Текст книги "Костя+Ника"

Автор книги: Тамара Крюкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 5

Никандра сидела на веранде, уставившись на книжную страницу пустыми глазами, и в третий раз перечитывала один и тот же абзац. Слова бессмысленной чередой проходили мимо, не оседая в сознании. Мысли Ники были далеки от похождений героев.

Она сама виновата, что ее отправили в ссылку. Иначе она и не думала о своем пребывании здесь. Говорят, что дачу построили специально для нее, чтобы она дышала воздухом и поправлялась. Как бы не так! Просто нашли приличный предлог сплавить ее с глаз долой, чтобы не путалась под ногами. Будто она не знает, что всем только мешает.

Ника захлопнула бесполезную книгу и стала смотреть на улицу. Дорога, перечеркнутая рейками забора, была полосатой, как роба арестанта. Тюрьма болезни крепко держала пленницу взаперти. Нике захотелось распахнуть ворота настежь, чтобы впустить дорогу в замкнутое пространство двора. Если бы только она могла подойти к калитке и открыть щеколду! Она бы без оглядки побежала по дороге на волю – туда, где простор и совсем нет людей, ни одного человека!

Ведь должно же существовать хоть какое-то место на всей большой земле, где она не чувствовала бы себя чужой и ей было бы хорошо!

Ника схватила колокольчик и требовательно тряхнула им. Через некоторое время на веранде показалась сердитая, но безмолвная женщина.

– Я хочу, чтобы калитка была открыта. Мне надоело смотреть на мир в полоску! – сказала Ника.

– Было бы на что смотреть. Ни к чему держать двери нараспашку, – женщина недовольно поджала губы.

– Что, боитесь грабителей? Тогда надо было обнести участок бетонной оградой вроде тех, какими огораживают кладбища, – зло сощурившись, процедила Никандра.

Женщина скривилась, но повиновалась. Кусочек улицы, открывшийся в узком проеме калитки, был таким ничтожным, что ради этого не стоило и стараться, но Ника назло решила оставить калитку открытой.

Поначалу упрямство Ники имело вполне безобидные причины. Ей хотелось, чтобы ее замечали не как вещь, за которой надо следить, пересыпая нафталином и проветривая, а как человека, у которого могут быть свои настроения и желания. В первое время ее капризы не вызывали ничего, кроме раздражения, а потом и к этому привыкли, списывая все на переходный возраст. Нике приходилось искать все более изощренные способы привлечь к себе внимание, и упрямство становилось ее второй натурой.

Весной в предвкушении поездки в новое, незнакомое место Ника не могла дождаться, когда вырвется из золоченой клетки городской квартиры, но едва оказавшись на даче, она с ужасом поняла, что там, на десятом этаже, изолированная от всего мира, она была далеко не так болезненно одинока. Тут чужие мирки в шесть соток подступали вплотную. Ника со стороны наблюдала, как люди общаются, ходят друг к другу в гости, их жизни и интересы пересекаются, скрещиваются и расходятся. Взять хотя бы того парня, Костю. Наверняка он сейчас где-то с друзьями. Должно быть, им вместе интересно. Нике страстно захотелось быть одной из них, ведь у нее никогда не было друзей и она знала о дружбе только из книг. "Человек – животное общественное". Она не помнила, кто это сказал, но здесь как нигде Ника остро чувствовала, что она – вечная одиночка, как зверь в клетке зоопарка, одинокий среди толпы. И так же, как на зверя, на нее с любопытством поглядывают через рейки забора. Они не принимают ее в свою стаю. Ну и пусть! Ей никто не нужен! Она проживет и одна!

Чем больше Нике хотелось спрятаться от чужих глаз, тем настойчивее она изо дня в день сидела на виду у проходящих, бросая вызов обществу, которое ее отвергало.

Зияющий проем калитки, открытой для НИКОГО. Дорога, ведущая НИКУДА. Ожидание НИЧЕГО. Наверное, если калитку забить наглухо, то это не скоро заметят.

И тут Ника увидела ЕГО. Зачем ОН опять здесь? Непоколебимая решимость Ники обойтись без людского общества затрещала по швам под натиском хрупкой надежды: а вдруг она все же подружится со сверстниками? Пускай этот парень грубый и дерзкий, но он единственный ровесник, с кем ей довелось общаться.

Почему сегодня ей так захотелось распахнуть калитку? Для кого? Может, это знак? Ведь ей хочется видеть его, несмотря на то что, появляясь, он причиняет ей боль. А может, жизнь – это и есть боль?

"Пусть он не пройдет мимо... Пусть заговорит... Пусть..." – как заклинание, пульсировало у нее в висках.

Заметив широко распахнутую калитку, Костя замедлил шаг. Он хотел повернуть назад, но было поздно. Змеюка, как и в первый раз, сидела на веранде. Их взгляды встретились. Вот непруха! Теперь даже если пройти мимо как ни в чем не бывало все равно потом гриб незаметно уже не подкинешь. Еще хуже получится. Возомнит, что он к ней подмазывается. Вот уж встал полной раскорякой!

Видя, что Костя остановился, Ника решилась на отчаянный шаг: она первая заговорит с ним и пригласит зайти. Как прыгун с вышки, она набрала побольше воздуха, подалась вперед, но тут книга соскользнула с колен и шумно шлепнулась на пол. Момент был упущен, и в Нике заныла заноза сомнения: стоит ли самой набиваться на разговоры? В лучшем случае можно нарваться на грубость. Чтобы скрыть смущение, она нагнулась за книгой, но не достала. Пальцы едва скользнули по обложке. Не желая отступать, Ника с усилием потянулась вперед и внезапно потеряла равновесие. Стул качнулся и стал заваливаться. В панике девочка судорожно вцепилась в сиденье, но, не удержавшись, вместе со стулом полетела на пол.

Костя, не раздумывая, бросился к девчонке. Она беспомощно лежала и даже не пыталась повернуться и привстать, хотя ее ноги были вывернуты, точно у тряпичной куклы. Глядя на неестественный излом фигуры, Костя вдруг ощутил, что к горлу подкатил горький, удушливый комок жалости. Шелуха злости слетела, и, как откровение, его пронзила страшная мысль о том, что многие вещи, которые все считают само собой разумеющимися: ходить в школу, гонять на роликах, убегать с уроков, нырять в переполненный автобус... – для нее так же невозможны и недостижимы, как фантастические миры. А ведь ей лет пятнадцать – столько же, сколько ему, не больше. До него вдруг дошел смысл слов Костяники об умении прощать слабого, и все обиды на больную девчонку показались постыдными.

Костя подхватил Никандру под руки, пытаясь усадить на стул. Сцена походила на спасение утопающего, который безотчетно хватается за спасателя и только мешает ему. Ноги девочки безжизненно подкашивались, волочась по полу. Наконец ему удалось водрузить Нику на стул.

Девочка резким движением одернула юбку и, не в силах сдержать слез, закрыла лицо руками. Почему из всех людей именно перед НИМ она выказала свое убожество? Как невыносимо унизительно! Больше всего ей хотелось быть как все, именно поэтому она отказывалась появляться вне дома в инвалидном кресле. И вот как назло! Очередная насмешка судьбы.

– Сильно ушиблась? – с участием спросил Костя, по-своему истолковав ее плач.

Она молча замотала головой, не отрывая рук от лица.

– Дома-то есть кто? Может, позвать? – настаивал Костя.

Как загнанный зверек ощеривается, чтобы не показать своего страха, так Ника сделалась агрессивной, чтобы скрыть снедающий ее стыд. Она растерла слезы по щекам тыльной стороной ладони, с вызовом посмотрела на Костю и зло отрезала:

– Тебе что, больше всех надо? Не нужна мне твоя жалость!

Костя с удивлением отметил, что не может сердиться на нее, хотя и цацкаться не намеревался. Он вздохнул и с присущей ему прямотой сказал:

– Знаешь, если бы ты не была девчонкой, я бы тебя сейчас треснул как следует, чтобы не задиралась.

Нику еще никто никогда не обещал треснуть. Ее оберегали, ей потакали, к ней относились как к убогой. Может ли быть, что он воспринимает ее как обычную девчонку? Ника боялась надеяться на это.

– А если бы я была парнем, ты бы меня треснул? – спросила она, пытливо вглядываясь Косте в глаза.

– Ну, наподдал бы, наверно, – пожал плечами Костя, не понимая, к чему она клонит.

– Мне еще никто не грозился наподдать, – сказала Ника, и вдруг губы ее дрогнули в робкой улыбке.

Ее лицо мгновенно преобразилось. Перед Костей была Костяника. Насмешливая, улыбчивая. Привыкнуть к поразительному сходству девчонок было невозможно. Костя улыбнулся в ответ:

– Вообще-то, если честно, я драк не люблю. Это я так сказал. Кстати, я тебе подарок принес от Ники, – спохватился он.

Гриб сиротливо валялся на полу. Шляпка примялась, но он все еще удивлял своими размерами.

– Вот зараза, сломался, – раздосадованно произнес Костя.

Он поднял гриб, смущенно обтер ладонью шляпку и протянул гостинец Никандре.

– Значит, Ника правда существует? – спросила девочка, с благоговением, как драгоценность, принимая подарок.

– Во всяком случае, я только что видел ее как тебя. Ну ладно, я пошел, – сказал Костя, решив, что его миссия успешно завершена.

– Побудь еще... Если ты не очень спешишь, – попросила Ника и тихо добавила: – Пожалуйста.

Уйти сейчас было невежливо. Костя присел на краешек плетеного стула, чувствуя себя не в своей тарелке. Говорить было не о чем. К тому же, зная обидчивость Ники, он предпочитал держать язык за зубами и мучительно соображал, сколько времени надо просидеть по этикету, чтобы удалиться как культурный человек, а не как оболтус.

– А какие книги ты любишь? – спросила Ника, чтобы поддержать разговор.

– Да так. Разные. Фэнтези уважаю.

– Я тоже, – обрадовалась совпадению Ника. – Читал "Арфистку Менолли"? Я ее вчера закончила.

– А я как раз сейчас читаю, там, где драконы родились. Классная книга.

– А у меня продолжение есть. Вся трилогия. Если хочешь, можешь взять почитать, – предложила Ника.

Они разговорились, удивляясь, как много одинаковых книг они читали. Никандра ни с кем не обсуждала прочитанного, разве что с учительницей, приходившей к ней на дом давать уроки литературы, но вряд ли эти обсуждения можно было назвать интересными. И вдруг встречается человек, которому нравятся те же авторы и те же книги. Костя оказался вовсе не грубияном. Ледяная стена неловкости растаяла, и они не замечали, как бежит время.

На веранду вышла Никина мать. Костя заметил, что, как и в прошлый раз, она была не в настроении. Женщина смерила Костю настороженным взглядом и, обращаясь к Нике, отчеканила:

– Время пить чай.

– Позже, – не оборачиваясь, кивнула девочка.

– Ну, мне пора. Меня уже дома ждут, – засобирался Костя.

Ника тряхнула головой, чтобы отбросить со лба мешавшую прядь, и сердито произнесла:

– Ну вот, как всегда, она все испортила. Влезла со своим чаем.

– Ты свою мать держишь в черном теле. Попробовал бы я ответить таким тоном, – сказал Костя.

– У меня нет мамы, – холодно сказала Никандра.

– А это кто?

– Сиделка.

Глаза Ники подернулись льдом, и ее тон давал отчетливо понять, что она не хочет говорить на эту тему.

Болезнь висела на Нике тяжелой веригой, не давая забыть о том, что ей нет места среди нормальных людей. "Сиделка" и "неполноценность" – страшные слова-синонимы, преследующие ее по пятам.

Молчание неслышными щупальцами вползло на веранду, опять воздвигнув стену неловкости.

– Ну, я пошел, – поднялся Костя.

На этот раз она поняла, что он в самом деле уходит. Как удержать его? Как сделать, чтобы он пришел снова, ведь у него, должно быть, много других дел, поинтереснее, чем сидеть с ней? Ника поспешно протянула Косте книгу.

– Хочешь почитать продолжение "Арфистки"? Вот, возьми.

– Но ты же сама читаешь.

– Я могу пока другую взять. Я всегда одновременно несколько книг читаю. Правда.

– Спасибо, но мне надо еще первую закончить, – отказался Костя.

Девочка опустила книгу на колени. Плечи ее безвольно обвисли.

– Я, как дочитаю, приду, – пообещал Костя, заметив, что она огорчилась.

Он вышел на улицу и с легким сердцем направился к дому. Может, и хорошо, что он отнес Нике гриб. Вообще-то она неплохая девчонка и книг читала прорву, не чета Степке с Михой. С ней интересно поговорить, хоть и девчонка. Впервые за последние дни у Кости было такое отличное настроение.

Вдруг он услышал за собой топот ног, и на него со всего размаху налетела Анька.

– Привет, – запыхавшись от бега, выдохнула она.

– Привет. Куда несешься?

– А ты что, к припадошной ходил? – вместо ответа насмешливо спросила она.

Костино хорошее настроение тут же улетучилось. Надо же было так влипнуть. Теперь Анька всем разболтает невесть что. Костя безразлично передернул плечами:

– С чего ты взяла?

– Сама видела, как ты от них выходил. Ну, думаю, Костя не промах, в гости наладился. Она хоть и припадочная, а богатенькая, – съязвила Анька, нарочито повторив паршивое слово.

– Скажешь тоже, в гости. Что я, к ней, что ли, ходил? Меня мать послала семена отнести, – соврал Костя.

В первый момент ему стало стыдно за то, что он смалодушничал, но скоро неприятное чувство прошло, и совесть покорно смолкла. В самом деле, Ника ему – никто.

– А-а-а, а я-то уж подумала... Но домик у них ничего, – протянула Анька.

Болтая без умолку, она проводила его до самого дома. Судя по всему, Анька поверила в его ложь. Ну и хорошо. Не хватало еще, чтобы она разнесла на всю округу, что он бегает за художниковой дочкой. Начнутся всякие шуточки, смешки. Во всяком случае, лучше к Никандре больше не ходить. Ни к чему плодить сплетни. Зря он пообещал, что зайдет. С другой стороны, может, он до конца каникул одну книжку читать будет, а значит, за другой и идти незачем.

Но ведь она наверняка будет ждать...

ГЛАВА 6

Калитка к дому художника оставалась распахнутой с утра до позднего вечера, но чудо свершается только раз: ОН не пришел ни на следующий день, ни через день, ни через неделю... Сначала Ника ждала, волнуясь при каждом звуке шагов, потом поняла, что он не придет, и если появится, то вовсе не затем, чтобы увидеть ее, а просто мимоходом. Она знала, что так и будет. А чего другого она могла ожидать? Кому до нее какое дело? Она не осуждала и не оправдывала Костю, с привычной покорностью принимая свою ненужность. Никандра пыталась заставить себя не думать о Косте, но какой-то бунтарский уголок в памяти против воли прокручивал каждое мгновение того дня, когда он был у нее в гостях. Ожидание растянуло часы в бесконечные пустые дни.

Дождь зарядил с ночи. Тучи окутали небо плотным белесым маревом, и кисея мороси висела над дачным поселком. До сих пор Костя не выбрал времени заскочить к Никандре. С утра обычно к нему заходили друзья, вечером надо было помогать матери с поливкой огорода, а с наступлением темноты все, по неписаному закону, шли "на бревно". Сегодня тусовки не предвиделось. В непогоду обычно ребята сидели по домам, разве что после обеда собирались у кого-нибудь на веранде играть в "дурака".

Время от времени Костю глодала совесть, что он не выполнил обещания навестить больную девчонку. Сегодняшний день подходил для визита как нельзя лучше. Во-первых, делать все равно нечего, а во-вторых, в дождь вряд ли кто-нибудь встретится по пути.

Вспомнив шикарную обстановку в доме Никандры, Костя собирался с особой тщательностью. Он надел чистую футболку и новые носки, чтобы не светиться штопкой, долго и тщательно причесывал перед зеркалом торчащие в разные стороны вихры.

– Куда это ты в эдакую мокроту намыливаешься? – поинтересовалась мать.

– Да так, к Мишке зайду, – соврал Костя.

– А охорашиваешься для Анечки, что ли, кавалер?

– Скажешь тоже, охорашиваюсь, – недовольно буркнул Костя, отходя от зеркала.

– А чего? Аня девочка хорошая. Надо ж, до девок дорос!

– Да ладно, ма. Что ты глупости говоришь? Не нужны мне никакие девчонки.

Косте на глаза попалась миска с клубникой, и он подумал, что в гости лучше идти не с пустыми руками.

– Я клубники возьму? – сказал он, придирчиво выбирая в кулек самые красивые ягоды.

– Бери, конечно, не жалко. Только у них, небось, своей полно. Они же нам усы давали, – удивилась мать.

– У нас все равно лучше.

Натянув плащ, Костя окольными путями направился к дому художника. Сквозная завеса дождя накрыла поселок, приглушив яркие летние краски. Деревья подставляли под небесный душ намокшие кроны. По голубовато-зеленой акварели садов кое-где размытыми мазками были разбросаны лиловые и розовые пятна люпинов.

В зияющем проеме распахнутой калитки, мокнувшей под дождем, было что-то беззащитное и трогательное. Оглядевшись, Костя нырнул во двор и направился по дорожке к дому. Он долго вытирал ноги, прежде чем подняться на веранду и постучать в окно. На пороге появилась сиделка, которую Костя принимал за мать Никандры.

– Я к Нике, можно?

– Проходи, только разувайся, – женщина подала Косте тапки.

Эти визиты ее настораживали. Что этому парню нужно? Гостей у Ники никогда не бывало. Характер у девчонки не сахар.

Стараясь не замечать пристального взгляда женщины, Костя поскорее переобулся и зашел в дом, но, как и в прошлый раз, застыл на пороге. При виде роскошной гостиной его опять охватила робость. Ему было легче разговаривать с Никой на веранде.

Костя потоптался возле входа. Никандра сидела в наушниках вполоборота к двери. Глаза ее были прикрыты. Спит, что ли? Домработница тронула девочку за плечо. Ника нехотя открыла глаза, но увидев Костю, резко выпрямилась. Она так сильно ждала этого момента, вела бесконечные мысленные диалоги, а когда он пришел, растерялась и лишь молча смотрела на него, не зная, что сказать.

– Привет! – Костя шагнул в комнату, нарочито раздавив широченной подошвой войлочного тапка розовую лилию, вытканную на неприлично белом для пола ковре.

– Привет, – эхом отозвалась Никандра, стягивая наушники.

– Я тут тебе клубники принес. С нашего огорода. Вы ведь ничего не выращиваете, – бодро выпалил он, стараясь за напускной бравадой скрыть смущение.

– Спасибо.

Ника взяла протянутый кулек. Щеки ее залил румянец. Не хватало еще покраснеть. Все так ужасно глупо. Что он подумает?

Голос сиделки вернул Нику к действительности.

– Положить в вазочку?

– Нет, не надо, – отказалась девочка, вцепившись в кулек, как будто он представлял ценность, расстаться с которой было выше ее сил. – Вы, кажется, собирались к Серафиме Борисовне? Можете идти.

– Мне лучше остаться. Вдруг понадоблюсь, – возразила женщина, смерив Костю недоверчивым взглядом. Она опасалась оставлять незнакомого парня в доме без присмотра.

– Я ведь сказала: идите, – отрезала Ника.

Женщина, поджав губы, пошла к выходу. Избаловали девчонку дальше некуда. В конце концов, если что пропадет, она не виновата. Возле двери ее остановил властный голос Никандры:

– Да, и еще. Можете не спешить.

Дверь закрылась. Шаги прошелестели по гравию дорожки. Хлопнула калитка, завершив никому не нужное теперь бдение.

Костя с Никой остались одни. Неловкость невидимыми нитями опутала комнату, делая молчание неизбежным и в то же время невыносимым. Ника взяла в рот ягоду, но даже сладковатый вкус на языке не убедил ее в реальности происходящего. Слишком напряженно и отчаянно она ждала, чтобы поверить в то, что Костя наконец пришел. Она протянула ему кулек, разрубая липкую паутину неловкости.

– Угощайся.

– Я этой клубники знаешь сколько съел? – улыбнулся Костя и добавил: – Ты на меня не смотри. Ее надо сразу есть, полежит и будет не такая вкусная.

Они опять замолчали. Из наушников едва слышно доносились звуки музыки. Запертая в клетке немоты, мелодия тщетно пыталась вырваться наружу. Костя по опыту знал: ничто так не объединяет и не сплачивает, как музыкальные пристрастия, и он схватился за эту спасительную соломинку.

– Что слушаешь?

– Римского-Корсакова.

Ника отсоединила наушники, и мелодия разлилась по комнате.

– Ё-мое! – невольно вырвалось у Кости. – То есть я хотел сказать, ты что, под эту музыку оттягиваешься?

– Как это? – не поняла Ника.

Если бы Костя узнал, что кто-то из его приятелей ради развлечения слушает классику, он бы подумал, что человек либо свихнулся, либо выпендривается. Но вспомнив, как Ника играла на пианино, он понял: пожалуй, она и правда получает от этого удовольствие. Впрочем, может, она и в самом деле слегка со сдвигом.

– Ну, в смысле, тебе нравится?

– А тебе нет? Я выключу, – поспешно потянулась к магнитофону Ника.

Вдруг Костя услышал знакомый пассаж и оживился.

– О! Вот это место он у "Мановара" взял!

– У кого? – не поняла Никандра.

– "Мановар" – металлистская группа. У них классные вещи есть под старинные баллады и гитарист зашибенный, он это место так выделывает. – Костя входил в свою стихию, самозабвенно перебирая пальцами по струнам воображаемой гитары, но, заметив ухмылку на губах Ники, осекся. – Я чего смешного сказал?

– Нет, просто Римский-Корсаков жил в позапрошлом веке. Вряд ли его можно обвинить в плагиате.

Едкая насмешка разозлила Костю. Будто он сам не знает, что Римский-Корсаков давно помер. Ведь она наверняка поняла, что он хотел сказать, но нарочно подколола, да еще по-книжному, мол, всяк сверчок знай свой шесток. Шута из него делает.

– Ну да, ты же голубых кровей. Любишь блеснуть своей ученостью?

Нику неприятно задела издевка в голосе Кости.

– Мне не перед кем блистать. Разве что перед тобой, – холодно произнесла она.

– Ну, это проще простого. Я и Чайковского-то понимаю не иначе как напиток к завтраку. Так что валяй, показывай, какая ты умная.

– Тебе что, доставляет удовольствие каждый раз ссориться? – в отчаянии сказала Ника.

Как ему угодить? Что бы она ни сказала, было невпопад. Разговор не клеился, разваливаясь на бесполезные черепки слов. Она шла сквозь беседу, точно сапер по минному полю, и каждый раз оступалась. Но ведь люди как-то ладят друг с другом? Наверное, этому можно научиться. Она должна научиться. А что если он обидится и уйдет, и тогда учиться будет незачем?

Костя вдруг понял, что она и не думала смеяться над ним. Более того, она боялась его потерять.

– И правда, чего это мы сцепились? – хмыкнул парень.

Ника облегченно вздохнула. Путы скованности разом упали. Инстинктивно почувствовав свою власть над девчонкой, Костя торжествовал. Ковры, напольные вазы и прочая дребедень перестали разделять их.

– Вообще-то я не очень хорошо разбираюсь в современной музыке, – словно извиняясь, сказала Никандра. – Я часто слушаю радио, но многие песни такие одинаковые.

– Ну, не скажи. Я тоже попсу не люблю. Но есть нормальная музыка. Я тебе принесу несколько кассет, – пообещал Костя, чувствуя себя хозяином положения.

– Гостей принято угощать. Давай пить чай, – предложила Ника и схватилась за колокольчик, но, вспомнив, что домработница ушла, раздраженно сказала: – Как всегда, когда нужно, ее нет. Ничего, я сама соберу на стол.

Мысль показалась Нике забавной. Ей никогда не приходилось сервировать стол, но и гостей она никогда не принимала. Она непременно должна сама приготовить угощение. В этом было что-то значимое.

– Ты не возражаешь, если мы будем пить чай на кухне? – спросила она.

Cмешной вопрос. Когда у Кости чаевничали друзья, дальше кухни их не пускали, не спрашивая согласия.

– А чего? Нормально, – снисходительно сказал он.

Нике не хотелось, чтобы он видел, как она передвигается в инвалидной коляске. Она кивнула на дверь:

– Иди туда, я за тобой.

Кухня поражала не меньше, чем гостиная. Не кухня, а картинка из рекламных проспектов. И так же, как в рекламе, начищено и прибрано, будто здесь не живут. Косте было ужасно любопытно поглазеть по сторонам, но он специально вперился в окно, чтобы не думали, что он дикарь какой.

Ника поставила на стол вазу с вафлями и печеньем и коробку конфет.

– Ты не мог бы достать из сушилки чашки? – попросила она, открывая холодильник.

– Да ты не суетись, я не голодный.

– У нас есть очень вкусное варенье из ежевики.

Ника достала банку и хотела поставить ее на стол, но зацепилась рукавом за подлокотник кресла. Банка выскользнула из рук и осколками разлетелась по полу. Ну конечно, иначе и быть не могло! Даже странно, если бы ничего не испортило ее праздник.

Вязкое чернильное пятно медленно расползалось по ламинату.

– Ничего, сейчас уберем. Где тут у вас тряпка? – по-деловому подхватился Костя.

– Нет, ничего убирать не надо. Ты – мой гость. Полина придет и уберет.

– Пока она придет, все слипнется, тогда хоть зубами отдирай.

– Нет, – замотала головой Никандра.

– Сейчас легче вытереть, и Полине твоей потом не кувыркаться.

Не хватало еще, чтобы Костя мыл пол у них в кухне. Это было бы верхом неприличия. Никандра упрямо вскинула подбородок и произнесла:

– Она за это деньги получает.

Слова пощечиной прозвенели в воздухе. Мосты и перекрытия, наведенные через разделявшую их пропасть, натужно затрещали и стали рушиться на глазах, деля мир на людей, которые платят деньги, и на тех, кто их получает. Костя подумал о том, как мать допоздна сидит за швейной машинкой, терпит капризы клиентов, чтобы только угодить им. Ему стало стыдно, но не за мать. Стыдно оттого, что он пришел в этот дом, нарушив границу. Здесь к таким, как его мать и Полина, относятся с пренебрежением. Они с Никой никогда не смогут понять друг друга, потому что живут в разных мирах. Плевать он хотел на окружающую ее роскошь! Просто пожалел ее, что ли. А может, нет? Может, и стыдно-то из-за того, что ему льстило попасть в дом, о котором вокруг столько толков?

– Не надо мне твоего чая. Дорого стоит, – процедил Костя и повернулся уходить.

– О чем ты? На что обиделся?

– Ни на что! Тебе не понять!

– Ты объясни. Что я тебе сделала? Пожалуйста, не уходи, – Ника импульсивно схватила его за руку, пытаясь удержать, но он брезгливо отмахнулся.

– Что ты за меня цепляешься? Ведь для тебя люди ничто! Их же купить можно на разменные монеты! Вот и покупай себе компаньонов! Разные мы, как с разных планет.

Гримаса брезгливости на его лице не ускользнула от Ники. Призрачный замок счастья, который она по кирпичикам бережно возводила в своих мечтах, превращался в дым и, оседая копотью, окрашивал мир в черный цвет. А она-то размечталась, что сумеет стать как все. Но ей нет места среди нормальных людей. Она изгой!

– Да, я с другой планеты, – тихо проговорила Ника, а потом вдруг сорвалась на крик: – Хочешь узнать с какой? Вот она – моя планета! – Она с силой ударила кулаками по подлокотникам инвалидной коляски. – И никуда мне от этой планеты не деться. Зачем я живу?! Лучше бы я умерла!

Она зарылась лицом в колени и зарыдала. Костя растерялся. Как это она умеет поворачивать, что он всегда остается виноватым? Он попытался отмахнуться от ее слов. Ведь это немыслимо, дико, чтобы девчонка думала о смерти! И все же она не рисовалась и не лгала. Перед искренностью и глубиной ее горя все его домыслы и переживания показались незначительными. Костя подошел к Нике и тихонько тронул ее за плечо, неумело пытаясь успокоить.

– Ты чего? Ну ты даешь. Мало ли чего я сболтнул, а ты сразу в бутылку.

– Не надо меня жалеть. Ты сейчас только и думаешь, как бы поскорее уйти, чтобы прекратить эту сцену, – она перестала плакать и в упор посмотрела ему в глаза.

Костю больно стеганула правдивость ее слов. Возразить было нечего. Ника продолжала с беспощадной прямотой:

– Ты думаешь, ты один такой? Да я всем мешаю. Все только и мечтают избавиться от меня!

– Перестань! Даже слушать не хочу такие глупости, – Костя заткнул ладонями уши.

Ника внезапно сникла и в бессилии откинулась на спинку кресла, словно вспышка откровения выжала из нее всю энергию.

– Ты прав, мы разные. Вряд ли ты захочешь снова прийти, особенно после сегодняшнего. Только не нужно делать этого из чувства жалости. Мне тошно от всеобщей жалости.

Костя хотел что-то сказать, но Ника остановила его:

– Иди. Больше я цепляться не буду. Мне одной лучше. Я так привыкла.

– Ну... пока... – неловко попрощался Костя и побрел прочь.

Он вышел за калитку. Его последний визит к Никандре завершился. Теперь все действительно кончено, но оно и к лучшему. Вряд ли с ней можно подружиться. Почему же на душе так паршиво? Дождь усилился. Струи жестким росчерком перечеркнули акварельную идиллию дачного поселка. Идти домой не хотелось. Костя перешел через овраг и нырнул в лес. Шуршание прошлогодней листвы под ногами сливалось с шелестом дождя. Он случайно задел склонившуюся ветку – крупные капли градом посыпались на плечи. Костя свернул в ельник. Здесь было сухо. Свет, просеиваясь сквозь еловые лапы, превращал пасмурный день в сумерки. Парень скинул капюшон и прислушался к шуму дождя. Вдруг ему вспомнилась Костяника. Он будто наяву услышал укоризненное: "Что же теперь будет?.. Плохо ей одной..."

Костя вздрогнул и огляделся, но, как и следовало ожидать, он был один. От этих переживаний и свихнуться недолго.

– С жиру она бесится. Рожна ей не хватает! – вслух сказал Костя, чтобы убедить себя в своей правоте, но слова звучали фальшиво.

В ушах, перекрывая все другие звуки, настойчиво гремело: "Зачем я живу?! Лучше бы я умерла!!!"

– Мне нет до нее дела! – выкрикнул он и тотчас понял, что это ложь.

Он не мог бросить Никандру. Он нес за нее ответственность. Костя повернулся и помчался назад, не обращая внимания на мокрые ветки, хлеставшие его по лицу. Хлюпая прямо по лужам, он добежал до особняка, проскочил веранду, на ходу сбросив кроссовки, и ворвался в гостиную. Комната была пуста. Костя бросился на кухню.

Ника, точно безжизненный манекен, сидела в той же позе, в какой он оставил ее. Она подняла глаза и с удивлением уставилась на Костю. Вода струйками стекала с дождевика на пол. Значит, он не призрак и не игра воображения. Она не знала, что и подумать. Не дав ей опомниться, Костя сурово выпалил:

– В общем так. Во-первых, где у вас тряпка, чтобы вытереть пол? Полина деньги получает не за то, чтобы твое хамство терпеть. Поняла?

Никандра молча кивнула. От Кости исходила такая сила, что она не могла не подчиниться. Она сделала бы все что угодно, лишь бы он остался.

– А во-вторых, – Костя смягчился, – сейчас будем пить чай. И фиг ты меня прогонишь. Тоже мне моду взяла.