Текст книги "Не такая, как все"

Автор книги: Сюзанна Брокман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 10

Лайам открыл дверь – и сердце его сжалось от дурного предчувствия.

На пороге стоял представительный мужчина лет сорока и с ним две девочки: одна – лет четырех, другая – постарше, должно быть, во втором-третьем классе; обе белокурые и на удивление хорошенькие.

Мужчина протянул руку.

– Рон Хьюджес, – представился он. – Мы пришли за Флаффи.

– Флаффи?

– Здравствуйте, я Марисала. Это со мной вы разговаривали по телефону.

Мара с Эвитой на руках спускалась вниз по лестнице.

Младшая девочка взвизгнула от дикого восторга:

– Флаффи! – воскликнула она. – Папа, это наша Флаффи!

Эвита радостно залаяла и начала рваться с рук. Марисала спустила ее на пол, и девочка и собака бросились друг к другу. Девочка гладила и целовала собаку, а та лизала ей руки шершавым языком.

– Видишь, папа, мы не ошиблись! – воскликнула старшая девочка. – Это точно Флаффи!

Лайам выругался про себя. Знал же, что рано или поздно Эвита найдет хозяев! Говорил же Марисале…

Марисала сидела на ступеньках, сложив руки на коленях, и молча смотрела, как две девочки ласкают щенка, которого она успела полюбить.

– Мне никогда раньше не приходилось попадать в подобные ситуации, – смущенно заговорил Лайам, обращаясь к Рону, – и я не знаю, что делают в таких случаях. Может быть, у вас есть фотографии, документы или еще какие-нибудь доказательства, что собака ваша…

– Зачем тебе доказательства? – тихо отозвалась со своего места Марисала. – Взгляни на них, Лайам. Конечно, это их собака.

Рон полез в карман за бумажником.

– Я готов выплатить вознаграждение…

Лайам не выдержал.

– Нам не нужны ваши деньги, – резко ответил он. – Объясните лучше, как случилось, что вы потеряли собаку и хватились ее лишь через несколько недель!

Рон подошел ближе и понизил голос:

– Моя жена, – начал он извиняющимся тоном, – поехала по делам в Вашингтон и там попала в аварию. Нам пришлось срочно лететь к ней. Флаффи мы отдали на попечение соседу. Вернулись лишь несколько дней назад и узнали, что она сбежала. Я ценю вашу заботу о ней и готов вознаградить вас…

– Как себя чувствует ваша жена? – спросила Марисала. Она встала и подошла к Лайаму, тяжело опершись о его плечо, словно отчаянно нуждалась в его поддержке.

– Пока она ходит с трудом, но врачи утверждают, что через несколько месяцев все будет в порядке. – Рон неловко вертел в руках бумажник. – Послушайте, я все же хотел бы…

– Пожертвуйте эти деньги в Бостонский Центр помощи беженцам, – ответила Марисала. – Это будет для нас лучшей наградой.

Рон кивнул.

– Хорошо, так и сделаю. – Он покосился на Флаффи и дочерей. – Ладно, тогда мы, наверно, пойдем.

– У нас есть поводок… – Марисала двинулась в сторону кухни.

– Спасибо, я принес с собой. – Рон достал из кармана кожаный поводок. – Пойдемте, девочки.

Собака вскочила, сделала круг вокруг девочек, затем вокруг Лайама и устремилась на кухню.

– Флаффи, вернись! – младшая девочка побежала за ней.

– Я ее приведу, – спокойно сказала Марисала и пошла на кухню.

Лайам слышал, как она подзывает щенка по-испански.

Старшая девочка удивленно расширила глаза.

– Разве Флаффи понимает по-французски? – спросила она у отца.

– Это испанский, Эшли. Да, думаю, за несколько недель она успела кое-чему научиться.

Из кухни появилась Марисала с Эвитой… нет, с Флаффи на руках. Она поцеловала щенка в кудрявую макушку, опустила его на пол и помогла Рону пристегнуть поводок к ошейнику; затем подняла глаза на девочек.

– Смотрите за… за Флаффи получше. Ради меня, хорошо?

Девочки согласно кивнули.

– Почаще ее гладьте и не забывайте чесать за ухом!

Те снова закивали в ответ.

– Вот и хорошо, – тихо закончила Марисала.

– Еще раз спасибо, – поблагодарил Рон их обоих и исчез за дверью вместе с дочерьми и щенком.

Марисала подняла глаза на Лайама и выдавила из себя улыбку.

– Какие милые девочки, правда?

– Марисала, как ты?..

– Все в порядке. Ты же предупреждал меня, что рано или поздно это случится… Нет, со мной все нормально.

Марисала удивительно преобразилась – Сантьяго ее бы не узнал. На ней было простое летнее платье, и Лайам вдруг вспомнил, что уже несколько дней не видел на ней ни майки, ни шорт. Если быть точным, она отказалась от любимой одежды после того вечера на балу… После той первой ночи.

Теперь Лайам и Марисала проводили ночи в одной постели – и, будь на то их воля, не вылезали бы из нее целыми днями! Однако порой Марисала удивляла Лайама. Он никак не ожидал от нее такой робости, даже скованности в постели. Впрочем, это понятно, думал он: ведь до сих пор у нее был только один возлюбленный, да и тот – из Сан-Салюстиано. Видимо, Энрике требовал от нее полной пассивности.

Да какая разница! Главное – что Марисала его любит и согласна стать его женой! Он еще успеет научить ее всему, чего она не умеет. Ведь у них целая жизнь впереди!

– Хочешь, мы заведем другую собаку? – спросил Лайам, обнимая ее.

– Нет. Спасибо, не надо. – Марисала выскользнула из его объятий и пошла по лестнице наверх.

Странно, думал Лайам. Он никак не ожидал такой реакции от темпераментной, эмоциональной девушки. Прежняя Марисала разразилась бы слезами, ругаясь на чем свет стоит – новая смирилась с потерей без единого слова. Как будто ее подменили!

Марисала обернулась и улыбнулась ему. Лайам вдруг заметил, что глаза у нее подкрашены, а тщательно причесанные волосы убраны за уши.

– Я буду в спальне, – сказала она. – Мне нужно написать несколько писем.

Лайам молча смотрел, как она поднимается наверх, испытывая какую-то смутную грусть. Вот Марисала исчезла; захлопнулась дверь ее спальни, и вслед за тем раздались приглушенные звуки музыки. По крайней мере, в одном Марисала не изменилась: она по-прежнему любит зажигательные ритмы латиноамериканских радиостанций.

Лайам еще долго стоял посреди холла, не в силах избавиться от смутной тревоги. Что-то не так, но что?..

…Марисала держала в руках коробочку, обтянутую алым бархатом. Она догадывалась, что там внутри.

Обручальное кольцо.

Лайам молча наблюдал за ней; глаза его светились радостным ожиданием.

Марисала не хотела обручального кольца. Ей не нужно золото и бриллианты. Она не хочет носить на руке звено супружеских цепей – символ не только любви, но и несвободы.

– Открой! – произнес Лайам. Он полулежал на постели, опираясь на локоть; волосы его растрепались после недавних бурных ласк.

Марисала встала на колени и наклонилась над коробочкой, так, чтобы волосы упали ей на лицо. Она не хотела, чтобы Лайам видел ее первую реакцию. Пусть она и научилась скрывать свои чувства – притворство давалось ей нелегко, и она сомневалась, что сумеет правдоподобно изобразить бурный восторг.

Но Лайам протянул к ней руку и откинул волосы с лица.

Марисала глубоко вздохнула, открыла коробочку и…

Никакого золота. Никаких бриллиантов.

Серебряное кольцо грубой ручной работы, со вделанным в середину неотполированным камнем чудной океанской синевы.

– Это бирюза, – объяснил Лайам. – А сделал это кольцо один мой друг из Монтаны – индеец из племени навахо.

– Какая красота! – выдохнула Марисала.

– Я понимаю, что ты вряд ли станешь носить кольцо все время. Но мне хотелось подарить тебе обручальное кольцо, и я…

Марисала молча обняла его и крепко поцеловала.

– Видимо, это значит, что подарок тебе понравился? – рассмеялся Лайам.

– Очень! – Марисала надела кольцо себе на палец. Оно было как раз по размеру и, казалось, сразу оказалось на своем месте. На глазах девушки выступили слезы, и она зажмурилась, чтобы Лайам не догадался об обуревающих ее чувствах. – Но как ты догадался?..

Лайам поднял глаза – синие, как бирюза на кольце.

– Мара, дорогая, мне нетрудно угадать твои вкусы! Я ведь достаточно хорошо тебя изучил!

– Ты думаешь?

Тревожный сигнал прозвучал в его голове.

– А тебе кажется, что нет?

– Не знаю.

Лайам сел на кровати и пристально взглянул ей в лицо.

– Марисала, да ты, кажется, плачешь?

Она отвернулась.

– Нет.

Лайам схватил ее за руку.

– Марисала, что случилось?

– Я плачу от счастья, – солгала Марисала и потянулась к нему. – Лайам, пожалуйста, люби меня…

Секс стал для Марисалы спасательным кругом. Только в постели ей не нужно было притворяться, только здесь она была совершенно уверена в себе. Поэтому, когда становилось совсем уж невмоготу лгать, она приглашала Лайама заняться любовью, зная, что он не сможет устоять перед ее чарами.

Вот и сейчас он сжал ее в объятиях, и Марисала почувствовала, как напрягается его тело.

– Как ты думаешь, Инес не будет удивляться, почему мы целые дни проводим в спальне?

Марисала смахнула слезы с глаз и выдавила из себя улыбку.

– Инес давно уже ничему не удивляется! Она ведь видит, какими глазами я на тебя смотрю!

– А я – на тебя. – Он снова поцеловал ее и откинулся на спину, усадив Марисалу на себя. – Итак, начнем следующий урок маэстро Казановы?

– Что ты дурачишься? – недовольно поморщилась Марисала.

– Я? Упаси Боже! Любовь – дело серьезное!

Он снова прильнул к ее губам, не в силах утолить мучившую его жажду.

Марисала сидела рядом с Лайамом, чинно сложив руки на коленях. Они присутствовали на встрече, проводимой доктором Рикардо Монтойей в Центре помощи беженцам.

Лайам был здесь уже второй раз. И сейчас, как и неделю назад, он тихо сидел в углу и слушал гораздо больше, чем говорил сам.

Это тоже неплохо, думала Марисала. Но ведь надо когда-нибудь и заговорить!

Посередине встречи Лайам тихо извинился и вышел. Прошло пятнадцать минут – он все не возвращался. Наконец Марисала отправилась за ним.

Лайам сидел на ступеньках Центра, скользя невидящим взглядом по машинам и прохожим.

– Дышишь свежим воздухом? – спросила Марисала.

Лайам кивнул и улыбнулся – так, словно у него нет никаких забот. Такая улыбка ему всегда удавалась.

– Ага.

– Не пора ли вернуться?

– Наверно, пора, – ответил Лайам, не двигаясь с места.

Марисала села рядом с ним, аккуратно расправив юбку.

– Как ты мне нравишься в платье! – заметил Лайам, обнимая ее за плечи.

– Знаю.

– Ты носишь платья специально для меня? – спросил Лайам шепотом, уткнувшись ей в шею.

– Да.

– Просто замечательно! – Он приподнял ее голову и прильнул к губам долгим поцелуем.

Сердце Марисалы бешено забилось, а в глубине тела мгновенно зажегся сладостный огонь. Но она понимала, что Лайам просто ее отвлекает.

– Пойдем назад, – мягко предложила она, отодвигаясь от него.

Лайам лукаво улыбнулся и принялся гладить большим пальцем ее ладонь.

– Что-то не хочется. Давай лучше поедем домой и займемся кое-чем другим!

Марисала не могла больше сопротивляться желанию.

– Давай, – прошептала она, закрывая глаза.

Но Лайам по-прежнему не двигался.

– Кажется, на этих встречах я проявляю себя не лучшим образом.

Марисала открыла глаза. Лайам снова улыбался: в улыбке его чувствовалась горечь, но все остальные чувства были надежно скрыты.

– Ты все делаешь хорошо.

– Где же «хорошо», если я сбежал и сижу на улице? – Он помолчал. – Странно, почему ты не выходишь из себя? Еще две недели назад ты бы на меня с кулаками набросилась!

– Я… ну, ты же делаешь все, что можешь, – поколебавшись, ответила Марисала.

Лайам горько рассмеялся и пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство.

– Я не делаю все, что могу! – Улыбка его вдруг сломалась, сползла с лица, обнажив истинные чувства – досаду, злость, презрение к себе, отчаяние. – Я сбежал и сижу здесь, потому что до смерти трушу… Извини.

Лайам осекся, и Марисала, не отводившая от него глаз, увидела, как лицо его, полное гнева, страдания, жизни, вновь скрывается под мертвой улыбчивой маской.

Ей хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть! Хотелось закричать, дать ему пощечину, чтобы он пришел в себя! Но Марисала больше не могла дать волю чувствам. Она боялась все испортить.

– Не извиняйся, – спокойно ответила она.

Лайам молчал, глядя в сторону.

– Давай вернемся, – после долгого молчания предложила Марисала.

Лайам покачал головой, снова выдавив из себя улыбку.

– Нет. Не могу.

Марисала встала.

– Хорошо. Тогда поедем домой. Может быть, на следующей неделе…

– Нет, Мара, мне нужно… – Лайам потер лоб, словно не мог собраться с мыслями.

«Мне нужно, чтобы ты накричала на меня, – хотел сказать он. – Спросила, о чем я вообще думаю. Обозвала меня трусом. Черт возьми, ты сама говорила, что есть время молчать и время кричать! Так вот, сейчас как раз такой случай. Мне не нужна твоя деликатность. Мне нужна встряска. Я ведь пришел на эту встречу по собственной воле! Я сам решил, что должен рассказать обо всем, что меня мучает! Я бросил вызов собственной слабости, а теперь позорно отказываюсь от поединка…»

Но Марисала молчала. Уже несколько недель она ходила вокруг него на цыпочках, словно вокруг тяжелобольного.

Но разве не этому учил ее Лайам? «Не выходи из себя, не повышай голос, не командуй другими, веди себя тихо и спокойно, как цивилизованный человек…» Она просто следует его указаниям. И она права. Лайам должен выиграть свою войну сам. Марисала ему здесь не поможет.

А, может быть, поэтому она и отдалилась от него?.. Может быть, Марисала боится, что он никогда не справится с призраками прошлого? Неужели она думает, что он никогда не станет прежним? И уже со страхом представляет себе жизнь с человеком, чья душа навеки заперта во тьме?

Однако в последние две недели тьма отступила. Лайам по-прежнему просыпался среди ночи с бешено бьющимся сердцем, но больше не кричал и не боялся ночной темноты. Теперь, чтобы вернуться к реальности, ему достаточно было вспомнить, что Марисала рядом.

Она не отводила от него взгляда, и по непроницаемому лицу Лайам не мог прочесть ее мыслей. Ему хотелось взять Марисалу за руку и попросить, чтобы она никогда, никогда его не покидала, – но он понимал, что это прозвучит слишком сентиментально и только оттолкнет ее еще больше.

– Поедем домой, – предложила Марисала, протягивая руку.

– Нет. – Лайам поднялся и расправил плечи. – Я вернусь обратно и досижу до конца.

Он знал, что и в этот раз не сможет заговорить. Что ж, по крайней мере, послушает других. Это лучше, чем ничего.

Лайам очень надеялся, что Марисала думает так же.

Был поздний вечер. Женщины сидели на кухне: Марисала заваривала чай, Инес кормила грудью маленького Лайама.

– Малыш проснулся и захотел есть, – объяснила Инес. – Надеюсь, он вас не разбудил?

– Нет. – Марисала сняла с полки несколько пачек травяного чая, решая, какую выбрать. – Лайам уже уснул, а я еще не ложилась.

На встрече у Рико Лайам не сказал ни слова, однако вернулся домой измученным, как никогда. Его привычная улыбка не могла обмануть Марисалу; она видела, как Лайаму тяжело, и всерьез задумывалась о том, стоит ли продолжать эти занятия.

– А ты уже купила свадебное платье? – с любопытством спросила Инес.

Свадебное платье? Боже, ей это и в голову не приходило!

– Только представь, – мечтательно продолжала Инес, – белое, до пола, все в кружевах, а сзади – длинный-длинный шлейф… Лайам решит, что женится на сказочной принцессе!

Марисала поспешно отвернулась, чтобы Инес не заметила боли в ее глазах. Так и есть, думала она. Увидев Золушку на балу, Лайам принял ее за принцессу. И теперь Марисала не осмеливается признаться ему, что она – не такая, какой представилась ему в тот вечер.

Она продолжает свой маскарад – и с каждым днем все яснее чувствует, как ускользает от нее что-то очень важное…

Марисала подняла тяжелый чайник и залила заварку кипятком. В глазах у нее стояли слезы. Какого черта она согласилась на предложение Лайама? Неужели теперь ей придется притворяться всю жизнь?

Ведь она – не та, кого Лайам хочет видеть своей женой. Ему нужна воспитанная, элегантная, утонченная светская дама. А Марисала не такая. И прикидываться такой она больше не может. Ей осточертело ждать, молчать, терпеть и подчиняться – в разговорах, в жизни, даже в постели…

Особенно в постели. Марисала не решалась начать ласки первой, не решалась открыть Лайаму свои сокровенные желания… Господи Боже, еще одна такая ночь – и она свихнется!.. А их разговоры? Пустая болтовня о том, что не интересно ни ей, ни Лайаму, и полное молчание о действительно важных вещах… Неужели же Марисала никогда не осмелится взглянуть ему в глаза и спросить: «Ты меня любишь?»

Лайаму нужна тихая, послушная, воспитанная женщина. Если Марисала снова станет собой, он на нее и смотреть не захочет.

А сейчас?.. Да, он хочет на ней жениться. Наверно, даже любит. Но – вот беда – он любит не Марисалу.

Никогда в жизни Марисала не испытывала такого отчаяния. Она чувствовала себя обманщицей, и сознание этого отравляло ей все удовольствие от общения с любимым человеком.

Несчастлив был и Лайам. Порой Марисала ловила на себе его пристальный, задумчивый взгляд, и сердце ее холодело при мысли, что он догадывается об обмане.

«Я не могу больше лгать, – думала Марисала. – Я слишком сильно его люблю».

Она повернулась и одарила Инес сияющей улыбкой. Это была фирменная улыбка Лайама.

– Я пойду наверх.

– А твой чай?.. – удивленно заморгала Инес.

– Что-то расхотелось. Спокойной ночи, – бросила Марисала через плечо, покидая кухню.

Быстро, не оглядываясь, она прошла мимо спальни Лайама к себе. Сняла телефонную трубку, набрала номер, абсолютно спокойным голосом – и Лайам, и Сантьяго остались бы ею довольны, – вызвала к подъезду такси.

И начала собирать вещи.

Только свои.

Платья, которые покупал для нее Лайам, она решила оставить в шкафу. Но, подумав, достала их и уложила вместе с остальными.

Она заберет с собой все. Чтобы Лайаму легче было ее забыть.

Глава 11

Внизу горел свет.

Проснувшись от очередного кошмара, Лайам обнаружил, что Марисалы нет рядом. Первой его мыслью было: «Это случилось. Она все-таки ушла».

Вот уже неделю Лайама не оставляло смутное предчувствие беды. Что-то было не так – и теперь он понял, что именно. Марисале было плохо с ним. Она хотела уйти.

Но, приоткрыв дверь спальни, Лайам услышал голоса и увидел свет внизу. У него отлегло на душе. Все в порядке. Марисала здесь, сидит на кухне с Инес и малышом…

Лайам накинул халат и пошел вниз, стараясь унять бешено бьющееся сердце. Все хорошо, говорил он себе. Марисала любит его и счастлива. Просто воображение разыгралось. Черт возьми, от этих кошмаров он скоро превратится в параноика…

Марисала стояла посреди холла в плаще и осенних сапогах, в руках – дорожная сумка.

Самый страшный кошмар стал явью.

Уголком глаза Лайам заметил, как Инес метнулась в сторону и исчезла на кухне. Он взглянул Марисале в глаза – и прочел правду, которую и так знал. Она решила уйти.

Как ни странно, Лайам не умер. Даже устоял на ногах. И, что уж совсем невероятно, сохранил способность говорить:

– Как, даже записки не оставишь? – поинтересовался он нарочито небрежным тоном.

– Я хотела позвонить тебе утром, – дрогнувшим голосом ответила Марисала. – И все объяснить.

– По-видимому, это означает, что ты не хочешь за меня замуж.

Марисала кивнула, из последних сил сдерживая слезы.

Лайам ни в чем ее не винил. Он сам во всем виноват. Он не смог сделать Марисалу счастливой – и потерял ее навсегда. Он видел, что что-то неладно, но боялся взглянуть правде в глаза, боялся даже заговорить с Марисалой, спросить, что он делает не так…

– Очень жаль, – ответил он сухо и невыразительно, словно говорил о погоде.

Марисала вскинула глаза, в которых стояли слезы.

– Я больше не могу! – воскликнула она. Голос ее дрожал и прерывался: – Не могу больше носить эти тряпки! Не могу всю жизнь прикидываться кем-то другим!

– Какие тряпки? – изумленно спросил Лайам. Господи, о чем это она?

– Я не могу больше врать! – отчаянно вскрикнула Марисала и, распахнув дверь, подхватила сумку и стрелой понеслась к лифту.

Лайам, как был – в халате и босиком, – выбежал за ней.

– Мара, о чем ты?

Марисала с силой надавила на кнопку. Двери лифта распахнулись.

– Я просто дура, – горько ответила она, входя в лифт. – Ведь с самого начала было ясно, что из меня не получится хорошей жены! Но я решила, что смогу прикинуться хорошей. Так вот, я больше не могу. Меня тошнит от этих платьев в цветочек! Я не могу больше притворяться, что у меня нет ни своего мнения, ни своих желаний! Я знаю, тебе в женщинах нравится именно это. Но я не такая. Я старалась себя переделать. Бог свидетель, старалась изо всех сил! Но больше не могу.

– Мара!.. – Лайам шагнул в лифт следом за ней.

Марисала нажала кнопку, открывающую двери.

– Уходи, Лайам. Ты же боишься лифтов.

– Ничего. – Он отдернул ее руку от кнопки, и двери захлопнулись. – Видишь, уже не боюсь.

Марисала вырвала руку и снова открыла двери.

– Зачем ты меня-то обманываешь?.. Господи, какие мы оба вруны! – Она схватила сумку и, выскочив из лифта, бросилась вниз по лестнице.

Лайам побежал за ней.

– Мара, подожди! – кричал он на бегу. – Я не понимаю… Подожди, нам надо поговорить!

Марисала обернулась к нему.

– Я не хочу с тобой разговаривать. Не хочу тебя слушать. Я хочу, чтобы ты наконец закричал! Черт побери, да будь я на твоем месте, я бы выбежала на улицу и кричала, вопила, визжала о том, какие мерзости творят люди с людьми во имя высоких идей! Об этом должны знать все! Но ты – цивилизованный человек. Ты контролируешь свои слова и поступки. Все держишь в себе – и воспоминания, и чувства… Не удивительно, что ты больше не можешь писать!

Она испугалась, что сказала лишнее, но уже не могла остановиться.

– Чудная пара из нас получается! Ты ходишь к Рико Монтойе и делаешь вид, что слушаешь. Но я-то знаю, что ты по-прежнему борешься со своими воспоминаниями. Внешне ты спокоен и невозмутим – но я, Лайам, я-то знаю, что делается у тебя в душе! Каждую ночь ты просыпаешься с криком, потому что адский огонь сжигает тебя изнутри и рвется наружу!

Что мог ответить Лайам на эти слова? Он молчал.

– Да и я не лучше, – продолжала Марисала, спускаясь по лестнице. – Я такая же врунья. Ты – единственный, с кем я готова прожить жизнь. – Марисала всхлипнула, и слезы потекли у нее по щекам. – Чтобы остаться с тобой, я согласна пожертвовать всем. Даже самой собой. Но обманывать тебя я не могу. Матерь Божья, Лайам, еще немного – и я захлебнусь в этом море лжи!

Она толкнула входную дверь и выбежала на тротуар. Лайам увидел у подъезда такси с зажженными фарами.

– Я – не та женщина, которую ты встретил на балу, – обернувшись в последний раз, произнесла Марисала. – И никогда такой не стану!

И вдруг Лайама осенило. Ну конечно же! Все встало на свои места – платья, прически, непривычное поведение… Марисала вообразила, что он не любит ее такой, как она есть!..

– Боже мой! Мара, подожди! Ты ничего не поняла…

Марисала открыла дверцу машины.

– И знаешь, что для меня больнее всего? Конечно, это глупо; но ты ни разу не сказал, что меня любишь. Ты и это предпочитаешь держать в себе!

Она села в машину и захлопнула дверь.

– Подожди! – кричал Лайам. – Подожди!

Машина тронулась с места. Лайам бежал рядом.

– Я люблю тебя! – кричал он, стуча в стекло, но Марисала не оборачивалась, даже не смотрела в его сторону.

Машина Лайама стояла прямо перед подъездом – сегодня вечером ему снова повезло с парковкой. Он распахнул дверцу, бросился за руль… и вспомнил, что ключи от машины остались дома, в верхнем ящике стола. Он ничего не сможет сделать.

Все, что ему осталось – стоять под мелким осенним дождем и смотреть, как растворяется в ночном тумане его любовь.

«Она скрывала свои чувства, – подумал он с кривой усмешкой, – да так удачно, что я до последней минуты ничего не заметил! Черт возьми, это мне нужно брать у нее уроки!»

Лайам приложил руки раструбом ко рту и закричал:

– Я люблю тебя!

Очень громко. На всю улицу.

Но Марисала его не слышала.

– Извините, ничем помочь не могу. Ее здесь нет.

Лайам взглянул Дэну прямо в глаза.

– А если бы она была здесь, ты бы признался?

– Честно говоря, я бы сначала подумал. Но Марисалы здесь нет.

– Пойми, мне просто нужно знать, что с ней все в порядке. Ты видел ее? Ты что-нибудь о ней знаешь?

– Я ее не видел, – ответил Дэн, открывая дверь и выходя на порог дома. – Если бы она пришла ко мне, я был бы просто счастлив – но, увы… По субботам с утра она обычно сидит в библиотеке – вы там не искали?

– Ее там не было. Вчера она вообще не появлялась в университете.

Устало сгорбившись, Лайам присел на ступени крыльца. Он не смыкал глаз уже двое суток.

– Не знаю, куда теперь идти. Она может прятаться где угодно.

Дэн сел рядом, достал сигарету и сделал долгую затяжку, выпустив огромный клуб дыма.

– А вы не были у того старикана из Центра беженцев? Рикардо Как-его-там? Марисала познакомила меня с ним несколько недель назад на собрании общества «Международная амнистия». Мне показалось, что они большие друзья.

– Я не знаю, где он живет. Телефон у меня есть, но он не зарегистрирован в телефонном справочнике, и я не могу выяснить адрес. Автоответчик уверяет, что доктора не будет в городе до выходных. Я оставил кучу сообщений, звонил даже в Центр, но… – Лайам печально поник головой.

– Но почему она сбежала? Что вы такое сделали? – не слишком тактично поинтересовался Дэн, затягиваясь сигаретой. – Опять командовали ей, как какой-нибудь средневековый…

– Нет, – коротко ответил Лайам. – Я попросил ее выйти за меня замуж.

Дэн фыркнул.

– Извините, – пробормотал он, – но тогда я ничего не понимаю. Она же без ума от вас! Мы много раз беседовали по душам: я… извините, приятель, я прямо говорил ей, что у нее с вами – с вашими-то домостроевскими замашками – ничего не выйдет! Но она отвечала только: «Я знаю, что делаю».

– Мне кажется, она согласилась, только чтобы сделать меня счастливым, – задумчиво произнес Лайам. – На Сан-Салюстиано женщина, выходя замуж, не вступает в союз с равным партнером, а отдает себя в пожизненную кабалу. Все решения за нее принимает муж. Возможно, Марисала боялась чего-то подобного. Я просмотрел оставшиеся после нее бумаги и нашел среди них черновик письма в медицинскую школу при университете. Там Марисала писала, что принуждена отказаться от места в группе, так как выходит замуж. Очевидно, она считала, что я заставлю ее бросить учебу.

– А вы так и собирались?

– Нет!

Дэн затянулся в последний раз и бросил окурок, вдавив его в грязь тяжелым ботинком.

– Похоже, вы с ней не поняли друг друга.

– Гениально, доктор Фрейд, – проворчал Лайам.

– Мне не хотелось бы читать вам мораль, но, знаете ли, рыться в ее бумагах…

– Я не рылся в бумагах! Я пытался понять, почему она ушла. Найти какую-то зацепку…

Мимо с грохотом пролетел троллейбус. Дэн проводил его взглядом.

– Я не так уж хорошо знаю Марисалу, – начал он после некоторого колебания, – но, по-моему, если она не хочет, чтобы ее нашли, вы ее в жизни не найдете!

– И что ты предлагаешь? Сидеть и ждать, пока она надумает вернуться сама?

– Попробуйте использовать свои связи, – спокойно предложил Дэн. – Вы же репортер, у вас везде есть знакомства…

– Я был репортером, – горько ответил Лайам. – В последние годы я не писал ничего, кроме воскресной колонки в «Глоб». А последние несколько месяцев не делал даже и этого.

И в этот миг Лайама озарило. Он застыл на месте. Не писал ничего, кроме воскресных колонок… Черт возьми, а это мысль!

– Боже мой! – Он повернулся к Дэну. – Можно от тебя позвонить?

Дэн вскочил.

– Вы догадались, где она?

– Нет, – ответил Лайам. – Но я понял, как ее найти.

– Прости, я, кажется, чего-то не понимаю. – Лорен Стьюарт отличалась железным самообладанием – но на этот раз Лайаму почти что удалось вывести ее из себя. – Ты хочешь, чтобы я остановила печать ради воскресной колонки, которую ты еще не написал?

– Задержи номер на два часа, – ответил Лайам. – Послушай, Стьюарт, я нечасто прошу тебя об одолжении…

– По-моему, не просил еще ни разу. Во всяком случае, о таком одолжении! Ты что, спятил?

– Лорен, пожалуйста! Это вопрос жизни и смерти! Я не уверен, что доживу до следующего воскресенья. Может быть, и до завтра не доживу!

Наступило молчание. Лайам закрыл глаза и обратился с молитвой к Богу.

На другом конце провода послышалось тихое, но внятное ругательство.

– Хорошо, – со вздохом сказала Лорен. – Уговорил. Двух часов я тебе дать не могу – но если колонка будет у меня через час…

– Через час?! Господи, я же в получасе езды от дома!

– Извини, Ли, это самое большее, что я могу для тебя сделать. Времени нет; номер идет в печать.

Лайам обернулся.

– Дэн, у тебя найдется ручка и лист бумаги?

– Конечно. – И Дэн исчез в соседней комнате.

Лайам глубоко вздохнул, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце.

– Я привезу текст через час.

– Через час и ни минутой позже! – предупредила его Лорен. – Опоздаешь хоть на секунду – пеняй на себя!

– Я уже начал работать.

Лайам пробормотал Дэну «Спасибо» и собирался повесить трубку, когда вновь услышал голос Лорен:

– Подожди-ка, Ли. Еще два вопроса. Точнее, один вопрос и один совет. Во-первых, постарайся не выходить за пределы семиста слов. Во-вторых, не намекнешь ли ты мне в двух словах, о чем собираешься писать?

Лайам намекнул.

Воцарилось глубокое молчание.

– Забудь о семиста словах, – произнесла наконец Лорен. – Пиши столько, сколько тебе нужно. Но не забудь: колонка нужна мне через час!

Послышался осторожный стук. Вслед за тем дверь приоткрылась, и в щелке показалось смуглое лицо Линды, жены Рикардо.

Марисала не улыбнулась ей. Даже не попыталась. Здесь, среди друзей, нет нужды скрывать свое горе. Прошлой ночью Марисала просидела с Рикардо и Линдой на кухне почти до рассвета. И рассказала им все.

Почти все.

Марисала не говорила им, что сердце ее разрывается от боли, что предстоящая жизнь кажется пустой и бессмысленной, что и тело ее, и душа рвется к Лайаму со всей силой истинной любви…

– Я принесла тебе кофе и пирожное. Только не знаю, любишь ли ты такие с кремом. – Линда поставила тяжелый поднос на стол. – Еще Рико спрашивает, не хочешь ли ты почитать воскресную газету?

Лишь одна газета в Бостоне выходит по воскресеньям. «Глоб». Газета Лайама.

– Нет, – твердо ответила Марисала. – Не хочу.

– Как хочешь, – заметила Линда и повернулась к дверям, придерживая газету под мышкой.

– Подожди! – Марисала прикрыла глаза, словно от боли. – Я передумала. Дай, пожалуйста, газету.

Линда улыбнулась и протянула ей толстый воскресный номер.

– Может быть, там есть какие-нибудь новости из Сан-Салюстиано, – заговорила Марисала, переворачивая листы.

«Нет, – мысленно продолжала она, – ты прекрасно знаешь, что я просматриваю газету не для этого. Я ищу колонку Лайама и, хоть и знаю, что прочту там заметки трехлетней давности, все же не могу успокоиться…»

Заголовок бросился ей в глаза. «ВРЕМЯ НАДЕЯТЬСЯ»… Это что-то новое!

Сперва Марисала не поверила своим глазам. Подумаешь! Просто приписали к старой статье новый заголовок!..

«Пять лет назад я стал политическим узником Сан-Салюстианского режима».

Марисала подняла изумленные глаза.