Текст книги "Молчара (СИ)"

Автор книги: Таня Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

29. Слишком поздно

Живучка

Лекетой вернулся, но слишком поздно. Чоно больше ничего не хотел от этой жизни, кроме как броситься в Розовое море и отдать своё тощее трясущееся тело на съедение живучкам. Эта мысль зудела в мозгу, как надоедливая муха, – ни убить, ни прогнать, ни заткнуть он её не мог. Зубы крошились от бессильной злости, ногти ломались от того, с какой силой Чоно впечатывал пальцы в стальной поручень. Из носа безостановочно текла кровь и капала на голую грудь, на ступни и в открытый люк, когда Чоно свешивался вниз. Он видел, как на каждую каплю набрасывались живучки. Голодные твари.

– Джерн, ты прилетел за мной? – прокаркал он скрипучим голосом. – Ты привёз помилование?

– Прости, но это невозможно. Ты был прав, все эти апелляции – чистая фикция. Ни один заключённый с Юшора не возвращался на Землю – это колония для смертников.

– Зачем же ты сказал, что добьёшься для меня помилования?

– Чтобы мотивировать тебя, – Лекетой снял шлем и медленно положил на пол. Он двигался так, словно его окружали нервные гремучие змеи, готовые в любой момент наброситься. – Ты должен был деактивировать командный модуль в моей голове, и я хотел быть уверен, что ты сделаешь это качественно.

– То есть ты знал, что я умру на Юшоре, и использовал меня?

– Да.

– Ты же начальник тюрьмы – мог бы приказать.

– Приказать мог, а контролировать – нет. Поэтому я с тобой подружился. Для друзей люди сделают то, чего никогда не сделают для начальства.

– А ты хорошо изучил людей, – усмехнулся Чоно. Нижняя губа треснула, полилась кровь, и Чоно вытер рот ладонью. – Я и правда тебе поверил. Думал, помогу человеку, а он поможет мне. Я реально считал тебя другом и даже… – Чоно не знал, как выразить мысль, – даже кем-то большим – почти братом. Или не братом, а… близким человеком…

– Я притворялся.

Кинжальная боль пронзила грудь. Неужели треснуло сердце? Было бы неплохо! Умереть от инфаркта приятнее, чем быть сожранным розовыми слизнями. Чоно прижал руку к груди, утихомиривая боль. Он дважды ошибся – Лекетой не был близким, и не был человеком. Несмотря на ангельское лицо с голубыми глазами, на любовь к отцу и гуманистические идеалы, он оставался железной игрушкой одержимого учёного – не более. И неважно, что искусственное тело обрело живую плоть с молекулой ДНК. Иметь гены человека – не значит быть им.

– А зачем ты вернулся? – со злостью спросил Чоно, сжимая поручни, окружавшие люк. – Ты что-то забыл здесь? Хотя не говори, я сам догадаюсь! Тебя привёл страховочный баг. Ха-ха-ха! Хитрый робот не ожидал, что человек оставит в его мозгу маленький сюрприз?

Лекетой сбросил скафандр и двинулся к люку мелкими шажками. Казалось, он шёл по минному полю на виду у снайперов. Чоно беспокоила эта дурацкая походка: Лекетой явно крался к нему. Но зачем? Столкнуть в люк на три минуты раньше, чем он сам в него прыгнет?

– Твой баг – ерунда. Я исправил его сразу же, как заметил.

А вот это было неожиданно! Робот оказался умнее, чем рассчитывал Чоно. Впрочем, это не имело значения. Он пожалел электронные мозги, не стал их курочить: страховочный баг был всего лишь вежливым напоминанием об обещании. С этим багом справился бы и школьник.

– Значит, ты победил, Лекетой. Теперь у тебя есть прекрасное человеческое тело, ясный ум, отцовская лаборатория и куча научных открытий впереди. Поздравляю. А мне пора.

Он с трудом перебросил одну ногу через поручень. Потом вторую. Внизу плескалось и звало. Несколько секунд адских страданий – и вечность блаженного покоя.

– Подожди, – попросил Лекетой, приблизившись на расстояние шага. – Выслушай меня.

Чоно обернулся:

– Только быстро. Мне некогда, меня ждут там, – он указал вниз.

– Я вернулся, чтобы спасти тебя. У меня ничего нет: ни станции, ни лаборатории, ни даже человеческих документов. Я не успел их оформить: боялся, что ты спрыгнешь, пока я на Земле, – Лекетой сделал последний шаг. – Да, я собирался бросить тебя, но не смог. Впервые в жизни я не смог исполнить задуманное – и не из-за твоего смешного бага, а потому что…

Чоно сотрясла крупная безудержная дрожь. Он покачнулся, нога проехалась по гладкому металлу и повисла в пустоте. Потом сорвалась вторая. Лекетой успел поймать его за руку, потянул к себе, но кожа стала скользкой от невысохшей крови.

– Слишком поздно, – сказал Чоно, разжимая пальцы. – Отпусти меня.

– Нет! – крикнул Лекетой, цепляясь за ускользающую ладонь.

Они смотрели друг другу в глаза – так жадно и проникновенно, как никогда раньше. Прощались навсегда. Чоно улыбнулся окровавленными губами:

– Если ты хотел сказать, что любил меня, то это было взаимно.

И полетел вниз – в таинственное и беспощадное Розовое море.

30. Ради мифического парня

Эксперименты показывали стабильный результат: Егор прекрасно функционировал в постели с мужчинами. Шерман выбрал два десятка парней и дополнительно несколько женщин. Егор не вмешивался в процесс отбора и не высказывал никаких пожеланий. Да, ему приятнее было трахать невысоких крепких парней с ярким румянцем, но и сутулые доценты в очках его возбуждали. Каждый мужчина был хорош по-своему – и каждый вызывал сексуальный интерес.

Все добровольцы были подготовлены Шерманом – и в психологическом плане, и в физиологическом. Никто не испытывал боли от того, что Егор вводил член им в задний проход. Все были чисты, растянуты и проинструктированы. Они позволяли делать с собой всё что угодно: целовать, гладить, ставить в разные позы, дрочить член. Впрочем, последнее Егор перестал  делать – из-за отсутствия ответного возбуждения. Иногда у кого-то возникало подобие эрекции, но это была механическая реакция на стимуляцию эрогенных зон.

Полноценный чужой стояк Егор увидел только тогда, когда Шерман перешёл к экспериментам со смешанными парами. Но тут уж у самого Егора возникли проблемы: ему не нравилось взаимодействие с женщинами, даже если рядом находились мужчины. Он отвлекался, интуитивно избегал женских прикосновений, не мог расслабиться. Он бы закончил эту неприятную часть исследований, но ради Шермана продолжал приезжать в дом на берегу моря и ложиться в кровать с незнакомыми людьми.

Самого Егора больше никто не трахал. Шерман объяснил, что для этого нужно воспользоваться медикаментозной помощью (надёжнее всего – укол в пенис), но он не хотел подвергать волонтеров излишнему риску. Поэтому он предложил использовать фаллоимитаторы. Егор согласился. Эту часть работы взял на себя Шерман – как врач, друг и руководитель эксперимента. Егору нравились тихие встречи один на один, когда Шерман опутывал его датчиками и укладывал в постель. Егор закрывал глаза и разводил ноги, позволяя Шерману проникать внутрь пальцами и игрушками. Возбуждение смешивалось с чувством томительной неловкости и сладкого предвкушения. Свободной рукой Шерман поглаживал его яйца и член. Егора быстро возносило на головокружительные высоты наслаждения – такого жгучего и всепоглощающего, что он начинал скулить, стонать и царапать под собой простыню.

«О да, пожалуйста, сильнее, разрешите мне кончить».

Осенью Шерман предложил опубликовать статью о Егоре не только в медицинских журналах, но и в популярных СМИ.

– Я опрашивал врачей – они с таким не сталкивались. Но я по опыту знаю, что не все люди обращаются к специалистам, когда у них возникают проблемы. Некоторые не понимают, что с ними происходит, некоторые стесняются. То, что сексологи не сталкивались с синдромом Шермана, не значит, что таких людей не существует. Мы должны распространить информацию как можно шире – тогда у нас появится шанс найти кого-то ещё.

– Я не против. Возможно, ты прав, – сказал Егор. – Человек прочитает, что у какого-то мужика из Санкт-Петербурга стоит только на парней, и задумается о собственной половой жизни.

Он ёрничал не потому, что был не согласен с Шерманом, просто не верил в то, что есть кто-то ещё. Его собственный опыт не располагал к оптимизму. А пикантные заголовки в газетах всегда имели привкус дешёвой сенсации. Он не хотел стоять в одном ряду с олигархом, загрызшим восемнадцать девственниц, или Дракулой, который сажал на кол инопланетян.

– Я планирую написать не о каком-то мужике, а о Егоре Молчанове, которого все знают и любят.

– Ты хочешь раскрыть моё имя? – ужаснулся Егор. – Нет, только не это!

– Почему? – серьёзно спросил Шерман.

– Я не хочу стать посмешищем.

– В твоей ситуации нет ничего смешного, – сказал Шерман. – Егор, если бы ты точно знал, что существуют другие мужчины с синдромом Шермана, – ты бы задумался об операции?

– Нет, – уверенно ответил Егор. – Мне бы хватило одного человека, чтобы отказаться от этой идеи, – не потому, что я бы рассчитывал с ним встречаться, а просто… Просто я не был бы так ужасно одинок.

Как Чоно на пустой станции посреди чужого моря.

– Ты понимаешь, что обнародование твоего имени вызовет куда больший резонанс, чем маленькая заметка в газете? Ты знаменитость, ты интересен людям.

– Конечно, понимаю! Меня замучают расспросами. Родители, друзья, читатели! А Боря Остроухов, а Кэт? – с содроганием вспомнил Егор. – Придётся признаться, что я переспал с кучей народа.

И получил такое удовольствие, какого никогда не получал с женой. Очередной удар для Кэт.

– Ты сделал это не для того, чтобы причинить боль жене. Она поймёт.

Егор покачал головой:

– Не представляю, как буду отвечать на личные вопросы. Я вообще интроверт. Я Молчара!

– Может, настало время открыться? Если не ради себя, то ради того парня, у которого не ладится с девушками, но он понятия не имеет почему.

Ради какого-то мифического парня… Пойти, допустим, на ток-шоу к Андрею и выложить о себе интимные подробности, от которых у зрителей волосы встанут дыбом? Егора скручивало от стыда и подташнивало от страха. Он и в прошлый раз тяжело пережил участие в скандальной передаче, а сейчас закрывал лицо руками, представляя себя сидящим под безжалостным светом софитов. Все камеры нацелены на него. Миллионы глаз прикованы к экранам. Сеанс массового визуального ощупывания, только в этот раз ощупывать будут не тело, а обнажённую беззащитную душу.

И всё-таки мифический парень мог оказаться реальным. Егор прикрывал глаза и видел его силуэт в призрачной дымке. Не Саша, не Павел Шерман, и не один из участников эксперимента. Кто-то смутный, далёкий и желанный, как мечта.

– Если ты решишься, я пойду с тобой, – сказал Шерман.

– Я пожалею об этом, – сказал Егор, – но я согласен.

31. Шоу

Андрей приурочил прямой эфир к выходу третьего тома «Живучки». Решили объединить информационные поводы: публикацию книги и откровенные признания автора о собственной сексуальности. Егор согласился ответить на все вопросы Андрея (даже самые интимные) взамен обещания, что имена Кэт Молчановой и Саши Лукина не будут названы. Он хотел защитить дорогих ему людей.

Накануне отъезда в Москву Егор попросил Кэт включить телевизор завтра в восемнадцать часов. Она не удивилась: Егор частенько давал интервью тележурналистам перед выходом очередной книги. Да и Боря Остроухов устраивал рекламные кампании – встречи с читателями, прямые линии на сайте, статьи в журналах. Но Егор сказал, что в этот раз речь пойдёт не о «Живучке», а о том, с кем спит писатель Молчанов. О том, что он скрывал и душил в себе долгое время, о том, что заставляло его страдать и молчать. Молчать, молчать…

Егор сказал:

– Если ты захочешь развестись со мной после этих признаний, я пойму.

– Ты будешь говорить о том, что написано в эпилоге «Живучки»? – деликатно спросила Кэт.

– И об этом, конечно, тоже. Но в основном – о своём личном сексуальном опыте. О вещах, которые могут тебя ранить.

Кэт побледнела. Он осторожно обнял её, прижал к груди:

– Прости меня, я так перед тобой виноват… Если бы я мог что-то изменить…

«Один талантливый хирург из Германии прооперировал тысячу мужчин».

* * *

Шерман и Боря поехали с ним в качестве группы поддержки.

Москва встретила их новогодними гирляндами на каждом столбе и предпраздничной лихорадкой. В аэропорту их забрал водитель, присланный студией, и повёз прямиком на съёмку.

В лобовое стекло лупил мокрый снег и превращался в кашу. Водитель матерился сквозь зубы, дёргаясь в бесконечной московской пробке. Егор прикладывался горячим виском к окну. Завтра он проснётся знаменитым – ещё более знаменитым, чем до сих пор. И, несомненно, войдёт в историю – только не как успешный писатель-фантаст, а как первый мужчина, предпочитающий спать с мужчинами. Первый в истории носитель синдрома Шермана.

Егор уже участвовал в ток-шоу, но не в качестве главного героя. Сегодня же всё внимание публики будет сконцентрировано на нём. От этой мысли дрожали руки и пересыхало во рту. Спасибо Шерману, он дал Егору успокоительную таблетку и крепко обнял. В его объятиях Егор расслабился, ощутил молчаливую поддержку и принятие. Через двадцать минут в голове прояснилось, а ладони перестали потеть от страха публичности.

Когда его гримировали, он был собран и спокоен. Смотрел на себя в зеркало и видел другого человека – не того, кем он был в мае, когда Саша Лукин выскочил из подворотни и попросил подписать томик «Живучки». Теперь он выглядел зрелым, жёстким и опытным. Он похудел и сделал короткую стрижку, но главные изменения произошли внутри. Десятки полноценных половых актов придали ему уверенности. И даже приход на шоу и согласие вывернуть душу перед миллионами зрителей – результат того, что он перестал себя стыдиться и презирать. Он не чувствовал вины ни перед кем, кроме двух человек: Саши и Кэт. Перед Кэт за то, что потребительски пользовался её любовью, а перед Сашей… за то же самое. Разница заключалась лишь в том, что Кэт всегда была для него подругой, а Сашу он любил – яростно, горько, безнадежно.

Всё ещё любил.

– Добрый вечер! Мы в прямом эфире телеканала… Беспрецедентный случай, который поверг в шок всю страну: легендарный писатель Егор Молчанов признался, что равнодушен к женщинам! Его интересуют только мужчины! Как такое возможно – мы узнаем прямо сейчас!

Егор сел на диван и улыбнулся в ближайшую камеру обольстительной кривой улыбкой, сводившей женщин с ума.

Он рассказал о себе всё – от подростковой мастурбации на фотографию из эротического журнала (мускулистая мужская спина с оборванной попой) до секс-марафона под наблюдением врача-сексолога. Зрители слушали, затаив дыхание, никто не перебивал и не выкрикивал проклятий. Видимо, не поверили. У писателя-фантаста необузданное воображение, он вполне мог сочинить байку про однополую любовь. Затем слово дали Шерману. Он в сдержанной интеллигентной манере поведал об уникальном эксперименте, в котором было задействовано в общей сложности пятьдесят человек и проведено более двухсот половых актов, – как с участием Егора Молчанова, так и без. И вот Шерману люди поверили! Зал взорвался галдежом, эксперты вразнобой заорали, Андрей размахивал микрофоном и требовал тишины.

Потом вышел Боря в шикарном английском пиджаке и поделился студенческими воспоминаниями: как они вдвоём с Егором кадрили девчонок, но трахал их только Боря. Егор всегда был импотентом, а весь нерастраченный потенциал выплёскивал в книгах. Именно поэтому «Живучка» получилась такой живой. Кстати, в эпилоге долгожданного третьего тома автор использовал новый опыт, полученный в клинике доктора Шермана, и описал то, что никогда ещё не было описано. Книга уже продаётся в магазинах! Спешите приобрести! При необходимости тираж будет допечатан!

А потом пришла Инна, худенькая бледная девочка из Купчино, и заявила, что с ней Егор не был импотентом. Наоборот! Она в подробностях описала три половых акта, совершённых дождливой майской ночью. Показала размер члена таким жестом, каким Саша Лукин показывал размер рыбы: «Вчера на реке Сясь я поймал во-о-от такого карасика!». Андрей задавал наводящие вопросы, эксперты отпускали едкие комментарии по поводу распущенной студентки, а бабуля с последнего ряда выкрикнула: «Нет у вашего писаки никакого синдрома, он просто говнюк! Притворяется импотентом, чтобы девок портить!». Егор едва удержался, чтобы не прикрыть лицо ладонью.

А потом вышли трое парней и признались, что им тоже хочется трахаться с мужчинами, – преимущественно с писателем Молчановым. У Шермана отвисла челюсть, Боря выпучил глаза, а Егор начал хохотать и всё никак не мог остановиться. Андрей довольно потирал руки. Шоу удалось.

32. Решение принято

Поток сумасшедших, утверждавших, что у них синдром Шермана, иссяк через две недели. К чести Шермана, он лично проверил каждого. Это было несложно: требовался лишь пульсометр и планшет с весёлыми картинками. Андрей сказал, что это типичная картина: после каждого выпуска появлялись люди, уверявшие, что с ними случилось то же самое, что с героем передачи. Эффект переноса и самовнушения. Изредка – шизофрения.

Шерман проинструктировал Егора:

– Таких «больных» ты ещё не раз встретишь – они будут писать, звонить и поджидать в книжных магазинах. Не пугайся, они не опасны. Скорее всего, они действительно верят, что им нравятся мужчины. Или путают человеческий интерес с сексуальным, как твой Саша.

«Как твой Саша»… Всё верно, Саша любил Егора, но, к несчастью, не той совершенной любовью, которая объединяет три заветных компонента: душевную близость, сексуальное влечение и готовность взять на себя обязательства. Сашина любовь была искренней, горячей и бескорыстной – но всего лишь дружеской. Он хотел ездить с Егором на рыбалку, есть шаверму в ларьках у метро, пить пиво и болтать о книгах – и больше ничего. Спать он хотел с Лизой.

– Что мне делать, если кто-нибудь пристанет?

– Предложи им поцеловаться. Ты сразу всё поймёшь. Но лучше переадресовывай ко мне – я разберусь. Кстати, на днях я выступаю в Нью-Йорке на симпозиуме по сексологии. Все уже наслышаны о синдроме Шермана и жаждут подробностей. Пожелай мне удачи.

– Удачи, Паша! Ты ещё получишь свою Нобелевскую премию, – заулыбался Егор. – Или, как минимум, профессорское звание.

Шерман взял его за плечи и поцеловал в губы. Егор знал, что Шерман обожает свою жену, с которой прожил двадцать пять лет в счастливом браке. Её фотографиями был увешан весь дом.

* * *

Пришло сообщение от Саши: «Мы смотрели передачу – ты нереально крутой! Читали «Живучку» – супер! Ты всё-таки написал это! С любовью и уважением, Саша и Лиза».

Выражение «ты всё-таки написал это» смутило Егора. Что знала Лиза о великодушии и щедрости своего юного мужа? Егор ответил: «Спасибо за поддержку. Позвони Борису Остроухову, он решил издать твою книгу. Поздравляю!».

* * *

Кэт не плакала. Если её и шокировала тайная половая жизнь мужа, то она нашла в себе силы промолчать. Кэт Молчанова постепенно превращалась в Молчару. Егор укачивал её в объятиях вместе с Музой и целовал то светлую растрёпанную макушку, то лысый кошачий лобик.

– Неужели нет никакой надежды? – тихо спросила Кэт, и столько непереносимой боли прозвучало в её словах.

Её тоже убивала безнадёжность. К чёрту! Нельзя подвергать близкого человека таким страданиям. Егор рассказал о талантливом немецком хирурге, готовом покопаться в его голове.

– Как странно, – сказала Кэт. – Если ты согласишься на это, то будешь как Лекетой… История повторяется – сначала в книге, потом в жизни?

– О нет, – возразил Егор, – надеюсь, немец не оставит в моих мозгах какой-нибудь хитрый баг!

К Новому году Егор принял решение.

Оно далось ему легко.

33. Ты счастлив?

На Рождество он пошёл в церковь, которая находилась в парке. Праздничное людское столпотворение его не смущало. Он постоял у икон, ещё раз взвесил все за и против и воткнул в песок купленную свечку. Зажёг от своей зажигалки и мысленно загадал желание. Молиться он не умел, но в бога верил. В того, кто создал всё живое. На обратном пути Егор сделал крюк и прошёл мимо памятника, который так поразил его в мае. Советский командир по-прежнему жарко целовал молоденького чешского партизана, только теперь их плечи окутывала пушистая снежная мантия – одна на двоих. Веточка сирени в руке командира напоминала о весне, о Саше и несбывшейся любви.

Стоя у памятника, Егор закурил и позвонил Шерману:

– Павел, свяжись, пожалуйста, с тем немецким хирургом, про которого ты рассказывал. Договорись на ближайшее время. Я хочу сделать операцию.

– Ты уверен? – спросил Шерман. – Необязательно торопиться, ты можешь ещё подумать.

– А что тут думать? – возразил Егор. – Сколько времени прошло с момента публикации твоих первых статей?

– Четыре месяца.

– И больше месяца после передачи по телевидению. Обо мне узнало сто миллионов человек, но синдрома Шермана ни у кого не обнаружилось. Давай посмотрим правде в глаза: я единственный мужчина, которому нравятся мужчины, других таких нет.

– И всё равно ты можешь отложить операцию. До лета, например. Возможно, кто-нибудь появится.

– Я в это больше не верю. Я принял решение: я хочу стать обычным.

В жопу такую уникальность. Даже сексом заняться не с кем. После интенсивных совокуплений в загородном доме Шермана, Егор страдал от лютой неудовлетворённости. И понимал, что по сути его половая жизнь закончена, пусть даже она и протекала в рамках научного эксперимента. Тело, познавшее настоящее наслаждение, не соглашалось на суррогат (хотя Шерман и прописал Егору кое-что для поднятия духа в постели с женщинами). Егор мог спать с Кэт, но не хотел.

Шерман молчал, вздыхал в трубку, потом сказал:

– Ладно, я напишу доктору.

– Ты поедешь со мной в Германию?

– Конечно.

* * *

В конце января они сели в самолёт Санкт-Петербург – Берлин и полетели навстречу новой жизни. Их провожала Кэт.

* * *

Однажды Егор увидел в интернете ролик, на котором глухой ребёнок впервые услышал голос матери. На детском личике отразилась целая гамма чувств – от испуга до интереса и неподдельного счастья. После операции Егор испытал то же самое.

– Я привёл к тебе медсестру, – сказал Шерман, пропуская к больничной койке блондинку с лукавым взглядом. – Ты не первый пациент, который хочет проверить свои способности, едва выйдя из наркоза. Это Луиза. Трахать девочку нельзя, но потрогать можно. Дерзай!

Пряча улыбку в бороде, Шерман вышел в коридор. Блондинка села на край кровати, сказала по-английски:

– Привет, Георг! Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – ответил Егор, трогая пластырь на голове.

– Дай мне руку, – попросила она.

Затаив дыхание, Егор исполнил просьбу. Луиза положила его руку на свою коленку и приподняла белый халатик, разрешая погладить бедро. Егор медленно скользил пальцами по гладкой женской коже и прислушивался к ощущениям. Луиза слегка раздвинула ноги. Когда пальцы коснулись трусиков в промежности, у Егора что-то щёлкнуло в мозгу, а член встал. Егор неосознанно обхватил Луизу за талию и потащил к себе, как голодный неандерталец.

– Найн, найн, – засмеялась она. – У меня есть муж! Но я рада, что у вас всё в порядке.

Тот же эффект на Егора произвела и другая медсестра – немолодая афронемка, а также ночная сиделка, совсем уж некрасивая тётушка. Шерман сказал, что гиперсексуальность скоро поутихнет, нужно время, чтобы в мозгу образовались новые нейронные связи. А пока что Шерман рекомендовал найти в интернете симпатичных девчонок и заняться онанизмом. Егор последовал совету доктора. Оказалось, что в интернете нет несимпатичных девчонок, – каждая была совершенством! Грудки, попки и влажные киски туманили разум и пробуждали желание. Егор всецело понял Сашу.

Они задержались в Берлине ещё на неделю после выписки из больницы. Обоим хотелось отдохнуть. Гуляли по сырому городу, пили пиво, обедали в ресторанах. Егор затащил Шермана на концерт любимой рок-группы.

– Ты счастлив? – спросил Шерман перед отъездом.

– Не знаю, – ответил Егор. – Я теперь как Боря Остроухов – постоянно хочу трахаться, а все девушки вокруг кажутся красотками. Надо научиться приёмам соблазнения, а то я ничего не умею. Чувствую себя дикарём. Может, дашь пару советов?

– Завтра ты увидишь свою жену, – напомнил Шерман, –  пусть она будет первой. Я восхищаюсь этой женщиной. Тебе очень повезло.

Егор смутился. Он думал про Кэт все эти дни – хотя какие дни? Месяцы, годы! – и пришёл к однозначному и закономерному выводу: они не могут быть вместе.