Текст книги "Костя+Ника"

Автор книги: Тамара Крюкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 10

Включив магнитофон на полную громкость, Костя затворником сидел на чердаке. Жестяная крыша накалилась, и душный спертый воздух был густым, как кисель. Обычно днем приходилось распахивать окна настежь и устраивать сквозняк, но сегодня Костя держал свою «резиденцию» закупоренной, иначе мать расшумится, чтобы он выключил «этот ор». А под музыку хорошо думалось. Тяжелая атмосфера мрачных аккордов, тревожный фальцет гитары, внезапно, как вопль о помощи, врывающийся в темные глубины фоновой мелодии, создавали ощущение беспокойства и смятения, которые как нельзя лучше соответствовали настроению Кости.

Когда эмоции улеглись, он понял, что погорячился, пообещав Нике вытащить ее из болезни. После просмотра телепередачи все казалось легко и просто. Он чувствовал себя героем, и слова вырвались сами собой. Теперь он осознал, что изредка навещать больную девчонку – это совсем не то, что взять на себя ответственность каждодневно приходить и заниматься с ней. Мир детских забав, где есть место для "понарошку", остался позади.

Разум искал удобные предлоги, чтобы достойно выйти из положения, если из него вообще можно выйти достойно. Что он смыслит в лечебной гимнастике? Наверняка нужны специальные тренажеры. И вообще Никандре лучше обратиться прямо в центр Дикуля...

Но глухая к уверткам разума совесть упрямо вопрошала: что он скажет Нике? Что пошутил? И как после этого смотреть ей в глаза?

Костя говорил себе, что еще не поздно отступить, знал, что это ложь, и все же не решался на последний шаг.

В ту ночь Ника почти не спала. Она мысленно возвращалась к разговору с Костей. А если он прав? Ведь бывали же случаи исцеления. Почему она не может стать одной из счастливиц, обретших ноги? Как много людей никогда не задумываются, какое это счастье – ходить. Ника представила, что она идет по дорожке, слушая, как гравий упруго шуршит под ногами, переходит через канаву – туда, где таинственной стеной стоит лес. Трава прохладно щекочет голые щиколотки. Хочется постоять, осмотреться, но она боится, что, если остановится, чудо кончится, и поэтому продолжает шагать, с наслаждением чувствуя, как впечатываются в землю ступни ее ног.

Внезапно Нику охватил страх, и она суеверно отогнала мечту. Такие мысли к хорошему не приводят. Чем дальше заходишь в фантазиях, тем больнее возвращаться к суровой реальности. Она безжалостно затушила крошечный язычок пламени, вспыхнувший на пепелище надежд. Костя не знает, что значит быть прикованным к инвалидной коляске. Разве он поймет, что для тысяч таких, как она, Дикуль – это почти религия. Он не встречал людей, которые хватались за мысль о чуде Дикуля, как за спасительную соломинку. А она живет среди них: в клиниках, в больницах, в санаториях. Каждая история о том, что кто-то еще исцелился, бережно передается из уст в уста сотни раз. Все знают эти рассказы наизусть и все же слушают их, чтобы вновь хоть ненадолго зарядиться верой. И каждый радуется свершению чуда, будто сам причастен к нему, будто вместе с исцелившимся и он сделал шаг. А потом приходит осознание того, что с тобой чуда не произойдет, и ты ждешь нового допинга, который поможет тебе жить. Нет, Костя этого никогда не поймет. Да и зачем ему об этом знать? Достаточно того, что он приходит. Лишь бы только ему не наскучило.

Костя появился с поношенной спортивной сумкой через плечо. Расстегнув молнию, он извлек оттуда старенький эспандер и детские гантели.

– Пока тебе этого хватит, а потом другие принесу, будем наращивать вес, – сказал он, вручая гантели Никандре.

Ника не знала, что и думать. Неужели он серьезно решил заниматься с ней? Как же плохо она его знает! Она-то думала, он сказал это просто так, ради красного словца.

Костя достал тетрадный листок, зарисованный человечками-растопырками.

– Вот я для тебя из журнала кое-что перерисовал. Правда, получилось коряво, зато понятно.

Он стал объяснять упражнения, но Ника не вникала в смысл слов. Она слушала голос Кости, а в голове мучительно пульсировало: "Я обманываю его. У меня все равно ничего не получится. Рано или поздно он поймет, что я знала об этом с самого начала. Сказать?.. Нет, тогда он уйдет... Но ведь это нечестно – удерживать его возле себя ложью! Ну и пусть нечестно, только бы он был рядом".

– Эй, о чем ты там думаешь?

Оклик Кости заставил Нику стряхнуть с себя мучившие ее мысли.

– Наверное, для этого понадобится очень много времени, – осторожно вставила она, идя на компромисс со своей совестью.

– Понятное дело. Но я уже все продумал. До конца лета будем спину укреплять. У тебя уже все мышцы ослабли. А когда вернемся в город, я постараюсь найти самого Дикуля. Не может быть, чтобы его нельзя было отыскать.

У Ники перехватило горло. Как странно, еще совсем недавно, впервые увидев Костю, она думала о нем всякие гадости, а он оказался самым необыкновенным человеком: честным, искренним, благородным, самоотверженным... Осознание того, что она любит его пришло ошарашивающе. Ника попыталась было обмануть себя, говоря, что это просто дружба, отказываясь признать, что ее чувства гораздо глубже. Она с горечью понимала, что не имеет права любить. Впрочем, кто раздает такие права и кто может запретить ей? Просто Костя не должен знать о ее настоящих чувствах, иначе она станет для него обузой. Этого ни за что нельзя допустить!

Ника усердно повторяла за Костей упражнения, когда в комнату заглянула Полина и воскликнула:

– Что же это такое?! Ты зачем заставляешь ее железяки таскать?! Не хватало еще, чтобы обострение началось!

Обычно Костя видел Полину подчеркнуто холодной и безразличной, и его даже удивило, что она может шуметь или беспокоиться.

– Не волнуйтесь, все будет в порядке. Я прослежу, – поспешил заверить он.

– Нет, как вам это нравится! Он проследит! А если она совсем сляжет, кто отвечать будет? Я – за то, что недоглядела. Он проследит! Знаток какой! – зло выкрикнула женщина.

– Хуже того, что есть, со мной ничего не может случиться, – сухо произнесла Никандра.

– Когда случится, поздно будет.

Полину не на шутку рассердила новая выходка подопечной. Скорей бы приезжали хозяева, может, им удастся хоть немного приструнить девчонку. Слишком ей во всем потакают. Идет же счастье некоторым. Калека, а все для нее, только птичьего молока не хватает. Тут нормальным людям хоть бы малую толику того, что есть у этой паршивки.

– Да ведь это просто укрепляющие упражнения, – сказал Костя.

Полина смерила его уничижительным взглядом и обратилась к Никандре:

– На следующей неделе возвращаются Родион Викторович и Анастасия Николаевна, – она произнесла имена с особой почтительностью, как будто ощущала во рту особый привкус славы и успеха, сопутствующих хозяевам. – Пускай они решают, а я ответственности на себя не беру.

Она вышла из комнаты.

Костя вопросительно посмотрел на Нику.

– Это родители, что ли?

– Отец с женой. Они сейчас в Германии. У отца там работа, крупный заказ.

– У меня тетка тоже в загранку ездила, – оживился Костя, – "челноком". Два раза в Турцию и один раз в Китай. А потом завязала: на таможне сильно обдирают, прямо измываются. Но она все равно бабки нормальные заработала.

Костя вдруг спохватился и смущенно замолк. Больно Нике интересно слушать про его тетку. Он вспомнил, что собирался задать Нике один вопрос.

– Слушай, а картинку с костяникой ты откуда взяла?

– Ту, что ты в прошлый раз забыл забрать? – уточнила Ника и пожала плечами. – Так, пришло в голову. Я часто рисую не с натуры. Бывает, вижу картины во сне. Иногда просыпаюсь, а сон стоит перед глазами, а иногда все расплывается и уходит. Знаю, что видела что-то интересное, пытаюсь вспомнить – и ничего.

Костя хотел рассказать Никандре о пейзаже, который он видел в лесу, но что-то удержало его и заставило промолчать.

– Ты тоже в художницы пойдешь? – спросил он.

– Может быть. Я не думала об этом. А ты кем хочешь стать?

– Не знаю. Отец с матерью хотят, чтобы я пошел в институт. Я бы подался на программиста, но там и без меня желающих полно. Надо идти где конкурс небольшой. Вот у меня тут друг, Мишка, тот в компьютерах здорово сечет.

– А я видела, как вы проезжали мимо на велосипедах. Мишка тот, что темненький или светлый?

– Нет, светлый – это Степка. Тоже хороший парень. А Мишка – это тот, который повыше. Мы с ним уже много лет дружим. Он такой головастый, что угодно починить может. К нему и велосипеды, и утюги таскают. А анекдоты травит – усохнешь. Я вас как-нибудь познакомлю, – пообещал Костя.

– А что за девочка с вами была? – не удержалась от вопроса Ника.

– Анька, Мишкина сестра. Она вечно за нами таскается, еще с тех пор, когда маленькая была.

По тону Кости Ника почувствовала, что Аня ему безразлична, но тут же подавила свою радость. Она не должна его ревновать. У Кости не может не появиться девочка, в которую он влюбится. Лучше бы это произошло не здесь, не на даче, чтобы не знать об этом.

После обеда Костя намеревался рассказать Мишке и Степке про Нику, а завтра можно всем вместе сходить к ней в гости. Ребята рты пораскрывают, когда узнают. Костя представил, как они обалдеют, когда увидят дачку художника изнутри. Но не в этом суть. Главное, он хотел познакомить их с Никой. Надо только предупредить пацанов, чтобы за языком следили. Вообще-то они не выражаются, но Ника – девчонка особая. Она вообще не привыкла ко всяким таким словечкам. Косте хотелось похвалиться всеми ее талантами, как будто в этом была его личная заслуга. Пускай ребята посмотрят на ее картины, к культуре приобщатся. Может, она еще и на пианино сыграет. Костю переполняла гордость за Никандру. Как девчонка она ему не нравилась, но человек она необычный – это уж точно.

В узком дверном проеме, ведущем на чердак, появился Мишка, а вслед за ним и Степка.

– Ты куда пропал? Вчера такой прикол был! Миха, скажи, – радостно воскликнул Степка.

– А чего там говорить, – Мишка, как всегда, прежде чем поведать очередную историю, безразлично пожал плечами, выждал паузу и только после этого начал: – Деревенские нас на стог позвали. Там, на краю картофельного поля. Пузыри принесли. Нашего народу собралось человек десять. Ну, все по чуть-чуть приняли и, довольные, отвалили, а Федос крутого из себя стал строить. Деревенские-то – жлобы, они привычные, а этот тюфяк накачался до полного вырубона. Отпал и все. А девчонки пошли и его бабке накапали. Бабка давай Федоса искать. Мы его расталкиваем, а он ваще...

В другой раз рассказ про то, как Федоса, спасая от бабки, прятали в соломе, показался бы Косте уморительным, но сейчас он подумал, что перед Никандрой такими подвигами хвастаться бы не стал.

– Ну, и чего смешного? Деревенские из Федоса козла сделали, а вы ржете.

"На бревно" частенько приносили пиво, а иногда и что покрепче, но так уж повелось, что их троица в распитии участия не принимала. Разве что Мишка иной раз прикладывался к пиву, но не больше. Тем не менее подобный холодный прием столь остросюжетного рассказа поверг Мишку в глубокое недоумение.

– Да ладно ботана из себя корчить. Всего-то по нескольку капель приняли. Подумаешь, какое дело, – недовольно скривился Мишка.

Костя вдруг впервые взглянул на свою жизнь со стороны и отчетливо увидел, что существует два мира. Привычный, который до встречи с Никандрой он считал единственным. И другой, неведомый: где ездят в загранку, чтобы рисовать картины со знаменитых людей, а не таскать тюки с тряпьем; где говорят о живописи и поэзии, а не о том, кто какой марки телик купил; где за столом подают вышитые салфетки, а не рубают колбасу прямо с бумажки. Почему бы ему не попытаться стать частицей того мира? Ведь не только художники могут быть богатыми и знаменитыми. Нужно лишь правильно выбрать курс, и тогда он тоже сможет чего-то в жизни добиться.

– В общем так. С выпивкой завязываем. "По нескольку капель", – Костя язвительно передразнил Мишку.

– Ты чего сегодня как с цепи сорвался? – протянул Степка.

Мишка хмыкнул и, заговорщицки подмигнув, сказал:

– Это из-за Верки. Че, правда, она к тебе клеилась?

Костя насторожился. Наверняка это Анькина работа. Интересно, что еще она наболтала.

– Кто это тебе сказал? – как можно безразличнее спросил он.

– Бог шельму метит. Значит, правда! – широко улыбнулся Мишка. – Ну ты даешь! Если бы Верка ко мне клеилась, я бы не растерялся. Такая телка, а ты в кусты! Может, ты голубой, только скрываешь?

Мишка засмеялся своей шутке. Костю накрыла волна злости. Ну Анька, трепло несчастное, наверняка наболтала, что было и чего не было.

– Чем ржать, лучше бы за Анькой присмотрел, – сердито отрезал Костя.

Мишка никогда не ссорился с Костей, поэтому и теперешнюю перебранку он не воспринимал всерьез. Видя, что его слова задели Костю за живое, он шутки ради еще сильнее подзадорил друга.

– Анька сама глазастая, много чего видит. Че мне за ней смотреть?

– А то, что она у Верки уроки берет, как мужиков кадрить. Профессия древняя, но хлебная.

Веселость тотчас слетела с Мишки.

– Что ты сказал? А ну повтори!

– Пошел ты!

Костя и Мишка, набычившись, стояли друг против друга. Каждый понимал глупость ссоры, но никто не хотел уступать.

– Ребята, может, хватит? – вставил Степка.

Мишка круто развернулся и, громко хлопнув дверью, ушел.

ГЛАВА 11

Никандра знала, что родители уже пять дней как вернулись из Германии. Пять долгих дней она ждала их, но они не спешили на дачу. Наверняка за три месяца отсутствия у отца накопились важные дела, и Ника с горечью осознавала, что она – дело пустячное, которым можно заняться в последнюю очередь. Неужели он не мог отложить все ради того, чтобы сразу по возвращении хотя бы на полчаса приехать повидаться с ней? Может быть, гнать на машине за город ради получасового свидания глупо? Ну и пусть глупо, зато не жестоко.

Не то чтобы Ника соскучилась по отцу или, тем паче, по мачехе. Ей было не привыкать к холодной вежливости, царившей в семье, но сейчас она чувствовала безразличие отца острее, потому что ей было неудобно перед Костей. Ей не хотелось, чтобы он знал, что она никому не нужна. Она даже сказала, что отец задерживается в Германии. Солгать оказалось легче, чем признаться в том, что она обуза. Яд горечи по каплям примешивался к ожиданию, и когда наконец возле дачи остановилась машина отца, ни единый лучик радости от предстоящей встречи не мог просочиться сквозь мрачный полог обиды, окутавшей Никандру. Впрочем, она простила бы отца даже сейчас, если бы он тут же бросился к ней, оставив машину прямо на улице. Но он был верен себе, поэтому сначала педантично открыл гараж.

Через окно гостиной Ника наблюдала, как Полина выскочила во двор, угодливо суетясь вокруг приехавших, как Анастасия с видом императрицы, осчастливившей своих подданных, лениво вылезает из автомобиля, как отец загоняет машину в гараж, а Полина закрывает ворота. Когда все направились к дому, Ника поспешно удалилась в свою комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Она взяла первую попавшуюся под руку книгу и, открыв ее где-то посередине, уткнулась в страницу, словно возводя невидимый барьер между собой и бравурными голосами, доносившимися из гостиной. Она не подняла головы, даже когда в комнату вошел отец.

– Ты что же нас не встречаешь? Не рада? – бодро спросил он.

"Рада ровно настолько, насколько и вы", – хотела огрызнуться Ника, но только пожала плечами и сухо спросила:

– Как поездка?

– Как обычно: дела, встречи... В общем, ничего особенного. Тебе это вряд ли будет интересно.

У него никогда не было для нее ничего интересного. Разговор протекал по привычному руслу. Дежурные вопросы, готовые ответы. Точно у шапочных знакомых, бросающих при встрече неизменное: "Как дела?"

– А ты тут как? Что новенького? – спросил он в свою очередь, хотя заранее знал ответ.

Новенького? Вся ее жизнь была новой, неисписанной страницей: у нее впервые появился друг. Ника подумала про Костю, про их разговоры о книжках и музыке, про ежедневные занятия с гантелями. Но разве отцу это интересно?

– Да так, ничего, – вслух произнесла она.

– А мы тебе кое-что привезли. Надеюсь, понравится. Сейчас Настя распакует вещи, – сказал отец, в очередной раз покупая свое отцовство за ничего не значащие для Никандры тряпки и безделушки.

В дверном проеме появилась мачеха.

– Вот вы где воркуете, – сказала она и точно так же, как отец, словно они разыгрывали пьесу, в которой по ошибке заучили одну и ту же роль, спросила: – Как ты тут? Что новенького?

После ссоры с Михой Костя стал бывать у Ники чаще, но не из-за недостатка в приятелях. Просто из всей дачной компании ему было интересно только с Михой и Степкой. Остальные целыми днями протирали штаны «на бревне» за игрой в карты. Время от времени проигравший бегал за пивом, но иных развлечений в общем-то не было. Разве что вечером иногда притаскивали гитару и жгли костер. Костя уже давно корил себя за то, что они так глупо разругались с Мишкой, но идти первому на поклон не хотелось. Оставалось надеяться, что они встретятся случайно и тогда, конечно, помирятся. Впрочем, если бы не было Никандры, эта «случайная» встреча уже давно бы состоялась. Ника оказалась нормальным «парнем». Теперь они занимались с гантелями каждый день, а в перерывах между занятиями чего только ни придумывали! Даже стали писать летопись – вроде как у Толкиена. Правда, писала в основном Ника, но он тоже вносил посильную лепту. Один раз Ника спросила, когда он приведет Мишку, он ведь обещал их познакомить. Пришлось соврать, что Мишка уехал ненадолго к бабушке в деревню, не рассказывать же, как все было на самом деле.

Костя привычно прошел по дорожке к дому и постучался в окно веранды. Дверь тотчас приоткрылась, и из-за нее показалась Полина.

– В другой раз заходи. Сегодня не до тебя. Родион Викторович и Анастасия Николаевна приехали, – произнесла она с видом человека, допущенного к высочайшим особам. Она уже готова была безо всяких церемоний захлопнуть дверь перед носом Кости, но из дома донесся женский голос:

– Полина, кто там?

– Это к Никандре, – сказала домработница и, обиженно поджав губы, словно Костя покусился на ее собственность, нехотя отстранилась от двери, впуская парня в дом.

Костя оказался в гостиной под перекрестным огнем двух пар удивленных глаз. Впервые к Нике пришел посторонний, да к тому же парень. Появись Костя как джинн из бутылки, и то не смог бы изумить родителей Никандры больше, чем теперь. Он чувствовал себя почти так же, как во время своего первого посещения этого дома. Костя жалел, что пришел именно сейчас.

"Дернуло же явиться не вовремя. Наверняка они только что приехали и Ника еще не успела ничего рассказать, иначе чего бы они так обалдели", – мрачно подумал он.

Особенно его поразила мачеха Никандры. Во-первых, слишком молодая: на вид больше двадцати пяти не дашь. А во-вторых, красотка, что тебе Голливуд. Костя и не думал, что такие встречаются в жизни. А отца Ники он представлял себе немного иначе. Родион Викторович был в возрасте или казался старше рядом со своей необычайно моложавой женой. Среднего роста, немного полноватый, но при всем том в его манере держаться сквозила уверенность, сопутствующая успеху. На нем был белый полотняный костюм с иголочки.

Костя тут же представил своего отца, который ходил на даче в шортах, мало чем отличающихся от семейных трусов, и вылинявшей майке с вытянутыми лямками. Сравнение было явно не в пользу собственного родителя, как ни любил его Костя. И опять его больно задела разница между двумя мирами.

Родион Викторович нарушил молчание первым:

– Значит, вы к Нике?

– Я могу в другой раз зайти, – сказал Костя, в нерешительности топчась на пороге. Ему польстило, что знаменитый художник обратился к нему на "вы", словно к равному.

– Думаю, в ближайшее время я никому не понадоблюсь. Пойдем ко мне, – резковатым фальцетом сказала Ника.

– Конечно, зачем же сразу уходить? Ника не говорила, что у нее появились друзья, но я очень рад, – Родион Викторович улыбнулся, и сразу же бросилось в глаза его поразительное сходство с дочерью.

У обоих была удивительно обаятельная улыбка, которая меняла лицо, озаряла его и мгновенно делала не просто привлекательным, но красивым. К тому же отец Ники не выставлял напоказ, какой он важный и знаменитый. В общем, он Косте понравился.

– Ну ладно, пошли, – поторопила Костю Ника.

Ей хотелось увести его подальше от расспросов и разговоров. Костя пришел только к ней, и она боялась, что, вмешавшись, родители могут все испортить.

– Что ж, не будем мешать молодому поколению. Ничего не поделаешь, им с нами скучно, – обратился Родион Викторович к жене.

Ребята удалились в комнату Никандры. Костя кивнул в сторону закрытой двери, ведущей через коридор в гостиную:

– А отец у тебя нормальный мужик.

– Правда?

Одобрение Кости было приятно Нике, как будто оно искупало все отцовские грехи. Обида отступила.

– Да, он вообще-то хороший, – сказала она и, не удержавшись, со скрытой горечью добавила: – Только слишком занятой.

* * *

Настроение у Кости было замечательное: во-первых, он познакомился со знаменитым батей Никандры и тот оказался обычным человеком, таким же, как все. А во-вторых, они с Никой здорово продвинулись в оздоровительных упражнениях. Он даже приладил дополнительную пружину на эспандер, да и гантели она выжимала раза в два больше, чем несколько дней назад. Костя и сам не ожидал, что его так увлекут эти занятия. На чердаке он раскопал связки древних журналов «Здоровье» и теперь выискивал в них все, что можно найти полезного для Никандры. Хорошо бы достать медицинский атлас с рисунками мышц и сухожилий, тогда можно было бы лучше себе представить картину, но пока приходилось довольствоваться допотопным школьным учебником по анатомии. Костя решил, что первым делом, когда он выберется в Москву, поищет хороший атлас, каким пользуются студенты-медики.

Костя вышел от Никандры и бодрым шагом направился домой. Пройдя несколько участков, он увидел Мишку. Тот стоял, сунув руки в карманы джинсов, и поджидал Костю. Они не виделись с момента ссоры, и Косте не хватало друга. Он уже давно тяготился размолвкой, поэтому страшно обрадовался. В конце концов, сколько можно дуться друг на друга? Костя заторопился, но, подойдя ближе, замедлил шаг. На лице Мишки застыла странная усмешка, при виде которой Косте расхотелось тотчас бросаться ему на шею.

– Значит, вот оно что! – язвительно произнес Мишка.

Начало разговора не предвещало ничего хорошего.

– А что? – с вызовом спросил Костя, не понимая, к чему клонит его недавний друг.

– Значит, с трехнутой дочкой художника тебе больше нравится, чем с Веркой? Или у вас без поцелуйчиков обходится? Ей, поди, и не надо. Она же убогая.

– Повтори, что ты сказал? – Костя с силой схватил Мишку за грудки.

– И повторю. Сладкая парочка: гомик и калека, – зло огрызнулся Мишка и резким движением вырвал рубаху из рук Кости.

Костя с размаху ударил Мишку кулаком, вложив в удар всю силу, на которую был способен. В костяшках пальцев отдалась резкая боль. Мишка пошатнулся. Не давая противнику прийти в себя, Костя нанес ему второй удар, но на этот раз Мишка отскочил в сторону и обрушил кулак Косте в челюсть. В глазах у Кости потемнело, а во рту появился солоноватый привкус крови. К дерущимся уже бежали тетки с соседних участков, чтобы их разнять, но парни, не замечая ничего вокруг, продолжали в ярости награждать друг друга тумаками, пока не повалились и не покатились по земле в клинче.

Входная дверь захлопнулась за Костей, отрезав вежливые улыбки и радушные приглашения заходить еще. Вся семья собралась в гостиной. Родион Викторович весело подмигнул дочери и расхохотался:

– Нет, вы посмотрите, какая скрытница, ведь ничего не сказала!

– Вся в тебя, – бросила Анастасия.

Родион Викторович поперхнулся и оборвал смех. Неужели Настя дозналась о девчушке, что позировала ему для "Весенних этюдов"? Но как? Он стал лихорадочно припоминать, как это могло стать ей известно.

– И вообще, откуда взялся этот парень? Кто он такой? – поинтересовалась мачеха.

– Просто мой друг.

– Просто друзей не бывает. Если он ходит, значит, должна быть причина.

– А может, он ходит из-за меня? Чтобы мне не было одиноко?

– Святая наивность! Ты еще не сталкивалась с жизнью. Если люди что-то делают, то прежде всего для себя.

– Вот и я говорю, с чего бы это здоровый парень сюда зачастил, если у него выгоды нет? – вставила Полина.

Никандра прикусила губу от обиды, но промолчала. Она так старалась полюбить Полину, чтобы угодить Косте. Ну почему в этой женщине столько жестокости? Наверное, Костя не знает, что не всех можно полюбить. Просто он слишком хороший и добрый.

– Он не такой, – почти выкрикнула Никандра. – И потом, что ему от меня может быть нужно?

– Вот и я хотела бы это знать. И не дуйся, мы желаем тебе добра, чтобы не было слез и разочарований. Мир гораздо более жесток, чем ты себе представляешь. Мы с отцом стараемся уберечь тебя.

– Не надо меня оберегать. Я хочу жить в этом мире, каким бы он ни был.

– Глупости. Ты сама не знаешь, что тебе нужно. И потом, что тебе известно о его родителях?

– Какое значение имеют его родители? Не они же ко мне ходят, – с вызовом сказала Ника.

В поисках дополнительных доводов Анастасия обратилась за помощью к мужу:

– Родион, что ты молчишь, как будто тебя это не касается?

Родион Викторович внимательно поглядел на жену. Нет, наверное, все-таки не знает. Да, собственно, о чем там особенно знать? Ну, мимолетное увлечение. Хотя все же лучше Настю не раздражать.

– Настена, по-моему, все это совсем не так ужасно, – мягко вставил он. – Я бы даже сказал, что в этом возрасте это естественно.

– Но не в ее положении, – слова хлестнули Нику.

Она лучше других знала, что Костя никогда не сможет ее полюбить. И она никогда не сможет признаться ему в своих чувствах. Но она не хотела, чтобы посторонние грубо лезли в их отношения, напоминая о ее ущербности.

– Мне на фиг не нужны ваши советы, – Ника произнесла слово, которое не раз слышала от Кости. Она сама удивилась этому и, чтобы досадить мачехе, отчетливо повторила: – На фиг не нужны.

На мгновение присутствующие потеряли дар речи, а потом Анастасия, повернувшись к мужу, воскликнула:

– Нет, ты видишь?! Вот первые цветочки. Она уже начала выражаться, как уличная девчонка. По-моему, эту дружбу надо прекратить.

Ника взглянула на отца:

– Папа, пожалуйста. Он ведь не сделал ничего плохого. Он... он... – она искала слова, которые могли бы убедить отца встать на ее сторону. – Он хочет вылечить меня.

– Что?! Отец целыми днями сидит в мастерской, зарабатывает, чтобы показывать тебя лучшим светилам...

Родион Викторович вздохнул с облегчением. Точно не знает. Зря он волновался. Прежняя уверенность вернулась к нему, и он властно одернул жену:

– Настя, ты перегибаешь палку. В конце концов, девочка может иметь друзей. Это ее право. Я ведь не отлучаю тебя от твоих пустоголовых подружек, – сказал он и улыбнулся дочери: – Пускай твой кабальеро приходит, только давай договоримся, что ты не будешь перенимать уличного жаргона, – поморщился он.

Костя попытался привести себя в порядок, прежде чем являться домой, но понял, что это занятие пустое. Джинсы были в грязи, рубаха порвана, а о физиономии даже подумать страшно. Должно быть, красавец хоть куда. Он чувствовал, как левый глаз быстро затекает, превращаясь в щелочку.

При виде сына Зоя Петровна всплеснула руками и осела на табуретку:

– Батюшки, где же это ты так умудрился! Это кто же тебя отмутузил?

– Ничего, ему тоже досталось, – мрачно заметил Костя.

– А ты и рад. С кем подрался-то?

– Ни с кем, – буркнул Костя и добавил: – Ма, я тебе потом расскажу, ладно?

– Ох горюшко! Одежду-то скинь. Да в душе пойди ополоснись, прежде чем новое надевать.

Костя захватил чистые джинсы и футболку и побрел в душ. Все-таки с матерью ему повезло. Другая бы как с цепи сорвалась, а она ничего, молодцом. Поворчит еще, конечно, но худшее уже позади. За день вода в душе не прогрелась и сначала обожгла Костю холодом, но скоро он привык и прохлада стала даже приятной. Он долго стоял, подставляя под струи разбитое лицо. Боль постепенно уходила.

Когда он вернулся, мать сидела на веранде и чистила картошку. Она обтерла руки о фартук и, достав из буфета старый медный пятак, протянула его Косте:

– На-ка, к глазу приложи, Кутузов.

Костя приложил монету и сел к столу. Если бы мать полезла с расспросами, вряд ли ему захотелось бы говорить о драке с Мишкой. Но она молчала, и от этого он почувствовал, что обязан ей все рассказать.

– Ма, в общем, ты ничего плохого не подумай. Это мы так, с Мишкой повздорили.

– С Мишкой? – удивилась Зоя Петровна. – Это что же вы с ним не поделили?

– Понимаешь, он одну девчонку обозвал.

– Ну, нашли из-за чего кулаки чесать. Девчонки-то теперь тоже хороши. Ругаются, а то и покуривают.

– Она не такая.

– Все они не такие, коли приглянутся. И что же вы, девчонку не поделили?

– Да нет, ма, это совсем не то, о чем ты думаешь. Это дочка художника.

Зоя Петровна прикрыла рот ладонью, будто услышала что-то страшное.

– Ну вот, а я-то еще не верила, когда мне говорили, что ты к ним в дом бегаешь. Все, думаю, ошибаются. С чего это Костику туда мотаться?

– А что тут такого?

– А то, что руби дерево себе по плечу. Ничего хорошего из этого не выйдет. Вишь, к ней повадился и сразу в драку полез. Ты ж в жизни ни с кем не дрался, даже маленький.

– Не она же виновата. Что, она меня науськивала, что ли? Ты ее даже не знаешь, а она и рисует, и на пианино играет, и читает побольше всей нашей компашки вместе взятой.

– Вот я и говорю, не твоего это поля ягодка. Вон отец у нее знаменитость, а ты тоже – в калашный ряд!

– Ну и что? – взбеленился Костя. – Я, может, тоже выучусь и знаменитый буду. Вот специально! Назло всем! – он сорвался с места и, громко топая, побежал к себе на чердак.

– Малохольный, – вздохнула Зоя Петровна. – Это ж надо, как он только пролез к художнику-то?