Текст книги "Этюд на холме"

Автор книги: Сьюзен Хилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

Тридцать девять

– Сержант?

– Привет, Нейтан, чем она тебя угостила?

– Шоколадный торт, за который можно душу продать.

– И?

– И старушка ходила к медиуму. Пыталась связаться со своим Гарри.

– Почему соседка не сказала нам об этом раньше?

– Сказала, что это было бы как предательство, знаете, она не думала, что миссис Чатер хотела бы, чтобы каждый Том, Дик и Гарри знал… ну, то есть она бы хотела, чтобы Гарри знал, если вы понимаете, о чем я, просто…

– Завязывай с плохими шутками.

– Извините… В любом случае, она, миссис Мосс, хотя я должен называть ее Полин…

– Могу поспорить.

– В общем, она сказала, что это был вроде как секрет… Судя по всему, именно она нашла эту заклинательницу духов и дала ее контакты миссис Чатер, которая сходила туда один раз и потом об этом не вспоминала. Я думаю, Полин действительно пыталась защитить ее, ну, вы знаете, чтобы все не начали потешаться.

– Ты узнал имя?

– В процессе.

– Хороший мальчик. Кстати, старший инспектор устраивает следственный эксперимент – как Дебби Паркер вышла из своего дома на улицу ранним утром и отправилась по главной дороге на Холм.

– Когда это будет?

– В четверг с утра. Сейчас они выбирают девушку.

– Что насчет вас?

– Я еду к ювелиру в Бевхэм… Я хочу, чтобы ты поехал в Старли и снова побеседовал с нашим другом Давой, только на этот раз устрой ему настоящий допрос.

– Подождите, сержант, а когда я успею пообедать?

– Тебе не нужен обед, ты съел пол шоколадного торта.

– Сержант! Имейте сострадание.

– Хорошо, можешь выпить чашку одуванчикового чая в том зеленом кафе.

Нейтан изобразил, что его тошнит, и повесил трубку.

Ювелир был вежлив, холоден, услужлив, но уверен, что больше ничего не может ей сообщить.

– Я бы хотела, чтобы вы сосредоточились и как следует подумали о визитах мисс Рэндалл. Может, вы помните свои обсуждения во время того, как она выбирала и приобретала предметы? Я хочу, чтобы вы постарались вспомнить, говорила ли она что-нибудь такое, что может дать нам хоть какую-то подсказку по поводу того, кто был получателем подарков.

– Или получателями?

– Я просто хочу сказать, что люди обычно склонны к обсуждениям, когда совершают покупки такого рода… это не мгновенное приобретение, когда ты берешь мыло в хозяйственном магазине. Если бы я пришла сюда купить что-нибудь дорогое и необычное для кого-нибудь… например, на день рождения, я бы выбирала очень долго и, безусловно, привлекла бы продавца к этому процессу… это часть веселья, если вам угодно. Особенно если предмет дорогостоящий и вы не покупаете такое каждый день. Я бы, наверное, заметила, что эта золотая цепочка – хороший подарок на крестины маленькой племяннице, или спросила, какую именно пару запонок выбрать на сорокалетие брату.

– Люди так делают, да.

– Часто?

– Достаточно регулярно, да.

– Но не Анджела Рэндалл? Никогда? Ни разу? Это не показалось вам странным?

– Миссис Рэндалл просто просила меня показать ей предметы определенного типа или определенной ценовой категории… она никогда не сообщала, зачем приобретает их.

– Или для кого?

– Нет.

– И вы не спрашивали ее?

Он посмотрел почти что оскорбленно.

– Конечно же нет. Это совершенно нас не касается, если только клиент сам не решит сообщить нам.

– У вас никогда не возникало ощущения, что эти подарки были для любовника?

– Нет. Не таким человеком она была.

– А каким человеком она была?

Он задумался на мгновение.

– Сдержанным. Закрытым. Приятным, но… да, закрытым – это самое лучшее слово, – не из тех дам, которые любят праздно поболтать.

– Как вам кажется, могла ли она поделиться, например, со своим парикмахером? С коллегой?

– Нет. И мы, конечно, не парикмахер.

«Что, видимо, делает их низшей формой жизни в вашей воображаемой экосистеме», – подумала Фрея, когда выходила из магазина и переходила улицу в сторону своего любимого кафе.

Оно уже начинало пустеть после наплыва клиентов, пришедших пообедать, и она нашла себе столик у окна, заказала чиабатту с сыром бри и салатом и большой капучино и достала свой блокнот. Ей всегда помогало подумать полчаса в тишине непосредственно после беседы и записать на бумаге все, что могло прийти в голову. Но ничего не приходило. Визит к Дакхэму оказался простой тратой времени. Она решила вернуться в маленький стерильный дом Анджелы Рэндалл. Но все это расследование не двигалось никуда, если только в тот самый непроницаемый туман. Туман. Анджелу Рэндалл последний раз видели, когда она бежала в него. Это казалось логичным. Ее хотя бы кто-то видел. Никто не видел Дебби Паркер или миссис Айрис Чатер.

Фрея откусила чиабатту, и салатный соус закапал из хлеба на ее подбородок и руки. Когда она начала протирать их бумажным полотенцем, она подняла глаза и увидела, что кто-то стоит по другую сторону окна, заглядывает внутрь и пытается привлечь ее внимание. Это была сестра Саймона Серрэйлера.

Фрея была рада отвлечься от этого утомительного круговорота одних и тех же мыслей на что угодно, но Кэт Дирбон подходила для этого лучше, чем кто бы то ни было. Не считая ее брата.

– И так каждый раз, верно? Кто-то обязательно подловит тебя, когда ты капаешь на себя соусом для салата. Нет такого способа, чтобы есть эти штуки культурно.

– Как эклеры.

– Присоединяйся ко мне – выпьешь кофе? Или что-то в том же духе?

Кэт Дирбон села и обрушила пару огромных пакетов на пол.

– Детские покупки – ску-у-учно. Ветровки, носки, пижамы… Пожалуй, я буду большой эспрессо и… точно не сэндвич. А что? – Она посмотрела в меню. – Горячую булочку. Приятно снова тебя увидеть. Ты не на работе?

– Да, я как раз только что кое с кем разговаривала. Но нам разрешается есть. А ты?

– Неполная смена. А дети уже начали выглядеть как беспризорники, настолько выросли из всего. Надо было что-то с этим делать.

Фрея рассмотрела ее внимательнее. Когда ты знал, что они с Саймоном были братом и сестрой, сходство становилось более заметным, в глазах, в линии рта, но у них был разный цвет волос, и Саймон казался старше, и уж совсем нельзя было предположить, что они из одной тройни.

Кэт откусила свою булочку, и горячее масло потекло по ее подбородку. Они захихикали.

«Это сестра Саймона, это его плоть и кровь. Это не просто женщина, которая мне нравится или с которой мы можем стать настоящими друзьями, это кто-то, кто знает его очень хорошо, может быть, даже лучше, чем другие. Я хочу спросить ее о нем, я хочу послушать про него, про что угодно, про его вкусы, как он вел себя в детстве, про его отношения с отцом, куда он ездит на выходные, кто его друзья… про женщин, которые, по словам Шэрон, были влюблены в него и которым он разбил сердце».

Она никак не могла начать. Но Кэт направила беседу в сторону Старли.

– Знаешь, у людей есть масса причин, чтобы захотеть стать врачами… не всегда хорошие причины, но, как мне кажется, по большей части достойные уважения. Я просто не могу даже близко представить, что может сподвигнуть человека заняться такими экстремальными альтернативами. Кто этот парень, этот так называемый хилер? Безумец или злодей?

– Теми же вопросами мы задаемся по поводу людей, которые совершают особого рода преступления. Педофилы, некоторые убийцы. Безумцы? Но что такое безумие? Ты на этот вопрос можешь ответить лучше, чем я.

Кэт покачала головой.

– Только в самых очевидных и ярко выраженных случаях, а их достаточно мало, знаешь ли. Настоящие, клинические, обреченные «безумцы» – ненормальны, они полностью оторваны от любой человеческой реальности. А это редкость.

– Значит, злодей. Я не уверена, что все эти люди просто плохие. Оступившиеся?

– Может быть, за этим стоит какое-то ущербное желание делать добро, лечить… которое направляется в дурное русло, каким-то образом извращается.

– Возможно, это желание быть богом? Особенно если люди настолько благодарны, что называют тебя чудотворцем?

– Мне иногда кажется, что вообще вся медицина так или иначе происходит из желания быть богом. Я могу вспомнить довольно много специалистов, которые вдохновлялись идеей всемогущества.

– Знаешь, больше всего меня сбивает с толку то, что этот парень – и не он один – как будто бы достигает нужного эффекта. Люди утверждают, что излечились.

– Большинство состояний, не представляющих угрозы для жизни, становятся менее острыми сами по себе, да и эффект плацебо не стоит недооценивать. Я бы лучше поговорила с кем-нибудь, кто утверждает, что излечился от рака, или рассеянного склероза, или болезни моторных нейронов с помощью хилера или магических кристаллов. Я бы говорила с ними каждые полгода в течение последующих десяти лет и выяснила, станут ли они и дальше это утверждать. Конечно же, не станут.

– Не навреди… не это ли ваш главный принцип?

– Да. Но я квалифицированный врач.

Официантка подошла, чтобы убрать со стола.

– Еще кофе?

– Мне надо возвращаться.

– Мне тоже.

– Значит, мы будем еще кофе. И я еще хотела бы кое-что выяснить… мой отец был очень груб с тобой тем вечером?

Фрея поморщилась.

– Ой.

Кэт моментально покраснела.

– Боже, он просто выводит меня из себя. Он делает все, чтобы испортить то, чем занимается мама, чтобы другие люди не могли хорошо проводить время, чтобы ложка дегтя была в любом мероприятии.

– Он кажется очень ожесточенным.

– Он такой и есть.

– Он пережил разочарование?

– Нет. Ну – когда Сай не пошел в медицину, это стало ударом. Как будто вокруг не было толпы Серрэйлеров-врачей, чтобы он оставался доволен. Ему была ненавистна идея ухода на пенсию, просто ненавистна. Он был возмущен, подавлен, зол… В то время как моя мама просто приняла неизбежное и продолжила дальше жить своей жизнью.

– Причем какой!

– Совершенно верно. Отец упивался жалостью к себе еще пару лет, а потом начал становиться грубым. Мне очень жаль, что тебе пришлось с этим столкнуться, и я прошу прощения.

– Мне приходилось сталкиваться и не с таким – забудь об этом. Я скорее была просто удивлена.

Принесли их кофе, и Кэт отхлебнула из своей чашки несколько раз подряд, прежде чем снова посмотрела на Фрею и сказала:

– Была еще Марта, конечно… Сай упоминал про нее?

– Нет, но…

– Нет, полагаю, он и не стал бы при коллегах. Для него это тяжело.

– Я виделась с Саймоном вне работы.

– О, – Кэт бросила на нее внимательный взгляд.

– Мы ходили ужинать.

– Понятно.

Фрее отчаянно хотелось рассказать Кэт о вечере в квартире Саймона, об их ужине в итальянском ресторане, о своих чувствах. Такой разговор мог бы перевести их на новый уровень взаимного доверия. Но вместо этого Кэт сказала:

– Марта наша младшая сестра… На десять лет младше, чем мы. Ты же знаешь, что мы тройняшки? Есть еще Иво, он в Австралии.

– Да, Саймон говорил мне.

– У Марты очень серьезная инвалидность, как умственная, так и физическая. Всегда была. Единственное, что удивляет, – что она не умерла в младенчестве. Она живет в специальном доме в Чанви-Вуд. Это съело отца изнутри, и он почти никогда не говорит об этом – я не думаю, что у нас с ним было больше двух или трех разговоров о Марте за всю мою жизнь. Если что-то и сделало его ожесточенным, злым и обиженным на мир, так это оно.

– Тяжело же Мэриэл.

– Очень. Но ей много раз в жизни приходилось тяжело, и тогда она просто взваливала себе это на плечи и продолжала бороться. Я, может быть, не всегда хорошо лажу с ней – иногда она просто сводит меня с ума, – но я восхищаюсь ею больше, чем могу выразить.

– Твой отец винит кого-то – или что-то – в состоянии Марты?

– Понятия не имею. О, ну, может быть, себя, где-то глубоко внутри, там, докуда уже никому никогда не добраться. Конечно же, это нонсенс, это была просто случайная комбинация хромосом. Прецедентов не было ни в одной ветке семьи. Но сложно оставаться рациональным в отношении подобных вещей, когда они происходят с тобой. Я знаю, я имела дело с пациентами в схожих ситуациях.

– Странно, почему Саймон не упоминал об этом.

– В Саймоне много от нашего отца, просто оно направлено в более позитивное русло. Он тоже очень закрытый… И глубоко внутри него тоже есть потаенные места. Туда просто не надо заглядывать.

– Никому?

Кэт остановила на ней тяжелый взгляд.

– Никому. Это не мое дело, Фрея, но… просто не пытайся. Я люблю своего брата всем сердцем, но я, наверное, единственная женщина во всем мире, не считая, конечно же, мамы, которая может себе это позволить.

Она осушила свою чашку и нагнулась, чтобы поднять свои сумки.

– Мне с моими курточками и ползунками нужно домой, – она стала доставать свой кошелек, но Фрея жестом остановила ее. – Нет, это за счет полиции. Ты помогаешь в расследовании. Нет, правда помогаешь – мне нужно было обсудить с кем-то творящееся в Старли.

– Приходи к нам домой, хочешь? Если ты, конечно, сможешь вытерпеть хаос воскресного ужина.

– Я с удовольствием.

– Я позвоню, – неожиданно Кэт наклонилась и дотронулась до щеки Фреи своей. – Я рада, что заглянула в окно.

Фрея смотрела, как она выходит, проталкиваясь через двери со своими двумя сумками, и чувствовала воодушевление, несмотря на предостережение насчет Саймона, точно такое же, какое исходило от Шэрон Медкалф. Ей нравилась Кэт сама по себе. А еще она подумала, что, несмотря на обязательную предостерегающую речь, она все же нравилась Кэт и, может быть, даже представлялась ей хорошим вариантом для брата.

– Пожалуйста, – сказала она, убирая в сумку блокнот, – пожалуйста, пусть так и будет.

Сорок

Сегодня в полшестого утра он зашел в хранилище, чтобы посмотреть на настоящую Дебби и сохранить в памяти два четких образа – какой она была и какой она стала. Когда он приблизился к Холму, они были уже здесь, целые толпы людей, полицейские фургоны, репортеры, телевизионные группы, как будто это была съемочная площадка, вокруг которой всегда ошивается куча бездельников. Было рано, но множество людей уже прослышали об этом и пришли поглазеть, в основном женщины, а еще несколько подростков, которые забежали сюда, прежде чем сесть на школьный автобус.

Он планировал держаться отсюда подальше, прекрасно зная, что психологи и криминалисты говорят про таких, как он. «Они всегда возвращаются на место преступления, так или иначе. Они просто не могут удержаться. Если там проводят разыскные мероприятия, они предлагают помощь, если было обращение к общественности, они сообщают ложную информацию, если проходит следственный эксперимент – они приходят посмотреть».

Ему это было не нужно. То, что произошло на Холме, не было чем-то важным, просто вынужденной прелюдией. Имело значение только то, что он делал в хранилище. Ему не были интересны преследование, охота, убийство. Теперь он прекрасно понимал, зачем на темных улицах Эдинбурга сотню лет назад медики нанимали похитителей тел. Если бы он мог нанимать людей, чтобы они доставляли ему нужные тела, он бы так и делал.

Что действительно заставило его пойти на Холм этим утром, так это желание увидеть, как полиция с этим справится, какие ошибки они сделают, насколько сильно они заблуждаются. Разумеется, никакого проку от этого не будет. Сколько бы людей сюда ни пришло, сколько бы ни отозвалось на обращения, они все будут бесполезны, потому что их не было здесь. Никого не было здесь. Он единственный знал, что случилось.

Он остановился в нерешительности. В группе полицейских, стоявших вокруг одного из фургонов, он увидел молодую женщину, с которой встретился на ужине, Фрею Грэффхам. Если она увидит его, ему придется с ней заговорить, придется придумывать причину, зачем он пришел сюда. Он ненадолго вышел из ее поля зрения и начал думать. Но он решил для себя эту проблему быстро и просто, как и всегда. Он точно знал, что скажет, и уже ждал с нетерпением, чтобы это сказать. Но сцена была уже подготовлена, актеры ждали, занавес почти был поднят. Он немного отошел налево по дорожке, чтобы лучше видеть.

Он сразу увидел, что они все делают неправильно. Девушка была недостаточно толстая, а ее волосы слишком пышными. Но флисовая куртка была точно такая, как и чудовищное акне. Другая молодая девушка разговаривала с ней, стоя совсем близко, она все говорила и говорила, бурно жестикулируя. Соседка.

Кто-то попросил тишины. На минуту все застыли в полной неподвижности. А потом девушка пошла, камеры поехали за ней, группа телевизионщиков двигалась перед ней задом наперед, мужчины с пушистыми микрофонами – по бокам.

Одежда была идентична, и шла она почти совсем так же. Почти. Он наблюдал. Теперь она переходила дорогу, направляясь ко входу, который вел на сам Холм. Ему хотелось выкрикивать ей указания, говорить ей, чтобы она шла быстрее, чтобы она изменила выражение лица и чтобы смотрела вверх, на Холм, а не перед собой. Кем бы ни была эта девушка, она слишком заботилась о камере перед собой, ее шаг был слишком неуверенным.

Все остальные наблюдали очень напряженно, в том числе Фрея Грэффхам, которая двигалась в составе группы в нескольких ярдах от девушки. Фрея не видела его, он был в этом вполне уверен. Лучше так. Его история может еще понадобиться ему в другой раз.

Девушка уже была на Холме, все остальные отошли подальше. Погода была не такая, но, когда он смотрел на нее, как будто бы совсем одну, направляющуюся к тому месту, где они встретились, он почувствовал, как в нем нарастает возбуждение. Он знал, что должно случиться, это происходило у него перед глазами, картинки прокручивались у него в голове, словно фильм, который он уже видел и который кончался абсолютно правильно. Несколько секунд она шла не в том направлении, и он хотел окликнуть ее, но потом она повернула обратно, и все стало правильно, как будто она знала, как будто она была Дебби, а не выдавала себя за нее, и тут он почувствовал прилив сил. Это было необычайно. Она делала то, что он хотел. Она подчинялась его немым приказаниям, как будто она была самолетиком на дистанционном управлении, которые мальчишки запускают на Холме воскресным утром. Каждый ее шаг направлял он. Ему пришлось удерживать себя, чтобы не побежать ей навстречу. Она была почти здесь, бедная, толстая, плохо одетая, прыщавая девочка. Как их могло быть две? Ему не нужно было две, но, если бы он сейчас был здесь один, он бы взял и ее тоже.

Она была всего в нескольких ярдах. Он задержал дыхание, пока у него не стеснило грудь. Кто-то закричал. Женщина. Фрея Грэффхам.

– Хорошо, Кэролайн, хорошо, можешь остановиться здесь.

Фрея побежала наверх, и ее команда последовала за ней. Все было испорчено, всего за несколько секунд, всего за несколько шагов. Фильм прервался.

Он смотрел на Грэффхам, которая положила руку на плечо девушки. Он больше не мог ее слышать. Девчонка довела его до края, а эта женщина-полицейский оттащила его обратно.

Он хотел убить ее.

К тому времени, когда Кэт ехала по окружной дороге в сторону стационара, Холм уже опустел, но она намеренно свернула к нему, чтобы попытаться вспомнить хоть что-нибудь о Дебби Паркер, что могло бы быть полезно. Она была забавной девушкой – с одной стороны, у нее была сильная депрессия, лицо, изуродованное акне, лишний вес, но все же когда она вошла в кабинет, то не стала сразу транслировать изнурительное уныние, как делали многие другие пациенты в плохом настроении. Они шутили, Дебби выдавала остроумные, небанальные замечания, в ней были обаяние и теплота, скрытые под отталкивающей оболочкой. И теперь, где она была? Уехала с табором цыган-хиппи, которые путешествуют на древнем автобусе и никогда не моются? Направляется к гуру в Индию? Это все не было похоже на правду.

Исчезновение миссис Чатер было еще более тревожным. Кэт подумала о тех часах, которые она провела в их душной гостиной, сидя рядом с ней и ее умирающим мужем. Нет, она тоже не была из тех женщин, которые исчезают без предупреждения. Она была из другого теста, она принадлежала к тому типу женщин, которые будут стоять, гордо выпрямив спину, столько лет, сколько им будет положено, и извлекут из этого максимум. Она была из тех, кто выстаивает, а не из тех, кто бежит. Кэт подумала, что то же самое, вероятно, можно было сказать и про Дебби.

Она заехала на стоянку стационара и посидела немного в машине, прежде чем отключить двигатель. Чувство щемящей пустоты где-то в области желудка было почти болезненным, и от него ей было не по себе. «Мертвы, – думала она. – Они обе мертвы. Откуда я об этом знаю? Почему я так уверена?» Фрея Грэффхам спросила ее, что она может сказать об обеих этих женщинах, и в некотором смысле она могла сказать довольно много – все то, о чем она сейчас думала. Но к чему это все сводилось в терминах полицейского расследования? Ни к чему. Смутные мрачные предчувствия. Они не стоят того, чтобы отвлекать кого-то и описывать их.

Но она хотела поговорить с Фреей еще раз. Она ей нравилась. Она получила удовольствие от их случайной встречи и обеда. И ей бы очень хотелось, чтобы Саймон не стал предметом ее интереса. Она распознала сигналы, которые подавала Фрея, слишком хорошо. Она видела их достаточно в прошлом, бог свидетель. Сай привлекал женщин, что неудивительно. Саю нравились женщины, он наслаждался их обществом, выводил их в свет, разговаривал с ними и, что более важно, слушал их очень внимательно. А потом он начинал паниковать. Кроме того, дело до сих пор могло быть в Диане.

Кэт была единственным членом семьи и, возможно, единственным человеком вообще, кто знал про Диану Мэйсон. Саймон общался с ней пять или шесть лет после знакомства во Флоренции, куда он ездил, как это часто делают, чтобы рисовать. У них случайно завязалась беседа, и они обнаружили, что их отели были на одной улице. Это могло быть тем самым, но по какой-то причине им не оказалось. Когда они вернулись в Англию, Саймон позвонил ей.

Диана Мэйсон жила в Лондоне и к тому времени уже двадцать лет как была вдовой, и никогда не хотела больше выходить замуж. Вместо этого она решила найти свое призвание, о котором до этого даже не думала, и на деньги, доставшиеся ей от мужа, купила свой первый маленький ресторанчик, в Хэмпстеде. Теперь, спустя все эти годы, у нее была целая сеть из девяти заведений, все они назывались «Мэйсон» и все они были в Лондоне, в фешенебельных, с умом выбранных местах типа Бата, Винчестера, Кембриджа и Брайтона. «Мэйсон» были приятными тихими ресторанчиками, которые открыты с десяти до десяти, рады семьям с детьми и студентам и предлагают лучший кофе, десерты и салаты в американском стиле, где идеально подобрано все – атмосфера, обстановка, персонал и подаваемые напитки. Диана разрабатывала дизайн и сама выбирала абсолютно все, каждая деталь согласовывалась с ней, и теперь она пришла к разумному выводу, что обнаружила формулу успеха и должна придерживаться ее. Она усердно работала, постоянно ездила из одного своего ресторана в другой, проверяла детали, разговаривала с обслуживающим персоналом, пробовала бранч в каждом, по очереди. В итоге она заработала много денег. Несколько раз более крупные ресторанные сети предлагали ей выкупить ее, но она каждый раз им отказывала, говоря, что, когда это перестанет ее развлекать, она уйдет, но пока она все еще получала удовольствие. Отношения между Дианой и Саймоном были нетрадиционными, и это устраивало их обоих. Кэт уже давно решила, что они не были влюблены друг в друга, и именно по этой причине это так хорошо работало. Они обожали друг друга, наслаждались компанией друг друга, встречались на выходные несколько раз в году, один или два раза посвящали друг другу праздники. Но они оба были независимыми личностями, которые, по тем или иным причинам, не хотели быть связаны постоянными узами. Они оба любили свою работу, свое собственное пространство, своих собственных друзей, свою собственную жизнь.

Кроме того, Диана Мэйсон была на десять лет старше.

Саймон почти никогда не говорил о ней, даже с Кэт, которая часто задавалась вопросом, насколько бурно один из них отреагирует, если другой влюбится в кого-нибудь другого по-настоящему. Вероятно, не особо.

И все же женщины типа Фреи Грэффхам, хорошие женщины, беспокоили ее. Сай мог либо прикидываться дураком, либо просто игнорировать разбитые сердца, которые постоянно оказывались у его ног. В каком-то смысле он был довольно равнодушным, даже черствым, и Фрея заслуживала большего. Но как предупредить ее, как вообще поднять эту тему, было для Кэт большим вопросом, который она пока что решила отложить на потом. Кроме того, благодаря собственному опыту она прекрасно понимала, что если Фрея все-таки влюбилась в Саймона, как и подозревала Кэт, то она уже была бесконечно далека от того, чтобы принять к сведению какие бы то ни было предостережения.

* * *

Через час или около того, когда Кэт мыла руки после приема ребенка с нагноением барабанной перепонки – господи, почему матери не могут хотя бы просто дать несчастному ребенку упаковку бумажных салфеток, чтобы приложить к уху?! – зазвонил телефон.

– Вы можете принять звонок от Эйдана Шарпа? Он говорит, что может перезвонить позже, если нет.

– Нет, я возьму, дай мне несколько минут.

– Чай?

– Ты читаешь мои мысли. Спасибо.

Внешняя линия с щелчком подключилась.

– Эйдан? Доброе утро.

– Кэт, дорогая, скажи, это совсем неурочное время? Я уже сказал, что мне будет совсем несложно перезвонить позже.

Кэт улыбнулась из-за его такой старомодной манеры выражаться и преувеличенной вежливости. Крис всегда говорил, что манеры, как у Эйдана Шарпа, исчезли вместе с галстуками-бабочками.

– Все нормально. Я могу воспользоваться перерывом.

– Плохое утро?

– Загруженное. Как у тебя?

– Как всегда. Но у меня отменилась одна встреча, и есть кое-что, что мне просто необходимо обсудить с тобой. Меня давно это волновало, но этим утром… не знаю, в курсе ты или нет, но этим утром полиция проводила следственный эксперимент, в котором реконструировались последние известные передвижения этой молодой девочки, которая пропала.

– Дебби Паркер, да. Я проезжала мимо. Не заметила тебя.

– О, я, как и ты, просто проезжал мимо. Сказать по правде, я сначала даже не понял, что происходит. Думал, кто-то снимает фильм, пока не увидел машину полиции. Но, знаешь, это было именно то, из-за чего я волновался, и сейчас я чувствую себя просто ужасно. Мне надо было подумать об этом раньше, мне надо было сделать что-то, но я просто не стал.

– О чем ты говоришь?

– Кэт, эта молодая женщина приходила ко мне. Я лечил ее.

– Боже мой. Она мне не говорила.

– Значит, она была твоей пациенткой?

– Да. На самом деле я видела ее совсем недавно несколько раз.

Последовала тишина, а потом тихий короткий звук, с которым человек мог либо вздыхать, либо набирать воздух.

– Эйдан, что именно произошло? Ты сказал, ты принимал ее?

– Да, всего один раз. Я сказал ей, чтобы она записалась еще на прием, но она так этого и не сделала. Я не уверен, что ей понравились иголки, если честно. Но ее акне было действительно очень серьезным, а мы иногда преуспеваем в борьбе с ним, хотя я предположил, что ей наверняка понадобится еще и курс окситетрациклина.

– Я ей его прописала. Она однажды пришла ко мне по поводу него… На самом деле ей следовало бы прийти раньше, но она была слишком увлечена… альтернативной терапией. Она начала ездить в Старли на встречи с нью-эйджерским целителем.

Эйдан застонал.

– К какому? Именно за таких несчастных маленьких девочек типа Дебби и приходится волноваться больше всего.

– Довольно придурковатому персонажу в голубом халате по имени Дава. Он дал ей один потенциально опасный крем для кожи и какую-то травяную ерунду, на которую у нее пошла сильная аллергическая реакция. Мне пришлось оказывать ей неотложную помощь.

– Это как раз одна из таких вещей, о которых ты рассказывала, да?

– Да. Но, Эйдан, я не вполне понимаю, почему ты начал беспокоиться по поводу Дебби именно сейчас? Какое это имеет отношение к тебе?

– Ну, я же наверняка должен был сообщить об этом в полицию? Это же информация.

– Я не думаю, что это хоть как-то связано с ее исчезновением. А ты?

– Ну, нет, но они просили сообщать вообще обо всем… Я просто забыл, и сейчас я в ужасе. Мне кажется, я теряю хватку.

Кэт рассмеялась:

– Лучше бы это было не так. У меня тут есть пара не поддающихся лечению артритов, на которые тебе следовало бы посмотреть, ведь тебе всегда удавалось помочь.

– Дорогая, ты очень добра. Не могу даже выразить, что значит для меня твое доверие в этих вопросах.

– Оно твое. И, если что, не волнуйся о Дебби Паркер.

– Я боюсь, что не могу. Просто не могу. У меня очень неспокойно на душе.

– Как и у меня, говоря между нами.

– Я правда считаю, что мне надо пойти в полицию.

– Если это избавит тебя от тревожных мыслей, то, возможно, и надо, Эйдан.

Кэт положила трубку. Эйдан Шарп вел себя как чопорная старушка, но он нравился ей, и она уважала его. Это было так типично для него – разволноваться по поводу того, что он запамятовал, что лечил Дебби Паркер. Она задумалась, когда нажимала кнопку вызова следующего пациента, что привело его к занятию акупунктурой. Он был не похож на остальных своих коллег. Однажды она попросит его рассказать свою историю.

Дверь открылась перед глубоко беременной молодой девушкой, крепко держащей за руку маленького мальчика и с младенцем на руках. «Вот и сиди часами в клинике по планированию семьи», – устало подумала Кэт.

– Здравствуй, Трейси. Проходи, садись, – она улыбнулась утомленно выглядевшей девушке. – Уже совсем недолго осталось.

Трейси села, кое-как усадила младенца на колени, поставила малыша перед собой, пододвинув его ногой, и разразилась рыданиями. Больничная рутина продолжалась.

Офицер за стойкой уже собирался звонить, когда Фрея Грэффхам прошла через двери в лобби и остановилась.

– Мистер Шарп? Здравствуйте. Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Эйдан, пожалуйста.

– Я ведь не знаю, может, вы здесь по официальному делу.

– Моя дорогая, я, разумеется, снова рад с вами встретиться, но, боюсь, это официально. Это касается пропавшей девочки, Дебби Паркер.

– Хорошо, пройдемте сюда.

Он проследовал за ней в маленькую переговорную комнату.

– Присаживайтесь. Извините за обстановку. Я могу предложить вам кофе?

– Вы имеете в виду, яду?

– В случае с кофе в этом участке я вынуждена с вами согласиться.

– Как-нибудь обязательно напомните мне рассказать вам, какое ужасное влияние кофе оказывает на все ваше состояние, как ментальное, так и физическое.

Он сел. Она была симпатичнее, чем он помнил, такая аккуратная, с блестящей копной волос на голове. Он сделал совершенно правильно, что пришел лично, а не позвонил, и время тоже было удачное – она как раз выходила из здания. Он сел, взглянув на нее через стол с удовольствием. И еще она будет слушать, не пропустит ничего из того, что он скажет, хотя бы потому, что они встречались в неформальной обстановке и у нее были хорошие манеры. Эйдан Шарп улыбнулся.