Текст книги "Замуж — никогда"
Автор книги: Таня Винк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– И не мечтай, – говорил он, – я тут жил и дальше жить буду. Эта квартира не только твоя, но и моя.
Девочка в этих разговорах ничего не понимала, разве только то, что в случае развода он будет делить квартиру, но она знала, что есть документ, подтверждающий, что квартира принадлежит только маме. Однако отец плевал на этот документ и часто выпроваживал маму с Аней из дому, особенно когда напивался. Придет ночью с работы, разбудит и гонит, ни одеться, ни обуться не дает. Мама умоляет его успокоиться и лечь спать, а Аня в раскладушку вожмется, одеяло на голову натянет. Ей душно, она задыхается, но страх, что отец ее заметит, сковывает ее тело до кончиков пальцев. Вот так она и лежит, пока скандал не закончится или пока мама не сгребет ее в охапку и, сорвав с гвоздя ключи, не бросится наутек, подталкиваемая мужем в спину. Вызывать милицию бесполезно – везде дружки отца. Поначалу Аня с мамой пережидали у соседей, а потом, когда те попросили их больше не беспокоить, сидели на чердаке. По чердаку проходят трубы отопления, там даже зимой не замерзнешь. Посидят они час-полтора – этого достаточно, чтобы отец вырубился, – затем тихонько проберутся в квартиру, в Анину комнату, и уснут – Аня на раскладушке, мама на полу. Однажды они даже ночевали на чердаке, потому что отец упал в коридоре на пороге и заблокировал дверь.
Утром он уже трезв и ведет себя как ни в чем не бывало. Аня не понимает: почему так происходит? Почему ее родители ссорятся, дерутся, но не разводятся? Вон у Оли с четвертого этажа мама и папа тоже все время ссорились, а затем развелись, и теперь Олька – нормальная девчонка, а была какая-то дерганая, крикливая. Конечно, иногда отец Ани становился другим. Нет, он не превращался в добряка, он просто не замечал Аню, и она, затаив дыхание, старалась не попадаться ему на глаза, если это вообще возможно – в туалет ведь надо ходить и в кухню!
Однажды отец вошел к ней в комнату, сел на стул, улыбнулся и спросил: чего она в жизни хочет больше всего? Сердце девочки екнуло. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы ее родители не ссорились, но уже тогда она понимала, что говорить об этом не только бесполезно, но и нельзя, потому как можно схлопотать. А вообще… Вообще Аня вот чего хотела: диван вместо раскладушки, потому что на раскладушке спать неудобно, она старая и так провисла, что у Ани наутро болит спина. И еще раскладушка так сильно скрипит, что девочка просыпается от этого звука. Еще ей нужен коврик (хотя можно и без него). И новая гардина – та, которая висит на окне, чересчур короткая, и видна батарея отопления, а это некрасиво. Письменный стол тоже не помешал бы, а то на коробке от телевизора делать уроки неудобно – ноги некуда девать. Ладно, не надо письменного стола, но вот лампа настольная просто необходима… Аня перечислила все это по порядку, сбивчиво, скороговоркой, не сводя с отца мечтательных глаз. Он слушал, и его губы растягивались в улыбке. Точнее, Аня думала, что отец улыбается. На самом деле он презрительно ухмылялся.
– А ты, оказывается, вся в мать. Все тебе мало! – хмыкнул он. – Вот это видела? – Он скрутил кукиш и сунул его Ане под нос. Девочка не нашлась что ответить. Отец долго смотрел на нее, окаменевшую, потом досадливо мотнул головой и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Глава 2
«Ах ты, маленький негодяй!» – думал Дима, глядя в спину Жене, – как только кабинка приблизилась к платформе, мальчишка ловко выскочил из нее и побежал к сестре. Надо же, волчонок в овечьей шкуре! Ну ладно, посмотрим, кто кого. Или, может… Может, ну их?
Дима тоже выскочил на платформу и сразу поймал заинтересованный взгляд очаровательной брюнетки – вот, пожалуйста, любая тут же побежит за ним. Но… Аня не любая. Пацан прав: его сестра не такая, как все, Дима это сердцем чувствовал. Она действительно особенная, вот только в чем заключается эта особенность? Дима посмотрел на Аню, о чем-то говорящую с братом.
…Странно все это – еще утром он думал о том, что хорошо бы какое-то время ни с кем не встречаться, потому как девушки надоели ему своими капризами, то подарки требуют, то «давай поедем в Европу», то «ой, моя подружка нашла такого хорошего косметолога, а у меня денег нет…» Вон его сотрудник поехал с подружкой в Рим, так она ему такие истерики устраивала перед бутиками, мол, ты со мной спишь, так будь добр, раскошеливайся! Он и раскошелился – снял ей номер в другой гостинице, свой билет поменял на другой рейс и уже с полгода ходит свободный – от сиюминутных увлечений, неизменно заканчивающихся новым сиюминутным увлечением. От связей с теми, кого не любит, хоть и делит с ними постель. От женщин, рядом с которыми сердце как билось спокойно, так и бьется, и не екает, хоть тресни!
Друзья Диме уже голову прогрызли: пора жениться, твои ровесники уже детей в школу отвели, а ты все выбираешь! Да не выбирает он, он просто еще не встретил ту, которой отдал бы свое сердце… Да, пару раз девушки требовали, мол, давай поженимся, но… Как можно жениться по требованию? Как можно жениться, если не любишь? А любовь нельзя выбрать, ее можно только встретить. «Тогда ходи по ночным клубам, на вечеринки», – твердят друзья и приглашают его на корпоративы, презентации, выставки. Ну и что? Да, было у него несколько интрижек, ни уму, ни сердцу, а только, простите, половому органу. При этом каждая девушка сразу же пытается выяснить, чем он занимается, а как только узнает, что Дима работает во французско-немецко-украинской компании, все – «Ваня, я ваша навеки!».
Как там говорил его дед? «Сердцем ты всегда узнаешь свою женщину». Странный он был, его дед – любил одну, женился на другой. Семью создал поздно, в сорок два, а бабушке было двадцать восемь. Она умерла рано, ей и сорока не было, Дима ее не видел, только на фотографиях. Красивая была женщина, говорят, что у него ее глаза, а душа как у деда – пытливая, осторожная и немного старомодная. Дед так и не женился во второй раз. Время от времени он уезжал в Запорожье, оставляя у Димы кота Марсика. Уже и Марсик умер от старости, уже и следующий кот покинул деда, а тот все ездил в Запорожье, считай, каждый месяц. А когда его не стало, на похороны из Запорожья приехала старушка. Она не плакала у гроба. Она была такая сухая, что отсутствие слез не удивило Диму. Старушка ничего не говорила, просто стояла, застыв как мумия. На похоронах было много людей, но Дима не мог оторвать от нее глаз. Время от времени к ней подходила его мама, что-то говорила. Мумия улыбалась уголками рта и смотрела бесцветными глазами куда-то в сторону. После похорон Дима пристал к маме с расспросами: кто это? Мама только фыркнула и поспешила ретироваться. И тут к нему подошла двоюродная бабушка, сестра деда. У нее в глазах стояли слезы. Она вынула из кармана платок, быстрым движением вытерла глаза, щеки, нос, но слезы вдруг потекли ручьем.
– Твой дедушка любил эту женщину… всю жизнь. – Бабушка тяжело, порывисто втянула носом воздух. – Ой, горе…
Через две недели позвонил муж «мумии» и сообщил: она ушла на небо, к Диминому дедушке. Дима помнил тот звонок: это было вечером, они сидели у телевизора. Мама выслушала говорившего, швырнула трубку на рычаг и почему-то сверкнула глазами на папу. А уже после смерти отца Дима от той же двоюродной бабушки узнал, что папа тоже не был примерным мужем. Так уж сложилось, что он любил свою однокурсницу, но потом между ними пробежала черная кошка и папа женился на маме. Со временем плохое забылось и все началось сначала. Дима видел эту однокурсницу на похоронах отца – двоюродная бабушка показала. Вот такие они, мужчины его семьи…
Женя маячил за спиной сестры, пристально глядя на приближающегося Диму.
– Спасибо вам большое. – Аня расплылась в улыбке.
– Меня не за что благодарить. – Дима сунул руки в карманы джинсов и краем глаза заметил усмешку на губах Жени. – Ваш брат – отличный собеседник, с ним очень интересно, так что это я должен вас благодарить.
Лицо «отличного собеседника» вытянулось. «Я тебя еще не так умою», – подумал Дима, и тут Аня посмотрела на часы:
– Очень жаль, но нам пора домой.
Женька наверняка не все уроки сделал, с сожалением подумала она.
– А давайте выпьем кофе? – предложил Дима и, встретившись со строгим взглядом Ани, твердым, не терпящим возражений тоном продолжил: – Я угощаю!
…Аня и Дима пили кофе, а Женька, посасывая через трубочку апельсиновый фреш, засыпáл мужчину вопросами и, услышав просьбу Ани помолчать, закрывал рот на несколько секунд, а затем, поерзав на стуле, снова обрушивался на Диму:
– Значит, ты живешь с мамой?
– Да.
– А отец где?
– Умер пять лет назад.
– Очень жаль, – сказала Аня.
– А вы с кем живете? – спросил Дима.
– Мы живем вдвоем. – Женя потянул сок через трубочку. – Наши родители умерли.
– Хм… Это печально.
Дима взглянул на Аню и вдруг увидел в ее глазах тщательно скрываемую боль. Ему захотелось, чтобы эта боль исчезла и никогда не возвращалась, и он в порыве нежности и доброты положил руку поверх Аниной, покоящейся на столе и сжатой в кулачок. Положил и почувствовал, как рука девушки дернулась, будто хотела нырнуть под стол, но он держал ее крепко и смотрел прямо в глаза-озера.
– Мне очень жаль…
Женька отодвинул от себя пустой стакан и откинулся на спинку стула:
– Ну что, по домам? Не хочется, но надо…
Женя снова шел между Аней и Димой, а они снова бросали друг на друга осторожные взгляды, высекавшие искры, видимые только ими. С момента знакомства прошло чуть больше часа, но казалось, будто они знают друг друга сто лет и им не хватит вечности, чтобы наговориться и насмотреться друг на друга.
– Вон моя квартира, на пятом этаже, видите? – сказал Дима, подняв руку. – Балкон и два окна. На балконе – лестница-стремянка. Среднее окно мое.
– Вижу… – Аня кивнула.
– Я провожу вас: мне надо зайти в булочную, которая находится в вашем доме.
«Отличный собеседник» посмотрел на него вопросительно и криво усмехнулся. Дима довел их до подъезда.
– А где ваши окна? – Он переводил взгляд с одного этажа на другой.
– Вон, на четвертом этаже, – Аня указала пальцем, – два окна…
– Надо же… Под вами живет мой одноклассник.
– Там живет семья военного…
– Да, это они. Ну… – Дима улыбнулся через силу, посмотрел на брата, потом на сестру. Надо уходить. А так не хочется! – Был рад знакомству… – Глядя Ане в глаза, он быстро провел рукой по волосам.
– Мы тоже, – сказал Женя и надавил на кнопки кодового замка.
Аня отвела взгляд в сторону:
– До встречи.
– До встречи, – эхом отозвался Дима.
Она вошла в подъезд с упавшим сердцем – Дима не попросил у нее номер телефона… Догоняя брата, девушка вынула ключи из сумки.
– Чего молчишь? – Женя остановился на площадке второго этажа.
– А что я должна сказать? – Аня прошла мимо него.
– Как что? Он тебе понравился, да?
– Не знаю.
– Не знаешь? Да у тебя на лбу написано: «Я на него запала!»
– Так уж и написано?
– Да. Аня, – Женя топал за ней по лестнице, – я просто не хочу, чтобы ты снова страдала.
Девушка подошла к своей квартире и вставила ключ в замок.
– Я больше не буду страдать. – Она повернула ключ.
– А вдруг? Вдруг он окажется такой же сволочью, как Игорь?
Аня поморщилась:
– Женя, я еще ни с кем не встречаюсь!
Она вошла в квартиру, бросила сумку на стул, сняла туфли. Женька посмотрел на свое отражение в зеркале, запустил пятерню в рыжие волосы – нормальная прическа! А то Анька прицепилась: постригись!
– Этот Дима знает, где ты живешь. Он еще придет. – Мальчик наклонился, чтобы развязать кроссовки.
Аня сунула ноги в тапочки и подбоченилась:
– Слушай, дорогой мой братик, если бы он хотел прийти, то взял бы номер моего телефона!
Женя ухмыльнулся:
– Это выглядело бы некрасиво.
Аня открыла рот от удивления:
– Почему некрасиво?
– Ну, сама посуди… Рядом стоит взрослый брат девушки, а ты просишь у нее телефончик… Угумс… Телефончик берут, когда говорят один на один, понимаешь?
Аня прижала пальцы ко рту: боже мой, он уже совсем вырос… Хм…А она по-прежнему считает его ребенком, который в ней нуждается…
– Понимаю. – Аня улыбнулась уголком рта и направилась в кухню. – Сосиски есть будешь?
– Буду.
Войдя в кухню, Аня остановилась. Теперь она на своей территории, теперь можно все спокойно обдумать. Не надо нервничать – у нее нет на это сил. Взял телефон – не взял, все это пустяки. Женя прав: хватит с нее переживаний, хватит всяких козлов… Но, сколько бы Аня себя ни убеждала, о Диме ее сердце говорило другое – он не такой, как все. Не такой. У него удивительно добрые глаза. Он не способен причинить боль.
И тут же червь сомнения начал точить ее душу: об Игоре она тоже думала, что он не способен причинить боль, а он оказался настоящей скотиной! Больше года прошло, и только сейчас отпустило, но с трудом, и все время всплывает в памяти. Надо же, она к человеку всем сердцем, а он… Да, в том, что вокруг очень много плохих мужчин, нет ничего удивительного, Аня это с детства знает. Но чем старше она становится, тем меньше ей хочется в это верить и тем сильнее желание стать слабой, беззащитной… И еще хочется любви и счастья – без всего этого душа гаснет, будто в ней садятся батарейки. Да, у нее есть брат, они любят друг друга, сильно друг к другу привязаны, но… Это другая любовь. Еще пару лет назад и речи не могло быть о том, чтобы с кем-то встречаться – Женьку, ее бедного Женьку бросало в дрожь от одной только мысли о том, что в их доме поселится чужой человек или Аня уйдет к кому-то и бросит его одного. Господи, как медленно заживают раны, нанесенные душе… И как она могла ошибиться в Игоре? Он показался ей таким добрым, обходительным, а на поверку…
Однажды Аня не пришла на свидание потому, что Женьке нужна была помощь в подготовке к контрольной.
– …Что ты его слушаешь? – заявил Игорь в присутствии мальчишки, когда Аня все ему объяснила. – Отдай его в интернат, а то нянчишься с ним, как с дебилом!
Это был их последний разговор, последняя встреча. Это был первый и последний парень, с которым Аня пошла на свидание, а познакомились они на вечеринке. С тех пор она ни с кем не знакомилась. Все. Достаточно. Да и парни к ней не сильно льнули.
– А как может быть иначе, если в твоих глазах написано: «Я вас ненавижу, все вы сволочи!»? – сказала Ане ее бывшая одноклассница. – Вот мужики и обходят тебя десятой дорогой.
– Так уж и написано! – не поверила Аня и посмотрела на юношу, сидящего за соседним столиком, а тот скользнул взглядом по ее лицу и поспешил отвернуться…
– Ну, убедилась? – прошептала одноклассница.
Да, Аня убедилась… А вот Дима… Она стояла к нему спиной. Иначе он бы тоже прошел мимо? Да, наверное… Значит, это правильно, что он не попросил у нее номер телефона? Значит, так должно быть? Аня стиснула зубы и открыла холодильник…
Она разложила сосиски по тарелкам, наполнила две мисочки заранее приготовленным салатом, нарезала хлеб и поставила на стол горчицу.
– Женька, иди ужинать!
Мальчик не заставил себя долго ждать.
– Я у себя в комнате поем, у меня еще дел полно. – Он поставил все на поднос и ушел.
Ковыряя салат, Аня смотрела в окно, которое заслоняла густая крона старого дерева. В кухню редко попадали солнечные лучики, и здесь всегда царил полумрак. Даже в полдень приходилось включать свет, но Ане, в отличие от ее брата, это нравилось: сумрак в сочетании со светом, падающим на середину стола из низко висящего плетеного абажура, создавал ощущение уюта и покоя. Из кухни не хотелось уходить – так и сидела бы здесь часами и смотрела в окно, на толстый ствол дуба, на крючковатые ветви, на листочки. Да и без листьев этот дуб радовал глаз – Ане теперь доставляла удовольствие любая мелочь. Как человек, переживший смерть, ценит жизнь, так и Аня ценила тишину и уверенность в том, что никто никогда не разорвет эту тишину недовольным криком…
– Я хочу покоя, хочу, чтобы меня никто не трогал, – твердила она, когда Игорь требовал объяснить, почему она хочет с ним расстаться.
И это было правдой: она хотела покоя. Еще она могла сказать ему: «Ты плохой человек», но не сказала. Зачем? Она Игорю не мама, она не собирается его учить, да и учить взрослого человека – напрасная затея. Уж она-то знает.
А теперь у них с Женькой есть свое жилье и этот самый покой. Они постепенно сделали косметический ремонт: переклеили обои, побелили потолки, покрасили окна, двери, деревянные полы. Женька даже балкон плиткой выложил, а ведь ему тогда было всего двенадцать лет. После ремонта в магазине, где Аня работает бухгалтером, осталось семь квадратных метров плитки, и хозяйка отдала ее девушке. Женька пошел в гости к однокласснику, посмотрел, как работает мастер-плиточник, и все сделал сам: и специальную смесь купил, и инструменты. Плитки хватило на пол и на часть стены, а кусочками Женька выложил подоконник.
– Аня, я чаю хочу!
– Сейчас! – Девушка набрала в чайник воды, включила его, и тут зазвонил телефон.
«На домашний звонят только Женьке», – подумала Аня, снимая с полки две чашки.
– Пожрать не дадут! – топая по коридору, ворчал Женя. – Алло! Кто? Дима?
Аня перестала жевать.
– А откуда ты узнал номер нашего телефона? – в голосе мальчишки прозвучало удивление. – В справочнике посмотрел? Хм… А тебе что, наша фамилия известна? Не известна? Хм… Ну, ты чудак… Сейчас позову… Аня, это тебя.
В горле у девушки запершило. Она легонько кашлянула, вздохнула и чуть не подавилась.
– Анька, ты слышишь?
– Да, – просипела девушка, пытаясь прокашляться.
Брат вошел в кухню.
– Давай по спине постучу. – И он поднял руку, сжатую в кулак.
Аня отрицательно помотала головой. Слезы застилали глаза, ей было трудно дышать. Она собралась с силами, пару раз натужно кашлянула, и на тарелку выскользнул кусочек помидора.
– Выпей воды. – Женя протянул ей пластмассовую бутылку. – Эй, у тебя руки дрожат.
Да, у нее действительно дрожали руки. Аня наполнила стакан водой и опустошила его большими глотками. Все, теперь она может говорить.
– Слушай, сеструха, на тебе лица нет. – Женька настороженно смотрел на нее.
– Все нормально. – Аня подошла к телефону, прижала трубку к уху и выдохнула: – Да, слушаю…
– Аня, добрый вечер…
– Добрый…
– Я это… Вот… Нашел ваш номер, это оказалось несложно. И решил позвонить.
– Да… Хорошо…
Повисла пауза. Ане казалось, что она слышит, как на том конце провода неистово бьется его сердце. Она могла бы поклясться, что различает каждый удар.
– Я вас не отвлек?
– Нет, что вы…
– Я рад. Но если вы все же заняты, так и скажите.
– Нет, я не занята, – ответила Аня и в этот момент услышала: «Ну-ну!»
С чашкой, до краев наполненной чаем, Женя прошел мимо нее в свою комнату и, закрывая за собой дверь, скорчил гримасу, красноречиво изображающую это самое «ну-ну».
…Аня с Димой разговаривали полтора часа. Ни о чем и обо всем. Они перешли на «ты». Аня перенесла телефон в свою комнату и села на край дивана. Дима сыпал анекдотами, и она смеялась до колик в животе. Он рассказал о лаборатории, о младших научных сотрудниках, о шефе, выращивающем орхидеи в мансарде лабораторного корпуса. О том, что их лаборатория находится на окраине города и сотрудников отвозит туда служебный автобус, и что в прошлом году он ездил в Ганновер на всемирную выставку – у их фирмы там был свой павильон. Аня рассказала ему о магазине, в котором работает, о том, что в свободное время больше всего любит читать. Цветы она тоже любит, но вот орхидеи… Если честно, не очень.
– Почему? – удивился Дима.
– Потому что они очень нежные и хрупкие.
– И что же в этом плохого?
Что в этом плохого? Наверное, дело не в орхидеях, а в ней самой – ее раздражает их нежность и хрупкость. И капризность. Однажды ее подружка сетовала, глядя на увядающую орхидею: «Как же так? Грунт купила дорогущий, поливаю из градуированной колбочки, чтобы ни на миллилитр не ошибиться, соблюдаю все правила, а цветок все равно вянет!» Глядя на эту орхидею, Аня не испытывала ничего, кроме глухого раздражения. Ей хотелось сказать подруге: «Не окружай себя такими капризными существами – от них одни проблемы».
– Да ничего в этом нет плохого, – хмыкнула Аня, – просто забот много.
– А у тебя дома есть цветы?
– Нету.
– Почему?
– Почему? – повторила Аня. – Потому, что я могу забыть их полить, и тогда цветочки засохнут. Знаешь, живое существо в доме – это ответственность, а мне и Женьки хватает. – Она коротко засмеялась.
– Аня, скажи, пожалуйста, – Дима запнулся и сразу продолжил: – А что ты делаешь завтра вечером?
– Завтра? – Ее сердечко забилось, как птичка в клетке, стремящаяся вот прямо сейчас вырваться наружу и полететь к дому с почтой на первом этаже. – Ничего.
– Может, посидим где-нибудь, кофе выпьем?
– Да, хорошо. С удовольствием…
– Во сколько заканчивается твой рабочий день?
– В пять.
– И мой тоже в пять. А возле твоего магазина я буду где-то в половине шестого.
– Хорошо, тогда я буду ждать тебя прямо у входа.
– Отлично. Значит, до завтра?
– До завтра…
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Аня положила трубку и тут же услышала из-за двери:
– Я могу войти?
– Входи.
– Я все слышал. – Женя прислонился к дверному косяку и скрестил на груди руки.
– Ну и что?
– Значит, у вас завтра свиданка? – Женька приподнял бровь.
– Да, у нас завтра свидание.
– Ну, – мальчик пожал плечами, – смотри…
– Хорошо, буду смотреть.
– Если что – скажи мне.
– Хорошо, скажу, мой защитник. – Аня улыбнулась и встала.
– А ты не лыбься, я действительно твой защитник. До сих пор жалею, что не начистил рожу Игорю…
– Ты был еще маленький.
– Год назад я был маленький?!
– Да, год назад ты был маленький, и не спорь со мной.
– Хорошо… – Женя нахмурился. – Но теперь-то я уже большой?
– Да, теперь ты большой, – засмеялась Аня.
– Отлично. Тогда пусть этот урод не попадается мне на глаза.
– Игорь когда-то обязательно попадется тебе на глаза, мы живем в одном городе, но, увидев его, ты пройдешь мимо.
– Не пройду! – почти прорычал Женя.
– Не превращайся в урода! – Аня сверкнула на брата глазами.
– А ты не связывайся с уродами!
– Я и не связываюсь! – Она схватила телефон.
– Связываешься!
– Ты о чем? – Аня нахмурилась.
– О том, что ты об этом Дмитрии еще ничего не знаешь, а уже согласилась с ним встретиться.
– А как я могу узнать его, если не встречусь? У него на лбу не написано, какой он, – буркнула Аня. – Дай пройти.
– Ну, смотри! Пусть только попробует тебя обидеть, и я его убью! – петушился Женя.
Аня посмотрела на брата и вдруг увидела в его глазах страдание и растерянность.
– Женька, – она улыбнулась и погладила мальчика по плечу, – не волнуйся, все будет хорошо.
– Посмотрим. – Он сдвинул брови.
– Хорошо, посмотрим. А теперь дай мне пройти.
Женя попятился в коридор. Аня вышла за ним и поставила телефон на тумбочку.
– Кефир будешь? – спросила она.
– Буду.
Брат выпил кефир, пожелал ей спокойной ночи и пошел к себе.
Аня долго не могла уснуть – нахлынули воспоминания… С каждым вздохом, все более тяжелым, она глубже и глубже погружалась в прошлое, в вопросы, оставленные без ответов. Да, теперь все хорошо, они с Женей находятся далеко от прежнего жилья, прежних улиц, домов, деревьев, но последнее время прошлое все чаще и чаще поднимается в ней, будто мертвенно-землистая пена давно не стиранного, очень грязного белья. Оно распространяет вокруг себя зловонный, выедающий мозг запах… Дышать становилось все труднее. Аня вскочила с дивана, подбежала к балкону, распахнула дверь, выскочила наружу и полной грудью вдохнула ночной воздух. Апрель выдался невероятно теплым. Вон там его дом… В окне нет света, наверно, Дима уже спит, но в ее душе горит оставленный им крошечный огонек… Вцепившись пальцами в перила и вдыхая воздух, напоенный далеким дождем, Аня постепенно успокоилась, закрыла глаза, и вдруг ей захотелось коснуться губами его щеки, там, где была впадинка. Она вернулась на диван, но еще долго не могла уснуть, мечтая о том, что будет завтра… Как хорошо ей будет…
И вдруг… Вдруг она подумала о том, что «хорошо» существует только в ее голове, в ее мыслях, а на самом деле все будет плохо. Как всегда. Начнется хорошо, но потом обязательно будет плохо. Потому что иначе не бывает. «Хорошо» только немножко высунется, носик покажет и тут же спрячется. «Хорошо» – это как морковка перед глазами ослика. Он идет за ней, идет, но никогда ее не получит. Хоть и видит. Да, все снова полетит кувырком, так уже было в ее жизни. И не раз… Но… Вдруг не полетит? Нет, все это ее мечты, розовый миф, который никогда не станет реальностью. Никогда… Если она сама не приложит усилия.
Девочка не такая, как все
«Ну, на этот раз родители разведутся – после такого вместе не живут», – рассуждала восьмилетняя Аня, глядя на мир глазами далеко не восьмилетнего ребенка, выросшего в семье, которую никак нельзя назвать счастливой. Так было всегда, сколько Аня себя помнила. Сколько раз она засыпала с мыслью о том, какой прекрасной будет их жизнь, если однажды отец не придет, но еще чаще она мечтала убежать из дома, только бы не видеть яростной ненависти, сочащейся из существа под названием отец, и мрачного выражения в глазах матери. Это мрачное выражение было странным – оно всегда было присуще маме, даже когда та смеялась. Выражение это сообщалось дому, и без того неуютному и холодному, и Ане хотелось уйти подальше, на край света, потому что только на краю света хорошо и там все счастливы, и она бежала то к одной подружке, то к другой.
Но как бы хорошо и уютно ни было ей у чужих, девочка возвращалась в свой дом, и ее тут же поглощала недетская горечь – буквально с порога, будто ею были пропитаны стены, полы, двери, мебель, посуда. Ее родители, с хмурым видом бродившие по дому, также источали горечь, но горечь мстительную, взрывную, скандальную, а не ту, что тихо накрывала Аню своим пологом, не пропускающим ничего светлого, доброго, теплого. Все, что девочка видела из окна своей комнаты, тоже было пропитано горечью – люди, птицы, собаки, деревья, двор, дома, свет в чужих окнах, палисадники у подъездов и даже солнышко, потому что Аня была здесь и покинуть этот непонятный ей, пропитанный необузданной каждодневной мстительностью мир она сможет нескоро. Но, в конце концов, все это постепенно учит ее распознавать не только белую и черную стороны жизни, но и не заметные для такой маленькой девочки оттенки.
Способность эта в полную силу проявится еще нескоро, а пока Аня допивала чай и наслаждалась бутербродом с любимой колбасой, и от мыслей, что теперь они с мамой будут жить вдвоем, ее детской душе становилось удивительно хорошо и уютно. «Пусть наша кухня тоже будет уютной», – решила девочка. Она намылила тряпочку хозяйственным мылом и вымыла посуду, потом с помощью кальцинированной соды вычистила раковину. Протерла дверцы шкафчиков, ножки белых табуреток – особенно внизу, там, где они больше всего пачкались, ножки стола, дверь, холодильник и закончила уборку тем, что до блеска вымыла плинтусы. Аня вынесла мусор в мусоропровод, выстирала тряпочки, повесила их сушиться на балконе и вспомнила о замоченном белье.
– Ой, что же это я…
Она намылила и выстирала в холодной воде полотенце и ночную рубашку, так, что не осталось ни одного пятнышка крови, затем развесила вещи на балконе рядом с тряпочками и посмотрела на часы. Занятия в школе уже закончились. Едва дыша и ступая на цыпочках, Аня перенесла телефон в свою комнату, тихонько прикрыла дверь, чтобы та, не дай бог, не скрипнула, взяла школьный дневник и набрала номер одноклассницы.
– Привет! – прохрипела Аня в трубку.
– Привет, – ответила одноклассница. – Ты что, простыла?
– Ага… Продиктуй, пожалуйста, что нам задали.
Одноклассница продиктовала. Аня записала, поблагодарила девочку, закрыла дневник и понурилась – о драке между родителями скоро узнают в школе. Конечно, узнают – во-первых, Олька из их подъезда расскажет, она живет над ними, у нее все слышно (Ане тоже было слышно, когда Олькины родители дрались). А во-вторых, Олька увидит синяки на лице у мамы. И не только она увидит…
В школе и учителя, и ученики знают о скандалах в ее семье, и Ане там трудно. Казалось бы, учительница должна относиться к такому ребенку более мягко, внимательно, но ничего подобного не было. А было строгое разделение на виды, как в биологии, – на детей из благополучных семей и из неблагополучных. И учителя делали все, чтобы изолировать первых от вторых, и сами сторонились паршивых, по их мнению, вторых, будто те были заразными. Может, оно и так, но Аня «заразной» не была – она не огрызалась, не ругалась, не воровала, училась прилежно, одевалась чисто, грязи под ногтями не было. Но, по мнению учительницы, водился за ней грешок: она все время старалась подружиться с детьми из хороших семей. Дружбы, естественно, не получалось: одета-обута Аня хуже, скована, говорит застенчиво-вопрошающе, взгляд жалкий, все время улыбается, в глаза лезет, походка корявая. В общем, идеальный объект для насмешек – именно объект, человека в ней «благополучные» дети не видели, и учителя поощряли их насмешки. Аня же по своей тогдашней наивности ничего плохого в словах одноклассников не замечала, а если и замечала, то старалась подавить поднимающееся в ее душе сомнение, лишь бы идти рядом с «лучшими», лишь бы они ее не прогнали.
…Вот если бы в этот сложный, непонятный, наполненный страхами период жизни Аню взял за руки добрый друг и сказал, что она не должна так делать, что это плохо! Очень плохо. Так нет же – не было у Ани такого друга, и у тысяч подобных детей тоже не было и не будет. И тысячи детей, сами того не ведая, как слепые котята, на ощупь искали и будут искать дружбу, счастье, любовь. Но не найдут. Ошибаясь, разочаровываясь и плача, они снова и снова будут наступать на одни и те же грабли, а все потому, что в их глазах навеки поселились страх и стыд. И их взгляд спрашивает у каждого встречного: «Достоин ли я твоего внимания?» Спрашивает унизительно, заискивающе, болезненно. Один встречный отойдет в сторонку и больше никогда не заглянет в глаза, полные страха и стыда, – ни к чему это, своих проблем хватает. Другой использует чужую слабость в своих целях – а чего не покуражиться над слабым и жаждущим твоего внимания? Использует и выбросит, как ненужную вещь. А третий… О! Третий ставит несчастного к стенке и медленно линчует, внушая, что он сам во всем виноват. Вот этот третий и есть родитель – главный враг.
Но каждому человеку как воздух, как противовес, нужен друг, да еще такой, чтобы рядом с ним чувствовать себя счастливым, значительным, чтобы доказывать себе же: вон какие люди со мной дружат! И Аня старается любой ценой подружиться с «первыми», благополучными. Вот эти ее старания решили использовать в дурных целях две девочки.
