Текст книги "Расцветающая роза"

Автор книги: Сьюзен Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава 7

На следующий день Паоло объявился в отеле так рано, что она не успела толком упаковаться, – словно ему не терпелось увезти ее в палаццо. Она передала ему, что будет готова через десять минут, и когда наконец появилась из лифта со своим багажом, лицо графа просияло. Схватив ее за руки, он, на мгновение задержав, поднес их к губам и поцеловал; черные глаза его заблестели.

– Наконец-то! – воскликнул он. – Я был несказанно рад, когда Бьянка объявила, что убедила вас переменить свое решение и переехать к нам! Это было невероятно… и совершенно замечательно!

Кэтлин застенчиво покраснела и смутилась еще больше.

– Право, – отвечала она, – это я очень благодарна синьорине ди Рини…

– Бьянке, – поправил он мягко.

Она опять зарделась и отозвалась:

– Бьянке… за ее любезное приглашение. Вообще-то это не повод останавливаться у вас только из-за того, что сестра была приглашена вашей тетушкой.

– А вы все еще думаете, я обманывал вашу сестру, заставляя верить, что в один прекрасный день женюсь на ней, а потом позволил исчезнуть с разбитым сердцем? – В голосе его звучала добродушная насмешка, но она не ответила – даже теперь ей не хотелось подшучивать над этой темой.

– Я, верно, вычитала из ее писем то, что не следовало, – неловко оправдывалась она, – во всяком случае, теперь понятно, что мною была допущена ошибка.

– Ладно! – Он вновь сжал ее руки, невзирая на царившую вокруг гостиничную суету, потом выпрямился и объявил, что пора идти. – Я обещал Бьянке привести вас прямиком в палаццо; она пригласила к завтраку несколько человек, а перед тем, насколько мне известно, хотела с вами побеседовать – как это у вас называется? – приватно. Уж если девушки повстречаются!.. – Он довольно усмехнулся. – Вам найдется о чем поговорить! Будете щебетать как птички, не давая никому слова вставить, и все о пустяках!

Он повел ее из отеля, а она следовала за ним, несколько озадаченная предстоявшим девичником с Бьянкой, которую слегка побаивалась. Кэтлин была в полной уверенности, что Бьянка никогда не болтает просто по пустякам и что значительное место в такой беседе будет принадлежать мужчинам. По крайней мере, частично предметом этой беседы наверняка станет Паоло, раз брат с сестрой еще не разуверились в значимости ее наследства… и, возможно, Эдуард Морок, которого она постарается окончательно уничтожить в глазах Кэтлин. Но поскольку ей совершенно не хотелось видеться с ним опять, необходимости в этом не было. Кэтлин предпочла бы, чтобы никто больше не упоминал его имени, пока она здесь. Дома в Англии она может о нем вспомнить… пожалуй, даже неизбежно вспомнит, но тогда рана, нанесенная им, затянется. Она на это очень надеялась.

Бьянка ждала их в палаццо, но, к облегчению Кэтлин, не набросилась на нее с первой же минуты. Для нее приготовили прежнюю комнату Арлетт. Неожиданно она оказалась столь комфортабельной, что сразу стало ясно, почему сестра описывала свою работу как синекуру. В свое время она через лондонское агентство была приглашена старой графиней ди Рини в компаньонки и секретари. В комнате было все, что отвечало вкусам любящей роскошь молодой женщины; и хотя в период короткой зимы мраморный пол при отсутствии центрального отопления несомненно превращал эту комнату в мавзолей, для венецианского лета нельзя было найти ничего более подходящего.

Великолепный балкон с креслами для отдыха выходил на канал; в самой комнате стоял письменный стол, кровать с горой подушек в сатиновых наволочках с фамильными монограммами, зеркала, книги на разных языках и множество цветов. На туалетном столике стояли алые розы – Кэтлин в восхищении тронула их и тут же вспомнила о тех, доставленных ей в отель. Наблюдавшая за ней Бьянка лукаво усмехнулась.

– Розы – это идея Паоло, – призналась она, – они ведь вам нравятся, правда?

– Они… они прекрасны, – отвечала Кэтлин, но ее порыв наклониться и вдохнуть их аромат был поколеблен. Она прекрасно понимала, что не желала получать от Паоло красных роз, в особенности потому, что они в действительности были предназначены не ей, а мифической владелице неистощимого банковского счета.

Бьянка, удостоверясь, что у гостьи есть все, что необходимо, покинула ее. Кэтлин прошла в ванную комнату со старинной ванной и современным душем, где помыла руки и освежила лицо перед завтраком, потом провела четверть часа на балконе, обозревая окрестности в сиянии солнечного дня, но старательно отводя взор от того угла канала, где располагалось маленькое, но очень красивое и ухоженное палаццо Эдуарда.

К тому времени, когда нужно было пройти в салон, ее охватила паника при мысли, что среди гостей окажется Эдуард, но, к ее несказанному облегчению, там были сплошь незнакомцы. Она смогла расслабиться и беседовать с ними по-английски без тени смущения, которое настигло бы ее с тем французом, сначала нежно целовавшим ее, а потом убеждавшим, что и не собирался влюбляться. Да, Эдуард надолго лишил ее чувства равновесия.

Первый день пребывания Кэтлин в палаццо ди Рини не принес чего-то необычного, между тем как хозяева делали все, чтобы она чувствовала себя как можно уютнее. Все следующее утро они провели в Лидо, и Кэтлин была довольна тем, что захватила купальные принадлежности – вместе со всеми она развлекалась на солнечном пляже. Ленч был организован в фешенебельном кафе с неизбежным шампанским, и она еще раз порадовалась отсутствию Эдуарда Морока, чье внезапное появление могло бы выбить ее из колеи. Затем она прокатилась с Паоло в белоснежном автомобиле по венецианской равнине – полоске земли в тридцать миль, протянувшейся между горами и Адриатикой, потом осмотрели развалины и горные деревушки, византийские реликвии и современные раскопки римских руин, а по возвращении в палаццо им едва хватило времени на аперитив перед ужином, к которому были приглашены новые лица.

Ей стало приходить в голову, что ее каким-то манером нарочито выставляют напоказ, вызывая некоторое недоумение у гостей. Все они были подлинные аристократы и превосходно воспитаны, так что большей частью скрывали свое замешательство; а двое мужчин постарше просто были ею очарованы. Один престарелый граф оказывал ей столь подчеркнутое внимание, что Паоло, оторвав Кэтлин от него, даже заявил, что приревновал, и увлек ее на балкон полюбоваться восходящей луной, заливавшей канал серебристым светом. Взглянув на явно помрачневшее лицо Паоло, она заключила, что если он и не в самом деле приревновал, то несомненно раздосадован.

– Вы здесь потому, что Бьянка и я сами того пожелали, – с долей обиды заявил он, а Кэтлин не могла понять, зачем тогда они приглашают в дом столько приятелей.

Они смотрели вниз на гондолу, увозившую парочку на поздний ужин; девушка в вечернем платье и наброшенном на плечи легком плаще откинулась на подушки, ее спутник устроился рядом, гондольер начал пощипывать гитару и напевать сладкозвучную мелодию.

– Туристы! – полупрезрительно отозвался о них Паоло, наблюдая, как их старомодное транспортное средство неуклюже исчезало в направлении моста Риальто. – Их всегда узнаешь.

Кэтлин тоже смотрела вниз. Наверное, она никогда не забудет ту ночь с Эдуардом в точно такой же лодке, под точно таким же лунным светом. Она тогда вела себя очень глупо.

– Как это вы безошибочно можете определить туристов? – с любопытством посмотрев на него, спросила она.

Паоло усмехнулся.

– Это же очевидно. Когда они приезжают в Венецию – у них в голове лишь одно: каналы, гондолы и, конечно, развлекающий их, проверенный временем гондольер. Все это часть венецианского пейзажа, то, чего ждут туристы. Девушка даже не понимает, сколько должен ее спутник за это заплатить, она под таким впечатлением, что становится для него сравнительно легкой добычей, и, разумеется, не устоит перед ним, даже если б захотела!

Кэтлин испытала легкую дурноту – неужели и она явилась такой легкой добычей? Смогла бы она противостоять Эдуарду, если бы он вознамерился продолжить свои с ней заигрывания и даже если бы она сама того захотела?

Кэтлин отвернулась и, притворившись озябшей, решила, что ей надо пойти накинуть что-нибудь на плечи. Паоло, провожая ее обратно, выразил сожаление, что приходится прикрывать такую чудесную шею и плечи.

На следующий день он был занят, и они его не видели до вечера, когда в палаццо опять состоялась вечеринка. Скорее настоящий большой прием, как догадалась Кэтлин, увидя великолепные наряды гостей.

– Оденьтесь и предстаньте в полном блеске, – напутствовала ее Бьянка перед ужином. – Я знаю, у вас есть чудесные платья, но сегодня вечером вы должны просто сиять. Может быть, я взгляну на ваши вещи и помогу подобрать что-нибудь подходящее?

Удивленная, но не в силах отказать, Кэтлин распахнула перед ней дверцы обширного гардероба. Сурово сдвинув брови, Бьянка стала перебирать его содержимое безжалостной рукой. Осмотрев все и назвав очень милым, она все же явно не впечатлилась, оглядев еще раз Кэтлин и тряхнув головой.

– Вы хорошо смотритесь в цвете, но лучше всего в белом, – заявила она наконец. – Но у вас только одно более или менее подходящее платье, однако не из той серии, что я предпочла бы на вас сегодня вечером. Интересно, вы не обидитесь, если я предложу вам свое – размеры у нас совпадают, и я буду рада, если вы позволите оказать вам услугу.

Кэтлин растерялась.

– А почему мне надо быть сегодня вечером в наилучшем виде? – спросила она. – Я ведь здесь простая гостья…

– Вы гостья Паоло и моя, – наставительно подчеркнула Бьянка, словно это было действительно важно, – и поскольку сегодня будут люди очень привередливые, а вы наша гостья, я полагаю, вы можете нас немножко уважить. – Она очаровательно засмеялась и легонько тронула ее за плечо. – Ну так уважьте нас, милая!

– Но, послушайте, – все еще колебалась Кэтлин, – если я надену что-то свое… то есть, честно говоря, я не понимаю, почему вы хотите, чтобы я выглядела сногсшибательно. В любом случае, я не надеюсь состязаться с вашими гостями.

– Не надеетесь?

– Понимаете, если б я хотела быть экстравагантной, я бы купила нечто экстравагантное, если б знала об этом заранее.

– Милая моя, – отвечала ей Бьянка с тем же легким смехом, – а может, мы поэтому вас и не уведомляли. Совершенно незачем покупать второпях то, что не надо, но если вы пожелаете совершить покупку, я с удовольствием к вам присоединюсь. Я вам покажу именно то, что нужно. А пока буду рада помочь сделать выбор из моих запасов. Пошли!

Ее спальня, часть роскошных апартаментов, представляла собой огромную белую комнату, от которой у Кэтлин захватило дух – столько там было дорогих и изысканных вещей. Если ди Рини и нуждались, то, глядя на обстановку комнаты Бьянки, в это трудно было поверить. Туалетный столик из серебра – сам по себе бесценный, ковер настолько пышный, что утопала нога; вазы с белыми розами и белый бархатный купальный халат на ручке в ванную; воздух был насыщен ароматами, исходящими из массивных хрустальных флаконов на туалетном столике.

Гардероб легко растворился, и взору предстали туалеты, восхитившие бы сердце любой женщины. Пока Бьянка небрежно их перебирала, у Кэтлин перехватило дыхание. Интересно, подумалось ей, сколько же она должна тратить на одежду и может ли когда-нибудь выглядеть небрежно либо плохо одетой?

– Выбирайте, – пригласила итальянка, явно удовлетворенная восхищением, читавшимся в глазах гостьи, – у меня столько платьев, что мне их никогда не сносить, мода меняется постоянно, поэтому выбирайте что хотите. Только послушайтесь меня и берите что-нибудь белое – вы в нем восхитительны, и Паоло такого же мнения!

Словно это решало дело и вкус Паоло не подлежал критике ни при каких обстоятельствах, она извлекла вешалку с тонким одеянием; оно было не вполне белым, присутствовал легкий розоватый оттенок наряду с жемчугом и золотой нитью – род туники, наподобие ее собственного белого шелкового платья, только гораздо более изысканное, высшего класса. Оно должно было стоить по меньшей мере раз в шесть больше того, чем позволила себе Кэтлин, потратив в известном лондонском универмаге неправдоподобную для себя сумму в пятнадцать гиней. И еще ее постоянно преследовал разносившийся вокруг аромат розовых лепестков, смешанный с чем-то пряным, вроде мускуса.

Бьянка совершенно беззаботно, но не грубо и без тени снисхождения, набросила его на плечи англичанке. А затем сняла второе серебристое вечернее платье сходного фасона и тоже вручила ей.

– Возьмите и примерьте у себя, – посоветовала она, – я вам предлагаю подержать их оба пока у себя, но если остановитесь на белом, то у меня еще есть ожерелье из чудесных мелких рубинов, оно превосходно сюда подойдет, ну и конечно туфли и прочие мелочи.

– Спасибо, обуви у меня хватает, – торопливо поблагодарила ее Кэтлин, стремясь поскорее ускользнуть от сверхвеликодушной хозяйки, но Бьянка стала еще что-то искать в своих ящичках.

– Вот, – воскликнула она, – я заметила, вы не пользуетесь тушью для ресниц, а она хорошо подчеркнет вашу англосаксонскую красоту. И вот эти тени для век вам подойдут больше. – Она улыбнулась, смягчая свою критику. – Не подумайте, милочка, что я ищу в вас недостатки, просто женщина постарше всегда разбирается в подобных вещах лучше, я старше вас на несколько лет! – Она вытащила из стенного сейфа кожаный ларец. – Вот здесь те рубины, они очень ценные, так что будьте с ними поаккуратнее, а перед сном вернете мне.

– Разумеется, – едва выдохнула Кэтлин, увидев тысячи рассыпающихся искр на белоснежном бархате. – Ой, лучше бы мне их не надевать! – добавила она с тревогой.

Бьянка погладила ее плечико и легонько подтолкнула к двери.

– Не глупите, детка. Пора привыкать носить хорошие камни, а теперь отправляйтесь и примеряйте, если вам что-нибудь еще потребуется, моя горничная Франческа все предоставит. И еще будет неплохо, – не удержалась она, – если она сделает вам прическу – у вас чудные волосы, а Франческа большой мастер, на нее просто нужно Богу молиться.

– Я… спасибо, – вновь заторопилась Кэтлин, не имея желания пользоваться парикмахерскими услугами горничной Франчески, – однако ей не терпелось примерить наряды. И одновременно, из какого-то чувства протеста, ей не хотелось, чтобы их ей предлагали.

– Иди, дитя, – на прощанье помахала рукой Бьянка и улыбнулась. – Вечером мы с Паоло будем свидетелями превращения.

Позже Бьянка посетила Кэтлин в ее комнате перед выходом к гостям. Сама итальянка была в парче и драгоценностях и смотрелась по-королевски. Вошла она несколько нахмурясь, но это выражение тут же исчезло.

– Превосходно! Даже лучше, чем я ожидала. Однако надо позволить Франческе убрать вашу голову.

Она внимательно осмотрела Кэтлин, отметив про себя, как мало было наложено косметики, разве что тушь выгодно подчеркнула золотистость ее ресниц. Потом подняла глаза и нахмурилась, не видя рубинов.

– Где они? Вы должны их надеть.

– Ожерелье? – переспросила Кэтлин в надежде все же избежать этого.

– Ну разумеется! Где оно? Я требую, чтобы вы его надели, по крайней мере сегодня!

Она стала рыться и искать ожерелье и, найдя, надела девушке на шею своими белыми ручками, заметив, что замок очень прочный – специальный двойной и за сохранность рубинов можно не опасаться.

Пока они спускались по мраморной лестнице на первый этаж, она разъяснила распорядок сегодняшнего приема, названного ею «последней оказией». Гости прибудут между одиннадцатью часами и полночью, до этого они уютно поужинают втроем с братом. Граф Паоло ожидал их в салоне – Кэтлин редко доводилось видеть этого аристократа столь надменно-прекрасным в кипенно-белом смокинге, который он явно предпочитал, хотя изредка появлялся и в других, например в бархатном. Что бы он ни носил, была в его облике некая изнеженность, и когда он бывал доволен, в глазах мерцали кошачьи огоньки удовлетворения. И сегодня они замерцали вновь при виде Кэтлин, робко следовавшей за его сестрой. При свете хрустальных канделябров она выглядела юной, прекрасной и ранимой.

– А! – воскликнул он, двинувшись им навстречу и целуя ручки вначале сестре, потом Кэтлин. Ей были почти ненавистны прикосновения его чувственных губ к ее прохладной коже; она не сдержала дрожи и почти вырвала свою руку из опасения, что он задержит ее в своей. Но сегодня он лишь улыбался, потом достал что-то из кармана – это оказалась маленькая шкатулочка, а в ней рубиновый браслет. – Это вам, моя красавица, – объявил он, – именно то, что надо! – И он потянулся за ее рукой, но она отдернула ее и спрятала за спину.

– Нет, нет, – запротестовала она, – я не могу принять этого!

Брат с сестрой переглянулись и засмеялись. Потом Бьянка одобрительно воскликнула:

– Да она просто прелесть! Красивая молодая женщина, которую не увлекают драгоценности. Но послушайте, мой брат вполне искренен, говоря, что этот браслет предназначен вам. Вы должны принять его в собственность, и пусть вас не угнетает мысль о том, что он некогда принадлежал нашей родственнице – фрейлине при дворе русской императрицы Екатерины Великой. То была наша прапрапрабабка, первая графиня ди Рини. Ну а теперь вы наденете его?

Но Кэтлин никак не соглашалась и все настаивала, что никак не может надеть такую редкостную фамильную ценность; мысли ее витали вокруг своего пресловутого наследства и того, как они обманывались на этот счет. Бьянка стала проявлять нетерпение и в конце концов скомандовала:

– Ну, детка, вы ведь уже надели мои рубины, так наденьте и это. Ожерелье дополняет браслет, и наоборот. Паоло, ну-ка, помоги ей, этой стыдливице. И не опасайтесь его потерять, у него тоже двойной запор.

Невзирая на ее сопротивление, графу удалось ухватить Кэтлин за руку и надежно застегнуть браслет. Зардевшись, она смотрела, как сверкают рубины, и испытывала в то же время неловкость оттого, что с ее желаниями не посчитались. Бьянка, ласково потрепав гостью по щеке, повела их в столовую, где поначалу разговор не клеился. Паоло с восхищением взирал на англичанку, блиставшую нарядом и драгоценностями его сестры, но то ли он слишком проголодался, то ли покуда не находил нужным осыпать ее комплиментами, но он не произнес ни слова, пока не принесли второе блюдо, но и тогда позволил себе лишь прокомментировать превосходную еду. А этого, как всегда, было много, и для них троих стол был сервирован множеством серебряной посуды, цветами и фруктами. Кэтлин вспоминала свои домашние походы в лавку к зеленщику за фруктами и думала, не мерещится ли ей это все и наяву ли она пользуется таким гостеприимством в итальянском палаццо. И всякий раз, ощущая на запястье тяжесть браслета, ей думалось, избавится ли она от тягостного чувства и сможет ли найти силу воли не позволить Паоло завладеть ею.

Отужинав, они вернулись в салон, где Бьянка приготовила кофе в старинном изысканном кофейнике. Паоло вышел на балкон, Кэтлин неловко присела на гобеленовый стульчик, графиня же принялась наигрывать на большом рояле Шопена в ожидании гостей. Кэтлин не хотелось выходить на балкон к Паоло, хотя ночь была восхитительной, звезды сияли в лиловых небесах, бросая отблески на темные воды каналов, мерцали окна соседних палаццо. Это чувство возникло потому, что граф странным взглядом собственника смотрел на нее за ужином; ей было тягостно, что рано или поздно придется обнародовать правду. А притом, если они искренне ею увлечены, это привело бы к некоему замешательству, которое наверняка усугубилось бы тем, что ее наследство значило намного больше ее самой.

Она уже стала соображать, что бы такое придумать, как сократить свой визит, может, послать самой себе телеграмму со срочным вызовом домой, распрощаться с Венецией… Она услышала неожиданно голос Паоло:

– Идите сюда, милая! Ночь такая теплая, вы столько теряете!

Она с неохотой вышла на украшенный цветами балкон под эти неправдоподобно далекие звезды; он снисходительно улыбнулся и ласково положил руку ей на плечо.

– Знаете, – обратился он к ней, – вы совсем не похожи на вашу сестру. Она абсолютно лишена робости и застенчивости, тогда как вы в полной мере обладаете этими свойствами. Так и хочется немедленно вас полюбить за то, какая вы есть!

– Что вы под этим подразумеваете? – спросила Кэтлин, слегка сдвинув брови… На самом деле она прекрасно знала, что он имел в виду.

Паоло усмехнулся:

– Я о том, что любой мужчина стал бы счастлив с такой женой, Кэтлин. Как мне нравится это имя! Такое мягкое и своеобразно-ирландское.

– Я лишь наполовину ирландка, – поправила его она.

– И Бриджет – Арлетт тоже полуирландка, но у нее нет вашего странного неуловимого очарования и таких огромных, удивленных глаз. – Он коснулся ее щеки, так же, как и его сестра. – Дорогая, вот-вот подойдут гости, и мы не сможем поговорить, но мне хочется, чтобы вы знали… впрочем, вы должны уже прекрасно понимать, что я нахожу вас на редкость привлекательной! – Он даже повысил голос и придвинулся к ней ближе. – В жизни не испытывал ничего подобного – столько естественности, неиспорченности…

– Полагаю, это ваши гости, – заторопилась Кэтлин при виде темного силуэта гондолы, сворачивающей к палаццо.

Граф что-то неразборчиво пробормотал по-итальянски, явно неодобрительное, похоже, он выругался не сдержавшись.

– Еще рано, – чуть ли не взъярился он, – в Италии не любят приходить первыми, да и мы только что поужинали…

– Одиннадцать часов, – с оттенком удовольствия заметила Кэтлин, – для Англии это поздно.

– Ну, вы не в Англии, малышка, – отмахнулся он. – Помните поговорку: будучи в Риме, делай как римлянин!

– Или в Венеции, – прошептала она, несколько удивившись его взволнованности.

Они наблюдали за длинной гондолой, пристающей к причалу. И в первый раз Кэтлин поразило, что практически все гондолы здесь черные, и произнесла свою мысль вслух всего лишь из желания хоть что-то сказать. Он объяснил: в пятнадцатом веке вышел эдикт, предписывающий всем гондолам облечься в траур, с тех пор все так и осталось. Сделано это было под предлогом ликвидации конкуренции, но в действительности явилось следствием политических интриг. В те времена насилия черная гондола была идеальным средством беспрепятственно ускользнуть от врагов темной ночью; лишь послам разрешалось иметь золоченые, и это было не только знаком престижа, но и средством надзора. И опять причиной была политика.

Кэтлин увлек рассказ графа, и, наблюдая за появлением первых гостей, она подумала: сколько же раз зловещая черная тень накрывала ступени дворца со времен введения того эдикта.

Но ее интерес к столь абстрактным материям испарился, как только она узнала в первом госте Эдуарда Морока. Рядом с ним гондольер помогал сойти его спутнице, которую Кэтлин тщетно пыталась опознать, – прекрасно одетой женщине в ореоле рыже-золотистых волос, обрамлявших ее пикантное личико, столь прелестное, что Кэтлин даже вздохнула. Она видала в Италии красивых женщин, но эта выделялась особенно, и даже Паоло замер при виде ее.

– Так, Николь Брент вернулась в Венецию, – воскликнул он, – прошлый раз она здесь наделала шуму, угрожая бежать с совершенно неподходящим юношей, хотя я всегда подозревал, что она питает слабость к Эдуарду. Интересно, где это он ее откопал и сколько она здесь пробудет? Видали вы когда-нибудь подобное совершенство? – восхищенно вопросил он, наклоняясь к перилам.

Поглядев вниз, Кэтлин испытала сильное уныние, подтвердив безо всякого энтузиазма:

– Кажется, она очень красива, кто она?

– Американская девушка с таким количеством денег, что может заткнуть рот любому мужчине, хотя выглядит совсем иначе. Простите меня, милочка, но мне надлежит быть рядом с сестрой.

Кэтлин осталась одна, прислушиваясь к взрывам смеха внизу и ясно различимому, проказливому голосу девушки, перекрывавшему приветственные возгласы хозяев и иногда вступавшего в разговор Эдуарда.

– Я наткнулся на Ники в Париже; она вернулась, чтобы все время вам досаждать.

– Мне это нравится! Он наткнулся на меня! Да он там все перерыл в поисках меня и настоял на моем приезде сюда с ним. Я ему говорила, что устала бродяжничать и собралась домой в Америку, но он и слушать не хотел. И вот я здесь!

Кэтлин различила на свету, как Бьянка обняла девушку.

– Но это же замечательно! – воскликнула она. – Николь, ты, надеюсь, не остановишься в отеле? Ты должна переехать сюда!

– Да я с радостью! – живо ответила та.

– Где твои вещи? Мы их утром заберем.

– У Даниэли. Но Эдуард настаивает, чтобы я позволила ему написать свой портрет, поэтому, если я останусь тут, может быть, будет удобнее.

Голоса удалялись, а немного погодя усилились снова, на этот раз гости трещали в салоне. Лишь Эдуард, ответственный за все эти треволнения, решил покуда оставаться в стороне, и Кэтлин слышала его низкий глубокий голос:

– Кажется, я узрел что-то женственное на балконе только что! Какую новую чаровницу ты скрываешь, Паоло? Или я ее знаю?

Он шагнул туда, а Кэтлин отпрянула к балюстраде, вжавшись в нее спиной. Эдуард вскинул брови при виде ее, он был даже чуть напуган.

– Вы! – воскликнул он.

Кэтлин поистине потеряла дар речи. На какой-то миг в его глазах промелькнула радость, потом он перевел взгляд на ожерелье и браслет, сверкавшие под звездами ночи. Когда он снова окинул ее взглядом сверху донизу и оценил, она это поняла, ее элегантность, то лицо его приняло холодное выражение.

– Так, так, – произнес он, – к такому сюрпризу я был не готов!

Бьянка тоже вышла на балкон с видом кошки, поймавшей добычу.

– Ну разумеется, вы друг друга знаете, не так ли? – промурлыкала она, словно эта мысль только что пришла ей в голову. – Мисс Браун наконец убедили оставить отель и переехать к нам, и должна сказать, мы в совершенном восхищении от этого. Я уж начала беспокоиться, не случилось ли чего с тобой, Эдуард, но раз ты скатал в Париж, ты очень удачлив. Я сама там не была уже довольно долго, но у меня чувство, что скоро соберусь туда за покупками. – И она обернулась к Кэтлин и ущипнула ее за щеку. – А вот это мысль, а, милочка? Вместе отправиться в Париж за покупками!

Кэтлин невольно посмотрела на нее так, словно Бьянка несла что-то несусветное, но Эдуард заговорил холодно:

– Если мисс Браун еще не видала Парижа, тогда она, несомненно, получит удовольствие, как и ты, Бьянка. Ты идеальный гид, философ и… подруга, – заключил он, задержавшись на последнем слове.

Бьянка ослепительно улыбалась.

– Как мило с твоей стороны, сразу столько комплиментов, дорогой, – сладостно прошептала она.

Подъезжали другие гости, и Николь Брент присоединилась к ним на балконе. При виде Кэтлин она, казалось, удивилась, но после необходимых приветствий пожала ей руку очень естественно, однако при этом в ее глазах блеснул интерес.

– Так вы англичанка! – произнесла она. – Эдуард мне говорил, что встретил недавно девушку из Англии. – И она поглядела на него со смехом и вызовом, но он был столь мрачен, что Николь не посмела поддразнить его. Вместо этого она подошла к нему, взяла под руку и утешила: – Ну, Эдуард, дорогой, я тебя не отпущу! Все знают твою страсть рисовать красивых девушек, и на этот раз ты нарисуешь меня, правда ведь?

– Если хочешь, – ответил он немного натянуто.

– Ты прекрасно знаешь, я только для того и вернулась в Венецию.

– Ну, так давай сразу и начнем, скажем, завтра утром?

– Сегодня же, если можно. – И ее глаза заискрились весельем. – Но может, ночью не хватает света?

Бьянка только покачала головой, глядя на нее, и полные губы покривились в усмешке.

– Не провоцируй его, Ники, – порекомендовала она, – Эдуард не поддается на уловки, подобно другим. – И она повернулась к остальным гостям, как будто ничего более важного в тот момент у нее не было.

Кэтлин плохо помнила, как протекал вечер, она лишь сознавала, что было очень поздно, вернее, наступило раннее утро, когда первые гости стали расходиться. В столовой был организован буфет с замороженным шампанским и прочими возбуждающими напитками. Николь Брент пила водку, она старалась казаться избалованной состоятельной женщиной, разъезжающей по белу свету и соблазняющей молодых людей богатством и красотой. Она непрестанно с кем-нибудь флиртовала, но при этом не упускала возможности обратиться с чем-нибудь к Эдуарду; для Кэтлин было вполне очевидно, что они добрые приятели, если не более того.

С Бьянкой Николь тоже вполне ладила, казалось, нельзя было более восторженно приветствовать ее появление, чем это сделала Бьянка. И по мере того как время шло, – а Кэтлин молча сидела в углу комнаты, наблюдая за ними, – она решила, что в основе их дружеских отношений лежит странный самогипноз, а Эдуард Морок – камень преткновения в этих самых отношениях.

Бьянка почти не общалась с Эдуардом, зато Николь без конца теребила привлекательного француза, словно всем и каждому хотела доказать, что имеет на него право собственности.

Кэтлин упрекала себя за минутную слабость, за тот поцелуй в гондоле, за то, что она поддалась его чарам и поверила в его чувства. Всякий раз, поймав ее взгляд, он, казалось, едва узнавал ее и не делал попытки подойти и заговорить с нею. С другими дамами он беседовал – со старыми и с молодыми, так что казалось, и вправду у него не оставалось времени, но это оскорбительно-бесцеремонное отношение к ней не оставляло Кэтлин другого выхода, как потихоньку исчезнуть. Балкон уже был кем-то оккупирован, и она ускользнула в пустовавшую, по ее мнению, библиотеку, где надеялась побыть хотя бы некоторое время в одиночестве. Ночь стояла удивительно теплая и душная, во всех помещениях, пропитанных ароматами духов, был спертый воздух, несмотря на высокие потолки и мраморные полы. В библиотеке же, напротив, было прохладно, она выходила в тихий садик, и в ней было полно удобных диванчиков.

Кэтлин, всю ночь не снимавшая туфель на высоких каблуках, воспользовалась возможностью скинуть их теперь и расположиться на парчовой кушетке, а когда стала снимать дорогое рубиновое ожерелье – чужое ожерелье, то услышала совсем близко тихий мужской голос, то был Эдуард, проникший через открытое окно.

– На вашем месте я бы этого не делал, – небрежно бросил он, – они смотрятся очень хорошо.

У Кэтлин опустились руки. Она спросила требовательно-сдавленным голосом:

– Что вы тут делаете?

Он пожал плечами, глаза его неприятно блеснули.

– А вы что тут делаете, коли на то пошло? Я имею в виду не библиотеку – она в этот час самое приятное место в доме, нет, я имею в виду ваших хозяев, что вы у них делаете?

Пришлось снова надеть туфли и, вместо того, чтобы растянуться на диване и отдохнуть, сесть, а он занял место рядом и предложил Кэтлин сигарету, но она отказалась.

– Надеетесь преуспеть там, где просчиталась Арлетт? – с безжалостным интересом спросил он. – Вы, конечно, знаете, что она действительно пыталась стать графиней ди Рини, но тетка Паоло не могла этого допустить. Если б он женился на бедной девушке, пусть и из хорошей семьи, тетка сделала бы все, чтобы он не унаследовал этот дом. А Паоло прожил здесь жизнь, и что бы он стал делать, будучи лишенным всего этого? Так что, разумеется, прощай, Арлетт!