Текст книги "Дороже всех сокровищ (Золотое королевство)"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Все кончено, любовь моя, – прошептала Касильда. – Я ухожу. Мои дети… Может быть, мои дети ждут меня…
– Нет, Касильда, пожалуйста!
– Поцелуй меня, Эван.
Он прижался дрожащими губами к ее пылающему рту, только так мог Эван сдержать душившие его рыдания. Даже сейчас она была мягкой и сладкой. Когда у него уже не осталось сил терпеть эту муку, он приподнял ей голову и посмотрел в лицо. Как она была прекрасна, дитя джунглей! Она уходила от него все дальше и дальше в ту чащу, куда ему не было доступа.
– Я не могу ждать тебя, – прошептала она.
Больше Касильда ничего не сказала. Эван почувствовал, когда она умерла. С губ ее слетел легкий вздох, глаза остались открытыми, зрачки расширились, будто что-то удивило Касильду. «Наверное, – подумал Эван, ощущая ритмичные толчки собственного сердца, звучащие в ушах, – смерть всегда неожиданна».
Он закрыл глаза любимой и нежно запечатлел поцелуй на глазах и губах.
– Прощай, любовь моя, – тихо сказал Эван и молча призвал Бога в свидетели своей клятвы. Теперь его ненависть стала даже сильнее, чем после резни в Сан-Хуане. Он не остановится ни перед чем, чтобы отомстить Испании. Эван должен сделать это ради Чарли Муна, ради Касильды и всех невинных людей, погибших от рук конкистадоров. Он не успокоится до тех пор, пока империя не утонет в крови испанцев.
Глава 7
Лондон, 1571 год.
Королева Елизавета захлопнула крышку ларца. Ее глаза блестели, как звезды, когда она посмотрела на Андрэ. На мгновение она напомнила ему ту молодую, блистательную женщину, какой была когда-то.
– Замечательно! – только и сказала она.
– Это начало, – заверил ее Андрэ. – Ведь Дрейк занимается этим делом всего год, – полуприкрыв глаза, он изучающе смотрел на нее. Королева сидела на огромной кровати. Спиной она опиралась на высокий ряд подушек. Щеки Елизаветы горели лихорадочным румянцем. Было видно, как под золотым шелком дорогого наряда от учащенного неровного дыхания вздымается и опускается грудь.
В дальнем конце королевских покоев придворный музыкант тихо играл на лютне. У окна, где было больше света, склонившись над вышиванием, сидели королевские фрейлины. Время от времени бросали они обеспокоенные взгляды в сторону огромной кровати с балдахином. Ее обитательница казалась в ней до странности маленькой. Андрэ подавил в себе тревогу, комком подобравшуюся к горлу.
– Ваше Величество, – продолжал он. – Это золото – лишь ничтожная часть тех сокровищ, которые вы сможете получить в будущем. Капитан Дрейк пишет в своих отчетах, что легко завладел ими, напав, на несколько испанских кораблей. Штурмовать Номбре-де-Диос он еще не пытался.
– Но почему он медлит?
– Не могу сказать точно. Я понял из отчетов, что это довольно большой город, а у капитана всего горстка людей. Он должен все тщательно продумать.
Елизавета кивнула:
– Ожидание – именно то, чем мне приходилось заниматься слишком часто. Но я так и не смогла полюбить это занятие. Уверена, что капитан Дрейк…
Приступ кашля не дал королеве договорить. Схватив вышитый носовой платок, она прижала его ко рту. Стайка фрейлин метнулась к кровати Елизаветы и принялась порхать вокруг, предлагая настои из трав, порошки и советы, от которых королева отмахнулась худой, бледной рукой.
Андрэ отступил в сторону и наблюдал за королевой. Это зрелище вызвало у него страх. Платье Елизаветы распахнулось, из-под него виднелась белая батистовая рубаха. Ее тонкая ткань не могла скрыть выступающие ключицы и ребра. Лекарь королевы, доктор Буркот, мрачно сообщил совету, что Ее Величество плохо ест и силы покидают ее. Лестер и Хэттон неудачно пошутили, что повелительница состоит из воздуха и власти, но в их словах заключалась мрачная правда. Беспокойство Андрэ достигло крайнего предела. Королева перенесла множество болезней и после каждой из них становилась все более хрупкой и беспомощной физически. Ее характер тоже претерпевал изменения – делался более раздражительным и неровным. Тема брака Елизаветы была по-прежнему предметом споров и обсуждений во всех королевских династиях Европы. Но Андрэ понимал – она не выйдет замуж никогда. Королева лучше сойдет в могилу бездетной, чем доверит бразды правления, а вместе с ними и судьбу Англии, мужчине.
Скалия содрогнулся, представив себе развитие событий в случае смерти королевы. Как только Елизавета испустит дух, он, сообразуясь с планом, продуманным до мелочей, сразу же бежит в Базель, так как, несмотря на то, что он служил королеве и трону верой и правдой, его голова слетит с плеч первой.
Если только… Он украдкой потрогал кожаный мешок, привязанный к поясу. Если только не обеспечить престол таким наследником, о котором даже Елизавета ничего не знает.
Терпеливый, как паук, подстерегающий жертву, Андрэ дождался, пока королевские фрейлины, кудахча, как встревоженные куры, не отступили со своими напитками, снадобьями и бесполезным участием и не собрались снова в углу огромной палаты. Тогда Скалия опять вышел вперед:
– Ваше Величество…
– Что еще, Андрэ? – ее тонкие губы были обведены тонкой каймой болезни. – Если ты хочешь заставить меня выпить ту гадость…
– Нет, Ваше Величество. Я хочу показать вам кое-что.
Она махнула рукой:
– Ты очень редко разочаровываешь меня, Андрэ. Не мешкай же.
Скалия достал из мешка увесистый фолиант в кожаном переплете и вложил его в руки Елизаветы. Слегка нахмурившись, она открыла его наугад и посмотрела на Андрэ.
– Рукопись?
Он кивнул:
– Это дневники покойного Себастьяна Кэбота.
Королева лениво перелистала несколько страниц.
– Я встречалась с ним когда-то. Первый раз, когда была ребенком, а второй – во время правления моего брата Эдварда. Толстяк, у которого ветер в голове гулял. Что можно было ожидать от него?
– Совершенно верно, – сказал Андрэ. – Он так и не завершил ни одного из начатых им дел.
– Как это тебе удалось завладеть его личными дневниками?
«Я просто украл их», – подумал Скалия, но вслух произнес, слегка пожав плечами:
– Кэбот умер, когда ему было девяносто лет. Он пережил всю свою семью. К концу жизни у него осталось очень мало друзей, и я был одним из них.
– Какая полезная дружба, – усмехнулась Елизавета. – Ты всегда выбираешь себе выгодных друзей, Андрэ.
– Вы тоже, Ваше Величество, – не удержался он от ответной колкости.
– Неосторожный выпад, ну да Бог с тобой. Почему ты докучаешь мне с каракулями мертвеца? Он что, нашел северо-западный путь на восток и умер прежде, чем успел заявить об этом?
Андрэ откашлялся:
– Нет, но… Ваше Величество, если в этих записках есть хоть крупица правды, Кэбот может сослужить вам великую службу.
– Рассказывай, – она невесело улыбнулась. – Мне служили довольно оригинальные люди, но мертвецы – никогда.
– Не хотите ли прочесть рукопись сами?
– У меня уже не те глаза, Андрэ, да и вряд ли хватит терпения разбираться в мыслях какого-то хвастуна.
Скалия наклонился и открыл тетрадь на странице, заложенной розовой ленточкой.
– Здесь самое важное. Кажется, Кэбот знал о любовной связи вашего отца с одной знатной дамой.
Елизавета сухо рассмеялась:
– Разве это новость? Мой отец был известен в основном тем, что затащил к себе в постель половину двора.
– В данном случае от этого союза появился ребенок.
Королева вздрогнула.
– Довольно распространенное последствие связи. Но я думала, что избавилась от всех побочных отпрысков моего батюшки. Разве Джон Перрот из Кэроу не был последним из них? Кто же это, его сын Оуэн? Я думала, мы держим парня в руках. К тому же в замке Кэроу он нам не помеха.
– Дневники указывают на еще одного ребенка.
– Что? – хриплый шепот был подобен звуку лопнувшей тетивы.
– Если верить Кэботу, женщину звали донна Габриэла. Она была придворной дамой Екатерины Арагонской.
Елизавета нахмурилась:
– Екатерина Арагонская окружала себя исключительно набожными католическими овечками. Не хочешь ли ты сказать, что одна из них оказалась паршивой?
– Если верить Кэботу, она бежала из Англии, и больше о ней не слышали. Несколько лет спустя Кэбот отправился на Эспаньолу и встретил ее там с ребенком.
Елизавета затаила дыхание.
– Он считает, что это ребенок моего отца?
Андрэ постучал пальцами по фолианту.
– Кэбот пишет, что мальчик – его звали Филиппом – точная копия короля Генриха.
Королева шумно выдохнула:
– Глупец, то же самое можно сказать о половине отпрысков лудильщиков в Девоншире. Не одни только Тюдоры имеют белокурые волосы и розовые щеки.
– Верно, Ваше Величество. Но, кажется, Кэбот абсолютно уверен. Тут приведены и другие факты.
Спокойно Скалия поведал королеве все, что знал о Филиппе Блайте, о его браке со знатной дамой из смешанного испано-английского рода, о рождении их единственного ребенка. О том, что Филипп скорее всего уже умер, поскольку, когда Кэбот видел его, тот был серьезно болен.
– Кэбот видел ребенка?
– Нет, только его отца, Филиппа. Здесь не упоминается даже имя. Но Кэбот слышал…
– Другими словами, – медленно произнесла королева, тонкой рукой с длинными пальцами листая пожелтевшие страницы, – где-то на свете живет сирота королевского происхождения.
– Как бы неправдоподобно это ни звучало, я думаю, здесь есть доля правды.
Елизавета захлопнула тетрадь, и посмотрела на Андрэ блестящими от гнева глазами:
– А почему ты говоришь мне об этом только сейчас? Почему, Скалия, все эти годы ты скрывал это от меня?
– Потому, что я, как и все, думал, что вы выйдете замуж, родите собственного наследника, и вам не нужны будут внебрачные отпрыски вашего папаши.
– А! А теперь, когда я умираю, тебе необходимо заранее позаботиться о собственной шкуре. Оставь меня в покое, хитрый мошенник. Я не желаю тебя видеть.
Скалия взорвался.
– Может, мне приказать снять с вас мерки для саркофага? – он слышал, как за его спиной, дивясь его смелости, зашушукались дамы. – Да, да, – Андрэ тряхнул головой, – умрите прямо сейчас и отдайте Англию шотландской королеве-католичке. В конце концов, она законная наследница и…
Елизавета разразилась резким, похожим на лай смехом, перешедшим в кашель.
– Вот, мерзавец. Неужели ты думаешь, я настолько глупа, что клюну на твою наживку?
Скалия почувствовал облегчение от того, что ее настроение явно изменилось в лучшую сторону, и сказал:
– Ваше Величество, если бы я считал вас наивной, то поклялся бы, что действую исключительно в военных интересах Англии. Однако вы знаете меня слишком хорошо. Моя шея и голова, приставленная к ней, всегда были для меня на первом месте.
В глазах Елизаветы заплясали искорки:
– Теперь я понимаю, почему ты мне нравишься. Ты знаешь, когда надо солгать, а когда надо сказать правду.
Андрэ низко поклонился:
– Я рассматриваю это, как комплимент, Ваше Величество.
– Допустим, у меня есть неизвестный племянник на Эспаньоле. Испанец… – она вздрогнула. – Боже мой, неужели ты допускаешь мысль, что я могу отдать английскую корону испанцу?
– Для начала я предлагаю вам внимательно изучить факты, изложенные в дневнике.
– Какие факты? – она откинулась на подушки. Взяв из стоящего рядом блюда немного марципана, задумчиво принялась жевать. – Расскажи мне об этих фактах.
– Ребенок родился в 1556 году, его отец – Филипп Блайт.
– Довольно необычное имя для испанца.
Скалия кивнул:
– Донна Габриэла вышла замуж за англичанина, тот дал мальчику свою фамилию.
– Расскажи мне о матери ребенка.
Андрэ позволил себе слегка улыбнуться.
– О, донна Габриэла – это самое интересное. Ее девичья фамилия – де Карваль, очень известная в Андалузии семья. Девичья фамилия ее матери – Вудвиль.
От удивления королева широко раскрыла глаза. Ее собственная прабабушка, Елизавета Вудвиль, столетие назад сделала честь их семье, выйдя замуж за Эдуарда IV.
– Неужели?
– Да, она из той ветви семьи, что отправилась в Испанию, чтобы отобрать у Моров королевство Гранаду.
– Какое у нее необычное происхождение, – заметила Елизавета.
– Я так и думал, что это вас заинтересует, – Скалия низко наклонился к королеве и почти зашептал: – Ваше Величество, если бы мы нашли этого ребенка и привезли в Англию…
Взгляд Елизаветы стал колючим, что свидетельствовало о том, что она поняла задуманную идею:
– Тайно, разумеется.
– Безусловно.
– Тогда я могла бы сделать из него моего преемника. Конечно, при условии, что это не какая-то дикая выдумка Кэбота. Есть у вас план, как найти моего юного родственника?
Андрэ перевел взгляд на ларец с испанским золотом и серебром, о котором из-за приступа кашля королевы все забыли.
– Понятно, – Елизавета проследила за его взглядом. – Ясно, опять Дрейк.
– Именно так, Ваше Величество. Если нужно отыскать наследника, то кто, как не Дрейк, сумеет справиться с этим?
Энни сняла шнуровку негнущегося корсажа и поправила платье на груди.
– Господи, – пробормотала она, когда ее верхняя губа покрылась капельками пота. – Это пытка какая-то, – она повернулась, чтобы взять с комода мантилью и смахнула нечаянно колоколообразными фижмами юбки коробку с гребнями для волос. – А, черт! – сквозь зубы процедила она, – я совсем разучилась носить платья.
К моменту, когда процесс одевания был закончен, она уже еле переводила дух. Девушка подбежала к зеркалу. Нужно торопиться, так как она не хотела, чтобы ее застали за примеркой платья Валерии.
Энни чувствовала себя идиоткой, но сегодня ее охватило неодолимое желание стать женщиной. Она знала, что пробудило в ней это желание.
Валерия. С тех пор как она вошла в дом Родриго, в нем произошли явные перемены. Энни не помнила, когда заметила это впервые, но каждый вечер Родриго стал переодеваться в свежую рубашку и чистить сапоги. На его мизинце засверкало красивое золотое кольцо.
Его речь стала почти изысканной. Родриго не высказывал своего восторга открыто, но за него говорили его глаза, сопровождающие каждое движение Валерии. На Энни он совсем перестал обращать внимание.
Валерия вошла в их жизнь тихо и незаметно, однако Энни уже не представляла себе дом Бискайно без нее.
И все же присутствие женщины пробудило в девушке томление – ей захотелось сбросить маску и стать самой собой. Кто она? Мальчишка в рубахе, который умеет ругаться, как морской волк. Или девушка, которая не сегодня-завтра превратится в женщину? И вот сегодня, когда Валерия ушла на рынок, а Родриго – в доки, Энни прокралась в комнату Валерии.
Она хотела только посмотреть, из какой ткани сделаны два платья – подарки Родриго, хотела потрогать перламутровые гребни и понюхать бутылочку с розовой водой. Но красивые женские принадлежности затронули что-то в ее душе, и девушка не смогла удержаться от того, чтобы не спрыснуть себя чудно пахнущей жидкостью, не накинуть на голову замысловатой вязи мантилью и не приколоть ее высоким гребнем. Платье приятной тяжестью ощущалось на теле, шелк цвета вина был гладким на ощупь.
Чувствуя себя другой, Энни прошлась по комнате и присела в реверансе перед воображаемыми гостями. Снова и снова она смотрелась в узкое зеркало в золотой раме, вертелась во все стороны, чтобы получше разглядеть себя.
Как замечательно она выглядит: коротко подстриженные волосы спрятаны под мантильей, модное платье делает фигуру более женственной. В этом наряде Энни совершенно не похожа на того худого, нескладного мальчишку, каким была все это время. Она подошла к высокому узкому окну и через прорези ставен посмотрела наружу. Улица внизу была покрыта пудрой серой пыли. По ней сновали рабочие и моряки. Несколько бродячих собак рылись в куче отбросов, возвышавшейся у дома напротив. На рыночную площадь спешил какой-то торговец, неся в руках бамбуковую клеть с цыплятами.
Энни чувствовала себя странным образом отчужденной от всего населения Номбре-де-Диоса. До недавнего времени ее вполне устраивала роль мальчишки-писаря у Родриго. Теперь она поймала себя на мысли о том, что все чаще чувствует томление, о котором истинная леди не должна и думать.
Родриго предупреждал ее, что такие изменения могут прийти. Запинаясь в поисках подходящих слов, он пытался объяснить, что с ней происходит, когда у нее начались ежемесячные проблемы, и она едва не обезумела от страха. Тогда он помог ей. Сможет ли помочь сейчас? И как он сумеет это сделать, если она не в состоянии объяснить, что ощущает.
– Ага!
Сильные руки схватили ее сзади за талию. Потеряв дар речи, она ощутила, как мягкие теплые губы коснулись шеи и горячий шепот обжег ухо.
– Так быстро вернулась, милая?
Энни стремительно отскочила в сторону и повернулась лицом к Родриго.
– Ради всего святого, Родриго, что с вами?
– Энни? – его лицо побледнело, и он так отшатнулся от нее, словно она была раскаленным куском угля. – Какого черта ты здесь делаешь?
Тут девушку охватило какое-то неосознанное чувство. Она прижалась спиной к стене. Лицо горело, ноги дрожали, ей было неловко. Тело от прикосновения Родриго словно онемело. Шея в том месте, где касались его губы, горела.
– Я… Я просто примеряла платье Валерии, – пролепетала она, вынимая из волос гребни и снимая мантилью.
Испуг Родриго прошел и уступил место радости. Он забрал у нее мантилью. Без нее она выглядела такой дорогой его сердцу и в то же время нелепой. Плохо подстриженные волосы делали шею и плечи непропорционально худыми. В широко распахнутых глазах светился стыд и испуг. Их выражение тронуло Родриго.
– Все в порядке, мучача. Ты не сделала ничего плохого. Это мне не следовало подкрадываться к тебе.
– Вы думали, что я – Валерия?
– Ты стояла ко мне спиной, в ее комнате и в ее одежде. Что еще я мог подумать? Прости, Энни, мне очень жаль.
Жаль? Когда он держал ее в объятиях, у него возникло какое-то странное чувство, которое не прошло даже сейчас. Господи, помоги!
– Вы любовники, да? – спросила Энни. – Вы с Валерией – любовники?
«Пока нет», – подумал Родриго. И не из-за недостатка желания с его стороны. Просто, когда дело касалось этой женщины, у него возникало какое-то дурацкое, никому не нужное чувство чести.
– Ты не должна так говорить, – строго сказал он. – Молодым знатным дамам не подобает так вести себя.
Энни горько засмеялась:
– Это я-то молодая знатная дама? Придумайте другую шутку, Родриго, потому что в этой я не нахожу ничего смешного.
Успокоившись, он кончиком пальца приподнял ее подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
– Но ведь весь этот маскарад был твоей идеей, и только твоей. Ты просто заставила меня подыгрывать тебе. К моему немалому удивлению, это сработало. Но, что бы ты ни носила, ты все равно остаешься принцессой королевской крови.
– Вы думаете, этим можно утешиться? – прошептала девушка. – Может, мне следует отправиться за океан и объявить себя наследницей английского престола?
– Не говори глупости. В чем дело, Энни? Что с тобой?
Она глубоко вздохнула и привычным движением попыталась засунуть руки в карманы. Только на платье не было карманов. Руки ее скользнули по блестящему шелку.
– Не знаю. Просто иногда я испытываю ужасное чувство неудовлетворения.
– В твоем возрасте это случается со всеми. Когда мне было пятнадцать, я злился на весь белый свет.
Энни подбоченилась. Мальчишечьи привычки стали уже ее второй натурой. Родриго почувствовал себя виноватым в том, что позволил ей разыгрывать мальчишку, заставляя выполнять мужскую работу в казначействе. Вероятно, настало время прекратить этот эксперимент.
– Но вы не ответили на мой вопрос, – напомнила Энни.
– На какой вопрос?
– Вы с Валерией – любовники?
– Это не твое дело.
– Полагаю, это означает «да».
– Нечего тут полагать, Энни. Что ты знаешь о любовных делах?
– Все!
По лицу Энни было видно, что она лжет, но Родриго не стал обращать на это внимание.
– Достаточно, чтобы понять, что для Валерии такое положение – бесчестье. Вы должны жениться на ней.
– Жениться на ней? Не говори глупости! Я не могу жениться на ней.
– Она красива, воспитанна и образованна.
– Но она еще и… – Родриго резко оборвал себя, но было поздно.
– Еврейка, – глухим голосом, в котором ясно слышалось осуждение, закончила за него девушка. – Ведь именно это вы хотели сказать?
– Это не то, что ты думаешь, Энни. И я не собираюсь отвечать перед дерзким ребенком за свои поступки.
Ее пальцы впились ему в грудь.
– Вы лицемер. Ваша собственная мать наполовину еврейка. Вы что, презираете, народ своей матери? Почему бы тогда вам не стать солдатом Христа? Вытаскивать невинных людей из домов и сжигать их заживо? Я слышала, на этом можно неплохо заработать.
Размахнувшись, Родриго отвесил девушке звонкую пощечину. Голова ее дернулась, и Энни жалобно всхлипнула. На бледной щеке заалел след ладони, и Родриго охватили отчаяние и отвращение к самому себе. Рука его заныла, однако укоры совести были намного болезненней.
– Господи, Энни! – проговорил он. – Ты не смеешь так говорить со мной! Я не могу отвечать за себя, когда меня оскорбляют.
Глаза Энни блестели, но из-за свойственного ей упрямства она не расплакалась.
– Как я могу молчать, когда узнаю, что вы, мой опекун и лучший друг, думаете и ведете себя как те фанатики, которые убили моих бабушку и дедушку.
– Прости, – снова повторил он. – Прости, что ударил тебя. Но причины, по которым я не женюсь на Валерии – это мое дело.
Он шагнул к ней и взял за руки.
– Энни, как ты могла предположить, что я ненавижу евреев?
– Тогда почему вы не женитесь на Валерии? – продолжала она, с силой освобождая руки.
Родриго хотел бы жениться на Валерии, но она оставалась для него тайной. Он совсем не знал этой женщины. Хотя временами ему казалось, что она тоже влюблена в него, но не было похоже, чтобы в ее намерения входил брак.
– Давай оставим это, Энни. Мы все равно не найдем общего языка.
– Это верно, – она обернулась к окну и оперлась на подоконник. – Флотилия уже прибыла? Все в порядке?
Родриго нахмурился:
– Не совсем. На них напали пираты у острова Гваделупа. Один корабль разграблен и потоплен.
– Английские пираты? – с интересом спросила Энни.
– Капитан думает, что да, судя по их скорости и мастерству. И… по другим причинам.
– По каким?
Родриго пригладил рукой волосы:
– Они очень тщательно очистили корабль от всех ценностей, включая обивку люков. И не убили пленных. Французы и португальцы всегда убивают.
Энни пожала плечами:
– И за то спасибо.
– Ну, это слабое утешение для тех, кто вложил деньги в каравеллу.
– Интересно, сознает ли наместник, что это, в конечном счете, его вина?
Родриго удивленно вскинул брови и посмотрел на нее:
– Я что-то не понимаю тебя, дорогая.
– Он виноват в том, что англичане нападают на наши караваны. Лишь двум их кораблям удалось спастись в Сан-Хуане. Оскорбление было нанесено всей Англии. Неужели вы думаете, что они когда-нибудь простят дону Мартину его предательство?
– Нет, не думаю.
Родриго знал, что у Энни острый, живой ум, и все же она часто удивляла его.
– Я слышал, у их королевы неуемный аппетит к испанскому золоту, – он протянул руку и шутливо нажал на кончик ее носа. – Благодарение Господу, ты не унаследовала жадности Тюдоров.
Взяв со стола одежду девушки, Родриго бросил ей рубашку и штаны:
– Тебе лучше переодеться, дорогая. У нас сегодня к ужину гость.
– Гость?
– Не думаю, что ты помнишь его. Это Артуро Рэйес. Он приходил ко мне в прошлом году наводить кое-какие справки.
– Прекрасно помню. С ним была рабыня со шрамом на щеке. Я очень хорошо помню этого мерзавца.
«Этот мерзавец» изменился. Пока слуга провожал его в залу, Энни попыталась определить, в чем именно заключается перемена. Усевшись за длинный резной стол, она испытующе стала вглядываться в него.
Артуро Рэйес все так же ходил вразвалку, как моряк. Его высокие ботфорты звонко стучали по каменистым плитам пола. У него была все та же шапка черных, как ночь волос, та же острая бородка, та же самодовольная ухмылка, тронувшая губы, когда он крепко пожимал Родриго руку, а затем запечатлел поцелуй на тыльной стороне протянутой ладони Валерии.
Перемена была едва уловима, и все же Энни поняла, в чем дело, когда Рэйес повернулся к ней лицом. Изменились его глаза – они стали пустыми и безжизненными, как давно погасший костер.
– Здравствуйте, – тихим голосом произнесла девушка, еле кивая ему. – Как поживаете?
– Неплохо, – кивнув Энни в знак приветствия, он пристально посмотрел на нее, будто силился что-то вспомнить.
Родриго выдвинул стул:
– Валерия?
Та, улыбнувшись ему, заняла свое обычное место за столом. Все остальные последовали ее примеру. Родриго быстро, проглатывая слова, прочел молитву. Энни из-под ресниц следила за Рэйесом. Тот небрежно перекрестился, и она с удивлением отметила, что сделал он это справа налево. Слуги наполнили кубки вином и подали жареное, сдобренное луком мясо, тыквенный пудинг, свежие булочки и вазы с растущими в этих местах фруктами.
Валерия отщипнула виноградину и, катая ее между пальцами, спросила у Рэйеса:
– Сеньор, почему вы так смотрите на меня?
Тот, словно пробудившись ото сна, виновато улыбнулся кончиками губ:
– Вы застали меня врасплох, донна Валерия. Мне редко приходилось встречать, столь изысканных и воспитанных дам.
«Обычно он общается с рабынями», – мрачно подумала Энни.
– У моего дорогого гостя нет слабости к лести, – сказал Родриго, вонзая нож в мясо.
Валерия улыбнулась:
– Поверьте, Родриго, мужчины говорят мне подобные вещи очень часто, и я уже привыкла к этому.
Теперь, когда ее жизнь беженки осталась в прошлом, Валерия расцвела. Для всех она была изысканной испанской матроной с блестящими черными волосами, молочно-белой кожей и чудной по своим формам фигурой.
Как и любой женщине, ей нравилось внимание мужчин, и вспышка ревности со стороны Родриго весьма позабавила ее.
Энни завистливо вздохнула. Иногда ей тоже очень хотелось, чтобы ей говорили комплименты. Она схватила с тарелки булочку и разломила ее пополам.
– Сегодня вы не привели с собой рабыню, сеньор, – смело обратилась она к Рэйесу. – Помните, ту, которую вы били, когда мы видели вас в прошлый раз.
И снова она увидела, как в его глазах сверкнула холодная ненависть, плечи опасно напряглись.
– Эта женщина умерла, – сухо сказал он и, схватив свой бокал, выпил вино одним залпом.
Энни открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, но Родриго перебил ее:
– Как продвигаются ваши дела со снабжением караванов провиантом?
– Все заняло гораздо больше времени, чем я предполагал, – Рэйес протянул свой бокал, чтобы наполнить его вином. – И хотя я уже оформил необходимые документы – разрешения, лицензии, у меня еще много вопросов. Вы не могли бы мне посоветовать, дон Родриго, где организовать стоянку – севернее, в Вента-Крусе, или прямо здесь, в Номбре-де-Диос?
– Вам лучше держаться подальше от Вента-Круса, – сказал Родриго. – Он плохо укреплен и открыт для нападений кимарунов. Это довольно свирепый народ, воинственный и несдающийся в плен. У них даже женщины – воины.
– Я знаю, – пробормотал Рэйес, поднимая стакан и осушая его. – Значит, Вента-Кросс отпадает.
Энни выпрямилась на стуле. Вента-Кросс [7]7
Cruz ( ucn.), cross ( англ.) – крест.
[Закрыть]? Не ослышалась ли она? Он произнес это по-английски? Она посмотрела на Родриго и Валерию, но те, увлеченные обсуждением качеств вина, ничего не заметили. Рэйес, по-видимому, тоже не понял своей ошибки. Это и в самом деле было ошибкой, вызвавшей у Энни множество вопросов.
Возможно, он англичанин-католик, спасающийся здесь от своей королевы-протестантки? Нет, тогда бы он крестился слева направо. Наемник, которого интересует только собственное обогащение? Нет, один человек не в состоянии совершить крупное ограбление. Шпион, выведывающий секретные сведения об испанских караванах с сокровищами?
Ответ на последний вопрос нашелся сам собой. Ну конечно! Именно по этой причине интересовался он передвижением караванов. Рэйес, или как там его настоящее имя, хотел ограбить караван, проходящий через Номбре-де-Диос.
Энни стоило больших усилий, чтобы не запустить в него ножом или чем-нибудь еще; и не бросить обвинение притворщику прямо здесь, за столом. Она с трудом заставила себя спокойно продолжать ужин и стала искать возможные варианты использования своего открытия в собственных целях.
Девушка гордилась тем, что исправила дату отправки каравана из Панамы в Номбре-де-Диос. Этот обман, возможно, и не остановит преступления, но наверняка как-то повредит.
Внезапная мысль развеяла ее приступ самообольщения. Что она защищает? Какое ей дело до пиратов, захватывающих испанские сокровища? Ведь их добывают потом и кровью рабы, а идет золото на то, чтобы удовлетворить алчные запросы церкви, которую Энни ненавидит. Вероятно, она должна быть благодарна Рэйесу за то, что он делает, а она мешает ему…
Эван почувствовал, что мальчишка наблюдает за ним. Эти оценивающие серые глаза, казалось, видели его насквозь. Чтобы снять неприятное ощущение, он выпил еще бокал вина. Его расследование почти подошло к концу. Он узнал маршрут передвижения каравана и его расписание. Благодаря общительному дону Родриго он знал слабые стороны его обороны. Ему не терпелось скорее вернуться в порт Фэзан, чтобы рассказать обо всем Дрейку.
После смерти Касильды Эван жил в тумане горя и гнева. Их любовь напоминала почти забытый сон. У них было так мало времени. Жестокость испанцев погубила Касильду и смертельно ранила сердце Эвана.
Он потягивал вино и, взглянув поверх бокала, снова поймал устремленный на него взгляд чистых серых глаз.
Черт, есть все-таки что-то странное в этом мальчишке. Подавив ироничную улыбку, он приподнял кубок и кивнул парню: «Салют!». Парнишка отхлебнул из своего бокала. В нем что-то не то, подумал Эван, приглядываясь к нему. Гладкие щеки, тонкие запястья. Сколько ему лет? Двенадцать? Четырнадцать? У юноши не было никаких признаков возмужания. Это весьма любопытно.
– Расскажите, что случилось с той женщиной, – неожиданно попросил мальчик.
Воспоминания все еще жгли сердце Эвана. Ему захотелось схватить наглеца за шиворот, стащить со стула и сказать, что его Касильда погибла от испанской стрелы.
Но вместо этого он солгал, не оставляя при этом мысли о великой мести.
– Она заболела. У туземцев пониженная сопротивляемость к болезням и некоторым видам лихорадок. К тому же у них, похоже, нет невосприимчивости к оспе.
– Оспа. Значит, она умерла от оспы?
– Если бы меня волновало состояние здоровья рабов, я бы ответил точнее.
Мальчишка ударил ножом по столу:
– Святые угодники, так вы даже не потрудились узнать, от чего она умерла?
– В этом не было необходимости, – вступил в разговор Родриго.
Мальчик сполз со стула. Из-под полуопущенных век он метал в сторону дона Родриго гневные взгляды.
В голове Эвана зазвучало это очень знакомое выражение. Он примирительно поднял руку:
– Я не обижаюсь. Если вы не против, я выйду на балкон выкурить сигару.
– Ну конечно.
Родриго поклонился и снова сел на место.
– Я тоже скоро присоединюсь к вам.
Эван вышел на балкон и прислонился спиной к стене, согнув одну ногу в колене и уперев ее в стену. Штукатурка еще хранила жар дневного солнца. Вдали помигивали огни бухты. В темноте порт выглядел точно так же, как и любой другой порт мира – Плимут, Бристоль или Кале. Мигание кормовых фонарей на кораблях, плеск волн и поскрипывание дерева были совершенно одинаковыми во всех частях света.
