Текст книги "Притяжение ночи. Книга 1. Шаг в пропасть"
Автор книги: Сюзанна Брокман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
В следующий миг в комнате стало чуть светлей. Шарлотта не видела, что происходит в комнате, но ей показалось, что Эдна принесла подсвечники из столовой и поставила их на дубовую тумбочку.
– Сейчас я добуду еще свечей, – пообещала мама Флетчер.
Свет был слабым и мерцал, но все же рассеивал темноту.
– Откройте глаза, – приказала Шарлотта Винсу.
Он повиновался, но она не могла сказать наверняка, видел ли он ее в ту минуту или нет. Снова сверкнула молния, но теперь она не казалась такой ослепительной, как прежде, потому что стены комнаты освещало слабое пламя свечей.
Винс все еще был напряжен и, когда загрохотал гром, пригнул голову и прижал Шарлотту к себе. На этот раз раскат прогремел глуше. Гроза отступала. Слава богу!
– Это только гром, – повторила женщина, уткнувшись лицом в шею Винса. Она оказалась горячей и пахла душистым мылом. – Всего лишь гром.
Раздался торопливый топот. Приближение мамы Флетчер означало, что в спальне появились спасительные свечи.
– Боже мой! – воскликнула Эдна. Шарлотта заметила, как побледнела ее свекровь, заглянув под кровать.
– Он принял грозу за бомбежку. Ему кажется, что все мы находимся в смертельной опасности, – пояснила Шарлотта. Она раскраснелась при одной мысли о том, что предстало глазам Эдны и как ее свекровь могла трактовать увиденное под кроватью.
– Я могу ему чем-нибудь помочь? – забеспокоилась мама Флетчер. Она сразу же поняла, что происходит, и теперь сама лежала на прохладном полу, чтобы быть поближе к несчастному солдату.
– Понятия не имею, – вынуждена была признаться Шарлотта. – Я надеялась, что ему поможет свет.
Эдна придвинула подсвечник поближе к Винсу.
– Посмотрите на меня, молодой человек. Оглянитесь по сторонам, и вы увидите, где находитесь на самом деле, – приказала она голосом, не терпящим возражений. Наверное, этот голос не раз пугал Джеймса, когда тот был еще маленьким мальчиком.
Может быть, на Винса подействовали властные нотки или пламя свечей, но он начал постепенно возвращаться к действительности, и Шарлотта сразу же заметила это.
Эдна спокойно объяснила Винсу, что война еще не докатилась до Вашингтона и их уютного домика под номером 84 на Честнат-стрит. Молодой мужчина уставился на Эдну, потом перевел взгляд на свечу, на кровать и наконец увидел Шарлотту.
В эту секунду она поняла, что он, наконец, догадался, где находится, и что хозяйка дома, где он временно остановился, лежит прямо под ним. Гамма чувств, отразившаяся на его лице, в другое время могла бы вызвать у нее улыбку, но сейчас Шарлотта едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
Шок, ужас, неверие в то, что произошло, смущение. И еще желание. Шарлотта поняла, что она не единственная, кому стало приятно прикосновение чужих голых ног.
– Прошу вас, скажите мне только одно: я вам не сделал ничего плохого? Я вас ничем не обидел? – прошептал он, поспешно отползая от женщины.
– Вы пытались спасти меня, – убедительно произнесла Шарлотта. Как ни странно, в эту минуту она сама словно потеряла способность нормально общаться, и из ее горла вырвался хриплый шепот. Она нервно прокашлялась. – Ну, вы слегка задели чувство моего достоинства, но больше никакого вреда мне не причинили. Таким образом, я полагаю, что мы неотвратимо пересекли некую невидимую границу этикета, и теперь настаиваю на том, что нам пора официально перейти на «ты».
Как она и рассчитывала, Винс облегченно рассмеялся. Но потом лицо его помрачнело, наморщилось, как у маленького мальчика, живущего по соседству, и он горько расплакался.
Он хотел отстраниться от нее, но на этот раз Шарлотта сама прижалась к нему и крепко обняла солдата обеими руками.
Ничего больше говорить и делать было уже не нужно, и она сама зарыдала. Из того, что он сегодня кричал, Шарлотта начала понимать, через какой кошмар пришлось пройти ему и тысячам других молодых американцев. И что еще страшней, она уже могла представить себе, что именно пришлось пережить тем, кто оказался в Перл-Харборе в тот самый день, когда напали японцы. И когда погиб Джеймс.
Винс и Шарлотта продолжали плакать, пока не вымотались окончательно. ДаКоста, обессилев, заснул, и тогда молодая женщина закрыла глаза и еще некоторое время поплакала в одиночестве.
Когда она в следующий раз открыла глаза, то увидела, что в щели в ставнях проникает свет. Оказывается, она так и заснула на полу в объятиях Винса рядом с той самой кроватью, которую она когда-то разделяла с Джеймсом.
Эдна давно ушла наверх, а свечи догорели и погасли.
Винс еще не проснулся, и Шарлотта осторожно выбралась из его объятий.
Если учесть все то, что произошло ночью, она должна была бы чувствовать себя отвратительно. Она не выспалась, долго рыдала и неизвестно сколько времени пролежала на холодном жестком полу. Если рассуждать логически, сейчас она должна была бы испытывать жуткую боль во всем теле. А что уж говорить о голове!
Но когда Шарлотта выскользнула из комнаты и отправилась к себе в спальню собираться на работу, она поняла, что давно уже не чувствовала себя так хорошо.
Вечер у Малдуна не задался с самого начала.
Миссис Таккер все же выследила его и продолжала гоняться за ним уже в продуктовом магазине.
Все происходило, как в плохом кино. Майку пришлось сначала пробежаться по рядам с собачьим кормом, а после этого скрыться через черный ход, откуда товар поступал на склад и в торговые залы.
По дороге домой Малдун мечтал о кружке пива, но когда подкатил к «Божьей Коровке», то увидел, что рядом с баром, прямо на стоянке, начинается драка между молодым матросом и местными байкерами.
Ему потребовалось около часа, чтобы помирить враждующие стороны и не допустить кровопролития.
Он отвез матроса обратно на базу, а потом вдруг понял, что очутился рядом с гостиницей «Дел Коронадо» – той самой, где остановилась Джоан.
Ему все еще хотелось выпить пива, но еще больше хотелось поговорить с Джоан. А она почему-то упорно не отвечала на звонки по мобильному телефону.
Малдун направился в сторону гостиницы и позвонил администратору. Где-то рядом прогремел гром, который угрожал дождем вот уже в течение целого часа. Наконец небеса разверзлись, и на землю обрушился ливень. Малдун припустился бежать, но это ему не помогло, и, добравшись до вестибюля гостиницы, он промок до ниточки.
Администратор соединил его с номером Джоан, но в комнате ее не оказалось. После четвертого гудка включился автосекретарь.
Малдун не стал оставлять для Джоан никаких сообщений, отчасти потому, что точно не знал, что следует говорить в подобных случаях.
«Привет, я на самом деле вовсе не преследую вас. Правда. Все дело в том, что я не могу прожить спокойно и пары часов, как меня охватывает непреодолимое желание снова увидеть вас».
Или что-то в этом роде.
На столе администратора обнаружился справочник-путеводитель по гостинице, и Малдун остановился, пытаясь собраться с мыслями. Выяснилось, что в «Дел» имеется несколько баров, предлагавших постояльцам и их гостям различные развлечения. Например, в «Пальмовом саду» музыкант играл на пианино классические произведения, а «Бэбкок» славился своими джазовыми аранжировками.
Джоан, скорее всего, предпочла бы послушать джаз, и Малдун направился в «Бэбкок».
Ну же, Джоан, пусть будет так, как я рассчитал, и ты окажешься именно здесь!
Он остановился в дверях бара, чтобы дать глазам привыкнуть к царившему там полумраку. Малдун еще надеялся, что за пару секунд его одежда хоть немного подсохнет, и не торопился идти в зал. Но его останавливало еще и другое. Он просто не представлял себе, что ей сказать, если вдруг окажется, что Джоан и в самом деле решила провести вечер в этом баре.
Ну как вам, например, вот такое?
«Вы мне, конечно, не поверите, но с того момента, как я проводил вас до машины на стоянке, произошло множество самых удивительных событий!»
Нет, это не годилось. Хотя бы потому, что не объясняло, каким образом и, главное, зачем Малдун оказался в этой гостинице.
Или так:
«Я позвонил вам в номер, но вас там не оказалось. Ну а так как я все равно проезжал мимо, то решил: а не выскочить ли мне под проливной дождь и попробовать разыскать вас в этой гостинице? Потому что мне хочется поделиться с вами теми забавными событиями, которые произошли со мной сегодня вечером. Я бы посмотрел вам в глаза, и мы посмеялись бы вместе. А потом вы пригласили бы меня к себе в номер, где мы могли бы в течение семи часов заниматься с вами головокружительным, бесподобным, ни с чем не сравнимым сексом».
Ну, может быть, последнее предложение следовало подкорректировать. Хотя сейчас Малдун окончательно убедился в том, что вылез из своего пикапа не только из-за желания выпить кружечку пива.
Нет, против пива он, конечно, ничего не имел, но он мог бы и отказаться от него, если бы вдруг Джоан сейчас появилась перед ним, протянула руку и пригласила к себе в номер.
И в следующий момент он действительно увидел ее.
Она выбрала себе местечко за стойкой бара и искоса поглядывала на маленькие столики, расставленные по всему залу, потягивая через соломинку какой-то ледяной напиток из высокого бокала.
И смеялась прямо в глаза совершенно постороннему мужчине.
За стойкой бара висело большое зеркало, и Малдун попытался с его помощью получше разглядеть ее собеседника. Его опасения подтвердились: Майк действительно видел его впервые. Мужчина был облачен в дорогой деловой костюм. Ему было уже за пятьдесят, и этот толстый и лысый тип говорил Джоан что-то смешное, потому что она безудержно хохотала все время, пока Майк рассматривал веселую парочку.
Через некоторое время толстяк, видимо, поделился с Джоан какой-то особенно смешной шуткой, потому что она тут же прыснула, и теперь они гоготали вместе. Этот дикий смех, перекрывавший даже звуки джаза, выводил Малдуна из себя.
Что это за тип? Может быть, кто-то из ее знакомых? Или он вздумал склеить ее прямо здесь, в гостиничном баре?
Не исключено, что это она сама первая начала приставать к нему. Кто знает, может, она как раз с ума сходит по пятидесятилетним лысым увальням и сейчас получает массу удовольствия.
Если бы Майк был Сэмом, он одним жестом руки убрал бы со лба намокшие волосы и прямиком прошел бы к стойке бара. Там он устроился бы по другую сторону от Джоан, заказал бы наконец желанного пива и первым представился Лысому.
Вот только сегодня ему вряд ли бы посчастливилось получить от Джоан приглашение в номер, раз уж день выдался такой неудачный.
Малдун почувствовал себя самым несчастным человеком на свете и, чтобы не потерпеть очередное фиаско, молча вышел из гостиницы под проливной дождь и отправился домой.
– В то лето мне как раз должно было исполниться десять лет, – вещала в трубку Мэри-Лу. Она продолжала сидеть в арке между кухней и гостиной, но теперь еще умудрялась одновременно кормить Хейли.
В конце концов, девочка так и задремала прямо на груди у матери.
– Джанин было тринадцать, – тихим ровным голосом продолжала Мэри-Лу, разглядывая идеальное личико Хейли. – Мы тогда жили в Новом Орлеане. Мама работала официанткой в коктейль-баре одного ресторана. Она трудилась в основном в вечернюю смену и при каждом удобном случае подменяла сменщицу. Вам приходилось бывать в Новом Орлеане?
– Нет, – признался Ибрагим. – Никогда.
– Сумасшедший город. Бары работают допоздна, почти до самого утра. Причем там неважно, понедельник сегодня или пятница. Каждую ночь в городе идет нескончаемая гулянка. Мы жили в очень симпатичной квартире. Ее можно было назвать дворцом по сравнению с теми хибарами, где нам приходилось ютиться раньше. Квартира была по-настоящему огромной. У меня и у Джанин были свои собственные спальни. Единственным неприятным моментом оставалось лишь то, что весь дом принадлежал некоему Лайлу, с которым мать познакомилась в баре, а он любил тишину, и нам запрещалось шуметь. По квартире мы буквально ходили на цыпочках. Это был толстый и противный на вид мужчина, но он носил дорогие костюмы, работал где-то в офисе и имел много денег. При этом не жадничал и часто делал нам подарки. Он покупал мне и сестре всякие игрушки, красивую одежду и даже книги. В общем, мне даже показалось, что жизнь у нас начала налаживаться. Во всяком случае, мы не голодали. Впервые за долгое время… Но потом я заметила, что с Джанин стало происходить что-то очень странное. Она постоянно вздрагивала, как будто к ней кто-то тихонько подходил сзади и неожиданно пугал ее. Она часто плакала. А я никак не могла понять, в чем дело. Ну зачем же ей плакать, когда нам все покупал наш новый толстый папик?
Мэри-Лу услышала печальный вздох на другом конце провода, и поняла, что Ибрагим уже догадывается о причинах неведомого недуга ее сестры.
– Помню, я все время боялась, что Лайл надоест маме и нам придется опять переезжать на новое место, в другой город. Я по секрету рассказала Джанин, что, если такое произойдет, я буду умолять Лайла оставить меня в доме. Я могла бы убирать кухню и стирать. Джанин ужасно рассердилась на меня, а я никак не могла понять, за что. И тогда она рассказала мне, что если я действительно так уж хочу жить в этом доме, то за это мне придется сосать у толстого папика его мужское «украшение», потому что как раз именно этим и занимается Джанин каждый вечер, как только мама уходит на работу. Вот почему Лайл позволял нам всем вместе жить у него в доме.
– Я была просто шокирована, – продолжала Мэри-Лу. – То есть я, конечно, тогда уже многое знала о сексе. Мама частенько напивалась и приводила домой своих дружков, и при этом далеко не всегда закрывала за собой дверь в спальню. А временами нам приходилось жить в таких условиях, что мы все вместе ютились в одной-единственной комнатке, и тогда уж нам с сестрой просто некуда было деваться.
Мэри-Лу перевела взгляд на Хейли, мирно дремлющую у нее на коленях. Ну как могла ее мать так поступать со своими дочками? Как могла она не любить Джанин и ее саму так же безрассудно, как любит Мэри-Лу эту крошку? Хотя Мэри-Лу где-то в глубине души понимала, что тут дело было даже не в том, что мать не любила своих дочерей. Скорей она просто гораздо больше любила алкоголь.
– Я уже тогда понимала, что то, о чем мне рассказывала Джанин, очень нравится мужчинам, – продолжала свое повествование Мэри-Лу. – И еще я знала, что многие повесы почему-то предпочитают маленьких девочек. Среди кавалеров нашей мамы находились такие, которые размахивали своими причиндалами прямо на глазах у нас с сестрой. Однажды мы рассказали об этом маме, и она тут же прогнала одного такого ухажера. После этого мы с Джанин начали пользоваться своей привилегией. Если кто-нибудь из маминых нахалов особенно надоедал нам, мы сочиняли про него какую-нибудь небылицу, например, говорили маме, что он «дергал нас за титьки», и она тут же с ним расставалась. Когда Джанин открыла мне тайну про Лайла, я тут же побежала к маме. Я взахлеб пересказала все то, что услышала от сестры, но только Джанин тут же начала все отрицать. Она наотрез отказалась признаваться в том, чем только что поделилась со мной. И еще добавила, будто я все это выдумала сама, потому что Лайл недавно купил ей красивый свитер, а про меня в тот раз почему-то забыл. И мама ей поверила. А меня за вранье отправили спать без ужина. Джанин потом несколько раз говорила мне, что она сама все выдумала, но я-то знала, что это правда. Поэтому как-то раз я сделала вид, что хочу пораньше лечь спать, а сама спряталась у нее в комнате в большом шкафу. И представьте себе, как только мама отправилась на работу, к сестре явился Лайл. И представьте себе…
Этот образ – Джанин и Лайла – предстал перед ее мысленным взором таким же ясным, как и в тот раз, несмотря на то, что с той поры прошли годы. Когда Мэри-Лу вспоминала этот эпизод, ей всякий раз становилось дурно и хотелось расплакаться.
– Что же вы сделали потом? – поинтересовался Ибрагим. – Бедняжка! Ведь вам тогда было только десять лет. Ну как вы могли отреагировать? Вы ведь уже пожаловались маме. Что еще можно было придумать?
– Ну, наверное, ничего, поэтому я снова ей все рассказала, – горько вздохнула Мэри-Лу. – Я выскочила из шкафа вся в слезах. Я громко визжала от ужаса и перепугала Лайла насмерть. Жаль, что с ним тогда не приключился сердечный приступ и он не отбросил копыта. Я опрометью бросилась к матери на работу и снова пересказала ей все то, что на сей раз видела своими собственными глазами.
Только Лайл оказался хитрей. Он уже успел позвонить маме и первым сообщил ей про какую-то драку между мной и Джанин. Мама отправила меня домой и заперла в комнате. Я сама перепугалась, мне не хотелось оставаться в доме вместе с Лайлом. Но Джанин и на этот раз отказалась рассказывать правду. Помню, как я плакала и все время повторяла: «Скажи ей! Скажи ей!» Позже Джанин призналась, что ей просто надоели постоянные переезды из города в город, и к тому же она смирилась с тем, что ей приходилось делать, и решила для себя, что это не самое ужасное в жизни, можно и потерпеть.
Ибрагим опять вздохнул.
– Итак, я сидела запертая в своей комнате, – продолжала Мэри-Лу. – На всякий случай я закрыла дверь па задвижку со своей стороны и придвинула к ней тяжелую тумбочку, как, я видела, некоторые люди делали в кино. Представьте себе, что Лайл тут же заявился к нам на этаж и принялся ломиться в дверь. При этом он страшно ругался, грозился и еще говорил, что будет сейчас делать со мной что угодно и все это пройдет ему безнаказанно, потому что все равно мне никто не поверит. Затем он начал в подробностях рассказывать о том, что и как он со мной сделает, когда откроет дверь, и будет делать это каждый вечер. – Она немного помолчала и добавила. – Я не буду сейчас повторять его слова, хотя прекрасно запомнила их.
– Мне вас очень жаль, – грустно произнес Ибрагим.
– Я бы убила мужчину, который осмелился бы сказать нечто подобное Хейли, – нахмурилась Мэри-Лу.
– Я знаю, – отозвался садовник. – И в этом я бы вам помог.
– Он долго, но тщетно ломился ко мне в комнату, но на это раз Джанин попыталась помочь мне. Она ударила его по голове. Самой большой и тяжелой сковородкой, которую только могла найти на кухне. В кино после такого удара, как правило, человек отключается. Но на Лайла такой прием почему-то не подействовал, и он только еще больше разозлился. Я слышала, как он схватил сестру и принялся беспощадно избивать ее. Потом он изнасиловал ее, и мне показалось, что он обязательно ее убьет. Мне не оставалось ничего другого, как выбраться из окна на крышу и спрыгнуть оттуда. При падении на землю я сломала руку. Боже, как мне было больно! Но я все же бросилась бежать к маме, на ходу истошно крича, что мою сестру убивают.
Наверное, третий раз оказался для меня счастливым, потому что теперь мама мне поверила. Она прихватила с собой ресторанного вышибалу, и мы все вместе бросились бегом спасать Джанин… Одного взгляда на сестру оказалось достаточно, чтобы все сразу стало понятным.
– Вот так и закончилось наше детство, – подытожила Мэри-Лу. – Разумеется, мы тут же съехали с квартиры и вернулись в Алабаму. Мать после этого запила еще сильней. Она часто бросала нас одних, а сама уходила куда-то с мужчинами. Но мне кажется, что она при всем этом не переставала страдать от чувства вины перед нами. На меня легло все бремя работы по дому. Я и готовила, и убиралась, потому что Джанин долго не могла поправиться после того случая. Она и сейчас не совсем здорова… Несколько секунд они оба молчали.
– Я бы убила его, – повторила Мэри-Лу. – Мужчину, который причинил бы вред моему ребенку. Он бы у меня не дожил до утра.
Она с любовью наблюдала за тем, как у крошки за закрытыми веками тихонько подергиваются глазные яблоки. Видимо ей снилось что-то приятное, потому что девочка улыбалась во сне.
– Я бы убила его, – снова произнесла Мэри-Лу. – Но моя мать поступила иначе. Она спилась до смерти. Но я не буду такой, как она. Не буду.
По крайней мере сегодня.
Глава десятая
Когда Майк Малдун подъехал к гостинице на своем пикапе, Джоан уже ждала его у входа.
– А вы очень быстро добрались до меня, – похвалила она лейтенанта, забираясь в машину.
– Я живу недалеко отсюда, – пояснил он.
Волосы у него еще были чуть влажными после утреннего душа, щеки чисто выбриты, что делало его еще мо ложе, чем вчера. Он был одет в свою белоснежную форму, о чем его попросила Джоан. Готовый действовать, весь гладенький и бодрый, несмотря на ранний час.
В кабине пикапа приятно пахло только что сваренным кофе. На специальной подставке с круглыми отверстиями, выдвигающейся у приборной доски, стояли два пластиковых стаканчика.
– Боже мой! – восхищенно воскликнула Джоан. – Прошу вас, скажите сейчас же, что одна порция – моя!
Майк улыбнулся:
– Одна порция определенно ваша.
– Послушайте, кажется, сегодня утром я вам еще не говорила, что очень вас люблю? – Она пристегнула ремень и протянула руку к стаканчику.
– Там, в пакете, еще сливки, сахар и пара плюшек.
– Плюшек? – рассмеялась Джоан.
– Да, мне показалось, что вы их очень любите потому что сами такая… плюшечного типа.
В столь ранний час на улицах не было ни одной машины, и Майкл, ловко развернувшись на сто восемьдесят градусов, выехал на главную дорогу.
– Плюшечного типа? – Кофе оказался огненно-горячим и приятно согревал тело изнутри.
– Сейчас поясню, только поймите меня правильно. Если вы любите кофе, то, следовательно, часто останавливаетесь у придорожных забегаловок и со временем начинаете автоматически покупать одно и то же. А там продают плюшки и печенье. Я подумал, что вам больше нравятся плюшки.
– Ну все, вы меня убили, – покачала головой Джоан, отхлебывая большой глоток кофе. – Нам уже становится опасно встречаться. Вы знаете обо мне все, и очарование таинственности в наших отношениях исчезает!
У Майка был заразительный смех, при этом у глаз сразу же образовывались такие чудесные морщинки! А его зубы! Ровные, белые и такие очаровательные! Да еще и солнышко пригревало, и день обещал быть прекрасным, и солнечные зайчики играли на капоте его симпатичной машины! Короче говоря, утро казалось просто восхитительным и неповторимым.
Ну, если не считать того, что она проснулась в половине пятого, потому что там, где она жила, была уже половина восьмого. А начинать день в такое время считалось для нее непростительно поздно.
Но больше спать она не могла. Особенно вспомнив звонок от дедули прошлым вечером. Тот рассказал ей, что ее брат Донни снова надел свою обмотанную алюминиевой фольгой шляпу.
Ну а раз уж она все равно не спала, то могла бы потратить это время на визит к брату.
– Куда теперь? – Майк Малдун вел машину, как это делают очень молодые люди. И еще те, кто любит свою машину, а потому за рулем продолжают оставаться молодыми очень долго. Он небрежно, но ласково поглаживал «баранку» и рычаг переключения скоростей своими огромными изящными руками. При этом левый локоть он словно невзначай высунул в окно машины. Этот стиль заметно отличался от того, как водят свои обожаемые спортивные машины те, кто уже достиг среднего возраста.
– Я не могу точно сказать, как туда доехать, – призналась Джоан. – У меня есть адрес, но…
– Там, в кармашке на дверце, должна лежать карта города, – сказал Малдун, сбавляя скорость. – Какая улица нам нужна?
– Вэствей-драйв. – В кармашке оказалась целая коллекция карт, в том числе, как показалось Джоан, и подробный план какой-то местности в Афганистане. – Наверное, будет легче, если я пока что отставлю свой кофе в сторонку?
Но Майк уже снова прибавил скорости.
– Не волнуйтесь. Я знаю, где это. Лейтенант Старретт живет на Вэствей.
– Старретт… Мистер Техас, если не ошибаюсь?
– Все верно. – Он бросил на Джоан быстрый взгляд. – Итак, каким на сегодня будет мое прозвище?
Ах, даже так? Джоан притворилась, будто не понимает, о чем идет речь.
– Ваше что, простите?
– Старретт – это мистер Техас. А как вы будете называть меня? Снова Джуниором?
Сейчас Майк представился ей чем-то вроде яблока из райского сада: идеальный, сверкающий и предательски соблазнительный. Но ни за что на свете она не произнесет эти слова вслух.
– Нет, Джуниора больше не будет, – уверенно сказала Джоан. – Теперь вы для меня «Обожаемый «морской котик» Майк, который угощает меня кофе несмотря на то, что я так жестоко бужу его без четверти пять утра, когда он мог бы спать часов до восьми».
Он кивнул:
– На слух значительно длинней, чем просто «Джуниор», и определенно нравится мне куда больше. – Он снова бросил на Джоан быстрый взгляд. – Обожаемый, да? – Он прокашлялся. – Вы действительно так считаете?
Так как Майк вел машину, он не мог долго смотреть на нее. Джоан воспользовалась этим и с удовольствием сунула руку в пакет с плюшками.
– Вы же знаете, что обожаемы в любом аспекте, куда ни кинь, мой маленький брат. Хотите плюшку?
Она протянула ему угощение, и на секунду их пальцы соприкоснулись.
– Спасибо, сестренка. Вообще-то, когда я думаю о себе, мне на ум приходит только слово «ботаник». Но никак не «обожаемый».
Услышав это, Джоан рассмеялась:
– Нет-нет, что вы, «ботаники» не становятся «морскими котиками». Из них получаются неплохие бухгалтеры-счетоводы.
– Мне очень не хочется открывать вам свои тайны, Джоан. Но дело в том, что в школьные годы я был не просто «ботаником», а очень толстым «ботаником».
– Не может быть! – Ну разве это не занятно? Теперь понятно, почему он не красуется и не выставляется перед ней. Обычно красивые молодые люди при встрече с незнакомой женщиной сразу принимали эффектные позы, поскольку знали, как выгодно они смотрятся со стороны. Они привыкли к тому, что все их любят и восхищаются их внешностью.
К Малдуну это не относилось. Похоже, что он, наоборот, был немало смущен и растерян, когда понял, что сумел произвести на нее благоприятное впечатление. И его скромное поведение не было актерской игрой. Оно оказалось настоящим.
– Наверное, тогда вы пребывали, как говорится, в «личиночном» состоянии, – высказала свое предположение Джоан. – Или нет. Тогда вы были чем-то вроде неоперившегося птенца. Пожалуй, так лучше. И слово приятней.
– Но «личинка» более ярко передает мое физическое состояние.
– Ну, пусть будет личинка. Но, судя по вам теперешнему, можно сказать, что перевоплощение произошло удачно и цель достигнута. И «ботаник» переродился в обожаемого «морского котика».
– Нет. По-моему, «ботаник» так и остался «ботаником», только научился выживать в трудных условиях, получил отличную физическую подготовку и изучил военную стратегию. – Он покончил с плюшкой и снова протянул руку. – Если не ошибаюсь, там, в пакете, должны быть салфетки. У белых брюк есть один существенный недостаток: ты забываешь о своей форме и в самый неподходящий момент спокойно вытираешь о брюки грязные пальцы. После одного неприятного эпизода с пиццей я стал специально возить запасную пару в пикапе. Иногда я жалею о том, что на мне не две пары штанов.
Джоан нашла в пакете салфетку и передала ее Малдуну.
– То, что нам сейчас предстоит сделать, не входит, как вам известно, в список ваших обязанностей, – напомнила Джоан. – Я умышленно позвонила вам сегодня на мобильный телефон, а не на домашний, потому что, если бы он был отключен, я просто могла бы оставить вам голосовое сообщение. В общем, вам совсем не обязательно было выступать добровольцем и ехать со мной.
– Я знаю. – Он включил сигнал левого поворота, внимательно глядя на дорогу. – Я сам захотел помочь вам.
– Сами? Отправиться со мной ни свет ни заря, чтобы навестить моего безнадежно сумасшедшего брата? Ну, я бы своим свободным временем распорядилась как-то иначе. Хотя долго спать тоже не стоит.
– Для меня такое время нельзя назвать «ни свет ни заря», – поворачивая влево, произнес Майк. – Половина утра, считайте, уже прошла. Кроме того, я вчера рано лег спать.
– И все же…
– Я рад оказать вам помощь, – твердо произнес Малдун, и Джоан уловила в его голосе командные нотки. Очень скоро она поймет, что именно таким решительным и непоколебимым и должен быть настоящий офицер. Спорить с ним было бесполезно.
– Ну, в любом случае большое вам спасибо. – Господи, ей придется подробней рассказать ему о Донни, чтобы он знал, что его может ожидать. Но с чего начать? С фетровой шляпы, которую брат обмотал алюминиевой фольгой, или с аэрозолей, которые Донни распыляет по подоконникам во всем доме, чтобы отпугнуть пришельцев?
Но прежде чем она раскрыла рот, он снова быстро взглянул на нее:
– У вас… – Ему пришлось прокашляться. – У вас много знакомых в Сан-Диего?
Он задал этот вопрос слишком уж небрежным тоном. Так люди спрашивают о чем-то очень важном для себя, если при этом не хотят показать, насколько серьезной может стать полученная информация. Правда, зачастую получается, что человек «перебарщивает», и в итоге ему так и не удается скрыть своего любопытства.
– Нет. Только бабушка с дедушкой и брат.
Малдун кивнул, но по его виду Джоан поняла, что он ожидал другого ответа.
– Вот как. Гм-м-м… – И снова вопрос. Такой же, из серии «как бы между прочим». Джоан уже не терпелось услышать его. – А как вы провели вчерашний вечер? Чем занимались?
Какого… На кой черт ему это нужно? Джоан внимательно посмотрела на Малдуна и ответила:
– Практически ничем. Я дождалась того самого звонка, и оказалось, что ничего особенного мне сообщить не смогли, так что я напрасно тревожилась. Потом немного посмотрела канал новостей… В общем, я тоже легла спать достаточно рано. – И снова это кислое выражение лица. Он явно ждал от нее чего-то другого. Она понимала это и по его глазам. – А почему вас это интересует? – Джоан не верила в пустые, ничего не значащие вопросы. Она предпочитала те, которые явно преследовали какую-то конкретную цель.
Он снова бросил на нее быстрый взгляд:
– Я просто… ну, видите ли…
Она недовольно фыркнула:
– Прошу вас, не оскорбляйте мой ум и сообразительность. Мне совершенно ясно, что вы добиваетесь от меня каких-то важных для вас сведений. Почему бы не задать свой вопрос более точно, а не пытаться выудить из меня информацию какими-то окольными путями? Что, кстати, у вас совершенно не получается. Вы стараетесь сделать это аккуратно, а на деле выходит так, как если бы вы хотели потихоньку поймать рыбку в пруду и швырнули туда гранату.
Он рассмеялся:
– Ну, что ж, Джоан, продолжайте. Мне очень интересно узнать, что вы обо мне думаете. Не сдерживайте себя.
– Вот именно, – кивнула она. – Не надо сдерживать себя. Как раз это я и пытаюсь вам втолковать. Что вы хотите выяснить, Майкл?
– Сам не знаю. – Он тут же замотал головой от возмущения. Малдун втайне проклинал, но кого – себя или ее? Или, может быть, их обоих?
