Текст книги "Расцветающая роза"

Автор книги: Сьюзен Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

После ужина уже в салоне подали кофе и ликеры, и Бьянка расслабилась на кушетке, обтянутой сатином, покуда официант в белом разносил кофе. Кэтлин отказалась от ликера и решила, что поступила правильно – особенно после шампанского, которое ее заставили выпить за ужином и к которому она не привыкла; но здравый смысл подсказывал ей отвечать отказом на каждую новую попытку наполнить ее бокал.

Паоло, частенько поглядывавший на нее с другого конца стола, улыбавшийся и махавший ей рукой, после ужина обратил на нее особое внимание. За столом Эдуард сидел справа от Бьянки, и потом она воспользовалась правом держать его при себе. Словно избалованная, роскошная, кремового цвета кошка с огненными волосами, возлежала она на тахте восемнадцатого века, а Эдуард сидел у нее в ногах и развлекал, томно улыбаясь непроницаемыми темными глазами. По контрасту с другими присутствовавшими мужчинами он держался отчужденно и загадочно, но, видимо, не по отношению к Бьянке, широко расставленные глаза которой словно гипнотизировали его, посылая тайные сигналы; было ясно, что она решила оставить его при себе хотя бы на этот вечер. Что до самого Морока, то он был откровенно пассивен и не перечил желаниям очаровательной хозяйки. Эдуард легко и просто смирился со своей участью.

После ужина Паоло подчеркнуто намеренно присоединился к Кэтлин, хотя всячески увиливал от ее вопросов. Как ни старалась, она не смогла извлечь ничего, что могло бы пролить свет на исчезновение сестры. Очевидно, и Бьянка тоже не желала вступать ни в какие дискуссии по поводу Арлетт.

Когда Кэтлин спросила Паоло, не сможет ли синьорина ди Рини помочь ей в поисках исчезнувшей внезапно Арлетт, он лишь пожал плечами и покачал головой, улыбаясь с сожалением.

– Мне жаль, синьорина, но Бьянка так же ничего не знает о местонахождении Арлетт, как и я. Поверьте, мы бы рады вам помочь, но боюсь, не в силах. Да и сестра ваша не обязана была информировать нас, куда направляется.

– То есть вы даже не имеете представления, в Италии ли она вообще?

– Ни малейшего.

При этом Бьянка взглянула на брата, как отметила Кэтлин, весьма благосклонно. Она лишь качнула головой, потом поднялась и направилась к ним.

– Мисс Браун, – заговорила она, – вы так похожи на свою сестру, что всякий раз, глядя на вас, я испытываю шок. – Она грациозно присела, сложив руки на коленях. – Сколько времени вы предполагаете пробыть в Венеции?

– Вообще-то понятия не имею.

Бьянка задумчиво рассматривала свою сигарету, потом разогнала рукой дым, словно тот мешал ее общению с юной англичанкой.

– Должно быть, жить в отеле довольно скучно, – заметила она, – особенно когда путешествуешь одна.

Кэтлин молча кивнула.

Брат с сестрой переглянулись, и Бьянка неожиданно нежно улыбнулась и предложила:

– Почему бы вам не переехать к нам? – Кэтлин даже усомнилась в правильности услышанного. – В палаццо так много места, что просто смешно вынужденно жить в отеле; к тому же мы все-таки чем-то связаны благодаря вашей сестре. Если бы тетушка была жива, она бы обязательно настояла на том, чтобы вы приехали сюда.

– Это очень любезно с вашей стороны, синьорина, – запинаясь, ответила Кэтлин, – но в отеле мне достаточно удобно. Собственно, удобнее и быть не может. – Она подумала с определенной толикой цинизма, что, если бы Бьянка ди Рини увидела квартиру на Кромвель-роуд в Лондоне, которую она делила с матерью и которую обе недолюбливали после загородного дома, который у них был в бытность ее отца ворчестерским священником, она бы не удивилась, что современный венецианский отель со всей своей роскошью и налаженным механизмом – только плати! – потряс Кэтлин своим комфортом.

Бьянку это не убедило, и она сделала новую попытку.

– Но такой юной особе не стоит страдать из-за гостиничных неудобств, – запротестовала она, – и если вы еще не знаете языка…

– Я немного говорю по-итальянски, – ответила Кэтлин скороговоркой.

– А! – Нетерпеливым жестом Бьянка загасила сигарету в пепельнице. – Но вы не говорите свободно и потому в некотором смысле уязвимы. А здесь так много всего, что Паоло и я могли бы вам показать. Знания туристов о Венеции всегда ограниченны. Мы же можем показать вам Венецию изнутри, как она есть. Если вы не торопитесь домой в Англию, можете оставаться здесь сколько пожелаете…

Эдуард Морок поднялся, пересек комнату и, подойдя к ним, заговорил довольно решительно, извинившись, что прервал их беседу.

– Боюсь, мне пора, и если мисс Браун собирается доставить мне удовольствие препроводить ее в отель…

Бьянка нетерпеливо отмахнулась от него.

– Эдуард, – сказала она, – я отказываюсь тебя отпускать, нам с тобой еще о многом надо переговорить. А сопроводить мисс Браун может Паоло – он ведь и так собирался это сделать, правда, Паоло? – обратилась она к брату.

– О чем речь, – подтвердил тот и, подставив руку, помог Кэтлин подняться. – Пойдемте, мисс Браун, вы ведь не откажете мне в удовольствии проводить вас? А Эдуард с сестрой обсудят личные проблемы. Так мы идем?

Кэтлин почти с мольбой оглянулась на Эдуарда – ей и в голову не приходило, что она может вернуться в отель с кем-то другим, – но тот, после короткого колебания, сделал выразительный жест, отпустив ее на волю судьбы. Она почувствовала, как покраснела, словно ее вверили кому-то менее достойному, и, повернувшись, чопорно ответила графу:

– Благодарю за любезность.

Глава 3

Утром она проснулась от ворвавшегося в спальню солнечного света. После бессонной ночи – что было для нее, засыпавшей, едва голова касалась подушки, необычно – она позволила себе просто полежать, рассматривая роскошную спальню. Комната была светлая, полная воздуха, достаточно современная. Но была в этом итальянском великолепии какая-то простота. Утонченно элегантные драпировки и такое же покрывало на постели, рядом с которой на тумбочке поблескивал белый телефон. Ванная была оборудована всеми современными новшествами, более всего ей нравилось большое зеркало, в котором она могла разглядеть себя под любым углом; в просторном гардеробе надежно хранилась со вкусом подобранная, правда немногочисленная совершенно новая одежда. В ящичке лежали перчатки и прочие мелочи.

Пока она нежилась, безоблачное синее небо заполнило все пространство окна и уже жаркое солнце залило светом обстановку и заиграло в зеркалах. Кэтлин знала, стоит ей протянуть руку и заказать по телефону завтрак, как она получит кофе с рогаликами и какие-нибудь деликатесы. Еще как-то смутно верилось в то, что вполне приличная сумма заперта в надежном сейфе.

Она могла бы оставаться и неделю, и две, и месяц, и ее неожиданная копилка не слишком бы опустошилась. Кэтлин припомнила, как в первый свой визит в палаццо ди Рини вчера, когда еще сама не понимала вполне отчетливо, что собирается сказать им, у нее как-то импульсивно вырвалось, что она получила недавно наследство. Вроде бы она сказала, что ей досталась «куча денег». Ну, для людей подобных им тысяча фунтов вряд ли будет представлять кучу денег, а для нее это настоящая удача. Работая в маленьком книжном магазинчике Лондона и получая скромную еженедельную зарплату, две трети которой она отдавала матери на пропитание, Кэтлин едва могла поверить своему счастью, когда малознакомая тетка скончалась, оставив ей в дополнение к тысяче фунтов несколько старомодных драгоценных ювелирных изделий и пару попугайчиков в придачу. Последние сами по себе явились источником развлечения, хотя ее мать, поблекшая, но когда-то очень красивая женщина, проводившая время за чтением библиотечных книг или за вязанием, возражала, поначалу очень резко, против того, чтобы присматривать за ними в отсутствие дочери. Что же касается драгоценностей, пара из них была вполне носительной, и Кэтлин взяла их с собой в вояж.

Ее мать, всегда обожавшая Арлетт, не возражала против поездки в Венецию… и даже воодушевилась этой идеей. Кэтлин разделила тысячу фунтов пополам, половину отдав матери, другую половину миссис Браун сочла справедливым оставить дочери на ее усмотрение. Но исчезновение Арлетт, бывшей четырьмя годами старше Кэтлин, очень тревожило мать. Если бы поездка в Венецию результатов не принесла, было бы неясно, что же делать дальше, но что-то предпринять было необходимо, хотя независимая Арлетт и не одобряла чрезмерного интереса к своим делам.

Оглядываясь на вчерашний день, Кэтлин решила, что пока ее расследование не сдвинулось с мертвой точки. Она повидалась с двумя людьми, которые должны бы были знать местопребывание сестры, но оба проявили полное равнодушие. Становилось ясно, что им не нравятся расспросы про исчезнувшую англичанку, и хотя Арлетт – или Бриджет, как всегда звали ее Кэтлин с матерью в семейном кругу, – с пылом описывала всех трех членов семьи ди Рини, будучи нанята компаньонкой старой графини, и даже ссылалась на свое предстоящее замужество, казалось, Паоло ди Рини и его сестре неприятны расспросы о ней, и с этой точки зрения было очевидно, что помощи от них лучше не ждать.

Она подивилась, с чего бы это Бьянка так настойчиво приглашала ее остановиться у них, но так как ей совсем не хотелось становиться гостьей палаццо, Кэтлин не стала особо задумываться над этим приглашением. Правда, одного человека, встретившегося ей в первый же день, оказалось трудно забыть, по крайней мере пока, – Эдуарда Морока. Но, учитывая, что он был совсем не похож на других мужчин в ее жизни (всякая молодая женщина при встрече с ним обратила бы на него внимание), это, возможно, было не так уж удивительно.

После завтрака, когда она уже завершала утренний туалет, к ее дверям принесли розы. Подобных она еще не видела… глубокого пурпурного цвета, с сильным запахом, они были уложены в большую коробку безо всяких указаний на отправителя. Вначале она подумала, что это ошибка, но горничная, через которую посыльный передал коробку, уверила ее в обратном. В отсутствие какой-либо карточки сверху коробки четко значилось: мисс Кэтлин Браун.

Мисс Кэтлин Браун… не синьорина Браун.

Кэтлин сосчитала розы, их оказалось две дюжины. Две дюжины алых роз от кого-то, кто предпочел остаться неизвестным, явились для нее своего рода потрясением, и это всего лишь на второй день пребывания в Венеции. Вдвоем с горничной они поставили их в воду (пришлось достать дополнительную вазу), и к тому времени вся комната благоухала. Горничная щебетала по-итальянски, из чего Кэтлин заключила, что та уверена, будто цветы от обожателя. Кэтлин же, убежденная в противном, могла бы исправить это ложное впечатление при достаточном знании итальянского. Но, увы, испытывая чувство смущения, она лишь озадаченно покачивала головой.

Она захотела провести утро обычной туристкой и первым делом направилась на площадь Святого Марка. Проходя здесь еще вчера, она решила при первой же возможности посидеть за столиком в кафе на открытом воздухе и выпить кофе или чего-нибудь прохладительного в окружении голубей. Собор Святого Марка со своим потрясающим византийским фронтоном отбрасывал большую тень на площадь, представлявшую собой обширное пространство неправильной формы, где посетители часами бродили, восхищаясь архитектурой, или сидели за маленькими столиками. Кэтлин, не привыкшая к жаре в столь ранние часы, нацепив солнцезащитные очки, потягивала кампари и наблюдала за прохожими, не заметив, как какой-то мужчина неожиданно быстро подсел к ней за столик, перед тем поклонившись и вежливо осведомившись, не возражает ли она. Кровь прилила к ее щекам, когда Кэтлин увидела, кто это.

– Мистер Морок!

– Нам действительно необходимо соблюдать формальности? – запротестовал он. На нем был безупречно сидевший легкий серый костюм и галстук, хотя в такое жаркое летнее утро можно было обойтись и без подобных церемоний. Он выглядел очень загорелым даже в тени… и был тщательно выбрит, и вообще это самый утонченный из всех встретившихся на жизненном пути Кэтлин мужчин. – Разумеется, мы впервые встретились лишь вчера, но я имел удовольствие видеться с вами дважды и прошлой ночью был весьма раздосадован тем, что меня лишили удовольствия проводить вас до отеля.

Кэтлин задумалась: не просто ли это набор вежливых слов – ведь не было никаких реальных препятствий проводить ее вчера… разве что Бьянка ди Рини. Либо он не в состоянии уклониться от выполнения прихотей синьорины ди Рини, или же получает еще большее удовольствие, оставаясь с ней в палаццо.

– О, я не могу лишать вас компании, – выговорила она, чувствуя, как невольно бледнеет. Восхищение, сквозившее в его глазах, не скрытых темными очками, можно было расценить однозначно. Оно было столь откровенным, что у нее даже промелькнула мысль: не от него ли те розы. – Удачная была вечеринка, не так ли? – добавила она, не в силах больше ничего придумать.

– Вам так показалось? – Он передернул плечами. – Бьянка хорошая хозяйка, и с ее гостями не бывает скучно. – Он посмотрел на ее стакан. – Что вы пьете?

– Кампари с содовой, захотелось попробовать.

– Вам нравится?

– Нет.

– Тогда возьмите холодный лайм с содовой – что-то мне подсказывает, что вам такое сочетание придется по душе.

Он подозвал официанта, и тот принес новые напитки. Она понятия не имела, что он заказал для себя, но оказалось, официант превосходно знал его вкус, поставив перед ним запотевший высокий бокал с кубиками льда.

– Какие планы на сегодня? – спросил Эдуард после того, как Кэтлин одобрила его выбор. – Вы разработали какой-либо план или просто лентяйничаете поначалу?

– Это мой первый свободный день, – поправила она его, – вчера я была должна нанести визит в палаццо ди Рини.

– Боюсь, с весьма незначительным результатом… за исключением того, что Паоло был поражен вашими ирландскими глазами. – Он нагнулся, и она поняла, что на сей раз он восхитился красной розой, прикрепленной к ее платью… А поскольку она была в белом платье, эффект был чарующий. – А, – воскликнул он, – кто-то послал вам розы утром, не так ли?

Она вновь покраснела.

– Смешно, но я понятия не имею, кто их послал. При них не было карточки.

– Правда? Мы все, конечно, ценим красные розы, однако, если бы со мной посоветовались, я бы подобрал для вас нечто менее нарочитое. Может, белые розы… или полураспустившиеся бледно-розовые. – Его глаза, такие темные и глубокие, производившие странное магнетическое воздействие, глядели на нее с задумчивостью. – Для меня вы как… полураскрытая роза… роза в бутоне! Точно, я бы послал вам розы в бутонах!

Кэтлин охватило какое-то странное разочарование – в действительности ей не верилось, что это Эдуард послал розы, но она не знала больше никого в Венеции, кому могла бы приписать это деяние, и все же втайне была склонна поверить, что это мог быть Морок. Совершенно ясно, что он человек не бедный и, вероятно, цветы для него сущие пустяки – он, возможно, посылает их охапками хорошеньким девушкам, хотя и в это ей почему-то не вполне верилось. Но если это был не Морок, то кто? И тут к ее разочарованию добавилось отвращение. Не граф ли? О нет, не он! Тот, кто был так связан с Арлетт, что ей пришлось исчезнуть, – Кэтлин начинала в это верить.

– Что-то вы выглядите озабоченной, – обратился к ней Морок, не отводя внимательного взгляда, – что-то не так? Вас беспокоит, как бы не разочароваться в неизвестном поклоннике, когда в конце концов его личность раскроется? – И насмешливо-смущенное выражение промелькнуло в его взоре.

– О нет! – воскликнула она, подумав, как легко ей было с ним какой-то миг, а после возникло впечатление, что он просто над ней потешается. – Да, собственно, я и не думаю, что розы были для меня, вероятно, это была ошибка.

– Они разве не были адресованы мисс Кэтлин Браун? – скорее констатировал он, чем вопросил.

– Да.

– Ну, так они были для вас, – заключил он, будто поставив все точки над «i», словно это не имело больше никакого значения. Затем вновь спросил о ее намерениях в первый день отпуска. – Если у вас нет никаких планов, может, вы разделите со мной завтрак, а затем позволите быть вашим гидом и начать осмотр достопримечательностей? Вы ведь, полагаю, как и все туристы, действительно хотели бы многое здесь увидеть?

Его приглашение вернуло краску ее щекам. Ей вспомнилась старинная гондола, которую он раскопал накануне вечером, дабы осуществить то, что ей всегда хотелось сделать; она решила, что он действительно добр. Глаза его лукаво улыбались, он погладил ее руку, лежавшую на столе.

– Не смотрите так удивленно, моя дорогая. Вы очаровательны, а делать мне нечего… точнее, все мои дела могут подождать. Когда желание малевать овладевает мной, я застреваю у холста и меня трудно оторвать – но пока такого желания нет. Я полностью в вашем распоряжении, и, если вы отклоните мое предложение, я буду столь же разочарован, как, возможно, и вы, обнаружив отправителя роз. Теперь же, поскольку лучшего завтрака, чем в отеле, нам не найти, предлагаю отправиться туда… а перед тем, может, вы не возражаете взглянуть на собор изнутри? Потом я вас отведу к Джино на аперитив перед завтраком, а после завтрака…

Дневная программа явилась столь обширной, что Кэтлин подумала: не размышлял ли он над ней ночью или все утро? У нее не было ни малейшего желания воспротивиться предложенному, и она была польщена тем, сколь много времени он готов посвятить ей. Почему-то ей почудилось, что Бьянка ди Рини перестанет ухмыляться, узнав об этом, и она горячо его поблагодарила за проявленный интерес и, как она выразилась, за доброту.

– Потом вы узнаете, добр ли я, – лукаво усмехнулся он, – то есть добр ли я по натуре… по собственному наблюдению, это словечко не из моего лексикона. Я могу позаботиться о других… но я не добрый!

Он предложил ей руку и предупредил:

– В соборе очень прохладно, и нет нужды надевать эти темные очки – не люблю их на привлекательных молодых девушках, они воздвигают ненужный барьер и не позволяют следить за меняющимся выражением глаз.

Впоследствии день этот вспоминался как весьма удачный – такого у Кэтлин никогда в жизни не было. Масса удовольствий и тепла, роскоши и веселья, время текло незаметно. Вместо одиноких прогулок, она общалась с человеком, знавшим все о фантастическом городе Венеции. Он обращал ее внимание на вещи, которые она могла бы упустить из виду. Это был совершенно восхитительный день.

Для начала знакомство с кафедральным собором – она готова была пробыть там очень долго, плененная таинственной атмосферой, но Эдуард объявил, что они вернутся туда при случае; он не считал собор восьмым чудом света. Многие его сокровища были вывезены из разграбленных столиц, например из Константинополя, и казались диссонирующими. Он спросил, видела ли она парижский Нотр-Дам, и, получив отрицательный ответ, покачал головой, словно осуждая пробелы ее образования.

– Когда-нибудь, – настаивал он, – вам следует посмотреть на него! Нельзя прожить жизнь, не увидев Нотр-Дам.

Завтрак протекал беззаботно и долго, гораздо дольше обычных завтраков Кэтлин, и под влиянием замечательной пищи и хорошего вина – хотя она, как обычно, лишь пригубила – девушка рассказала о своей прошлой жизни и окружении, приоткрыв некоторые секреты, заставив его кое над чем посмеяться, а порой и призадуматься. Например, когда он узнал, что из двух дочерей мать обожала Арлетт, он нахмурился и не удивился, выслушав ее разъяснение, что Арлетт стала носить фамилию Браун после того, как мать вышла замуж снова, неудовлетворенная первым браком и воспринявшая с чувством облегчения столь восхитившие ее душевные качества простого священника Брауна. Но у Брауна не было денег, и миссис Браун, казалось, не могла ему этого простить. Кэтлин, обожавшая своего отца, воспринимала это с горечью.

Но когда она заявила, что Арлетт нужно простить некоторые ее отрицательные качества, которые та, несомненно, унаследовала от отца, за ее красоту, она ведь, настаивала Кэтлин, была и в самом деле красива, он посмотрел на нее с искренним удивлением.

– Но, дорогая Кэтлин, – заметил он (к тому времени они уже звали друг друга по имени), – ваша сестра не красивее вас, а будучи художником, я бы сказал, что ваши черты более выразительны. – Он заглянул ей прямо в глаза. – Временами вы просто бесподобны с этой кожей, как лепестки роз, и золотистыми ресницами, которые вы чуть-чуть подцвечиваете тушью. У Арлетт же почти всегда было слишком много косметики плюс несколько завышенная потребность производить впечатление на других. Разумеется, она тоже могла смотреться очаровательно, но была подвержена переменам настроения.

– Может, она была несчастлива? – спросила Кэтлин, всегда готовая обсуждать проблемы сестры.

– Возможно, – пожал он плечами, – но ведь все бывают несчастливы?

– Может… Как вы думаете, была у них любовь с Паоло ди Рини?..

Лицо его приняло вдруг непроницаемое выражение.

– Паоло – очаровательный молодой человек, и женские сердца трепещут при его появлении, но определенно сказать затрудняюсь. Весьма вероятно, что она была им увлечена, тем более что виделась с ним часто, живя в палаццо. Если же она влюбилась и получала от него серьезные авансы, то старая графиня виновата, что не предостерегла ее. Когда он женится, то женится ради денег – семейство ди Рини в трудном финансовом положении, а вовсе не потому, что хорошенькая англичаночка временно вскружит ему голову.

– Да, я понимаю.

– И коли уж мы коснулись Паоло, не думаю, что действительно есть необходимость настраивать вас против него, но… – Он мгновение поколебался, но все же решился продолжить: – Вы при нем сделали некое признание, это было несколько несвоевременно, но, может быть, послужит нам на пользу. Вы сказали, что недавно получили порядочное наследство, и, когда Бьянка стала настаивать, чтобы вы остались у них, мне тут же стало ясно, что она задумала. Хорошенькая англичаночка без денег – совсем не то же самое, что такая же англичаночка, но обеспеченная или даже более того.

Она уже готова была признаться в объеме своей «обеспеченности», но он внезапно воздел руки:

– Нет, нет, я не желаю ничего знать! Это не мое дело! Но будьте осторожны, общаясь с ди Рини, и сколько бы Бьянка ни настаивала на своем приглашении к ним – а она будет настаивать! – вас это не должно соблазнить. Ни на миг. Будьте тверды и отвечайте, что предпочитаете комфортабельный отель.

– О, разумеется! – искренне уверила его Кэтлин. Но ей как-то не очень верилось, что Паоло перенесет свое внимание с сестры на нее ради денег. И в глубине души не могла сдержать смеха при мысли о том, как изменится его лицо, когда она обведет его вокруг пальца и потом – когда уже будет поздно! – откроет правду.

– Не хотелось бы тратить время на обсуждения их персон, – несколько нетерпеливо заметил Эдуард, когда она попыталась вернуться к этой теме. – У меня нет сомнений, что Арлетт где-нибудь в полной безопасности и вновь объявится, попытавшись получить свою долю вашего наследства, – добавил он суховато.

А Кэтлин подумала, что это будет одна из причин, по которой та раскроет свое местопребывание. Арлетт имела слабость ко всякой роскоши, она даже непроизвольно потирала руки, когда узнавала, что кто-то близкий отложил денежки про запас. Причем далее, как правило, следовало: ой, одолжи мне, я верну! И никогда не возвращала – даже миссис Браун вынуждена была признать, что Арлетт поступает непорядочно. И при этом никаких эмоций – взять и не отдать. Вот почему Кэтлин серьезно сомневалась, социальный ли статус Паоло ди Рини увлек Арлетт или же он сам.

Дабы поскорее расстаться с этой темой, Эдуард решительно поднялся из-за столика, и, поскольку завтрак был закончен, они вышли из тени в сияющий, залитый солнцем мир.

После полудня они исследовали лагуну в чрезвычайно удобной моторке Эдуарда. Посетили живописный остров Мурано, в миле к северу, где Кэтлин увидала церковь семнадцатого века, которую Эдуард ценил больше, чем собор Святого Марка; и еще более романтический остров Торчелло с замечательным собором, украшенным великолепной византийской мозаикой. Видно, древние венецианцы любили церкви; после их посещения для Кэтлин некоторым отдохновением явился Лидо со своими знаменитыми пляжами. Эдуард сказал, что позвонит ей рано утром, если она не возражает, с тем чтобы покупаться и позагорать перед обедом. А потом отвезет ее в Чиоджу, старинный живописный порт, где он много занимался живописью, – идеальное местечко, чтобы провести праздный послеполуденный досуг…

Кэтлин, уже подзагоревшая и радостная после дня, проведенного в его обществе, сказала, что, вероятно, не сможет отнимать у него столько времени. Он лишь улыбнулся в ответ, пожал ей руку (как красивы его длинные пальцы художника), заверив торжественно, что при желании он охотно идет на жертвы в отношении времени.

Перед тем как вернуться в отель, они выпили по коктейлю в том же самом кафе на площади Святого Марка, и Эдуард настоял, чтобы они поужинали вместе.

– Вы видели Венецию днем, теперь должны увидеть ночью, – говорил он, и его темные глаза не были уже столь загадочно-непроницаемы, что-то в них появилось, что заставляло ее слегка краснеть, и впервые сердце ее заколотилось в предвкушении чего-то чрезвычайно волнующего. Почти небрежно он положил свою руку на ее, с интересом рассматривая аккуратные розовые ногти. – У вас красивые руки, – заметил он вежливо, – вы, наверное, смогли бы хорошо рисовать или заниматься рукоделием.

– Рисовать не умею, – засмеялась она в ответ, – а рукоделием действительно занимаюсь.

– Как-нибудь я дам вам уроки живописи. Знаете что, наденьте, пожалуйста, вечером светлое платье – то, что было на вас вчера, а еще те прелестные жемчужные серьги, они вам идут.

– Они одни у меня и есть, – усмехнулась Кэтлин.

– Вы не любите драгоценности?

– От тети мне достались гранатовое ожерелье да пара браслетов, и еще брошь с камеей. Не думаю, что синьорина Бьянка надела бы брошь с камеей. – Она сама не поняла, зачем это сказала, но он вдруг нахмурился.

– Не важно, что носит Бьянка. Некоторые их фамильные драгоценности превосходны, другие вульгарны; но она не долго останется их владелицей, если Паоло не женится на деньгах.

– А вы не думаете, что она сама решится выйти замуж за деньги?

Ей показалось, что он даже чуть испугался, затем вновь нахмурился и, отшвырнув сигарету, бросил:

– Полагаю, многие женщины жаждут замужества за деньги – даже за не очень большие; их, как и мужчин, можно этим соблазнить. Ну что, я провожу вас в отель?