Текст книги "«Девианты»"

Автор книги: Таня Танк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Нестыковочка, Петр Данилыч, – опять вклинился Серега. – Анжелика Серафимовна типа не юзает комп.

– Зато я сейчас поюзаю его драную бороду! – Крикуненко вышла из ступора, подскочила к Черепу и – хрясь! хрясь! – отвесила ему две смачные пощечины. – Петр Данилыч, вы подлец! Коллеги, не верьте ему! Это он сам до спазмов в яйцах ненавидел Яблонскую и мечтал выжить ее из редакции! Он сам мне рассказывал!

– Гражданочка, успокойтесь, – вдруг раздался голос майора Журавлевой. Под шумок милиционерша с племянником пристроились к остаткам праздничного стола и методично уничтожали недоеденные яства. А Арсений не стеснялся лакировать это дело водочкой.

– Гражданин Черемшанов может изворачиваться, сколько хочет, – продолжила майорша. – Лично я считаю, что вина его доказана. Правда, не знаю, по какой статье его деяния можно будет квалифицировать. Подлог документов? Не совсем то. Нанесение ущерба деловой репутации? Возможно. Доведение до самоубийства? Гражданка Яблонская, не было ли у вас попытки суицида в связи с увольнением? Нет? Очень жаль! В таком случае, боюсь, дело ограничится злостным хулиганством. А вы, гражданочка, – Журавлева кивнула Крикуненко, – можете до кучи подать на него иск за клевету.

– Непременно сделаю это! – горячо заверила Крикуненко. – И такой моральный ущерб вкачу, мама не горюй! Пыль глотать замучаешься, Петр Данилыч!

– Фильтруйте уже базар, Анжелика Серафимовна, уши вянут вас слушать, – пошутила Корикова, а Кудряшов объявил:

– Коллеги! Целью моего расследования было исключительно восстановление справедливости. Яна пострадала незаслуженно, и я не мог оставить подлеца безнаказанным. Но если бы Петр Данилыч был чуть мудрее и написал заявление об уходе, никто из вас не узнал бы подноготной всей этой грязной истории. Он сам выбрал этот сценарий и…

– Я не поняла, – перебила Олега майор Журавлева. – Так вы будете подавать иск? Сеня бы тоже подал…

– Лично я никаких исков подавать не собираюсь, – отвечал Кудряшов. – Есть потерпевшая. Пусть она и решает.

– Ой, Олег, я в шоке от всего услышанного, пока ничего не соображаю, – отозвалась Яна.

– Подавайте, подавайте, не теряйтесь, – прошипел Череп. – Но учтите, что я тоже подам, и не факт, что суд окажется на вашей стороне. Как бы самим пыль глотать не пришлось! Такой моральный ущерб вам выставлю, что внуки ваши работать на меня будут! Пинкертоны недоделанные! Нагородил тут вам Олежек турусов на колесах – и дрель, и пирожки, и ванны с лестницами – а ведь с доказательной-то базой полный пшик! Да ни один следак эти измышлизмы и слушать не станет! Так что, не прикусили бы вы язык, господа? А засим разрешите откланяться, – и, направившись к двери, намеренным козлетоном запел «Хэпи нью иэ, хэпи нью иэ».

Никто его больше не удерживал. Все внимание обратилось к Яблонской.

– Так это правда, что вы возвращаетесь, Яна Яковлевна? – Корикова успела первой задать волнующий всех вопрос.

– Ой, мы так без вас скучали! – взвизгнула Крикуненко. После того, как ее прилюдно обвинили в ненависти к Яблонской, она сочла нужным подстраховаться.

– Велкам! – проснувшийся Ростунов быстро сориентировался в ситуации и отвесил Яблонской шутовской поклон.

Яна вопросительно глянула на Олега. Олег нежно глянул на Яну. Улыбнулся всем, опустился на стул:

– Ну, на посошок! За всех нас! Костик, Антон, у нас там три бутылки шампанского оставались. Тащите все!

Часть вторая

На часах не было еще девяти, а в редакцию «Девиантных» уже начали подползать первые работники. Точнее, работницы – все, как одна, в джинсах, немарких батничках и с белесыми ресницами. На фарфоровом, почти бескровном лице Алины Кориковой читалась решимость свернуть сегодня хотя бы одну из гор, смазливая мордашка другой корреспондентки Юли Колчиной несла во внешний мир лишь один посыл: «Осторожно! Я на грани!» Это была та самая рыженькая Юляха, которую четыре года назад привели на новогодний корпоратив Ростунов с Кузьминым. Насмотревшись на новых знакомых, девчушка решила тоже податься в журналистику. И вот, через два года внештатной работы, Яблонская наконец-то взяла ее в «Девиантные».

– Как достали эти пробки! – бросила в воздух Юля. На глаза у нее тут же навернулись слезы. – Я сейчас с тремя пересадками ехала. Набрали этих чурок, возят как картошку. Меня так затошнило, что пришлось выйти…

– Рвало? – деловито уточнила возникшая на пороге зам главного редактора Светлана Серова, внешне ничем не примечательная, но вполне приятная особа лет тридцати. Вернувшись после изгнания Черемшанова в «Девиантные», Яблонская произвела Кудряшова в ответсеки, в замы же позвала мало кому известную, но с хорошим журналистским портфолио Серову. Корикова была уязвлена – она почему-то считала, что правой рукой Яблонской должна стать она. Вместо этого Яна повысила Корикову на каких-то полступеньки – до старшего корреспондента.

– Так рвало, Юль, или нет? – повторила Серова.

Колчина замялась. Ей очень хотелось сказать, что да, рвало, долго и мучительно. Но в силу врожденной честности она подавила в себе это искушение:

– Нет, перетерпела, Свет. Но я скоро сдохну на этой работе…

– Да ладно, Юль, не нагнетай, – подала голос Корикова, которая уже вовсю просматривала электронную почту. – Сейчас все так работают. Кому легко-то?

– Я каждое утро просыпаюсь и плачу, – Колчина всхлипнула. – В понедельник еще нормально, во вторник похуже, а в среду я уже никакая. Каждый день этот конвейер, поток, все строчишь, строчишь, как пулеметчик… А потом едешь домой через эти пробки страшенные. К девяти кое-как доберешься, сполоснешься и сразу спать валишься. А жить-то когда?

Переобуваясь в туфли (мягкой кожи мокасины на низком каблуке), Серова внимательно прислушивалась к монологу Колчиной. М-да, сдает Юлечка, стареет на глазах. Каких-то два года в штате «Девиантных» – и куда, скажите, делись эти плутовские глазки, эта уверенная улыбка востребованной девушки? Сейчас Юле слово ни скажи – тут же в слезы, под глазами не сходят тени, а верхняя губа нависла над нижней, отчего у Колчиной всегда какой-то недовольный, нахохленный вид. А выражение лица? Казалось, за два года службы в «Девиантных» спектр эмоций, которое оно стало способно выражать, чрезвычайно упростился. Выражения стали такие: терпеливо-тупое, оскорбленно-растерянное, жертвенно-безысходное… Многие удивлялись, почему Колчина при ее внешности до сих пор не вышла замуж. Света холодно отмечала про себя: и не выйдет. Мало огня, мало легкости, беззаботности.

– Свет, тебе ипотеку к скольки надо сдать? – деловито осведомилась у Серовой Алина.

– Ну, не позднее одиннадцати, – ответила Света, отлично понимая, что раньше вечера до текста Кориковой она все равно не доберется. Но ничего, пусть Алина все равно поторопится – главное, побольше «закурковать» в редакционный портфель.

– А объем? – задала Корикова еще один дежурный вопрос.

– Как тему раскроешь.

Это была фраза, которую редакторы повторяли изо дня в день.

Алина вздохнула. Она вчера до восьми дописывала круглый стол по депозитам – как всегда, срочно, с колес, в номер. Дома была только в полдесятого. Дочь встретила ее в пижаме и напомнила, что ей к воскресенью надо обязательно расшить пайетками юбку для цирковой студии. Всем девочкам мамы уже расшили, только она одна ходит в старом. «А что такое мамы твоих девочек? – зло подумала про себя Алина. – Если бы я целыми днями смотрела сериалы, как Верка или просто забила бы на нормальный уровень жизни как Наташка, я бы уже три юбки расшила». Но – увы! – даже мысленно обругав Верку с Наташкой, Алина никакого превосходства над ними не почувствовала. Да, Верку не печатают в лучшей городской газете, но у Верки гемоглобин прекрасный, и каждый вечер она под ручку прогуливается по проспекту с мужем. А Наташка хоть и питается колбасой по 87 рублей и ходит три года в одних и тех же джинсах, но тоже, кажется, всем довольна.

Сегодня Алина встала в пять – надо было потушить курицу на ужин и сварить гречу. В шесть она сдернула с «рогов» пыльного велотренажера те же джинсы, что вчера и позавчера, бросила в сумку тушь для ресниц – подкрасится на работе – и припустила с дочкой в школу. От бывшего мужа помощи в воспитании ребенка практически не было. Но жизненный опыт подсказывал Алине, что не расстанься она пять лет назад с Мишей, жить бы ей было совсем не легче. Ко всему прочему прибавились бы ежевечерние неконструктивные разговоры на тему «что ты там до ночи делаешь на этой работе» и «давай бросай все это к чертовой бабушке».

А Алина бросать не могла. Она поздно вышла на работу – в 27, начала с нуля, через два года стала старшим корреспондентом и уже давно чувствовала себя готовой к большему. Ей вот почему-то казалось, что успешный человек не может иметь зарплату 15 тысяч и до 40 лет бегать в корреспондентах. Хотя по последнему пункту она вступала с собой в неразрешимый пока спор: именно бегать ей и нравилось, что-то вынюхивать, хватать и с сияющим лицом нести в редакцию. А в процессе этого – общаться с журналистами из других изданий, с безразличным лицом немного слушать последние сплетни, сдержанно отвечать на улыбки коллег-мужчин…

– Всем привет! – на толстых иксообразных ногах через редакцию проковылял Леша Ростунов. Сквозь привычный тошнотворный запашок нестиранных шмоток и перепревшего пота пробивался оттенок свежевыпитого «пиваса», как он его называл.

– Юляха, не грусти! – бросил он по ходу Колчиной. Та, переглянувшись с Алиной и Светой, скорчила гримаску. В самом деле, обидно, когда вот «это» считает тебя своего поля ягодкой. И неудобно перед девчонками. Колчина год назад отметила 25-летие, и с тех пор в ее сознании словно что-то перемкнуло. Она принялась отчаянно искать знакомств, но неизменно попадала на женатых искателей приключений. Одного из них она дерзнула увести из семьи, но после первой же вкрадчивой беседы о «роковых ошибках» и «новом счастье» ухажер перестал отвечать на Юлины звонки.

Колчина всячески камуфлировала свое одиночество бесконечными рассказами об «одном мальчике» из Москвы, многообещающем романе по переписке «с бизнесменом Матвеем из Киева», ужине «кое с кем» в «Фортеции»… В общем, создавала видимость востребованности и богатого выбора. Но в Юлины небылицы мало кто верил…

Разговор смолк. До официального начала рабочего дня оставалось не больше получаса, а, значит, надо было успеть сделать все свои делишки: проверить личные почтовые ящики, заглянуть на «Одноклассники» и «Вконтакте», виртуально раскинуть картишки на предстоящий день… Однако недавно у «девиантовцев» появилось развлечение, перед которым меркли и социальные сети, и сайты знакомств, и пасьянс. Первым адресом, с которого начиналось их утро, был www.gav-no.ru. Им же они и заканчивали свой день.

Этот типа профессиональный Интернет-портал появился года полтора назад. Помимо тухлых новостишек из журналистского мира вроде увольнений-назначений, пары-тройки беззубых пресс-релизов, капавших туда ежедневно, читать там было ровным счетом нечего. И в силу своей никомуненужности сайт вскоре бы умер тихой бесславной кончиной… Как тут, буквально на последнем издыхании Интернет-ресурса, здесь открылся и быстро развернулся занятный форум.

Нет, профессионалы и профессионалки не бросились обсуждать на нем жанровое многообразие современных газет или, скажем, проблему исчезновения фельетона с печатных страниц. Им также неинтересно было вести дискуссии на тему, этично ли стырить фотографию у бабушки новоявленной звезды, когда бесхитростная старушка ушаркала на кухню за чаем для милой деточки из газеты. Никто не рвался и рассуждать на тему высокой миссии журналиста. «Фишкой» форума стало другое. А именно – генерирование, изложение и смакование сплетен, главными фигурантами которых стали более-менее заметные деятели из местных СМИ.

Для затравки «гавновцы» слегка проехались по главным редакторам ведущих газет города. Так, на форуме появилась ветка о том, что первое лицо газеты «Помело» Николай Юрьевич Пащенко науськивает своих журналюг на сбор компромата, а потом продает его заинтересованным лицам, желающим, чтобы материал не вышел. Затем некто всезнающий объявил о повышенной любвеобильности главной редакторши «Эмских вестей» Ольги Карачаровой. Не было названо ни имен, ни паролей, ни явок, но на ветке было не протолкнуться от желающих вставить свои пять копеек.

Дальше начались бурные обсуждения похождений ведущих мачо журналистского мира. Если учесть, что пишущих мужиков в городе было вдвое меньше женщин, треть из них были с детства пришибленные, половина – алкаши, а оставшаяся мизерная толика – просто страшненькие, то можно представить, какие страсти разгорелись вокруг жалкой горстки этих казанов, как то: Костик Стражнецкий, Влад Вопилов, Петя Гугунин и Антоша Кузьмин.

И никто не брезговал захаживать на www.gav-no.ru – даже Анжелика Серафимовна Крикуненко, за свои долгие годы в журналистике снискавшая репутацию мудрейшей и нравственнейшей представительницы «старой гвардии». Доподлинно было известно, что и она не отказывает себе в удовольствии забрести на www.gav-no.ru, внимательно изучить новые поступления, а потом для очистки совести всплеснуть ручками и патетически воскликнуть:

– О боги, о всемогущий Зевес! Да когда уже закроют этот гадюшник!

В данный момент самой животрепещущей интригой форума было наблюдение за передвижениями и происками Романа Светлова – этой акулы пера современной журналистики, которая вдруг откуда ни возьмись объявилась в эмской акватории, распугав не только незадачливых мальков, но встревожив и рыбешку покрупнее. Медиамагнаты, начитавшись хвалебных постов в адрес Светлова, осведомлялись у главных редакторов своих изданий, нельзя ли заполучить такого ценного сотрудника к себе в штат. Или, в крайнем случае, заказать ему серию сенсаций. В смятенных чувствах пребывали и главреды. С одной стороны, они бы не отказались заиметь для своей газеты яркое перо столичного уровня. Но, с другой стороны, «хладную душу терзала печаль». Кто ж его знает, зачем этот Светлов вдруг «вышел из сумрака»? Что у него на уме? Не хочет ли он, случаем, подсидеть кого-то из них? Что-то тут нечисто…

Рядовой пишущий состав тоже на все лады обсасывал явление Светлова.

– Не понимаю я этот нездоровый ажиотаж, – делился с коллегами Антон Кузьмин, который вот уже три года работал в «Девиантных» корреспондентом криминального отдела. – Его же никто в глаза не видел. Лично я не читал ни одной его статьи.

– Ну как же, Антош, в «Ньюсуике» он был правой рукой самого Парфенова, – с сомнением произнесла Юля Колчина, которая в последние год-полтора все более внимательно присматривалась к Кузьмину на предмет законного брака.

– Да??? А почему ты в этом так уверена? Зайди на сайт «Ньюсуика» и посмотри, кто у Парфенова правая, а кто левая рука. Ты удивишься, но никаким Светловым там не пахнет.

– Но ты же слышал, он вынужден скрываться из-за проблем с последним расследованием…

– Ну-ну. В общем, теперь мне понятен рецепт успеха. Надо свалить годика на три в столицу, а потом возвратиться с важно надутыми щеками. И неважно, чем ты там в Москве занимался – может, был третьим подползающим – тут ты будешь нарасхват. А мы, как бы ни писали, какие бы сенсации не находили, там и будем считаться провинциальными бездарями.

– О да, нет пророка в своем Отечестве, – скорбно заметила Крикуненко.

– Кстати, Анжелика Серафимовна, судачат, что вы были знакомы с этим Светловым. Расскажите-ка, что это за птица, – оторвалась от компьютера Корикова, которая до последнего боролась с искушением вступить в беседу. Алина вела счет каждой минутке, даже на обед отводила себе не более четверти часа. Кроме того, единственная из журналистов «Девиантных», она вела ежедневник, с которым сверялась чуть ли не каждые полчаса. Когда вечером каждое дело из длинного списка оказывалось зачеркнуто красной ручкой, Алина светлела лицом – день прошел не зря.

– О да! Мне посчастливилось знать Романа лично, – вдохновенно начала Крикуненко, с лучезарной улыбкой уставившись куда-то, где стена соединялась с потолком. – И хотя наши судьбы пересеклись всего на миг, воспоминание о соприкосновении с человеком, столь щедро одаренным свыше…

– Ну, понеслось говно по трубам, – перехихикнулись Кузьмин и Вопилов. Влад вернулся в «Девиантные» три года назад – по протекции Кудряшова Яблонская взяла его редактором отдела новостей – должность чисто номинальную.

– Приступ климактерического слабоумия, – довольно громко шепнул друзьям Ростунов.

– Я бы вам, Анжелика Серафимовна, посоветовал книгу воспоминаний о Светлове написать, – веселился Вопилов. – Озолотитесь. А пока кропаете бестселлер, езжайте по стране с серией лекций. На Светлова все сбегутся.

– Господа, вы свиньи, – заметила на это Анжелика Серафимовна. – Я больше ни слова не пророню о Светлове, хоть вы меня распните. Не желаю быть причастной к вашему затхлому мирку, где злоба и зависть вершат скорый неправедный суд. И пусть вас разорвет от сознания того факта, что ни один из вас никогда не приблизится к тому сверкающему престолу, на который моего друга Романа Светлова вознес гений, данный ему милосердным богом!

– О как, – опять заржали Ростунов, Вопилов и Кузьмин. – «Судьбы пересеклись на миг», и уже «мой друг Роман Светлов».

– Лично меня вот что интересует, – опять вернулась к общему разговору Корикова. – Я слышала, этот Светлов ни больше-ни меньше, на место главреда метит. Вот я и думаю…

– Я ничего этого не слышала! – заверещала Крикуненко. – Не смейте вести при мне ваших контрреволюционных разговоров. А на вашем бы месте, Алина, я на Яну Яковлевну молилась. Вы, если не ошибаюсь, каких-то два года в журналистике, а такой стремительный взлет! И все благодаря ей, нашей Яне Яковлевне!

– Ну, не два, допустим, а почти пять. И про какой взлет вы говорите? Вы меня ни с кем не путаете? По-моему, за это время взлетели все, кому не лень, а я как сидела в корреспондентах, так и сижу…

– А тебе редактором хочется? – повернулась к ней Серова. – Знаешь, Алин, а я как раз хотела бы писать. Но как-то все не складывается. Попишу немного, и меня в редакторы двигают.

– И ты этим, типа, расстроена? – с замаскированной язвительностью сказал Вопилов. Вот уж кого не интересовали высокие материи, так это его. Превыше всего Влад ценил статусную должность, хорошую зарплату и возможность покинуть контору не позднее 18.30. И еще один важный плюс он видел в своей профессии – время от времени от какого-нибудь заинтересованного чиновника или бизнесмена ему поступало предложение пройтись в кабачок-сауну. Само собой, за счет приглашающей стороны.

– Да нет, Влад, я не расстроена, – отвечала Серова. – Просто с недавних пор меня это стало удивлять. Я не стремлюсь к должностям, а они все равно меня находят. А некоторые – наоборот. Мечтают о повышении, а так и буксуют на месте…

– Намек понят, – Корикова опять оторвалась от компьютера. – Ну, давайте из меня прожженную карьеристку сделаем! Одной Кориковой нужны должности и деньги, а остальные – все такие святые бессребреники. Ну-ну. Врите себе, врите. Но вы не заставите меня поверить в то, что можно считать себя успешным человеком, имея должность старшего корреспондента и зарплату 15 тысяч.

– В том-то и дело, что критерии успешности у всех разные, – отозвалась Серова. – По твоей логике, Алин, успешен может быть только человек не ниже редактора? Так? А пишущий журналист, значит, неудачник по определению? Но ты забываешь, что карьера тоже бывает разная. Бывает административная – когда из журналиста вырастаешь в редактора. А бывает и творческая – когда за 20–30 лет работы в журналистике ты настолько вырастаешь как творец… Вот кто, по-твоему, круче: главврач или блестящий хирург?

– Ну вот и росла бы творчески, – пробурчала Алина. – Зачем в редакторы-то пошла? Не нашла сил отказаться?

Серова промолчала – судя по всему, достойный ответ на выпад Кориковой у нее пока не родился. Да и многие вдруг почувствовали какую-то неловкость от того, что сказали чуть больше того, чем стоило. Нет, Светлана не носила начальнице последних известий под соусом «а народ думает так» – это было давно проверено. Мало того, она старалась прикрыть журналистов от яниного гнева, когда у них случались мелкие промахи. Но Серова была предана Яблонской еще похлеще Кудряшова, и этим было сказано все …

– Прикиньте, у меня опять сперли сосиски! – поведала коллегам Корикова, возвратившись с кухни. – Давайте камеры какие-нибудь установим, что ли. У меня пока что не редакторская зарплата, чтобы откармливать всех колбасами.

– Ага, а у меня пивас на прошлой неделе кто-то усосал, – недовольно высказался Ростунов. – А у Филатыча постоянно кетчуп тырят. Он вчера матерился, не знал, с чем доширак пожрать.

– Да ну, Алин, камеры – это не дело, – сказал Кузьмин. – И дорого, и бесполезно. В холодильник постоянно кто-то лазит, ты и не усмотришь, кто что взял. Да и не перестанет этот человек воровать! Он просто станет делать это хитрее.

– Дивлюсь вашей осведомленности, мой юный друг, – иронично процедила Крикуненко. – Наводит, знаете ли, на разные мысли…

– Что за ерунда, Анжелика Серафимовна! Если бы эти сосиски тырил я, то неужели бы стал сейчас говорить про то, как обмануть камеру! Вы меня прямо недоумком каким-то считаете, – завелся Антон.

– Не воспаляйтесь тут больно-то, молодой человек. Я знаю, о чем говорю. Это хорошо изученный психологический феномен, – гнула свое Анжелика. – Преступник всегда становится говорлив, когда общественность начинает обсуждать его деяния. Сыплет идеями, версиями…

– Ага, – подхватил Ростунов, – точно, есть такая нездоровая фигня. Кто набздел, тот первый же и начинает возмущаться!

– Алексис!!! – простонала Крикуненко.

– А вообще, интересно, – подала голос Алина. – Обычно кто виноват – тот больше всех и возмущается. А как же тогда надо себя вести, чтобы никто на тебя не подумал?

– Как-как? Сделать морду кирпичом и слать всех в сад, – выпалил Ростунов.

– А мне кажется, это другая крайность, – вступила в беседу Серова. – Нет, умный преступник – ну, в нашем, бытовом значении – не поведет себя ни так, ни эдак. Наверно, он постарается быть в меру возмущенным и в меру равнодушным.

– Уж никак не ожидала, Светлана Андреевна, что вы будете проводить тут школу лицемерия, ликбез аморальности, – напустилась на Серову Крикуненко – впрочем, не с тем напором, как на всех прочих.

– Ты все понял, о загадочный похититель сосисок? – шутливо вскричал Вопилов, корча комические мины. – О, поклянись, что отныне все будешь делать строго по правилам, и мы никогда – слышишь, никогда! – не сорвем с тебя маску!

Все рассмеялись. И даже Корикова, казалось, перестала тужить о пропаже.

Яблонская с Серовой сидели в буфете. На обед Яна ходила по очереди то с Кудряшовым, то с ней. И совсем редко, не чаще раза в месяц, демократично отправлялась в столовку с Кориковой и Колчиной.

Традиционно в разговоре на этих парных обедах солировала Яблонская. Иной раз Серова просто дивилась ее открытости и бесхитростности. Она бы ни за что не рассказала о сделанном в юности аборте или перипетиях давнего романа со Стражнецким. Но что ж – раз Яна так откровенна с ней, значит, доверяет. Только вот неужели она не хочет узнать, о чем думает Серова, как живет и вообще – чем дышит? Странно. Была бы Света начальницей, фиг бы о ней кто что узнал. Зато она бы все у всех повыспросила – это уж будьте спокойны. А Яна – какая все же она доверчивая! Кажется, у нее и мысли нет о том, что ее окружают отнюдь не одни друзья-товарищи…

– Свет, тебе Колчина сдала текст про инвалида-многоженца? – и Яблонская точным движением ножа отчекрыжила кусок отбивной.

– Пока нет, обещала завтра к утру.

– Нет, пусть сдаст сегодня к вечеру! А не успеет – пиши докладную. Будем штрафовать.

– Да она не успеет к вечеру. Пусть уж посидит, когда все разойдутся, подумает над темой, чем кое-как сляпает.

– Да? Ну смотри… И охота тебе, Свет, с ними миндальничать?

– Да я не миндальничаю, Ян. Просто какой смысл требовать сдать текст к вечеру, когда после семи я его читать все равно не буду? А сейчас мы ее вздрючим, она будет спешить, нервничать. И новости в номер кое-как напишет, и про инвалида какую-нибудь хрень наваляет. Кому лучше-то будет?

– Ну как знаешь. Но я что сказать-то хотела – текст с нее сдери, но попридержи.

– В смысле?

– Кое-чего поинтереснее жду, чем колчинская писанина, – и Яблонская заговорщически понизила голос. – Роман Светлов обещал завтра к обеду сенсацию прислать. Байкальский отшельник родом из Эмска! Какие тут могут быть инвалиды-многоженцы, да еще в исполнении этой бездарности? В топку! Кстати, Свет, ты не в курсе, Корикова все еще общается со Стражнецким?

– Да нет, вроде не общается. Да и не больно-то с Костиком теперь пообщаешься. Катюшка, говорят, его в ежовых рукавицах держит, чуть ли не под домашним арестом, – и Серова тихо рассмеялась.

Три месяца назад Вопилов и Кудряшов отгуляли на свадьбе у Стражнецкого. Все получилось так, как еще четыре года назад предсказывал Черемшанов: Костик ответил-таки неким подобием взаимности на многолетний сердечный интерес Катюшки, старшей дочки своего начальника Николая Юрьевича Пащенко. В доказательство этого на свадебном пиру невеста демонстрировала весьма объемистый живот – по размерам явно не соответствующий заявленным пяти месяцам. Шептались, что Катюшка ждет двойню.

За своей неказистой кряжистой дочуркой Папик дал трехкомнатную квартиру со всей обстановкой в новостройке в центре Эмска. Правда, Стражнецкого пока туда не прописали – еще непонятно было, как зарекомендует себя смазливый муженек.

– Ты не маленькая, – наставлял дочку Папик, – прекрасно знаешь, что твой Костик порядочный шалапут. Но ты себя уважай – ты не какая-нибудь голь перекатная, и вправе требовать от него почтительности. А не прочувствует ситуации – пинка под зад. С таким приданым, Катенок, ты в два счета новую любовь найдешь.

Но Костик прочувствовал ситуацию, и в последние месяцы его было просто не узнать. Пьянки в «Стельке» и спонтанные ночевки с незнакомками остались в прошлом. Но Стражнецкий горячо надеялся, что это временно.

– Вот родит Катька, переключится на спиногрызов, и я тут же к вам вернусь, – заверял он товарищей по интересам. – Алинке привет передавайте. Как она там, никого не нашла? Скажите: я ревную!

С того новогоднего корпоратива, когда был разоблачен Череп, у Кориковой со Стражнецким вот уже пятый год вяло тянулось нечто вроде романа. Созванивались нечасто, встречались и того реже – дай бог, раз в месяц. Какое-то воодушевление Алина переживала лишь первые полгода, потом же Костик начал стремительно ее разочаровывать. И Корикова вновь вспомнила о другом человеке.

А другой человек по-прежнему нес верную службу подле Яблонской. В редакции над ним по этому поводу беззлобно посмеивались. И решительно никто не понимал, почему эти двое – не малые уже дети – никак не объяснятся и не поженятся поскорее всем на радость.

«Действительно, какого еще принца на белом коне ждет Яблонская, – размышляла Корикова. – Брала бы уж давно Кудряшова – отличный муж будет. А то – не себе и не людям! Да и не девочка уже, тридцатник отметила. О декрете пора плотно задуматься. Так нет, руками и ногами за свое кресло держится! А глядишь, ушла бы с младенцем нянчиться – кое-кто бы тут вздохнул посвободнее, расправил крылья… И не надо ля-ля, что об этом здесь мечтаю только я».

* * *

Алина стояла у курилки пятого этажа. Четверть часа назад она получила СМС-ку от коллеги Зины Рыковой, которая с утра была услана на задание с фотокорреспондентом Димой Филатовым, а сейчас просила Корикову спуститься этажом ниже для конфиденциальной беседы. Зина перешла в «Девиантные» из «Помела» полгода назад, и Алина сама поразилась, как скоро она сошлась с этой бойкой насмешливой брюнеткой года на три ее младше. На первых порах их сблизили байки о похождениях Стражнецкого, которых информированная Зина знала уйму. Она так комично, с ужимками, в ролях пересказала Кориковой многолетнюю лав стори Костика и Катюшки Пащенко, что Алина, избегавшая обсуждений кого бы то ни было, лишь сквозь смех попеняла Рыковой:

– Злая ты, Зинк. Ну, поимей хоть каплю жалости к людям.

– А чего мне их жалеть? Они убогие что ли? С таким папашей как у Катьки можно всю жизнь прожить припеваючи, меняя мужей, квартиры и машины. Повезло же некоторым родиться в правильном месте у правильных людей! А у меня только одна надежда – подцепить где-нибудь дурака побогаче.

– Ой, Зин, ты такие глупости говоришь. Фундамент гораздо прочнее, когда всем в жизни ты обязана только себе, когда ты…

– Молчи, грусть, молчи, – беззлобно перебила ее Рыкова. – Вижу, чего ты добиваешься. Но не глупо ли это, мать? Ну, станешь ты редактором, и что? Будешь получать не 15, а 30, ну, 35. Даже если до главного дорастешь – поимеешь «полтос» в месяц. Все, потолок! А дальше-то что? Искала бы ты себе мужа поприличнее, что ли. Сейчас вот ты о чем думаешь? Знаю, знаю. Как бы наизнанку вывернуться и добыть побольше подробностей про поборы в тридцатом лицее. Угадала? А зачем тебе это надо? Ждешь, что Яна Яковлевна от умиления растает? Ну-ну, жди. Много ты от нее хорошего-то видела?

– Зин, ты ошибаешься, – урезонила конфидентку Корикова. – Я пришла в журналистику отнюдь не для того, чтобы вызывать умиление Яны Яковлевны. Представь себе, мне нравится моя работа. И если я сейчас прощупываю подходы к тридцатому лицею, то только для того, чтобы написать классное журналистское расследование.

– А на фиг? Ты еще две недели со своим расследованием прокопаешься, а могла бы настрочить кучу заметушек и получить те же деньги. У тебя прямо страсть какая-то к тяжелой работе! Бери пример с меня. Меня-то Яблонская фига с два запряжет за расследование. Считает тупой – ну и пусть считает. Нашим легче. А я уж лучше по выставкам пошатаюсь, да по презентациям, да на визиты VIP-персон. Там, кстати, и мужики поинтереснее собираются. Думаешь, где я раскопала своего Александра Анатольевича? А, ладно, дело-то прошлое…

Корикова улыбнулась, вспомнив этот разговор трехмесячной давности. Глянула на часы – подруга запаздывала. Алина поморщилась. Она не любила в рабочее время надолго отлучаться из редакции не по производственным нуждам. Но только она полезла за сотовым, чтобы поторопить подругу, как вдруг услышала знакомое цоканье. По коридору в ботфортах на высоченных каблуках к ней стремительно приближалась Рыкова. Бедрами она заворачивала, как начинающая провинциальная модель – шикарно и вызывающе. А то, что немного косолапила – так это даже придавало ей некоторый шарм. Так, по словам самой Зинки, утверждали знающие люди.