Текст книги "Слово джентльмена"
Автор книги: Сюзанна Энок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Люсинда почувствовала, как по ее щекам потекли слезы.
– Боже мой! – пробормотала она, сжимая пальцы Роберта.
Лицо Роберта было в нескольких сантиметрах от ее губ – серое, измученное, постаревшее. Люсинда некоторое время смотрела в его несчастные глаза, потом обняла за шею и поцеловала.
– Я никогда не верила, что вы могли сделать подлость! – шептала она, покрывая поцелуями щеки, лоб, глаза Роберта, стараясь крепче прижаться к нему.
Неожиданно Роберт отстранился и тяжело вздохнул:
– Увы, это еще не все. Я чувствовал себя умершим все последние три года и лишь недавно подумал, что мог бы стать полезным вам, Люсинда. Предполагается, что я мертв, и я действительно почти стал мертвецом… Знаю, это угнетает мою семью, заставляет ее страдать…
– Но ведь на самом деле вы живы!
– Вряд ли… Каждое утро, с которого начинается очередной мой день, мне кажется чудом. Что же касается вас, то тут не стоит лукавить! Вы не можете выйти замуж за Джеффри Ньюкома только потому, что это представляется вам самым простым и приятным решением проблем. Неужели вы этого и в самом деле не понимаете?
– А что плохого вы находите в простоте и приятности?
– То, что это не мир и не спокойствие, а всего лишь мель, на которой можно отсидеться. Для вас простота и приятность в данном случае означает отсутствие огорчений или каких-то неожиданных тревог и потрясений…
– Нет, совсем не так! Например, простота составляет немалую долю счастья в моей жизни.
– Вы лжете!
– Ничуть.
Роберт нагнулся и вновь припал к ее губам. В значении этого нового поцелуя Люсинда уже не сомневалась. Она небезразлична Роберту. Конечно, Люсинда знала, что сможет вовремя остановить его, если захочет, но в этот момент меньше всего желала это сделать. Смерть, видимо, уже заняла большое место в его душе, а ей только еще предстояло вселиться туда, постараться вытеснить свою страшную соперницу и оживить душу Роберта.
Вкус его горячих губ заставил сердце Люсинды учащенно биться. Кончиком языка Роберт провел по тыльным сторонам ее зубов. Потом ловкие пальцы осторожно освободили ее волосы от лент и нежно пригладили рассыпавшиеся локоны.
Ладони Люсинды проникли под его куртку, изящные женские пальцы расстегнули пуговицы, а тонкие руки с неожиданной силой стянули с Роберта куртку и бросили на пол. За курткой туда же полетела белая шелковая рубашка. Люсинда даже не почувствовала, как руки Роберта расстегнули и сняли ее блузку и принялись за нижнюю рубашку. Через несколько секунд все это тоже лежало на полу.
Ладони Роберта легли на очаровательные полушария грудей Люсинды и крепко сжали их, а она всем своим телом приникла к нему.
Роберт поднял Люсинду на руки и перенес на расстеленную кровать, которую она приготовила для себя…
– Скажи мне что-нибудь! – прерывистым шепотом попросила Люсинда, впервые перейдя на ты.
– Ты прекрасна… Бесподобна… Теплая, нежная… Боже, я просто не верю, что все это происходит наяву!
– Ты понимаешь, что это означает?
– Что?
– А то, что ты не умер и, судя по разгорающемуся темпераменту, умирать не собираешься!
Роберт застонал и покрыл поцелуями обнаженное тело Люсинды. Его ладони скользнули вниз, мягко провели по курчавым волоскам…
– Боже! – простонал он. – Как давно я этого не делал!
– А я так вообще никогда!
Роберт изумленно посмотрел на Люсинду:
– Неужели?
– Представь себе. А теперь признайся: ты хочешь меня?
– Безумно! А ты?
– Мне кажется, что не меньше!
– Тогда…
Осторожно, нежно Роберт проникал в ее плоть. Люсинда только на мгновение почувствовала острую боль…
…Пик страсти миновал. Они еще долго неподвижно лежали рядом, с трудом приходя в себя. Наконец Роберт поднялся, сел на край кровати и с сожалением проговорил:
– А теперь я должен уйти.
Люсинда хотела было запротестовать, но взглянула на обнаженную спину Роберта и с ужасом увидела, что вся она покрыта шрамами. Некоторые из них тянулись снизу вверх почти до шеи. Было совершенно очевидно, что получены они совсем недавно.
– Тебя истязали кнутом? – Она осторожно провела ладонью по его спине.
От этого прикосновения Роберт вздрогнул и прошептал:
– Не только кнутом. Всем, что только попадалось под руку. Последним, кто видел эти шрамы, был Тристан, когда помогал смазывать их – тогда они еще не до конца зажили. С тех пор я не раздевался в чьем-либо присутствии.
Люсинда не разрыдалась, не упала в обморок и не отвернулась, но Роберт понимал, что представляет собой весьма жалкое зрелище.
– Мы расследуем все случившееся, – убежденно сказала Люсинда, – и обязательно найдем настоящего виновника. Тогда все мерзкие слухи прекратятся и твоя репутация вновь будет восстановлена.
– Но сперва и с моей стороны необходимы еще кое-какие шаги.
– С нашей стороны, – поправила его Люсинда.
– Я шел сюда сегодня не для того, чтобы просить тебя о помощи! – воскликнул Роберт. – И сам не должен допустить; чтобы моя семья была разбита слухами о том, будто бы я пытался покончить жизнь самоубийством! Прошу тебя ничего больше не говорить своему отцу! Обещай мне.
– Обещаю!
– Надеюсь, что на сей раз ты сдержишь свое слово?
– Сдержу!
Люсинда стояла перед Робертом, стройная, красивая, с роскошными распущенными волосами и обнаженной высокой грудью. Он почувствовал, что снова желает ее. И еще он хотел сказать ей, что она стала для него маяком будущего, его надеждой, всем смыслом жизни. Но Роберт понимал, что сейчас должен уйти, потому что так будет лучше для них обоих!
Глава 16
Так закончился этот памятный день,
определивший всю мою дальнейшую судьбу.
Виктор Франкенштейн
(М. Шелли «Франкенштейн»)
Едва Роберт, вернувшись домой, проскользнул в холл, как почувствовал, что там кто-то есть. В следующий момент чья-то ладонь легла ему на плечо.
– Уходи! – со злостью выкрикнул он, узнав Тристана по запаху его любимого мыла.
– Эндрю и Шоу упаковывают вещи в дорогу, – спокойно, не обращая внимания на резкий тон младшего брата, произнес Тристан. – Ты ведь знаешь, что они уезжают в Шотландию.
Несмотря на мягкие, почти вкрадчивые интонации Тристана, его лицо оставалось угрюмым и неприветливым. Роберт тяжело вздохнул. Уходя от Люсинды, он надеялся на более теплую встречу со старшим братом, однако теперь ему стало ясно, что ничего в их жизни и отношениях не изменилось.
– Я хочу спать! – пробурчал он.
– Нет. Сначала ты должен пойти вместе со мной к Джорджиане, – непререкаемым тоном заявил Тристан. – Она не спит, как, впрочем, и никто из нас. Около нее сейчас дежурит горничная.
Чувство удовлетворения и спокойствия мгновенно покинуло Роберта. Он с тоской подумал, что постоянная тревога и непонятный страх, преследовавший его все последние месяцы, отнюдь не рассеялись после визита к Люсинде и их неожиданной близости.
– Как она себя чувствует? – спросил он Тристана.
– Более или менее сносно. А вот ты… Ты когда-нибудь перестанешь исчезать куда-то, не сказав никому ни слова?
– Я же сообщил тебе, что поехал по делу! – раздраженно ответил Роберт, остановившись на первой ступеньке лестницы.
– С тех пор прошло больше пятнадцати часов! Если ты будешь и впредь постоянно исчезать неведомо где, то это вызовет дополнительные неприятные слухи. В конце концов дело кончится тем, что ты разоришься, потому что никто уже не сможет тебе доверять!
– Но, будучи моим близким родственником, ты тоже разоришься. Моя подмоченная репутация неумолимо скажется и на твоей, тем более если ты начнешь распространять слухи о финансовой несостоятельности, постигшей меня после возвращения из тюрьмы. Что ж, можешь попробовать!
Тристан снова крепко схватил Роберта за плечо и круто повернул его лицом к себе, чуть не столкнув с лестницы.
– Ты мой брат! – прошипел он в лицо Роберту. – Пойми, что ни я, ни кто-либо еще из нашей семьи не хочет от тебя дистанцироваться, хотя… хотя в случае твоего бегства всех нас ждет полное разорение! Подумай об этом в следующий раз перед тем, как выкинуть очередной фортель.
Роберт долго смотрел в глаза Тристана и наконец мрачно произнес:
– Я не сделал никому ничего дурного!
– Знаю. Как знают и все члены нашей семьи.
– Но зато остальной Лондон в это не верит! Не надо пытаться выглядеть благородным – тебе и особенно Шоу лучше держаться от меня на расстоянии.
– Если ты непременно этого хочешь, то нам следует серьезно обсудить все, но чуть позже – сейчас не время и не место для подобного разговора. Пойдем!
– Куда?
– К Джорджиане.
Джорджиана сидела на кровати, обложенная большими подушками, и что-то читала.
– Роберт! – улыбнулась она. – Как ты себя чувствуешь?
– У меня все хорошо! Извините за то, что расстроил вас.
– Подойди ближе! – потребовала она, вытянув вперед обе руки.
Роберт неохотно повиновался и позволил Джорджиане обнять себя, а потом и смачно чмокнуть в щеку. К его удивлению, он не почувствовал никакого дискомфорта и даже поспешил вернуть поцелуй, хотя и не так громогласно.
– И где же ты был? – поинтересовалась Джорджиана. Роберт услышал за спиной шарканье подошв и понял, что это братья толпой ввалились в гостиную, причем Шоу и Эндрю были одеты в костюмы для верховой езды.
– Катался верхом, – ответил он Джорджиане, разумеется, скрыв, что произошло с ним на самом деле.
– Катался? Где? – спросил Эдвард. Шоу обнял младшего брата за плечи.
– Иди наверх и поспи еще немного, – ласково сказал он Эдварду. – Здесь все в порядке!
– Нет, не все! – запротестовал тот, сбросив с плеча руку брата. – Роберт уезжал, а куда – никто не знает! Я заметил, что это всех встревожило! Ну, куда ты ездил, говори!
– На север. Я подумал, что в Глауден-Эбби жизнь, возможно, спокойнее, чем в столице.
– Но ведь ты вернулся! – заметил Тристан.
Роберт пожал плечами:
– Я уехал, поскольку устал от беготни, и не вижу в этом ничего предосудительного. А вернулся, решив, что здесь скорее смогу противостоять некоторым распускаемым обо мне слухам.
– Если у тебя хватит на это сил и терпения! – фыркнул Тристан. – Ну а теперь, коль скоро мы все собрались вместе, давайте дадим отдохнуть Джорджиане – наверняка она хотела бы поспать. Нам надо выработать какую-то новую стратегию поведения, но мы вернемся к этому завтра.
Роберт подумал, что предложение Тристана имеет смысл, и согласно кивнул.
Все его братья отправились спать; значит, есть надежда, что наутро, хорошо выспавшись и отдохнув, они смогут наконец додуматься до того, кто же все-таки был подлинным виновником кражи в Хорсгардзе, – тогда в обществе перестанут связывать это преступление с ранением Роберта и последующим пребыванием его в тюрьме Шато-Паньон. Это вполне устраивало бы Роберта, если бы… если бы не… Люсинда. Люсинда Баррет и эти ее чертовы матримониальные планы в отношении лорда Джеффри Ньюкома!
Вернувшись к себе в комнату, он быстро разделся и юркнул в теплую уютную кровать. И тут же почувствовал запах Люсинды, совсем недавно лежавшей рядом…
На сей раз Люсинда спустилась вниз чуть раньше отца, поэтому успела быстро позавтракать и проскользнуть в сад к клумбе с розами. В значительной мере это объяснялось тем, что она фактически не спала ночь. Об этом Люсинда не хотела говорить ни отцу, ни кому-либо еще. Об этом, а тем более о причинах своей бессонницы.
Люсинда и раньше получала предложения как о законном замужестве, так и о греховном сожительстве и решительно отклонила те и другие, как по причине полного равнодушия к браку вообще, так и к тем, кто такие предложения делал. Однако Роберт ее заинтересовал, даже еще более – заинтриговал.
Вспоминая сильное, красивое тело Роберта в своей постели, ощущая проникновение его возбужденной плоти, она почувствовала, как кровь начинает закипать в ее жилах, а колени подгибаться. И тут она невольно подумала о резко враждебном отношении к Роберту ее отца.
Генерал как-то уже сказал ей, что кто бы ни похитил секретные бумаги из Хорсгардза, этот человек – отъявленный негодяй, подлец и мерзавец, а значит, именно таким выглядел Роберт Карроуэй в глазах общества, которое возлагало на него всю вину за кражу. Правда, сама Люсинда отнюдь не разделяла подобного мнения, и все же независимо от того, простил Роберт ей предательство или нет, она потеряла его доверие и позволила мерзким слухам распространиться по городу. Одновременно стало известно, что Карроуэй попал в Шато-Паньон, и, разумеется, все тут же связали этот факт с похищением секретных документов. Так предательство Роберта, по мнению очень многих, стало очевидным.
Возможно, Роберт мог бы опровергнуть самые худшие из слухов признанием о том, сколько страданий пришлось ему перенести в тюрьме и как получилось, что именно его все-таки выпустили, а остальных расстреляли. Но он опасался, что правда окажется для него не менее губительной, чем ложь. Конечно, обстоятельства, в которых оказался Роберт, были экстремальными, но аристократическое общество британской столицы не смогло этого понять. Гораздо легче было обвинить Карроуэя в измене. В светских гостиных твердили только одно: как мог английский солдат, выросший в благородном, знатном семействе, попытаться покончить с собой, вместо того чтобы воевать против Наполеона?
Хотя Люсинда рассказала отцу о том, что пришлось пережить Роберту в Шато-Паньон, генерал никогда не предал бы дочь, если бы речь не шла о безопасности страны. Последнее было для Баррета очень важно. Конечно, он поделился с кем-то в Хорсгардзе теми сведениями, которые стали ему известны. Он и не мог поступить иначе, поскольку считал это своим долгом.
Стоя в задумчивости около клумбы роз, Люсинда не заметила, как Баррет вышел из дома и остановился у нее за спиной.
– Проклятие! – проговорила она, отвечая на свои горькие мысли.
– Надеюсь, ты не укололась? – озабоченно спросил генерал.
Люсинда обернулась.
– Я? – растерянно переспросила она. – Нет… Просто этот проклятый бриз высушил лепестки роз, вот и все! А почему ты решил, что я укололась?
– Во-первых, потому что ты вслух выругалась, чего я раньше никогда за тобой не замечал. А потом, ты выглядишь очень усталой.
– Я плохо спала этой ночью.
– Из-за Карроуэев, не так ли? И из-за Джорджианы. Кстати, сегодня мы снова встретимся с Джеффри и постараемся составить более полный список лиц в Лондоне, симпатизирующих Бонапарту. Ты, как всегда, будешь вести протокол. Кстати, надо будет занести в него и тот факт, что Роберт Карроуэй был взят в плен. Это может помочь…
Люсинда резко повернулась и посмотрела в глаза отцу:
– Но ты даже толком не знаешь, кто попал в плен, а уже на основании непроверенной информации и только потому, что Роберт был в плену, готов обвинить его во всех смертных грехах, вплоть до государственной измены!
– Согласись, что пока я ничего подобного не сделал…
– Но я никому не сказала того, в чем призналась тебе! Никому! Ты же все рассказал кому-то из своих людей. Ты полностью доверяешь этому человеку?
Генерал медленно опустился на каменную скамейку, стоявшую за его спиной.
– Вот оно что. Ты хочешь обвинить меня в предательстве, которое сама же и совершила!
– Н-нет! Не знаю… Может быть, и так! Но я верила, что если на свете и существует благородный человек, которому можно смело доверить любую тайну, то этот человек – ты! Как я ошиблась! Если бы ты только видел, как он разозлился…
«И каким выглядел одиноким, покинутым…» – подумала она про себя.
Люсинда почувствовала, как крупная слеза скатилась по ее щеке, и машинально смахнула ее тыльной стороной ладони.
– Поверь, дорогая, это расследование нужно произвести очень скрупулезно и до конца. Если окажется, что Роберт Карроуэй невиновен, ты можешь извиниться перед ним или же сказать ему и Джорджиане, что плохо себя чувствовала, а потому и не была на празднике фейерверков в Воксхолле. Если же он виновен, то тебе не надо будет ничего объяснять.
– Он невиновен, папа, и не надо на него зря наговаривать!
– А вот я в этом не уверен. Хотя, конечно, ты лучше знаешь этого человека. Кстати, кто в полку был его командиром?
– Понятия не имею. Не думаю, что Роберт захочет говорить со мной об этом, так что перестань меня допрашивать. Я понимаю, что доставила всем немалые неприятности, но обещаю впредь этого никогда больше не делать!
Несколько секунд генерал сидел молча; Люсинда же делала вид, будто срезает с роз засохшие побеги. Она думала о том, что совершенно неожиданно и против собственного желания стала своего рода доносчицей. Это было ужасно! Более того, она переспала с человеком, подозреваемым в преступлении, причем обещала, в свою очередь, уже его информировать обо всем, что может стать ему полезным.
Генерал поднялся со скамейки.
– Джеффри передал мне записку, – со вздохом сказал он. – Не думаю, что ты отблагодарила его за подаренную коробку шоколадных конфет. Но несмотря на это, он просит разрешить ему сегодня сопровождать тебя на вечер в Хестерфилд.
– Напрасно. Я туда не поеду. Не хочу больше слышать этого отвратительного ворчания и очередных сплетен!
– Нет, ты поедешь! Ты не должна превращаться в затворницу только потому, что кто-то из твоих друзей, возможно, совершил проступок или же подозревается в этом…
– Но пойми же, папа, там будут Джорджиана и Тристан, а ты сам просил меня пока держаться подальше от них. Правда, я не совсем понимаю почему.
– Если они слышали все эти слухи и сплетни – а я уверен, что так оно и есть, – то, не будучи дураками, сразу догадаются, почему ты уклоняешься от встреч.
– Не ты ли всегда призывал меня твердо придерживаться своих убеждений?
– Верно! Но на этот раз я бы просил тебя прислушаться к моим словам. Не исключено, что виновник всего происшедшего фактически хочет развязать новую войну.
– Но это мои друзья!
– Люсинда, я не позволю тебе спекулировать на том, что может случиться, так же как не позволю лгать самой себе! Да, в результате всей этой истории ты можешь лишиться кого-то из друзей, я не в силах этого предотвратить. Но ты пока еще не совершила ни одного ложного шага; тем более я не хотел бы, чтобы такое произошло сейчас или в обозримом будущем!
Люсинда подумала, что все же совершила один ложный шаг, но сейчас речь шла не о том. Генерал, будучи стратегом и лицом весьма высокопоставленным, гораздо больше значения придавал самой информации, нежели источнику, из которого она получена. Что ж, коль скоро она ввязалась в эту игру, то должна ее продолжать!
Люсинда посмотрела на генерала и с усмешкой сказала:
– Думаю, что уже сам генерал Веллингтон знает обо всем!
– Он, разумеется, осведомлен о проблеме, – возразил Баррет, – но вряд ли в его распоряжении имеются сведения о конкретных участниках дела. К тому же на сегодняшний день только пять офицеров высокого ранга занимаются расследованием, и они доложат Веллингтону результаты, когда таковые будут получены.
Итак, пять человек будут расследовать дело Роберта, и ее отец среди них. За него Люсинда могла бы поручиться, вот остальные четверо… Где гарантия, что они не разнесут то, до чего докопаются, по всему Лондону?
– Как все это ужасно! – чуть слышно проговорила Люсинда.
– Гораздо ужаснее то, что находятся люди, пытающиеся освободить Бонапарта и тем самым положить начало новым кровопролитиям! – парировал Баррет. – Понимаю, что тебе предстоит пережить несколько весьма неприятных дней, поэтому сегодня поезжай в Хестерфилд и постарайся развлечься! Лорд Джеффри очарован тобой, и, если я не ошибаюсь, тебе он также нравится. Послушайся моего совета и подумай немного о себе. В будущем никто не обвинит тебя в происходящем сегодня. Дело может даже обернуться так, что тебя станут называть героиней.
– Но я не хочу быть героиней! Всю славу и заслуги ты можешь оставить себе. А мне надо закончить обработку роз.
– Так я сообщу Джеффри о твоем согласии?
Люсинда кивнула, поняв, что спорить с отцом сейчас все равно бесполезно. Совершенно очевидно, что генерал считал свою дочь преданным солдатом отечества и ждал от нее выполнения соответствующего долга. Что ж, ей придется поехать на этот вечер. По крайней мере в обществе лорда Джеффри ей не будет совсем уж одиноко, а может быть, она даже увидит Роберта, и он поймет, что у него там есть союзник…
Люсинда и Джеффри появились на балу в Хестерфилде с традиционным аристократическим опозданием. Такое опоздание было намеренным, поскольку согласно существующему светскому этикету о приезде опоздавших никогда громко не объявлялось, и это давало Люсинде возможность остаться незамеченной.
– Итак, мы пропустили первые два танца, – заметил Джеффри, стоя рядом с Люсиндой и одновременно кивая знакомым в зале.
– Надеюсь, вы извините меня, – ответила она, старясь по возможности спрятаться за широкую спину лорда.
– Вам не стоит извиняться – небольшое опоздание на бал считается обычным делом и даже вносит некоторую интригу, давая почву для сплетен и всякого рода кривотолков в адрес опоздавших, так что это в порядке вещей. К тому же я успел провести несколько приятных минут, беседуя с вашим отцом.
– Вот так? И что же вы от него узнали?
– Пока ничего нового. Просто он сказал, что все эти мерзкие слухи сильно вас расстроили.
Люсинда нахмурилась. Она уже давно поняла, что генерал Баррет не прочь сделать лорда Ньюкома своим зятем, но к чему подобная откровенность на великосветском балу?
– А еще что он вам поведал? – не скрывая раздражения, спросила Люсинда.
– Всего лишь попросил передать вам просьбу держаться подальше от семейства Карроуэй.
«Пошел бы он подальше с подобными просьбами!» – зло подумала Люсинда и хмыкнула:
– Это его желание, а никак не мое! И не надо больше говорить об этом!
– Я хотел предложить вам то же самое, тем более; что нынешняя неожиданная активность Роберта после довольно странного поведения на протяжении нескольких последних лет вызвала, насколько я понимаю, раздражение у остальных членов его семьи. Ему определенно следует быть осторожнее.
– Пока еще ничего не доказано! – резко ответила Люсинда. – И вообще, может быть, нам лучше поговорить о чем-нибудь другом?
– Ну конечно, дорогая! Но мне кажется, что вам, дочери известного и всеми уважаемого военачальника, могут быть известны факты, которые нельзя игнорировать.
– Я была бы предельно рада сама познакомиться с этими фактами, вот только пока не знаю ни одного из них!
– Ваша преданность друзьям вызывает восхищение, и все же я настаиваю на том, чтобы вы держались подальше от некоторых из них!
Люсинда нахмурилась и процедила сквозь зубы:
– Слышите, играют котильон? Пойдемте лучше танцевать.
В центре зала собралось много народу, и Люсинда облегченно вздохнула: здесь было не так трудно затеряться и укрыться от любопытных взглядов. Зато и сама она из-за кружившихся вокруг роскошных бальных платьев не могла никого разглядеть. Правда, Джорджиана в ее теперешнем положении вряд ли могла отдать должное даже самому медленному танцу, но ведь здесь находилось еще трое мужчин, представлявших семейство Карроуэй, которые могли бы танцевать на балу, и это не считая Роберта. Правда, после всего, что выяснилось накануне, вряд ли кто-нибудь из высшего света захочет с ним встретиться, а уж о том, чтобы заговорить, просто не могло быть и речи! И естественно, ни одна дама не согласится с ним танцевать!
Джеффри поймал ищущий взгляд Люсинды и сразу все понял.
– Их здесь нет! – шепнул он ей на ухо. – Они даже не соизволили прийти вчера на праздник фейерверков.
– Неужели никого из них там не было?
– Нет.
– По-видимому, вчера что-то произошло…
– Возможно, что и так.
Танец окончился, и пары вновь расселись вдоль стен. Люсинда обвела взглядом зал и вдруг увидела Сента и Эвелин, сидевших недалеко от двери. Эвелин тоже увидела Люсинду и тут же подбежала к ней.
– Дорогая! – воскликнула она, хватая Люсинду за руки. – Ты слышала?
– Да, – спокойно ответила Люсинда, отодвигаясь подальше от Эвелин.
Когда к ним подошел Сент, Люсинда подумала, что он, вероятно, больше всех знает о происшедшем. Во всяком случае, так ей казалось.
– Простите нас за то, что мы с отцом не поехали вместе с вами на праздник фейерверков в Воксхолле, – поспешно извинилась она. – Папа вчера очень плохо себя чувствовал…
– Я отлично понимаю генерала – он все последние дни был по горло занят этим ужасным расследованием. Кстати, вы не знаете, подозревают ли кого-нибудь в краже секретных бумаг?
Неожиданно в разговор вмешалась Эвелин:
– Сент, Люсинда не может тебе ничего об этом рассказать, даже если что-то и знает, не правда ли, Люси?
– Действительно, не могу. Скажу лишь, что отец делает все, что в его силах, дабы распутать этот клубок.
– Мне кажется, уже при возникновении первых слухов Джорджи должна была нас предостеречь – ведь Роберт может оказаться среди подозреваемых! – тихим голосом добавила Эвелин. – Правда, вчера я еле сдержалась, чтобы не заткнуть рот Мелисс Мильтон, когда она упомянула его имя. Кстати, мы, возможно, могли бы задержать его заключение в тюрьму до окончания судебного разбирательства, но ведь никто из нас практически ничего не знал!
Люсинда почувствовала, что ей становится трудно дышать, хотя она и старалась казаться спокойной. Она была готова провалиться сквозь пол.
– Семейство Карроуэй, возможно, тоже было крайне удивлено всем случившимся, – с трудом проговорила она. – Ведь Роберт никому ничего не сказал.
– Ну, положим, кому-то он все же кое-что сообщил! – возразил Сент. – И если он действительно содержался в Шато-Паньон, я не уверен, что стал бы осуждать его за это. Даже если Роберт и был замешан в краже документов из Хорсгардза…
– Он не был в этом замешан! – горячо запротестовала Люсинда.
– Не сомневаюсь, что судьи должным образом оценят твою поддержку. – Сент усмехнулся.
Люсинда отвела взгляд в сторону и вздрогнула – к ним подходили Тристан под руку с Джорджианой, Эндрю и Брэдшоу. Она также с удивлением увидела мрачно шествовавшего между ними Роберта. Выражение лиц у всех было довольно безрадостным.
Люсинде вдруг захотелось броситься к Роберту, повиснуть на его шее, почувствовав тепло и сладость его губ. Она даже покраснела при этой мысли, тем более что отлично понимала – невозможно сейчас вот так просто отойти не только от Роберта, но и ото всех остальных…
В этот момент Роберт повернул голову и посмотрел на Люсинду. Прошлой ночью он, как показалось Люсинде, не слишком охотно покинул ее постель. Но если она не могла забыть, как предала его, рассказав отцу об их конфиденциальном разговоре, то как мог он отнестись к этому?
– Пожалуй, нам стоит подойти к ним, – сказала супругу Эвелин; оба тут же встали и присоединились к родственникам.
Люсинда хотела было последовать за ними, но Сент обернулся и тихо произнес:
– Наверное, тебе лучше остаться здесь… Пойми, твой отец непосредственно занят в расследовании дела о похищении бумаг, и, если тебя заметят рядом с Робертом, это может скомпрометировать генерала.
– Сент прав, – кивнула Эвелин. – Останься здесь, Люси. А Джорджиане я все объясню!
– Нет! – решительно ответила Люсинда. – Я не желаю терять друзей в угоду мерзким слухам!
Люсинда хотела было перейти через зал и присоединиться к лорду Обину, его жене и всем остальным, но кто-то мягко взял ее за локоть.
Обернувшись, она увидела Джеффри.
– Не делайте этого! – прошептал он, подводя Люсинду к столу с закусками.
– Разве мой отец поручил вам следить за мной? – раздраженно спросила она, жестом руки отказываясь от бокала шампанского.
– Да, мистер Баррет просил меня опекать вас и не отпускать далеко от себя. Но я ведь и сам интересуюсь вами – мне далеко не безразлично отношение общества к вашему отцу. Естественно, я не хотел бы допустить, чтобы вы скомпрометировали как себя, так и генерала Баррета!
Люсинда глубоко вздохнула. Джеффри по крайней мере был честен с ней.
– Все знают, что мы с Робертом друзья, – ответила она. – А то, что меня заставляют уклоняться от встреч с ним, лишь еще больше накаляет обстановку в обществе, в то время как даже небольшой разговор с ним на светском рауте может, пусть немного, разрядить ее.
– До тех пор пока этого калеку не арестуют и слухи о том, что именно он выкрал секретные документы из Хорсгардза, не получат нового направления, все станут судачить о том, будто бы именно благодаря вам и генералу Баррету ему удалось проникнуть в штаб. Поймите, Люсинда, на карту сейчас поставлено ваше душевное спокойствие, ни больше ни меньше!
– Я отлично понимаю это, Джеффри, но на карту поставлено не только мое душевное спокойствие, но и мои отношения с друзьями, и более того – их доверие!
Джеффри взял руку Люсинды и поднес к губам:
– Вы нужны мне, дорогая, и поэтому я прошу вас не впутываться в этот мерзкий скандал!
– Увы, уже поздно! Боюсь, что…
– Мисс Баррет, – донесся до них чей-то голос. – Вас уже пригласили на вальс?
Люсинда повернула голову и увидела Роберта, стоявшего в двух шагах от нее. Выражение его лица было по-прежнему мрачным, но Люсинда понимала, что Роберт просто испытывает ее, желая убедиться, пойдет ли мисс Баррет с ним или публично от него откажется.
– Да, ее уже пригласили, – резко отреагировал Джеффри. – А вам я бы посоветовал пойти домой, чтобы не вызывать всеобщего возмущения своим присутствием!
Бездонные небесно-голубые глаза встретились с зелеными и раздраженными.
– Разве Люсинда ваша собственность, Ньюком, – очень тихо сказал Роберт, – и не может сама принять или отклонить мое предложение?
Люсинда посмотрела сначала на дьявола Джеффри, затем на ангела Роберта и сказала с обворожительной улыбкой:
– Ну конечно, я буду танцевать вальс с вами, Роберт!
Он протянул ей руку, и они закружились по паркету.
Лишь через несколько мгновений Люсинда заметила, как притихли все в зале.
– Не ожидала вас здесь увидеть! – шепнула она, стараясь не обращать внимания на то, что, несмотря на множество танцующих пар, вокруг них с Робертом сохранялось пустое пространство. Она подумала, что, если бы здесь был генерал Баррет, он непременно пришел бы в ярость, увидев свою дочь, вальсирующую с человеком, подозреваемым в государственной измене. Ему, конечно, расскажут об этом, и впереди ее ждет неприятный разговор с отцом, но все это будет потом. А сейчас для Люсинды существовал только Роберт, только он один, и никто больше!
– Я очень хотел с вами танцевать, – тоже шепотом сказал он. – Тем более что не имел такой возможности в прошлый раз.
От тепла его руки, обнимавшей Люсинду за талию, и пальцев, крепко сжимавших ладонь, по всему ее телу разлилась истома.
– Вы сказали… сказали что-нибудь… – запинаясь произнесла она.
– Сказал ли я что-нибудь Джорджиане? Нет. Я ничего ей не говорил, так как это было бы бессмысленно. Кроме того, я не хотел причинять вам боль. И не сделаю этого, пока вы держите слово и не позволяете травмировать мою семью.
– Спасибо!
Роберт слегка наклонил голову:
