Текст книги "Слово джентльмена"
Автор книги: Сюзанна Энок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Глава 14
Теперь все пропало!
Виктор Франкенштейн
(М. Шелли «Франкенштейн»)
Роберт немного поговорил о Шато-Паньон и вовсе не умер от этого. Как он и говорил Люсинде, это даже в каком-то смысле принесло ему некоторое успокоение… или принесло бы, если бы не мерзкая выходка Уолтера Фенгроува…
Что-то случилось. Что-то пошло не так, как следовало. Роберт ощущал это всем телом и нисколько этому не удивлялся. Он чувствовал себя слишком хорошо и даже начинал строить планы на будущее. Ему казалось, что жизнь понемногу снова к нему возвращается, особенно когда рядом была Люсинда.
Почти сразу после того, как они вернулись с прогулки, Люсинда пересела в свой экипаж и уехала домой, а Роберт остался стоять в холле, о чем-то размышляя. Потом он резко повернулся и направился в гостиную.
Джорджиана продолжала сидеть на той же кушетке и явно чувствовала себя не лучшим образом.
– Тебе не следовало выходить из дома, даже ненадолго, – упрекнул он ее.
– Нет, мне это было необходимо. Хотя я, верно, и выглядела как бегемот, только что вылезший на берег!
– Надеюсь, сейчас ты чувствуешь себя лучше?
– По крайней мере я не покрылась пятнами, как зачастую происходит с женщинами в моем положении…
– Я сейчас принесу тебе пару подушек.
Прежде чем Роберт вышел, Джорджиана постаралась немного выпрямиться. Когда ей это не удалось, она смущенно улыбнулась и спросила:
– Люсинда показалась мне очень расстроенной. Ты не знаешь, у нее ничего не случилось?
Меньше всего Роберту сейчас хотелось огорчать Джорджиану, но все же он, скривившись, нехотя ответил:
– Когда мы ехали обратно, какой-то сумасшедший, проезжая мимо, непотребно обругал нас из окна своего экипажа – вот она и расстроилась Так я схожу за подушками?
– Будь добр! Кстати, принеси мне книгу, которую я оставила на столе в библиотеке.
– Непременно!
Роберт вышел, а Джорджиана махнула ему вслед рукой со словами:
– Желаю тебе сегодня быть счастливее, чем вчера!
«Что ж, – подумал Роберт, – надеюсь, так оно и будет».
Как бы в ответ на эти мысли он действительно почувствовал прилив сил и надежд на лучшее будущее и решил по возможности продлить это состояние.
Взяв со стола нужную книгу, он принес ее Джорджиане, после чего вернулся в библиотеку. Там он достал с полки первую попавшуюся книгу и принялся ее читать. На всякий случай он оставил полуоткрытой дверь, чтобы услышать голос Джорджианы, если ей потребуется какая-либо помощь.
Примерно через час Роберт закрыл книгу, встал и вышел в холл. В тот же момент дверь открылась и на пороге появились Эдвард с Тристаном…
– Этого не может быть! – воскликнул Эдвард. – Готов держать пари на фунт стерлингов, что…
– Тише! – остановил его Роберт. – Джорджиана, кажется, заснула.
Они осторожно открыли дверь и вошли в гостиную. Но оказалось, что Джорджиана все еще продолжала бодрствовать.
– Ты принес мне лимонад со льдом, Тристан? – спросила она.
– Да, дорогая! – откликнулся Тристан и, положив ладонь на локоть Роберта, шепнул ему на ухо: – Подожди в моем кабинете!
Первым желанием Роберта было уйти и спрятаться где-нибудь в уединенном тихом уголке, чтобы не выслушивать того, что собирался сказать ему старший брат, однако он все же сумел перебороть себя.
Пока Эдвард подробно рассказывал Доукинсу о лодочных гонках на Темзе, Брэдшоу и Эндрю коротали время в холле. У обоих было мрачное, даже злое выражение на лицах. Никто из них ни разу не взглянул на Роберта, он же, превозмогая боль в колене, постоял некоторое время в гостиной и нехотя направился в кабинет Тристана.
Старший брат вошел туда несколькими секундами позже. Роберт слышал, как захлопнулась дверь, но даже не повернул головы.
– Садись, – услышал он голос Тристана за спиной.
– Спасибо, не хочу!
– Ну хорошо. – Виконт вздохнул. – Я только хотел сказать, чтобы ты не выходил из дома сегодня ночью.
– Это еще почему?
– Может быть, ты наконец соблаговолишь посмотреть на меня и не отворачиваться хотя бы на время нашего разговора?
Роберт тяжело вздохнул и, повернувшись лицом к брату, стал смотреть через его плечо в окно.
– На протяжении вот уже трех лет ты упорно стараешься заставить меня найти себе занятие, – проговорил он сквозь зубы. – Отчего же сегодня ты протестуешь против моей поездки в Воксхолл?
– Сейчас мне трудно все объяснить, Роберт, и к тому же я крайне не хотел бы портить тебе настроение. Прошу тебя, останься сегодня дома, для моего спокойствия…
– Боюсь, это просто невозможно. – Роберт усмехнулся. – Так что не стесняйся и скажи, что все-таки происходит. Подозреваю, что одним из проявлений всего этого стало оскорбление, нанесенное мне час назад Уолтером Фенгроувом из окна его кареты. Этот, с позволения сказать, джентльмен обозвал меня изменником!
Тристан побледнел.
– Он посмел… Черт побери!
– Можешь не продолжать, я уже и так обо всем догадался. Произошла некая утечка информации из штаба Королевской конной гвардии, и виновным в этом объявили меня.
– Некоторые действительно так думают, но это ведь неправда!
– Я знаю, что это неправда, – нахмурился Роберт. – Вот только почему они так думают?
Тристан принялся нервно ходить по комнате из угла в угол, потом остановился и, посмотрев на Роберта, со злостью выкрикнул:
– Они так думают, потому что какой-то идиот пустил слух, будто ты побывал в тюрьме Шато-Паньон. А всем известно, что в этой тюрьме в живых остается лишь тот, кто согласится на предательство своей страны!
Роберт был настолько потрясен, что даже потерял способность мыслить и лишь неподвижным взглядом смотрел на старшего брата.
Гробовое молчание окутало все вокруг. Так продолжалось не менее минуты. Потом способность думать вернулась к Роберту. Боже! Ведь именно он стал тем идиотом, о котором только что сказал Тристан! Он сам своими рассказами о замке Шато-Паньон дал пищу нелепому мерзкому слуху о своем предательстве, и теперь это убивало его в глазах общества!
– Это смешно! – продолжал Тристан. – И я найду того лжеца, который распустил омерзительный слух, – найду и выбью из него признание, чего бы мне это ни стоило!
– Но я действительно был пленником в тюрьме Шато-Паньон! – оборвал его Роберт, перейдя на шепот.
Неожиданное признание несколько охладило эмоции Тристана, и он также перешел на шепот:
– Да нет же, ты там не был. И не наговаривай на себя! Право, не знаю, зачем ты это делаешь?
– Я соглашусь с твоим утверждением, если ты сумеешь это доказать!
– Роберт!
– Постой! Даже несмотря на то, что я побывал там, как я мог разгласить какие-то секретные документы из штаба Королевской конной гвардии? Уж не говоря о том, что вынести их из штаба у меня не было никакой возможности, ибо там я точно никогда не был! Все это тебе отлично известно, как и то, что глупо подозревать, будто я выдал какую-то государственную тайну – по своему очень невысокому положению в армии знать таковую я тоже не мог!
– Все это так, но все же некто пронюхал о том, что ты бывший пленник Шато-Паньон…
Где-то в глубине души Роберт знал, кто это мог быть. Его предала она… Она сделала это как раз тогда, когда он стал ей доверять и перед ним снова забрезжил свет… А еще она притворялась невинной и заботливой по отношению к нему, даже сбитой с толку, когда чуть ли не все мужчины вокруг начали приклеивать к нему ярлыки предателя и трубить об этом.
Роберт выпрямился и посмотрел в глаза Тристану:
– Извини, но мне надо идти по делу!
– Нет, Роберт! Ты никуда не пойдешь, пока не объяснишь мне все до конца. Каким образом кто-то еще мог узнать эту историю, если ты даже не посвятил в нее свою семью?
Роберт плотно сжал губы, стараясь подавить растущее раздражение.
– Позже! – Сказав это, он оттолкнул Тристана, толчком ноги отворил дверь и выскочил в холл, где все еще оставались Брэдшоу и Эндрю.
Одного взгляда на лицо Роберта было достаточно, чтобы оба отступили на два шага, освобождая проход.
Раненое колено Роберта громко хрустнуло, но он уже давно привык к этой боли…
Когда Люсинда вернулась домой, генерал Баррет лично открыл ей входную дверь.
– Папа! – воскликнула она, глядя в его встревоженные глаза. – Что-то случилось?
– Пройдем ко мне в кабинет!
В кабинете генерал сел за свой рабочий стол. Люсинда хотела сделать то же, но Баррет остановил ее.
– Закрой дверь! – приказал он предельно строгим голосом.
Люсинда повиновалась, после чего присела к столу.
– Все же объясни, что случилось?
– Я просил тебя не выходить сегодня из дома!
– Нет, ничего подобного ты мне не говорил! Ты только просил меня никому не рассказывать о нашем с тобой утреннем разговоре.
– Тогда почему, когда я возвращался домой, на улице меня остановили некие субъекты и начали расспрашивать, правда ли, что Роберт украл из Хорсгардза документы и передал их врагу?
Наверное, Люсинде легче было бы перенести от отца пощечину, чем услышать нечто подобное.
– Что?! – возмущенно воскликнула она. – Кто дал право кому бы то ни было говорить подобные мерзости о Роберте? Он выкрал какие-то бумаги из Хорсгардза? Какая мерзкая чушь!
Генерал грозно посмотрел в глаза дочери:
– Где, ты была сегодня утром?
– У Джорджианы, – ответила Люсинда, взвешивая про себя данное Роберту слово ничего не говорить Баррету об их разговоре и свое бесконечное доверие к отцу.
– И что же дальше?
– А еще я хотела спросить у Роберта, что он знает о замке Шато-Паньон.
– Другими словами, ты поехала туда, чтобы наслушаться сплетен и распустить их по городу!
– Ничего подобного! Роберт никому ничего не рассказал, кроме меня, а я – никому, кроме тебя! Кстати, последнее я сделала против его желания!
– Значит, во всем виноват я, так прикажешь тебя понимать?
Люсинда отчаянно замахала на него руками, заставив остановиться.
– Прекрати кричать и спокойно объясни мне, что происходит. Тогда мы сможем наконец найти выход.
Генерал поднялся, подошел к окну и некоторое время неподвижно смотрел на улицу.
– Временами ты выглядишь слишком агрессивной, – буркнул он.
– Что ж, бывает и такое! – Люсинда нехотя улыбнулась.
– Ладно! Но поскольку ты заставляешь меня прибегать к обвинениям, то, верно, имеешь право знать кое-какие факты, которыми они вызваны.
– Я слушаю, папа!
– Во-первых, обнаружена пропажа документов из штаб-квартиры конной гвардии. Цель подобного похищения очевидна: эти бумаги могут стать ключом к операции по возвращению на французский престол Наполеона Бонапарта, что неминуемо повлечет за собой новые войны в Европе.
– Боже мой… – Люсинда почувствовала, как больно сжалось ее сердце.
Она пересела в одно из самых удобных и любимых ею кресел в отцовском кабинете.
– Пойми же, папа, Роберт никогда бы не принял участия в чем-либо подобном! Почему же его обвиняют?
– Я просто восхищаюсь твоей преданностью этому человеку и верой в него! – усмехнулся Баррет. – Но на какое-то время постарайся не проявлять внешне этих своих чувств.
– Ты не можешь думать, будто Роберт… Боже, неужели ты в самом деле допускаешь мысль, что…
– Что он рассказал тебе о Шато-Паньон? – резко спросил генерал.
В голосе его на этот раз было столько металла, что Люсинда заколебалась. В подобной обстановке защитить доброе имя Роберта было гораздо важнее, чем хранить данное ему слово. Она все объяснит ему сегодня же вечером. Впрочем, Люсинда понимала, что ей еще многое предстоит объяснять Роберту, как и услышать от него…
– Папа, – дрожащим голосом начала она. – Роберт Карроуэй не говорил мне ничего плохого. Он сообщил только, что в замке содержались пленные английские офицеры. И о том, что их били, если они пытались сказать кому-нибудь хоть одно слово… Причем Роберт не сказал мне, кто отдавал подобные приказы…
– Скорее всего это был генерал Жан-Поль Баррере – один из руководителей службы информации при Бонапарте. Баррере – генерал, исполнительный до потери рассудка. Он способен выполнить любое, самое зверское распоряжение своего императора!
– Как ужасно! – прошептала Люсинда. – Однако я все еще не могу понять, почему именно Роберта Карроуэя считают предателем. Единственная его вина состоит в том, что после ранения он попал в эту тюрьму. Больше его обвинить не в чем! Тем не менее по городу о нем распространяются самые мерзкие слухи. Вот, например, Уолтер Фенгроув позволил себе из окна кареты обозвать его предателем!
– Послушай, до конца еще ничего не выяснено, иначе Карроуэй уже давно был бы арестован!
– Арестован? – возмущенно воскликнула Люсинда. – Папа, ты не можешь говорить это серьезно!
– Правда состоит в том, что на сегодняшний день из всех попавших в плен британцев нам известны имена только троих, содержавшихся в Шато-Паньон, – один из них пытался убить своего командира, а второго тайно отправили на остров Эльба следить за Бонапартом незадолго до его высадки во Франции. Остается только Роберт Карроуэй. К сожалению, в Хорсгардзе до вчерашнего дня никто не знал о том, что он был пленником генерала Баррере.
– До вчерашнего дня? – в ужасе прошептала Люсинда. – Так это же я рассказала тебе об этом вчера! Значит, ты…
– Тебе не следует чувствовать себя в чем-либо виноватой! – оборвал ее генерал. – Ты не предавала Роберта. Я сам все вычислил после разговора с тобой. Еще раньше ты рассказала мне о своем новом друге, служившем в британской армии, участвовавшем в битве при Ватерлоо и попавшем в плен к французам. А через несколько дней ты стала допытываться у меня о Шато-Паньон. Так что, сама видишь, догадаться мне не составило особого труда!
Люсинда закрыла глаза, как бы желая, чтобы весь этот допрос оказался лишь кошмарным сном. Однако, открыв их, она снова увидела перед собой строгое лицо генерала и его обвиняющие глаза.
– Но ведь ты не знаешь доподлинно, кто был этот третий! – сквозь слезы проговорила она.
– Пока еще не знаю, но надеюсь выяснить в самое ближайшее время, а до тех пор прошу тебя оставаться дома и никуда не выходить! Тебе все понятно?
– Но ведь Джорджиана моя…
– Твоя ближайшая подруга, и я это отлично знаю. Очень жаль, но тот человек, который может оказаться виновным в известном нам преступлении, станет после разоблачения заслуженно называться подлецом и мерзавцем. А поскольку не исключено, что он как-то связан с Джорджианой, то тебе на время лучше не показываться в ее доме! Боюсь также, что мы по тем же причинам не сможем сегодня присоединиться к семейству Карроуэй на празднике фейерверков в Воксхолле, равно как и в будущем участвовать в любых других светских развлечениях, где будут присутствовать члены этого семейства и их ближайшие родственники. Все это продлится до тех пор, пока история с возможным предательством окончательно не прояснится.
У Люсинды в голове все помутилось. Ей хотелось истошно кричать о том, что никто из ее друзей не может быть предателем. Двое из братьев Карроуэй рисковали жизнями, сражаясь против войск Бонапарта, Брэдшоу потерял свой корабль, а Роберт…
Едва Люсинда успела подумать о Роберте, как в дверь постучали и на пороге появился дворецкий Боллоу.
– Прошу меня извинить, – сказал он, – но к мисс Люсинде пришли.
– Кто?
– Мистер Роберт Карроуэй.
«Он знает… – подумала Люсинда. – Знает, что я не выдержала и рассказала отцу о нашем разговоре вопреки своему обещанию хранить молчание! Знает, что именно благодаря мне стал предметом всеобщего презрения…»
Генерал Баррет вышел из гостиной и направился было к двери, но Люсинда, догнав его, повисла у него на руке.
– Папа, ведь ты сказал, что еще далеко не все ясно! – прошептала она на ухо отцу.
– Если он действительно вынес из штаба секретные документы, то все ваши обиды – сущая мелочь! – жестко ответил Баррет.
Генерал открыл дверь. На пороге стоял Роберт Карроуэй, бледный как смерть.
– Моя дочь, – заявил Баррет ледяным тоном, – сейчас не принимает гостей. Попрошу вас уйти!
Люсинда посмотрела на сжатые кулаки Роберта и испугалась, что он сейчас ударит генерала… но Роберт лишь проговорил через стиснутые зубы:
– Во всем, что произошло, вы виноваты не меньше, чем она, и все же я почти готов простить вас.
– Простить меня? – изумленно вскричал генерал. – Это за что же?
– За Байонну, – ответил Роберт. – Я попросил бы вас избавить меня от встреч с вашей дочерью, да и с вами тоже!
Он круто повернулся и вышел из дома, хлопнув дверью.
Люсинда некоторое время стояла неподвижно. Она не раз видела Роберта раздраженным, недовольным, удивленным, но по-настоящему взбешенным – впервые, и это ее не на шутку испугало.
А хуже всего было то, что именно она оказалась тому причиной…
Очень скоро Роберт убедился, что о Шато-Паньон знало гораздо больше людей, чем он думал. Действительно, было наивно полагать, что если он не станет ничего рассказывать, то проблема исчезнет сама собой.
Как только он покинул дом Барретов, то сразу же почувствовал на себе обвиняющие взгляды встречных прохожих. При этом он понимал, что дома ситуация будет еще хуже. Обычно домочадцы спрашивали только о его здоровье, теперь же могли последовать и другие, очень неприятные для него вопросы. И они, конечно, последуют!
Роберт пригнулся к шее Толли и прошептал:
– Дружище, давай съездим кое-куда!
Казалось, умный конь с полуслова понял хозяина, потому что тут же встрепенулся и прибавил шагу.
Они выехали из города и направились на север. Там, недалеко от границы Шотландии, у него оставалось, пожалуй, единственное безопасное место – Глауден-Эбби. Это было старое, почти заброшенное владение семьи Карроуэй, от права претендовать на которое Тристан наотрез отказался два года назад. Сейчас там жили двое слуг и повар. За две последние зимы Роберт своими руками отремонтировал дом и очистил прилегающий участок.
Правда, дорога туда заняла бы у него не меньше пяти дней, но в Глауден-Эбби он мог спокойно переждать, пока уляжется весь этот скандал в столице и о нем окончательно забудут.
Вечером Роберт остановился в небольшой гостинице под зловещим названием «Дьявольский лук». Здесь он перекусил, накормил коня и дал ему отдохнуть. Роберт был вполне прилично одет, а потому никто в гостинице ни разу не бросил на него подозрительного взгляда.
Отодвинув в сторону пустую тарелку, он допил пиво и задумался. Мысли его были невеселыми.
Роберт думал о том, что домочадцы, не дождавшись его, догадаются, куда он мог деться, в крайнем случае спросят об этом Тристана; а уж тот, конечно, отлично знает, где можно найти своего младшего брата в сложившихся крайне опасных обстоятельствах. Эдвард, естественно, придет в ярость, но остальная часть семьи скорее всего все поймет правильно. Разве что признание Тристану о заключении в Шато-Паньон убедит их в виновности Роберта. В этом случае ему уже негде будет искать убежища…
Чем больше Роберт думал о своем положении, тем сильнее им овладевала паника. Он заказал еще кружку пива и залпом выпил ее, а затем съел еще половину цыпленка. Нет, конечно, ничего подобного не могло произойти сейчас! Он просто этого не допустит!
Обычно при всякого рода неприятностях Роберт старался отвлечься на что-нибудь, и зачастую это помогало, но только не сегодня. Сейчас он не мог думать ни о чем, кроме ужасного положения, в котором неожиданно очутился. Это уже не те ночные кошмары, которые одолевали Роберта после того, как испанские солдаты обнаружили его и передали французам. Сейчас все происходило наяву. Но что же он предпринял, чтобы вырваться из этого кольца? Да ничего. Он просто сбежал, сдался без борьбы и отказался от всякой надежды, как это уже было однажды в прошлом.
Несомненно, Люсинда проговорилась, а точнее – предала его, как только он вышел из дома Баррета, оставив ее наедине с отцом. Но почему она так поступила? Он ведь предупреждал ее, чтобы она ни в коем случае не рассказывала ничего генералу, однако она все же рассказала! Зачем? Впрочем, в конце концов, Люсинда – женщина, а понять, что движет женщиной в том или ином случае, практически невозможно!
Сейчас он, видимо, совершает очередную глупость – спокойно отсидеться в заброшенном поместье все равно не удастся. Его считают государственным преступником, предателем, а такое не забывается! Более того, позорное бегство сделает его еще более виновным, и не только в глазах общества… Ему неминуемо придется иметь дело с законом, и трусость не лучшее оправдание перед правосудием.
Итак, ему надо срочно возвращаться в Лондон и там попытаться что-то предпринять…
Роберт бросил на стол несколько монет и вышел на улицу. Вскочив в седло, он сказал, обращаясь к Толли:
– Планы переменились! Мы возвращаемся в Лондон!
Глава 15
В ту ночь я не сомкнул глаз.
Виктор Франкенштейн
(М. Шелли «Франкенштейн»)
К моменту когда хлопающие звуки фейерверка затихли вдали, уже наступила полночь, но Люсинда все еще не могла заснуть. Ее преследовало необычное выражение лица Роберта, и она понимала, что если заснет, то ей станет еще хуже и страшнее.
Люсинда гадала, действительно ли вся семья Карроуэй уехала в Воксхолл и присоединились ли к ним Сент с Эвелин. Вспоминая Джорджиану с Тристаном, оставшихся скучать дома, она надеялась, что так оно и произошло. Роберт сказал, что тоже поедет смотреть фейерверк, но после всего случившегося он вполне мог передумать. Несколько запоздало Люсинда вспомнила, что просила Дэра пригласить Джеффри. Словом, вечер оказался окончательно испорченным!
Чай, который Люсинда принесла с собой в спальню, уже остыл, но она все же не удержалась и стала потягивать душистый напиток из фарфоровой чашки.
Люсинда не сомневалась, что ее отец скорее всего с самого начала знал все о тюрьме Шато-Паньон, и то немногое, что он рассказал дочери, лишь растравило ее любопытство. Думал ли генерал, что она тут же бросится к Роберту, начнет его подробно обо всем расспрашивать и в результате станет невольной шпионкой?
Неожиданно она услышала, как стукнуло окно, выходящее в сад. Люсинда вздрогнула и в тревоге огляделась в поисках какого-нибудь предмета, способного заменить ей оружие. Ее рука непроизвольно потянулась к тяжелой хрустальной вазе, стоявшей на столе. Однако в этот момент окно распахнулась и на подоконнике выросла темная фигура.
Люсинда подняла свое необычное оружие и в следующее мгновение бросила бы его в незваного гостя, но тот проворно спрыгнул на пол и успел схватить ее за запястье. Люсинда попыталась закричать, и тут ладонь нападавшего зажала ей рот. Ваза упала на ковер и закатилась под кровать.
– Может, хватит? – прошипел ей в ухо знакомый голос.
«Роберт!» – пронеслось у нее в голове.
– Не стоит кричать, Люсинда! – все так же шепотом произнес Роберт.
Он отпустил Люсинду и уже совсем спокойно попросил:
– Прибавьте свет!
Люсинда негнущимися пальцами повернула рычажок фитиля, и комната осветилась…
– О, Роберт! – проговорила Люсинда дрожащим от волнения голосом. – Право, я не думала, что все так случится! Простите меня, пожалуйста!
– Я же просил вас не говорить отцу о нашем разговоре! Зачем вы это сделали?
– Я только поинтересовалась у отца, что такое Шато-Паньон. Когда же он спросил, от кого мне стало известным это название, я сказала, что не помню. Он очень просил вспомнить и все время повторял, что это очень важно. Наверное, это действительно так, иначе он не стал бы настаивать.
– И он не сказал, прочему это так важно для него?
– Сказал только, что это помогло бы ему распутать какой-то клубок. Я заметила, что он был чем-то очень обеспокоен, но мне еще не было известно, что замок Шато-Паньон – тюрьма!
– Кому еще вы рассказали о нашем разговоре?
– Больше никому.
Роберт опустился на стул около туалетного столика.
– Значит, все эти слухи пошли от генерала: – тихо проговорил он.
Люсинда облегченно вздохнула: наконец-то он поверил!
– Отец не мог забыть о том, что я рассказала ему все это под большим секретом. – Люсинда невольно вздохнула.
– Да. Но и вы знали, что все мною сказанное должно было храниться в глубокой тайне, и все же…
– Скажите, Роберт, почему вы так не хотите, чтобы мой отец был в курсе всего случившегося?
– Поверьте, у меня для этого есть причины, и очень серьезные, однако они не имеют ничего общего с кражей документов из Хорсгардза – в чем, в чем, а в этом я абсолютно невиновен!
– Роберт, я…
– Так или иначе, но подобные слухи распространились по всему городу. Если причиной тому были не вы, то кто, скажите? Может быть, после вашего разговора с генералом он поделился еще с кем-нибудь?
Они могли бы обсуждать эту тему всю ночь и ни до чего не договориться, но последняя фраза Роберта натолкнула Люсинду на ужасную мысль. Она испуганно посмотрела на своего собеседника и сдавленным голосом спросила:
– Роберт, уж не хотите ли вы заставить меня шпионить за родным отцом?
– Вовсе нет. Я хочу только знать, откуда поползли эти мерзкие слухи. Весьма возможно, что их распускает тот самый мерзавец, который выкрал из Хорсгардза секретные документы; а если так, то, узнав имя клеветника, мы сможем найти и преступника. – Роберт помолчал и вдруг неожиданно резко переменил тему разговора: – Люсинда, вы собирались обсудить со мной тему очередного урока для Джеффри.
– Но не сейчас же? – удивленно выгнула брови Люсинда.
– Вы хотите сказать, что сейчас, когда меня обвиняют в ужасном предательстве, не время обсуждать планы уроков по джентльменскому поведению, ведь так?
– Да. Пока вы не чувствуете себя спокойным, серьезное обсуждение занятий по светскому этикету вряд ли возможно…
– Поверьте, я ни на минуту не забываю об этом. Но ведь мы с вами друзья… или уже нет?
– Наверное, мне тоже стоит задать вам этот вопрос. Если вы продолжаете считать нас друзьями, мы ими остаемся.
– Тогда почему вы уклоняетесь от обсуждения со мной плана урока для Джеффри?
– Потому что больше уроков с ним у меня не будет.
– Неужели? Или вы говорите это только для того, чтобы отделаться от меня? Понимаю – теперь быть рядом со мной небезопасно…
– Отнюдь не поэтому! Просто у меня был откровенный разговор с Джеффри – он желает получить повышение по службе и занять командное положение в колониальных войсках Британии, в Индии.
– Другими словами, Ньюком женится на вас, а генерал Баррет делает его майором, так?
– Вы угадали.
– И вас ничуть не беспокоит, что ему нет никакого дела до вас? Неужели ради него вы готовы пройти через все возможные и невозможные мытарства?
– Это вовсе не так!
Люсинда расстроенно присела на край кровати. Итак, Роберт считает, что она влюблена в Джеффри, в то время как ни один мужчина не действует на нее так возбуждающе, как он сам! Естественно, он даже и не подозревает об этом.
В конце концов ей удалось взять себе в руки, и она с улыбкой посмотрела на Роберта:
– Джеффри очень нравится моему отцу. Как генералу, ему импонирует возможность породниться с лордом Ньюкомом, не в последнюю очередь потому, что ему будет приятно иметь зятем человека, которого он хорошо знает. Как видите, все объясняется очень даже просто!
– Другими словами, вы устраиваете свою жизнь как можете, – проговорил Роберт таким тоном, что Люсинда вполне справедливо могла увидеть в его словах желание ее оскорбить.
О том, что она старается получше устроить свою жизнь, Люсинда раньше никогда не задумывалась. Впрочем, даже если бы подобная мысль и пришла ей в голову, то естественное стремление женщины к комфорту не показалась бы ей преступлением. Во всяком случае, слова Роберта, несомненно, были справедливы, и Люсинда вряд ли возражала бы против этого. Она и не стала возражать, а задала Роберту вопрос, которого тот меньше всего ожидал от нее:
– Ну и что в этом дурного? В конце концов, это не ваше дело! Каждый счастлив по-своему и старается получить то, что хочет!
– Все же вы не должны этого делать! – настаивал Роберт.
– Отчего же? Мне повезло заполучить очень простой и приятный способ решения проблем для всего семейства.
– Простой? Приятный? Это с вашей-то душевной страстностью и жизнелюбием вы называете подобный способ решения семейных проблем «приятным»?
Роберт стоял совсем рядом. Так что у Люсинды перехватило дыхание и бешено заколотилось сердце.
– Все остальное слишком сложно для меня! – прошептала она.
– И слава Богу! Видимо, для меня уже не остается ничего. А знаете ли вы, что бы я отдал за…
Он осекся и на несколько мгновений закрыл глаза. А когда открыл их, то в его взгляде Люсинда прочла только гнев и нечто такое, что просто не поддавалось определению, но от чего по всему ее телу пробежала лихорадочная дрожь.
– О чем вы, Роберт?
– Позвольте мне преподать вам один урок – он в высшей степени морален. Я расскажу вам об одном офицере, служившем капитаном в британской армии. Во время не очень сложной разведывательной операции батальон, которым командовал этот капитан, был окружен, все солдаты погибли. Капитан же остался в живых. Понимая, что у французов были какие-то причины пощадить его, что впоследствии могло бросить на него тень и стать причиной обвинения в предательстве, капитал стал яростно защищаться, но его оглушили ударом приклада по голове, а затем зверски избили. Капитан потерял сознание и очнулся в тесной камере, куда бросили еще шесть пленных английских офицеров. За запертой железной дверью была еще одна камера, где также находились пленники, общаться с которыми можно было, только перестукиваясь через стену. Но и это было крайне опасно: если бы стража заметила, то виновных подвергли бы жесточайшим наказаниям, а им уже и так доставалось чуть ли не ежедневно. На протяжении семи месяцев капитан наблюдал, как его товарищей по несчастью водили на допросы, их подвергали нечеловеческим истязаниям, пытаясь выбить важные для французов сведения. Большинство из них держались стойко – тогда их убивали. Другие не выдерживали мучений и что-то говорили, их показания записывались, а давших показания тоже убивали. Другими словами, ни у тех, ни у других не было никакого выбора, кроме смерти – либо от истязаний, либо от пули. Неудивительно, что, когда капитан рассказывал мне эту историю, он был до смерти запуган, и рассказал он мне далеко не все. Очень скоро я стал замечать, что он боится меня, боится, что я донесу на него французам и его расстреляют… Поверьте мне, Люсинда, после того как тот несчастный отдалился от меня, я стал желать смерти и даже хотел покончить с собой.
Люсинда в ужасе попыталась закрыть уши ладонями, чтобы не слушать далее эту ужасную исповедь, но Роберт схватил ее за обе руки.
– Прошу вас, остановитесь! – шепотом умоляла она. – Я не могу больше слушать эти ужасы! Боже мой, вы хотели убить себя!
– Убить себя? Так я уже почти это сделал! Я просто не мог более выносить всего, что творилось в стенах Шато-Паньон! Как-то раз, когда охранники стали водворять меня обратно в камеру после очередного допроса, я кинулся на одного из них, выхватил из его ножен кинжал и попытался поразить им стоявшего рядом коменданта. Если бы это удалось, то меня бы расстреляли на месте, а как раз этого я и добивался. Один из охранников успел несколько раз в меня выстрелить, и я упал, но раны оказались несмертельными. Однако поскольку я упал навзничь около стены, меня посчитали мертвым. Посовещавшись, французы перебросили меня через стену. По счастью, я упал на траву. Когда стемнело, я пополз в лес, подходивший почти к самому замку, но, обессилев от потери крови, дополз только до ближайшей полянки, где перевернулся на спину и стал ждать смерти.
