Текст книги "Нежданное счастье майора Громова (СИ)"

Автор книги: Таня Поляк

Соавторы: Татьяна Каневская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 16

– Громов, скотина такая! – визжит в трубку Вика, как только я нажимаю кнопку приёма звонка. – Ты совсем страх потерял?

– Вика, у тебя там ПМС? Что за смена настроения? То я у тебя самый лучший теперь, то угрожаешь, теперь «скотина». Ты уж определись, – говорю с усмешкой и прямо чувствую, как там закипает от злости бывшая.

– В сложившейся ситуации ты – скотина и жмот, Громов, – заявляет Вика уже более тише. – Как у тебя совести хватило отменить бронь на коттедж?

– Я его арендовал для нашего совместного отдыха. С отпуском у меня не сложилось, так зачем мне коттедж?

– Тебе незачем, а я приехала отдохнуть, набраться положительных эмоций. А мне хозяин сообщает, что ты отменил бронь и аванс он тебе вернул. Это как называется? – продолжает возмущаться.

– А что не так? Ты хочешь отдохнуть, так пусть твой отдых оплачивает твой спонсор. Я при чём?

– Мог бы как нормальный мужчина сделать мне прощальный подарок!

– Прощальный? Ты же не хочешь со мной расставаться.

– Тогда тем более!

– Всё-таки ПМС. Ты уж определись, Виктория. Или твой спонсор не в состоянии оплатить тебе отдых?

– Мой спонсор в состоянии тебя по стенке размазать, – цедит сквозь зубы.

Я тихо смеюсь на этот детский выпад. Чую, она просто боится своему спонсору звонить, чтобы её не послали куда подальше.

– Ну-ну. Пускай приходит. Пообщаемся.

– Он слишком занят, чтобы на тебя время тратить. Он, в отличие от тебя, деньги зарабатывает.

Серьёзно? Она думает меня зацепить этим? Я своей жизнью доволен, и в чужой карман не смотрю.

– Вик, заканчиваем. Этот разговор ни к чему не приведёт, – говорю спокойно, не собираюсь я вестись на её дешёвые провокации. – Звони своему спонсору, а мой номер удали.

Завершаю вызов и откидываю телефон в сторону. После разговора с Викой даже голова разболелась. Нужно подпитаться положительными эмоциями. А что для этого нужно? Правильно, посмотреть на мирный сон Кати и Вероники.

Я захожу в их комнату, и на губах тут же появляется улыбка. Такие они красивые. Рыженькие мои. Подхожу ближе и присаживаюсь рядом с кроватью. Осторожно убираю локон волос, упавший Веронике на лицо. Она смешно при этом морщит носик, но не просыпается.

Я перевожу взгляд на Катю. Она такая умиротворённая во сне. Но эти синяки под глазами… И такая горечь на душе появляется. Если бы в своё время я не ушёл в работу с головой, то увидел бы рождение дочки, я бы видел её первую улыбку, первые шаги, отводил бы её детский сад, с гордостью смотрел бы на неё на первом звонке.

Столько всего упущено из-за одного неправильного решения – поставить работу на первое место.

Я считаю, Катя должна была сказать мне о беременности, когда уходила. Но стану ли я когда-либо её этим упрекать? Вряд ли смогу. Если вспомнить, она ведь до последнего боролась за нашу семью.

Звонила мне первая, когда я был на работе, готовила тормозки, ухаживала за мной, когда болел, приходила в отдел, когда я не возвращался домой после задержания очередного преступника, чтобы просто увидеть, обнять и убедиться, что со мной всё в порядке.

Я тогда на адреналине жил, кайфовал от работы, от постоянного движения. А другая жизнь проходила мимо меня.

Катя боролась до последнего. И в один день просто сдалась. Могу ли я упрекать её в этом. Нет. Не имею никакого права. Она сделала всё, что смогла. Она уже не верила, что я смогу измениться. Поэтому и ушла. Не решилась ставить меня перед выбором – семья или работа. Она выбрала себя. Имела право.

– Громов… – тихо зовёт меня Катя.

В своих размышлениях я даже и не заметил, что она открыла глаза.

Интересно, долго за мной наблюдает? Катя мягко улыбается и кивает головой себе за спину.

– Там есть место. Приляжешь?

Второй раз меня просить не нужно. Я тут же поднимаюсь и осторожно укладываюсь за её спиной. Места для меня как раз.

Я обнимаю своих девочек и на душе так хорошо становится. Как будто сейчас всё на своём месте. Катя осторожно двигается, устраиваясь удобнее. А я чуть склоняю голову и вдыхаю её запах. Её кожи касается моё горячее дыхание, и я вижу мурашки. Улыбаюсь довольно и целую её в оголённое плечо.

– Громов, ты офанарел? – пыхтит Катя. – Ребёнок рядом!

– То есть ты бы не возмущалась, если бы мы были одни? – тут же спрашиваю я и получаю локтем по печени.

Ну, не виноват я, что нижняя часть моего тела не подчиняется мозгу. Стоило Кате поёрзать, в паху стало тяжело, а в упругую попку бывшей жены упёрся каменный стояк.

– Надо подумать о чём-то отвратительном, – подсказывает Катя.

– К примеру?

– О тараканах.

– Не сработало, Кать. Лучше о маме твоей.

– Почему о ней?

– Потому что она столько раз нам секс обламывала, что и не сосчитать.

Катя тихо смеётся, ну а мой способ срабатывает.

– Замри, Громова, – рычу ей на ухо. – Эммм, или ты сменила фамилию?

– Нет, не сменила. Громова я.

Глава 17
Екатерина

В объятиях Саши, как и восемь лет назад, тепло, уютно, безопасно. Он крепко и в то же время очень бережно прижимает меня к своей груди. И поэтому я прекрасно слышу, как грохочет его сердце. Моё бьётся так же быстро, и так же громко.

Конечно, его близость меня волнует. И, конечно, как женщине мне было приятно, что его организм отреагировал на меня. Была ли это намеренная провокация? Конечно. Я хотела убедиться, что между нами всё так же искрит. Убедиться, чтобы дать себе шанс помечтать.

Только об этом я Саше, конечно, не скажу. Моя пламенная речь о том, что я не думаю о будущем, потому что на первом месте моё здоровье – ложь. От начала до конца. Я мечтаю. Боюсь мечтать, но мечтаю. А как ещё укреплять в себе веру, что операция пройдёт успешно.

Именно мечты о том, что я вернусь домой, и мы с Сашей попробуем открыть новую главу нашей истории помогают мне держаться и не впадать в истерику.

Я очень боюсь операции. Точнее её исходов. Доктора заверяют, что всё будет хорошо, но…

Вот это ужасное «но», из-за которого я иногда просыпаюсь в слезах

Я могу ослепнуть.

Я могу лишиться подвижности.

Я могу замолчать.

Я могу забыть своих родных и близких.

И последнее. То, о чём думать страшно. Мысль, которую я отталкиваю подальше, чтобы не дать ей развития.

Моя дочь не останется сиротой.

Я поправлюсь. Ради неё. Ради её счастливого детства.

Моя малышка такая смелая, такая сильная.

Я с ужасом вспоминаю, как учила её, что нужно делать, если я потеряю сознание. Как помочь мне прийти в себя, куда звонить, какой диагноз называть.

Надеюсь, страшные дни, когда Веронике приходилось применять эти знания на практике, она вскоре забудет.

Я сделаю всё возможное, чтобы искоренить из её памяти эти тяжёлые воспоминания. И я очень надеюсь, что Саша мне поможет в этом.

Конечно, мне было страшно ехать к нему. Страшно было говорить о том, что я столько лет скрывала от него дочь.

Я ожидала более резкую реакцию. Готовилась к крику, но Саша отреагировал, на удивление, спокойно. Наверное, понимал, что мне и так тяжело сейчас. И мне явно не до разборок.

Но я уверена, что однажды он спросит. Спросит, почему я не сообщила о беременности, почему ушла, почему так рано вышла замуж за другого, когда ему клялась в вечной любви.

А всё банально просто.

Сначала я была обижена. Я узнала о беременности и хотела сразу сообщить об этом любимому мужу. Да только его дома никак не могла застать. Был период, что он приходил домой, когда я уже спала, а уходил, пока я ещё спала.

Тогда я стала просить его прийти пораньше, говорила, что нужно поговорить. Меня не услышали. Я психанула. Именно так, психанула. Узнала в ЗАГСе, что нужно для развода. И пошла за Громовым в отдел. Я думала, это его встряхнёт. А он взял и согласился. Обиделась я ещё сильнее.

Позже я всё же остыла. Подумала, что он имеет право знать о ребёнке. Приехала к нему. Опять сделала первый шаг. Приехала, и увидела, как он выходит из квартиры в обнимку с девицей. А тогда и месяца не прошло с развода.

Снова обиделась. Смертельно. И решила, что Громов никогда не узнает о ребёнке, раз он так легко вычеркнул меня из своей жизни. Отомстила вроде как бывшему мужу. А получается, в итоге пострадала Вероника, которую я лишила родного отца.

Сейчас понимаю, что поступило глупо и эгоистично. Не подумала о последствиях для Вероники и Саши.

А узнала диагноз, испугалась, что дочь останется одна, и решилась вот так свалиться Громову на голову.

– Я скучал по нам, – голос Саши вырывает меня из размышлений. – По нашей жизни. По тебе.

– Зачем ты это говоришь сейчас?

– Чтобы ты знала. Я – идиот. Потерял тебя. Сам виноват во всём. Жалею, что отпустил. А когда одумался, было поздно. Ты вышла замуж, и в ЗАГСе была такая счастливая, что я…

– Ты приезжал? – спрашиваю удивлённо.

– Да. Приезжал. А у тебя свадьба. Дурак, надо было украсть.

Я тихо смеюсь. Представляю шок жениха, родителей и гостей.

– Я бы с тобой убежала, Саш, – признаюсь тихо.

Глава 18
Екатерина

– Ты, правда, любила его? – тихо спрашивает Саша.

– Да, Саш. Я полюбила. Ты же меня знаешь, я бы не смогла быть с человеком без чувств. Олег показался мне надёжным, любящим, верным. Последнее было очень важным требованием. Ну, и я ведь была не одна уже. Мне было важно, чтобы он хорошо относился к дочке.

– Хорошо? Он её книги любимые отобрал, – зло цедит сквозь зубы Громов, и я понимаю его эмоции.

Я сама тогда была в шоке от поступка Олега. Я даже не заметила, как он эти книги из дома вынес. А когда вручал племяннице, увидела реакцию Вероники. Она, конечно же, узнала свои книги с закладками, но было уже поздно. Рита так искренне радовалась, плакала от счастья.

Сестра Олега жила откровенно бедно, и не смогла бы позволить купить малышке такой набор книг. И как я могла отобрать у девочки её мечту? Я и не смогла. Пообещала Веронике купить новые книги, а Олегу наедине устроила разнос. Ужаснее всего то, что он и не понял, что такого страшного совершил.

Тогда я поняла, что ошиблась в выборе спутника жизни. Ну а после был мой диагноз, испуганные глаза Олега, быстрый сбор вещей и уведомление на «Госуслугах», что он подал заявление о расторжении брака.

Мы прожили вместе четыре года. Я смело могу назвать их счастливыми. Но только эти четыре года.

– Я не оставила это без внимания, поверь. Просто когда собиралась купить новые книги Веронике, узнала о своём диагнозе, завертелась в исследованиях, а дочь и забыла о моём обещании, потому что запоминала информацию, как меня спасти в случае необходимости.

При этих словах Саша крепче прижимает меня к своей груди.

– Ты могла прийти ко мне, – говорит мне на ухо и вдыхает мой запах у основания шеи, снова вызывая стаю мурашек на коже. – Я бы помог. Я бы был рядом.

– Это ты сейчас говоришь. По факту, Громов. А я знала, что у тебя карьера на пике, что у тебя отношения в разгаре. Зачем тебе я со своими проблемами? Бывшая жена, которая не выдержала испытание твоей службой и ушла, скрыв ребёнка. Ты же видел реакцию своей Вики на наше появление. Думаешь, она бы отреагировала иначе, позволила бы тебе помогать мне и дочке? Мы для неё – большая опасность. Мы для неё – враги. Она бы сделала всё, чтобы избавиться от нас. Поэтому я сначала подготовила дочь, потом решилась приехать к тебе.

– А почему ты приехала буквально перед операцией?

– Потому что мне позвонили и сообщили, что появилось окошко для моей операции?

– Окошко?

– Это значит, кто-то не дожил до операции, Саш. И это место отдали мне, потому что я была в списке срочных пациентов.

Жуткие слова. Но это правда.

Мы замолкаем. Я не знаю, о чём думает Саша, а меня теперь грызёт совесть. В моей голове проигрывается столько сценариев того, как бы могла сложиться жизнь Вероники, если бы в её жизни отец появился раньше.

Не факт, что мы с Сашей вновь стали парой. Но я уверена, что он не стал бы отказываться от общения с дочкой. Я бы, может, привозила её к нему на выходные. Мы бы, может, вместе летали к морю. Столько всего могло бы быть, если бы не моё эгоистичное решение.

Слёзы тихо скатываются по носу и капают на подушку. Я шмыгаю носом, и Громов тут же приподнимается на локте.

– Катюш, ну ты чего?

– Я так виновата перед тобой, перед Вероникой. Я не знаю, сможешь ли ты меня простить, Саш, но я хочу, чтобы ты знал – я очень жалею, что ушла, не сказав о беременности. Надо было наступить себе на горло, прийти и рассказать. Ну или позвонить. А я молчала до последнего. Я тебя столько всего лишила, Саш. Я же видела твой взгляд, когда ты Веронику на руки взял. Ты же сто процентов представил, как это было бы – держать её младенцем. А она такая крошечная была, Саш.

– Ну-ну, не плачь, Катюш. Ты мне сердце разрываешь своими слезами. Я тебя не виню.

– Врёшь.

Саша грустно улыбается.

– Я сам не лучше, Кать. Не нужно винить только себя. Я не должен был уходить с головой в работу. Я не представляю, как тебе было тяжело стучаться в закрытые двери. Я ценил того, что ты ждала меня до поздней ночи, обеды мне приносила в любую погоду, если я забывал. Ты была идеальной женой, Катюш. А я это просрал. Посчитал, что карьера важнее, а потом та же гордость не позволила поехать следом за тобой. Я тебя прошу сейчас настроиться на операцию. Давай, правда, поговорим о нас, когда ты вернёшься. Я обещаю, что присмотрю за дочкой. Всё у нас будет хорошо.

– Хорошо, – говорю на выдохе.

Я верю. Правда, верю. А сейчас у меня ещё рождается вера, что у нас может быть второй шанс. За эту веру хочется держаться, как за дополнительный стимул скорее восстановиться после операции и вернуться домой.

Глава 19

По дороге в аэропорт Катя рассказывает мне в который раз о распорядке дня Вероники, о её вкусовых предпочтениях, о её любимых книгах, мультиках, увлечениях. Мне, конечно, всё интересно, и я всё пытаюсь запомнить, а вот Вероника выглядит обиженно.

– Мам, я же не маленькая! – наконец, не выдерживает дочь. – Я могу сама всё это рассказать.

– Прости, зайка, я просто очень нервничаю.

– А думаешь, мне легко? – выдаёт Вероника с таким надрывом, что у меня, взрослого мужика, ком в горле появляться.

Ника прикусывает губу и отворачивается к окну, но я-то вижу, что её глаза наполняются слезами. Катя тихо всхлипывает и пересаживает дочь к себе на колени. Она что-то быстро шепчет ей на ухо, Вероника кивает и тихо плачет вместе с мамой.

Смотреть на них больно. Но уверен, Кате намного больнее. И к этой боли ещё добавляется страх, что она может не вернуться. Эту тему она тоже упомянула, когда мы лежали в их комнате.

Оказывается, Катя уже подготовила все документы на случай своей смерти. Если что-то пойдёт не так (а адвокат и нотариус узнают это от докторов Кати) со мной сразу свяжутся.

Очень надеюсь, что не свяжутся. Я верю, что операция пройдёт успешно, и через пару месяцев я снова буду ехать в аэропорт, но уже чтобы забрать Катю домой. Подготовим с Вероникой воздушные шары, плакат и цветы. Красиво встретим.

Успокоиться девочки мои смогли уже только у аэропорта. Катя попросила с ней не идти. Хочет, чтобы мы попрощались на парковке.

И я понимаю её. Она никогда не любила долгих прощаний. Ей тяжело расставаться с близкими, а про дочь я, вообще, молчу. Бедное материнское сердце уже сейчас разрывается от тоски и боли.

Я паркую внедорожник, достаю из багажника чемодан Кати, ставлю рядом с ней, целую её в щеку и отхожу, чтобы Вероника попрощалась.

Катя сжимает дочь до хруста в косточках и щекочет её напоследок. Уверена, хотела услышать смех ребёнка. Ника уворачивается, хохочет, а после просит маму подать ей руку.

Вероника достаёт из кармана браслет из каких-то камушков и фигурок и надевает маме на запястье.

– Это оберег. От меня. Не снимай, пожалуйста, – просит дочь и целует маму в обе щеки. – Я буду тебя ждать. И обещаю вести себя хорошо. Постараюсь.

Катя улыбается и проводит ладошкой по волосам дочери.

– Езжайте. Я вернусь обязательно, – уверенно говорит она.

Мы с Вероникой садимся в салон, я медленно выезжаю с парковки и сигналю Кате на прощание. Вижу к зеркало заднего вида, как она прижимает к груди ладонь, а второй машет нам. На её лице сияющая улыбка.

– Ты любишь мама? – вдруг спрашивает Вероника.

– Любил. Очень сильно.

Отвечаю честно о прошлом, потому что в настоящем нам ещё предстоит разобраться. Уверен, что у Вероники будет много вопросов о моей жизни с Катей. Не уверен, что всё стоит рассказывать ребёнку, но я хочу, чтобы дочь знала – мы с её мамой любили друг друга, уважали, ценили. Просто в один момент я пошёл не той дорогой.

– А сейчас? – прилетает неожиданный вопрос.

– Мне сложно ответить, Ника. Мы много лет были порознь.

– Настоящая любовь, говорят, не умирает.

– Не умирает.

– Тогда вы можете помириться с мамой?

– Можем.

– А ты этого хочешь?

Чувствую себя на допросе, и понимаю, что обязан отвечать честно.

– Хочу.

– Ты же понимаешь, что я не позволю тебе снова сделать маме больно? Она и так натерпелась.

– Понимаю.

И понимаю теперь, к чему были прошлые вопросы. Дочь тонко подводит меня к самому главному. А ещё меня радует, что даже в таком юном возрасте она смело становится на защиту матери. Это вызывает уважение. А ещё говорит о том, что Катя – прекрасная мама.

– Я не собираюсь делать ей больно.

– А я тебе не верю.

– Это я тоже понимаю.

– Если ты считаешь, что два месяца пролетят быстро и незаметно, то ты ошибаешься.

– Звучит как угроза, – усмехаюсь я.

– Я не угрожаю, а предупреждаю, папочка.

– Ты готовишь для меня какие-то испытания? – догадываюсь я.

– Вроде того.

– Я готов их пройти.

– Ну-ну, – усмехается Вероника.

И в этот момент она так напоминает меня, что мне теперь даже немного страшновато представить, что она там придумала.

Глава 20

Первое испытание начинается прямо сегодня вечером, когда Вероника заявляет, что ложиться спать в десять вечера не собирается.

И, вообще, время детское ещё, а она уже взрослая. И какие бы аргументы я не приводил, все отправлялись в топку.

– Вероника, ты завтра не сможешь встать.

– Мне достаточно шести часов для сна, и я буду как огурчик.

– Вероника, твоя нервная система перевозбудится, ты не сможешь уснуть.

– Если я устану, то усну в любом случае. Что за глупости?

– Вероника, твоя мама говорила, что ты ложишься спать в десять максимум.

– Это она говорила, чтобы тебя не расстраивать.

– Вероника, если мы опоздаем ко мне работу, я получу выговор.

– Ну, не увольнение же.

И вот что я ей докажу.

– Папочка, ты, главное, не нервничай. Я лягу спать через час. Возможно. Ты лучше скажи, что есть покушать? И няню ты нашёл?

От её «папочка» меня немного передёргивает. Мне кажется, дочь говорит это слово с какой-то издёвкой. Совсем не от души, когда она благодарила меня за книги. Вот там «папа» от чистого сердца было, а тут.

Я вспоминаю, что осталось в холодильнике на ужин. Радует, что не придётся что-то самому соображать. Я умею готовить, конечно, но у плиты стоять не люблю.

– Покушать есть пюре и котлеты. А няня… Ёб…

– Нельзя говорить плохие слова! – обрывает меня дочь. – И котлеты я не буду. Я на диете.

– Чего?

У меня шок. Какая нахрен диета в её возрасте???

– Ну, папочка, мне на танцы ходить. А там нужно стройной быть, иначе в концертный костюм не влезу.

– Ты стройная, Ника!

– Ой, не успокаивай меня. Ты видел других девочек? Вот там стройные, а я толстая!!!

– Ника!

Дочь начинает заливаться слезами. Мда… К такому меня жизнь не готовила. Вика, бывало, устраивала истерики из-за лишнего веса, но стоило мне предложить ей поездку в спа с обёртываниями специальными и массажем, она тут же забывала о лишних килограммах.

Я подхожу к Нике и легко подхватываю её одной рукой.

– Вот была бы толстая, я бы тебя в жизни одной рукой не поднял, – говорю ей с улыбкой. – А так я твой вес даже не чувствую. Представляешь, какая ты лёгенькая? Как пушинка.

– Правда?

Я подхожу с дочкой к большому зеркалу.

– Вот видишь, у меня на руке ни одна вене не вздулась. Это значит, что мне тебя держать не тяжело.

– Хм, точно. Ладно… Первое испытание пройдено. Истерики успокаивать ты умеешь. Подход оригинальный.

И снова у меня шок. Вот же хитрая лиса!

Вероника правильно считывает мои эмоции и тихо хихикает. Она убегает в свою комнату, а на ходу кричит, что будет две котлеты, пюре и салат из овощей. Вот тебе и толстая… Две котлеты ей. Я усмехаюсь, качаю головой и захожу на кухню.

Разогрев еду, зову дочь на ужин. Даже как-то волнительно. Это будет первый только наш с ней поздний ужин.

Вероника приходит уже переодетая в пижаму.

– Ты, кстати, ничего не забыл? – спрашивает Ника, присаживаясь за стол.

– Что? Если ты о няне, то я сейчас начну обзванивать агентства.

– Нет. Я о том, что мне нужно искупаться.

– Чёрт. Точно. Давай, поедим, и я наберу тебе ванну.

– А можно в душе искупаться? Не хочу ванну.

– Можно, конечно.

И я об этом решении, конечно же пожалел.

Когда Вероника вышла из ванной комнаты, шлёпая по полу мокрыми ногами, я понял, что там меня ждёт сюрприз. Я не знаю, как дочь купалась, но у меня создалось такое впечатление, что она стояла с лейкой посреди ванной комнаты и купалась там же. Пол залит водой. Стены залиты водой. Полотенца почти все мокрые. Их я сразу закинул в сушку.

Быстро протираю полы, пока не прибежали соседи с криками: «Потоп!!!»

Я понимаю, что это может быть очередной проверкой, но оставить без внимания устроенный беспорядок я не могу.

Я захожу в комнату Вероники. Она сидит на кровати и читает книгу. Я присаживаюсь рядом с ней и мягко отбираю книгу.

– Ника, давай договоримся, ты можешь устраивать мне разные испытания, но только так, чтобы от этого не страдали другие люди.

– А что я такого сделала? – невинно хлопая ресничками, спрашивает она.

– Ты могла затопить соседей, Ника. Это, конечно, с твоей стороны выглядит забавно залить всю ванную комнату водой. Я всё вытер. Но! Подо мной живут пожилые люди. Они только недавно сделали ремонт в ванной комнате. Я уверен, они бы не обрадовались, если бы сейчас с потолка у них начала капать вода. У них не такая огромная пенсия, чтобы позволить себе ещё один ремонт.

Вероника виновато опускает глаза. Что радует, вину она признавать умеет.

– Я больше не буду, – говорит едва слышно.

– Хорошо. Я рад, что ты меня услышала.

Я отвлекаюсь от дочери, когда звонит мой мобильный. Михалыч.

– Слушаю.

– Саня, надеюсь, ты помнишь об отзыве из отпуска?

– Помню.

– Жду тебя завтра на рабочем месте к восьми ноль ноль.

– Буду, Михалыч. Но я с дочкой. Вы помните же, да?

– Помню. Няньку тут ей найдём без проблем.

Няня. Точно! Бля, ну где я сейчас найду няню на завтра? Не могу же я оставить ребёнка с кем попало. Видимо, придётся Веронике провести со мной целый день. И что-то мне подсказывает, что этот день будет непростым.