Текст книги "Шоколад с перцем, или От любви бывают дети"
Автор книги: Тара Сивек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
– Тебя всерьез страх из-за этого гложет? – спросила Лиз, у которой с лица вся шутливость пропала, когда она поняла, насколько я обеспокоена.
– Такое ощущение, что меня сейчас вырвет, до того волнуюсь.
– Клэр, – вздохнула Лиз, – ты – крутая. Можешь стоять, ничего не делая, а его все равно будет тянуть заняться с тобой любовью. Тебе нужно лишь немного уверенности. Повтори за мной: «Я – самоуверенная первоклассная красотка».
Лиз стояла, подбоченясь, и ждала, когда я исполню. Я нервно оглянулась на Картера, но тот весь ушел в разговор с Дрю.
– Это же смешно, – недовольно буркнула я.
– Смешно то, что ты не считаешь, будто способна повести себя как соблазнительница. Ты честно думаешь, что я дружила бы с тобой, если б не считала, что где-то там притаилась крутая девчонка? Уж сделай милость, прояви ко мне хоть немного уважения. Да ты самая типичная леди в гостиной, но чудило под простынкой.
– Можешь перестать цитировать толковый словарь городского сленга.
У Картера, наверное, была куча женщин – баб, способных шарик для гольфа через садовый шланг засосать и на шесте змеей выеживаться. Лиз мне желала только добра, но я просто не знала, сумею ли выдавить из себя трусиху.
– Ты меня лучше не зли. Просто произнеси это медленно. Я самая красивая, обаятельная и привлекательная – первоклассная красотка.
Я закатила глаза. Уж лучше, может, сделать, что она говорит, не то не отвяжется.
– Я – самая самая… – пробормотала я тихонько.
Надо же, выговорила вслух, и в самом деле немного похорошело. Может, в чем-то Лиз толк и знает.
– Давай, красотка, выдай-ка получше, у тебя получится! Выдай еще раз, и все естество свое в крик вложи, – подначивала Лиз.
Я сделала глубокий вдох и произнесла немного громче. Слава богу, играла музыка и народ был занят разговорами.
– Нет, ты видела?! – вскинулась Лиз. – Стебелек у Картера весь съежился да и опал. Это все из-за тебя. А ну, снова!
Я стиснула кулаки, вытянула руки по швам, задышала чаще. Я смогла бы быть и первоклассной красоткой и самой обаятельной хохотушкой и даже грязной шлюхой, смогла бы быть и еще грязнее, чем какая-нибудь оторва на групповухе.
Ладно-ладно, может, все ж не настолько грязной.
Я глотнула побольше воздуха и одной фразой спустила с цепи все свои нервы, все свое волнение и все свои неразумные страхи:
– Я – САМАЯ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ И ОБАЯТЕЛЬНАЯ ШЛЮШКА!
Вот беда, музыкальный автомат именно в тот момент решил сменить пластинку, а потому шум в баре существенно сбавил децибелы. И я слишком переусердствовала в том, чтобы привлечь к шлюхе всеобщее внимание. Еще хуже для меня было то, что в тот момент народу ничего другого и делать было нечего, как внимать моему визгливому бахвальству. В радиусе слышимости все сразу же принялись хлопать в ладоши да одобрительно вопить. Были такие, кто орал по-кошачьи, и такие, кто отозвался волчьим посвистом, а один слишком впечатлительный завопил: «Береги барабан, шлюху громкую барабань!»
Дженни за это шлепнула Дрю по руке.
Все так расчувствовались, что еще целый час мне выпивку в подарок присылали. Я не могла позволить себе быть неблагодарной. Пришлось пить. Все. Вот почему сейчас Картер поддерживает меня, помогая дойти до дому, потому как ноги просто не желают содействовать и… о, гляди, пицца!
Я оторвалась от Картера, раскрыла картонную коробку, оставленную моим отцом на столешнице, и стала пихать в рот весь кусок целиком.
– Мммм, чертовски вкусно, – бормотала я с набитым ртом.
Картер стоял рядом, держа меня за бедра, чтоб не шаталась, а я умяла еще два куска и вылакала два стакана воды.
– Блин, эта пицца такая… вкуснятина и дрянь, – сообщила я ему, вытирая жирные руки салфеткой, что лежала рядом с коробкой.
Ладно, хватит резину тянуть. Пора заняться этой ерундой.
Я развернулась у Картера в руках, одарила его самым страстным взглядом, на какой только была способна, бормоча раз за разом свою мантру:
«Я – развязная красотка. Я – грязная шлюха».
– Клэр, с тобой все в порядке? Тебе в глаз что-то попало?
Картер положил ладонь мне на щеку, запрокинул голову, чтоб можно было заглянуть мне в глаз, в котором НЕ БЫЛО ничего, кроме зазывной сексуальности.
Я – пьяная, пьяная самая-самая. Я – пьяная, пьяная шлюха.
Я высвободила лицо из его рук и решила действовать улыбкой. Так было надежнее. Я способна на это, я целиком и полностью способна на это.
Схватилась за край футболки и потащила вверх, через живот, через черный кружевной бюстгальтер, через голову. Вот только футболка зацепилась за заколки для волос, и я стояла перед Картером с футболкой, обмотавшейся вокруг головы и подбородка, а руки торчали прямо перед лицом.
Я – Великий Корнхолио[75]75
Абсурдистский сериал с придурочным героем «латиносом» Бивисом, который обычно изображается с натянутой на голову футболкой и в речи которого постоянно звучит в разных вариациях (на испорченном испанском языке) слово «задница», причем иногда Великой Заднице срочно требуется ТБ (туалетная бумага). Впрочем, Корнхолио вполне свойский парень в (не только американских) социальных сетях.
[Закрыть]. Я – Великая Задница. Моей заднице нужна ТБ.
Я засопела, и Картер подогнул колени, чтобы заглянуть мне в вырез футболки:
– Малютка, ты что делаешь? – спросил он, смеясь.
– Видно, мне помощь нужна, чтобы оголиться, – произнесла я сквозь всхлипы смеха.
– Ты сказала «оскопиться»?
Вопрос Картера вызвал во мне новую волну хохота, естественно, обратившегося в рыдания – глубокие, душераздирающие, аж из носа потекло.
Леди и джентльмены, мы вступаем в ту часть нашего вечера, где раздается пьяный плач. Пожалуйста, приведите спинки ваших кресел в вертикальное положение и попробуйте не пялиться на оставшиеся от крушения поезда обломки слева от вас.
Картер помог натянуть мне футболку обратно, взял в руки мое лицо и стал большими пальцами отирать с него слезы.
– Эй, отчего слезы? Что стряслось? – нежно выговорил он.
От этого я заревела еще пуще. Он такой милый, такой приятный и… милый. Я громко шмыгнула носом.
– Просто мне хотелось быть с тобой до боли. Побаловать тебя и приласкать, чтоб я тебе понравилась. Я не хочу, чтоб твой пенис огорчался, а твоя бывшая Тошномордая отлупит меня, потому что я назвала ее клоунской машиной.
Картер хмыкнул на мои причитания, нагнулся и подхватил меня на руки, как невесту. И понес по коридору к моей комнате, а я положила голову ему на грудь.
– Прежде всего, я никогда не позволю Тэше отлупить тебя, так что даже не думай об этом, – убеждал он меня, мягко усаживая на постель. Вытащил из коробки на моей тумбочке пару салфеток и вручил их мне, опустившись на колени рядом с кроватью.
– Во-вторых, – сказал он тихо уже после того, как я высморкалась, а он приподнял одеяло, чтоб мне было легче забраться под него. – Тебе вовсе незачем что-то делать, чтобы быть сексуальной. Ты всего этого – даже куда большего – добиваешься просто тем, что дышишь. Я нахожусь в постоянном состоянии возбуждения всякий раз, когда оказываюсь рядом с тобой или подумаю о тебе. Я не хочу, чтоб ты нервничала или беспокоилась из-за чего угодно, что связано с тобою, мной и сексом. Ты – все, чего я всегда желал, Клэр. Никогда не сомневайся в этом.
Честное слово, я здорово пожалела, что была пьяной. Так бы и поцеловала его всего с головы до ног.
Картер застонал, а я была слишком пьяна, чтобы волноваться о том, что только что произнесла вслух. Я заползла под одеяло.
– Если ты будешь вновь и вновь твердить такое, я точно нарушу правило, которое установил для себя, когда снова тебя нашел, – сказал Картер, качая головой, укутывая одеялом мои плечи и смахивая прядь волос у меня со щеки.
– Что за правило? – прошептала я, уже больше не в силах держать глаза открытыми.
Картер склонился и поднес губы к моему уху:
– Такое правило, что в следующий раз, когда я окажусь в тебе, ты запомнишь и насладишься им от первой секунды до последней.
Я хотела сказать ему, что он жутко петушится, но это только отвлекло мои мысли на петушков, заставив гадать, почему это куриных самцов зовут петухами.
Я отключилась, напевая песню группы «Алиса в цепях»: «Они явились прикончить Петуха».
16. Их не называют бутонами
Тело Клэр скользнуло по мне вниз, и она встала на колени, успев на ходу расстегнуть застежку на моих джинсах. Звук вжикнувшей расходящейся молнии нарушил тишину комнаты. Я посмотрел на Клэр, стоявшую на коленях, и едва сдержался, чтобы не схватить ее за волосы и не притянуть голову туда, куда хотел. Ее мягкие, гладкие руки дотянулись до моих трусов и выпустили на волю все мое возбуждение. Взметнувшийся конец держался прямо возле ее пухлых губ. Она бросила на меня взгляд из-под опущенных ресниц и улыбнулась, прежде чем ринуться на меня своим теплым и влажным ртом. Он вбирал меня целиком и нежно выпускал, ее язык ласкал меня круг за кругом. Она сжимала щеки, всасывая изо всей силы, пока ее рот ходил вверх-вниз. И тут уж я не мог сдерживать громких стенаний. Рука ее, словно поршень, быстро ходила вверх-вниз по всей длине пониже рта, я чувствовал, как сила неминуемого извержения стягивает мне шары. Она провела языком от основания до кончика, несколько раз, охватив им по кругу головку, прежде чем откинуться и произнести: «А что это у тебя с писуном?»
Я снова застонал и попытался снова притянуть к себе ее голову, чтоб она снова взяла в рот.
– Слышь, а что это у тебя с писуном?
Вздрогнув, я проснулся и повернул голову. И тут же завопил во весь голос, увидев, что Гэвин стоит совсем рядом с диваном, на котором я лежал, и пристально всматривается мне между ног. Проследив за его взглядом, я, стиснув зубы, замычал, когда увидел громадное утреннее древо, взращенное из моего тела моей собственной рукой под одеялом.
Я мигом вскочил, хорошенько укрыл одеялом ноги, а тут в комнату вбежала Клэр, которую, судя по выражению лица, явно перепугал мой недавний вопль.
– Что случилось? – тревожно спросила она, опускаясь на колени рядом с Гэвином.
«Перестань думать о Клэр на коленях. Перестань думать о Клэр на коленях. Думай о той голой старушке с «Титаника».
Гэвин указал на меня пальцем:
– Мам, у Калтела вылос больсой писун. Фтой-то с ним не то. Он плакал так же, как и я, когда у меня животик болит.
Клэр проглотила смешок и наконец глянула мне в лицо:
– Полагаю, незачем спрашивать, хорошо ли ты выспался! – весело воскликнула она.
Я только головой крутил оттого, насколько свежее меня она выглядит утром после вчерашней ночи.
– И как это тебе вообще удается фунциклировать утром? – спросил я, оглядывая ее. Разве что вид чуть-чуть сонливый, а в остальном она смотрелась все так же потрясающе. Волосы всклокочены, под одним глазом можно различить остатки макияжа, на теле – маечка да шортики, знававшие куда лучшие дни, и все равно: краше нее я женщины в жизни не видел.
Засмеявшись, Клэр кивнула на Гэвина:
– Ты и впрямь быстро усвоил, что у мам и пап нет времени на страдания после похмелье. Секрет прост: надо научиться пользоваться достижениями современной фармацевтической промышленности. Надежная сверхсильная быстродействующая таблетка от головной боли и я, мы как-то очень-очень сблизились за эти годы.
Зазвонил телефон, и она поспешила из гостиной взять трубку, оставив Гэвина стоять и разглядывать меня.
– Ну, и как ты у Папки переночевал вчера? – спросил я, сбрасывая с себя одеяло (теперь можно было: мое утреннее великолепие утихомирилось).
Малый лишь плечами пожал.
– А у меня пися есть?
Я уставился на него, не совсем уверенный, что правильно расслышал. Сбросил ноги с дивана, поставил их на пол и переспросил:
– Э-э, что?
Малый раздраженно фыркнул.
– Я сказал, у меня есть пися?
Я бросил взгляд на кухню, где Клэр разговаривала по телефону, бегая из угла в угол. Черт, я с ним остался один на один. Откуда он, черт побери, вообще подцепил слово-то это? Погодь, а может, и не подцепил. Ему ж всего четыре года! Он, наверное, считает, что «пися» – это что-то вроде кофе-глиссе.
– Видишь, Гэвин… э-э, а ты знаешь, что означает это слово?
«Ну, пожалуйста, скажи: кофе-гляссе. Прошу скажи: кофе-гляссе».
– Папка вчера вечером кино смотрел, там один парень сказал, что у него такое чувство, как будто у него пися вылосла. А у меня выластет?
От, мама родная, черт.
– Черт. Сукин сын, – ругалась Клэр, шагая обратно в гостиную.
Гэвин раскрыл было рот, но Клэр оказалась быстрее:
– И даже не думай повторять то, что я сказала. Отправляйся к себе в комнату и найди во что одеться. Тебе сегодня придется отправиться с мамочкой на работу.
Гэвин резво поскакал прочь, враз позабыв все разговоры про «писю». Я обеспокоенно взглянул на Клэр:
– Что такое? Что случилось?
Она хлопнулась рядом со мной на диван, положила голову на его спинку и закрыла глаза.
– Отец должен был присмотреть сегодня за Гэвином, чтоб я кое-что в магазине закончила, но его вызвали на работу, – со вздохом сообщила она.
Лампочка, зажгись.
– Я могу посидеть с ним, если хочешь, – тут же предложил я. Она подняла голову и с раскрытым ртом уставилась на меня. – Серьезно, Клэр, позволь, я сделаю это для тебя. Я с радостью возьму его с собой и проведу с ним какое-то время.
После того как в течение сорока минут Клэр перечислила все мелкие предметы, который малый мог сунуть себе в рот, после того как заставила меня восемь раз повторить номер Центра борьбы с отравлениями, после того как изобразила мне на бумажном полотенце с помощью точка-точка-огуречков схему сердечно-легочной реанимации, мы с Гэвином расцеловали ее на прощанье, сели в машину и покатили в библиотеку на еженедельные занятия детей с родителями «Время сказки».
Место это людное, в нем полно ребятишек и родителей, знающих, как за ребятишками присматривать, на тот случай, если у меня возникнут проблемы или появятся вопросы. Ну, что плохого может случиться?
* * *
– … а секс? От уж этому-то удовольствию ты можешь прямо сейчас сказать «прощай». До появления у нас сына моя жена была современной любящей супругой. Минеты мне делала для прикола, когда я машину по скоростной трассе вел, наряжалась для шутки в озорную форму медсестрички и у двери меня встречала, когда я с работы домой приходил. Веришь? Куда бы мы ни отправлялись, всегда, не успев отъехать от дома, заводились с пол-оборота, так что приходилось останавливать машину и заниматься любовью прямо на переднем сиденье.
Сидевший рядом со мной мужчина тяжко вздохнул. Он тоже был отцом. Мы с ним познакомились буквально пять минут назад, когда я привез Гэвина в библиотеку. Новый знакомый приехал туда с трехлетним сынишкой и восьмилетней дочкой. Дочь у него была от другой, а сын – от нынешней жены. Мы разговорились, когда я присел рядом с ним на диванчик, пока наши мальчишки сидели кружком с оравой других малышей в нескольких шагах от нас и слушали, как библиотекарь читала им книжку. Рассказав вкратце о моих взаимоотношениях с Клэр и Гэвином, я попросил его дать несколько родительских советов, поскольку он потратил на создание гармоничной семьи куда больше времени и сил, чем я. Откуда мне было знать, что моя безобидная просьба выльется в длинную проникновенную речь о том, «как детишки всю мою жизнь разнесли к (четко обозначенной) матери».
– Зато, как только сын родился, так мой член сразу попал в список тех, кого «в гости не приглашать». Порой если уж я очень прислушивался, то слышал, как мои высохшие от одиночества шары чечетку при ходьбе выстукивали, – шепнул он мне, посылая сыну приветственный взмах руки и улыбку.
Иисусе! Мы-то с Клэр и до секса-то еще не дошли. Неужто и впрямь так тому и быть? Не успел я попросить, чтоб этот мужчина мне поведал хоть о чем-то хорошем, чтоб мне ночью кошмары не снились, как к нему с книжкой в руке подлетела его дочка, Финли.
– Папочка, почитай мне эту книжку про лошадок, – нежным голоском попросила она, забираясь к отцу на колени.
– Ну, конечно, детка, – ответил тот, одной рукой обнимая дочь и беря у нее из руки книгу.
Видите? Нет, только посмотрите, как милы могу быть крошки. Возможно, порой они немного проказничают, но у них определенно золотые сердца. И не было ничего приятнее, чем наблюдать за папой и его дочкой.
– О, Иисус, Мария и Иосиф… где ты взяла эту книжку? – спросил мужчина, и несколько родителей взглянули на него с явным неодобрением.
Я перегнулся посмотреть, в чем загвоздка, и увидел название книги, которую отец держал в руках: «Большая книга рассказов о лошадях-лесбиянках». У меня от ужаса челюсть отвисла, я принялся озираться, чтобы понять, заметил ли кто-нибудь, что в детском разделе библиотеки есть порнография.
– Деточка, пойди, возьми другую книжку, – спокойно сказал он дочери, пряча эту книгу за спину.
– Но я эту хочу, в ней про лошадок, – настаивала девочка.
– Знаешь, тебе нельзя читать эту книжку. Она для взрослых. Не для детей.
Финли удрученно закатила глазки и, фыркнув, вручила отцу другую книжку, которую захватила с собой, – «Какашкоеды».
На этот раз глазки закатил папа:
– «Какашкоеды»? Опять? В самом деле, Финли, не могла б ты найти себе другое пристрастие, а? Вот тянет ее на какашки, – пояснил он мне, беря у дочери книгу. – Маленькой была, так доставала из памперсов свое добро и пальцем разрисовывала свою комнату. – Он хмыкнул, вспомнив, а я рот ладошкой прикрыл, стараясь сдержать тошноту. Я не мог оторвать взгляд от рук девочки, все ждал, что увижу на них коричневые хлопья. – Несколько раз пойдем, бывало, мы в парк, так она подбегает ко мне и говорит, что у нее для меня подарок. Вытянет руку, а та вся полна кошачьми котяшками, которые Финли отыскала в песочнице. Ээххх, блаженные времена! – воскликнул он, покивав головой.
Несколько раз? Это случалось чаще, чем однажды? Рисование грязным пальцем? Сверточки-в-подарочек? Разве дети не должны рождаться со знанием того, что к экскрементам ни за что нельзя прикасаться? Известно ли Гэвину это правило, нарушать которое не должен никто и никогда?
Я посмотрел на сына, копавшегося в коробке с книгами, которую кто-то поставил рядом с кругом для чтения, и думал про себя: а вдруг он отыщет там непотребство какое-нибудь и приволочет мне? Ну как он примется пальцем ковырять козявки и разрисовывать этим меня? Хоть вой. В библиотеке выть нельзя. Что мне делать? ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?!
– Ну, пока! Удачи тебе в твоем отцовстве, чел, – сказал мне мужчина, вставая и собираясь уходить.
А я сидел на диванчике, пытаясь подавить в себе приступ паники, который, вполне уверен, уже напал на меня. Мне гигиенический пакет требовался, чтоб выдохнуть в него. И чегой-то я гигиенический пакет с собой не захватил? О, Иисусе.
– Калтел! Калтел! – закричал мне на бегу Гэвин, и несколько взрослых зашикали на него. Я же глаз не отрывал от его рук, моля бога, чтобы на них не было дерьма. Как бы я объяснил Клэр, что заставил нашего сына отправиться из библиотеки домой пешком, поскольку совсем не хотел, чтобы грязь с его ладоней заляпало мне весь салон машины? Он бежал ко мне со всех ног, а я внутренне содрогался, готовясь заполучить в руку пирог или шарик из какашек. Гэвин бежал так быстро, что не смог вовремя остановиться и со всего маху врезался мне в ноги: «Ууухх!»
От блин, ну пусть хотя бы сейчас у меня ноги останутся чистыми!
Врезавшись в мои ноги, Гэвин стал карабкаться мне на колени, очень осторожно, стараясь не уронить что-то, зажатое в руке. С пригоршней грязи, понятное дело, особо осторожничать не станешь. Он уперся коленями мне в бедра и, как я почувствовал, уселся на колени. Я зажмурил глаза так сильно, что голова заболела.
Иисусе милостивый! Вот оно, пришло. Сэндвич с дерьмом. И сын станет упрашивать меня сделать вид, будто я его ем, как дети делают, когда играют в куличики. Выражение «улыбнулся, будто дерьма наелся» наконец-то обрело смысл в моей жизни.
– Я принес тебе кое-фто, Калтел. Угадай, в какой руке? – Малый аж елозил от возбуждения.
О, боже, прошу, не заставляй меня выбирать. Обязательно выпадет рука, в которой он спрятал дерьмо.
Мое молчание подогревало Гэвина.
– Ну, давай, Калтел, открой глаза. Не будь слабаком.
Нервно сглотнув слюну, я попытался вспомнить все способы, как отчистить кожу от вонючек. Отбеливатель жжется? Наверно, если снять слой кожи наждачной бумагой, тоже будет жечь. Я несмело открывал по очереди глаз за глазом, пока не разглядел, что Гэвин держит руки за спиной.
– Давай, говоли, в какой руке, и увидис, фто я плинес, – говорил он все так же возбужденно.
– Эх, была не была, я выбираю эту, – без воодушевления выговорил я, трогая его за правую руку.
«Прощай, чистая кожа! Буду с теплотой вспоминать о тебе».
Гэвин подскочил у меня на коленях и махом выкинул правую руку перед собой:
– Ты правильную выбрал! Вот тебе, на! – восторгался он.
Я нервно прищурился и глубоко с облегчением вздохнул, когда увидел, что малый держал в руке.
Книжка. Красивая, хрустящая, новенькая библиотечная книжка. Вовсе не книжка, обляпанная грязью, или книжка, из песка слепленная. Просто книжка. Название гласило: «Давай, становись счастливым!»
Я взял ее с маленькой руки и высоко поднял, чтобы рассмотреть картинку на обложке: маленькие щенята резвятся в поле.
– Совершенно потрясающая книжка, милый. Как это ты ее выбрал? – спросил я Гэвина, когда он положил освободившуюся руку мне на плечо и посмотрел прямо в глаза.
– Потому что ты мне нравишься. А мама говолит, что это очень приятно – делать то, что людей рррадует. Я хочу, чтоб ты был щасливый.
Что я мог? Только сидеть и смотреть на него во все глаза. Неужели этот смешной хулиган – мой? Теперь я понял. Понял, почему Клэр разрушила привычный уклад своей жизни, когда обнаружила, что беременна, почему бросила колледж и вообще все бросила ради этого мальчишки. До меня вдруг дошло, что на коленях у меня сидит мое сердце. И пусть меня не было здесь четыре первых года его жизни, но я любил его безоговорочно, просто потому что он – мой. Он часть меня. Разве это не чудо? Я знал, что безо всяких сомнений отдам жизнь, лишь бы он оставался цел и невредим. Я обхватил руками его маленькое тельце, надеясь, что он больше не считает меня чужаком и позволит мне обнять себя.
Он безо всяких колебаний прижался ко мне, мы сошлись с ним лоб в лоб, и я тихо сказал ему:
– Дружище, я уже счастливейший человек на свете.
Гэвин несколько минут пристально смотрел на меня, потом вытащил из-за спины другую руку.
– Классно. Тогда после этой книфки, плочитай эту.
Я отстранился от него и глянул на книгу, которую он держал в руке. Она называлась «Откровения женщины легкого поведения».
* * *
Когда мы вышли из библиотеки, я сводил Гэвина за мороженым, после чего мы направились обратно к дому Клэр. Верный себе, Гэвин без умолку болтал всю дорогу до дома, и я уже начинал подумывать, не устроен ли он наподобие проигрывателя, который заело. Может, мне нужно стукнуть его сбоку, чтоб он остановился?
Позыв этот я одолел. Еле-еле.
Когда мы вернулись домой, я уселся на диване, а Гэвин вытащил из ящика стола фотоальбом и уютно пристроился вместе с ним у меня на коленях. Он открывал каждую страницу и рассказывал мне о каждом снимке. Я увидел все до единого дни рождения, Рождество, Хэллоуины и все, пропущенное мною между праздниками, а пояснения Гэвина к каждому событию чуть ли не делали меня их участником.
Много чего узнал я и о Клэр. Типа того, что у нее была кузина, которую она терпеть не могла.
– Это Хезер. Она – мамина кузина. Мама говорит, что она слюха, – говорил Гэвин, указывая на групповое фото, сделанное, видимо, во время какого-то семейного сборища.
Узнал я и про то, что у Гэвина, похоже, была склонность разбрасывать вещи по всему дому, подтверждением служили по меньшей мере пять страниц фотоальбома. Наверное, мне следовало бы сфотографировать случай с зубной пастой на ковре, произошедший несколько недель назад.
– Гэвин, а почему это столько много снимков, как ты беспорядок устраиваешь? – спросил я, перевернув страницу, где было его фото: сидит на кухне на полу в окружении кофейной гущи, крупы, овсянки и чего-то похожего на сироп. – Надеюсь, ты маме помог и все это убрал?
– Убилаться – мамино дело, – ответил он.
Учитывая, в каком нынче состоянии мой дом, я, честно говоря, спорить с этим не мог.
Мы продолжили рассматривать остальные фото из этого альбома и еще из четырех других, когда я заметил, что Гэвин странно затих у меня на коленях. Глянув вниз, я понял, что малый уснул сидя. Я неловко подсунул руки ему под ноги и отнес его в комнату точно в том положении, в каком он уснул: спина его упиралась мне в грудь, а ножки болтались, свисая с моих рук. Я знал, что существует своего рода правило: «никогда не будите спящего малютку», и решил, что оно распространяется и на детей, уже умеющих ходить, потому как они могут попасть в куда большую беду, чем малютки.
Уложив его в постель, я вернулся в гостиную и блаженно раскинулся на диване. Включил телевизор, пощелкал по каналам, пока не нашел что-то стоящее. Час спустя, когда я уже едва не закемарил, зажужжал мой телефон, наверное, уже в десятый раз с тех пор, как мы с Гэвином уехали из дома. Улыбнувшись, я достал мобильник из кармана, зная, что это опять Клэр эсэмэсит.
«Как идут дела? Все ОК? Клэр».
Меня ее беспокойство даже не обижало. Дело понятное. Удивительно, но побыть с Гэвином один на один оказалось совсем не так страшно. Он и в самом деле хорошо воспитан и умеет себя вести в общественных местах лучше, чем любой ребенок, который мне когда-либо попадался.
«Идеально. Гэвин впервые проделал стриптиз у меня на коленях. Только что он выдул банку «Рэд булла» и без умолку болтает, а еще я выяснил, что виски ему не нравится. Картер».
Смеясь про себя, я нажал на «отправить». Мобильник тут же зажужжал: поступил ответ, как я и предполагал:
«Вообще-то твой сын предпочитает водку, как и его мать. Клэр».
Смех, которым я разразился в ответ на это, был таким громким, что я даже в коридор выглянул убедиться, что не разбудил Гэвина. И быстро отстукал ответ. Хоть Клэр и отпустила шуточку, я был убежден, что она, несомненно, прячет под ней, пусть и крохотный, но страх.
«Все прекрасно, мамочка. Так же как и пять минут назад, когда ты спрашивала :-) – Картер».
Раздался звонок в дверь. Поднимаясь выяснить, кого это принесло, я быстренько отправил еще одно сообщение, уведомляя Клэр, что нашему сыну не удалось одолеть меня.
Пока.
Открыв дверь, я увидел стоявшего на пороге Дрю с коробкой в руках.
– А ты-то тут что делаешь? – спросил я.
– И мне приятно тебя видеть, свинотрах. Я привез Клэр всякие листовки, брошюры и прочее, что Дженни для нее изготовила. Она попросила меня подвезти всю эту чепуху. А вот ты-то что тут делаешь? И почему на тебе до сих пор та же одежда, в какой ты был вчера вечером? Неужто вы наконец-то спихнулись со своей МКЯТ?
Взяв у него из рук коробку, я цыкнул:
– Да заткнись ты уже. Гэвин спит.
Дрю глянул мимо меня в сторону комнаты Гэвина.
– Отлично. У меня подарок для твоего маленького отродья, – сказал он с улыбкой и достал из заднего кармана футболку. Развернул ее передо мной, чтоб я мог надпись прочесть, и мне осталось только руками развести.
– Лучше не стоит. Боже мой, да Клэр тебя прибьет, – предостерег я.
Я бросил взгляд на часы, осознав, что Гэвина не слышно и не видно очень давно.
– Слушай, дети долго спят?
– Это ты меня спрашиваешь? Мне-то, блин, откуда знать? Ты когда его в последний раз проверял?
Я тупо уставился на Дрю.
Черт, мне полагалось его проверять? Он же спал. Что могло случиться, пока он спит?
Я повернулся и бегом рванул по коридору к комнате Гэвина, Дрю бежал за мной по пятам.
– Черт! От зараза!
Постель Гэвина была пуста, одеяло отброшено, словно он, проснувшись, скинул его с себя. Я ворвался в комнату, посмотрел за дверью, под кроватью и в шкафу.
– О, Иисусе. Я упустил его. Взял и потерял на пустом месте! – в панике вопил я, роясь в шкафу и доставая с самого низу кучи тряпичного клоуна.
А того мальца в «Полтергейсте»[76]76
Фильм ужасов американского режиссера Тоуба Хупера по сценарию Стивена Спилберга (1982).
[Закрыть] разве не злой игрушечный клоун в шкаф засунул? Черт!
– Ты его не упустил и не потерял. Далеко уйти он никак не мог. У этого дома есть только один выход, и, чтобы добраться до него, малец должен был пройти прямо мимо тебя.
Дрю вышел из спальни, а я стоял там и крепился, чтобы не заплакать, вытрясая все потроха из глупого клоуна, который утащил моего малыша.
Клэр меня сразу возненавидит. Нашего сына поглотила Гиена Огненная, пока я смотрел какой-то тупой телесериал. Черт бы подрал все эти сериалы, от которых ни уму, ни сердцу, зато от жизни отвлекают исправно!
А что, если он заполз в вентиляцию и где-нибудь в стенах потерял сознание? Бог мой, он же мог в холодильник забраться и задохнуться. Разве тебе не говорили, чтоб ты холодильник канатом перевязывал? Или, погоди, такое советовали, только когда ты его при переезде на обочину выставил, так?
Черт! Ничего-то я не знаю!
– Картер! Я его нашел! – донесся из того конца коридора Дрюшкин крик.
Я вылетел из комнаты Гэвина в коридор и помчался к ванной, на пороге которой покатывался от хохота Дрю.
– Какого черта ты ржешь? – сердито рявкнул я и, оттеснив его, пробрался в ванную.
И там увидел… Гэвин сидит на краешке унитаза, а все лицо у него в каком-то белом дерьме.
– Гэвин, в чем это у тебя все лицо перемазано? Мамин макияж?
Малый отрицательно помотал головой и сказал, протягивая мне пустой тюбик:
– Не-а, это вот что.
Я посмотрел на тюбик: крем от пеленочной сыпи. Мой сын размазал по всему лицу крем от пеленочной сыпи. И когда я говорю «по всему лицу», я выражаюсь точно. Покрытой оказалась вся поверхность, включая губы.
Сзади подошел Дрю и глянул через мое плечо:
– Чел, он вымазал морду кремом, которым мажут попки младенцам. Знаешь, теперь мне придется звать твоего сына Задомордик, а?
– Закись, Длю, – сказал ему Гэвин.
– Сам заткнись. Это ты замарашка! У тебя что лицо, что задница – один хрен, – обиженно ответил Дрю.
Я отыскал в бельевом шкафу матерчатую варежку-мочалку и смочил ее под краном.
– Оба вы замолчите и перестаньте обзываться, – прикрикнул я на них и принялся оттирать белый налет с лица Гэвина. Из чего только они эту гадость делают, из цемента? Прямо шпаклевка какая-то. И чегой-то это полотенце вроде мятой пахнет?
Белое стало отходить, но на его месте вдруг оказалось голубое, тоже липкое и вязкое. Какого?.. Я поднял полотенце: оно все оказалось вымазано этим голубым. Я поднес ее к носу, понюхал.
– На этом полотенце зубная паста, – пробормотал я.
Дрю залез в бельевой шкаф и достал мне другое.
– Фи-иии, что за фигня? – скривился он, бросая полотенце на пол.
Я посмотрел на его руки, они все были перемазаны зубной пастой. Подойдя к шкафу, я взял несколько полотенец. Все они оказались в зубной пасте. А на полке, в самом дальнем углу, был заткнут пустой тюбик. Я обернулся и строго посмотрел на Гэвина.
– Ты зачем все зубной пастой перемазал?
– Я не знаю, – пожал он плечами.
Все ж на одной из полок, в самом низу удалось найти чистое полотенце и отмыть Гэвина. Дрю повел его играть в комнату, а я взялся отчищать всю эту мутоту из зубной пасты и пеленочного крема и загрузил все пропахшие мятой полотенчики в стиральную машину. Уже включив машину, я проходил мимо входной двери, когда вошла Клэр.
