Текст книги "Куртизанка"
Автор книги: Сьюзен Кэррол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Реми следовал за Габриэль по задним коридорам дворца, Волк угрюмо плелся сзади. Не представлялось никакой возможности избавиться от мальчишки, хотя Реми раздраженно пенял ему за ослушание. К удивлению Реми, Волк только огрызался в ответ. Все время, пока Габриэль ходила договариваться об их встрече с Наваррой, Реми со своим молодым спутником провели в ожесточенных дебатах по поводу возникших между ними разногласий.
«Сударь, вы не должны доверять этой злой колдунье. Она готовит вам какую-то западню. Я же знал, что мне надо было заставить вас взять амулет. Вы снова начинаете подпадать под ее чары».
Реми непременно резко отчитал бы мальчишку за наглость, если бы и сам не опасался, что Волк совершенно прав. Уж по крайней мере в отношении ее чар. Когда он тайком проник в зал и увидел Габриэль, флиртующую с Наваррой, его охватило своего рода безумие.
Ревность. Бессмысленная ревность из-за улыбок, которыми Габриэль столь щедро одаривала его юного короля.
Реми забыл о своей миссии, забыл о смертельной опасности, грозившей ему, и вышел танцевать. Он пытался убедить себя, что такова единственная возможность подобраться поближе к его королю, но в тот момент думал только о Габриэль. И к тому же хотел, чтобы она узнала его, узнала, что он был там. Да поможет ему Бог. Он действительно вел себя как настоящий олух.
Коридор неожиданно оборвался у ступенек крутой лестницы, уходящей почти вертикально вверх. Остановившись перед ней, Габриэль наклонилась ближе к Реми и прошептала:
– Эта потайная лестница ведет в спальню Наварры, ей пользуются слуги и… ну, гости короля.
И откуда Габриэль так хорошо известно об этой потайной лестнице в покои короля? Реми хотелось задать ей этот ехидный вопрос. Но он боялся, что сам знает ответ, и у него заныло в груди.
– Подождите здесь, пока я не проверю, не опасно ли нам подниматься наверх. – Габриэль предостерегающе прижала палец к губам. – Ни с места, пока я не дам вам сигнал, что путь свободен.
Прежде чем Реми успел возразить, она приподняла подол юбок и прошелестела вверх по ступенькам, исчезнув в темноте. Волк, притиснувшись к нему сзади, настойчиво потянул его за рукав.
– Сударь, у нас еще есть время. Мы можем…
– Тихо, – цыкнул на него Реми. Он поморщился, уловив резкий запах амулета Волка, который тот нервно теребил пальцем. – И, пока не прекратишь теребить эту дрянь, держись от меня подальше.
С сердитым вздохом Волк подчинился, крадучись, отступил на несколько шагов, но не слишком далеко. Он подозрительно оглядывался, как если бы им обоим вот-вот могли отсечь головы зубья капкана. Возможно, их действительно ждала западня, но Реми сильно сомневался в этом. Если бы она того желала, Габриэль давным-давно выдала бы его. А она изо всех сил старается сохранить его жизнь, хотя и сильно рискует. Но почему? Она так и не ответила ему на этот вопрос.
Ему отчаянно хотелось верить, что она хранила в душе какие-то нежные чувства к нему. Однако зачем они тщеславной женщине, в чьих честолюбивых планах завоевать место любовницы короля уже давно никто не сомневался?
В темноте уходящей наверх лестницы Реми уловил слабый стук Габриэль в дверь, затем скрип. Кто-то обменялся тихими репликами, но, несмотря на то что он напряженно вслушивался, Реми расслышал только глухое бормотание.
Габриэль явно натренировалась в дворцовых интригах. Слишком уж ловко у нее все получалось, даже самой Темной Королеве лгала гладко и с легкостью ориентировалась в запутанных лабиринтах этого дворца. Реми оставалось только догадываться, как, умело сочетая свое обаяние, разного рода ухищрения и прямой подкуп, она смогла добиться того, что его до сих пор не разоблачили.
«Это мой мир. Я принадлежу ему», – сказала она тогда ему.
Все это причиняло ему боль. Ослепительная в великолепном платье и драгоценностях, обольстительно красивая, как Елена из Трои, она была способна побуждать мужчин вступать за нее в бой и даже принимать за нее смерть. И все же там, в саду, он уловил мимолетные моменты, когда она не казалась такой уж искушенной светской дамой. А когда Габриэль неожиданно вступилась за Темную Королеву, давняя печаль отразилась в глубине ее глаз.
«…В мире гораздо больше драконов, нежели благородных рыцарей. Огнедышащих монстров, которые своим пламенем обращают в пепел твои мечты и грезы, опаляют тебя предательством, пока ты не увянешь, не умрешь, не сгоришь дотла или не позволишь своему сердцу обратиться в сталь».
Те слова шли из ее сердца, и перед ним тогда стояла не самоуверенная куртизанка, не дерзкая соблазнительница. Она казалась в тот момент такой юной и потерянной, что Реми захотелось нежно прижать ее к себе и спросить: «Кто или что погубил ваши мечты, Габриэль? В каком пламени какого дракона переплавилось ваше сердце?»
Но он сомневался, что она когда-нибудь ответит ему. Уж очень хорошо Габриэль всегда скрывала свои тайны, да и слишком поздно спрашивать ее о чем-нибудь теперь. К тому же он обещал… больше никаких вопросов.
Наверху на лестнице послышались звуки какого-то движения, и оттуда вновь показалась Габриэль. Она спустилась на несколько ступенек и позвала его. Реми подскочил ей навстречу, застыв на ступеньку ниже.
– Теперь можете подниматься. Опасности нет. Наварра нашел предлог, чтобы отослать дежурных, многим из которых совершенно определенно нельзя доверять. Темная Королева повсюду насаждает своих шпионов. И все же, Реми, будьте осторожны и попытайтесь не слишком долго оставаться там. Потом король поможет вам благополучно выбраться отсюда.
– Значит, вы не останетесь? – удивился Реми.
– Нет. Я ведь согласилась дать вам воспользоваться своим шансом убедить короля покинуть Париж. – Она натянуто улыбнулась. – Подумайте, если я останусь, то буду несколько отвлекать внимание короля.
Реми пришлось согласиться, хотя он уже сомневался, кого в большей степени будет отвлекать ее присутствие – Наварру или его самого. Габриэль осторожно проскользнула мимо него по ступенькам, он вдохнул чарующий аромат ее духов, и его тело напряглось в ответ. И тут же Реми неожиданно для себя осознал очевидную и непреложную истину: если ему удастся убедить Наварру бежать, он скоро оставит Париж.
Если он не убедит своего короля, ему самому все равно придется уехать отсюда. Больше не останется никаких причин задерживаться в этом проклятом городе. И в том и другом случае крайне маловероятно, что он когда-нибудь снова встретится с Габриэль. Сердце капитана дрогнуло, и, прежде чем она успела исчезнуть, Реми поймал ее за руку.
– Габриэль, я… я только хотел сказать вам…
Реми сжал губы. Он даже не знал точно, что хотел сказать, столько в его душе бурлило противоречивых эмоций, рожденных этой обворожительной женщиной, которая сейчас подняла к нему лицо. Наконец он пробормотал:
– Спасибо вам, хотя я по-прежнему не знаю, что побудило вас сделать это для меня…
– О, нет. – Габриэль оборвала его, мотнув головой. – Больше никаких вопросов, помните?
Она провела свободной рукой по его щеке, и столько неясности и тепла было в ее прикосновении, что он с трудом подавил страстное желание прижаться губами к ее ладоням.
– Вам и правда много лучше без бороды, – пробормотала Габриэль. – Если вы снова отрастите ее, клянусь, я сама приду к вам с бритвой.
– По мою бороду или мое горло? – Реми попытался отшутиться, хотя сердце его глухо заныло.
– Еще не знаю. Это зависит от того, насколько вы меня рассердите к тому времени.
Она улыбнулась ему до боли знакомой озорной улыбкой, и он увидел в ней Габриэль, которую когда-то знал, а вовсе не мадемуазель Шене, известную куртизанку. Реми крепко сжал ее пальцы, словно так ему удалось бы не дать этой девочке исчезнуть. Но она мягко высвободила руку. Прошелестев вниз по ступенькам, она столкнулась с Волком прямо у основания лестницы. Мальчишка буквально вжался в стену, в ужасе считая, что одного легкого прикосновения Габриэль хватит, чтобы обратить его в камень. Это насмешило Габриэль. Она игриво постучала его по кончику носа.
– Так вот ты какой – Мартин, юноша, который когда-то спас жизнь капитану Реми?
– Ага, м-мадемуазель. – Хотя Волк и отпрянул от нее, он с вызовом сразу же вздернул свой острый подбородок.
Габриэль оценивающе оглядывала его какое-то время, потом выражение ее лица смягчилось. Она наклонилась и легонько поцеловала его в щеку. Потом, выпрямившись, посмотрела на Реми и робко улыбнулась ему трепетной улыбкой, которая глубоко пронзила душу капитана. Затем, больше ни разу не обернувшись, поспешила прочь по коридору.
Как только она исчезла из вида, Волк оторвался от стены, весь дрожа. Рывком дернув за ворот, мальчик заглянул под рубашку. Несмотря на свинцовую тоску, нахлынувшую на него, Реми усмехнулся.
– В чем дело, малыш? У тебя вырос еще один сосок?
– Н-нет. – Мальчик пригладил рубашку. – И все же, боюсь, эта дама, на самом деле ведьма. Бог свидетель, сдается мне, она кого хочешь собьет с толку.
– Тебе нет нужды говорить мне об этом, – сухо прервал его Реми.
Все эти три года он сражался, выживал и вынашивал планы своего возвращения к королю. И вот такая долгожданная встреча теперь устроена. Наварра ждет его.
Но, вместо того чтобы сломя голову мчаться навстречу к Наварре, он замер, глядя вслед Габриэль, сгорая от желания окликнуть и вернуть ее. Ему следовало проверить на себе оберег Волка. Он явно нуждался в какой-нибудь защите от той колдовской сети, которую Габриэль соткала вокруг него, иначе ему не изгнать ее из с коего сердца. Впрочем, Реми предчувствовал, что на свете не существует волшебной силы, способной побороть ее чары.
Огромный дворец уже погружался в тишину, и шаги Габриэль эхом отдавались в гулких пустых коридорах Лувра. Маскарад давно закончился, король и придворные разбрелись по своим покоям, даже большая часть слуг уже отправилась отдыхать. То с одной, то с другой стороны до Габриэль доносились скрип дверей, шепот, хихиканья, и эти звуки говорили ей, что повсюду происходили свидания совсем иного, любовного характера в отличие от того, которое устроила она.
Габриэль не удержалась и поздравила себя с тем, как ловко устроила тайную встречу между Реми и Наваррой. Хотя могло показаться странным, что она с удовлетворением оценивала событие, ставящее ее собственное будущее под сомнение.
– Я, по всей видимости, совершенно с ума сошла, что помогаю ему, – с горечью пробормотала Габриэль.
Но разве могла она поступить иначе? Она бы еще дюжину раз рискнула собственными амбициями, лишь бы с Реми ничего не случилось. И, кроме того, она сомневаюсь, что его миссия окажется успешной. Это невозможно, если верить пророчеству Нострадамуса.
И все же Габриэль снова и снова вспоминалось, как было ее матушка верила в пророчества. Что, если Реми удастся убедить Наварру убежать и они вдвоем скроются в свои родные горы? Габриэль сбивало с толку ощущение, что она будет сожалеть не о том, что от нее ускользнул король, а о том, что больше не увидит Реми.
– Черт бы побрал этого человека, – пробормотала она.
Каждый раз, когда Реми вставал на ее пути, он создавал невообразимую путаницу в ее чувствах, смешивая благоразумие и страстное желание, радость и отчаяние. Он снова сделал ее уязвимой – последнее, что она могла позволить себе при дворе, кишащем шакалами, готовыми атаковать любого, кто подает признаки слабости. К несчастью, один из них уже поджидал ее около двери, через которую она планировала проскользнуть незамеченной в парке. Вердуччи возник перед ней из тени.
– Добрый вечер, синьорина Шене.
Габриэль оторопела, увидев перед собой любимого шпиона Екатерины. Свет от факела скользил по его изможденному лицу, черты которого укрывала раскидистая седая борода, и в этом мерцающем свете он казался еще бледнее обычного.
Он отвесил ей поклон, некую пародию на церемонный.
– Вы что-то припозднились сегодня, сударыня. Новая победа и, возможно, среди свиты короля?
Оправившись от первого смятения, Габриэль окинула его ледяным взглядом.
– Едва ли это может вас озаботить.
– Возможно, и нет, но боюсь, это сильно беспокоит королеву. – Габриэль приготовилась величаво проскользнуть мимо Вердуччи, но застыла, у нее замерло сердце.
– Королеву?
Угрюмый маленький человечек редко давал волю улыбке, но тут его глаза засветились от злобного удовлетворения.
– Должен вам заметить, это большая удача, что вы еще не успели отправиться домой. Так уж совпало, что Ее Величеству захотелось поговорить с вами.
Реми стоял у окна в спальне короля, вытянувшись в струнку, как солдат на параде, сжав руки за спиной. Он никогда не чувствовал себя свободно в великолепии Лувра и еще меньше сейчас, в покоях своего короля. Реми провел много времени, замышляя и продумывая свое воссоединение с королем, но никогда не планировал, как именно он будет убеждать Наварру покинуть Париж. Габриэль предоставила Реми эту счастливую возможность, а он оказался до странности невразумительным.
В самой середине своего рассказа о том, как ему удалось выжить в той резне, Реми запнулся и замолчал, обратив взор в залитую лунным светом ночь за окнами, словно ожидая увидеть там призрачную королеву фей, пробирающуюся через парк. Его мучил вопрос, покинула ли Габриэль дворец и сумела ли благополучно вернуться в свой дом, как он надеялся.
Как бы ему хотелось проводить ее! Бессмысленное желание, и Реми это знал. Габриэль вовсе не желала, да и не нуждалась в подобном сопровождении. Очевидно, что она сама прекрасно позаботится о себе, но Реми не и силах был прогнать от себя мысль, что она показалась ему хрупкой и беззащитной в темном коридоре Лувра.
– Капитан Реми?! – Голос Наварры вернул Реми назад.
Реми перевел взгляд с окна на своего короля. Бровь Генриха от удивления сложилась домиком.
– Вы говорили мне, что вы и этот замечательный молодой человек, который спас вас, достигли берегов Ирландии, – напомнил ему король. – И что потом?
– Ничего, достойного описания, сир. Мне действительно мало что можно рассказать о том времени.
Уголки губ Наварры поползли вверх.
– Я всегда считал вас немногословным, капитан.
И, насколько Реми знал, всегда довольно скучным. Генрих предпочитал компанию бесшабашных молодых повес вроде себя, которые наслаждались пирушками и охотой, неважно, за оленем, диким кабаном или женщинами. На долю Реми выпадало, не привлекая ничьего внимания, напоминать Наварре о существовании неотложных дел, которые требовали рассмотрения.
При тусклом свете свечей Реми изучал короля, надеясь обнаружить в нем новые признаки возмужалости.
Интересно, каким стал теперь Генрих? К своим двадцати трем годам он приобрел достаточно мучительного опыта для своего возраста: пережил убийство матери, кровавую резню, в которой уничтожили его подданных, постоянную угрозу собственной жизни.
И все же внешне Наварра почти не изменился. Перед Реми был все тот же гибкий, атлетически сложенный молодой человек, с густой черной бородой, обрамлявшей лицо, с характерным длинным носом и чувственными губами. Он по-прежнему производил впечатление легкомысленного подростка, который приводил в отчаяние свою мать, хотя и умел напускать на себя серьезный вид и принимать королевскую осанку, когда сам того желал. Когда он приказал своим пажам и Волку покинуть спальню, даже нахальный Мартин благоговейно подчинился ему.
Когда все удалились, Наварра налил в бокалы вина для себя и Реми. Он пересек комнату и с приветливой улыбкой подал бокал Реми. Если между ними и возникала неловкость, она была полностью на его совести, и король тут был вовсе ни при чем. Капитан четко осознавал это. Возможно, Реми нес в себе сознание вины за то, что он выжил в резне, когда столько хороших и храбрых людей погибли, за то, что ему не удалось защитить своего короля и, похитив, тайком вывезти целым и невредимым из Парижа в ту жуткую ночь. Но, беря бокал из рук Наварры, он понял, что причина совсем в ином: тень женщины пролегла между ним и его королем.
Николя Реми мешала мысль, что, если бы ему не удалось встретиться с королем, Габриэль уже лежала бы на массивной кровати, занимавшей почти всю комнату. Он представлял ее обнаженной в объятиях Наварры, и картина эта, как щелок, разъедала его душу. Реми неимоверным усилием воли прогнал от себя это видение.
Хуже того, сам Наварра не имел ни малейшего понятия о битве страстей, бушующей внутри капитана. Никакой напряженности не отражалось на грубовато-добродушном лице Наварры, когда тот широко улыбался Реми.
– Черт побери, я глазам своим не верю. Капитан, вы даже не представляете себе, как радует меня возвращение моего храбрейшего Бича из могилы. Столько преданных и надежных друзей потерял я в ту жуткую ночь! Моего поэта Рошфуко, моего милого старика адмирала Колиньи… – Улыбка Наварры потускнела, и он отпил глоток вина, потом вдруг резко откинул голову, и лицо осветилось внезапной надеждой. – Но если выжили вы, неужели невозможно, что и остальным это удалось? Что случилось с теми офицерами, которые частенько оказывались в вашей компании? Таверс и… и… – Король щелкнул пальцами, пытаясь напрячь память. – Как же его звали? Того огромного и сильного малого, всегда остроумного и готового рассмеяться?
– Деверо, – тихо подсказал Реми. Сердце болезненно сжалось, и он добавил: – Нет, Дев… капитан погиб, пытаясь защитить семью. Молодую жену и мальчика, названного в честь вас.
– Их тоже убили?
Реми кивнул, не доверяя своему голосу. Губы Наварры плотно сжались, и Реми увидел его уставшим и сразу постаревшим на много лет.
– Давайте выпьем тогда за… память о погибших друзьях, – предложил король, поднимая бокал.
– За погибших друзей, – повторил Реми.
Горше не было вина в его жизни. Он сделал несколько глотков и поставил бокал. Наварра выпил вино. Какое-то время он задумчиво рассматривал дно бокала. Но король никогда не относился к числу тех, кто долго предавался меланхолии. Он встряхнулся, овладел собой и дружески похлопал Реми по плечу.
– Я в восторге, что могу снова видеть вас, капитан, и для нас не слишком мудро задерживаться на воспоминаниях о прошлом. Итак, расскажите мне, чем я могу нам услужить.
– Услужить мне? – опешил Реми.
Наварра прошагал через комнату, чтобы снова наполнить бокал, и на его губах появилась насмешливая улыбка.
– Конечно. Когда кто-то испрашивает личной аудиенции у короля, как правило, этот кто-то что-то желает получить от своего монарха. Вы храбрейший из солдат, которых наша страна когда-либо знала. Я вам многим обязан. И я был бы только счастлив хоть как-то отплатить вам всем, что в моей власти.
– Боюсь, вы слишком долго прожили здесь, в Париже, сир. – Реми заносчиво выпрямился. – Вы принимаете меня за одного из этих подлиз придворных, сопящих подле ваших ног, Ваше Величество, лишь бы снискать вашу милость.
– Ой, только не кипятитесь, капитан. – Наварра примирительно замахал рукой. – Такова жизнь, и так уж устроен свет.
– Но я так не устроен, сир, – возмутился Реми. – Я не жду ни наград, ни милостей. И никогда не охотился за ними. Только хотел и хочу быть полезным вам и моей стране.
Сжав рукой бокал, Наварра опустился на кровать и оперся спиной на груду подушек. Он усмехнулся, и на его лице отразилась ирония, с которой он относился сам к себе.
– Вы, возможно, не успели заметить, капитан, но я больше не командую армией, в которой вы могли бы служить. Если вы ищете пост военачальника, вам лучше всего вернуться и попытаться поступить на службу к герцогу Монморанси. Он теперь продолжает дело гугенотов, он их лидер.
– Не сомневаюсь, герцог Монморанси – способный человек, сир. – Реми не удержался и, нахмурившись, сердито посмотрел на молодого человека, возлежавшего на кровати. – Но именно вашего присутствия ждут и гугеноты, и ваше королевство. Вы должны возвратиться домой, монсеньор.
Наварра опустил глаза, и, пока он потягивал вино, на его лице появилась привычная для него маска замкнувшегося в себе человека.
– Даже говорить со мной о возвращении в Наварру опасно, капитан. Моя теща настоятельно желает, чтобы я оставался при французском дворе.
– С каких это пор король Наварры уступает желаниям какой-то чертовой итальянской ведьмы? – Реми не сумел подавить в себе негодования.
– С тех пор, как эта ведьма продемонстрировала кто власть и силу таким способом, который ни один из нас, вероятно, не забудет. – Наварра укрепил свой дух глотком вина. – Кроме того, в моем пленении есть и хорошие стороны.
– Хорошие стороны! – воскликнул Реми.
– Французский двор не лишен приятностей. Ночные объятия красавицы делают терпимой даже посещение утренней мессы. – Наварра водил пальцем по краю бокала, избегая смотреть в глаза Реми. – Я полагаю, вы слышали. Теперь я – католик.
– Да, слышал, – мрачно ответил Реми, вспоминая, какая дикая ярость охватила его, когда он узнал, что ведьма Медичи вынудила его короля отречься от веры под угрозой отправить вслед за вассалами в царство мертвых.
На лице Наварры промелькнуло странное выражение – смесь стыда и почти свирепого вызова.
– Если честно, я искренне никогда не находил разницы в том, хочет ли человек поклоняться Богу, перебирая пяльцами святые четки или перелистывая страницы псалтыря. Согласитесь, нельзя ни убивать, ни умирать за это.
В определенном смысле Реми не мог не согласиться с Генрихом. Но он также не мог забыть всех тех мужчин и женщин, которые видели разницу и жертвовали жизнями за дело гугенотов, умирая за право молиться по своему выбору. Жители Наварры болезненно пережили резню, устроенную в Париже над их соотечественниками. И известие, что их король бросает их дело, стало для многих последним сокрушительным ударом.
Реми попытался сохранить безучастное выражение лица, но его чувства, должно быть, все-таки прорвались наружу.
– Итак, вы знали, что ваш король трус и презренный отступник, – сказал Наварра, не спуская глаз с капитана. – Я удивлен, что вы по-прежнему готовы служить мне.
– У вас не было никакого выбора, сир.
– Вас бы это не остановило. Вы никогда не поступились бы своей честью и принципами ради спасения собственной шеи.
– Мои поступки не имеют никакого значения. – Ре ми передернул плечами. – Я же не король.
– Кое-кто и меня не считает королем. – Наварра спустил ноги на пол и сел, хмуро уставившись в свой бокал. – Их много, даже в Наварре, тех, кто теперь презирает меня. Они сравнивают меня с моим отцом и говорят, что я унаследовал его слабоволие, вместо того чтобы мужеством и умом пойти в мать.
– Так докажите, что они не правы, сир, – попытался убедить короля Реми. – Бегите отсюда и займите свое законное место, возглавьте дело гугенотов.
– Ну а если они правы? Делая свой выбор и принимая иную веру, я вовсе не думал о своих подданных, ради которых был обязан остаться в живых. Мною руководила единственная мысль, что я слишком молод, чтобы умирать. Я находил жизнь невероятно приятным занятием. – Лицо Наварры чуть просветлело, когда он продолжил: – Я и сейчас еще так считаю, и сегодня, как никогда раньше. Видите ли, капитан… я влюбился.
Реми с ужасом посмотрел на короля. Ему не надо было спрашивать в кого. Он попытался отнестись к признанию Наварры с легкостью, заставив себя натянуто улыбаться.
– Вот вам крест, Ваше Величество, я с трудом могу припомнить время, когда вы кого-нибудь не любили.
– Каюсь, истинная правда, – согласился Наварра и рассмеялся, рывком поднявшись на ноги. – В отличие от вас, моего бессердечного Бича, который так никогда и не был влюблен. Клянусь, я никогда не знал ни одного мужчины, столь невосприимчивого к чарам прекрасного пола.
«Невосприимчив к чарам всех, кроме одной», – мрачно отметил про себя Реми.
– Увы и ах, боюсь, я чересчур слаб в этом отношении. – Наварра притворно вздохнул. – Лет так с четырнадцати я слишком остро почувствовал, что женщины – лучшее из созданного Богом на нашей земле. А мадемуазель Габриэль Шене, бесспорно, прекраснейшая из них всех. – Реми постарался остаться безразличным, когда имя Габриэль сорвалось с губ короля. Наварра прошел мимо него и выглянул в окно. Он смотрел в ночь, и на лице застыло мечтательное сладострастие. – Само солнце стыдится сравнения с ее золотыми локонами, очи ее напоминают мне о прозрачных голубых ручьях в родных горах. Ее нежные алые губы обещают мужчине все вообразимые удовольствия. Кожа у нее белая, как свежие сливки, и такая гладкая, что шелкам далеко до нее, а ее крепкие и налитые груди так и напрашиваются на ласку.
Реми затаил дыхание. Если бы любой другой мужчина подобным образом говорил о Габриэль, он бы приказал тому замолчать, если не хочет, чтобы ему заткнули рот силой. Но он не мог себе позволить оборвать короля. Реми оставалось только до боли в суставах сжимать кулаки и слушать дальше, храня мрачное молчание.
Безучастность капитана, видимо, возмутила Наварру. Король прервал перечисление прелестей Габриэль и бросил на Реми нетерпеливый взгляд.
– Да вы и сами видели эту даму, капитан. Не могли же вы не заметить, насколько она изящна.
Реми скрежетал зубами. Да, он заметил. Боже правый, помоги ему.
– Она прехорошенькая, в этом я с вами соглашусь, – глухо и натянуто ответил он. – Но я уверен, что здесь, при дворе, вдоволь красивых женщин. Как и дома, в Наварре.
– Да, конечно, вдоволь, и на протяжении долгого времени я не находил в Габриэль особенной исключительности. Время от времени в ней проявляется нечто такое надменное, что держит мужчин на расстоянии. Но последнее время она позволила мне преодолеть эту ее надменность, и я улавливаю в ней проблески женщины, которая горяча, страстна и ранима. Я заглядываю ей в глаза и вижу там отпечаток какого-то тайного горя, и это еще долго после ее ухода преследует меня. – Наварра прервался, криво усмехнувшись. – Ну, конечно, вам не понять, о чем я говорю, капитан.
В том-то и заключалась беда, что Реми слишком хорошо понимал своего короля.
– Мужчина, который, в конце концов, завоюет сердце Габриэль, в самом деле получит настоящее сокровище, – продолжал Наварра. – Этой женщине удается оставаться неуловимой, и этим она доводит до умопомрачения. Однако за всей ее внешней ледяной холодностью пылает внутренний огонь, страсть, которую мужчина жаждет испытать, опробовать на себе. И я бы испытал, если бы не вы, мой капитан. – Наварра, словно поддразнивая своего собеседника, взглянул на Реми уголком глаз, но в голосе его слышалась некоторая досада. – Ваше неожиданное воскрешение из мертвых оказалось немного несвоевременно. Я думал, что наконец-то убедил чудесницу разделить со мной ложе сегодня ночью.
Выходит, Габриэль еще не успела отдаться Наварре? Но какое это имело для него значение? Разве у нее не было других любовников? Но мысль, что она еще не делила ложе с его королем, наполнила Реми неистовым ликованием, которое он с неимоверным усилием скрыл. Капитан резко опустил голову. Неправильно расценив это движение, Наварра подкрался и игриво ткнул Реми в плечо кулаком.
– Да, не убивайтесь вы так, дружище. Я полностью прощаю вам, – уж весело обратился он к нему. – Ну, не удалась эта ночь любви, наступит еще множество других ночей.
«Да, и непременно». Все ликование Реми исчезло. Он стиснул зубы, да так неистово, что не удивился бы, если бы Наварра услышал, как они скрежещут.
– Как бы вы ни были увлечены мадемуазель Шене, вам не следует оставаться здесь из-за женщины, – сказал он. – Не следует, поскольку ваша страна ждет восстановления вашего правления. Вы должны при первой же возможности бежать и возвратиться домой. И ваша честь, и ваш долг требуют этого.
– А если первейший долг мужчины – быть с женщиной, которую он обожает? – Наварра упрямо скривил губы. – Королевства рушатся, капитан. Войны забываются, благородные дела обращаются в пыль. Что, если в конечном счете в жизни мужчины действительно имеет значение лишь то, как он умел любить?
Реми с тревогой посмотрел на короля. Он видел Генриха в муках безумной страсти и прежде, но никогда тот настолько не таял от чувств. Габриэль и вправду лишила его воли. Неудивительно, что она пожелала рискнуть организовать их встречу.
Реми почувствовал, как в нем вспыхивает и нарастает злость. Против Габриэль, которая околдовала короля, против Генриха, который позволил обманом завладеть собой. И больше всего против себя, сгоравшего от ревности, которую не в силах был подавить.
– Есть обстоятельство, о котором вы забываете, сир. Вы женатый человек. Как же ваша жена? – Еще не договорив, Реми, понял, каким безнадежно наивным педантом он выглядит. И не удивился, когда Наварра громко расхохотался ему прямо в лицо.
– Марго? Ручаюсь вам, капитан, мою королеву не слишком заботит, в чьей я кровати нахожусь, лишь бы я не посягал на ее ложе.
– А как же семья мадемуазель Шене?
– Семья? У нее есть семья?
– Да! Она дочь французского дворянина и наследницы острова Фэр. Ее старшая сестра, Арианн, графиня Ринap, женщина превосходной репутации. Она не одобрила бы ваши планы сделать Габриэль своей любовницей.
– Несколько поздновато для этой матроны высказывать, свое неодобрение, да и вообще беспокоиться о добродетелях сестры, вы так не считаете? – сухо отрезал Наварра. – Габриэль – куртизанка, и давно.
– Уверен, Арианн глубоко огорчил отъезд Габриэль и Париж. Она хотела бы, чтобы ее сестра отказалась от своего занятия и стала бы вести респектабельный образ жизни.
– Передайте этой почтенной матроне, пусть не волнуется, – пожал плечами Наварра. – Я позабочусь о будущем Габриэль. Подыщу для нее мужа. Может, какого-нибудь пустячного дворянина, кого-то, кто даст ей свое имя и титул. Человека, которому можно доверять и который сумеет понять уникальный характер нашей договоренности, ведь Габриэль лишь номинально станет его женой и будет делить ложе только со мной. Найдется много мужчин, которые согласятся на такую сделку ради моей благодарности, ради того богатства, которое я подарю им. – Глаза Наварры вспыхнули, и он хитро посмотрел на Реми. – Есть и те, кто заявляет, что безоговорочно преданны мне и ради меня пойдут на все.
Реми отвернулся, чтобы скрыть, как ему противно слушать Генриха. Случилось то, чего мать короля, Жанна, всегда боялась: ее сына развратила ужасная мораль французского двора. Реми скорбел по покойной королеве, его доброй королеве. Он сокрушался по бездушному, разнеженному мужчине, которым стал ее сын.
Но больше всего он горевал о Габриэль, представляя себе то неприглядное и пустое будущее, которое готовил ей Наварра. Стать его любовницей, но надолго ли? А когда она наскучит Наварре, когда ее молодость пройдет? Тогда она полностью останется на попечении мужа, чья беспринципность позволила ему потворствовать королю, пожелавшему выдать за него замуж свою любовницу. Мужчины без чести, без гордости… без любви.
