Текст книги "Цзацзуань. Изречения китайских писателей IX–XIX вв."
Автор книги: Сюй Шу-пи
Соавторы: Ли Шан-инь,Гу Лу,Хуан Юнь-цзяо,Вэй Гуан-фу,Су Ши,Ван Цзюнь-юй,Фан Сюань
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
ЦЗАЦЗУАНЬ
ИЗРЕЧЕНИЯ КИТАЙСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ IX–XIX вв
Изречения цзацзуань в собраниях различных авторов
Лаконичные изречения цзацзуань[1]1
Варианты перевода на русский язык слова цзацзуань: «разное», «смесь», «заметки о разном».
[Закрыть] – это оригинальный вид китайской художественной литературы, метко, образно, живо и остроумно повествующий о различных жизненных ситуациях, о поступках человека, тех внутренних побуждениях, которые руководят этими поступками, о привычках и слабостях людей, их достоинствах и пороках, симпатиях и антипатиях. Эти изречения интересны не только как своеобразные национальные произведения, но и как совершенно особый жанр художественной прозы вообще. Они относятся к наиболее ранним произведениям китайской средневековой прозы, созданным не рассказчиками (как, например, бяньвэнь или хуабэнь), а литераторами, где говорится о самых будничных вещах и которые написаны не на малодоступном литературном языке старинной классической прозы, а на языке, близком к разговорной речи, изобилующем простонародными выражениями и бытовой лексикой.
Цзацзуань долгое время пользовались популярностью, в этом жанре писали многие авторы, начиная от IX в. вплоть до XIX в.: Ли Шан-инь (IX в.), Ван Цзюнь-юй и Су Ши (XI в.), Хуан Юнь-цзяо (XVI–XVII вв.), Сюй Шу-пи, Чэнь Гао-мо и Фан Сюань (XVII в.), Вэй Гуан-фу и Гу Лу (XVIII–XIX вв.). Однако их изречения малоизвестны и сейчас почти забыты даже в самом Китае.
В литературе различных времен и народов можно найти произведения, которые с точки зрения их художественной формы, жанровых особенностей вызывают ассоциации с цзацзуань. Но какие бы аналогии ни вызывали те или иные произведения других национальных литератур, все же цзацзуань настолько своеобразны, что трудно найти им типологическое соответствие. Они не укладываются в те группы и подгруппы, которые установлены теоретической наукой о литературе, и потому правильным представляется сохранить за этим жанром, близким к литературным заметкам, изречениям или афоризмам, его китайское название – цзацзуань. И если в дальнейшем, говоря о цзацзуань, мы называем их изречениями или афоризмами, то при этом мы не имеем в виду жанрового тождества с афоризмами и изречениями, так хорошо известными в мировой литературе.
Цзацзуань отличаются оригинальной литературной формой, особой композиционной организацией, только им свойственными стилистическими приемами.
Под одним заголовком авторы группируют целый ряд высказываний, каждое из которых выделяется в самостоятельную строку. Перечисляются и объединяются как бы в общую рубрику ситуации или явления, поступки, мысли, эмоции, сходные по той реакции, которую они вызывают у автора, либо у стороннего наблюдателя, либо у людей, о которых говорит автор. Эта реакция формулируется в двух-трех словах (а порой – в одном слове), которые выносятся в заголовок. Вот пример:
Невыносимо:
лето – толстяку;
прийти домой и застать жену сердитой;
находиться в подчинении у взяточника;
иметь сослуживцев с дурными привычками;
путешествовать в жару;
долго беседовать с бесцеремонным человеком;
мокнуть в лодке под дождем;
ютиться в сырой и грязной лачуге;
жить в уезде, где начальник вечно к тебе придирается.
(Ли Шан-инь)
В нашем изложении мы будем называть заголовок вместе с одним из относящихся к нему перечислений цзацзуань, изречением или афоризмом, а заголовок вместе со всеми относящимися к нему строками – группой цзацзуань (в собрании Ли Шан-иня, например, сорок две такие группы).
Человек, непрерывно взаимодействующий с окружающей средой, показан в цзацзуань не в сюжетном повествовании, а в отдельных жизненных явлениях, конкретных переживаниях. Развития темы, собственно, не происходит, автор только конкретизирует ее через отдельные мотивы, которые перечисляются один за другим, образуя единую группу цзацзуань.
Собрание цзацзуань в каждом случае производит впечатление своеобразной записной книжки или блокнота писателя, в котором автор записывает свои мысли, соображения, чувства в связи то с одним обстоятельством, то с другим. Вот он увидел больного лекаря: это навело его на мысль о других парадоксах, несоответствиях, которые «странно видеть» (Ли Шан-инь); увидев драчуна с синяками на лице – явным свидетельством недавней драки, автор вспоминает о других ситуациях, когда человеку «стыдно показаться людям на глаза» (Ли Шан-инь). Какое бы собрание мы ни взяли, – везде одна группа цзацзуань тематически не связана с другой, нет какой бы то ни было закономерности в переходе от одной темы к другой. Здесь самая неожиданная смена настроений, как и неожиданны те ситуации, с которыми приходится сталкиваться человеку в повседневной, будничной жизни; отсюда – причудливое соединение самых различных умозаключений и впечатлений. Быстрая смена мотивов сочетается с разноплановостью, а порой и контрастностью соседних строк внутри одной группы цзацзуань, где перед читателем как в калейдоскопе проходят различные поступки людей, характеры, мысли. Это положение можно продемонстрировать на примере, любой из групп любого собрания цзацзуань. Вот группа из собрания Хуан Юнь-цзяо:
Долго не удерживаются:
деньги – в руках игрока;
плодородная земля – у нерадивого;
бедный чиновник – на выгодном посту;
цветы – под сильным дождем;
молодая жена – у старика мужа;
провалившийся на столичных экзаменах сюцай – в столице;
красивая служанка – у ревнивой хозяйки.
Здесь всего в нескольких строках затрагиваются н взаимоотношения между членами семьи, между хозяином и прислугой, и система государственных экзаменов, и явления природы. Такая пестрота, быстрая смена мотивов, их разноплановость, создающая впечатление бессистемности и беспорядочности, на самом деле являются преднамеренным композиционным принципом и одной из отличительных особенностей жанра. В этом смысле к любому из собраний цзацзуань могло бы подойти образное название «непричесанные мысли», которым так удачно озаглавил свои афоризмы польский писатель Ст. Е. Лец.[2]2
См., например: Ст. Е. Лец, Непричесанные мысли, – «Литературная газета», 15.III.1967.
[Закрыть]
Графическая форма цзацзуань, особое расположение строк – это не простое техническое средство. Оно используется, чтобы подчеркнуть те своеобразные художественные приемы, к которым прибегают авторы цзацзуань.
Уже из приведенных переводов нескольких групп изречений видно, что заголовок-тема не повторяется в каждом афоризме, хотя, как правило, он синтаксически связан с каждой строкой и только с ней образует одну законченную мысль, одно изречение. В большинстве случаев слова-заголовки, в соответствии с законами китайской грамматики, не являются начальными словами каждого изречения. Таким образом, мы имеем дело с оригинальным художественным приемом – постоянной инверсией. С помощью этого приема рельефно выделяется высказанная мысль, новый мотив. А обособление каждого перечисления в самостоятельную строку подчеркивает резкость смены мотивов внутри данной группы цзацзуань, их независимость друг от друга.
В то же время эта форма имеет существенное значение в художественном восприятии; она дает зрительное указание: группу цзацзуань следует читать, выделяя каждое отдельное изречение и соблюдая определенный ритмический принцип.
Цзацзуань, как правило, отличает строгий параллелизм синтаксической организации в строках каждой отдельно взятой группы. При лаконичности самих цзацзуань этот параллелизм дополняет ощущение ритмичности, вызываемое графическим расположением материала, указывает на определенную интонационную мелодию при чтении каждого изречения, делает его более образным и легко запоминающимся. Возьмем для примера одну из групп собрания цзацзуань Ли Шан-иня.
He пренебрегаешь:
грубой пищей – если голоден;
заезженной клячей – когда идешь пешком;
возможностью отдохнуть – в долгом пути;
холодным отваром – когда хочешь пить;
простой лодкой – если спешишь переправиться;
жалкой лачугой – когда хлещет дождь.
Структурные особенности цзацзуань, своеобразную организацию материала в этих изречениях можно более четко представить, если, например, ту же группу изречений Ли Шан-иня воспроизвести в оригинале (пользуясь русской транскрипцией китайских слов):
Во всех шести строках одно и то же синтаксическое построение; в качестве сказуемого в пяти случаях используется один и тот же глагол «дэ» («получить:», «раздобыть», «напасть на» и т. п.) и в одном случае – глагол «инь» («пить»), который в данном контексте вполне может быть заменен тем же глаголом «дэ»; цезура во всех строках – перед сказуемым. В китайском оригинале изречения предельно лаконичны: каждое содержит четыре или пять слов (чего не всегда удается достичь в переводе).
Приведенных примеров достаточно, чтобы убедиться в том, что мы имеем дело с прозой малых форм, которой в то же время свойственны определенный лирический настрой, определенное сходство с поэтическими жанрами: характер изображается не через сюжет, а через отдельные поступки, настроения; в цзацзуань присутствует достаточно строгая внутренняя ритмика, неизменная графическая форма.
Если нужно было бы дать заглавие цзацзуань того или иного автора, то, пожалуй, каждое из собраний можно было бы назвать «Набросками из повседневной жизни» или «Размышлениями о будничном», потому что именно будничная жизнь простых людей составляет их главное содержание.
Цзацзуань, несомненно, писались авторами, принадлежащими к кругам образованной китайской интеллигенции. Поэтому вполне естественно, что в этих изречениях порой с иронией говорится о людях, которые не разбираются в поэзии, неверно пишут иероглифы, берутся судить о литературном творчестве, не имея на то никаких данных, или автор сетует, например, что на пир ученых явился простолюдин и нарушил общее веселье. Однако эти произведения не имеют ничего общего с философскими заметками кабинетных ученых. Здесь жизнь отражена такой, какой ее можно было видеть в доме простого крестьянина, в уездном управлении, на рынке, на улицах и переулках маленького городка. Эту особенность цзацзуань подчеркивали сами их авторы. Так, Хуан Юнь-цзяо, оценивая в нескольких словах цзацзуань Ли Шан-иня, писал: «Ли Шан-инь на основе того, что можно было услышать в переулках, написал забавные шутки…».
Перед читателем возникает целая серия картин, быстро сменяющихся, отражающих психологию людей, быт, этические нормы своего времени. Некоторые из этих картин воспринимаются как маленькие жизненные сценки, как фрагменты большого полотна жанровой живописи: муж, отчитывающий по настоянию ревнивой жены любимую служанку; убогое пиршество нищих; чиновник, в жаркий день плетущийся встречать высокое начальство, и т. д. и т. п.
В лаконичных высказываниях чувствуется тонкая наблюдательность, умение подметить порой незначительную, но типическую черту в поведении человека. И какими маловажными на первый взгляд ни казались бы обстоятельства, факты и ситуации, о которых говорится в этих произведениях, они всегда верны правде жизни. Эту сторону изречений справедливо подметил великий китайский писатель Лу Синь. Говоря о «Цзацзуань» Ли Шан-иня, он пишет: «Здесь собрано исключительно то, о чем говорят и что наблюдается в обыденной жизни людей… И хотя автор останавливается на самых незначительных мелочах, он глубоко проникает в сокровенную суть жизни своего века, и конечно, нельзя рассматривать цзацзуань Ли Шан-иня только как шутки…».[4]4
Лу Синь, Чжунго сяошо ши люе (Краткая история китайской повествовательной литературы), Пекин, 1958, стр. 70.
[Закрыть]
На страницах собраний цзацзуань появляются представители самых различных общественных классов и социальных прослоек: богачи-землевладельцы и калеки-нищие, начальники уездов и мелкие чиновники, военачальники и неудачники-студенты, монахи и монахини, мясники, девицы из публичных домов и др. И в том, как автор говорит об этих людях, их мыслях и поступках – с добродушной улыбкой или со злой иронией, – проявляется его подлинное лицо, его любовь к людям и нетерпимость к угнетению личности.
Многие строки цзацзуань отражают любовь к природе и поэзии, уважение к учености, к старинным классическим книгам. Говоря о природе, авторы с восторгом пишут о том наслаждении, которое доставляет человеку любование ее совершенством, восхищаются всем тем, что радует глаз, услаждает ухо, иронизируют над тем, что портит красоту, нарушает гармонию.
Большинство цзацзуань всех авторов носит шутливый характер. Можно с уверенностью сказать, что юмор – одна из основных черт этого жанра. Смешное в цзацзуань – это не надуманные искусственные шутки, все здесь основано на правдивых жизненных наблюдениях. Источником юмора в этих произведениях являются так часто встречающиеся в жизни несоответствия установившимся нормам, всевозможные отклонения от привычных наблюдений и понятий. Высмеиваются люди, поведение которых никак не вяжется с привычными представлениями о людях той или иной социальной прослойки, профессии, того или иного служебного положения: сельский староста, разъезжающий по деревне в роскошном паланкине; палач, который постится; беременная монахиня; неграмотный учитель; не умеющий плавать матрос; военный, который ходит ленивой походкой и скороговоркой произносит приветствие; заигрывающий с девицами монах; верзила в коротких штанах; ученый, которого колотит собственная жена.
Нередко это юмор факта, комизм ситуации: любовник, оказавшийся в незавидном положении; чиновник, у которого зачесалась спина как раз в тот момент, когда он был на приеме у высокого начальника; человек с больной печенью на пиру; спорящие друг с другом заики и т. д.
Неверно было бы думать, что юмор изречений цзацзуань – это всегда нечто развлекательное и неглубокое. Сплошь и рядом авторы цзацзуань изобличают пороки, слабости и недостатки, разного рода суеверия, и это дает основания говорить о воспитательном значении этих произведений. В насмешке или в иронии автора чувствуется понимание человеческой души, сострадание к людям, гуманизм благородного человека, остро переживающего все то, что происходит вокруг него. Это видно, например, из следующих строк Ли Шан-иня:
Поневоле приходится иногда:
больному – пить вино;
в знойный день сидеть на пиру;
наказывать собственных детей;
обливаясь потом, кланяться;
прижигать больное место;
перед женой отчитывать любимую служанку;
в жару встречать начальство;
на старости лет уходить в отставку;
бедному монастырю принимать важных гостей.
Авторы подобных высказываний не могут оставаться равнодушными к проявлениям неравенства, угнетения, подавления личности. Они откликаются на злободневные факты политической жизни, протестуют против насилия над простыми людьми, продажности чиновничества, бюрократизма – короче говоря, против социальной несправедливости, проявление которой они сплошь и рядом видят вокруг себя. И тут на смену добродушному юмору приходит язвительный смех, а иногда и прямое обличение. Эта сторона цзацзуань особенно ярко выступает в изречениях выдающихся поэтов-гуманистов Ли Шан-иня и Су Ши.
В целом ряде цзацзуань Ли Шан-иня высмеивается чиновничество: «Очень напоминает: столичный чиновник – тыкву: растет незаметно и быстро; уездный начальник – тигра: чуть шевельнет лапой – убьет»; «Недолго сердится: чиновник-взяточник – на своих подчиненных»; «Врут: когда в бедном уезде твердят, что у них честный начальник».
У Су Ши отдельные группы цзацзуань целиком носят социальный, политический характер. Подобной группой открывается его собрание:
А что поделаешь:
если писаря в управлении гнут закон, как им угодно; если ты – инспектор и знаешь, что твои подчиненные возами берут взятки;
если видишь, как несправедливо в суде судят простых людей; если знаешь, кто клевещет на тебя начальству.
У него же читаем: «Стыдно бывает: чиновнику, когда его уличат во взятках»; «Невольно душа протестует: когда над порядочным человеком измывается негодяй; когда невежда занимает высокий пост»; «Не очень-то следует верить: секретарю, если он слишком вежлив и предупредителен»; «Не жалеет себя: начальник, который требует подарков, покидая пост; подсудимый, который ругает судью».
В собраниях цзацзуань других авторов также очень часто обличаются тупость, продажность, самоуправство и жестокость чиновничества. Многозначительно в этом отношении, например, коротенькое изречение Сюй Шу-пи: «Не укроешься: от всевидящего неба под чиновничьим колпаком».
С содержанием цзацзуань, их композиционной организацией теснейшим образом связано и своеобразие их языка.
Как известно, в Китае долгие века сосуществовали два вида письменной литературы: произведения на официально признанном литературном языке вэньянь, использовавшем древнекитайскую грамматику и лексику, и потому доступные лишь узкому кругу высокообразованных людей; и литература на байхуа – языке, близком к разговорной речи, доступная широкому кругу людей, понятная на слух. При этом элементы разговорного языка нередко в большом количестве проникали в литературный язык, и наоборот.
В таких условиях вопрос о языке какого бы то ни было памятника китайской литературы приобретает исключительно важное значение.
Анализ цзацзуань показывает, что в этом жанре смешаны элементы языка разговорного и литературного, причем элементы разговорного языка преобладают. Это вполне отвечает содержанию цзацзуань: факты будничной жизни по преимуществу простого городского люда переданы языком, стилистически соответствующим характеру фактов. Благодаря преобладанию разговорной лексики цзацзуань были вполне доступны любому читателю и слушателю в свое время, а большая часть их легко воспринимается на слух и в наши дни. Таким образом, и с точки зрения языка мы можем говорить о цзацзуань как о памятниках китайской демократической литературы.
И наконец, еще одно немаловажное обстоятельство, в связи с которым цзацзуань приобретают для нас не только чисто литературный, но историко-познавательный интерес. Речь идет об их этнографическом содержании. В коротеньких изречениях удивительно ярко отражена жизнь городского люда в условиях определенной общественно-политической системы со всей спецификой национального быта. Интересующийся жизнью Китая прошлых веков почерпнет из этих произведений целый ряд подробностей, связанных с системой государственных экзаменов, особенностями бытового уклада, религиозными обрядами, народными суевериями.
Первое по времени собрание цзацзуань появилось примерно в 20–50-х годах IX в. и дошло до нас в различных антологиях, где оно названо по-разному: «Цзацзуань Ли И-шаня», «Цзацзуань И-шаня» или просто «Цзацзуань». Автором этого собрания был известный поэт и писатель Ли Шан-инь (второе его имя – И-шань, 812–858). По крайней мере, во всех антологиях и литературных источниках это произведение приписывалось именно ему.[5]5
В китайском и японском литературоведении последних пятидесяти лет высказывались сомнения относительно авторства Ли Шан-иня. Аргументацию против такой точки зрения см. в статье: И. Циперович, По поводу авторства собрания заметок «Цзацзуань И-шаня», – сб. «Историко-филологические исследования», М., 1967, стр. 401–408.
[Закрыть]
Эпоха Ли Шан-иня – это конец династии Тан (618–907), когда Китай был страной высокоразвитого феодализма. Оживленная внутренняя и внешняя торговля, развитие ремесел, рост городов и местных рынков выдвинули в этот период на общественную арену новые городские классы и сословия. Стремясь к расширению и укреплению своей власти, влиятельные сановники двора, представители новой и старой чиновной бюрократии, наместники-губернаторы провинций собирают вокруг себя единомышленников, готовят заговоры и безжалостно расправляются с теми, кто стоит у них на пути. Голод и нищета крестьянства, за счет которого правящие классы умножали свои богатства и стремились покрыть военные расходы, тираническое правление, самоуправство маленьких и больших чиновников привели к тому, что в эти годы одно за другим вспыхивают крестьянские восстания, которые в конечном итоге и приводят к падению династии Тан.
Социально-экономические условия жизни той эпохи нашли отражение в общественной мысли и в литературе. Одаренные поэты, писатели-новеллисты и публицисты, которые нередко сами занимали различные посты в государственном бюрократическом аппарате, высказывали в своих произведениях недовольство существующим порядком вещей, а порой и открытый протест против кровавой междоусобицы, подавления человеческой личности. Большое влияние на литературу того времени оказали Хань Юй (768–824) и Лю Цзун-юань (773–819) – крупные государственные деятели, писатели, философы-публицисты – и их сторонники, призывавшие к «возрождению древности», к тем устоям и принципам, которые, с их точки зрения, могут способствовать совершенствованию человеческой личности во имя общего прогресса и укрепления государства. В этот период, который академик Н. И. Конрад охарактеризовал как «начало китайского гуманизма»,[6]6
Н. И. Конрад, Начало китайского гуманизма, – «Советское востоковедение», 1957, № 3, стр. 84–85.
[Закрыть] внимание писателей и поэтов, творивших в различных литературных жанрах, привлекает обыкновенный человек, вопросы общественной этики и морали. Именно в этот период выступает прославленный поэт Бо Цзюй-и (772–846) со своими обличительными стихами, проникнутыми глубоким пониманием человеческой души, страданий простого народа, ярко описывающими жизнь в самых ее различных подробностях. Жизни и переживаниям человека, его отношению к окружающим людям и к происходящим событиям все больше места уделяется в китайской повести – так называемой танской новелле, которая к концу IX в. постепенно отходит от фантастических сюжетов. В этом отношении особенно показательна новелла крупного писателя Юань Чжэня (779–831) «Повесть об Ин-ин».
Движение «за возрождение древности» не только способствовало проникновению идей гуманизма в китайскую литературу, но сыграло существенную роль в освобождении ее от установившихся формальных канонов, в том числе от обязательного стиля параллельно-ритмической прозы, которым писались и эссе, и рассуждения на литературные, исторические или философские темы, и письма, и даже правительственные указы. Стремление к простоте стиля было неразрывно связано с этим движением и нашло свое воплощение прежде всего в беллетристике.
Ли Шан-инь, выходец из семьи разорившихся аристократов, прожил короткую жизнь, полную тревог и скитаний. В восемнадцать лет уже служит в канцелярии у покровительствовавшего его литературным занятиям Линху Чу, придворного сановника. И так как Линху Цу был приверженцем одной из ведущих группировок феодальной аристократии того времени – так называемой партии Ню,[7]7
Так называли сторонников политической группировки чиновной аристократии, которую возглавляли Ню Сэн-жу и Ли Цзун-минь.
[Закрыть] то и молодой поэт сразу же сталкивается с атмосферой политических интриг, В двадцать шесть лет по рекомендации Линху Чу Ли Шан-инь держит государственные экзамены на степень цзиньши и получает эту степень. Через год он женится на дочери Ван Мао-юаня, к которому благосклонно относился Ли Дэ-юй, представитель противоположной политической группы – «партии Ли»,[8]8
Так называли сторонников политической группировки феодальной аристократии, во главе которой стояли Ли Цзи-фу, занимавший при императоре Сянь-цзуне (806–820) пост первого министра, а затем его сын Ли Дэ-юй. Распри между сторонниками «группировки Ню» и «группировки Ли» продолжались вплоть до 60-х годов IX в.
[Закрыть] и навлекает на себя большие неприятности. Только спустя два года ему удается получить назначение на пост чиновника по уголовным делам в один из уездов его родной провинции Хэнань. Затем он переезжает в другой уезд той же провинции, где служит под началом своего влиятельного тестя. После смерти тестя он остается не у дел, живет в столице, пока в конце концов ему не удается получить должность. Все остальные годы Ли Шан-инь проводит в скитаниях по стране, занимая то одни, то другие должности в управлениях различных губернаторов-наместников. Несчастливо складывается и личная жизнь поэта: его жена, талантливая и красивая женщина, к которой Ли Шан-инь был глубоко привязан, умерла, когда поэту было всего сорок лет.
Ли Шан-иню принадлежит видное место в блестящей плеяде поэтов и писателей танского времени. Воспитанный на прекрасной поэзии своих далеких и близких предшественников, а также на произведениях таких прославленных своих современников, как Бо Цзюй-и, Хань Юй, Ду My (803–852) и Юань Чжэнь, разносторонний и плодовитый поэт, Ли Шан-инь создал свой оригинальный поэтический стиль, которым восхищались и в его время, и в последующие века.
В «заметках о поэзии», так называемых шихуа, до нас дошли сведения о том, каким признанием пользовалась поэзия Ли Шан-иня у корифеев китайского поэтического творчества. В одном из шихуа рассказывается, например, о том, что Бо Цзюй-и под старость увлекался поэзией Ли Шан-иня и говорил ему, что если после смерти мог бы стать его сыном,[9]9
По буддийским представлениям, человек после смерти перерождается и воплощается в каком-либо другом человеке или в каком-либо другом живом существе.
[Закрыть] то был бы вполне доволен. Когда в 846 г. (т. е. в год смерти Бо Цзюй-и) у Ли Шан-иня родился сын, поэт назвал его в честь Бо Цзюй-и Бо-лао (буквально: «почтенный Бо»). Но юноша оказался бесталанным, и над ним, бывало, подсмеивался известный поэт Вэнь Тин-юнь (812–870), говоря: «И не стыдно тебе представлять в этом мире Бо Лэ-тяня».[10]10
Бо Лэ-тянь – второе имя поэта Бо Цзюй-и. Эта заметка воспроизведена в издании: «Собрание стихотворений Ли И-шаня с комментариями различных авторов» («Ли И-шань ши цзи пин»), Су-чжоу, 1957, цзюань 3 (кн. 4), Приложение, стр. 1–6 (далее – «Ли И-шань ши цзи пин»).
[Закрыть] Из того же источника мы узнаем, что известный поэт, писатель и большой эрудит сунской эпохи Ван Ань-ши (1021–1086) на склоне лет увлекался поэзией Ли Шан-иня, любил скандировать его стихи и говорил, что «из всех поэтов танской эпохи только один Ли Шан-инь сумел воспринять своеобразие поэзии Ду Фу (712–770) и достичь его поэтического мастерства».[11]11
Там же.
[Закрыть]
Ли Шан-инь оказал влияние на известное поэтическое направление сунской эпохи – так называемую группу Сикунь.[12]12
Сикунь – буквально «Горы Куньлунь на западе». Название это восходит к заголовку сборника стихов «Сикунь чоу чан цзи» («Собрание стихотворений Сикунь»). По легендам, горы Куньлунь – это «горы яшм и нефритов», т. е. всего ценного, прекрасного; в этих горах, по преданию, хранились книги и писания мифических императоров древности.
[Закрыть] Во главе этой группы стояли поэты конца X – начала XI в. Ян И, Лю Юнь и Цянь Вэй-инь. Они, как и другие представители этого направления, были влиятельными сановниками при сунском дворе. Поэты «группы Сикунь» считали себя продолжателями линии Ли Шан-иня, но их творчество сводилось в основном к умиленно-эстетическому любованию природой, и их стихи были лишены глубины и искренности чувств, которыми отличалась поэзия Ли Шан-иня. Интересную запись об этом находим в одном из «шихуа»: «Ян И, Цянь Вэй-инь, Янь Шу и Лю Юнь в своих стихах унаследовали манеру Ли Шан-иня и называли свои стихи «поэзией Сикунь». Более молодые подражали им, но, в общем, просто брали целые строки у Ли Шан-иня. Как-то раз на пиру во дворце вышел актер. Он изображал Ли Шан-иня. Одежда на нем была вся разорвана в клочья. Обращаясь к присутствующим, он сказал: «Вот до чего меня общипали господа придворные ученые!».[13]13
«Ли И-шань ши цзи пин», стр. 1-а.
[Закрыть]
Широко известна любовная лирика Ли Шан-иня – целый цикл стихотворений без названия («ути ши»), волнующих глубиной чувств, драматизмом, поэтической образностью, изяществом слога. В лирике поэта-скитальца часто звучит тема одиночества, печали, разлуки с любимой. К числу таких стихотворений относится, например, «Ночью в дождь пишу на север»:
Значительное место в наследии поэта занимает также и политическая сатира. В этих стихах, описывая государственные дела былых времен, автор намекает на царящие в его век распри, заговоры, клевету. Многие стихотворения этого цикла трудны для понимания и по-разному трактуются различными комментаторами[15]15
Сатира Ли Шан-иня не раз становилась предметом специального исследования.
[Закрыть] – Но как бы ни трактовались отдельные стихотворения Ли Шан-иня, ясно, что это был человек большой эрудиции и широких взглядов, который любил свою родину, заботился об укреплении государства и не мог оставаться равнодушным к политической борьбе в кругах феодальной верхушки, которая ослабляла государственную власть и жертвой которой оказывались преданные своей стране люди. Эти настроения в полной мере нашли отражение в его политической лирике. Когда мы читаем изречения Ли Шан-иня, где он иронизирует над сомнительным поведением монашеской братии и над разного рода суевериями, мы не можем не вспомнить одно из его политических стихотворений («Цзя И»), в котором поэт бросает смелый упрек императору:
В китайской художественной прозе IX в. собрание изречений «Цзацзуань» было совершенно новым явлением. Новым было все: и оригинальная литературная форма, и обращение автора к самым прозаическим явлениям повседневности, и, наконец, сам язык, изобилующий разговорной лексикой своей эпохи. Особенно ценен для нас в изречениях Ли Шан-иня его интерес к человеку, стремление показать внутренний мир человека, его жизнь, психологию. Цзацзуань Ли Шан-иня органически вливаются в гуманистическое направление, характерное для литературы того времени. Это обстоятельство подчеркивает в небольшом введении к избранным переводам из «Цзацзуань» академик Н. И. Конрад, говоря о том особом месте, которое занимает небольшое собрание изречений Ли Шан-иня среди литературных произведений танского времени.[17]17
См.: Н. И. Конрад, Ли Шан-инь и его изречения, – «Китайская литература». Хрестоматия, т. 1, М., 1959, стр. 409.
[Закрыть] Описывая смеиь ные ситуации, в которые попадает человек из-за своих опрометчивых поступков, иронизируя над маленькими слабостями людей или обличая их пороки, Ли Шан-инь тем самым как бы призывает стать лучше, быть достойным высокого звания человека.
Есть основания полагать, что текст собрания «Цзацзуань» Ли Шан-иня не дошел до нас в его первоначальном виде. «Цзацзуань» включает сорок две группы изречений. Можно с уверенностью говорить, что по стилю собрание распадается на две части, и, представляется, что первые двадцать четыре группы, действительно, принадлежат Ли Шан-иню.
Сюда же, по-видимому, надо отнести еще несколько из последующих групп. Но после двадцать четвертой группы мы отмечаем резкую разницу в стиле: первая половина «Цзацзуань» вполне достойна пера талантливого писателя, а вторая в общем не отличается художественностью и носит характер прямой дидактики. Приходится предположить, что эта, вторая, часть представляет собой дополнения, сделанные в последующие века. Это в определенной степени подтверждается источниками XI–XIII вв., дающими краткую характеристику «Цзацзуань»: в них говорится о юмористической стороне этого произведения и нигде не упоминается о нравоучительных группах цзацзуань. Да и последующие авторы цзацзуань в предисловиях к своим собраниям также подчеркивали шутливый характер изречений Ли Шан-иня, ни словом не оговаривая их назидательной стороны. Наконец, в работе китайского библиографа Чэнь Чжэнь-суня (приблизительно 1240 г.), где описывается собрание книг его частной коллекции, прямо указывается: «Цзацзуань И-шаня». Автор – тайский Ли Шан-инь… Существует также довольно много других вариантов изданий текста, но все это уже добавления людей последующих времен».[18]18
Чэнь Чжэнь-сунь, Чжи-чжай шу лу цзе ти (Аннотированный каталог собрания книг Чжи-чжая), – антология «Цуншу цзичэн», Шанхай, кн. 46, стр. 309–310.
[Закрыть]
Вполне вероятно, что отдельные группы первой части собрания тоже дошли до нас не в их первоначальной редакции. Это прослеживается, например, на группе изречений, озаглавленной «Убить красоту». Сличая ее текст по различным китайским источникам (минскому рукописному варианту антологии «Свод повествований», «Шо фу»; антологии «Море повествований древности и наших дней», «Гу цзинь шо хай», первое изд. 1544 г.; отдельным китайским литературным произведениям XI–XIII вв., где упоминается эта группа), мы обнаружили расхождение и в числе изречений, входящих в эту группу, и в содержании отдельных из них. В этом нет ничего удивительного, если учесть (не говоря уже о многих веках, отделяющих нас от эпохи Ли Шан-иня) популярность его изречений в свое время и то, что они только переписывались, перепечатывались в отдельных старинных китайских антологиях, но не вошли ни в одно из его собраний сочинений.
