Текст книги "Расцветающая роза"

Автор книги: Сьюзен Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 5

Она так долго спала, что припозднилась с завтраком, и к тому времени, когда позвонил Эдуард, у нее едва хватило времени, чтобы привести себя в порядок. Ей хотелось сходить в парикмахерскую, но она уже не успевала, так что пришлось ограничиться быстрым мытьем головы и собственноручной укладкой. Потом, сделав маникюр, она судорожно перерыла весь гардероб, оказавшийся ужасно скудным для ее столь насыщенного расписания, и остановилась на лимонно-желтом платье с маленьким жакетом, который ей удивительно шел, добавив белые туфли и сумочку. Кэтлин подкрашивала ресницы, когда зазвонил телефон, и ей сообщили, что мсье Морок ожидает в вестибюле.

Мсье Морок, повторила она самой себе. Ну разумеется. Нравилось ли ему такое обращение – ведь последние сорок восемь часов он был для нее просто Эдуард.

Запыхавшись, она вышла в холл, Эдуард выглядел очень свежим и отдохнувшим, как после хорошего сна. На этот раз он был в открытой шелковой рубашке и смотрелся почти столь же беззаботным, как и граф, когда тот занимался порчей холстов, так никогда и не видевших дневного света, будучи погребенными в запасниках.

– Пошли! – скомандовал Эдуард, ухватив ее за руку и увлекая к выходу. – Джованни ждет, нечего терять время. Я подумал, сегодня нам нужно нечто совсем другое, поэтому позволю вам вторгнуться в мою частную жизнь. Я обычно редко приглашаю к себе гостей, потому что не желаю, чтобы кто-то узнал обо мне больше положенного. – Он широко улыбнулся. – Но вы – другое дело! Вы увидите мое палаццо, и будет странно, если оно вам не понравится!

– Так вы живете в палаццо? – удивилась она, сама не зная почему.

– Да, и все там мое. Я вам говорил, что во мне есть немного итальянской крови. Собственно, дедушка по материнской линии был чистым итальянцем, это он оставил мне дворец. Он не столь велик, как у ди Рини, но это даже предпочтительнее, и уж конечно, в куда более лучшем состоянии. Многие знаменитости останавливались там при различных обстоятельствах… Браунинг, например. Мое жилище подальше, чем палаццо ди Рини, и потому менее доступно.

Неудивительно, что у него такая мощная моторка, подумала она по пути. Тем не менее им потребовалось некоторое время, чтобы добраться туда, и она даже усомнилась, стоило ли ей совершать подобное путешествие. Он же, загорелый до бронзового оттенка, посмеивался, на удивление довольный. И в золотом свечении венецианского полдня ее опасения улетучились.

Вокруг голубая поверхность Адриатики искрилась миллионами алмазов. Каналы, столь таинственно темневшие ночью, были почти такими же синими, как и море, а голубизна неба просто резала глаза. Кэтлин надела солнечные очки, но Эдуард тут же их снял.

– Нет, – объявил он, – вам не спрятать наших глаз от меня ни на секунду. – Он коснулся локона, приставшего к ее щеке. – Знаете ли вы, что, расставшись с вами последний раз, с тех пор только о вас и думаю. Вместо того чтобы идти спать, я сидел пил кофе и размышлял о вас… о том, как ваши губы касались моих.

Что-то в его голосе заставило ее поежиться, несмотря на жару. Она не могла найти этому объяснения, как и тому, отчего она вздрогнула, когда он коснулся ее руки.

Джованни, время от времени бросавший искоса насмешливые взгляды, причалил к месту стоянки, частью залитому приливом. А сверху на них взирали цветы в корзинах, на окнах и балконах розового фасада красивого небольшого палаццо. Массивная передняя дверь вела к широкой мраморной лестнице, на которой могла поместиться упряжка лошадей. В отличие от дворца ди Рини помещения первого этажа тут использовались, хотя Эдуард повел ее сразу на второй.

Она не знала точно, что ожидала увидеть, может, снова позолоту и бархат, однако удивилась при виде современно обставленной студии, где комфорт соединялся с элегантностью: на мраморном полу лежал большой плотный ковер, шторы на окнах были подобраны в тон. Стояли удобные диванчики и кресла, в одном углу помещался большой мольберт, в другом – бар. Висело несколько современных, но отнюдь не кричащих картин… Кэтлин не слишком вдохновлялась современным искусством. К стенам было прислонено много холстов, а на мольберте поместился почти законченный пейзаж с изображением уголка канала как раз перед закатом. При ярком дневном свете изображение проигрывало, но в сумерках холст приобретал некое нереальное очарование.

– Какая прелесть! – воскликнула Кэтлин, застыв перед картиной.

– Вам нравится? – довольно спросил он, стоя позади нее. – Я это писал для собственного удовольствия, а еще, может, – добавил он суховато, – потому, что они не слишком хорошо продаются. Я ведь ни Пикассо, ни Веласкес, а всего только Эдуард Морок.

Она с неизъяснимым любопытством посмотрела на него.

– Вы говорите, картины ваши не слишком хорошо продаются, и это, признаюсь, меня удивляет, поскольку я нахожу их превосходными. Они замечательны, да вы и сами, вероятно, это знаете. – Он, однако, усмехнулся саркастически, как бы не вполне с ней соглашаясь. – Но принимая во внимание, что вы владеете этим палаццо со всей его дорогостоящей обстановкой да плюс к этому моторной лодкой и позволяете себе нанимать Джованни…

– Совершенно верно, Джованни у меня на жалованье, так же как и его мать и братья. И все это, – он сделал широкий жест рукой, – не выросло само по себе. Итак, каково же будет ваше заключение?

– Вам нет нужды торговать картинами.

– Справедливо.

– И соответственно нечего беспокоиться об их покупателях.

– Опять соглашусь. – Приблизившись к ней, он коснулся рукой ее подбородка. – А что значат деньги для вас, крошка? Теперь, когда у вас достаточно средств на любые прихоти, что они значат для вас?

Она опустила глаза. Вот опять… напоминание о том, что он видит в ней богатую наследницу. Не пора ли его разуверить? Воспользоваться возможностью и сказать всю правду?

Очень медленно она перевела на него взгляд, и от того, что увидела в его глазах, у Кэтлин перехватило дыхание и унесло прочь все мысли о деньгах. Лицо его было серьезно, губы сжались, темные глаза смотрели удивительно искренно.

– Ну почему вы такая хорошенькая? С ума можно сойти! Волосы на свету как расплавленное золото, ночью же мерцают; глаза как глубокие омуты, а губы…

Он с силой привлек ее, сжав так яростно, что она испугалась, но это не имело значения… до тех пор, пока он не отпустил ее. Она с трудом пришла в себя, даже не заметив, что инстинктивно подняла руки и обвила их вокруг его шеи. Страсти улеглись, и она высвободилась из его объятий. Эмоции уступали место разуму. Эдуард побледнел, едва дышал, но все же был не так взволнован.

– Ох, Кэтлин, – сказал он охрипшим голосом, – вы разбили мне сердце! Я уже решил, что ни за что не влюблюсь, и вот…

Лишившись самообладания, пристыженная, она отошла к холстам, стоявшим вдоль стен. В это время подоспел Джованни с кофе, Эдуард поинтересовался, какой она предпочтет: черный или с молоком. Только она собралась ответить, что ей все равно, как, взглянув на один из холстов, застыла в изумлении. Эдуард подошел к ней.

– Но это… этот портрет, – начала она, не веря своим глазам, – это же Арлетт! Арлетт посмела нарисовать ее!

– Ну да, – ответил он, прямо глядя на нее, – и что с того?

Она утратила дар речи. Арлетт словно ожила… и в то же время весь ее облик – волосы, глаза, чудная кожа – все было воспроизведено с явным преувеличением. Вновь эта атмосфера нереальности, такая же, как на том пейзаже с каналом. В обоих случаях возникало ощущение нереальности, и было в этом нечто сказочное.

Портрет сестры – так, как увидел ее Эдуард, – имел дефекты: не был правдиво изображен, к примеру, слабый рот, свидетельствовавший, как хорошо знала Кэтлин, об обидчиво-дерзком характере, да и глаза… Это была Арлетт, написанная тем, кто был ею ослеплен, изображенная на фоне густого темного бархата в студии художника.

– Вы… вы приводили ее сюда, чтобы нарисовать, – пробормотала Кэтлин, еще не веря до конца, – а ведь, помнится, говорили, что не допускаете вторжения посторонних в свою частную жизнь.

– Я не собирался, но все-таки сделал, – бросил он резко, подойдя к картине и повернув ее лицом к стене. – Арлетт была моей натурщицей, я привел ее сюда, потому что лучшего места не нашел; и потом, она сильно нуждалась.

– И вы… платили ей?

– Естественно. – Он вполне искренне удивился.

Кэтлин поджала губы.

– И много у вас таких натурщиц?

– Да, я часто писал красивых женщин.

– И меня вы сюда привели, чтобы сделать портрет?

– Конечно нет.

– А вы знаете, где ее найти?

– Ну, у меня есть некоторые соображения.

– И вы мне скажете?

– Нет, – отрезал он, – потому что уверен: Арлетт не хотела бы этого. – Он подошел к ней, и изменившееся выражение его лица совершенно поразило ее – только что наблюдавшую другого человека, сжимавшего ее в объятиях. Прежнее нескрываемое желание в его глазах – если только она его не вообразила! – пропало, сменившись холодной настороженностью, заставившей ее почти отпрянуть. Даже еще не вполне осознав, что произносит, она выпалила с невольным осуждением:

– Вы были любовниками!

– Я никогда не был ничьим любовником, – ответил он холодно, – и не собираюсь им становиться. Предпочитаю вести жизнь без посторонних вмешательств. Женщины для меня, хотя и предмет восхищения, а порой даже вдохновения, не столь важны. Я пытался убедить вас в этом вчера ночью; но вы, видимо, не склонны верить мне. Сегодня я еще раз пытался разъяснить вам это, но теперь, наверное, в этом нет нужды. Портрет Арлетт, – и он пнул его ногой, – мне в этом помог.

Она в волнении прошлась по комнате, в то время как он вежливо спросил:

– Хотите еще кофе? Джованни мастак по части кофе.

– Нет, благодарю, – Кэтлин словно пребывала в полузабытьи, – я бы предпочла вернуться в отель, если не возражаете.

– Разумеется, как угодно, – немедленно и с совершенным безразличием согласился он. – Сейчас я позову Джованни.

Глава 6

На следующий день Кэтлин принялась ходить по магазинам Меркарии – один из немногих венецианских сухопутных маршрутов по так называемым улицам. Она не была настроена на покупки, просто надо было как-то убить время, потому как слишком много всего на нее сразу обрушилось. Она сознавала свое одиночество в столь несвойственной ей обстановке, и это ее немного пугало, пока она не решила сократить свой визит и вернуться домой в Англию.

Впервые при входе горничной с завтраком она не ощутила радостного волнения ни по поводу своего пребывания здесь, ни даже из-за прекрасной погоды. Не радовали взор чудесные цветы; и никто не ждал ее в мраморном вестибюле после завтрака.

Магазины на Меркарии были хороши, и она не удержалась от покупки пары вещиц для себя, подарка матери и бижутерии для своей напарницы в маленьком книжном магазине, где они работали. Потом она вернулась на площадь Святого Марка, куда считали своим долгом обычно возвращаться туристы, и заказала прохладительный напиток, устроившись за столиком одного из кафе.

Это было не то кафе, где они встретились с Эдуардом в первый день ее пребывания в Венеции. Она постаралась избежать всего, что напоминало ей тот день. Зачем травить душу воспоминаниями. Теперь все изменилось, главное – Эдуард стал совсем другим.

Вернувшись из его палаццо и обменявшись ничего не значащими фразами, они расстались на пороге отеля. Чувства ее настолько переполняли, что она едва смогла поблагодарить его, и он вдруг как по мановению волшебной палочки превратился в отчужденного незнакомца, причем выглядел так, словно ему это преображение ничего не стоило. Он не предложил встретиться вновь, должно быть, потому, что она настояла на своем возвращении из палаццо. И она едва ли могла винить его за это. Однако Кэтлин не могла понять, почему он не хочет рассказать ей все, что знает об Арлетт. Несмотря на его отнекивания, она догадывалась, что у них было нечто вроде связи, и несомненно, он был ею очарован – иначе не стал бы тратить время на портрет.

В то же время она не винила его за то, что, воспользовавшись преимуществом краткого знакомства, он сумел внушить ей некое подобие любви. Поцеловав ее раз, он ясно дал понять, что все это – эксперимент, который не будет повторен. Всего-навсего волшебство венецианской ночи, проведенной в гондоле с красивым мужчиной, – в подобных обстоятельствах любая молодая женщина не устоит от поцелуя на прощанье.

Некого было винить за этот поцелуй. Но она прекрасно понимала, когда Эдуард увлек ее в свое палаццо – а может быть, и надеялась, – что последуют новые поцелуи… Даже в тот момент, когда она обнаружила портрет Арлетт, она ждала, что он кинется за ней и заключит в свои объятия.

Более того, что скрывать, втайне она даже жаждала этого. Но в то же время Кэтлин понимала, что он ею увлекся, однако не желает связывать себя никакими обещаниями. Эдуард был достаточно ясен в своих высказываниях, он не хотел лгать, не хотел оставлять ей ни малейшей надежды на будущее.

Даже через двадцать четыре часа ее бросало в жар от этих высказываний.

«Я старался внушить вам это прошлой ночью, но видно, вы не склонны мне верить. И сегодня я всеми силами пытался это сделать…»

Боль была отчетливой, словно с нее сдирали кожу, и в то же время она испытывала унижение. Что же он думал о ней, жаждущей любви молодой женщине, непривычной к венецианской экзотике, однако тянущейся к людям вроде Эдуарда, живущим совершенно иной жизнью.

Должно быть, поначалу она его удивила, затем озадачила, возможно, потому, что напомнила Арлетт! И это последнее открытие было унизительно – ничего не скажешь, горькая пилюля: признать, что мужчина увлекся тобой только потому, что ты похожа на свою сестру.

И все-таки ей хватило сил скрыть свои чувства при расставании, нельзя было дать ему понять, какую боль он ей причинил. Когда она обернулась к нему, ее лицо выражало безразличие, ей даже удалось придать голосу холодность и равнодушие при прощании. Ей почему-то подумалось, что он не станет больше искать ее общества.

– Благодарю вас за то, что показали мне Венецию, – заявила она подчеркнуто официально, вздернув кверху подбородок, – боюсь, что злоупотребила вашим временем, но, правда, увидела за несколько дней больше, чем могла бы в одиночку за недели. Посему решила, что, наверное, не стоит здесь больше задерживаться.

– О'кей, – с готовностью отозвался он. Вряд ли польстив ей этим. – И воротясь домой в Англию, долгими зимними вечерами у вас будет что вспомнить.

– Мне нравится зимняя Англия, – поджала она губы.

Он лишь пожал плечами.

– Кому что, – заметил он.

Они больше не прикасались друг к другу, только глаза их встретились и задержались на миг. Он произнес сухо:

– До свидания, и пусть у вас не останется превратного впечатления. Я имею в виду поиски вашей сестры! – Он невольно усмехнулся. – Наверное, будет лучше, если вы предоставите Арлетт возможность жить по ее собственному усмотрению. До свидания еще раз.

– До свидания, – эхом повторила она.

Она медленно потягивала коктейль под воркование голубей в тени собора, протянувшейся через всю площадь. Небо над ней было как опрокинутая голубая чаша; и она твердила про себя, что хоть чему-то научилась из опыта кратких отношений с Эдуардом Мороком. Надо быть предельно осторожной с незнакомым мужчиной, вводящим тебя в неизведанный мир. И чем более он чарующ, тем осторожнее следует быть. Чего, видимо, не знала Арлетт.

А позволь себе Кэтлин увлечься Паоло ди Рини – удар мог быть бы еще больнее в случае, если бы она осознала ошибку слишком поздно. Нет, размышляла Кэтлин, сидя под ласковым солнцем, надо быть твердой во всех своих начинаниях, дабы не оказаться в положении Арлетт. И вдруг Кэтлин поняла, что не может уехать, не найдя сестру.

В конце концов, она именно для этого приехала в Венецию, лишь временно отвлекшись на очаровательного темноглазого француза, хотя теперь боялась, что не сможет его забыть. «Пускай опыт общения с ним пойдет мне впрок. Не следует забывать об истинной цели моего пребывания в Венеции». Она открыла сумочку, собравшись расплатиться, и тут на ее столик упала тень – перед ней, дружески улыбаясь, стояла Бьянка ди Рини.

– Синьорина Кэтлин! – воскликнула она. – Паоло сказал, что вы выглядите одинокой и заброшенной, а это непростительно в Венеции! – Она присела за столик без разрешения. – Сейчас как раз время расслабиться и выпить аперитив. Вы ко мне присоединитесь?

– Нет, спасибо.

Бьянка, вызывающе элегантная в шелковом платье медового цвета, позвякивая дорогими браслетами на запястьях, несколько высокомерно заказала официанту розовый джин. Потом достала украшенный золотом черепаховый портсигар и предложила Кэтлин сигарету. Та вновь отказалась.

– Я, собственно, собралась уходить, – заявила она.

Бьянка, закурив, пристально, но дружелюбно разглядывала юную англичанку.

– Вы собрались уходить, потому что скучно сидеть в одиночестве, верно? – спросила она. – Быть одной в Венеции… ну это просто глупо!

– Последние два дня не были скучными, – мягко возразила Кэтлин и снова увидела пристальную, сбивающую с толку усмешку.

– А, Эдуард вас сопровождал, да?! – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала Бьянка. И при виде предательского румянца на лице Кэтлин экзотически подкрашенные губы итальянки покривились. – Моя дорогая мисс Браун, – мягко продолжила она, – пора предупредить вас насчет Эдуарда. У него темперамент художника, и на некоторое время его заинтересовывают новые лица, потом это состояние проходит. Он известен тем, что бросает красавиц после сорока восьми часов показного рабства, а красавица остается, как вы бы сказали, на бобах! – Она передернула оливковыми плечами. – Наверняка он нашел вас прелестной, но если вы не увидите его несколько дней, не принимайте это слишком близко к сердцу.

– Не стану, – пообещала Кэтлин, чувствуя, как у нее пылают щеки. Как ни странно, но сейчас собеседница вызывала в ней симпатию. – По правде говоря, у меня нет ни малейшего желания увидеться с мсье Мороком снова, – вдруг импульсивно и откровенно выпалила она.

– Вот как, – оживилась Бьянка, – неужто Эдуард вас уже обидел?

– Не знаю, что вы подразумеваете под словом «обидел», – поджала губы Кэтлин.

– Ну, – стряхнув пепел, безмятежно продолжила Бьянка, – не сказать, что «бросил», вы ведь такая очаровательная англичанка, что нельзя себе представить мужчину, который так легко бы расстался с вами, просто, как я уже сказала, Эдуард совсем не похож на среднего мужчину типа моего брата Паоло, к примеру. Кстати, он только о вас и толкует.

– Польщена, – натянуто произнесла Кэтлин, – но что касается мсье Морока…

– Да забудьте о нем, – посоветовала Бьянка, – забудьте и переезжайте к нам в палаццо, а мы вас полечим после Эдуардовых проказ. Мне понятны ваши чувства к нему, – по-женски доверительно добавила она, – такое чувствует большинство женщин, пока его не раскусят. Было время, когда он и у меня был единственным светом в окошке и вокруг него сосредоточивалось все мое счастье; но после весьма болезненного периода освобождения от этого ослепления я полностью излечилась и теперь совершенно спокойна при его появлении, – заключила она свою исповедь с холодной усмешкой.

– В самом деле? – прошептала Кэтлин, неожиданно припомнив едва прикрытую враждебность, которую постоянно выказывала итальянка, видя их вдвоем с Эдуардом.

– Конечно, это печально, но это правда! Кто-то разбивает свое сердце, а потом выздоравливает.

Тут Кэтлин не удержалась от вопроса, о котором потом пожалела:

– А моя сестра Арлетт часто виделась с мсье Мороком, когда жила у вас?

Бьянка, внезапно заинтригованная, мягко спросила:

– Так вы это раскопали? Бедное дитя не послушалось совета, – вздохнула она.

– Так это правда? – потянулась к ней с живостью Кэтлин.

Бьянка сочувственно смотрела на нее.

– Скажем так: Эдуард есть Эдуард, а ваша сестра была привлекательна. – Бьянка закурила новую сигарету. – Паоло вмешался, если бы это что-то изменило, но что мог сделать молодой человек в его положении, когда привлекательная девушка живет фактически с ним под одной крышей? Паоло самому она нравилась, Но он никогда бы не причинил ей вреда.

– Так это неправда, что он собирался на ней жениться? – спросила Кэтлин, полная решимости докопаться до истины.

– Об этом не было даже и речи, – покачала головой графиня, – ваша сестра была помешана на Эдуарде, а не на Паоло.

– Я видела ее портрет, нарисованный Эдуардом в его палаццо, – призналась Кэтлин.

Брови Бьянки взметнулись, она издала удивленное восклицание.

– Так вы были у него? Он обычно не водит туда своих приятельниц… разве что случайно.

– Ну, он подумал, мне будет интересно посмотреть… – неловко стала оправдываться Кэтлин, жалея о своем признании.

– Разумеется, – почти вежливо отозвалась Бьянка понимающим тоном, словно давая понять, что не передаст это ни одной живой душе, даже любопытному Паоло. Она придвинулась ближе к англичанке. – Приезжайте к нам, дорогая, и мы славно проведем время. И больше того, станем помогать вам искать Арлетт. Мы это дело обсудили с братом и сочли себя обязанными сделать все, что в наших силах. В конце концов, тетушка ее очень любила, и она у нас прожила несколько месяцев. Арлетт не была столь очаровательной, как вы, но мы к ней привязались и потому с удовольствием поможем в ваших поисках.

– Вы действительно не знаете, где она? – спросила Кэтлин, так как сильно подозревала, что на самом деле они знают, где прячется Арлетт.

Бьянка на минутку задумалась, затем отрицательно покачала головой.

– Что же, вы думаете, мы бы стали вам лгать? Наша семья не опустилась бы до такого. Но должна признаться, у меня есть кой-какие соображения, – подчеркнула она со значением.

– Ч… что вы имеете в виду? – почти с испугом спросила Кэтлин.

– Пока ничего не могу сказать, вот переезжайте к нам, и даю вам слово – мы прочешем всю Италию, но отыщем вашу сестру. Паоло и я будем очень рады. – Весь вид ее искренне об этом свидетельствовал. – Да и зачем вам жить в отеле, когда у нас столько места? Некоторые помещения, правда, немного запущены, но это ерунда. Вас мы поместим в комнату Арлетт – она очень комфортабельная.

Кэтлин, однако, испытывала сомнения.

– Мне кажется несправедливым причинять вам столько хлопот, – противилась она.

– Чепуха, дорогая, – проворковала итальянка, – Вовсе никаких хлопот, а вот если вы откажетесь, мы подумаем, что вы настроены по отношению к нам недоброжелательно из-за исчезновения вашей сестры…

– Что вы, нет!

– Тогда станьте нашей гостьей! Пусть Паоло заберет вас к вечеру или завтра утром!

– Я, пожалуй, останусь в отеле еще на ночь. У меня ведь номер заказан на две недели.

– Да бросьте, Паоло объяснится с ними безо всяких разговоров. Вам даже не придется ничего оплачивать. – Она посмотрела на часы. – Ну, мне пора, сообщу Паоло новости, а он позвонит вам завтра утром. – Чувство удовлетворения было написано на ее физиономии, поскольку дело было сделано. Она радостно улыбнулась Кэтлин, сверкнув хорошенькими белыми зубками. – Паоло со мной встретится, но сначала мне надо кое-что купить. Увидимся завтра за ленчем, синьорина, в палаццо ди Рини!

И только по ее уходе, вновь сидя в одиночестве за столиком, новоявленная гостья подумала, не стоило ли ей поактивнее отстаивать свою независимость. Но потом вспомнила об Арлетт и уверилась в том, что мать сочла бы ее действия верными.

До сих пор она не предпринимала чрезмерных усилий в поисках сестры. Между ними стоял Эдуард со своим роковым обаянием, и несмотря на то, что он успешно бросал своих многочисленных подружек в прошлом – и, как теперь можно предположить, и Арлетт, – она на время забыла об истинной цели своей поездки в Венецию, и это вряд ли бы порадовало ее матушку, да и ее саму.

Но ныне, слава Богу, она опомнилась и с помощью ди Рини найдет свою сестру. Ей не особенно хотелось гостить в палаццо, да еще в прежней комнате сестры! Но упорно отказываться было бы по меньшей мере неблагодарно. Ей за все воздастся сторицей в день, когда она найдет Арлетт!