Текст книги "Куртизанка"
Автор книги: Сьюзен Кэррол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)
– Мои сведения верны, не так ли? – неуверенно спросил Реми. – Темная Королева все еще держит его в качестве своего пленника?
– Наварра не томится в Бастилии, если вас это интересует. Он все-таки зять самой Екатерины. У него собственные покои в Лувре, хотя он и находится под неусыпным присмотром надежной охраны. Весьма надежной охраны.
– Тем не менее, мой долг освободить его.
Габриэль выругалась про себя. Черт бы побрал этого капитана Реми с его проклятым чувством долга. Она поднесла бокал к губам и, не отпив ни глотка, опустила. Потом повернулась и встретилась взглядом с Николя.
– Понятно. Вам не удалось покончить счеты с жизнью в канун Дня святого Варфоломея, и теперь вы полны решимости воспользоваться еще одной попыткой обрести вечный покой.
– Надеюсь, все не так мрачно… С вашей помощью…
– И что же, по-вашему, я могу сделать для вас?
– Я слышал, вы приняты при дворе, и если вы не против, то могли ли бы изловчиться передать моему королю, что я жив и вернулся освободить его. Но мне нужно знать все о расположении его комнат, численности его охраны…
Реми затих, проведя рукой по своим всклокоченным волосам. Не оставалось сомнения, что ему не хочется просить ее. Но было также ясно, что он отчаянно нуждается в ее помощи и надеется на ее согласие.
– Итак, в своем плане вы отвели мне роль связной? – резко произнесла Габриэль.
– Да, – не стал увиливать Реми, прямо глядя ей в глаза.
Девушке пришлось отвернуться, чтобы он не увидел всю глубину охватившего ее ужаса.
Она отступила к одному из высоких окон около кровати. Ну почему этому чертову капитану не попросить у нее денег или ночлег? Николя Реми был одним из немногих людей на свете (кроме ее сестер), ради кого она могла бы пойти на все. «Точнее, почти на все», – поправила себя Габриэль.
Многие уже пробовали вызволить Наварру и тайно вывезти его из Парижа. Заговорщиков ловили и приговаривали к смертной казни. Габриэль не желала помогать Реми рисковать жизнью ради столь безнадежного дела. Но мало того, в связи с его желанием вывезти Наварру из Парижа для молодой женщины возникала и другая проблема.
Для Реми Наварра оставался только его королем. Но для Габриэль он был мужчиной, который судьбою обречен запутаться в ее любовных сетях, которому выпал жребий сделать ее самой влиятельной женщиной во всей Франции. Габриэль недоумевала, как этому суждено случиться, если Реми удастся преуспеть в превращении Наварры в беглеца, удирающего прочь в свое крошечное, пустячное королевство на границе с Испанией. Капитан оставался у нее за спиной. Она видела его отражение в оконных стеклах на фоне темного ночного неба, словно он снова превратился в призрак из ее прошлого. Тень отважного воина, который однажды вообразил себя ее рыцарем, а ей отвел роль своей Прекрасной дамы. К сожалению, все это так и осталось их выдумкой, игрой, а Габриэль была слишком мудрой по-житейски, чтобы поверить всем этим играм и фантазиям.
Она почувствовала на душе камень, когда повернулась к Реми.
– Простите меня, капитан Реми, но я не могу сделать то, о чем вы просите.
– Нет, значит, нет, Габриэль. – Его глаза потемнели от огорчения, но, как ни странно, ей показалось, что он облегченно вздохнул. – Это мне нужно просить у тебя прощения. Мне не следовало даже заикаться об этом. Риск слишком велик. У тебя есть все основания бояться. Если тебя бы схватили при передаче сообщений…
– Да не боюсь я этого. Я слишком преуспела в интригах.
– Тогда я ничего не понимаю. – Глубокая борозда появилась между бровями Реми. – Если тут нет никакого риска, тогда почему ты отказываешься?
Габриэль от досады поджала губы, жалея, что не позволила Реми уйти, когда он того желал. Тогда ей не пришлось бы пережить этот момент, не пришлось бы ни в чем признаваться ему. Но она боялась, что и без ее помощи Реми попытается реализовать свой опасный план. Только одно могло остановить его. Надо рассказать ему о пророчестве, о судьбе, предначертанной Наварре, И ей самой.
– Я… – Габриэль судорожно сглотнула, прежде чем могла найти в себе силы заговорить, – я не стану… помогать вам потому, что Наварра должен остаться… при французском дворе. – Она запиналась от волнения. – Нельзя ему растворяться в диких краях Наварры, так далеко от меня. Так получилось… Он нужен мне.
Реми долго смотрел на нее, потом проговорил сквозь зубы:
– О чем ты, черт побери, Габриэль? Ты пытаешься объяснить мне, что полюбила… короля?
– Короли такие же, как и любые другие мужчины, но в этом случае речь не идет о любви. Я восхищаюсь и уважаю Генриха. – Габриэль задумалась, затем добавила: – В нем – моя судьба.
– О какой судьбе ты говоришь? – нетерпеливо оборвал ее Реми. – Он же женат.
– Может, ведьма, у которой я была сегодня вечером, объяснила бы вам лучше. Помимо всего прочего она предсказала мое будущее. Наварра станет королем Франции, а я… – Габриэль было невыносимо трудно смотреть в глаза Реми, но она заставила себя не отводить взгляд и продолжила: —…Стану его любовницей.
Реми сначала опешил, потом в волнении сделал несколько шагов.
– Проклятие! Габриэль, зачем тебе все эти дурацкие игры с темными силами? Ты ведь знаешь лучше меня, что этого делать не следует. Впрочем, это все чертовщина какая-то, так или иначе. Какая еще любовница! Ты благородная девушка. Знатного происхождения, воспитанная должным образом…
– Возможно, так оно когда-то и было.
– Нет, для тебя ничего не изменилось! – Реми прервал свое беспорядочное хождение по комнате, чтобы бросить на нее негодующий взгляд. Несмотря на свой гнев, он напоминал загнанного в угол человека, который все еще отчаянно бьется за свои иллюзии, как, наверное, сражался бы с превосходящими силами противника на любом поле битвы. Реми ни в коем случае не был глупым человеком. Но он намеренно желал оставаться слепым, Габриэль не ожидала этого. Он подошел к ней и сжал ее руки в своих.
– Габриэль, очевидно, тебя смутило и сильно задело поведение отца, – заговорил Реми, ценой неимоверных усилий стараясь не повышать голоса. – Но не следует иногда позволять обстоятельствам делать тебя циничной или ожесточенной. Ты понятия не имеешь, что это такое – продавать собственное достоинство. – И, не выдержав, с отчаянием в голосе добавил: – Не можешь себе даже представить.
– Полагаю, вы уже все поняли, – сказала Габриэль.
– Нет! Я не могу принять это. Только если услышу правду от тебя самой. Ты расскажешь мне все сама.
– Я прекрасно знаю, как торговать собой. – Она впилась пальцами в спинку стула. – Почему, вы думаете, мне удалось попасть в Париж и предъявить свои права на этот дом? Арианн была против моего отъезда, а Ренар фактически держал меня в заточении. У меня не оставалось иного выхода, только бежать. И в конце концов я сумела сбежать с помощью торговца, который снабжал вином замок. – Габриэль опустила глаза и остановила свой взгляд на позолоченном узоре, украшавшем стул. – Господин Дюкло – очень любезный, добродушный мужчина. Он с радостью согласился отвезти меня в Париж в обмен на… на мою благосклонность.
Габриэль услышала, как Реми судорожно глотнул воздух, но не рискнула посмотреть в его сторону.
– Как только я прибыла в Париж, господин Дюкло же не мог быть мне полезным в том, к чему я на самом деле стремилась. Мне нужно было попасть в высшее общество, попасть ко двору. Для этого мне понадобился герцог Пентье.
– Не желаю больше ничего слышать, – прорычал Реми.
Он рванулся к окну и повернулся к ней спиной, словно это могло защитить его от звуков ее голоса.
– Нет уж, черт побери! Вы сами напросились, так теперь слушайте, – крикнула Габриэль. Она с силой прикусила губу, чтобы унять дрожь, затем продолжила спою беспощадную повесть: – Герцог оказался учтив, остроумен и обворожителен. Я многому научилась у него. Прискорбно, но герцог понес финансовые потери, и ему пришлось удалиться в свое поместье. Я не имела никакого желания покидать Париж, и тогда я…
– Прекрати, Габриэль, – взмолился Реми.
Он уперся рукой в оконную раму. Его позвоночник напрягся так, что казалось: еще чуть-чуть, и он просто треснет.
– Тогда я нашла себе маркиза де Ланфора. Хороший мальчик, но имеет склонность писать ужасные стихи. У меня, вероятно, сохранился один из его опусов…
– Я же сказал, прекрати.
Реми проревел так громко, что Габриэль вздрогнула и замолчала.
Крепко выругавшись, Реми опрокинул стол рукой. Бутылочки, флакончики, баночки – все попадало на пол. Габриэль отпрянула, прикрывая руками лицо от разлетевшихся осколков стекла. Она закричала не то возмущенно, не то испуганно.
Прежде чем она успела перевести дух, Реми уже навис над ней. Он грубо схватил ее за плечи и притянул к себе. Его дыхание обожгло ее. Его лицо было перекошено от гнева. Внезапно ей вспомнились слова Касс, когда та держала меч Реми.
«Этот клинок рассказывает мне… совсем о другой, потаенной части души твоего нежного рыцаря. Его прозвали Бичом, Габриэль. Сомневаюсь, что мужчина способен заслужить подобное прозвище своей добротой и кротким нравом».
– Что с тобой произошло, Габриэль? – проскрежетал Реми. В его карих глазах застыла мука и ярость. – Как тебе удалось настолько сильно измениться?
Хотя сердце ее давно ушло в пятки, Габриэль решительно распрямилась и бросила вызов его ярости и гневу:
– Я вовсе не менялась. Меня всегда отличало честолюбие.
– Нет, не правда! – прорычал Реми. – Ты никогда не была ни холодной, ни расчетливой, не горела желанием идти напролом ни ради денег, ни ради власти. Да, ты была бойкой и страстной, но благородной и невинной.
– Да нет же, Николя Реми. Еще до встречи с вами у меня уже был первый любовник, – бросила Габриэль ожесточенные слова в лицо капитану.
Реми грязно выругался. Его руки сжимали ее с ужасной силой, она задыхалась. Ей казалось, он будет сжимать их до тех пор, пока она не испустит дух. Но он резко разжал руки и почти отшвырнул ее от себя. Пока Габриэль восстанавливала равновесие, Реми успел отойти в дальний угол комнаты.
Ужасная тишина повисла в комнате, нарушаемая только прерывистым дыханием Габриэль, старавшейся прийти в себя. Ее била дрожь. Она потирала заболевшие плечи, не спуская глаз с того, что осталось от лосьонов, притираний и духов, некогда тщательно приготовленных для нее Касс.
– Вот видите, – глухим голосом подвела итог Габриэль. – Вы никогда по-настоящему и не знали меня.
– Как вижу, не знал.
Казалось, Реми окончательно сокрушило ее признание в существовании Дантона. Его ярость утихла так же стремительно, как и возникла. Он устало провел рукой по лицу, и Габриэль подумала, что она читает по его главам, как умирают его грезы о ней, одна за другой.
– Боже мой! – Реми упер руки в бока, поднял глаза к потолку и горько расхохотался. Потом резко оборвал смех и пробормотал: – Какой же я болван! Самый большой болван на свете.
«Нет, – печально подумала Габриэль. – Просто благородный человек, полагавший, что и весь мир так же благороден».
Она обошла осколки битого стекла и липкие пятна лосьонов на ковре и осторожно приблизилась к Реми.
– Прости, если сделала тебе больно, – попросила она. – Поверь, меньше всего на свете мне хотелось бы причинить боль именно тебе.
Габриэль дотронулась до его плеча, но он стряхнул ее руку с таким презрением, что она отпрянула. Его отчуждение и враждебность так сильно хлестнули ее, что ей невольно захотелось прикрыть руками лицо, словно закрываясь от удара. Но если Габриэль и преуспела в чем-то по жизни, так это в умении скрывать свои раны и хоронить свою боль глубоко, где никто не мог ее увидеть.
– По крайней мере, теперь вы понимаете, почему я не стану помогать в осуществлении ваших планов. – Она гордо выпрямилась. – Вам лучше забыть про Наварру. Короля пытались выкрасть и раньше, но все заговоры провалились. Вы только закончите свой путь на плахе.
– Ваша тревога за мое будущее весьма трогательна, мадам, – презрительно усмехнулся Реми.
Его слова ужалили ее. Она на самом деле тревожилась за него. Ах, если бы она могла заставить этого твердолобого осла понять это! Габриэль предприняла еще одну отчаянную попытку образумить его.
– Я совершенно уверена, что Наварра получит свой законный трон во Франции. Вы окажетесь гораздо полезнее своему королю, если оставите его мне.
– Лучше уж прямо отправить его в ад.
Габриэль вытянулась в струну, когда Реми подошел к ней и взял ее за подбородок. На этот раз его прикосновение не показалось ей грубым, но он заставил ее держать голову так, что она не могла укрыться от его глаз. Он жалил ее холодным взглядом, леденящим душу, и это было почему-то хуже, чем его испепеляющая ярость.
– Я намерен избавить своего короля от клешней Темной Королевы, да и твоих тоже. Предупреждаю, Габриэль, не вставай на моем пути. Ты тоже никогда по-настоящему не знала меня. Я беспредельно безжалостен к своим врагам.
Габриэль уже знала пример этого. У нее мурашки пробежали от страха, но она старалась противостоять Николя Реми, как и любому другому мужчине.
– Это вам следует бояться, – холодно процедила она, оттолкнув его руку. – Вы, кажется, забываете, что помимо всего прочего я еще и ведьма.
– И как это я забыл об этом?!
Реми направился к выходу. Он даже не оглянулся и резко захлопнул за собой дверь.
Габриэль еще долго не двигалась с места. Но ее сил не хватило на то, чтобы выдержать все события этого безумного вечера, и девушку так затрясло, что пришлось присесть на стул. Она крепко обхватила себя руками, чтобы унять эту дикую дрожь. Реми явно возненавидел ее теперь.
«Чего же ты ожидала, ты – маленькая дуреха, – упрекнула она себя. – Что Реми каким-то чудом сумеет простить тебя за то, кем ты стала? Нет, даже у Реми не хватит для этого благородства. Как и у остальных мужчин, его взгляды на женщин ужасающе примитивны. Прекрасный пол для них существует лишь в двух формах: мадонны или мессалины». И не оставалось сомнения, к числу которых она отныне причислена в глазах Реми. «Впрочем, какое это имеет для тебя значение?» – спрашивала себя Габриэль, отчаянно стараясь не заплакать. У них с Реми никогда не могло быть общего будущего. Она должна испытывать только облегчение. В конце концов, она заставила его призрак упокоиться с миром. Наконец она свободна, и ей пора думать о будущем. О своем собственном будущем. Габриэль закрыла глаза, полные слез, не давая им пролиться.
Николя Реми больше не явится ей.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На грубо отесанном столе горела единственная свеча, тускло освещая маленькую комнатушку, в которой из других предметов обстановки присутствовали лишь узкий деревянный остов кровати и умывальник с треснувшим кувшином. Жилье, которое Николя Реми делил со своим молодым компаньоном, было дешевым и, соответственно, обеспечивало их минимумом комфорта. Но сегодня вечером убогость комнаты полностью соответствовала настроению капитана. Мрачный и тихий, он готовился ко сну, сняв плащ и отстегнув кинжал, который носил за поясом. Рядом с ним Мартин разворачивал свой тюфяк на полу, но привычная бравада юноши куда-то подевалась. Он украдкой кидал взволнованные взгляды на капитана. Ни разу в жизни не чувствовал он себя таким пристыженным, как в этот вечер: этим вечером он покинул своего капитана. Волк тяжело и глубоко вздохнул. Ему впору было броситься в мрачные воды Сены. Это было бы единственное заслуженное наказание для такого негодяя, как он.
Мартин всегда гордился своей смелостью, ловкостью и решительностью. Все как у волка, в честь которого он и взял себе прозвище.
Но, как показал сегодняшний вечер, он больше похож на шакала, чем на волка. Когда капитан приказал ему остаться у ворот Мезон д'Эспри, Волку нужно было не соглашаться. Он обязан был следовать за Реми прямо в логово дьявола. Вместо этого он позволил своему дикому страху перед ведьмами и проклятиями взять вверх над собой. Волк убежал подальше, поджав хвост между ног, совсем как побитая шавка, бросив на произвол судьбы человека, который стал для него всем.
Несмотря на все лишения и испытания прошлых лет, Реми находил время учить Волка боевым приемам ведения боя. Не на дубинках и ножах, как какого-то убогого уличного воришку, а с рапирой и кинжалом, как настоящего воина. Но Реми сделал Волку еще больший подарок: капитан научил его читать и писать собственное имя.
И как Волк отплатил за щедрость такого человека? Он покинул своего хозяина, когда тот больше всего нуждался в нем, Волке, и теперь что-то ужасное случилось с Реми. Капитан, который отправлялся за своей красавицей возлюбленной, был совсем другим человеком, нежели тот, что вернулся обратно в их каморку. Реми всегда держался гордо и прямо, в нем неизменно чувствовалась военная выправка. А теперь вокруг него питал дух поражения, он отстегнул пояс и равнодушно бросил клинок на пол с совершенно не свойственной ему небрежностью. Хороший солдат всегда тщательно заботится о своем оружии, а капитан не кто иной, как настоящий солдат.
По крайней мере был таковым, пока не последовал за красавицей Габриэль в то дьявольское поместье, Мезон д'Эспри. Волк вздрогнул от тревожной мысли, что капитан стал жертвой проклятия ведьмы, хотя Реми и отрицал это.
Когда Николя снимал рубашку, Волк с тревогой оглядел его широкую спину, страшась увидеть там ведьмины отметины. Он вытянул шею, чтобы попытаться рассмотреть состояние другого бока Реми. Стараясь изо всех сил, он потерял равновесие и свалился на стол. Свеча полетела на пол, но он успел схватить ее на лету, и горячий воск выплеснулся ему на руки.
– Вот проклятие, – буркнул Волк, вздрогнув от боли.
Суетливость Волка вывела капитана из черного тумана, который окутывал его.
– Чем, дьявол тебя разбери, ты там занимаешься? Чего ты все разглядываешь? – прорычал он, кидая раздраженный взгляд через плечо.
– Ничего, сударь.
Волк торопливо поправил свечку. Он отер воск с руки, потом облизал обожженное место. Реми обычно был очень сдержанным человеком, но с тех пор, как он возвратился, его терпение держалось буквально на волоске.
– Гм-м… капитан. Я… мне самому противно говорить об этом, – рискнул Волк. – Но старая тетушка Полин, ближе у меня никого и не было, она вроде как вместо матери, рассказывала мне, что, когда на мужчину нападет дьявол в женском обличье или его проклянет ведьма, у него обычно появляется дополнительный сосок. И я только боялся, вдруг…
– Уф, чтоб тебя… так и растак! – Реми пробурчал неистовое ругательство и развернулся к Мартину.
Сильная, с рельефно вступающими мускулами грудь капитана была испещрена шрамами от множества ран. Такое количество ударов не каждый смертный сумел бы вынести. Но у капитана по-прежнему оказалось всего два соска, как у любого нормального человека. Волк вздохнул с чувством глубокого облегчения.
– Ну, ты удовлетворен? – потребовал ответа Реми, широко раскинув руки. – Никаких новых сосков. Меня не кормил грудью дьявол, и не проклинала ведьма. Я даже не приближался к Мезон д'Эспри. Я просто ждал во внутреннем дворе, пока не появилась госпожа Шене. Ну а теперь кончай со всей этой треклятой дуростью и ложись спать.
– Это что, дурость – бояться за друга? – Волк выпрямился с видом человека, оскорбленного в своих лучших чувствах. – Забери меня чума, пусть лучше я буду самым последним дурнем, но я предпочел бы сотню раз погибнуть, пусть в мою задницу воткнутся тысячи горячих шипов, чем…
– Ах, Мартин, пожалуйста, – прервал его речь Реми. – Давай сегодня обойдемся без твоих тирад. Я смертельно устал, чтобы их выслушивать. Я же сказал тебе, со мной все в порядке. И успокойся на этом.
– Ладно, сударь, – проворчал Волк.
Но когда он стягивал с себя безрукавку, его губы вытянулись в упрямую линию. Он явно не успокоился на сим. Пусть ведьма и не накормила грудью капитана, но что-то с ним творилось неладное.
Реми присел на край лежанки, чтобы стащить с себя башмаки. Его глаза глубоко запали и потемнели от боли, совсем как после тех ночей, когда он судорожно просыпался от очередного своего кошмара. Волк постелил себе шерстяное одеяло на тюфяке, стараясь понять причину мрачного настроения, в котором пребывал его капитан. Он коротко вздохнул, когда неожиданная догадка озарила его.
Вот уж меднолобый, тупоголовый, ослиная он голова. Капитан не заходил в этот проклятый Мезон д'Эспри, но его возлюбленная как раз туда-то и заходила. Волк бросил на Реми взгляд, в котором чувствовалось сострадание, смешанное с упреком.
– Ах, сударь! Вам следовало бы рассказать мне.
– Рассказать тебе? Что? – пробурчал Реми, стягивая первый башмак.
– О вашей возлюбленной. Красивой и безрассудной Габриэль. Она заходила в тот проклятый дом, и теперь что-то ужасное случилось с нею?
Капитан подтвердил подозрения Волка, застыв при упоминании о госпоже Шене. Потом с силой стянул башмак и швырнул его в угол.
– Она не моя возлюбленная, и тебе незачем волноваться о ней. С ней все в полном порядке. Если и есть что-то в жизни, в чем она преуспела, так это в том, что прекрасная и безрассудная Габриэль вполне научилась о себе заботиться.
Никогда раньше Мартин не слышал столько едкой горечи в голосе Реми.
– Прошу прощения, капитан. Я не понимаю.
– Это я должен просить у тебя прощения. – Реми поднял другую ногу и стал стягивать второй башмак. – Когда я посылал тебя найти для меня эту женщину, мне следовало предупредить тебя. Госпожа Шене – сама ведьма.
Госпожа Шене, эта самая красивая из женщин? Ведьма?! Волк, открыв рот, уставился на капитана.
– Матерь Божья! – наконец воскликнул он. – Но, сударь, откуда вы знаете это?
– Много лет назад она околдовывала меня, – сказал Реми, и губы его сложились горькой складкой. – Но сегодня вечером ее чары рассеялись. И я наконец-то освободился от нее.
– Слава богу! – вскричал Волк.
Комнатушка была маленькой и тесной, особенно когда на полу лежал тюфяк. Но Волк умудрился пройти несколько шагов. Ему требовалось избавиться от охватившего его смятения.
Только подумать, как беспечно Волк выслеживал эту обманчивой красоты женщину, восхищаясь ею на расстоянии, не зная, каким страшным существом она была. И это без единого амулета или оберега для защиты!
– Ох, капитан, – пересекая комнату, сказал Волк, едва не споткнувшись о тюфяк. – Богу следовало бы делать всех волшебниц старыми и уродливыми ведьмами, чтобы мужчины могли узнавать их заранее и держаться от них подальше. Это неправильно, что госпожа Шене такая красивая.
– Неправильно, – пробормотал капитан.
– Расскажите мне, что же произошло? Ее волшебство наконец ослабло, и вы почувствовали ее истинно злое лицо под этой красивой маской?
– Что-то вроде этого.
– Все, что я могу сказать снова, слава богу. – Волк воздел руки к небесам. – Вы получили избавление лишь по счастливой случайности, сударь. Нам следует отпраздновать это бокалом вина.
– И я так думаю.
Но настроение у капитана было не слишком праздничным. Он казался каким-то потерянным и опустошенным. Второй ботинок тоже упал на пол. Волк не спускал с Реми тревожного взгляда. Ужасно, что капитан такой изможденный. Когда с Реми такое случалось, на него обязательно накатывали кошмары.
Капитан редко говорил о своей прошлой славе, но Волк достаточно наслышался историй о подвигах Большого Бича. С каким волнением представлял он, как Реми, размахивая своим клинком, внушая ужас в сердца противников, в бесчисленных сражениях бесстрашно и решительно вел своих людей в атаку.
Но, наслушавшись бормотаний Реми во сне, Волк понимал, что именно эти сражения и мучили капитана в его кошмарах. Битвы и все остальное, что случилось в ночь и: кануне Дня святого Варфоломея.
Волк и сам нагляделся жутких вещей в ту ночь резни, но он обладал способностью выбрасывать из головы все мрачные воспоминания. А вот с капитаном дела обстояли совсем иначе: он слишком глубоко чувствовал. Так тогда бывает со спокойными на вид людьми.
Реми и так доставалось от часто посещавших его воспоминаний, а теперь еще эта история с ведьмой. Зачем только Габриэль потребовалось мучить капитана, разворотить всю его благородную душу до самого дна? Реми заявил, что он излечился, но Волк не слишком-то поверил этому. На самом деле он подозревал, что природа заклятия капитана могла оказаться самым ужасным заклятием, которое есть у женщины для мужчины. Это любовь.
Волк мог обвинять красавицу Габриэль за то, что она ведьма, но в чем обвинять куртизанку? Чтобы выжить, женщинам приходится крутиться, как и мужчинам. А то и гораздо больше, чем мужчинам, ведь женщинам многое недоступно из того, чем можно достойно обеспечить свое существование.
Удивительно, но капитан не переживал, что обожаемая им женщина – ведьма, его мучило, что ведьма стала куртизанкой. Ох уж эта любовь! Волк мрачно покачал головой. По крайней мере, хоть от этой напасти он был избавлен все восемнадцать лет своей чреватой опасностями жизни. Если бы он имел хоть какой-то опыт в преодолении страшного заклятья, он сумел бы успокоить друга.
Реми сидел неподвижно на краю койки с затуманенным взглядом, будто по-прежнему бродил в темном тумане, напущенном этой ведьмой.
– Все у вас наладится, капитан, – начал с грубоватой нежностью увещевать Волк, придвинувшись к хозяину. – Я слышал, иногда требуется какое-то время, чтобы мужчина окончательно отделался от чар. Но по крайней мере вы наконец свободны от этой ужасной женщины. Уж этому точно надо радоваться.
Реми краем глаза посмотрел на него и улыбнулся жалким подобием своей обычной спокойной улыбки.
– Полагаю, праздновать и радоваться будем завтра. А сегодня я чертовски устал.
Хотя это, казалось, и стоило ему некоторого усилия, капитан овладел собой, медленно выпрямился и поднялся.
– Ложись-ка ты на кровать, дружок.
– Нет-нет, капитан…
– Я сказал, ложись на кровать. Я все равно плохо сплю, но хоть одни из нас должен хорошенько отдохнуть этой ночью, поскольку завтра мы приступаем к выполнению нашей миссии.
Волк открыл было рот, чтобы заспорить, но тут же быстро закрыл его. Их миссия. Во всей этой суматохе с проклятыми домами и вероломными чаровницам Волк почти забыл причину, которая привела их с Реми назад в Париж: отыскать пути спасения гугенотского короля Наварры из его плена при католическом дворе Франции. Сам Волк не относился к числу особенных приверженцев какой-либо религии. Что до него, так каждый человек мог идти к дьяволу своим собственным путем. Но спасение короля Наварры было важно для Реми, поэтому оно было валено и для Волка.
Тут он заметил, что капитан, нахмурившись, смотрит на него оценивающе.
– Мартин, ведь ты, конечно, помнишь, какова была изначальная причина наших поисков госпожи Шене?
– Чтобы она отнесла записку королю?
– Да, но она отказалась. Она не будет помогать нам. – Реми крепко сжал челюсти. – Если говорить точнее, она постарается помешать нам. Она задумала соблазнить короля, и он ей нужен здесь для себя.
– Бог ты мой! – воскликнул Волк. Неудивительно, почему капитан вернулся мрачнее тучи.
– Она… вы думаете, она воспользуется колдовством и против нас? – запинаясь, спросил Волк.
– Она может использовать любые средства, имеющиеся в ее распоряжении, но госпожа Шене не самый сильный из наших врагов. Нам придется противостоять гораздо более грозной колдунье, обладающей чудовищной властью.
Волк вздрогнул, слишком хорошо понимая, кого имел и виду Реми. Екатерина Медичи, Темная Королева. Нельзя было прожить в Париже хоть какое-то время и не наслушаться ужасающих рассказов о французской королеве-матери, жестокой, волевой, не ведающей жалости. Что ж, в конце концов, она была чужеземкой, итальянкой, и все знали, что ничего хорошего из этого выйти не может. Вдовствующая королева, как поговаривали, особенно преуспела в таинственном искусстве изготовления всяких снадобий, зелий и ядов.
Реми положил обе руки на плечи Волка и пристально и гляделся в его лицо.
– Если ты сомневаешься, если ты решишь, что больше не хочешь участвовать в этом опасном предприятии, я тебя пойму.
До Волка дошло, почему капитан завел этот тяжелый разговор, и он покраснел до кончиков ушей. После того патетического представления, которое устроил Волк перед Мезон д'Эспри, капитан засомневался в его отваге. Волк почувствовал себя настолько униженным, что ему хотелось выброситься из окна и размозжить свою никчемную бесполезную башку о тротуар.
Он посмотрел на Реми, и во взгляде его смешались боль и стыд.
– Простите, сударь, я подвел вас. Но клянусь могилами всех тех, кто мог бы оказаться моим отцом, этого больше не повторится. Я выдержу худшее из проклятий, буду бороться с самыми ужасными ведьмами. Я последую за вами далее в ад…
– Ладно, парень. Я тебе верю. – Реми ободряюще обнял плечи Волка. – Я рад, что ты все еще желаешь помогать мне, поскольку твое знание Парижа гораздо лучше моего. Я полагаюсь на тебя, мой умница Волк. Ты поможешь мне найти способ попасть внутрь того дворца и добраться до своего короля.
– Я все сделаю, капитан. Я притаюсь за воротами и буду вынюхивать любые сведения. Я, как крот, пророю туннель под Лувром, если придется, или… или по лестнице заберусь на самые высокие башни.
– Хорошо, только, черт тебя побери, не сломай себе шею.
Впервые после возвращения лицо Реми просветлело. Волк усмехнулся в ответ. Но, когда Реми направился гасить свечи, парню пришлось резко наклонить голову, чтобы скрыть, как глубоко он тронут. Никто никогда не доверял в такой степени Волку, никто никогда так не зависел от него прежде. Но Николя Реми, сам Большой Бич, сказал, что он полагается на него – Мартина, простого вора и карманника, уличную крысу Парижа. Глаза Волка щипало от слез, а сердце так распирало от гордости, что он боялся, как бы оно не разорвалось.
Еще долго после того, как Мартин погрузился в сон, Николя Реми лежал, вытянувшись на тюфяке, закинув руки за голову, глядя на блики лунного света на треснувшей штукатурке. Когда тихое сопение Мартина заполнило комнату, Реми глубоко позавидовал способности юноши забывать обо всем, погружаясь в благословенный сон.
Мартин спал сном праведника. А почему бы и нет? Пороки Мартина и его грехи были ничтожными. Его руки не обагряла чужая кровь, на его совести не было смертей, в которых он раскаивался. По крайней мере пока еще не было.
Реми знал, что стоило ему закрыть глаза и погрузиться в сон, как перед ним вереницей пойдут их лица: покалеченные, грязные, окровавленные, на которых еще не успела отрасти первая борода. Сколько раз ему удавалось не подпускать эти жуткие видения к себе, обратившись мыслями к Габриэль, но теперь…
Реми сжал зубы, изо всех сил стараясь выкинуть ее из головы. Но бледный образ, расплывчатый, как лунный свет, который проникал сквозь узкое окно, предстал перед ним. Она явилась к нему такой, какой он помнил ее в тот день в лесу: с наполненными солнечным светом взъерошенными волосами, беспорядочно спадавшими на спину. Вот она грациозно вышагивает по траве, и трава отвечает на прикосновение тихим шелестом. Вот она поднимает голову и смотрит на него своими сияющими, как драгоценные камни, голубыми глазами, которые то искрятся от смеха, то гаснут, когда она погружается в печаль.
