Текст книги "Шоколад с перцем, или От любви бывают дети"
Автор книги: Тара Сивек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
– И ЧТОБ НИКАКИХ ПРОВОЛОЧНЫХ ВЕШАЛОК![96]96
«Классическая» фраза из фильма «Дорогая мамочка» (1981), в основу которого легла скандально известная биографическая книга приемной дочери голливудской актрисы Джоан Кроуфорд – Кристины. В одной из сцен Джоан, обнаружив в гардеробе одежду на проволочных вешалках, срывается и кричит на дочь (и даже, кажется, бьет ее этой вешалкой), наглядно подтверждая главную сентенцию книги: любимая столь многими поколениями звезда оказалась заурядным домашним тираном. Фильм получил рекордное число (пять) премий «Золотой малины» (худший фильм, худший сценарий, худшая главная женская роль и т. д.). Как заметил один кинокритик, «Дорогая мамочка», безусловно, плоха настолько, что заслужила славу великого фильма.
[Закрыть] – проорала ей Лиз.
– Ты странная, – заявила Мелисса, поднявшись, и бегом пустилась из кухни вон.
– Отличная работа, Дорогая Мамочка, – бросила я Лиз.
– Лиз, когда у тебя собственные дети будут, ты как собираешься их к дисциплине приучать? – спросил Картер.
Я глянула на него со значением. Нам полагалось оставаться вне подозрений. А задавать вопросы в лоб, вроде прозвучавшего, явно означало выкинуть красный флаг.
– И-и, я в дисциплине несильна, – пожала плечами Лиз. – Если это забавно и никто не истекает кровью, повода для тревоги нет. Такая у меня философия.
Тут вошел Гэвин и приник головой к моему плечу.
– Мелисса мне сказала, что никому не разрешается быть рядом с ее нельзя-нельзя зоной. Что это значит? Мне она не нравится. Очень громкая. Я ей сказал, что моя мамочка не побоится шлепнуть ребенка, – признался он, вздыхая.
Мы услышали, как в соседней комнате завопила Мелисса и что-то загрохотало.
– Какого черта она там делает? – спросила Лиз.
– Кошка плохо себя ведет, – сказал в ответ Гэвин.
Кошка Лиз и Джима была хорошо известна как пушистый комочек бедствий, приносящий доверчивым людям разорение, когда те меньше всего ожидают такого. Однажды, когда я возилась с Гэвином на полу, она бог весть откуда взвилась в воздух и приземлилась прямо мне на спину так, что ее зубы и когти мне в кожу впились. Кошку эту я ненавидела, только Мелиссу, по-моему, я ненавидела еще больше. Оставалось надеяться, что кошка ставила девочку на место.
– Кошка вас царапала? – спросила я, высматривая на руках сына следы от когтей.
– Нет, она не хотела оставаться в чемодане, – пояснил Гэвин.
Все взрослые за столом молча переглянулись. В гостиной еще раз громко грохнуло, мы все вскочили и бегом бросились из кухни.
* * *
Убедившись, что Мелисса разом не перебросила себя в зону серийного убийцы, дав кошке задохнуться, мы отправились домой.
– На самом деле, это было не лучшая демонстрация их родительских умений, – попробовала объяснить я Картеру, когда мы отъехали от дома, где гостили.
– Слышь, Гэвин, – произнес Картер, глядя в зеркало водителя. – Какому новому слову научила тебя сегодня тетя Лиз?
– Дамская косточка, – произнес Гэвин, глядя в окно машины.
Картер глянул на меня со значением.
– Тетя Лиз сказала, что у тебя есть дамская косточка для папочки. Ты ему подарок купила? Я себе тоже хочу, – заканючил Гэвин.
У моего дома мы остановились: нам с Гэвином надо было забрать с собой кое-что, а потом поехали обратно к Картеру и уложили Гэвина на дневной сон. Картер в конце концов сдался и перестал уговаривать меня вычеркнуть из списка имена Лиз и Джима, стоило мне одно слово произнести.
Дрю.
Если уж я готова дать шанс этому дитяти-гиганту, то Картеру следует быть беспристрастным к моим друзьям. Во всяком случае, мы договорились подождать, пока пройдет завтрашнее открытие кондитерской, а потом сказать Гэвину, что мы переезжаем. Если сказать ему прямо сейчас, то он до самого переезда будет изводить нас поминутными расспросами, а не пора ли уже ехать. Мне совсем ни к чему подавлять в себе желание запереть его где-нибудь подальше, пока я занимаюсь кондитерской. Больше положенного одному человеку не снести.
* * *
После того как Гэвин поспал днем, за ним заехал отец Клэр, чтобы забрать к себе на ночь. Он проник прямо через входную дверь без стука и самостоятельно прошелся по всем комнатам. Посмотрев же все, что было на виду, он известил меня, дом «вполне подходящий». Странно, но это было самое приятное из всего сказанного им мне за время нашего знакомства, и я типа почувствовал: момент настал. Склонился к нему, чтоб обнять хорошенько, но он остановил, упершись мне ладонью в лоб.
– Тебе незачем делать это, сынок.
Я отступил и сочувственно глянул на него.
– Вьетнам, что ли? Вам все еще трудно сближаться с людьми? – спросил я.
– Нет. Я все еще не уверен, что ты не гей, а начни ты играть в лапанье задницы, будет по-настоящему неудобно, когда мне придется переломать тебе пальцы надвое.
Уже недалек день, когда я смогу объездить этого мужика, помяните мое слово.
Мы распрощались с Гэвином, а вскоре и Клэр отправилась в кондитерскую кое-что доделать в последнюю минуту перед завтрашним открытием.
Я предложил ей там и встретиться после того, как я приму душ и сделаю кое-какие дела. Клэр вручила мне запасной ключ от магазина, так что пару часов спустя я вошел через главный вход. На улице было уже темно, а я, осторожно пробираясь на кухню в глубине здания, свет нигде не включал.
Я услышал музыку и, обогнув угол и попав на кухню, увидел, как Клэр слизывает со среднего пальца топленый шоколад. Член мой все прибавлял резвости, пока я смотрел, как она крутит палец во рту и поводит телом в такт эротичным ритмам звучавшей песни.
Обогнув край стойки, за которой она работала, и встав за нею, я обхватил Клэр руками, уперев ладони в столешницу. Припав к ней всем телом, поднял одну руку вверх, отвел пряди волос с ее шеи и закинул их за плечо. Клэр продолжала работать, переворачивая шоколадные формы и выкладывая из них готовые изделия на полотенца так, чтобы ничего не сломалось. Ее тело покачивалось под музыку и частенько при этом терлось об меня. Когда же я припал губами к ее шее, движения Клэр сделались сбивчивыми.
– У тебя тут что, шоколадные члены и груди? – спросил я.
– Да, – простонала она: кончик моего языка уже принялся пробовать ее кожу на вкус. – Их на девичниках больше всего брали… ой… уммммм.
Я улыбнулся прямо ей в шею, когда она застонала, и снова поцеловал, на этот раз слегка скользнув по коже зубами. Я увидел, как у нее по телу побежали мурашки, услышал, как стало прерываться дыхание. Я же продолжал слегка втягивать губами кожу на ее шее, пока ей не надоело все внимание отдавать шоколадным формам. Уронив их на стойку, она припечатала свои ладони рядом с моими, опрокинув при этом чашу с растопленным шоколадом. Теплая жидкость выплеснулась ей на руку, сбежала с края стойки и растеклась лужицей на полу.
– Черт! – рассмеялась Клэр, отрывая руки от стойки и пытаясь стряхнуть с них хоть сколько-то шоколада. Она склонила голову, разглядывая лужицу на полу, а я, подавшись вперед, подхватил пряди волос и совсем убрал их с шеи, перекинув через другое плечо, теперь вся шея сзади была полностью открыта. Я ткнул пальцем в массу топленого шоколада на стойке, а потом провел им по ее шее, оставляя на коже цепочку шоколадных пятнышек.
– Ты мне случаем шоколадом волосы не вымазал? – растерянно спросила она.
Моя рука обвилась вокруг ее талии, я просунул ладонь под край футболки, пока не коснулся гладкой теп-лой кожи на животе. Мои губы двинулись вниз по шее Клэр, а одна рука скользнула прямо ей в брюки. Пальцы сами собой сразу проскочили в трусики и прошлись по треугольнику из завитков волос. Губы следовали, слегка посасывая кожу, мной же проторенной шоколадной тропкой на ее шее, а два пальца ушли в самый низ и плавно заскользили там.
– О, Боже мой, – тихо простонала она, когда мои пальцы заходили туда-сюда внутри нее, покрываясь ее влагой. – Забудь все, можешь мазать шоколадом где хочешь.
С ней было так хорошо, ничего лучше на свете и быть не могло. Я бы мог простоять вот так, лаская ее, всю ночь без устали.
Я покусывал и посасывал ее шею, не пропуская ни единого следа от шоколада, мною оставленного. Я с радостью обнаружил, что местечко сразу за линией волос сводит ее с ума. Всякий раз, когда мои зубы попадали на это место, она издавала стон и рывком подталкивала бедра мне на руку. Подняв свободную руку со стойки, я сунул ладонь ей под футболку, сбросив по дороге чашечку лифчика с ее груди. Накрыв ладонью всю эту грудь, я приподнял два пальца и стал водить ими вокруг ее соска. То же движение я повторял и второй своей рукой: два мои пальца кружили по ее исходящему жаром лону.
Ритмичные звуки музыки и ее нежные стоны заполняли помещение, и я того и гляди готов был через пару секунд извергнуть себе в штаны, просто слушая ее и чувствуя, как она распадается на части в моих руках. Я качнул бедрами, упираясь ей в зад, – и тут пришел мой черед издавать стоны. То, что у меня стало тверже твердого, уткнулось в ее мягкое, пальцы мне покрывала теплая ее влага, а кожа на ее шее на вкус была солоноватой и сладкой, как покрытые шоколадом крендельки, которые она пекла. Я уж было собрался сказать что-нибудь по-настоящему глупое, типа, мол, ты как инь для моего ян. Между прочим, если совсем честно, так оно и было. Больше всего я хотел, чтобы она была моей. Навсегда. Такая мысль должна была меня напугать. Будь это с любой другой женщиной, так, верно, и напугала бы. Только не с Клэр. Ничто, с ней связанное, меня не пугало. Кроме мысли потерять ее.
Движения ее бедер участились, и я поцелуями проложил дорожку к ее уху.
– Я тебя так сильно люблю, – прошептал я, скользнув рукой еще ниже и сунув пальцы прямо в ее тесный жар. Клэр застонала в голос, когда я стал пальцы одной руки вводить в нее и обратно, а пальцами другой терзать ее сосок.
Вдруг руки мои опустели: одна выскочила из скрещенья ног, а вторую сбросило с груди, когда Клэр резко повернулась лицом ко мне. Мы оба посмотрели на перед ее футболки, который был весь вымазан шоколадом с моих рук и тем, что пролился по стойке. Я смеялся до тех пор, пока она не поднесла обе свои руки к моим щекам и не отерла о них прилипший шоколад, размазав его по всему моему лицу.
– Тебя я люблю больше, чем шоколад, – сказала она с улыбкой.
Ее руки скользнули вниз, оставляя шоколадные бороздки на моей футболке, и принялись расстегивать мне брюки. Я глазом не успел моргнуть, как они упали мне до колен. Я потянулся к ее бедрам, но она оттолкнула мои руки.
– Нет нет нет. Теперь мой черед водить, – выговорила она с какой-то дьявольской улыбкой на губах.
Член мой подпрыгнул к животу, всем своим видом показывая, что он готов позабавиться. Когда она, облизнув губы, вперилась в него взглядом, я аж захныкал. Тут Клэр отвлеклась на мгновение и завозилась, шаря рукою у себя за спиной. Не успел я сказать ей, что сейчас не время устраивать уборку, как она поцеловала меня в губы, и я почувствовал, как что-то теплое и мокрое полилось на головку моего пениса. Клэр отпрянула, скользнула вниз по моему телу – и у меня челюсть отпала.
О, Иисусе милостивый, неужто… не собирается же она…
Зажав в ладони основание, она губами обхватила головку и втянула член в рот. Даже не знаю, что за бессвязные восклицания полились у меня изо рта, может, и попадались среди них какие залепухи, типа «балдеж» или «на́чисто», из рекламных роликов или комедий. Я склонился над ней и шлепнул ладонями по стойке, сплошь обрызгав себя шоколадом, когда Клэр принялась вылизывать все по кругу, не упуская ни единой капли растопленного шоколада, которым своими пальцами и обмазала меня, пока целовала.
Она слизывала шоколад с моего дружка. Мне чудилось, что я в каком-то порно – по-настоящему хорошем порно, с очень приличной музыкой и потрясающей сюжетной линией. Совсем не такой, как та жалкая поделка, где малый мажет себе конец арахисовым маслом и сует его собаке…
Губы ее ходили вокруг и по всей длине, втягивая в рот столько, сколько умещалось… и я забыл про лижущую чей-то конец собаку. Слава богу. Клэр вошла в неспешный ритм, поднимая и опуская голову, и всякий раз, доходя до верха, всасывала сильнее, прежде чем ринуться ртом обратно. Меня так и подмывало воздеть кулаки в воздух или зааплодировать Клэр, только это быстро обратило бы все в дурное порно.
Почувствовав, как мне шары стянуло, я подхватил Клэр под руки и притянул ее к себе. Быть у нее во рту – блаженное чувство, только прямо сейчас мне было просто необходимо войти в нее. Ухвативши пояс ее брюк вместе с нижним бельем, я стянул их настолько низко, чтобы она смогла высвободить из них ногу.
Подняв Клэр, я усадил ее на край стойки, сдвинув немного в сторонку, чтоб она на шоколад не попала. Раздвинул ей ноги, чтобы оказаться между них. Обе ладони ее заведенных назад рук попали в шоколадную лужу, я держал Клэр за талию, когда она заскользила вниз. Вымазанной ладонью она уперлась мне в плечо, оставив полный набор шоколадных отпечатков пальцев, что вызвало хохот у нас обоих. Покрытый шоколадом палец другой руки она поднесла ко рту и покрыла всю нижнюю губу его сахаристой влажностью.
О, Иисусе милостивый, неужто где-то звучит порномузыка? Я что, играю главную роль в кино «Петушки на шоколадной фабрике» или «Шоколад тает у женщины внутри, а не в руке»?
Я налетел и стал целовать ее, всосав ее губу в рот и языком жадно слизывая с нее шоколад. Когда я слизал весь, она протолкнула свой язык поверх моего и крутанула им у меня во рту. Я ощущал вкус Клэр и шоколада, и в этот момент мне, как ребенку, хотелось плакать, потому как… вот она, мечта пяти последних лет моей жизни, прямо передо мной. Я подхватил Клэр под обе коленки и обернул ее ноги себе вокруг пояса, руки мои прошлись по ее ляжкам и обхватили попу. Я втянул ее язык себе в рот и подтянул ее поближе к краю стойки, упершись своим твердым в ее влажный жар.
Она руками обхватила меня за плечи, и я выгнулся, медленно входя в нее до тех пор, пока мои ягодицы не сошлись с ее. Наши губы не отрывались друг от друга ни на миг, пока я держался в самой ее глубине и поводил бедрами, будто втираясь в нее. Она что-то лепетала мне в рот и крепче вжималась в меня, создавая трение именно там, где ей было надо. Ноги ее еще крепче обвили мои бедра, а я просто впился руками в ее попку, резче и быстрее качая ее на себе. Убийственно хотелось двигаться, входить в тесно обжимавший меня жар и выходить из него, только я знал: ей нравится то, что я делаю, а ничего другого и не требовалось.
Поцелуям нашим не было конца, я почувствовал, как в ней все напряглось. Бедра ее задвигались быстрее, ногти впились мне в плечи, а я все жался к ней, крутя бедрами и подталкивая к забытью.
Когда она кончила, я еще крепче впился ей в губы, глотая ее крики. Она погрузила пальцы в мои волосы, а мне и дела было мало, что вечером придется вымывать из них шоколад. Сняв одну руку с ее попы, я уперся ею в стойку для лучшей опоры и вышел из нее почти на всю длину, а потом резко всадил обратно… звезды вспыхивали, рассыпаясь, за моими закрытыми глазами, таких ощущений, чтоб меня всего пронизывало, я еще не знавал…
Стоны Клэр, проклятья, срывавшиеся с ее языка, заставляли меня двигаться быстрее и сильнее. И слава богу, потому что теперь уже я никак не мог быть нежным. Все во мне требовало: отдрючь ее на стойке кухни. Ясно и просто.
Моя свободная рука выскользнула из-под ее коленки, и ее нога повисла на сгибе моего локтя. Я поднял ее ногу повыше и пропихнул так глубоко в нее, что мы оба застонали. Толчки мои были сильны и быстры, бедра взлетали и падали со скоростью молний. Воздух был напоен запахом шоколада, ее жаркая влага укутывала меня, когда я насосом ходил взад-вперед, тела наши звучно впечатывались одно в другое, и мой оргазм потащился во мне тяжеловесным поездом. Я успел продержаться еще несколько мгновений, выкрикивая ее имя, потом пошло извержение, но насос мой продолжал работать, не замедляя ход. Исступление зрело во мне и вырвалось наружу так, как, клянусь, не было никогда. Я вжался в нее еще один, последний раз и замер, пока охватившая меня дрожь не пропала вовсе.
Я ткнулся в нее лбом, и мы расслабленно застыли, пытаясь выровнять дыхание. Рука моя выскользнула из-под ее ноги, и та бессильно повисла у меня на боку. Я чувствовал, как часть меня пульсирует в ее лоне, и, обхватив Клэр руками, крепко прижал к себе ее тело.
Несколько минут мы простояли так, пока, наконец, я вновь не обрел способность говорить.
– Честное слово, я готов полюбить этот твой шоколадный бизнес, если вот так мы станем проводить наши вечера.
Клэр рассмеялась и огляделась:
– Похоже, что тут шоколадная бомба разорвалась.
Шоколад был повсюду – и в наших волосах, и на лице, и на руках, наши футболки были сплошь вымазаны им. Глянув вниз, я увидел шоколадные отпечатки пальцев на бедрах Клэр, а та половинка ее трусов, что свисала с нее, вся пропиталась шоколадом, все еще капавшим с края стойки. Пыл недавнего соития настолько охватил нас, мы так хохотали над учиненным разором, что не услышали, как открылась дверь из магазина Лиз.
– СЮРПРИЗ! – завопили сразу несколько голосов, и мы обалдело уставились на дверь.
– От, господи ты мой гребаный, ну, и что вы мне устроили? – завопила Лиз, отпрянув и едва не выронив торт, который держала в руках.
– О, Иисусе, глаза мои. ГЛАЗА МОИ! – возопил Джим, закрывая обеими ладонями лицо и отворачиваясь.
– А это и есть шоколадные бобосы? – спросил Дрю, подойдя к нам, схватил со стойки одну шоколадину и отправил ее в рот.
Мой член, уже совсем поникший, все еще оставался в Клэр. Вот опять: недавно этот проклятый палец застрял в ней, теперь… похоже, снова-здоро́во. Что же не так в моей жизни?
– Извините, опоздала! Клэр, как вам сюрприз? – поинтересовалась Дженни, прокладывая себе путь сквозь заслон из Лиз с Джимом, и внезапно застыла на месте, когда увидела, в каком мы положении. На стойке. У обоих голые задницы торчат, в шоколаде перемазанные.
– Эй, слышь, у Клэр к заднице бобосы с пенисами пристали! – веселился Дрю.
Вот и объяснение: то-то, чувствую, у нее на попке нашлепки какие-то странные. Я даже было заволновался на минутку, уж не чирьи ли у нее или с кожей какая фигня, о которой я не знаю.
– Уповаю на Господа, чтоб стойку эту вы выбелили, – съязвила Лиз.
– И глаза мои тоже, – пробормотал Джим, все еще стоя к нам спиной.
Клэр даже не шелохнулась и ни слова не вымолвила, меня едва не потянуло на то, чтоб палец своей ей под нос приложить, проверить, дышит ли она вообще.
– Мы хотели вам сюрприз устроить с тортом «Счастливого открытия кондитерской», но, похоже, вы, ребят, начали праздновать без нас, – рассмеялась Дженни. – Дрю, а мы почему до сих пор с шоколадом не позабавились? Этот пробел надо усрåнить.
– Устранить, детка. Устранить, – поправил ее Дрю, схватил со стойки еще одну шоколадную бобосину, лежавшую совсем неподалеку от попки Клэр, и съел ее.
Какого хрена они все еще толкутся на кухне?
– Я принесла вам образчик своего нового съедобного лосьона. У него привкус торта «Муравейник»[97]97
Популярный в Пенсильвании (и во многих других местах) торт, который готовится из прокрученного через мясорубку теста. У нас нечто подобное называют «хворостом».
[Закрыть]. Я полагала, что вы с малышом Картером могли бы придать ему пикантности, играя в грязную затейницу и простодушного деревенщину, – сказала Лиз и поставила на стойку флакон с лосьоном. – По-видимому, лучше б я принесла покрывало какое-нибудь иль занавеску.
– Как я полагаю, вы с Джимом уже опробовали ваш муравейниковый лосьон, верно? Хочешь выставить себя похабным клоунским вагоном с миллионом карликов, стаями вылетающими из твоего укромного местечка? – язвительно выпалила Клэр.
– Говорит и показывает Би-би-эс, Радиовещательная Сеть Батлера, мы ведем прямой репортаж из кондитерского отделения «Соблазна и сладостей», нового коммерческого предприятия, открывающегося завтра в самом центре нашего города.
Женщина в деловом костюме, неожиданно вошедшая в дверь, держала в руке микрофон, за нею следовал мужчина с камерой. Громадный софит, укрепленный на камере, ослепил нас, и все принялись вопить, но не раньше, чем мы расслышали слова: «Мы ведем прямой репортаж…»
Это сон. Это непременно не что иное, как, мать его страшный сон.
Женщина с невероятно тщательно уложенными пышными волосами замерла на ходу, увидев мою вымазанную шоколадом задницу. Ее вскрик: «Едрит твою мать!», – тут же долетел на радиоволнах до нескольких тысяч гостиных Батлера.
Спасибо оператору: малый сразу усек, что за представление перед ним, а потому среагировал быстрее пышноволосой ведущей. Он мигом совершил поворот кругом, врезав камерой Джиму по башке, тут же отпрянул назад и, поскользнувшись на пролитом топленом шоколаде, грохнулся спиною на пол.
* * *
«Сукин сын, больно же!» – Было слышно, как кричит невидимый в камеру Джим, когда картинка на телеэкране вдруг прыгнула, показывая потолок, а из динамиков донеслось громкое «уу-ухх», обозначившее момент, когда оператор приземлился на задницу.
Лиз свалилась с дивана и корчилась на полу в приступе хохота. Джим сумел удержаться на диване, зато согнулся пополам, держась руками за живот, и хохотал в одном с Лиз ритме.
Что оставалось делать нам с Клэр? Вот и пялились мы, потрясенные, на повтор вчерашнего репортажа, который Лиз исхитрилась записать на цифровую камеру. После кухонного фиаско и множества извинений от сотрудников Би-би-эс за то, что им показалось забавным заснять неоговоренное интервью, мы вернулись к Лиз и Джиму в дом, чтобы привести себя в порядок и проверить, а вдруг каким-то чудом во всей округе повырубало кабели.
С этим не повезло. Никак.
– Уууууу, – восторженно завыл Дрю, вскакивая со своего места на полу и пуская телевизор на полную громкость. – А вот и я на сцене!
В кадре неожиданно мелькнуло лицо Дрю, склонившегося над оператором. Фоном для него служил потолок кухни.
– Забегайте завтра на грандиозное открытие в «Соблазн и сладости» и отведайте шоколадки Клэр. Ничего вкуснее нет! – проговорил он с улыбкой и откусил от шоколадного шарика, который держал в руке.
Камера повернула в сторону, где стояла ошарашенная ведущая, за ее спиной Лиз с Дженни нервно махали на камеру руками, а в сторонке стоял Джим и, потирая голову, бормотал: «Охереть, до чего больно».
– Б-б-быстро обратно в студию, Сэм, – произнесла, заикаясь, ведущая, не сводившая с камеры широко раскрытых, немигающих глаз.
Картинку тут же перебросили в студию, где сразу пошел разговор о погоде.
– Что ж, хорошая новость в том, что оператор сумел противостоять соблазну продемонстрировать всему Батлеру эксклюзивный материал, как вы, ребят, дегустировали шоколад без использования рук и ног, а двигая другими, гораздо более интересными публике частями тела, – заметила все еще лежавшая на полу Лиз.
– Ну, если это хорошая новость, то какова, черт побери, плохая? – спросила Клэр.
– Такая, что Дрю теперь – рекламное лицо фирмы «Соблазн и сладости», – рассмеялась Лиз.
Мы все обратили взгляды на Дрю, который снял пушинку со своей футболки, той самой, что демонстрировалась в кадре самым крупным планом.
Я так полагаю, существуют вещи и похуже, какими могло бы ославиться предприятие «Соблазн и сладости», чем какая-то футболка с надписью: «А вы Майка Ханта видели?»[98]98
Речь идет о почти виртуальной фигуре «Майка Ханта», чьими «профилями» забиты социальные сети Интернета, из которых нельзя узнать, ни как он выглядит, ни чем, по большому счету, знаменит.
[Закрыть]