Текст книги "Ночь поющих птиц"

Автор книги: Сьюзен Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Дитя мое, – с упреком произнесла она, – бывают моменты, когда ты приводишь меня в отчаяние! Ты вскоре выйдешь замуж за очень красивого мужчину, и тем не менее ты не считаешь необходимым сделать хоть что-то, чтобы доставить ему удовольствие. Разве тебе ни капли не льстит, что он выбрал тебя своей невестой?

– Нет, – ответила Анжела и села на край бабушкиной кровати, виновато улыбаясь, чтобы хоть как-то сгладить явную грубость своего ответа.

Донья Миранда бросила на нее долгий неодобрительный взгляд:

– Ты считаешь, что выгоду получает только он?

– Я только знаю, что не просила его жениться на мне, и была бы вполне довольна, если бы он вдруг разорвал помолвку со мной и я могла бы подумать о том, чтобы выйти замуж за кого-то другого – разумеется, когда я захочу выйти замуж!

При этих словах ее бабушка сурово нахмурилась.

– Мне не нравится то, что ты говоришь, – холодно ответила она. – Во-первых, это в высшей степени несправедливо по отношению к мужчине, за которого ты должна выйти замуж, а во-вторых…

Она умолкла, так как со двора донесся шум подъезжающей машины.

– Остальные гости? – спросила она, следя за внучкой, которая подошла к окну и посмотрела наружу сквозь прорези в ставнях. – Это они приехали, да?

– Да, это они, – ответила Анжела.

Донья Миранда отрывисто произнесла:

– Надень вечером белое платье из муарового шелка, Анжела, и жемчуг, который я подарила тебе на прошлый день рождения. Как следует позаботься о своей внешности, хотя бы ради того, чтобы сделать мне приятное. Ты все поняла? Я так хочу!

– Конечно.

Анжела улыбнулась, не находя причин, почему бы не потакать этому бабушкиному желанию, и направилась к себе в комнату.

Пока служанка наполняла для нее большую ванну, Анжела достала из шкафа муаровое белое платье. Она изо всех сил постаралась, чтобы бабушка, увидев ее, осталась довольна. Поскольку доставить радость дону Фелипе она не стремилась, ей даже не пришло в голову задуматься, нравилось ли ему, когда она носила белое, или же он считал, что она надевает белое слишком часто и что белый цвет делает ее неинтересной.

Анжела так много времени потратила на одевание, что, когда наконец спустилась вниз, остальные уже собрались в главной sala и угощались шерри и более крепкими напитками. Ее бабушка уютно устроилась в кресле рядом с хозяином дома, а миссис Раддок, стоя на середине красивого азиатского ковра, говорила, что у него замечательные краски. Она, очевидно, неплохо разбиралась в азиатских коврах, а также в хрустале и фарфоре, и все в длинной прохладной комнате, казалось, восхищало ее.

Увидев ее, Анжела порадовалась, что не надела яблочно-зеленое с серебряной вышивкой платье, потому что на Уиллоу Раддок было платье смелого изумрудно-зеленого оттенка, а на ее шее сверкало красивое бриллиантовое колье. Чтобы обратить на него внимание, она небрежно поигрывала с ним, и каждое движение ее рук привлекало взгляды к браслетам на тонких запястьях, сочетающимся с колье. Судя по этим драгоценностям, у миссис Раддок, если она когда-нибудь решит снова выйти замуж, не будет нужды делать это из-за денег мужа, земель или чего-либо подобного.

Было совершенно очевидно, что она и так неплохо обеспечена.

Джонни Хэйнсфорт, который преданно следовал по пятам за Уиллоу, когда Анжела впервые увидела ее в Гранаде, тоже стоял на ковре, таким образом находясь так близко к предмету своего обожания, насколько это возможно. Двое других английских друзей Уиллоу тоже были здесь, не в силах не принять это приглашение. Анжела понимала, что они готовы остаться здесь, как минимум, на неделю, если только хозяин дома согласится так долго терпеть их.

Донья Миранда относилась к ним с легким презрением, сразу поняв, что они и близко не стоят к ее кругу общения. Но появление миссис Раддок, казалось, заинтересовало и даже заинтриговало ее. Она снизошла до того, чтобы задать Уиллоу несколько наводящих вопросов, а обнаружив, что вдова говорит по-испански, перебросилась с ней парой фраз на этом языке, хотя вскоре вернулась к английскому – то ли для нее так было легче, то ли она сочла, что этого требовала вежливость.

Анжеле удалось тихонько проскользнуть в комнату, так что, кроме бабушки, никто не заметил ее, пока она не простояла у окна почти минуту. Когда Фелипе протянул ей стакан шерри, она отказалась.

Он оглядел ее без видимого интереса, одобрения или порицания. Последнее, впрочем, было практически невозможно, потому что Анжела выглядела такой юной и свежей, как полураспустившийся бутон белой розы.

– Ты опоздала, – заметил он. – Я уже начал гадать, собираешься ли ты вообще к нам присоединиться.

Анжела не могла сдержать изумление.

– Я здесь уже почти минуту, – ответила она. – Я не думала, что вы заметили меня.

Он взглянул на часы:

– Ровно сорок пять секунд. И я заметил тебя в тот момент, когда ты появилась в дверях.

Анжела строила различные предположения насчет того, как рассядутся за ужином гости, и была немало удивлена, обнаружив, что ей отведено почетное место по правую руку от Фелипе, а миссис Раддок усадили на левую сторону. Донью Миранду попросили занять противоположный от хозяина конец стола, и это признание того, что она временно занимает место хозяйки дома, доставило ей немало удовольствия.

По этой причине на протяжении всего ужина у бабушки было хорошее настроение. Миссис Раддок и трое ее друзей получили от нее гораздо более доброе отношение, чем могли рассчитывать. Анжела прекрасно понимала, что ее бабушка против их присутствия в доме главным образом потому, что миссис Раддок была так привлекательна. Знание того, что внучка должна заключить брачный союз с мужчиной, который пригласил Уиллоу, делало донью Миранду немного подозрительной. Как бы то ни было, у нее не имелось оснований ставить под сомнение честность дона Фелипе Мартинеса. А его происхождение исключало возможность, что он сделает нечто способное заставить хотя бы одного из его многочисленных родственников приподнять краешек брови.

Но в то же время донья Миранда достаточно хорошо знала жизнь, чтобы понимать, что мужчина – это, в конце концов, всего лишь мужчина. Тот факт, что он продолжал дружбу с такой женщиной, как Уиллоу Раддок, после смерти ее мужа, который был первопричиной этой дружбы, вынуждал с подозрением относиться к подобной ситуации, если бы речь шла о ком-то другом, а не о доне Фелипе. Но речь шла именно о доне Фелипе, и это могло успокоить все подозрения.

Бабушка, однако, не могла отрицать, что испытала легкий шок, когда ей представили миссис Раддок, и сердилась на Анжелу: внучка должна была сказать ей прямо, что эта женщина – авантюристка. А она явно была авантюристкой, иначе не принимала бы приглашений от мужчин вроде дона Фелипе, тем более если он только что объявил о своем намерении жениться.

Если бы только Анжела, возмутительно сдержанная, побольше рассказала, как вдова выглядит, а главное – что она считает весь мир своей игрушкой, а старомодных сторонников строгой дисциплины вроде доньи Миранды находит довольно забавными… Что ж, тогда она могла бы кое-что сказать своему будущему внуку прежде, чем они отправились в «Каза Мартинес». Но теперь, когда они уже здесь, было бы дурным тоном и оскорблением для хозяина вести себя так, будто она не одобряет вдову его давнего друга. Поэтому донья Миранда старалась казаться куда более дружелюбной, чем это было на самом деле.

Она направляла разговор за ужином в такое русло, чтобы никого не обидеть. Но позже специально проследила за тем, чтобы именно Анжела разливала кофе в sala – между прочим, очень спокойно и грациозно, с наилучшей стороны показав свое воспитание в швейцарской школе. И она также позаботилась о том, чтобы Анжела не была лишена внимания, чуть ли не впихнув ее в разговор с помощью простенькой уловки – попросив рассказать несколько историй из испанского фольклора для развлечения гостей. Дона Фелипе происходящее явно забавляло: Анжела с готовностью подчинялась бабушкиным указаниям, хотя ей явно не доставляло удовольствия всеобщее внимание.

Несмотря ни на что, девушка держала себя прекрасно, а ее голос был таким чистым, приятным и звучал так по-английски. И Фелипе обнаружил, что внимательно прислушивается к его разнообразным модуляциям.

Миссис Раддок скучала, но время от времени пыталась это скрыть, снисходительно улыбаясь Анжеле. Джонни Хэйнсфорт, хотя и был безнадежным почитателем Уиллоу, с восхищением смотрел и на Анжелу, но делал это достаточно тактично, чтобы не оскорбить ее жениха. Другие двое гостей провели вечер, восторженно вздыхая над старинными вещами, которыми изобиловал «Каза Мартинес».

Анжела отправилась спать вместе с бабушкой и понятия не имела, как долго после этого бодрствовали остальные.

Она знала, что миссис Раддок улыбнулась еще снисходительнее, когда властный голос доньи Миранды объявил, что будущая невеста провела довольно тяжелый день и будет рада отправиться на отдых. Не скрылось от Анжелы и недоверчивое веселье в дымчато-серых глазах Уиллоу, когда Фелипе просто поклонился и поцеловал кончики пальцев невесты, прежде чем весьма сдержанно пожелать ей спокойной ночи.

Удивленным выглядел даже Джонни Хэйнсфорт, равно как и двое остальных гостей, изо всех сил старавшиеся вести себя так, как, по их мнению, от них ожидали. Все были потрясены очевидным фактом, что дон Фелипе и девушка, которая вскоре должна была стать доньей Фелипе, относились друг к другу как почти незнакомые люди.

Если бы что-то помешало их браку, ни один из них не был бы особенно расстроен.

Глава 7

Анжела пошла спать, возмущенная тем, что ее поставили в невыносимое положение. Она не винила бабушку, зато винила себя за то, что опозорила память отца и подчинилась, даже не пытаясь протестовать.

Она полночи не спала в своей комнате, вдруг показавшейся ей ужасно негостеприимной, и проснулась с рассветом с твердым намерением пойти на пляж и насладиться первым купанием в прозрачном море, пока не встали остальные.

Утро было таким замечательным, что все заботы и обиды на время исчезли; Анжела то плыла, энергично рассекая воду, то лениво лежала на спине в теплой, приятной воде. Перед отъездом она купила себе белый купальник, и он ей очень шел, тем более что на ней не было купальной шапочки и золотые волосы стелились за ней по воде. Анжела решила, что до завтрака у нее будет достаточно времени вымыть и высушить их. Прическу она всегда делала сама, поэтому никакого вреда от того, что волосы намокли, не было.

И она сможет присоединиться к остальным после завтрака. Дома они с бабушкой всегда завтракали в своих комнатах, и Анжела не видела причин менять привычки из-за того, что сейчас она гостила у жениха.

Берег был очень живописным. В груди Анжелы уже не впервые шевельнулось чувство национальной гордости – только теперь она гордилась тем, что она – испанка и вся эта красота – часть ее наследия.

Анжела вылезла из воды, когда жар солнца, карабкающегося по пронзительно голубому небосводу, начал становиться неприятным, а сине-фиолетовые тени от скал стали резко выделяться на сияющем изжелта-белом песке. Перед ней возвышался «Каза Мартинес», и, направляясь к дому, Анжела разглядела вышедшую навстречу группу людей; среди них была и Уиллоу Раддок в бикини, которое потрясло бы донью Миранду до глубины души, если бы она хоть одним глазком его увидела. Рядом шел Фелипе в плавках, загорелый и подтянутый, Анжела, впервые видевшая его без обычной одежды, к своей досаде, обнаружила, что ей приходится отводить глаза не только от дона Фелипе, но и от двоих других мужчин, одетых так же по-пляжному.

Анжела прихватила с собой большое махровое полотенце, чтобы прикрыть свой скромный купальник по дороге из дома и в дом – на случай, если встретит кого-то по дороге, – и, натолкнувшись на остальных, вцепилась в него обеими руками, плотно обмотав вокруг себя.

Она услышала, как Уиллоу Раддок звонко рассмеялась, остановившись и показывая на нее пальцем.

– Дорогуша, ты еще не испеклась? – осведомилась она. – Я знаю, что у вас, испанцев, просто пунктик на пристойности, но это уже переходит границы разумного! Фелипе, ты что, будешь настаивать, чтобы после свадьбы она носила паранджу и сидела на женской половине дома?

Уиллоу была так потрясающе красива в бикини того же изумрудно-зеленого цвета, как и ее платье накануне, что несколько секунд Анжела смотрела на нее с восхищением, а потом вдруг поняла, что из нее делает посмешище другая женщина, гостья ее жениха. Яркий румянец залил ее щеки. Она только крепче вцепилась в свое полотенце, и, вместо того чтобы видеть перед собой – после нескольких мгновений чистой зависти – необычайно прекрасную девушку, чем-то напоминающую породистую кобылу, увидела очень опасную чужестранку, которая была намерена унизить ее при первой же возможности.

Но Фелипе яростно бросился на защиту своей невесты.

– Анжела просто ведет себя так, как она была воспитана, – ядовито произнес он. – Мы в Испании не считаем, что витрина магазина – место для всех лучших товаров. Собственно, совсем наоборот! – И продолжил, повернувшись к Анжеле: – Иди в дом, querida [11]11
  Любимая (исп.).


[Закрыть], и переоденься во что-нибудь подходящее. Ты, без сомнений, будешь завтракать вместе с бабушкой.

Ее прогоняли, но Анжела не возражала. Впервые в жизни она была счастлива, что у Фелипе есть право давать ей распоряжения. И хотя остальные предлагали ей присоединиться к ним, а Уиллоу выглядела ошеломленной – даже немного сердитой на себя, – Анжеле и в голову не пришло оспорить его право указывать ей, хотя они еще не были женаты. Торопясь к дому, она подумала было, что этот инцидент может быть демонстрацией того, как Фелипе будет обращаться с ней в будущем, но на этот раз такая мысль ее не взволновала.

Может быть, он и собирается распоряжаться ее жизнью, но то, что принадлежало ему, он защищать умел. Уиллоу Раддок явно смутилась, и Анжела была этим довольна.

Она встретила всех позже, когда они вернулись с пляжа. Уиллоу переоделась в безупречный купальник, и Анжела вновь невольно залюбовалась ею. Уиллоу сидела под зонтиком от солнца на террасе, выходящей на ухоженные газоны и розовые беседки. Сквозь стекла солнцезащитных очков ее глаза смотрели искренне. Она поманила пальцем Анжелу, тоже вышедшую на террасу, и сказала, что хочет извиниться за свое утреннее поведение на пляже.

– Боюсь, я допустила бестактность и сказала что-то, что обидело Фелипе, – призналась она, одновременно принимая высокий стакан с прохладным напитком от слуги. – А, много льда! Как раз как мне нравится! – воскликнула она, ослепительно улыбнувшись смуглому слуге. Он удалился, и Уиллоу продолжила начатую реплику: – Не обращай внимания на то, что я иногда бываю дерзкой. Знаешь, меня воспитывали совсем не так, как тебя, к тому же я намного старше, и мне пришло в голову, что ты заключишь нечестную сделку, если только не будешь гораздо активнее защищаться. Например, сегодня утром тебе нельзя было позволять Фелипе отделываться от тебя так, как он это сделал.

Анжела, тоже прихлебывая лимонад, пожала узкими плечами.

– Мне не показалось, что Фелипе отделался от меня, – с достоинством солгала она.

Миссис Раддок улыбнулась ей:

– Ну перестань! Он отправил тебя в дом переодеваться. Он когда-нибудь видел тебя в купальнике?

– Никогда.

– Тогда его ожидает приятный сюрприз; я наблюдала из окна за твоим уединенным утренним купанием и должна сказать, что у тебя очень красивая фигура, и, собственно говоря, тот твой чопорный купальник тебе идет. И ты очень хорошая пловчиха. Он это знает?

– Насколько мне известно, нет.

По красивым губам Уиллоу Раддок снова пробежала легкая улыбка.

– Как ты официально разговариваешь! Прямо как учебник этикета, написанный для старомодной школы для старомодных юных леди. Это твоя бабушка настаивает на том, чтобы ты себя так вела? Тебя так воспитали?

– Меня воспитали в соответствии с определенными правилами хорошего тона.

– Которые большей частью устарели в Англии и Америке, где молодежь обретает все больше свободы. Как ты, наполовину англичанка, относишься к свободе? Я хочу сказать, тебя не волнует, что ты со всех сторон стеснена традициями и все такое прочее?

– Абсолютно не волнует.

Возможно, это и не было чистой правдой, но Анжела сказала это так, будто у нее действительно не было никаких возражении.

С минуту Уиллоу пристально смотрела на нее; большие темные очки почти скрывали ее красивые глаза и потрясающие ресницы, но в то же время подчеркивали ровный цвет лица и искусный макияж. Потом она тоже пожала плечами, словно чувствуя, что столкнулась с чем-то ей незнакомым.

– Боюсь, мне не часто приходилось встречать девушек, похожих на тебя, тем более таких, которые живут под властью бабушки и готовы подчиниться такой же власти, когда станут женами. А ты ведь не собираешься что-то менять, когда будешь сеньорой Мартинес, ведь так? – скорее подытожила, чем спросила она. – Я имею в виду, ты будешь продолжать просто подчиняться? Не предпримешь никаких попыток отстоять свои права? Всю жизнь будешь тенью, следующей по пятам за Фелипе? В наше время это кажется мне невероятным!

Теперь наступила очередь Анжелы улыбнуться.

– Я выхожу замуж по расчету, но с нетерпением жду того момента, когда после женитьбы у меня начнется новая жизнь. Прежде всего, я буду сама себе хозяйка, хозяйка собственного дома – разумеется, и дома Фелипе! – и найдется множество интересных вещей, которыми я смогу заняться. Это будет совершенно не похоже на жизнь в доме бабушки!

– Я в этом уверена! – протянула Уиллоу.

Анжела решила, что стоит подробнее объяснить свою позицию:

– Для вас браки по расчету, должно быть, кажутся странными, но в вас нет испанской крови. А ведь очень немногие испанские женщины бывают несчастны в замужестве. Наверное, это потому, что им легко подчиняться. Я наполовину англичанка, но в основном я все-таки испанка. – Анжела и сама не знала толком, правда это или нет, но по тому, как вздернулся ее подбородок, было ясно, что она желает показать: вряд ли у нее есть хоть малейшие сомнения по этому поводу. – Да, я уверена, что я настоящая испанка! – подчеркнула она.

Миссис Раддок казалась веселой и скептичной одновременно:

– А мне кажется, ты настоящая англичанка. Но я не сомневаюсь, что твоя бабушка, которая, как я понимаю, воспитывала тебя с раннего детства, позаботилась, чтобы тебе как можно чаще повторяли, как важно быть испанкой, с тех пор как ты смогла хоть отдаленно понимать, о чем идет речь. Тем не менее ты немного интригуешь меня… Может быть, потому, что у тебя такая английская внешность. Так получилось, что я хорошо знаю Фелипе, и была искренне удивлена, когда он сказал, что собирается жениться на тебе. Понимаешь, если уже Фелипе решит жениться, ему нужна жена, которая будет скорее доминировать, чем подчиняться. Думаю, он мог бы быть довольно жесток, если бы считал женщину своей рабыней. С другой стороны, если бы она сделала его своим рабом, это позволило бы проявиться его лучшим качествам. Я уверена в этом так же твердо, как в том, что за зимой приходит весна – даже в этой стране.

Анжела смотрела на нее так, словно не понимала, на что та намекает.

– И что из этого?.. – с сомнением спросила она.

– Если не будешь отстаивать свои права, скорее всего, ты станешь его рабыней, и я даже не хочу думать, какой раздавленной ты окажешься через десять лет. Конечно, если ты без памяти влюблена в Фелипе, все будет совсем иначе. Но мне кажется, ты никогда никого не любила. У тебя такой непробудившийся вид.

Анжела заколебалась. Она не видела, с чего бы ей открывать душу перед миссис Раддок, но по натуре и по воспитанию была честной и, немного помолчав, призналась, глядя на свой стакан лимонада:

– Я никогда не была влюблена. Я не уверена, что вообще понимаю, что значит «быть влюбленной».

– Тогда тебе ни в коем случае не стоит выходить замуж за Фелипе!

– Но разве исключена возможность, что я еще влюблюсь в него?

– Если ты уже не влюбилась, то да!

– А вы не думаете, что, быть может, он любит меня?

Уиллоу закурила, достав сигарету из портсигара со своими инициалами, выложенными бриллиантами на крышке, покачала головой и сочувственно рассмеялась.

– Мое бедное дитя, – вздохнула она, – ты не питаешь иллюзий по этому поводу, не так ли?

Анжела, не смутившись, продолжала смотреть на нее:

– Вы не думаете, что он хоть немного любит меня, миссис Раддок?

В ответ та снова покачала головой.

– И тем не менее вы думаете, что вполне вероятно, что он влюбится? В кого-то еще?

Уиллоу попыталась принять смущенный вид, потом сняла темные очки, наклонилась вперед и накрыла рукой ладонь Анжелы, лежащую на столике.

– Мое бедное дитя, – повторила она, – ты ведь совсем не знаешь Фелипе, правда? Совсем не знаешь! Тебе навязали этот брак, и через несколько недель ты будешь связана с человеком, который для тебя настоящий незнакомец. Для меня это звучит просто ужасно!.. Поверь мне, это действительно так! Потому что я знаю Фелипе, и я… я…

– Вы не любите Фелипе, миссис Раддок, – с убеждением, потрясшим опытную женщину, сказала Анжела. – Если и любите, то это не та любовь, которая могла бы представлять для него ценность. Но вы ведь считаете, что он влюблен в вас? Может быть, уже давно?

Уиллоу беспомощно пожала плечами:

– Я уже сказала: я считаю, что любовь к женщине может изменить его, и, если бы Фелипе женился на мне, я могла бы изменить его. Вместо эгоистичного мужчины, какой он сейчас, он был бы совсем, совсем другим, уверяю тебя.

Она грациозно стряхнула пепел с сигареты в пепельницу, снова надела очки, откинулась на спинку кресла и взглянула в яркое голубое небо.

– Фелипе – это смесь противоречий: сейчас холодный, трезво мыслящий, а через минуту горящий и податливый, как воск. По крайней мере, я вижу его таким! Я была счастлива в замужестве, но, даже несмотря на это, я всегда ощущала его шарм. Я легко могла бы влюбиться в него, если бы он хоть немного поощрил мое чувство, и я абсолютно уверена, что, если бы можно было убрать эту странную помолвку с тобой, он полностью бы отдался радости любить меня! И быть любимым мной! Я уже предупредила тебя, что он из тех людей, которые должны любить, иначе с ним невозможно будет жить. Действительно невозможно! И поэтому все здесь зависит от тебя – ты должна вырасти, пока не поздно, сказать бабушке, что отказываешься исполнять ее приказы, и – отказаться от него! Он отпустит тебя без малейшего сомнения, если ты сама попытаешься освободиться. Я знаю, и именно поэтому я рада, что наш разговор состоялся гораздо раньше, чем я надеялась.

Донья Миранда, постукивая тросточкой, приближалась к ним. Уиллоу тут же умолкла, а потом опасливо предупредила:

– Идет твоя бабушка! Больше ни слова!

Анжела немедленно поднялась и уступила место бабушке. Уиллоу все так же расслабленно лежала в кресле, и донья Миранда с явным неодобрением взглянула на нее, садясь в кресло внучки и с облегчением вздыхая, хотя ее темные глаза сверкали подозрительно ярко.

– Спасибо, дитя мое, – сказала она. – Теперь мне тяжело ходить, даже опираясь на трость. Боюсь, это все мой ревматизм. – Потом ее взгляд снова переместился на почетную гостью ее будущего внука. – Надеюсь, вам здесь нравится, сеньора Раддок? – осведомилась она. – Сегодня утром я видела из окна, как вы купались в море. Но по сравнению с моей внучкой плаваете вы плохо. Вы входите в воду почти раздетая, но и то немногое, что остается на вас, видимо, вам мешает.

Уиллоу печально взглянула на Анжелу и горестно улыбнулась, пожав плечами. Этот жест говорил: она прекрасно понимает, что донья Миранда не одобряет ее и сегодня собирается высказать все начистоту.

Анжела едва обратила на это внимание. Она размышляла над тем, что услышала от Уиллоу, и хотя нельзя было сказать, что она потрясена, но у нее появилось много пищи для раздумий.

Ее стало еще больше, когда общество на двух машинах поехало на обед к родственнику дона Фелипе, резиденция которого находилась поодаль на морском берегу. Хотя Фелипе и посадил Анжелу на почетное место рядом с собой, слова, сказанные им, когда они отправились в путь, будто забрали в себя все тепло горячего испанского солнца.

– Пока мы здесь, я должен попросить тебя не купаться одной по утрам; собственно, я предпочел бы, чтобы ты вообще не купалась.

– Но я же не ношу бикини, – невыразительно заметила она, глядя через ветровое стекло на белую дорогу.

– Дело не в этом!

– Миссис Раддок носит бикини, и вы с ней купаетесь. Почему бы и мне не купаться, если я не ношу бикини и мой купальник абсолютно пристоен?

– Потому что я этого хочу, а когда я ясно выражаю свои желания, то ожидаю, что к ним отнесутся с должным уважением, – как бритвой отрезал Фелипе, и у нее пропало всякое желание продолжать этот разговор – или любой другой, если уж на то пошло.