Текст книги "Иди ты к лешему! (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Глава 9
Братья приехали погостить на два полных дня. Один закончился для меня с моей паникой после возвращения памяти. А на второй меня старались всячески успокоить и развлечь. Вручали подарки, купленные ими самими или их женами. В основном это была одежда и обувь. Красивый и легонький полушубок, шапочки с шарфами и варежками, теплые лыжные костюмы и сами лыжи с ботинками и уже прилаженными креплениями – становись и иди. Легкие крепкие лыжные палки из углепластика – это просто мечта, что такое было. Я мерила все с радостью, прошлась даже на лыжах за братом, прокладывающим лыжню по еще не утоптанному, пушистому снегу. Укрытые толстыми белоснежными шапками, спрятанные от мороза деревья и кустарники проплывали мимо нас. В заснеженном зимнем лесу было чисто и свежо, ясно и морозно. Удобная теплая куртка, пуховые варежки – у меня никогда не было настолько дорогих и качественных вещей.
Я познакомилась со всеми братьями ближе, уверилась в их хорошем ко мне отношении. Вместе с этим пришло относительное спокойствие, уверенность в том, что это все правда и у меня сейчас точно есть куча защитников, готовых размазать моих обидчиков тонким слоем, если что.
Поэтому я сама вызвалась рассказать все, что вспомнила. Братья выслушали и задумались.
– Ну, урод… Настя, забудь. Это в прошлом.
– Все, как и предполагали. Хотя ты должна знать, что он запросто мог заставить тебя делать то, что ему нужно, но не стал. Это тоже их особенность – способность к внушению, наподобие гипноза, как у змей. Помнишь бандерлогов и Каа? В каждой сказке есть только доля сказки, Настя.
– Все же – почему он посчитал, что я претендую на него?
– Кто ж его знает, что у него там и как провернулось? Это тоже из старины, из прошлого – лесавки могли озолотить свою семью. Такая девушка могла претендовать на самого красивого и богатого жениха. В старину за нее готовы были платить любой выкуп. Львович привык все мерить деньгами. Очевидно, что-то зная о нас, решил, что ты ищешь выгоду в его лице. Сам-то, небось, привык покупать все – друзей, женщин, все блага жизни. А заявила… раньше, когда-то давно, лесавочка, выйдя из глухого леса, когда достигала брачного возраста, искала себе пару – жениха. У нее было право выбора – любой из свободных наших готов был стать ей мужем. На кого укажет – тот и ее. Понятно, что знакомились, узнавали друг друга какое-то время. А он считает, что во всех отношениях вне конкуренции здесь и раз уж ты пришла в своем истинном облике, не скрываясь, то объектом твоего внимания и целью мог быть только он. Да еще на платье их знак, символ – змей. А сам с бабой, то есть – очередной пассией. А отец – с ультиматумом. Мужика можно и понять, в принципе. Вообще быстро все сопоставил и среагировал, не дурак. Просто судил по себе.
– Никто и не говорит, что дурак. Сволочь редкостная – это да.
На этом обсуждение личности Романа Львовича и закончилось. А мне наобещали кучу женихов. У каждого имелся на примете отличный парень из лесовиков. Я отказалась со смешком, попросив перерыв и передышку. На том и порешили. Потом спросила я:
– А Лука? За что его и кто? Выяснили уже?
Народ посмурнел. Но мне нужно было знать, и я ждала ответа.
– Черные лесорубы, Настя. Не пускал он их. Много способов есть. Защищал лес свой, за него и погиб.
– Но там стрела была. Кто же сейчас стрелой? Стреляли бы из винтовки или пистолета.
– Пулю можно отследить. Найти по ней оружие и владельца. Хотя и того, кто метко стреляет из лука, мы тоже вычислили… нет его уже, не бойся.
– А ревел кто? Там ревел зверь, страшно, аж волосы дыбом…
– Парень этот, оборотень… У него интерес был, кроме денег. Тебе это не нужно.
– Так есть и оборотни?
– Есть. Но мохнатому тебя не отдадим, не бойся.
– А им что с меня?
– Не знаю – может дети смогут обратиться в любое время по своему желанию. Частично или полностью. Может, дополнительные какие способности обретут, свойственные самым сильным. Есть вещи, о которых знают только свои. Клан заплатил за смерть отца кроме жизни убийцы, и еще кое-чем. Их не бойся. Может, всю жизнь проживешь и не вспомнишь больше, что они существуют.
– Юра, – обратилась я к старшему из братьев, – а что теперь делать мне – прятаться здесь всю жизнь?
– Настенька, да ты что? Мы сейчас обсудим ситуацию с Роговцевым. Они на пушечный выстрел к тебе не подойдут. Саша съездит, мне на службу надо. Даст вам знать сразу. Маманя расскажет тебе, где кто из нас живет. Решишь к кому ехать, где остановиться на первых порах. Хочешь – поедешь в Хабаровск, там Лешка служит в полиции. Сможет присмотреть за тобой, не сомневайся.
– Боюсь, что должность не будет меня ждать.
– Да все решаемо. Пока возьмут кого-нибудь временно. Договоримся. Ты, главное, перестань бояться. То, что случилось, просто… даже не скажешь – неприятность, гадство. Просто не парься. Устрой пока себе отпуск, на лыжах походи. Мамане веселей будет, а то она зимой скучает. Я вам кучу книг привез. В сенях ящик стоит. Все, что мне нравится – приключения, фантастика, детективы. Это из моей библиотеки, я перечитал уже все это. Привез только стоящее.
Я так и поступила, когда они уехали. Не скучала совершенно – некогда было. Почти каждый день ходила на лыжах в лес с Ярославом. Он – на широких охотничьих и в пимах, а я на спортивных. Он сначала выбирал трассы попроще, потом сложнее. Топили два раза в неделю баню. Мышка промывала мне волосы травами, снимала с них краску, которая ее раздражала – ей хотелось увидеть настоящий цвет. Парились по нескольку часов, с пахучими травяными запарами и медом, с квасом и вениками. Днем, пока было светло, читали книги, привезенные Георгием. Иногда обсуждали их, спорили. Готовили вкусную еду. Пополнили запасы мороженых пельменей на чердаке к приезду внезапных гостей. Особое удовольствие приносил уход за Коровкой – небольшой и очень мохнатой. Иногда просто разговаривали, сидя в темноте, только при свете полной луны, падающей в окошки. Ярослав рассказывал о растениях, животных, живущих в его лесу, о разных интересных случаях из жизни лесовиков.
Время шло, я отвыкла от напряженного рабочего режима. Втянулась в эту жизнь, состоящую почти сплошь из удовольствий. Спала, сколько хотела и Мышка никогда не будила меня, пока сама не проснусь – жалела. Я делала то, что мне нравилось, привыкала к бережному и внимательному отношению к себе как со стороны мамани, так и братика. Мы с Мышкой всерьез обсуждали перспективу его сватовства к одной из лесавочек-якуток. Дел-то – поехать да показать себя. Ведь не устоит, это точно – красавец какой. Ярослав помалкивал, только улыбался нам.
В один из дней по радиотелефону предупредили, что к нам заедет человек и передаст посылочку. Я все пойму сама. Скорее всего, появились новости о Роговцевых.
Опять на поляну подошла ГТСка, только другая. У этой был самодельный фанерный кунг другой формы и цвета. Водителем оказался симпатичный молодой мужчина, черноволосый с прозеленью и голубоглазый. Не такой большой, как мои братья, но и не маленького роста. Зашел в дом, увидел меня и замер.
– Надо же, а я не верил. И правда – лесавочка. Да хорошенькая какая. Покорми, хозяйка, проголодался я, уже два дня на сухпае, – обратился уже к Мышке..
Потом он пошел умываться, мыть руки, говорил с братом и с Мышкой, а глазами все за мной водил. Когда видел, что смотрю, подмигивал. В конце концов, я перестала обращать на это внимание. Ждала посылочку. Поговорили про дорогу, вежливо посидела и я с ними. Потом, получив в руки его айфон, попросила включить диктофон. Сама я никогда не имела дела с этими моделями. Гость спросил, нужно ли ему выйти, но я уже не слышала. Разговор там начинался неожиданно. Очевидно, брат не сразу включил запись, или потом подтер ее:
– …а так, не по-людски как-то.
– Я объясню ей все сам, – прозвучал голос Романа Львовича. Я замерла.
– Об этом даже речи не идет. Врач запретил подпускать тебя даже на пушечный выстрел. Ее колотить начинает даже при упоминании твоего имени.
– Подожди. Не уходи. Не отключай, я понял про диктофон…
Немного помолчав, он начал говорить – тяжело, прерывисто и явно волнуясь: – Настя… я ушел тогда и всю ночь не спал… И многое понял тогда – это точно. Понял, почему мне было неспокойно из-за того, что у тебя слишком легкое пальто и ты спишь на холодном и твердом полу. Понял, почему невыносимо было то, что твой бывший рвется опять к тебе, а ты вроде как не против. А потом сходил с ума от беспокойства, как ты там одна в новогоднюю ночь и попросил Лидию забрать тебя к себе. Тогда я не понимал еще ничего. И даже психовал, что из-за тебя все это неудобство душевное, что ли. Уехал тогда… И там, у теплого моря, покоя не было. Баб полно, бери – не хочу, а я руки от телефона отдергиваю постоянно и опять тянусь. Не выдержал, позвонил тогда, и что-то стало проясняться для меня. Когда поговорили, ты отругала меня, а у меня улыбка до ушей. Думаю, приеду и возьмусь за тебя серьезно, грамотно. Что ты там видела со своей работой и мужем – придурком? Продумал список мероприятий: аквапарк, океанариум, ресторан, кино, каток, снежная трасса – все, как положено. На это не стало времени, ты собралась в Хабаровск… Настя, я понял, что не значу для тебя ничего, совсем ничего, когда узнал, что ты решила уехать… хотя что я сделал для того, чтобы ты… Но меня переклинило тогда, совсем крышу снесло – я не мог просто отпустить тебя тогда, это значило – потерять… Сидел, накручивал себя в машине… А еще это непривычное, страшное ощущение зависимости от тебя, от твоего отношения. С этим трудно смириться, особенно когда тебе до меня нет дела… И я не привык, раньше я… Но я никогда, слышишь, никогда не стал бы делать того, о чем говорил тогда, все было бы не так! Не захочешь детей – не нужно. Для этого есть какие-то таблетки, ты сможешь сама контролировать. Прости меня… Я узнал, что с тобой было. Мне рассказали… я видел тебя. Настя, прости, ради всего святого. Что я нес тогда, почему я так злился? Я еще тогда испугался того, что наговорил – у тебя лицо было неживое. Ты же, кроме отвращения, ничего тогда не почувствовала, я понимаю. А я растворился в тебе… я пропал, Настя. Мне нужно было твои глаза видеть, а в них – пустота. Это страшно… Я не знал, не понимал что мне делать, метался всю ночь. Думал – дам тебе выспаться, ты успокоишься. С ума сходил от ужаса, представив, что было бы, если бы я не остановился тогда. Ворвался в комнату в шесть утра, думаю – объясню все, поговорим нормально, посидим где-нибудь… Прости меня, пожалуйста. Я ждать буду, Настя, вдруг ты сможешь? – И вдох в себя, натужно, сквозь зубы: – На, возьми.
А потом слова брата, после паузы: – Настя, не думаю, что он тебе нужен, слишком сильно ты испугалась тогда. Но решать тебе. Я тебе советую присмотреться к посыльному – он тоже лесовик. Хороший парень и один совсем в своем лесу. Привет мамане и Яроне. Целую тебя.
Я прослушала еще раз, потом еще, прислушиваясь к себе. Очнулась, когда услышала голос Святослава:
– Кто это был?
– Роговцев. Витмаки, ты должен знать, – ответил ему Ярослав.
– Настя, что мне ему передать? Может, надиктуешь?
– Нет.
– Он был убедителен, – заметил Святослав.
– Нет.
– Ты не веришь ему, Настенька? – спросила Мышка, глядя жалостливо и встревожено. Я успокаивающе улыбнулась ей:
– Конечно, не верю, Мышка. Это как будто не он говорил. Вы его не видели – он очень уверен в себе, в том, что делает. Принимает решения мгновенно, анализируя ситуацию моментально, как машина. Манера держаться властная, надменная. Тот тон, когда он говорил все тогда… Если бы он хоть что-то начинал понимать, как говорит сейчас, то уже не смог бы так говорить. Он специально унижал, оскорблял, как будто получал удовольствие от этого. Буквально – добивал. Но, даже если на минуту допустить, просто допустить, что это правда… Он совершенно правильно накручивал себя тогда. Для меня он ничего не значил даже до всего этого. Мне он не нужен.
Я повернулась к Святославу: – Я теперь не воспринимаю красивых мужиков, как возможную для себя пару. Они оба – бывший муж и этот Львович, убедительное подтверждение тому, что я права. Это особый тип людей, избалованных, самоуверенных. Мне сейчас вообще никто не нужен. Я хочу совсем забыть то, что случилось. Кроме моей новой семьи. Я неправильная лесавка, Святослав, не нужно строить планы на мой счет. Мне очень хорошо здесь, в этом доме. Но только потому, что здесь Мышка и брат. Вздохнула, присела возле Мышки, уткнулась лбом ей в плечо, она обняла меня. Но мне нужно было договорить. Сейчас, когда я чувствовала поддержку, это было гораздо легче.
– Я не смогу прожить всю жизнь в лесу, не хочу. И детей не хочу. Вопли, пеленки, болезни – зачем мне это? А вам всем нужны дети и много. Это не ко мне. Я сейчас и на работу не хочу, никуда. Я не любила свою работу. У меня уникальные способности к счету и анализу. Мозг делает все сам, это рутина, просто на автомате все. Я выключаюсь, выпадаю из жизни. А здесь я первый раз никому и ничего не должна – учиться, зарабатывать. И почему-то не чувствую себя приживалкой, нахлебницей. Что я хотела бы, так это увидеть мир, поехать хоть куда-то. Не работать, а посмотреть. То же море… И то черное газовое платье… я хотела бы купить его, не считая денег. Но это не то, что вы думаете – он легко дал бы мне все это… Просто я, и правда, не видела ничего в жизни. Я смеялась-то за семь лет… по пальцам посчитать можно – сколько. Другие хуже живут, мне вроде и жаловаться грех, а я устала, так устала почему-то.
Я замолчала. Все, что сказала, было правдой. Совсем неожиданно прозвучал звучный голос Мышки:
– Так это все правильно, Настенька, так и должно быть.
– Почему? Что тут правильного?
– Что не хочешь сейчас ничего. И отношений, и детей. Правильно. И не нужно заставлять себя. И корить себя за это не нужно. Плохо, когда нету выбора и человек вынужден что-то делать потому, что так надо. А у тебя сейчас есть и время, и выбор. Пока тебе хорошо тут – живи тут. Заскучаешь – подумаешь, чего тебе захочется дальше. Платье это… тебе не его хочется. Тебе хочется радоваться. Эти покупки, когда сама ищешь, выбираешь и можешь себе позволить – тоже радость для каждой женщины. У тебя было мало радости – любой. Давай поедем с тобой на море, хочешь? Я сто лет там не была, я тоже хочу. Вот налепим пельменей Яроне на всю зиму, борщей да супов наварим да наморозим и махнем на южные острова. Алеша за это время загранпаспорта сделает. Ты как на это смотришь? А ты, сынок?
Глава 10
Святослав остался еще на один день. Его территория находилась в пятистах километрах от владений Ярослава. Ехать было далеко и даже опасно, на мой взгляд. Он всю дорогу сам был за механика-водителя, поэтому очень устал и ему требовался полноценный отдых и разминка.
Мы все, кроме Мышки, поздно проснулись на следующий день. Она вставала раньше всех. Протапливала печь дровами, которые с вечера внес Ярослав. Потом шла обихаживать Коровку, доила ее. Когда выползала в горницу я, она уже готовила завтрак и тогда я помогала, чем могла. Зато вечером уже я занималась Коровкой, немного снимая с Мышки нагрузку.
Позавтракав, мы со Святославом стали на лыжи. Снега не было несколько дней и заново прокладывать лыжню не пришлось. Мы успели не спеша нарезать уже два круга, особо не удаляясь от дома, разогрелись и остановились отдохнуть. И место было удачное – возле удобного бревна. Святослав смахнул для меня снежную шапку с поваленного дерева. Я села, сняв лыжи и воткнув их вместе с палками в сугроб. Он тоже готовил свои, чистил от снега, чтобы дальше нести их к дому, который был рядом.
– А ты знаешь, Настасья, какой у меня дом? Огромный, с печью и камином, застекленной верандой. Летом я затягиваю пару рам москитной сеткой и даже сплю там. А еще ко мне как-то прибился больной лосенок. Я вылечил его и сейчас у меня есть ездовой лось – так, для интереса. А на елке у дома живет целая семья белок. Здесь у вас тоже жили, но удрали, испугавшись пожара. В километре от моего дома большая поляна. Там я заготавливаю сено для лося и лосихи – он привел подружку. И я думаю, что лосенок появится в этом году, а лосиное молоко очень вкусное.
Ты видела фильм о ездовых лайках на Аляске? Там был один пес – Дьявол. У меня таких целый выводок. Семерых бестолковая сука принесла в зиму. Пришлось пустить в дом. Они уже открыли глаза – голубые, а вокруг глаз эти маски – не понятно, кто из них страшнее. Забавные… Ваших собак постреляли тогда. Тоже были хорошие, рабочие лаечки.
Зимой мало работы. Чаровать нельзя – разбудишь лес. Когда все спит, нужно и нам сидеть тихо. В это время можно выехать куда хочешь, хоть в Африку к пирамидам, хоть на южные острова. У лесовиков нет проблем с деньгами, хватит на все, что душа пожелает – платья, хорошие машины, у кого-то даже вертолет есть, я слышал.
– Это что сейчас было? Ты включил рекламу?
– В рекламе врут, а я говорю чистую правду.
– Святослав, у тебя куча денег и поэтому ты ездишь на ГТС с самодельным фанерным кунгом? Хорош фантазировать. И при чем здесь вообще деньги? Ты меня покупаешь?
– Во-первых, ни один завод не выпускает такие утепленные кунги, как у меня. Я делал под себя. Если мотор заглохнет, то я, вызвав помощь по радиотелефону, продержусь в нем хоть и несколько дней. Там печка-крошка, кровать, столик, запас продуктов. Да у меня там простыни белые! И почему ты не веришь… ты не знаешь, откуда деньги, тебе не рассказали? Ты же одна из нас. Золото, Настя, мы знаем, где мыть золото. Я просто иду и беру. В разумных пределах, конечно. Все мои братья записаны в бригаду, артель по-старому, мы заключаем договор с государством на добычу и разведку, сдаем. Умно сдаем, и место показываем умно – бедненькое, но с тем же составом. Никто не знает, что я всего пару раз хожу совсем не туда, а братья вообще не участвуют, если не хотят. И вся семья обеспечена. У Ярослава тоже свой прииск. Ты должна знать это.
– Мне не рассказали, – пожала я плечами.
– Не успели, наверное. Это все наши знают. Ты еще и не такое услышишь.
– Например?
– Я не красивый, Настя. У меня веснушки появляются весной и лопоухие уши. Могу вообще побриться налысо, тогда будет совсем уж страх Божий.
Я улыбнулась, представив это. У него были красивые волосы, сейчас спутавшиеся в беспорядке.
– Святослав, ты это к чему начал?
– Я не собираюсь скрывать от тебя никакую информацию – ни рекламирующую меня, ни компрометирующую.
Я встала, отряхнулась от снега. Мне уже не было смешно. Мужчина подошел взять у меня лыжи. Отряхнул нападавший с веток снег с моих плеч, с шапочки. Снял перчатку, и его теплая рука скользнула по моей щеке, большой палец задержался у губ. Почему-то не хотелось его отталкивать, ругаться. Я молча смотрела. Он наклонился и тихонько прислонил меня к себе. Губы коснулись моего виска. Он шепнул:
– Ты не застыла, сидя? Не холодно?
– Да нет, даже жарко. Еще не отошла от пробежки.
– Мне тоже. Это не пробежка – мы греем друг друга на расстоянии, – заметил лукаво.
– Держи это расстояние.
– Зачем, Настенька? Если так – лучше. Так – теплее. Ты думаешь, что нужна будешь только для того, чтобы рожать детей?
– А что – уже не нужно?
– Настя, своя женщина, которая всегда рядом – любимая, желанная, доступная в любой момент… Это мечта любого мужчины. Для чего мы женимся вообще? Мечтая о пеленках? Я не дал бы тебе заскучать, милая. Тебя легко можно полюбить, и трудно будет забыть, очень трудно. Но я смогу, Настенька, я очень постараюсь, если ты не захочешь меня. Попробуй прислушаться сердцем – сможешь ли когда-нибудь посмотреть на меня, как на мужчину? Я не буду говорить, что уже люблю тебя. Просто мне очень хорошо, тепло рядом с тобой – легенды не врут. А еще отпускать не хочется из рук и хочется целовать. Лоб… висок… волосы… нос…щеку… Легкие, едва слышные касания, как ветерок, прошли по лицу.
– Эй! Прекрати приставать! Маманя ждет их… – раздалось сердито со стороны дома. Я дернулась в руках Святослава. Он крепче обхватил меня двумя руками и запричитал:
– Ой, пристает, спасу нет от нее, приставучей. Ты чего хотел, Яро… на землю!!!
Толчок, и дальше время течет иначе: я падаю в снег, одновременно наблюдая, как валится на снег брат, в падении поворачиваясь на спину. Святослав неловко падает поперек меня и тянется рукой куда-то к своей обуви. Потом рывок, выстрел. За братом, метрах в двадцати, стоя у поворота к дому, незнакомый человек пытается достать что-то из-за спины и падает, так и не достав. Лук, большой, спортивный, как по телевизору, валится из его рук в снег. Ярослав за это время успевает только приподняться и достать нож из ножен. Я просто смотрю, замерев от неожиданности и чувствуя сейчас только неудобство от того, что мне на живот давит грудь Святослава. Он открывает рот, чтобы сказать что-то брату, но его слова заглушает рев. Тот самый страшный рев, что и тогда.
Я крепко зажмуриваю глаза, и откидываюсь головой на снег, больше не двигаясь. Все равно это не имеет смысла – я буду только мешать. И мне страшно. И лучше не видеть кто там, я же понимаю, что будет только страшнее. Груз на моем животе не исчезает – он просто не успевает встать, и опять звучат выстрелы – один, другой, третий, отдаваясь больными толчками в тело. Рев переходит в визг и быстро нарастает – ближе, ближе. Я цепенею. От дома тоже раздается выстрел, только гораздо громче, чем из пистолета. Рев смолкаем разом. Я открываю глаза, и Святослав поднимается с моего живота, встает. Смотрим все туда, где на крыльце стоит Мышка с ружьем в руках, и лежат на снегу два тела. Оба мужчины, один в одежде, а другой – совсем голый. Ярослав так и не успел встать. Прошла минута, а то и меньше.
– Настенька, я тебя не раздавил, милая? – как-то вкрадчиво говорит мой спаситель и подает мне руку. Поднимает и, рывком привлекая к себе, крепко целует в губы. Отрывается резко, прижимает к себе, гладит по голове. Рука дрожит, он весь напряжен, как струна.
– Слав, спокойно, все уже, все, – обнимаю я его в ответ, подняв руки на его спину. От нее волной идет тепло. Ярослав бежит к Мышке. Забирает у нее оружие, оглядывается вокруг. Она опускает руки и просто стоит молча.
– Где стрела? – спрашивает Ярослав от дома.
– Проведи прямую, – отвечает Святослав.
– На кого?
– На то место, где стоял ты. Целились в тебя. Пошли в дом, Настя. Что-то тут стало неуютно.
Все, как кадры из какого-то фильма, как не со мной, словно со стороны смотрю.
Мы зашли в дом, Ярослав уронил засов на дверь.
– Маманя, что там с едой?
– Глаза подыми – все на столе.
– Что, спросить нельзя?
Никто не хочет говорить о том, что произошло. Прошли, сели за стол. И только тогда, взяв в руки ложки, как будто обрели какой-то якорь, заговорили:
– Как ты думаешь, их только двое?
– Понятное дело…
– Договор же…
– Что-то такое пообещали, от чего не смогли отказаться. Или не посмели.
– Сколько там еще у них лучников?
– Да какая разница? Они придают этому слишком большое значение. Я бы просто сидел против двери с мосинкой. Потом грамотно замел бы следы. Следующий раз так и сделают, гарантирую.
– Думаешь – будет следующий?
– А ты, типа, не знаешь, в чем дело? Не верю. Причин всегда только две – лес и золото. Чего ты замер? Она имеет право знать. Я вообще не понимаю, что это за заговор молчания? Она одна из нас или как?
– Не совсем, Святослав, – отозвалась Мышка. – Она не понимает и не любит лес. Не представляет себя здесь. Ты слышал. Это не в укор тебе, Настя. Мы любим тебя, поэтому заставлять, ломать не станем. Если ты не чувствуешь, что это твоя жизнь, мы старались и не втягивать тебя во все это. Это опасное знание. Ты привыкла к городу – отпустим в город. Лишь бы тебе было хорошо.
– Вы сами не понимаете, что городите, тетя Луша. Уж простите меня. Как это станет ее жизнью, если вы ее в эту жизнь не пускаете? Это ее семья, значит, и жизнь ее. Она прорасти должна во все это, а вы ее – в город. Что там хорошего, в этом городе? Хоть один из ваших прижился там? Вон – Юрка, и тот в лесу на заставе. А! Леха в Хабаровске служит. Так живет же в пятнадцати километрах и тоже – в лесу. Настя, ты хочешь знать все? Все равно ты в этом уже по уши.
– Хочу, если можно.
– Нужно. Давно пора. Ярослав, колись давай. В чем дело?
Ярослав переглянулся с матерью, вздохнул тяжело.
– Давайте поедим, а то застынет еда-то. Я подумаю пока, как лучше рассказать, с чего начать.
Мы поели грибного супа, гречневой каши с тушенкой, привезенной братьями, квашеной капусты. Странно, что аппетит нам не смогли испортить. А потом я всполошилась:
– А в окно не могут выстрелить?
– Нет, в окно не могут, не бойся. Опасна только дверь, ее не запечатать совсем, ходим же постоянно, – успокоил меня брат.
Потом спросил: – Ты как, не ушиблась?
– Если бы некоторые еще не танцевали у меня на животе…
– В следующий раз лягу удобнее, Настенька…. – ласково пообещал Святослав… – Целиться было паршиво на весу, практически на одной руке. Не успел даже сдвинуться. Хорошо хоть перчатку снял перед этим. А то и не знаю… Ты смотрел – сколько попал?
– Я видел все попадания в процессе, Слав. Три твоих. Один, что в лучника – наповал. А этого маманя остановила. Оборотень же. У меня пули заговоренные. Сам набивал патроны, тройной заряд «Сунара», пулю не завальцовывал, обжал только. Полева, шестая, что с тупым носиком. Там такой останавливающий момент на малом расстоянии… Маманя, как плечо? – Не выбило же… Болит, синяк будет. Славик, а у тебя простые пули?
– Кто ж знал-то? Первый раз такое. Привычка со службы еще – оружие в пим совать, чтобы смазка не загустела. Вот и пихнул… на автомате… Не делай тройной, разорвет ствол когда-нибудь или заклинит при отдаче. Ты не тяни, рассказывай давай.
– А что тянуть? Все дело в прииске. Батя набрел. Богатейшее место, жила в глубину. Размыло ручьем. Самородки даже, покажу потом – спрятано. Состав сильно отличается. Наши тут все в приемке прикормленные, скорее всего – среагировала Москва. Не получилось запутать, раньше смешивали, доли выверяли. Не прошло. Бате предложили указать место. Настя, для тебя говорю – золота не жаль, мы в другом месте возьмем, хозяевам лес покажет. Так разроют же все на многие километры, дороги протянут, город выстроят. Снесут все живое, добираясь до золота. Нагадят в лесах, которые уцелеют, пакетами завалят, бутылками пластиковыми, свалками строительными отравят. Первый раз, что ли? Не простит Лес, проклянет весь род наш. Ты знаешь, что за Хребтом нет лесовиков? В глухих лесах Архангельской области, восточнее – там живет мужик. Туда просто еще не добрались с трелевочниками. А еще эти их северные алмазы… вытеснят. Вопрос времени. Еще на Рдейских болотах сидел род, слабый, потому что места гиблые. А так там нет наших. И лесов нет диких, живых, так – остатки. Изувеченные, искромсанные, загаженные.
Вот батя и тянул, выкручивался. Я думаю – ждал он их. Не зря нас убрал. Надеялся видимо, что решат – я не знаю ничего о золоте. Я ни разу и не ходил, «артель» распалась с гибелью бати, так что и не сдавал больше. Почему опять явились – ума не приложу.
– Им важно убрать тебя до весны. Проснется все – ты никого не пустишь в лес. Значит, нужно спешить. А ты не думал, с какого такого вдруг у нас появились Роговцевы? Когда эти змеюки за Хребет выползали? Где сейчас все золото страны? А они всегда у золота. В Новосибирске сейчас и Тугорин. Они не дружат, ты знаешь? Но те же все лица. Настенька, ты читала сказы Бажова?
– Читала, конечно.
– О Великом Полозе. Это не сказка – это реальность. Они умеют чуять золото и даже отводить его в другое место, если россыпное. А больше всего любят владеть им. Великого Полоза видели в далеком прошлом на Урале. До пояса человек, а ниже – змеиное тело. Огромный, в полсосны. Я так думаю, что сильно преувеличено, да и оборачиваться они давно уже не умеют, если и вообще могли когда-то… В Москве сделали анализ, в Новосибирск прибыл наследник, сдатчика – батю, вычислили еще раньше, договориться не смогли.
Оборотни – исполнители. А если у них получится, Роговцев уточнит место и дальше – по накатанной. Ну, или Тугорин – кто успеет первым. И смотря, кто из них – заказчик.
