Текст книги "Адриан Моул и оружие массового поражения"
Автор книги: Сьюзан Таунсенд
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Мы заплатили по 10 фунтов, и Хендерсон выдал нам лотерейные билеты. В качестве первого приза разыгрывалась экскурсия в палату общин и чай на террасе с Пандорой. Вторым призом было первое издание романа «Аден Воул» Барри Кента с автографом автора. В качестве третьего приза фигурировал плюшевый медведь невероятных размеров, предоставленный Элизабет Салли Стаффорд (урожденная Бродвей), которая теперь возглавляет собственную компанию по оформлению интерьеров.
Некоторые мои бывшие одноклассники изменились до неузнаваемости. Клэр Нильсон, у которой когда-то была копна светлых кудрей и сочные губы, превратилась в напряженную, нервную дамочку из тех, что поминутно поглядывают на часы и громко вопрошают: «Интересно, легли ли дети спать?»
Из-за передвижной дискотеки «Фанки-джанки» помахал рукой Крейг Томас. На нем была бейсболка, нахлобученная задом наперед. Он единственный отплясывал под «Билли Джин» Майкла Джексона.
У импровизированного бара Барбара Бойер и Виктория Луиза Томпсон перемывали косточки Пандоре, утверждая, что она ничегошеньки не сделала для женщин за все время, пока находится у кормила власти.
Увидев нас с Найджелом, они взвизгнули:
– Ади! Найджи!
И бросились нас обнимать. Я спросил Викторию Луизу, чем она занимается.
– Выхожу замуж за все более древних стариков, зайка, – хихикнула она.
Сейчас Виктория Луиза разводится с третьим и собирается за четвертого. Чуть позже я услышал, как она говорит:
– Не могу припомнить, когда я в последний раз чистила овощи. Кажется, в 1995-м.
Барбара Бойер была вне конкуренции, она самая красивая среди бывших одноклассниц. Раньше Барбара работала медсестрой в сердечно-сосудистом отделении Королевской больницы, но сейчас учится на теплотехника.
– Все те же трубы, насосы и клапаны, – сказала она, – только зарплата в два раза выше.
– Приходи в любое время и прочисти мою трубу, – игриво предложил я.
Видимо, она меня не услышала, потому что внезапно отвернулась и проткнула зубочисткой свиную сардельку.
За угловым столиком расположилась компания пожилых людей.
– Ты только посмотри на них! – воскликнула Клэр. – И как это потрепанное склеротическое старичье умудрялось вселять в нас страх божий?
Старики были нашими учителями: мисс Фоссингтон-Гор (география), мистер Джонс (физкультура), мисс Эльф (театр), мистер Док (английский). С ними сидел нынешний директор Роджер Терпит, который когда-то предсказал, что из Гленна «никогда не выйдет толка».
Мистер Док с вожделением поглядывал в сторону бара, я поманил его и угостил полпинтой пива. Он обрадовался, узнав, что я работаю у мистера Карлтон-Хейеса.
– Я помню вас, Моул, – сказал он. – Вы были единственным из моих учеников, кто плакал, когда Ленни убил девочку в книге «О мышах и людях».
Найджел язвительно заметил:
– У Моули вообще глаза на мокром месте. Читая «Больницу для животных», он непрерывно рыдал, особенно бурно из-за дохлого хомяка.
Я проводил мистера Дока к его столику и поболтал с учителями.
Мистер Джонс сказал, что не помнит меня. Я объяснил, что в те дни, когда у нас была физкультура, я обычно болел.
– Не ты один, – махнул он рукой.
– А еще моя собака поймала мяч и сбежала с ним за пять минут до конца футбольного финала между школами Лестершира и Бедфордшира, – продолжил я.
– Ах да, теперь припоминаю! – воскликнул мистер Джонс. – Однажды ты принес записку якобы от матери: «Адриан подцепил диарею через дырки в башмаках».
О, как смеялись престарелые педагоги!
– А «диарею» он хотя бы правильно написал? – поинтересовался мистер Док.
– Откуда мне знать? Я преподаю физкультуру, – пожал плечами мистер Джонс.
К 9.30 вечера народ начал понемногу прибывать, сэндвичи на буфетной стойке успели слегка обветриться, а под песенку Бой Джорджа «Ты правда хочешь меня обидеть?» уже отплясывало с десяток человек.
Найджел находился в центре внимания. Его осаждали сочувствующие женщины, предлагали прибраться в его флигеле, постирать и погладить.
С автостоянки донесся автомобильный гудок, и Умник Хендерсон заорал, перекрывая музыку:
– Пошли смотреть на новый микроавтобус!
За рулем белого микроавтобуса сидел Барри.
Кент с бритой башкой и в кожанке, увешанной тяжеленными серебряными цепями. Из салона выглянул двухметровый детина и пробасил:
– Просьба держаться подальше от мистера Кента. Они не любят, когда их трогают. И никаких фото. Они не любят огласки.
Вызвали Роджера Терпиша, после чего состоялась короткая неуклюжая церемония, во время которой Барри Кент передал директору школы ключи и техпаспорт.
А затем оба деятеля разразились невероятно лицемерными речами.
Барри Кент провозгласил, что годы, проведенные в школе имени Нейла Армстронга, были самыми счастливыми в его жизни.
А Терпиш заявил, что Барри Кент «по всем меркам был непростым, но блестящим молодым человеком, прославившим нашу школу». После чего Терпиш сел за руль микроавтобуса и завел двигатель.
Умник Хендерсон просунул свою огромную башку в окно со стороны водителя и осведомился:
– Мистер Терпиш, а вы сдали экзамен на вождение микроавтобуса?
Тот признался, что нет, и убрал ногу с педали.
Пандора сообщила мне по мобильнику, что она на развязке № 21 и скоро будет.
– Пожрать что-нибудь осталось? – спросила она. – Я умираю с голоду.
Я ответил, что местные закуски приказали долго жить, и предложил вместе поужинать, после того как она исполнит свой общественный долг. Неопределенно хмыкнув, Пандора отключилась.
На спортплощадке под навесом для велосипедов курили Уэйн Вонг, Парвез и Виктория Луиза. Я присоединился к ним, и мы от души посмеялись над короткими штанами Умника Хендерсона, бородой и усами мисс Фоссингтон-Гор и жалкой дискотекой Крейга Томаса.
Серебристый «сааб» Пандоры влетел на автостоянку, швыряясь гравием. Я поспешил открыть дверцу. Пандора не сразу вышла из машины – сначала причесалась и подкрасила губы.
Я заметил, что у нее усталый вид.
– Вот спасибо на добром слове, – буркнула она.
Выбравшись из машины, Пандора прямиком направилась к курильщикам.
– Надо курнуть перед встречей со старухой Фоссингтон-Гор, – объявила она.
Пробегавший мимо Умник Хендерсон посоветовал управиться с чествованием мисс Фоссингтон-Гор как можно быстрее, потому что сторож намерен выгнать всех к 11 часам.
– Да без проблем, – отозвалась Пандора.
Она затушила сигарету «Бенсонс и Хеджес» о велосипедную стойку, и мы направились в зал.
«Сексотерапия» выгнала народ на танцпол. Когда в зал вошла Пандора, поднялся возбужденный ропот, Роджер Терпиш даже прекратил лебезить перед Барри Кентом и выскочил вперед, дабы официально приветствовать Пандору.
Умник Хендерсон подбежал к мобильной дискотеке и велел Крейгу Томасу вырубить Марвина Гея. Затем повернулся к публике и звякнул вилкой о край бокала. Воцарилась тишина.
Умник вывел на сцену Пандору, Роджера Терпиша и мисс Фоссингтон-Гор. Там, на пластиковом столе, лежала большая коробка в подарочной упаковке.
Все захлопали, кое-кто засвистел, а Барри Кент залихватски крикнул, будто ковбой на родео, усмиряющий необъезженную конягу.
Роджер Терпиш принялся расхваливать Пандору: и говорит-то она свободно на пяти языках, в том числе на русском и китайском (будто мы этого не знали!), и Оксфорд окончила с отличием по двум специальностям, избиралась в нашем округе в парламент от лейбористов, заняла пост помощника министра охраны окружающей среды. Все это величайшие достижения, но главные успехи Пандоры впереди – недавно «Дейли телеграф» намекнула, что Пандора вполне может стать первой в Британии женщиной премьер-министром от Лейбористской партии.
– Так что берегись, Гордон Браун![21]21
Министр финансов в британском правительстве. Считается, что именно Браун сменит Тони Блэра на посту лидера Лейбористской партии.
[Закрыть] – закончил свою речь Терпиш.
Раздался вежливый смех. Затем слово взяла Пандора. В пиджаке от Лорен Бэкол и в брюках, похожих на мужские, она выглядела величественно.
– Позвольте говорить без обиняков, – начала Пандора. – Если бы не мисс Фоссингтон-Гор, вдохновенный преподаватель и мудрая наставница, меня бы здесь сегодня не было… во всяком случае, в качестве члена парламента и помощника министра. Именно мисс Фоссингтон-Гор, услышав, что я хочу податься в модели к Баленсиага, сказала: «Но я уверена, что ты способна на большее, детка».
Мисс Фоссингтон-Гор скромно потупилась.
Еще минут пять Пандора распиналась о себе и своих достижениях. Затем взяла со стола коробку и вручила ее мисс Фоссингтон-Гор:
– Не сомневаюсь, эта вещь будет замечательно смотреться на вашей каминной полке. Пусть каждый час, каждая минута вашего заслуженного отдыха станет незабываемой.
Мисс Фоссингтон-Гор вытянула из рукава трикотажного костюма крошечный носовой платок, высморкалась и сказала:
– Выпуск восемьдесят третьего года оказался выдающимся. В этом классе училась не только Пандора Брейтуэйт, но и Барри Кент. И давайте не будем забывать об Адриане Моуле, чья телепередача «Потрохенно хорошо!» мне так нравилась. А прежде чем открыть коробку, я хочу сказать несколько слов о Найджеле. – Она махнула платком в сторону Найджела, который сидел, опершись обеими руками о трость, в позе стариков из греческих кафе. – С каким потрясающим мужеством он держится, несмотря на то что его зрение продолжает ухудшаться!
Я взглянул на Найджела. Тот явно матерился сквозь зубы. Публика зааплодировала и затопала, подбадривая Найджела.
Затем мисс Фоссингтон-Гор, убежденная вегетарианка, одиноко проживающая в однокомнатной квартирке, не без труда распечатала коробку, из которой извлекла гриль «Джордж Формен» семейного размера. Хорошее воспитание и многолетний опыт по части подавления эмоций спасли ситуацию. Мисс Фоссингтон-Гор тепло поблагодарила собравшихся за доброту и щедрость.
Когда Найджелу рассказали, что было подарено училке, он язвительно рассмеялся:
– А эта штуковина поместится на каминной полке?
На сцену пригласили Барри Кента, чтобы провести лотерею. Он превратил эту немудреную затею в действо, близкое к зажжению олимпийского огня. Клэр Нильсон, сгонявшая домой проведать детей, выиграла плюшевого медведя. По жестокой иронии судьбы, второй приз выиграл Найджел, а первый приз, к изрядному возмущению Пандоры, достался Умнику Хендерсону.
После лотереи Барри Кент умчался в аэропорт, крикнув на прощанье, что ему надо встретить издателя из Амстердама.
Я поражен, дорогой дневник, сколь сильную неприязнь я до сих пор питаю к Барри Кенту и сколь пылко желаю его краха.
Когда в зал, гремя ключами, вошел школьный сторож, Крейг врубил «Каждый твой вдох» и объявил, что это последний танец. Я спросил Пандору, не хочет ли она потанцевать со мной, и, к моему удивлению, она согласилась.
На высоких каблуках она чуточку выше меня, но я достиг того возраста, когда это обстоятельство уже не имеет такого значения, как раньше.
Я подпевал Стингу – «Тебе не скрыться от меня!» – пока Пандора не велела мне заткнуться. Правда, в кои-то веки она не пыталась вести в танце, и я таскал ее по залу, куда мне вздумается.
Признаю, я по-прежнему люблю ее до безумия. Я отравлен ею навсегда и обречен сравнивать всех моих девушек с Пандорой. Она – женщина «десять баллов из десяти», тогда как Маргаритка, увы, наберет не более двух с половиной, ну в лучшем случае три.
Поинтересовался, как насчет ужина в кругу близких друзей в «Императорском драконе», где Уэйн Вонг предоставит нам 10-процентную скидку.
Пандора усмехнулась:
– Все такой же скупердяй?
– Напротив, – возразил я, – только что ухнул аж десять тысяч фунтов на обстановку для моего нового лофта на Крысиной верфи.
Пандора удивила меня второй раз за вечер, согласившись поужинать с нами.
Пандора, Найджел, Парвез, Барбара, Виктория Луиза и я закатили самый настоящий императорский банкет. Мы устроились за большим круглым столом. Я сидел между Найджелом и Пандорой. Официанта Кита Вонга, брата Уэйна, я попросил принести Найджелу вилку с ложкой вместо палочек, чтобы облегчить ему жизнь, ведь он почти ослеп.
К моему изумлению, Найджел взбесился и потребовал вернуть палочки.
– Не суй нос в чужие дела, Моул! – прошипел он, повернулся ко мне спиной и завел с Парвезом разговор о своих финансах.
– У тебя положение не столь плачевное, как у Адриана, – резюмировал Парвез. – Адриан по уши в долгах.
– Парвез, – вмешался я, – разве бухгалтеры не дают обет молчания, или клятву Гиппократа, или что там еще? Мои финансы – не самая подходящая тема для разговора за столом.
Барбара Бойер попросила Пандору рассказать, какие «на самом деле» Тони и Шери.
– Про Блэров ни слова, – отказалась та. – Вы же знаете, Адриан ведет дневник.
– Не смей писать обо мне, – с угрозой в голосе вставил Найджел.
– Размечтался! – парировал я и обратился к Пандоре: – Можешь смело доверить мне свои секреты. Мой дневник не предназначен для публикации.
– Ага, то же самое говорил этот гнусный дворецкий Пол Баррелл. А теперь торгует тайнами принцессы Дианы почем зря.
– К тому же, – снова встрял Найджел, – кому интересен дневник провинциального ничтожества?
Я схватил с вращающегося подноса креветочное печенье и впился в него зубами, чтобы никто не заметил, сколь крепко обидело меня его замечание.
В 11.45 вечера зазвонил мой мобильник – Маргаритка пожелала узнать, как продвигается работа над книгой. К несчастью, именно в этот момент Кит Вонг затеял перемену блюд. Он орал во всю глотку:
– Кому фу-сунь? Кому водоросли? Тосты с креветками? Пирожки? А вот и ребрышки в пикантном соусе!
– Где ты? – заинтересовалась Маргаритка.
Я хотел солгать, мол, это телевизор надрывается, но Маргаритка в курсе, что «НТЛ» еще не подключила меня в сеть, поэтому пришлось сказать правду.
Тут Пандора расхохоталась какой-то шутке Парвеза.
– С кем ты? – насторожилась Маргаритка.
Пандора нагнулась ко мне:
– Ади, дорогой, как насчет пикантного?
– Кто это? – испугалась Маргаритка.
Я выбрался из-за стола и отошел к аквариуму. К стеклу подплыл жирный карп. Я поежился под его взглядом – так же глядит на меня Маргаритка, когда снимает очки. Набравшись храбрости, я объявил рыбине:
– Слушай, Маргаритка, что-то не клеится у нас с тобой. Наверное, нам не стоит больше встречаться.
– Ты с другой женщиной? – упавшим голосом спросила она.
Я честно ответил, что со мной три женщины и двое мужчин.
– Три пары! – всхлипнула Маргаритка.
– Ну пожалуйста, не плачь.
– Весь вечер я трудилась над кукольным лофтом. Хотела подарить тебе на Рождество.
Я лихорадочно соображал, как прекратить этот разговор. Фраза «у меня стынет еда» казалась бессердечной. Пришлось выслушать длиннющую сводку всех ее прошлых неудач с мужчинами. Карп в аквариуме не сводил с меня скорбного взгляда. В стекле я видел свое отражение – тоже скорбное.
Наконец Маргаритка повесила трубку, произнеся напоследок все тем же убитым тоном, от которого у меня мурашки побежали по спине:
– Без тебя жизнь не имеет смысла.
Рыбина опустилась на дно аквариума и замерла.
Я вернулся к столу. Кит Вонг уже принес утку с ананасами, я сунул в рот кусочек, но ощутил лишь вкус опилок.
Выпив одну за другой четыре чашечки саке, я поведал друзьям о Маргаритке. Все пришли к единому мнению: с Маргариткой нужно порвать.
– Не обижайся, Ади, – сказал Уэйн Вонг, – но ты можешь найти кого-нибудь получше. У нее всегда жутко постный вид, правда ведь?
– Похоже, она из тех плаксивых девиц, из-за которых у женщин такая дурная слава, – вынесла вердикт Пандора.
– Но с другой стороны, только полоумная способна влюбиться в Адриана, – съязвил Найджел.
– Найджел, ты забыл, что я сама когда-то была влюблена в Адриана, – напомнила Пандора. Она сжала мою руку. – Нам было четырнадцать. Мы собирались поселиться в деревне и нарожать кучу детишек. Адриан намеревался продавать мороженое, а я – доить коров, печь хлеб и каждый день ждать его с работы.
Внезапно мы оба заплакали.
– Это все чертово рисовое вино, – пожаловалась Пандора. – Оно всегда на меня так действует.
Конец веселью положил Найджел, заявив, что ему завтра рано вставать, поскольку утром придет женщина из Королевского института помощи слепым, чтобы провести собеседование на предмет, можно ли подпускать его к собаке-поводырю.
Мусульманин Парвез оказался единственным более-менее трезвым человеком, способным сесть за руль. Побросав машины у ресторана, мы втиснулись в автомобиль Парвеза, и я пригласил всю компанию на Крысиную верфь выпить по последней.
Сэр Гилгуд поджидал нас на стоянке, но я отогнал его световой саблей из «Звездных войн», которую забыл в машине Али, младший сын Парвеза.
Включив свет, я приготовил кофе и предупредил гостей о стеклянном туалете. Все вывалились на балкон, и Пандора восхитилась чудесной картинкой – лебеди, облитые лунным светом. Только бы сэр Гилгуд не испортил нам вечер, думал я.
Воскресенье, 24 ноября
Парвез развез по домам всех, кроме Пандоры. Мы болтали до самого рассвета. Пандора жаловалась, что у нее завал с работой, документов столько, что на жизнь просто не остается времени, да еще репортеры, которые под микроскопом изучают каждое ее слово. И вообще она «под колпаком». Все ее телефоны наверняка прослушиваются, поэтому так приятно разговаривать со старым и преданным другом – свободно, не выбирая выражений.
– Надо было нам уехать в деревню, Пандора, – сказал я.
Она рассмеялась:
– Какая жалость, что у нас сексуальная несовместимость.
Я возразил, что эта ее теория на практике никогда не проверялась. Но ни она, ни я даже не попытались приступить к практическим занятиям.
В 5 часов утра я вызвал такси и, когда снизу донесся гудок, проводил Пандору до машины.
А когда я укладывался на футон, тренькнул мобильник: СМСка от Пандоры.
Спасибо, Ади. Я тебя все-таки люблю. Пан.
В 7.30 утра мобильник зазвонил снова. Маргаритка сообщила, что написала мне письмо, в котором объясняет, почему она поступила так, как поступила. И отключилась. Я тут же перезвонил. Долго никто не подходил, пока наконец Майкл Крокус не снял трубку.
– Кто это? – проревел он.
Я назвался.
– Сейчас 7.35 утра, воскресенье. Что ты себе позволяешь! Понимаю, Маргаритка вскружила тебе голову, но надо же научиться обуздывать свою страсть. Приезжай сегодня обедать. Хочу кое-что тебе показать.
И я услышал свой голос:
– В котором часу?
Еда была мерзкая, не только дурно приготовленная и неряшливо сервированная, но в придачу постная и лишенная вкуса. Все это предлагалось запивать мутным домашним пивом, которое наливали из глиняного кувшина.
В камине, словно нехотя, разгорались поленья, нещадно дымя. В саду за окном чахла грядка подмерзшей капусты. На черенок воткнутой в землю лопаты опустилась малиновка – явно не сознавая, что стала живым штампом.
Маргаритка опухла от слез. Она то и дело промокала глаза ватным тампоном, пропитанным ромашковым чаем.
Нетта Крокус уговаривала меня помочь с организацией марша «Остановить войну», который она устраивает в Биби-на-Уолде. Предложила взять на себя обязанности распорядителя.
– Вряд ли вам понадобится много помощников, – сказал я. – И деревенской зелени ничего не угрожает. Уж не думаете ли вы, что соберете тысячные толпы?
Нетта обиженно сообщила, что получила письма поддержки из Литтл-Снеттона, Фрисби-на-Рике, Лонг-Ламптона, Шепшеда, Мелтон-Моубрея, Шората-под-Кертли и Барроу-твикст-Сор.
Я прервал это перечисление очагов гражданского неповиновения, заявив, что полностью разделяю политику мистера Блэра в отношении Саддама Хусейна и его оружия массового поражения.
После чего поинтересовался мнением Маргаритки насчет возможной войны в Ираке. Она опустила взгляд на тарелку с разваренными корнеплодами:
– По-моему, война – это неправильно. Почему люди не могут относиться друг к другу по-доброму?
Может, она зомбирована?
После обеда я вызвался вымыть посуду. К моему раздражению, Нетта Крокус обрадовалась:
– Здорово. Чистые посудные полотенца сушатся на плите.
Выходит, мне предстояло не только посуду мыть, но еще и вытирать ее.
Маргаритка пригласила меня подняться к ней на чердак, когда я закончу.
Крокусы собственноручно изготовляют жидкость для мытья посуды – из лимона и глицерина. Когда дело дошло до подгоревших сковородок, я заглянул в гостиную и спросил, есть ли в этом доме проволочные мочалки. Крокусы оцепенели от ужаса – можно подумать, я попросил их подержать детеныша тюленя, пока я буду забивать его до смерти.
Наконец, когда я разделался с последней поцарапанной оловянной миской и щербатой фаянсовой тарелкой, Майкл Крокус отвел меня в свой кабинет и попросил «оценить приблизительно его библиотеку».
Я сказал, что оценкой книг занимается мистер Карлтон-Хейес, я же пока новичок в торговле антикварными и подержанными книгами.
– Да не нужно высчитывать все до пенса, прикинь на глазок, – перебил Крокус.
Работа займет не один час, возразил я, и, кроме того, понадобятся справочники и прочее.
Крокус выдернул наугад книгу с полки:
– Вот эта, к примеру.
Он держал в руках «Рассказы опустевшей хижины» Серой Совы. Книга была в футляре, немного потрепанная и грязноватая, но крепкая. Я открыл ее – издание 1936 года с автографом автора.
Осмотрев том повнимательнее, я сказал:
– Ткань на обложке немного истрепалась. Корешок выцвел. Верхний позолоченный обрез в хорошем состоянии, но передний и нижний обрезы покрыты бурыми пятнами, и очень жаль, что ленточка-закладка полиняла.
– Так сколько? – нетерпеливо спросил Крокус.
Я глянул на иллюстрации, сделанные сепией, на цветной портрет Серой Совы – мужественное лицо, индейский головной убор, и мне захотелось оставить эту книгу себе. Я знал, что стоит она не меньше 250 фунтов.
Опасаясь, что голос выдаст меня, я постарался придать ему максимум безразличия:
– А у вас есть другие книги Серой Совы?
Выяснилось, что одно время Крокус собирал их, но, посмотрев кино с Пирсом Броснаном и выяснив, что Серая Сова – мошенник и вовсе не индеец, но англичанин по имени Арчи Белани,[22]22
Арчи Белани, сын индейца и шотландки, работал проводником в диких местах Северной Канады. Воспитанный индейцами, он получил имя Серая Сова. Является автором нескольких книг о дикой природе.
[Закрыть] решил избавиться от сочинений этого пройдохи.
Я сказал, что за книгу можно выручить 50 фунтов, и предложил взять хлопоты по ее перепродаже на себя. Крокус, явно повеселев, принялся рыться на полках, выискивая остальные книги Серой Совы.
Вскоре я разглядывал еще три тома – «Люди с последнего фронтира», «Пилигримы в чаще», а также «Саджо и ее бобры». Все первые издания с подписью автора. Все в сносном состоянии. У меня потекли слюнки. Я сказал, что все четыре книги, вероятно, потянут фунтов на 200.
– Как раз хватит, чтобы уплатить муниципальный налог за чертову лавку, – пробурчал Крокус.
Я пишу эти строки, сгорая от стыда. Я всегда хотел быть честным человеком. Сталкиваясь с нравственной проблемой, я всякий раз спрашиваю себя, как бы на моем месте поступил Джордж Оруэлл. Но Майкл Крокус сам виноват. Он будит во мне дурные инстинкты.
Из кабинета я отправился на чердак к Маргаритке. Она выстилала пол в кукольном лофте узкими лакированными дощечками. На рабочем столе я увидел крошечный белый диван и футон, а на мини-балконе на металлическом стуле сидел я, Адриан Моул, в белом халате и очках; на другом стуле сидела Маргаритка в брючном костюме цвета хаки и красной беретке. Куклы держались за руки.
С тревогой я отметил, что у кукол на тряпичных средних пальцах поблескивают одинаковые золотистые полоски.
Маргаритка подняла голову:
– Адриан, мне нужно тебе кое-что сказать. Сядь, пожалуйста.
Я опустился на старый стул, заляпанный краской.
Маргаритка долго гримасничала, теребила себя за волосы, запрокидывала голову, изучая потолочные балки, рассматривала свои ногти, вздыхала и наконец произнесла тоненьким голоском:
– Я решила стать твоей. То есть в сексуальном смысле. До сих пор ты вел себя как истинный джентльмен, но теперь я чувствую, что наши отношения вступают в новую фазу. Наверное, моя относительная сексуальная неопытность удивит тебя, любимый, но я верю, что могу спокойно вручить тебе мое сердце, душу и тело.
Пока она говорила, я чувствовал, как никнут мои гениталии. Пора было делать ноги. Я сказал, что не стою ее, что у меня как раз обширный сексуальный опыт, полным-полно любовниц не только в нашей стране, но и за ее пределами. Сказал, что я вовсе не зануда, каким кажусь; напротив, я вероломный мерзавец и в один прекрасный день разобью ее сердце. Но мои слова только возбудили Маргаритку, она плюхнулась мне на колени и принялась целовать меня, тычась куда-то в шею.
Тебе известно, дорогой дневник, что шея – моя ахиллесова пята. Одно к одному, и уже через минуту я возился с бретелькой ее лифчика.
– Вставь палку в люк, – хрипло велела Маргаритка.
Я не сразу понял, что это отнюдь не сексуальная лингвистика, но лишь предложение позаботиться о безопасности нашей частной жизни, приперев крышку чердачного люка палкой.
Повозившись с люком, я немного остыл, но ее симпатичные груди и розовые соски опять взбудоражили меня, и очень скоро мы вовсю совокуплялись на куче старых шуб, валявшихся в темном углу чердака.
Придя в себя, я поведал Маргаритке, что она самая красивая и т. д. и т. п., а потом спросил, принимает ли она таблетки.
Маргаритка ответила, что не желает пичкать свой организм химией.
Я пишу эти строки, дорогой дневник, и молю судьбу, чтобы я тоже ничем не напичкал ее организм.
Когда я спускался с чердака, пришла СМСка.
Ты где, Ади? Я на Крысиной верфи. Люблю, Пандора.
Я почти наверняка превысил скорость, когда гнал к Крысиной верфи, но все равно опоздал. Пандора прислала еще одну СМСку – она уже на шоссе, возвращается в Лондон.
Понедельник, 25 ноября
Мистер Карлтон-Хейес оценил четыре тома Серой Совы в 725 фунтов. Я сообщил ему, что книги принадлежат Майклу Крокусу и я назвал сумму в 200 фунтов.
– И что, этот ужасный Майкл Крокус остался доволен? – полюбопытствовал мистер Карлтон-Хейес.
– Рассыпался в благодарностях, будто его из долговой тюрьмы вытащили.
Мистеру Карлтон-Хейесу понравилась моя диккенсовская аллюзия.
Он позвонил частному коллекционеру книг по истории канадского фронтира и как бы между прочим поведал ему о редкой находке – четырех первых изданиях Серой Совы, подписанных автором. Коллекционер сказал, что продал свою коллекцию, чтобы оплатить учебу дочери в колледже. Мистер Карлтон-Хейес посочувствовал и позвонил в Брайтон некому Джошу Пулману который собирает подписанные первые издания всевозможных мистификаторов. Тот немедленно предложил 1000 фунтов за комплект.
В кафе «У Бруччани» я купил на вынос два капуччино и две булочки с заварным кремом, чтобы отпраздновать сделку, а также отметить знаменательную дату. Ровно год, как я работаю в букинистическом магазине Карлтон-Хейеса. Никем я так не восхищаюсь, как своим работодателем. Для меня он стоит в одном ряду с Нельсоном Манделой и Тони Блэром. Он даже булочки с кремом поедает как джентльмен.
Направляясь на почту чтобы отправить Джошу Пулману книги, я занес Крокусу чек на 200 фунтов.
За прилавком стояла Маргаритка. Глаза у нее по-прежнему были припухшими. Маргаритка сказала, что родителей срочно вызвали в банк на беседу с менеджером, ведущим их счета.
Она вышла из-за прилавка и поцеловала меня в шею. Но на этот раз ее поцелуй оставил меня холодным, и я выдохнул с облегчением, когда она снова заговорила:
– Слышал последнюю новость? В общество «Мадригал» вливается часть хора кафедрального собора, и теперь они станут называться «Лестерский вертеп».
Я ответил, что это потрясающее известие прошло мимо меня, и добавил:
– Ты уже позвонила в «Гардиан» и попросила оставить место на первой полосе? А редактор программы «Сегодня» в курсе? А Си-эн-эн?
– Адриан, сарказм – низшая разновидность остроумия.
Это не сарказм, это сатира, уточнил я.
Выяснилось, что Маргаритка уже в «Вертепе» и теперь почти все вечера перед Рождеством будет репетировать и выступать. Она и меня приглашала присоединиться к ним, но не слишком настойчиво.
– Как ни странно, но я не горю желанием переодеваться в мужлана, напяливать блузу, маску и играть в глубоко несмешных средневековых пьесах на холодных сельских площадях перед невежественной либо равнодушной толпой, – сказал я. – Некоторым традициям нужно позволить умереть – мадригалам, рождественским пантомимам и танцу моррис.[23]23
Старинный английский танец (ведет свою историю с XIV века), который исполняется мужчинами накануне Майского дня и на летних праздниках; считается, что танец приносит удачу.
[Закрыть]
– Вчера вечером, – сменила тему Маргаритка, – я рассказала маме с папой, что мы стали любовниками. Они очень рады за нас. Мама дала мне упаковку экологически чистых презервативов. Резина произведена в Малайзии в полном соответствии с условиями добросовестной конкуренции. Папа сказал, что по субботам и четвергам ты можешь спать в моей постели.
Тут вошел какой-то старик и спросил пакетик семечек. Пока она его обслуживала, я улизнул, не условившись о новом свидании.
Вторник, 26 ноября
Сегодня утром получил письмо от Рут Ренделл. Она сожалеет, что не сможет принять участие в заседании Группы творческого письма Лестершира и Ратленда 23 декабря, поскольку отбывает в Австралию.
Письмо напомнило мне, что я должен разобраться с Глэдис Спок. Займусь этим завтра.
Еще я решил обратиться к мистеру Карлтон-Хейесу с просьбой повысить жалованье. На следующей неделе предстоит платить по счетам. Чистыми – после вычета налогов и расходов на страховку – я зарабатываю 1083,33 фунта в месяц, и у меня ужасное предчувствие, что выплаты по ипотеке, карточке «ВИЗА» и магазинной карточке превысят 900 фунтов. Быть может, стоит сесть и самому рассчитать мои ежемесячные расходы? Я не могу позволить себе нанять Парвеза – только не за 125 фунтов в час!
Среда, 27 ноября
Луна в последней четверти.
Позвонил Глэдис и договорился заглянуть к ней в 7.30 вечера. Так что Маргаритке и врать не пришлось; сказал, что наношу визит престарелой даме, а потому не смогу увидеться с ней после репетиции пантомимы.
Глэдис нашла издателя для своих кошачьих стихов. Патронажная сестра из клуба пожилых людей, куда Глэдис ходит по понедельникам, убедила ее, что стихи «чудные, просто чудные». «Голос Глэдис должен быть услышан», – заявила патронажная сестра. Стихи опубликует местное издательство «Серая пантера».
Глэдис прочла мне свое последнее стихотворение:
Она спросила моего совета, как назвать книгу. «Кошачьи стихи», ответил я, но Глэдис возразила, что это больно простенько, а ей хочется чего-нибудь покрасивее.
Тогда я с издевкой предложил:
– А назовите «Размышления о семействе кошачьих».
И Глэдис воскликнула:
– То, что надо! Спасибо, мистер Моул.
Затем я солгал, объявив, что, согласно уставу.
Группы творческого письма Лестершира и Ратленда, Глэдис придется покинуть группу, ибо публикация стихов лишает ее любительского статуса.
Услыхав это, Глэдис явно возгордилась и даже попросила разрешения посвятить книгу мне.
Ответил, что буду счастлив, а вот мне, увы, нечем было гордиться, когда я, пожелав ей удачи с публикацией, в последний раз закрыл за собой дверь ее дома.
