Текст книги "Леди и лорд"
Автор книги: Сьюзен Джонсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)
– Ты вообще никогда не практиковался, так что это будет очень любопытный эксперимент, – весело подхватил Монро.
Внезапно рассмеялся и сам Джонни.
– Господи, это же будет преступлением против природы!
– Только против твоей природы, мой друг.
– И возможно, против природы… леди Грэм, – тихо выдохнул Джонни.
12
В это же самое время леди, о которой беседовали двое мужчин в Равенсби-хаусе, садилась в экипаж, чтобы отправиться в недолгое путешествие в Хоувик, лежавший по другую сторону границы. Вооружившись многочисленными пособиями по строительному делу, эскизами нового дома, дюжиной платьев и радостным настроением, Элизабет не могла дождаться, когда наконец она увидится с Монро. Она не хотела признаться себе в том, что ее радость по поводу возобновления дружбы с Монро имела хоть какое-то отношение к его красивому и мужественному кузену. Точно так же Элизабет старательно отгоняла от себя мысли о том, почему она едет на свадьбу родственницы, с которой была едва знакома.
Вместо этого она убедила себя в том, что нуждается в отдыхе. В течение последних недель она не покладая рук трудилась, чтобы подготовить все к строительству нового дома в своем поместье «Три короля», а теперь, чтобы окончательно покончить с подготовительными работами, ей нужна была профессиональная помощь. И вот, когда Монро в одном из своих писем упомянул, что собирается приехать в Хоувик на свадьбу Локхарда, Элизабет подумала: «Может ли представиться лучшая возможность, чтобы увидеться с ним и воспользоваться его опытом! К тому же неужели за свои двадцать четыре года я не заслужила хотя бы один праздник!»
Да, она заслужила ту радость, которую доставит ей общение с Монро.
Она ощущала себя юной и в то же время испытывала странное ощущение женщины, которая впервые наслаждается прелестями молодости.
Она ликовала, ей хотелось петь. Сидя в своей роскошной карете, Элизабет улыбалась сама себе. Она улыбалась так часто, что ее служанка велела кучеру остановиться у ближайшего трактира, чтобы перекусить. Ей показалось, что ее хозяйка глотнула лишку нового французского бренди, присланного недавно из Равенсби.
Родня Хотчейна с радостью встретила приезд Элизабет на их торжество, и юная невеста приветствовала ее с раскрытыми объятиями. Без сомнения, ее восторг был подогрет также дорогим свадебным подарком, полученным ею, но разве это не самый приятный способ потратить деньги, решила Элизабет – помочь чете молодоженов, которые только начинают обустраивать свое хозяйство!
Элизабет не передохнула ни секунды с того момента, как она приехала в субботу. Десятки Грэмов желали возобновить знакомство с нею, а ведь она даже забыла, насколько обширен их клан. После ужина она танцевала и болтала с другими гостями, то и дело поглядывая краем глаза на дверь в ожидании появления Монро. Было уже десять вечеpa, no его все еще не было, хотя Монро и написал Элизабет, что намерен приехать в Хоувик часа в два.
И тем не менее она не сомневалась в том, что Монро приедет. Вероятно, что-то задержало его. Ведь в известном смысле он был человеком подневольным. Впрочем, поскольку бракосочетание было назначено на понедельник, Монро успевал на церемонию, с какими бы задержками ему ни пришлось столкнуться.
В то самое время, когда Элизабет недоумевала по поводу отсутствия Монро, он въехал в Хоувик – разгоряченный, взмокший и запыленный. Вдобавок ко всему он ехал на чужой лошади – его любимый скакун захромал в Эшкирке. До самого полудня он искал кого-нибудь, кто мог бы со знанием дела осмотреть поврежденную ногу лошади. К тому же от самого Эдинбурга Монро не оставляла тревога. Он чрезвычайно беспокоился из-за своего компаньона по этому путешествию, поведение которого становилось все более непредсказуемым по мере того, как сокращалось расстояние, отделявшее его от Элизабет Грэм. Кроме того, словно еще больше желая осложнить жизнь своему кузену, Джонни, чтобы скоротать скучные часы в дороге, не отрывался от фляжки с выпивкой. Поэтому когда они выехали на дорогу, ведущую к загородному дому Грэмов, Монро всерьез задумался, к кому из Грэмов он может обратиться за помощью, если родственничка придется усмирять. Он знал, что после трех бутылок Джонни становился задиристым и обидчивым.
– Обещай мне, что будешь держать себя в руках, – потребовал Монро, когда показались освещенные окна дома.
– Господи, да чего ты так переживаешь! Я иногда за завтраком выпиваю больше, чем сейчас. Успокойся!
– Я успокоюсь, только когда завтра утром ты проснешься трезвым.
В лунном свете блеснула белозубая улыбка Джонни.
– Ас чего ты решил, что завтра я буду трезвым?
– Боже мой, как же с тобой тяжело! – простонал Монро. – Ты у меня словно жернов на шее!
– Не волнуйся, ты меня даже не увидишь.
– Именно это меня и пугает. Чтобы ты не натворил никаких бед, я должен держать тебя на коротком поводке.
– Если бы я был извращенцем, такой вариант меня бы вполне устроил, – лениво промычал Джонни с издевкой в голосе. А затем его слух уловил звуки музыки, донесшиеся до них через залитый лунным светом луг, и он поднял голову. – По крайней мере, мы не опоздали на танцы. Кстати, Элизабет танцует?
– Господи, ну откуда мне знать, Джонни! – воскликнул Монро. От этого совместного путешествия у него уже шла кругом голова. – Можно подумать, что мы с ней близнецы. Тебе придется выяснить это самому.
– В общем-то, именно это я и собираюсь сделать, – пробормотал лэйрд Равенсби. – Причем в самом скором времени.
Всего лишь через какие-то полчаса оба мужчины уже привели себя в порядок и переоделись. Теперь ни за что нельзя было сказать, что они скакали целый день без передышки. Спустившись по главной лестнице, они по длинному коридору направились в восточное крыло старинного дома, в зал, где обычно устраивались танцы и откуда сейчас все явственнее доносились звуки музыки. Войдя в зал, они замерли, изучая глазами пеструю толпу.
Хотя за то время, что на границе шла непрерывная война, успело смениться уже два поколения, интерьер этого зала мог сказать многое о воинских традициях клана Грэмов. Обшитые деревянными панелями стены под высоким потолком, пересеченным дубовыми балками, были беспорядочно увешаны таким количеством оружия, которого хватило бы для оснащения небольшой армии. Скрещенные лезвия мечей обрамляли круглые щиты, вдоль стен идеально ровными шеренгами выстроились десятки пик, соседствуя с бесчисленными мушкетами и палашами. И последним штрихом в этой грозной коллекции являлись имевшие между собой заметную схожесть портреты представителей рода Грэмов, уходившего своими корнями в глубь веков.
Лэйрд Равенсби, впрочем, не удостоил все это декоративное великолепие ни единым взглядом. Все его внимание было сосредоточено на поисках в лихо отплясывающей деревенский танец толпе одной-единственной женщины.
Его собственное появление, однако, не осталось незамеченным. Глава могущественного и богатого клана роксбург-ских Кэрров неизменно привлекал к себе внимание окружающих. Взоры большинства женщин немедленно устремились на стройную затянутую в шелк фигуру нового гостя. Дам неудержимо притягивали его красота и ходившая о нем весьма своеобразная молва. Мужчины также заметили Джонни Кэрра. Будучи богатым человеком, он представлял собой весьма заметную фигуру в политической жизни Шотландии и сыграл заметную роль в последних парламентских дебатах. Сейчас они недоумевали, что заставило его приехать из Эдинбурга в такую даль во время короткого перерыва в слушаниях.
В то время как мужчины шептались о причинах, погнавших лэйрда Равенсби прочь из столицы, женщины прилагали все усилия, чтобы привлечь его внимание. По залу пошел шумок, который временами даже перекрывал звуки скрипок.
– Среди танцующих ее нет. Ты уверен, что она приехала? – лаконично обратился Джонни к своему кузену, не переставая разглядывать танцевальную залу.
– Элизабет здесь. Мажордом запомнил ее. Возможно, она находится в игральном зале или в саду.
– А с какой стати ей слоняться по саду! – Реплики Джонни звучали грубовато и коротко, словно он был часовым, допрашивающим незваного гостя.
– Ради всего святого, Джонни! – напряженным шепотом взмолился Монро. – Ты говоришь о ней, как хозяин о своей собаке. Она же не является твоей собственностью! Может, ей захотелось насладиться летней ночью.
– В таком случае я тоже пойду и погляжу, чем и с кем она наслаждается. – запальчиво проговорил Джонни, поворачиваясь к двери. Он уже был на взводе. Монро поспешил вслед за своим кузеном. Он знал, что от этого необузданного человека, который к тому же уже успел влить в себя три бутылки бренди, можно ожидать чего угодно. Вот только как остановить его в случае чего?
Словно раздвигаемая исполненным решимости взглядом Джонни, толпа расступилась, освобождая проход для главы роксбургских Кэрров, и он двинулся по этому коридору, время от времени кивая, улыбаясь или поднимая руку в ответ на слышавшийся отовсюду хор приветствий. Однако он ни разу не остановился и не перекинулся ни с кем ни словом.
Куда он шел? Кого искал? Видимо, он уже успел выпить, поскольку за ним шлейфом тянулся аромат, который может дать только хорошее бренди. Что заставило Джонни Грэма приехать в такую даль на церемонию бракосочетания при том – и это знали все, – что он никогда не посещал никакие свадьбы? Любопытный шепоток, подобно легкой волне, бежал вслед за Джонни, продолжавшим уверенно вышагивать между двумя шеренгами гостей, которые не сводили с него взглядов.
Внезапно он остановился.
Он увидел ее.
Великолепная, в платье из вишневого жоржета с кружевами и украшенной драгоценностями тесьмой, Элизабет вошла в зал для танцев с террасы. Рядом с ней шел молодой человек, не спускавший с нее заинтересованного взгляда.
В тот же миг танец прекратился.
Лэйрд Равенсби как вкопанный замер перед Элизабет Грэм, и в зале повисло гнетущее, выжидающее молчание. Теперь каждый из присутствующих в зале понял, что заставило Джонни Кэрра забраться так далеко на юг.
– Не хотите ли потанцевать, леди Грэм? – тихо спросил Джонни, чуть наклонившись в учтивом полупоклоне.
Элизабет подняла ошеломленный взгляд на лицо возвышавшегося над нею мужчины. Не в силах прийти в себя от удивления, почувствовав, как бешено заколотилось сердце и горячая волна прокатилась по всему ее телу, она изо всех сил пыталась сохранить самообладание перед этим лощеным лэйрдом. Он был даже прекраснее, чем сохранился в ее воспоминаниях. Красоту его подчеркивал великолепный парчовый кафтан, руки его казались еще больше, плечи – шире, а в глазах читалась просьба о чем-то гораздо большем, нежели один танец.
Элизабет бросила быстрый взгляд на своего спутника, но тот, словно поняв бессмысленность конкуренции, уже отступил в сторону.
– Может, чуть позже, милорд, когда вновь заиграет музыка, – тихо ответила Элизабет. Ей нужно было время, чтобы окончательно взять себя в руки. Любой джентльмен воспринял бы ее отказ с пониманием, но не таков был Джонни Кэрр.
– Мы начнем танцевать сейчас же, – проронил он и взмахнул рукой, давая знак музыкантам. – Вот видите, – любезно проговорил он, – музыка снова играет.
«Какому другому мужчине было бы наплевать на то, что глаза всех присутствующих в зале устремлены на него. – подумалось Элизабет. – Какой другой мужчина мог бы так властно – и без единого слова – приказать целому оркестру? Никто, кроме лэйрда Равенсби, смотревшего на весь мир как на свою вотчину». Испытывая непреодолимое физическое влечение к этому человеку, Элизабет все же старалась соблюдать между ними некоторую дистанцию. За всю жизнь ни один мужчина, кроме этого, не заставлял ее испытывать возбуждение, и теперь она размышляла, кого в этом надо винить – его или саму себя. В последнее время бывало даже такое, что Элизабет оценивающим взглядом окидывала своих телохранителей. Она думала: а случись ей оказаться в постели с кем-нибудь из них, может, хотя бы это поможет ей прогнать от себя образ Джонни и избавиться от воспоминаний той ночи?
И вот он здесь. Элегантный, мужественный, ждущий.
Встревоженная, растерянная, испытывая непреодолимое влечение, Элизабет отчаянно боролась со своей природой, желающей немедленно пасть жертвой великолепной мужественности этого человека. Каким образом у него это получалось? Как ему удавалось без всяких видимых усилий разжигать в ней такое неудержимое пламя желания? Ведь стоит ему всего лишь улыбнуться – вот так, и…
И все же трезвая натура Элизабет в итоге одержала верх. Нет, твердо решила девушка, после месяцев беспрестанных и опустошительно тоскливых воспоминаний о Джонни Кэрре она не подпадет снова и так поспешно под его чары. Она не имеет на это права, если только на самом деле ценит свою с таким трудом завоеванную независимость.
Но его сильные руки уже сомкнулись вокруг ее талии, и он усмехнулся, взглянув на нее с высоты своего роста.
– Мы не должны разочаровывать этих бедных зевак, – коротко бросил Джонни и увлек Элизабет на середину зала.
Отдаваясь сладкой греховной волне, Элизабет закрыла глаза и крепко прижалась к его широкой груди, чтобы устоять на ногах. Она обнимала его, и их тела начинали вспоминать друг друга, наливаясь теплой тяжелой истомой. Крепко прижавшись друг к другу, они кружились в танце – одни, и глаза всех остальных гостей были прикованы к этой танцующей паре. Сдерживая дыхание, толпа не отрываясь глазела на танец, который являл собою олицетворение чувственности, а они кружились по сияющему полу, не замечая ничего и никого вокруг себя – стройная бледная женщина в объятиях темноволосого полуразбойника – знаменитого воина и лэйр-да Приграничья, бесстыдного, соблазнительного и неотразимого.
– Откуда он знает вдову Хотчейна? – обратилась одна из местных матрон к своей подруге. Обе дамы пристально следили за танцем молодой пары, расположившись возле дверей, откуда открывался наилучший обзор. Первая, жена министра, выпрямилась в своем кресле, приложив к губам закрытый веер и застыв так, она была явно шокирована столь откровенным проявлением страсти.
– А разве вы не слышали о том, как он похитил ее? – откликнулась ее менее напыщенная собеседница, с улыбкой глядя на танцующих. – Я полагала, об этом знает все Приграничье.
– О-о! – воскликнула министерша. Услышав слово «похитил», она выронила свой веер и округлила от удивления глаза. – Как же она может общаться с этим дьяволом? – прошептала она, охваченная неподдельным ужасом.
– А разве было такое, чтобы кому-то из мужчин Ра-венсби отказывали? – Второй вопрос был исчерпывающим ответом на первый и утонул в возбужденном шепоте собравшихся вокруг сплетников. Еще более доходчивый ответ можно было прочесть в восхищенном взгляде только что говорившей кумушки, которая не отрывала глаз от могучей, затянутой в синий шелк фигуры Джонни Кэрра.
– А я и не знал, что вы умеете танцевать, – заметил Джонни, давно привыкший к скандалам и посему равнодушный к десяткам жадно следивших за ними глаз. – Выходит, Хотчейн все же позволял вам время от времени развлечься. Вы танцуете просто великолепно. – И в самом деле, Элизабет весьма умело выделывала сложные па танца. – Впрочем, вы великолепны и во многих других вещах… – шепотом добавил он.
Элизабет почувствовала, как жаркая волна побежала вверх по ее позвоночнику, а затем обдала всю ее. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание и быть в состоянии хоть что-нибудь ответить. Впрочем, пройдя школу бесцеремонности у своего отца и в браке с Хотчейном, она была в состоянии противостоять даже вызывающему поведению Джонни Кэрра.
– Благодарю вас, – ответила она с нарочитой медлительностью, свойственной обычно старым девам, – танцы были одним из немногих доступных для меня развлечений.
Смущенный сухостью ее тона ничуть не больше, чем назойливым вниманием гостей, Джонни мягко осведомился:
– А сейчас, будучи вдовой, вы позволяете себе разнообразные развлечения?
В его сладком, как мед, голосе слышался легко читаемый намек, и только сейчас Элизабет поняла, почему женщины так безоглядно бросались в его объятия, – этот человек умел дарить обещания счастья, как никто другой.
– Сейчас моя жизнь занята одной только работой, милорд, и лишена каких бы то ни было развлечений, – осторожно ответила она. Вежливая улыбка, которой Элизабет сопроводила свои слова, не выдала владевших ею чувств.
– В таком случае вам полагается отпуск. – Высокое искусство обольщения, которым в совершенстве владел Джонни Кэрр, предусматривало также и умение быть беспредельно вежливым.
– Для этого у меня нет времени.
– А он и не займет у вас слишком много времени.
– Об одном ли и том же мы говорим с вами, милорд? – Элизабет уже стала получать своеобразное удовольствие, сохраняя самообладание в таком рискованном диалоге.
– Я полагаю – да.
– Какая самоуверенность, Равенсби!
Ответом ей была обаятельная и – на самом деле – уверенная улыбка.
– С вами никогда нельзя быть ни в чем уверенным, леди Грэм, ибо вы – женщина удивительной твердости и выдержки.
– Вот и не забывайте об этом, Джонни.
То, что Элизабет произнесла его имя, было ошибкой с се стороны. Прозвучав приглушенно и интимно, оно тут же всколыхнуло в них обоих самые сокровенные воспоминания. Джонни и Элизабет одновременно припомнили, когда и при каких обстоятельствах она в последний раз произнесла его имя, и обоих захлестнуло горячее чувство.
– Я думаю, не заставит ли вас изменить свое решение перспектива полюбоваться видами Эдинбурга, – низким приглушенным голосом заговорил Джонни Кэрр. – Это отвлечет вас от ваших строительных забот всего на несколько дней. И… вам это понравится.
– Я знаю, что мне это непременно понравится, – честно отвечала Элизабет, мечтая только об одном: обвить его шею руками и целовать – дни и ночи напролет, не обращая внимания на глазеющую толпу. – Однако вы потом снова исчезнете, Джонни, а моя жизнь будет продолжаться. И, признаюсь, мне не хочется перенимать свойственное вам непостоянство. Так что благодарю вас за приглашение, но я вынуждена отказаться.
– Вы, по-моему, не страдаете от излишней застенчивости. Так, может, вы все же передумаете, и тогда мне удастся убедить вас в том, что вы не правы относительно моего непостоянства?
– Да, у меня не было возможности познать тайны искусства застенчивости, поскольку на протяжении всей моей жизни я была лишена женского общества. И все же я не передумаю, поскольку в противном случае, учитывая вашу репутацию, стала бы последней дурой. Вы не согласны? – спросила она, с полуулыбкой поднимая на него глаза.
– Вас и впрямь невозможно соблазнить, – с грустью признался Джонни, смущенный ее прямотой. – Монро был прав.
– В отношении чего?
– В отношении того, что вы, видимо, действительно не развлекаетесь со своими телохранителями.
– Вот тут вы правы, милорд. Что бы вы обо мне ни думали, я оставалась достаточно целомудренной.
Никакая – даже самая изощренная – женская уловка не могла сравниться по своей сексуальности с этим простым и бесхитростным признанием. Джонни с огромным трудом удалось сдержаться, чтобы тут же не схватить Элизабет на руки и не унести ее в комнату на втором этаже. Черт бы побрал этих гостей!
– А вот у меня с целомудрием отношения складываются гораздо сложнее, – полушепотом проговорил Джонни, одновременно размышляя, насколько велик будет ущерб Для его чести, если ему все же не удастся выполнить свое обещание и вести себя по-джентльменски.
– В этом я ни на секунду не сомневаюсь, милорд, но, в конце концов, мы живем в мире, где мужчину и женщину судят по разным критериям. – В этом Элизабет убеждалась на протяжении всей своей жизни.
– Вдовы, однако, пользуются гораздо большей свободой, – заметил Джонни. Он был прекрасно осведомлен о двойной морали, существовавшей в их обществе, но ему все же хотелось, чтобы были расставлены все точки над «i».
– Возможно, но все же и эта свобода не безгранична.
– С тех пор как вы уехали из Голдихауса, вы стали чересчур благонравны, – пробормотал Джонни, снова вспомнив ночь безумной страсти, что предшествовала отъезду Элизабет из его дома.
– Нет, я думаю, что расстояние научило меня лучше чувствовать.
– Расстояние, отделившее вас от меня.
– Да, – ответила Элизабет, но в ее улыбке Джонни почудилось некоторое лукавство.
– Я умею быть настойчивым, – подыграл он ей. Улыбка Элизабет воодушевила его, и, ощутив себя в привычной атмосфере любовной игры, он начисто забыл о любых соображениях здравого смысла, которыми могла руководствоваться его собеседница.
– А я прекрасно переношу воздержание.
– Воздержание от секса?
– А разве мы говорим о сексе? – улыбнулась Элизабет.
– Нет, конечно же, нет, – рассмеялся Джонни в ответ. Он еще крепче прижал к себе Элизабет. Теперь, когда они двигались в танце, их бедра касались друг друга, а его руки, лежавшие на спине Элизабет, слегка гладили неровный контур ее корсета. – Если мне не изменяет память, мы говорили о том, найдется ли у вас свободное время для короткого отдыха.
– Как гладко у вас все получается, милорд. Это приходит с практикой?
– Все приходит с практикой, моя милая Битси.
– Кому, как не вам, знать об этом… мой беспутный Равенсби.
– Зато у вас, леди Грэм, изумительно получается кокетничать с неотразимой искренностью.
– На самом деле? Вы действительно так считаете? – Элизабет казалась польщенной.
– На самом деле.
– Но, наверное, с вами я не должна этого делать?
– Нет, если вы сейчас говорите всерьез. Цивилизованность, доставшаяся мне от предков и хорошего воспитания, тоже имеет свои пределы.
– Стало быть, мне следует предпринять меры предосторожности?
– Если бы речь шла о ком-то другом, у вас бы не было такой необходимости, но поскольку дело касается меня – да, думаю, вам следует поступить именно так.
– Благодарю за искренность, милорд.
– Я сам удивляюсь собственной откровенности, – усмехнулся Джонни. – Видимо, причиной тому три выпитые мною бутылки бренди.
– Для человека, выпившего три бутылки, вы неплохо танцуете.
– Во всем виновата лошадь Монро. Она захромала, и мне пришлось пить, чтобы хоть как-то скоротать время. А вы пьете? – задал он давно интересовавший его вопрос.
– Изредка.
– Что вы думаете о винах, которые госпожа Рейд посылала вам из Голдихауса?
– Благодарю вас, они были просто великолепны.
Ну разве могла Элизабет сказать ему, что не осмеливалась прикасаться к его винам после первого раза, когда, попробовав шампанского, она испытала такую тоску по Джонни, что едва не вскочила в седло, чтобы немедленно скакать в Равенсби!
– В таком случае давайте выпьем по стакану вина, и вы расскажете мне о строительстве, которое затеяли, – вдруг предложил Джонни, как будто только что они не беседовали об искусстве обольщения, а были всего-навсего старыми друзьями, которые встретились после недолгой разлуки. С этими словами Джонни перестал танцевать.
– Мне не следует этого делать.
– Что же тут плохого?
Откровенный ответ тут не годился – нельзя было допустить, чтобы Джонни воспользовался преимуществом, которое дала бы ему ее впечатлительность.
– Ну, разве что один бокал… – проговорила Элизабет – только потому, что ни за что не хотела расставаться с ним ни на одну минуту.
Раньше Джонни Кэрру приходилось слышать эти слова тысячу раз, и они неизменно означали первую – пусть маленькую – капитуляцию. Удовлетворенный тем, как продвигается процесс обольщения, он одарил Элизабет широкой мальчишеской улыбкой.
– Один так один, – согласился он, беря ее под руку. – Какое вино предпочитает миледи: рейнское или французское?
Когда Джонни подал знак лакею, чтобы тот вновь наполнил их бокалы, подошел его надзиратель – Монро, будто и его заботило, не слишком ли увлекается спиртным Элизабет.
После этого разговор перешел на темы, связанные с архитектурой и стал гораздо более серьезным. Монро истово выполнял обязанности дуэньи, которые добровольно принял на себя чуть раньше, и отделаться от него не было никакой возможности. Ближе к полуночи, осознав и примирившись с этим фактом, Джонни прекратил все попытки спровадить кузена и, потребовав для себя новую бутылку, принялся терпеливо слушать беседу Элизабет и Монро, которые в мельчайших деталях обсуждали затеянное ею строительство. За этим занятием он осушил еще одну бутылку кларета. Но, в конце концов, была еще только суббота.
Гораздо позже, когда Элизабет ушла в отведенные ей комнаты, он добродушно заметил, обращаясь к кузену:
– Ну и силен же ты болтать, зануда!
– Я предупреждал, что буду держать тебя на коротком поводке.
– Она великолепна!
– И не только в кровати – ты это имеешь в виду?
Джонни кивнул.
– Она настоящая умница.
– Если бы ты провел с нею побольше времени, ты понял бы это гораздо раньше.
– Я избегал ее из-за Робби и сложившихся тогда обстоятельств. Вот почему у тебя было больше возможностей узнать ее.
– Не из-за того ли, что я не пытаюсь затащить в постель каждую симпатичную женщину, которую вижу?
– Извини… Привычка – вторая натура.
– Дело не в привычке, а в том, что ты никогда не пытался себя обуздать.
– Если не считать вчерашнего вечера, – ухмыльнулся Джонни.
Монро застонал.
– Да-а, похоже, меня ожидают три очень долгих дня!
Джонни поднял свой бокал в приветственном жесте.
– Три долгих, но очень интересных дня, братишка. Я уже жду не дождусь утра.
В течение двух последующих дней приготовления к свадебным торжествам шли полным ходом, Джонни преследовал Элизабет, Монро вдохновенно изображал из себя дуэнью, и при этом все трое испытывали растерянность. Для развлечения гостей Грэмы устраивали пикники на свежем воздухе, лодочные прогулки по озеру, импровизированные скачки, танцы, которые продолжались до утра, а венцом всех этих увеселений должна была стать церемония бракосочетания, назначенная на середину понедельника.
Джонни старался не нарушать своего обещания быть настоящим джентльменом, однако это не мешало ему предпринимать попытки затащить Элизабет в свою постель. Он, правда, хотел, чтобы это произошло по ее собственной воле. Поскольку все его усилия неизменно оставались бесплодными, к концу второго дня он понял, что находится в отвратительном настроении.
Для того чтобы противостоять постоянному искушению со стороны лэйрда Равенсби, Элизабет призвала на помощь весь свой здравый смысл, однако контролировать силу своих эмоций все же была не в состоянии. Именно поэтому каждую ночь она лежала без сна и мечтала о том, как замечательно было бы дать волю своим потаенным чувствам и греховным порывам, которые одолевали ее подобно сонму дьяволов.
Монро, в свою очередь, считал часы, в течение которых ему приходилось парировать атаки на добродетель девушки. С утра до поздней ночи он занимался только тем, что защищал Элизабет Грэм от изощренных приставаний своего братца и от… нее самой. Ранним утром во вторник кто-то бесцеремонно разбудил его, грубо тряся за плечо.
– Она исчезла, – резко раздался над его ухом голос Джонни. Полностью одетый, будто он и не ложился спать, Кэрр стоял у изголовья кровати. – Она уехала на заре. Еще вчера у нее этого и в мыслях не было.
Пальцы Джонни еще крепче сжались на плече Монро. Тот сморщился и застонал от боли.
Джонни посмотрел на кузена, и на его лице появилось удивленное выражение, словно он только что осознал, что причиняет ему боль.
– Извини, – сказал он, разжимая пальцы, и, повернувшись на каблуках, подошел к окну. Он глядел на луг, который полого спускался к югу – в сторону Англии, и пальцы его беспрерывно отбивали тревожную дробь по подоконнику. Затем, резко повернувшись к кузену, он решительно сказал: – Ты можешь ехать, а можешь оставаться. Мне наплевать, что ты подумаешь, что подумает кто угодно…
– Как это не похоже на тебя, – с сарказмом фыркнул Монро.
– Это – хорошо известное тебе помрачение ума, – огрызнулся Джонни, озлобленный невезением, преследовавшим его на протяжении последних дней. – Можешь считать, что я сорвался с короткого поводка, Монро. Я еду за ней. И не смотри на меня так! – Возбужденно взъерошив волосы руками, мятежный, закусивший удила, он, казалось, взбунтовался после трех дней насилия над собственным характером, когда ему приходилось изображать из себя благовоспитанного господина. – Благодаря твоим проповедям относительно хороших манер у меня я находился в возбуждении целых три… нет, считай, четыре дня. Это же ад кромешный! Держать Элизабет в объятиях во время танцев, мечтать поцеловать эти чудесные губы, вдыхать этот чертов аромат клевера от мыла госпожи Рейд, который всегда напоминает мне о днях, проведенных вместе с ней в Голдихаусе, лежать бессонными ночами и думать, что на ней надето сейчас, когда она лежит в постели, надето ли вообще что-нибудь и делит ли она с кем-нибудь эту самую постель…
Брови Монро удивленно полезли вверх.
– Ладно, ладно, – ворчливо согласился Джонни, поднимая руку, словно желая предупредить возмущенную реплику кузена. – Согласен, она спит в девственной постели, черт бы ее побрал. А известно ли тебе, – мягко осведомился он, неподвижно замерев на месте, – что я чуть было не залез на дерево, растущее у нее за окном, только чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее? – Сказав это, Джонни скорчил гримасу отвращения к самому себе. – Я – как подросток, охваченный любовным жаром. В таком состоянии, в котором я нахожусь сейчас, – зубы Джонни блеснули в усмешке, а одна бровь приподнялась, – я ни за что не ручаюсь. Поэтому я получу ее прямо сейчас или, по крайней мере, попробую это сделать. Я хочу быть мужчиной, а не жеманным хлыщом, и ты не сможешь меня остановить!
– Да тебя никто теперь не сможет остановить. Ты – как взбесившийся конь, – пробурчал Монро, потирая все еще болевшее плечо и изучающе глядя на своего кузена из-под полуприкрытых век.
– Ну вот, хоть в этом мы договорились. – В голосе Джонни снова появились столь присущие ему командные нотки. – Ты едешь со мной? Иначе я отправлюсь один. – Уже более приличным тоном, как бы делая уступку благочинному характеру своего родственника, он добавил: – Если тебе не хочется, ты можешь не ехать.
Со вздохом откинув простыни, Монро свесил ноги с постели и, заставив себя сесть, задумчиво поглядел на разбушевавшегося кузена.
– О, черт… Я поеду. Вот уже три дня я выступаю в роли твоего сторожа. Несколькими часами больше, несколькими – меньше… По крайней мере, если телохранители юной леди прикончат тебя на месте, я смогу привезти домой твои останки. Впрочем, – добавил он с легкой улыбкой, – ты ведь не думаешь, что она бежала из-за того, что считает тебя отталкивающим ?
– Она бежала по той же причине, по которой я сейчас отправляюсь вслед за ней, – потухшим голосом ответил Джонни. – Она не может ручаться за себя. Как и я…
