя один ритм.
И лишь вдруг изредка
Сбиваю, скручиваю сваи
Моих фундаментальных построений.
Я слишком часто говорю «я»,
Я слишком часто богом не являюсь.
Но не раскаюсь.
Нет.
И не растаю.
И не зажарюсь.
Я не привык кланяться —
Не хвастаюсь, а признаюсь.
Коли невмоготу,
То лучше приседаю.
Но кланяться нельзя,
 

 
Нельзя и руки целовать не женщинам.
Я не сдаюсь, а ухожу в леса,
Иль в горы,
Иль в города пустые, мёртвые.
 
 
Щетина. Иссякла зубная щётка.
Отрос живот.
Я с молодых прыщей противен сам себе.
Но кто я? Просто глупый чёрт:
Электрик – в месяц 160.
Машины нет, а дача – на Луне.
Не помню уж, женат иль нет.
 
 
Продолжу об «Америке» для слабых.
Там места нет для них:
Лишь в гости
Приезжали ко мне други.
Я им обувь покупал одинаковую всем.
Я им горы показал,
На тачанке покатал,
За попытку наказал.
Я собак себе завёл и всерьёз читал.
Вегетарианцем стал.
Дом купил – аскезы цитадель.
Отошёл от мира,
Всех прогнал культурно.
Подарил народам знанье —
Знание о том, что нет больнее
И порочней зависти,
Когда все они завидуют
Одному лишь индивидую.
Жена меня переводила
И делала массаж.
На звонки не отвечаю,
Я судьбой пренебрегаю.
Всё возьмите, ушлые,
Растратчики 14 миллионов долларов
За четверть часа.
Вам нужен был водопровод,
А мне – полёт.
Я снова уходил в грот
За жемчугом, я вновь и вновь
Наказывал Вритру[6]6
  Вритра – в индуистской мифологии хтонический демон, владыка изначальных вод, божество хаоса.


[Закрыть] – мурену,
Я клад себе искал.
И выкинул из правды проклятие кольца.
Я одиночество сменял на своё эго.
Я подчинил себе твоё пространство,
Быть временем я перестал,
И альфой, и омегой.
Я обогнал Его.
Но подкова моего счастливого взгляда —
Любимая, порабощённая заботою супруга, —
Заскучала и позвала.
И поделом.
И вот я здесь.
Я весь здесь,
Я весь взвесь.
Взнос. Взрыв.
 

5. Скан-тест эфира

 
О, Крис Риа, божественна музыка,
Божественен аромат цветка.
Жена, почувствовав позывы,
Разродилась.
Накренилась шлюпка,
Черти засмеялись.
Вот ход в забытую реальность —
Смех чертей.
И красного трико не надо.
 
 
Их видно, слышно.
Обоняние улавливает их обаяние.
Глаза блестят, рога растут,
Копытца зреют.
Там и тут их встретишь.
Толпой плетутся за трамваем,
Толпой пасутся в косяках макрели,
Толпою звёзды отражают.
От них и бабы ведь рожают.
 
 
Кукушка, покукуй-ка!
Сколько там осталось?
Когда нет смеха избежать
Апокалиптических уловок,
То лучше всё же дело делать.
Кукуй!
Чу! Слышь?
Считалка кукует.
Считалка воркует.
Считалка волхвует.
Считалка халву ест,
Хоть тысячу раз и повторяла,
Что слаще вроде и не стало.
 
 
У книг постыдно тонкие страницы.
Абрек верхом на «Вольво» проскакал,
Потомок диких савроматов.
Пешком не ходят поезда,
Коль в ресторан – так с автоматом.
Уолл-стрит звенит потоком неги.
Труп Маяковского смердит,
Коли понюхать.
Фашисты изгнаны навеки,
Но вечность «брэк» кричит и им,
И нам, и нашим братьям.
Чужие шорохи, проклятья,
Стоны, старты с заветных
Заводей покоя
И приземления в объятья
Технотронического гноя.
А антрополог Ли,
Приехавший из Бюракана[7]7
  Бюракан – село в Армении, где расположена одна из крупнейших в мире астрофизических лабораторий. В Бюракане в 1971 году состоялась междисциплинарная советско-американская конференция «Связь с внеземными цивилизациями», на которой присутствовали такие учёные, как астрофизик Иосиф Шкловский и антрополог Ричард Ли. Одним из научных результатов, достигнутых на конференции, был вывод о том, что развитие человечества имеет своим неизбежным следствием появление нового существа на кибернетической основе. По отношению к этому существу человек будет существовать в снятом виде, так же как динозавры сняты с эволюционной лестницы млекопитающими.


[Закрыть],
Так и не смог нам предсказать
Про «смерть газонокосильщика»[8]8
  «Газонокосильщик» (рабочее название «Кибернетический бог») – культовый фантастический фильм 1992 года режиссёра Бретта Леонарда в стиле «киберпанк». Фильм посвящён научным экспериментам в сфере медикаментозного развития возможностей мозга и его связи с виртуальной реальностью. В ходе развития сюжета умственно отсталый парень, работающий газонокосильщиком, увеличивает свои способности до серхчеловеческих, объединяется посредством интернета с электронно-цифровой средой всей планеты Земля и становится её единоличным тотальным властителем.


[Закрыть].
В котле нас варят не титаны,
Но и не могильщики.
Но и не было здесь того, что там не будет.
Тугой, упругий, мрачный выхухоль
Зажал в объятьях солнце.
Их разум спит, наш – не поёт.
А жаль, ещё не поздно.
Грех позади, грош разменяли ещё предки.
И только юная на ветке
Сидит кукушка, ласково считает.
Пусть небо снова охолонёт,
Раздвинутся жалюзи;
И, приобретая уверенность,
Вольётся в дом Эфира колкость.
Пусть полосы, плоскости, направления
Проявятся.
Пусть будет то, что я хочу.
Я буду Буддой будоражить истошность тщеты
Потакания желаниям.
Пусть ноготь мой
Царапает стекло,
Пусть зубы выпадают
И прорастают
В выгребных ямах.
Пусть волосы взорвутся
В тишине каталептического безмолвия
И начнут свой танец дующего в себя ветра.
 
 
Шляпа моя из фетра,
Кожа моя из кожи,
Ноги мои не из глины.
Пусть пространство поможет
Победившим могилы
Обрести невесомость.
Растекайся, тоска,
Разбивайся, доска,
Раскладывайтесь на атомы, гробы,
А атомы пусть строятся
По поколениям.
Я буду щекотать крестом
Под юбкой у монахинь;
Ты будешь вышивать крестом
Координаты мрачных пятен.
Я буду тормозить крестом
Пересеченья шумных улиц;
Ты будешь паучицею, ткачихою,
Орденоносной крестоносильщицей.
Пусть будет то, что хочешь ты.
Пусть буду я.
Пусть я не буду
Отрицать необходимости расплаты
С тягостными минутами
Ожидания теперь.
Пусть духи льнут ко мне, танцуя,
Пусть хором напевают,
Но только не романсы,
Ундины, химеры, заклёпки.
 
 
Под париком – одеколон.
А у меня нет денег,
Но я не нищий:
Я сам всевышний эталон
Ничтожества.
Мною меряют меня.
За что?
За то, что я создал весь этот мир
Лишь тем, что выдохнул – вдохнул?
За что меня тревожит атмосфера?
За что мне эти муки
Предсказания погоды
На собственных костях, суставах,
Крупицах, капельках?
Пока растили лепестки,
Другие весело гадали.
Седина осталась от меня —
Знак чего, не знаю сам.
 
 
Жирна ты, почва!
Хочу, чтоб звали тебя молча по именам:
Дистанция, Квалификация, Любовь, Инсинуация,
Продуманность, Непознанность, Фелиция,
Интерференция пусть даже —
Но только не Незыблемость.
 
 
Предки глазеют.
А что им ещё делать?
Своё уже зачали —
Теперь бы лишь причалить
Свою шлюпку, фотографически двухцветную
Оболочку астральную,
В какой-нибудь гавани у пирса уважения.
Что ж, чальтесь у меня в душе —
Всё польза: по крайней мере, буду лучше.
Мальчишки мечтают о страницах,
Девчонки грезят переплётами,
А позитивисты видят лишь тебя,
Моя обложка.
 
 
Довольно пыли, влаги, важности!
Хочу летать, нырять,
Шуметь, звонить одновременно.
Хочу купаться, бражничать.
 
 
Труха – из петуха,
Из коровы – оспа.
Из осы – жемчужина,
Из трусов – пружина.
 
 
Я вью тебя верёвочкою,
Узкая моя, стройная моя.
Поэма.
Я плету тебя косичкою,
Разноцветная моя,
Природа.
Я из ленточки
От дяди Мёбиуса
Вытворяю кружева.
Я с женою изменяю
Канцлера Бестужева.
Я Вас беру за руку,
Ваше Высочество Амбивалентность.
Я, Твоё Величество Полнота,
Тобой излечен-искалечен,
Порождён-погребён,
Разведён-обвенчан.
Я вас часто путаю,
Чтобы больше было.
 
 
Вечер. Трель молота,
В овчину молодости керогаз завернут.
Целостность. Игра. Муха.
Шлюха. Шалость. Гаубица. Горлица.
Топонимика.
Изнасилование. Родовспомогательство.
Чересчур.
Вам не чересчур?
Мне не чересчур.
А мне чересчур…
Попробуй волю дать спонтанным
Ветрам смыслопорожденья,
И вслушаться в рождение словес.
У мысла-то не было…
Она уже заподозрила.
Я уже расхотел. Расхохотался.
Не взъерепенивайся,
Друг, не взъерепенивайся.
 
 
Милиционеры – менты,
Полицейские – понты,
Робо – копы.
Давайте сведём с вами счёты,
Давайте разведём мосты.
 
 
Устрица не пигалица.
Струны. Диагноз – свищ.
Торпедой по носу.
Цель – в отверстии сквозящей чёрной дыры.
Туда-то я и проникну.
Неизбежность путешествия обязывает к обретению роли.
Победа над болезнью путём атакующих объятий.
Пусть разум
Поможет, и да помолчит.
План мероприятий разом
Инстинкт сочинит.
Пора, брат, беллум.
Пора по бабам.
Кто остался на бобах —
По бобам людей не судят.
 
 
Шаги по зеркалу безумья.
Ловушка. Всплески полнолунья.
Свобода. Ночь.
В кармане – свечка.
На шее – галстук, как уздечка.
Звезда горит и шепчет тихо:
«Таблетки счастья – это выход».
 
 
Мой друг – наперсник скоротечный
В попытках поисков исхода
Созданьем двигателя вечного.
Окрепни. Успокойся.
Почувствуй радость.
Тише, тише.
Тоньше, медленнее, увереннее.
У тебя есть только
Дыханье в пустоту.
Горькая настойка.
Штиблеты на мосту.
 
 
Волчья детская психология.
Не бойтесь ошибок при переходе в иные измерения.
Заботы об экологии,
О перевыборах всех переизбиравшихся радения.
Не перепутай вечность и мечту.
Не бойся побывать разок-другой в мечте.
И направляй её вперёд и ввысь.
И смело под гору настойчиво катись.
Тех, кто юнее, трудно осудить,
Лишь посоветовать: мечтой не коллапсируй.
 
 
Откуда здесь взялись слова,
Под слоем мрака и печали?
Слова, которыми
Необъяснимого объять нельзя,
Нельзя и объяснить необъятное.
На удивленье неприятно мне осознавать,
Что Слово так могло упасть,
Так раздробиться зеркалами троллей
И незадачливо,
Не заходя к соседу в гости,
Ухой свариться,
Выплеснуться.
Кости, застрявшие поперёк глоток, многочисленны.
Велика натуга —
Каждый миг в сомненьях,
С фанатизмом, потея,
Молитвами ероша однозначность,
Внимая отзвуку былому, создавать
Живую свою личность,
Тождественную и различимую с той,
Что все другие создают сейчас и впредь
И Богом кличут, клацая зубами.
Запоминание?
Не лучше ль забывание?
Очищение. Подготовка.
Из слов пора отлить нам
Слово.
Кую, стараюсь.
Ловок, ловок.
Молот вспарывает пашню,
Серп многозубый, однополый,
Упрямый головы сечёт.
Природе разве было страшно?
А Бога под крестом трясёт.
Из мёртвых коробок, футляров, бутылок
Куётся гневом скачущей свободы
Плоть мышления.
О Гаури,
Тебя мне грезить стыдно, неловко:
Слишком трудно прильнуть к родившей и кормиться.
Я сам уже, кажись, родитель.
Пустует зыбкая обитель блага.
И только полон балаган
Толпою мрачных балагуров.
Неузнаваемы фигуры
Носителей пера и топора.
Тычет спокойно Кали-юга,
Концу пришла, видать, пора.
Подснежники-розы,
Подснежники-лотосы.
Мороз, но не по коже.
Мужское время. Мужское семя.
Единство тризны, свадьбы,
Пьянки на день ангела.
 
 
Принимают актёром,
Играющим роль,
Провожают танцором.
Провожают дифирамбами,
Хотя никому и не хочется.
Под дождями шкура мочится
Неубитого медведя.
Под слезами печень плавится.
Письменные столы прорастают головами духов.
Они глазеют, застывая.
Перо кончается.
Любовник в гамаке качается;
Отец стреляет, не смущается;
Шпион здесь не при чём – прощается.
На печке возлежит забытое, открытое опять,
Уваженное и вновь забытое.
Посуда в лавке, перебитая
Слоном в фуражке генеральской,
С перевязью дружки, тамады, не оплачена.
Не нужно слишком многого искать.
Тот принцип иль иной – не вечны.
Когда пришла пора кончать —
Так спешься, а начинать —
Так дай ноге опору стремени.
Все женщины икают не ко времени.
Тут лопни хоть,
О хаос расколись-разбейся, о космос сплющься, утони,
Но прочь лишь мудрость не гони.
Мир движет цели зло.
Добро же ищет мира.
А Бог – тот вовсе уж наоборот:
Он не явление – событие;
За кофиём гутарят учителя.
Со-бытие. Во! Вишь!
Не то что б просто бытие,
А «со-».
Он трансцендентен, он течёт
Вне той системы,
Где мы себе ведём подсчёт
Движениям, уловкам, трюкам
С различными непознанными штуками.
 
 
Тряпкой по лицу – не гоже.
Не гоже тряпкой по лицу.
Яйца – на дороге.
Мухи облепили Сартра:
У него опять позывы.
Как шашкой,
Ланцетом машет
Киркегард:
У него опять симптомы.
И все уже мертвы,
И разговаривают о чудесах.
Один Шанкара равен одному Гегелю
В пересчёте на наши деньги.
Чем глубже, тем живей.
Чем раньше, тем солидней.
Чем позже, тем нервозней,
Заносчивей, радиоактивней,
Гениальней, коллективней,
Разумней, усложнённей, многозначней,
Прогрессивней, энтропийней,
Одиссейней, а не гераклей,
Делимей, а не амёбней,
Импозантней, специализированней,
Не то ритмичней, не то мелодичней,
Не то страшней, не то приятней,
Не то абсурдней, не то привычней,
Не то лиственней, не то кровавей,
Не то корневищней, не то законней,
Не то, ей-богу,
Не то Ей в руки.
Ну и ладушки,
Ну и опаньки.
Есть и яппи здесь, есть и гопники.
Раскладушки есть,
Есть сомнения в результате конечном истории,
Есть паштеты, трюфели в «Астории».
«Астра» есть без фильтра;
Ружья бесфитильные, дармовые.
Головные уборы.
Кали. Сати. Кали. Сати. Кали. Сати…
Я не исписался, не думаю. Главное, не сбиться.
Кали. Сати. Кали. Сати. Кали…
Я не исписался. Кали. Сати. Кали. Сати.
Я философ. Кали. Сати. Кали. Сати.
Задорный, бойкий, самокритичный,
С чувством юмора и с волею к победе.
Гомеопатия.
Панк-рок. Нашествие мучителей-праматхов.
Господь терпел и нам велел – нам, инопланетянам.
Я не исписался.
Дурга. Парвати. Дурга. Парвати. Дурга. Парвати.
Дурга. Парвати. Дурга. Парвати. Дурга. Парвати.
Дурга. Парвати. Дурга. Парвати. Я не исписался.
Я цепко медитируюсь.
Дурга. Парвати.
Дурга. Парвати. А! Дэви! Чанди. Дэви. Чанди.
Аннапурна. Бхайрави. Ума. Махешвари. Родаси 1.
 
 
Не смейтесь, не мычите.
Внимайте гласу мудрому кукушки.
Сати. Кали. Сати. Кали.
Сотрясения воздуха ступают по пятам сотрясения эфира.
Да, жизнь полна вибраций.
Сати. Кали. Кали-юга.
Слиплись ноги.
Ветер, вьюга.
Разведением рамок мыслимого и отображаемого,
Отделением чувствующего от чувственного
Мы дошли до истины почти.
 
 
Распались ноги вяло.
Пора ответственность брать на себя,
А не вываливать в перьях небожителя.
Сипаи воевали. Буддисты ухищрялись.
Перечисляются имена Шакти – божественной супруги Шивы в индуизме.
Деррида козу всем делал,
И так с улыбкой хитрой
Влез он в объятья
Ног и рукавов.
И был ли к месту он пришит?
Найти б теперь знамение.
Не путай славу и любовь.
Смотри, не спутайся в объятиях славы и мечты.
Вкушая пот,
Омойся им и уходи туда,
Где нет нужды
Творить преграды для собственных желаний,
Чтоб дать им волю развиваться.
Пришла мечта,
Субъект и рад теперь стараться
Разветвляться
На ложе традиционной любовницы.
Но спелость плода яростной смоковницы
Заменит вряд ли навсегда,
Надолго сколько-нибудь
Картошки истинную суть.
Обжорой, друг ты мой, не будь,
Любовь с едой не путай.
Разнообразь свой рацион,
С бедными делись.
Хоть скупо, но делись.
Делись, а не редуплицируйся.
Объединяйся.
Перед судом фашизма. Перед лицом суда.
За спиной святости. Глядя через призму,
Возможно подойти к забвению.
 
 
Материя – на складе.
Великий Сторож, отгоняя сон,
Бьёт по щекам просителей,
Призрачных налётчиков.
Куда? Зачем? Нет. Лучше спать.
И музыка сильнее и сильней.
Налётчики растащат – не беда.
Музыка сильней.
Даже если и появятся,
От них, проклятых, можно ждать всего.
Труда едва ль составит
С толпой их справиться —
Со всеми, падлами, до одного.
 
 
Джим Моррисон стоит в дверях.
Ну что же, Джим, ты жмёшься?
Без кислоты не обойдёшься?
А щёлочь ты не пробовал —
По крайней мере, от изжоги?
 
 
Заводь дремлет молча,
А внутри рогатые, мохнатые, хвостатые
Водятся и возятся.
Знай, гляди – разлезутся.
Уже вылезли.
Добела – до камушка
Землю вылизать.
Ой, рожу сейчас, мама, мамочка…
Что смешного?
Превращение.
Заложники чуда.
Вечно ожидающие награды
За терпеливое ожидание,
Размытые границами шарады
По избеганию наказания
За невиновность,
Дождётесь.
Дождётесь. Даже вы.
Готовность «номер восемь на боку»!
Сизиф дождётся.
Ку-ку, ку-ку, ку-ку.
Выньте беруши, выньте беруши!
Вам надо услышать,
Коль сказано слушать…
Герольд кричит, герольд мычит,
Герольд разоряется.
Герольдушко,
Перейди полюшко,
И вон в той балочке за лесочком
Поешь-ка поганочек под кусточком.
Завяжи себе хайло платочком.
 
 
Три тире, три точки, три тире.
Ку-ку, ку-ку, ку-кук-ку.
 
 
Бояться нечего, желать.
Всё есть и так.
Спокойно открывай глаза.
Главное – открыть третий.
Смотри, доверяй, исследуй, вспоминай.
 
 
Под одеялом грелся уголёк.
Шептал мохнатость слов на ухо Нежный,
И Гордая, открыв свой кошелёк,
Оплачивала щедро
И небрежно.
 
 
Прими утрату чистоты смиренно,
Безмятежно.
Не верь, что плохо,
Что тебя изнасилуют.
Всех насилуют.
Все терпят,
Насаженные на вертел.
В вертепе – волшебство.
Где левая рука – там всюду волшебство.
Хотелось бы побольше волшебства.
Провода, проводы…
Движенье, обретая упорядоченность,
Утрачивает озадаченность.
Провода, троллеи.
Тяжело болеет Фрэнк.
Запил, что ли?
Отморозил к жизни волю?
Бедняга. Но и не такие дождутся.
До неё все доберутся.
Как хочется
Небо разрезать клиньями,
Улететь в ракете в гости к динозаврам,
Из винчестера стрелять в суку-Минотавра!