Текст книги "Простая История"

Автор книги: Таффия Исаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

СЕНТЯБРЬ

.

А время шло. Я ходила на работу, и мой распорядок дня напоминал опостылевшую школьную задачку: из пункта А в пункт Б, и может быть, в пункт С, но конечным пунктом все равно будет тот же самый пункт А, из которого и начинается мой путь в новый день. Жизнь казалась мне серой и однообразной. Пару раз приезжал Игорь, но я не выходила даже на «дежурный перекур» в машине. Иногда в моих мыслях плотно поселялась Лешка и тот ночной эксперимент. Я уже даже не была уверена, что это происходило не в моей больной фантазии – настолько нереальным казался тот вечер. А Лешка все не появлялась. Зато все чаще появлялся Рыжий. Осень окатила меня ленью на сопротивление, и вскоре в ванной было два полотенца и две зубные щетки. На кухне появились дополнительные кружки, тарелки и бытовая техника, назначение которой я понимала лишь отдаленно. Моя одежда в шкафу приобрела отглаженный и сложенный стопочками вид, в доме стало часто пахнуть едой. Дима не соврал, сказав, что очень хозяйственный. Идеальный мужчина, должно быть. Я молча подчинялась новым правилам: завтракать по утрам, не пить каждый вечер, смотреть мелодрамы, не лежать на полу. Если это называют счастливой семейной жизнью, то, наверное, я была счастлива. Только остро чего-то не хватало. Все чаще хотелось уйти в себя, просто посидеть молча, подумать, но всегда в такие моменты появлялся рыжий черт, тормошил, целовал, увлекал и раздражение от вторжения таяло при виде его счастливой мордахи. Все же сентябрь удивительно подходил к моему внутреннему ощущению себя.

– Ларк, а ты бы хотела замуж? – спросил меня как-то Димка, лениво перебирая потолочную плитку глазами.

– Что? – я выкатилась из блаженного состояния, в котором пребываешь после отличного секса.

– Замуж, говорю, хотела бы?

– Это когда белый лимузин, белое платье, клятвы верности и прочая мишура? – издевательски уточнила я. – Или это когда в халате и бигудях у плиты, с орущим чадом на шее?

Он повернулся и удивленно посмотрел на меня.

– Это ты о чем?

– О замужестве, милый.

Он помолчал.

– Но неужели ты никогда не мечтала о собственной свадьбе?

– Мечтала, конечно, но давно. Еще в беспечном детстве. А потом я выросла. Да и вообще, не понимаю я этой… пошлости что ли. Сложно подобрать слово, под мое мнение о таком событии.

– Свадьба – это пошло? Ну, ты даешь… Мне казалось – каждая женщина хочет замуж.

– Глупости, – авторитетно заявила я. – Наше время предлагает женщине одну замечательную штуку – самостоятельность. Знаешь, что это такое для женщины? Это когда мужчина не нужен. Нет, ну возможность его появления в личной жизни не исключается на 100%, но в тоже время, для нормальной жизни и существования мужик уже как бы ни к чему. А что касается пошлости… Знаешь, как у нас называется свадьба? Торжественная сдача п***ды в эксплуатацию. Понимаешь? Торжественная СДАЧА. Потому что даже это опошлили. Белое платье – символ чистоты и невинности. Невинности – слышишь ты меня? – я улыбнулась. – О какой невинности идет речь? О символической. Раньше это все имело смысл. Особенно невинность. А теперь… Это символизм для символизма. Мне не нужен штамп в паспорте.

Я выскользнула из постели и устремилась в душ, оставив своего мужчину в полнейшем недоумении. Придумает тоже. Замуж! Да ни за что!

– Лар, но ведь замужество это не только штамп в паспорте, – его голос нагнал меня за шторкой душа.

– Рыжий, – я высунула голову из-за шторки. – Я вот скажу один раз, и больше не буду повторять, и ты больше не будешь заводить эту тему – хорошо? – он кивнул. – Я никогда не выйду за тебя замуж!

Сказав это, я задвинула шторку и сделала напор воды мощнее. Его недоуменное «почему» растворилось в шуме воды.

А Лешка бы сказала: «Тебе никто и не предлагал», почему-то подумала я. Интересно: где она, чем занимается, почему не заходит? Неужели ей мешает присутствие Димки?

На работе как всегда все было шумно. Казалось, этот улей не замолкает ни на секунду: надрывно скрипят факсы, разрываются телефоны, кто-то кричит о сроках, где-то уже полчаса пиликает мобильник. Погрузиться в другой мир позволяет музыка. Наушники наголову и вот – бац – никого нет, кроме меня и скрипки. Ах, да, еще равнодушного монитора и не менее равнодушной программы. И под музыку линии можно выводить бесконечно долго, главное не забыть, что это не просто линии, а чертеж.

Вечером, покидая офис, я нестерпимо захотела погулять. Я свернула с привычного маршрута и устремилась в парк. Сколько написано рассказов и повестей об осеннем лесе, и ни одна из них не отражает в полной мере того, что открывается тебе. Как можно описать свежесть воздуха и тишину, какую-то торжественность и буйство красок. Это можно только увидеть, почувствовать, вдохнуть. И пусть это только парк, и где-то слышно, как шумит автострада, но все равно – это кусочек самого настоящего леса. Чуть пасмурного, но светящегося удивительно золотистым светом, который исходит, кажется, из каждого листика на земле или на дереве. Я медленно шла по тропинке, и мне казалось, что она никогда не кончится. Что вот сейчас я и есть настоящая – просто иду, и ничего мне не мешает, ничего меня не трогает, ничего не заботит. И нет никого вокруг. На много километров, а может быть, на всей Земле нет ни одного человека. Вдруг пришло желание запить эту красоту глотком вина. Сползти в привычное состояние и посмотреть на лес другими глазами – свободными от трезвости. Я села на одинокую лавочку, чуть присыпанную желто-коричневыми листиками, и, закрыв глаза, подставила лицо небу. Господи! И о чем только моя жизнь? Наверное, жизнь каждого человека «о чем то». А о чем моя? Родилась – выросла – работаю, а что потом? Так и буду слоняться от опротивевших пунктов А, В, С?

– Привет, не помешаю?

– Здравствуй Лешка. – с чувством произнесла я, но глаз не открыла. – Что-то тебя давно не видно.

Я как будто со стороны видела, как она сидит на скамейке, и ее локоть почти касается меня. Она всегда так тихо крадется, как кошка за воробьем – ни одного лишнего движения.

– Глаза открой, и все тебе будет. – посоветовала она.

– Да ну тебя… – блаженно прошептала я, купаясь в ощущении ее близости, близости сентября и неба.

– Хотя мы, и правда, давно не виделись. Соскучилась?

– Вот еще… Просто думала, что тебя давно видела. Я повернула голову и открыла глаза. Мой взгляд уперся в Лешкино плечо и часть макушки. Она сидела на самом краешке скамейки, по своему обыкновению нахохлившись и опустив взгляд в землю. Она почему-то часто смотрит именно вниз, а я предпочитаю смотреть на небо…

– А как ты тут оказалась? – внезапно пришла мне в голову мысль, и я ее тут же озвучила. Лешкины плечи вздрогнули.

– Ногами, – буркнула она.

– Оригинальный способ. Но все же?

– Возвращалась кое-откуда, решила прогуляться. Зашла сюда, а тут ты на лавочке трупом прикидываешься.

– Это судьба… – чуть язвительно выдохнула я, снова отворачиваясь и закрывая глаза.

– А ты веришь в судьбу или просто так сказала?

– Просто так…

– Ларис, – она чуть помолчала. – У тебя что-то случилось?

– С чего ты взяла?

– Ты действительно как мертвая… Соглашаешься со всем…

Я вновь подняла голову, прислушалась к себе и пожала плечами:

– Да нет, вроде все нормально.

Лешка чуть уловимо усмехнулась.

– Что?

– Только русские в одном предложении сочетают все три возможных ответа, и при этом умудряются понимать друг друга.

– То есть?

– Да нет, наверное…

Я улыбнулась:

– Действительно забавно.

Мы снова замолчали. Было что-то неуловимо очаровательное в этом молчании, в обстановке, в самой ситуации. Мне казалось, что скажи я что-то чуть громче, и непонятное очарование растворится в воздухе, оставив после себя сладкий запах запрета.

– Лешк, – я придвинулась к ней и положила подбородок на ее плечо, обняв руками за талию. – А правда, где ты была?

– Неужели действительно соску…– она повернула голову, и мои губы почти уперлись в краешек ее губ, -…чилась…

– Не знаю, – я посмотрела на ее губы и со вздохом отвернулась, положив голову на ее плечо, так, чтобы не видеть соблазна, который тут же вспыхнул в голове.

Так мы и сидели… Близко-близко друг к другу… И молчали… Теперь я отчетливо понимала, что уже не могу пригласить ее к себе. Дома Димка. Совершенно непонятно, как воспримет он появление на пороге меня в обнимку с этим ребенком. Но скорее всего я знала ответ, и почему-то от этого становилось очень печально, и внутри меня начинал подниматься протест.

– О чем ты думаешь? – нарушила молчание Лешка.

– О том, что теперь не могу пригласить тебя к себе… – честно ответила я.

– Потому что там он?

– Да.

– Теперь он живет у тебя? У него нет своей квартиры?

– Не говори глупости, конечно есть…

– Тогда почему он живет у тебя? Ты его… любишь? – Лешка запнулась на последнем слове.

Хоррррроший вопрос на самом деле. И как он во время.

– Я не знаю Лешка… Правда, не знаю.

– Тебе хорошо с ним? Скучала бы ты, если бы он ушел? – казалось, ответ именно на этот вопрос стал для Лешки смыслом жизни на ближайшие 10 минут. А может, не на 10? Бред.

Скучала бы я? Откуда мне знать, если он все время рядом… Постоянно. Дай ему волю, так был бы рядом 24 часа в сутки. Хорошо ли мне с ним? Да нормально. Обыкновенно. Ничего из тех ощущений, про которые пишут в сопливых романах на два часа. Есть, и есть…

– Я не знаю. Не думала об этом.

– А ты подумай… На досуге.

– Лешк, а приходи завтра ко мне в гости? А?

Она помолчала.

– А он?

– Переночует у себя, я попрошу…

– Нет, Ларис. Так не пойдет. – она резко встала, стряхивая меня с себя. – Ты ж понимаешь, что так нельзя. Если ты живешь с человеком, то не стоит лишний раз делать ему больно. У тебя это и так неплохо получается.

– Что именно? Делать больно?

– Да.

– И тебе я тоже делаю больно?

– Неважно. Не хочу об этом говорить.

– Значит делаю? Почему?

– Извини, Лар. Мне пора идти. Да и тебе тоже. Приятно было увидеться и поболтать. Пока.

Она махнула рукой, и, повернувшись, быстрым шагом пошла к выходу из парка.

– Лешка! – громко позвала я. – Подожди!

Но она не остановилась. А я не стала догонять.

Все же интересно, почему я причиняю ей боль? И я, решив выяснить этот вопрос с Рыжим, отправилась домой.

Дом встретил меня волнами беспокойства и подозрений, которые источал рыжий мужчина. Хотя какой он мужчина… Мальчик. У него это на лбу написано большими такими буквами.

– Лара, ну где ты была??? – с порога выдохнул он мне в лицо. Я мысленно закатила глаза и тяжело вздохнула: вот они прелести семейной жизни. Шаг влево, шаг вправо расценивается, как попытка покинуть судно, а наказание – расстрел в мозг. На месте. Точным попаданием.

– Гуляла, – коротко ответила я, снимая обувь.

– Что-то случилось на работе?

– Нет, – я скинула куртку и прошла в комнату.

Я подошла к подоконнику, и, попирая все правила, залезла на него с ногами. Я слышала, как Дима прошел в комнату, но даже не повернула головы.

– Там сквозняк.

– И что?

– Простудишься…

– И умрешь? Дим, жить вообще вредно, от этого умирают. – с тонной безразличия изрекла я.

– Лар, – он подошел ко мне и уткнулся носом в щеку. – Ну что случилось? А?

– Ты на меня наорал. А всего лишь задержалась немного после работы.

– Я не орал…

– Все равно. Я что, в заключении? Или я нахожусь под следствием без права выхода из собственной квартиры?

– Извини. Я волновался.

– Я большая девочка и умею за себя постоять. К тому же, время – детское. Что могло со мной случиться? Ясельный мальчик отшлепал бы меня совочком? Уверяю, я бы пережила это.

– Ты себе и представить не можешь, что может случиться с человеком даже в более раннее время суток.

– И непременно этим человеком должна быть я?

– Ладно, извини. – он примирительно чмокнул меня в щечку. – Ужинать будешь?

– Нет, что-то не хочется. У нас есть вино?

– Нет. – он внимательно посмотрел на меня. – Спиртного у нас нет.

¬¬¬¬– Тогда я пошла в магазин. И, умоляю тебя, не говори ничего. Если тебе что-то не нравится, ты всегда можешь покинуть это место.

Я отодвинула его и слезла с подоконника.

Вернувшись из магазина, я обнаружила, что осталась одна. На кухонном столе, заботливо прикрытый салфеткой, остывал мой ужин, по комнатам уныло бродила тишина. Есть не хотелось совершенно. Было странное ощущение, что плечи расправляются, дышать становится легче, и всю меня, начиная от пальчиков ног, заполняет чувство свободы.

Я тихо-тихо отправила бутылки в холодильник, так же тихо, почти на цыпочках, прошла в комнату. Господи, как же хорошо! Как же это хорошо – остаться одной! В тишине и покое. Когда ты никому ничего не должен и не обязан. Контроль рыжего мужчины убивал. Мягко, ненавязчиво, почти ласково… Но тем не менее – убивал. Я села на диван, провела рукой по плюшевой обивке. Внезапно в голове всплыл вопрос, который я хотела задать Димке, но который так неожиданно затерялся. Может, позвонить, озадачить Грошика? Я точно знала кому я хочу задать этот вопрос. Но где найти человека, о котором ты не знаешь ничего?

Вторая бутылка «небес» все глубже утягивала меня в блаженное состояние покоя и расслабленности. Я лежала на полу: в одной руке у меня была изящная бутылка синего стекла, а вторая покоилась в пластиковой вазе с остатками винограда. Я неловкими движениями перебирала пальцами гладкие бусины, практически наслаждаясь холодным и влажным прикосновением шелковистой кожицы к разгоряченным пальцам.

Все же я странная. Никакого сожаления, что обидела человека, что человек ушел. И что я осталась одна. Особой радости тоже не было, но дышалось привычно-спокойно. Теперь я точно знала, что мне можно, а чего категорически нельзя. И не потому, что это не нравится рыжему деспоту, а потому что лично я против этого. Я больше не хочу подчиняться и делать вид, что мне хорошо от чьих-то нововведений. Не хочу больше завтракать, сидеть на диване и обсуждать фильм. Не хочу никакой семейности. И это белье стопочками – меня невыразимо раздражает.

Я рывком поднялась, отхлебнула вина, и, поставив бутылку на столик, подошла к шкафу. Распахнув его, я двумя руками вывалила все стопочки ткани на пол и, упав перед ним на колени, я яростно и с каким-то диким самозабвением принялась перемешивать майки с футболками и наволочками, джинсы с колготками и кофтами, носки с трусиками и лифчиками. Переворошив всю одежду, я обняла руками кучу ткани, и стала планомерно распихивать ее по пустым полкам. С удовлетворением оглядев полученный результат, я закрыла шкаф и села на диван. Вот он, мой дом. С беспорядком, с какими-то непонятными вещами и мелочами, но он мой. И больше никому сюда нет хода. Что за глупо-наивное желание возникает у людей – устанавливать свои порядки? Почему одежда не может лежать так, как я хочу, а диски должны быть обязательно в алфавитном (ну или хотя бы в жанровом) порядке? Почему вино нельзя пить лежа на полу, и заедать его виноградом? Почему, когда занимаешься сексом в первый раз, обоих меньше всего волнует чистота тела? Почему первые дни сексом можно заниматься везде и всегда, а потом только ночью, только после душа, и только под одеялом? Почему человеку нельзя побыть одному? Почему если возникает такое желание, его так сложно объяснить? Почему это желание вообще нужно объяснять? Почему, почему, почему…

И, самое смешное, он даже не знает ответов ни на один из этих вопросов. Просто потому что «так надо» и так «правильно». А все что неправильно и не так – в мусорку, в топку и в забвение…

Я решила позвонить Игорю. Что ж, мне одной мучатся вопросами? «Что, чебурашка, и тебе не спится? Ну, иди, погреби»

Игорь снял трубку, наверное, после 6 гудка. Чёрт, я опять не удосужилась взглянуть на часы…

– Я часто делаю тебе больно? – обрушила я на него вопрос, прежде чем он успел послать подальше звонящего.

– Го-о-о-о-о-осподи… – он выругался. – Ларк, ты вечно как из одного места на лыжах.

– Грошик, – нетерпеливо проныла я. – Давай оставим способы моего появления на потом. Ответь мне.

– Да, блин. Ты все время делаешь мне больно, когда звонишь… в час ночи… в ЧАС?! Ты совсем охренела там от своих философских мыслей???

– Ну извини.

– Я тебя убью. Я ответил на твой вопрос? Теперь мне можно лечь спать?

– Грошик…

– Спокойной ночи, Лариса.

В ухо ударил гудок отбоя. Блин, нервный какой-то… Может, нужно было спросить, как у него дела? Хотя какие дела могут быть ночью? Если учесть, что я пару раз его бортанула… Вполне нормальная реакция на мой звонок. Но все равно жаль. С кем я могу еще поговорить ночью? Сама с собой. Но от получить ответ от себя… Это… В общем это не то, что мне нужно. Вот.

А утром я пошла на работу. Отбыв положенный срок (вернее ровно столько сколько смогла) я по-тихому самоудалилась, наказав девчонкам не выдавать меня ведущему проекта ни под каким видом. Дима не звонил, а я не особенно печалилась по этому поводу. Дома меня ждали «небеса», тишина и одиночество. А что еще может быть необходимым? В отличном настроении я приближалась к дому, как вдруг сердечко мое таки дрогнуло. Около подъезда, в привычной позе – подпирая стену, стояла Лешка, и лицо ее было по обыкновению хмурым.

– Привет, – я ласково улыбнулась ей. – Зайдешь?

– Если приглашаешь. – она независимо посмотрела на меня.

– А тебе нужно приглашение? – я открыла дверь и вошла в подъезд.

– С некоторых пор – да. – она вошла следом.

– Не бойся. Его нет. – сделала я попытку ее успокоить, когда мы поднимались на мой этаж.

– Я знаю…

– О?! И вчера знала? – я даже остановилась от удивления.

– И вчера знала. Иди уже, а? – она нетерпеливо подтолкнула меня в спину рукой.

– А почему не зашла?

– Мне показалось, что ты хочешь побыть одна.

Удивительно тонкое чутье.

– Ты за мной следишь, что ли?

– Слежу, слежу. Открывай дверь и заходи, или мы до утра тут будем стоять?

– Вино будешь? – спросила я, открывая холодильник.

– Ты бы хоть до вечера дотерпела, – ответила Лешка, появляясь в дверном проеме.

– А зачем? – я вполне с искренним недоумением перевела взгляд с «небес» на Лешку.

– Ну, не знаю… – она пожала плечами и вышла.

Я взяла бутылку, потом подумала и достала вторую. Прихватив штопор, я отправилась в комнату.

– Откроешь? – я поставила обе бутылки на столик перед Лешкой и протянула ей штопор. Она взяла его аккуратно, так аккуратно, что мне показалось, что она не хочет даже случайных наших прикосновений. Меня это удивило, но всего на секунду, я почти сразу забыла об этом. Меня всегда притягивали ее руки, вот и сейчас я, не отрывая глаз, смотрела, как тонкие пальцы обхватывают горлышко бутылки, как она с нажимом вводит штопор в мягкую пробку. Вот бутылка зажата между колен, она тянет, и пробка мягко выходит с характерным причмокиванием.

– На.

Она подала мне открытое вино. Я, скорее всего специально, беру бутылку так, что мои пальцы оказываются поверх ее. Я ловлю ее полный недоумения взгляд, и держу его глазами. Ни за что я не выпущу твою руку, Лешка…Тебе придется вырвать ее, или… Или подождать, пока я сама отпущу ее. Меня захватила волна какого-то неведомого мне чувства. Я смотрела в ее глаза, ее пальцы жгли мне руку. Я боялась даже вздохнуть, чтобы не разрушить… не упустить… не спугнуть ощущение… чего-то странного, непонятного мне, но невыразимо приятного. Я почувствовала, как расслабились ее пальцы, ее дыхание стало каким-то глубоким и быстрым, глаза… в глазах уже не было недоумения. Отчего-то мне показалось, что они пусты, и если я загляну глубже, даже своего отражения там не увижу. Я осторожно перехватила бутылку второй рукой и вернула ее на столик. Она не отняла руки, лишь глаза ее открылись еще шире, когда я, шагнув, присела перед ней на корточки. Я поднесла ее руку к лицу и потерлась щекой о теплые пальчики. Лешка от этого простого прикосновения вздрогнула всем телом, но рука ее по-прежнему была в моей.

Дверной звонок ворвался в сознание резким неприятным звуком. Звук крушил и рушил все вокруг себя, вырывая в реальность и ставя перед фактом существования других людей.

– В дверь звонят, – как-то надсадно прошелестела Лешка. Мне показалось, что она произнесла это, не разжимая крепко сжатых губ.

– Что?

– В дверь… звонят.

Мои пальцы разжались, и я выпустила ее руку. Я встала, и пошатнулась, только сейчас почувствовав, как затекли ноги.

– Думаешь, стоит открыть?

Мои слова утонули в злом звонке.

– Как хочешь…

По моей спине легко пробежал холодок опасности, поднимая волоски на руках дыбом, и, оставляя после себя легкое послевкусие, исчез где-то в районе затылка.

– Хорошо.

Я пошла к двери. Не «как хочу», а «как надо». Какое мерзкое слово…Можно ли избежать его в простом обиходе?

Открыв дверь, я обнаружила за ней, кого бы вы думали? Рыжего. Собственной персоной. Замечательно.

– Привет. – я встала в дверях, всем своим видом показывая, что не пущу его.

– Привет. Я хочу поговорить с тобой.

Какая банальная, жуткая фраза. Как я не люблю, когда она звучит. И у нее всего два варианта. Вариант «А»: милая, ты просто чудо, но я пришел к выводу, что нам надо расстаться. И вариант «Б»: я понял, что был не прав, извини меня, люблю-хочу-не могу. Навряд ли он пришел сюда с вариантом «А» за пазухой. Хотя сейчас оба варианта меня не устраивают.

– Дим, я не хочу сейчас разговаривать.

– Просто выслушай меня, а потом я уйду.

– Наверное, я говорю непонятно. Ладно, попробую еще раз: я не хочу разговаривать и слушать сейчас. Давай завтра?

– Ты не одна?

Да, армия любовников под диваном. И на кухне футбольная команда с оркестром. И все только и ждут, как бы подомогаться меня. Но все же…

– Да, я не одна.

– Это мужчина?

В каком-то смысле ДА.

– Нет. Это…знакомая.

Боже, что я несу? Знакомая? Что-то она молчит и не показывается. И даже голоса не подает, хотя я бы уже сто раз спросила, кто там, и, по крайней мере, раз десять высунула нос из-за дверного косяка. Хотя о чем я… Это же Лешка. Она другая.

Дима молчал. Я смотрела на него и молчала. Мне нечего сказать этому человеку. Что он вообще тут делает? Зачем пришел? Что за дешевые трюки?

– Дим, ты иди домой, ладно? Приходи завтра…

– Нет.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Что?

– Я не уйду. Буду сидеть тут. Ну, разумеется, если ты не впустишь меня и не напоишь чаем. На улице чертовски прохладно. – он вдруг озорно улыбнулся. И я поняла, что он точно чокнутый. Он действительно не уйдет, и будет сидеть под дверью, или на скамейке около подъезда, но он не уйдет. Я сдалась.

– Ладно, проходи.

Я очень внимательно следила за выражением их лиц, когда они увидели друг друга. – Ну что же, знакомьтесь, – сказала я заходя в комнату. – Это Дмитрий, а это… Лешка.

– Лешка? Но ты же сказала, что это девушка? – Дима с удивлением разглядывал Лешку, которая настороженно съежилась на самом краешке дивана. Было ощущение, что она готова вот в эту секунду к легкому и быстрому старту. Она лишь мельком взглянула на Диму и тут же опустила лицо вниз. Так быстро, что я даже не смогла понять, что она спрятала в своих глазах.

– А она девушка, – с нажимом произнесла я, с каким-то мстительный удовольствием рассматривая гамму эмоций на лице Рыжего. Удивление сменилось непониманием, а потом вдруг сквозь него стала просвечивать настороженность.

– Девушка?

– Мне пора домой. До свидания, приятно было познакомиться. – Лешка вскочила с дивана и, скользнув между стеной и Димой, растворилась в коридоре. Я рванулась за ней, но Дима легко, одной рукой, остановил меня.

– Пусть идет.

– Не трогай меня! – я стала вырываться.

– Пусть идет. А ты останься. Я хочу кое о чем спросить.

– Диктатор! Господи, как же ты мне надоел! Ну, что за непонятное желание воспитывать меня! – я, еле сдерживая злые слезы, уставилась на него, такого рыжего и такого невозмутимого. Вот только обычной улыбки в его глазах я не увидела.

– Сядь и прекрати истерику.

Вот это да. Такого металла в его голосе я еще никогда не слышала. Наверное, так он разговаривает в суде? От неожиданности я подчинилась.

– Сколько ей лет?

Начинается. Мораль… Ладно… Сам напросился. Я откинулась на спинку дивана и чуть прикрыла глаза.

– Не знаю. Мне все равно.

– Вы пили?

– Не успели.

– И давно ты с ней знакома?

– Дольше, чем с тобой. Это допрос?

– Нет. – он подошел и сел рядом со мной.

– Она выглядит очень странно. И имя у нее странное.

– Да, знаешь, я заметила…

– Знаешь…такие, как она, предпочитают… эм… другой круг общения.

– Да? Это какой же? – издевательски спросила я.

– Лар, только не кипятись, а? Я несколько неправильно выразился. Такие, как она, предпочитают… девушек.

Мое сердце ухнуло и забилось где-то глубоко внутри. Сам того не ведая, он произносил вслух то, о чем я даже думать не смела.

– Предпочитают девушек на завтрак? На обед или на ужин?

– В постели… – выдавил он. – Вместо мужчин.

– Ты хочешь сказать, что она – лесбиянка? – всплескивая руками, с наигранным ужасом спросила я.

– А ты? – Тихо спросил он.

– Что я? – Меня чуть подбросило на диване, я резко выпрямилась и посмотрела на него. – Что я?!

– Ты… тоже?

– Рехнулся??! – я покрутила пальцем у виска. – Ты провел тут достаточно времени, для того, чтобы сделать вывод, что я не такая.

– Бывают еще и…

– Кто еще бывают? Некрофилы, зоофилы, педофилы… Кто еще???

– Ей на вид лет пятнадцать…

– Ей 19!

– Не велика разница…

– Дурак! – в сердцах бросила я, резко вставая с дивана. Что за чушь он несет? Лешка – лесбиянка? Предпочитает девушек мужчинам… Она спит с девушками, занимается с ними сексом… И я хотела бы, чтобы она…

Безумие – это заразно! Я хочу в душ…

– Подожди… – он снова схватил меня за руку.

– Да отпусти ты меня! Это мой дом, и я никуда не собираюсь уходить!!!

– Извини меня, а?

– За что именно?

– За воспитание, и за опеку, и за то что ушел… Прости, а?

– Больной!

– Это значит – извиняешь?

– Дим, послушай. Я большая тетка. В этой жизни мне терять, как и приобретать, совершенно нечего. Я хочу делать, то, что хочу, и так, как хочу. Я не хочу, чтобы ты трясся надо мной, и не хочу постоянно слышать, что мне можно, а чего нельзя ни в коем случае. Я сейчас иду в душ, ты можешь уйти, а можешь остаться – мне все равно. Но учти, если ты остаешься – я больше не буду жить по твоим правилам!

– А свои правила у тебя есть? – тихо спросил он.

– Да! Первое и основное: делай то, что ты хочешь делать, и второе: если что-то не так – смотри правило номер один.

– Но так не бывает…

– Хочешь поспорить? – я недобро прищурилась.

– Нет! – он поднял обе руки в характерном жесте. – Я сдаюсь и отступаю под силой женской логики. В данном случае – твоей.

– Теперь мне можно пойти в душ? Или сначала проводить тебя?

– Иди. Я остаюсь.

– Ладно.

Спустя пару часов мы, лениво обнявшись, валялись на диване. Я не люблю долго ссориться и выяснять отношения. Можно потратить пару часов, объясняя словами промахи и ошибки, но зачем, если те же пару часов можно провести за несколько иным занятием. Более приятным и… полезным, наверное. Димкина рука задумчиво скользила по моему телу, и эта нежная ласка вызывала истому. Интересно, где сейчас Лешка? Я совсем о ней забыла… И почему она так странно повела себя? Выскочила, как ошпаренная… Неужели? Мысль молнией сверкнула в голове…

– Скажи, а Лешка и вправду… ну, такая, как ты говоришь?

– Думаю, да. – ответил он, помолчав некоторое время.

– Думаешь, или да?

– Ларис, ты меня иногда поражаешь. По ней же видно. К тому же это имя… Как ее зовут по-настоящему?

– Дим, только не смейся… Я не знаю…

– Откуда ты ее взяла?

– С улицы, – Дима только осуждающе фыркнул. – Ну, я шла-шла… Дождь был, холодно, а она стояла у подъезда и мерзла. Мне ее жалко стало, я ее чаем напоила.

– И спать уложила… – задумчиво пробормотал он.

– Ну да, а что в этом такого?

– И ты меня называешь больным?!

– Ну не бросать же ребенка на улице…

Я сладко потянулась и подставила под его руку другой бок.

– Вот, ты сама утверждаешь, что она – ребенок.

– Она странный ребенок. А откуда ты знаешь, что она…ну вот такая?

– Года три назад, я тогда еще в коллегии был, было одно занятное дело у моего друга. Там девочка убила свою подругу. Нанесла ей 14 ножевых ранений… Знаешь из-за чего? – я отрицательно помотала головой. – Из-за любви.

– Что?

– История была такая: девочка полюбила девочку, а та вроде как не ответила ей взаимностью…Девочка взяла ножик и популярно объяснила подружке, что невзаимность в столь нежных чувствах это есть неправильно.

– И что потом?

– А что потом… Убийцу признали невменяемой, прописали ей принудительное лечение в психиатрической клинике. Просто вот тогда я ее увидел… На суде… Она выглядела ну точь-в-точь, как твоя Лешка. Они вообще все на одно лицо. Одежка, прическа, манера поведения и общения…

– Какая манера? И много ты их видел?

– Очень разная… Но чаще всего они очень агрессивны. Та девочка очень часто на допросах говорила, что мир ее не понял и не поймет никогда. Что она не хотела убивать, а лишь попугать, что очень ее любила… Много. Могу судить объективно. Я был на допросах, читал протоколы. Понимаешь, я увидел ее в твоей квартире и мне стало страшно… За тебя… Никогда нельзя точно сказать, что у них на уме.

– Ты говоришь о них, как о животных… – тихо произнесла я.

– Что ты… Они не животные… Они просто больные люди.

Что же ты скажешь, если я расскажу тебе о своих фантазиях, – подумала я. Что я тоже больная и меня надо в психушку? Как злое агрессивное животное – запереть меня в клетку и нашпиговать успокоительным? Лешка вовсе не агрессивная, она слишком спокойная… И на ней большими буквами написано – я не такая. И мне приятно ее общество… И руки у нее такие нежные… И губы… Разве может быть она больной? Разве она способна на убийство? Даже ради любви? Мне стало жгуче-обидно за Лешку, но спорить и что-то доказывать я не хотела. Зачем? Пусть каждый останется при своем мнении.