Текст книги "Стальной Региос. Том 2. Сайлент ток (ЛП)"

Автор книги: Сюсукэ Амаги

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Отлично. Теперь фейс-скоуп… – сказал он, и Лейфон надел на голову вручённый предмет.

Сделанный под его голову каркас был обшит той же тканью, из которой состоял и остальной костюм. Она охватывала всю голову, а лицо защищала пластина под названием фейс-скоуп. Ткань шлема охватывала края скоупа с запасом, и лицо было закрыто герметично. И, наконец, на шее он плотно смыкался с костюмом.

На скоупе ничего не отображалось. Оказавшись в полной темноте, Лейфон услышал, как глава факультета дал кому-то указания по системе связи.

В следующую секунду Лейфон увидел перед собой пейзаж. Совсем не то место, где он сейчас стоял. Перед его взглядом раскинулась окружающая город пустыня.

– Ух… – вырвалось у него.

Перед ним лежала опустошённая, бесплодная, покрытая паутиной трещин земля. Он почувствовал обжигающий запах загрязнителей и иссушенной почвы. Ветер швырял в него песок, и тот проходил насквозь… Это походило на сон – изображение в скоупе было совершенно неотличимо от того, что можно видеть собственными глазами.

– Как связь? – спросил голос Фелли.

Голос раздался прямо над ухом, но девушки рядом не было.

– Превосходно.

– Это хорошо, – холодно ответила она.

Фейс-скоуп был соединён с чешуйками Фелли. Благодаря им скоуп на лице Лейфона заменял собственное зрение, а так же позволял передавать другие виды информации. При попытке смотреть невооруженным взглядом загрязнители бы просто выжгли ему глаза, а если бы он был в очках, налипший песок сделал бы их бесполезными.

Изображение в скоупе сменилось, теперь Лейфон видел то, что на самом деле перед ним. Отличить от того, что он только что видел своими глазами, было невозможно.

– Ну что ж, всё готово.

На портупее висел дайт, который ему дал Харли. Дайт необычный. Довольно длинный плоский кусок железа, плавно сужающийся от рукоятки к острию. И в этом куске красовались три отверстия.

Адамантовый дайт… Изобретателя которого рядом не было.

Напоследок Лейфон повесил на портупею ещё четыре предоставленных ему дайта.

– Лэндроллер к твоим услугам, – заговорил Кариан, всё это время лишь молча наблюдавший, и указал на стоящий неподалёку агрегат.

Это средство передвижения далёкого прошлого давно утратило свою изначальную полезность. Конструкция была интересной: относительно большой корпус, но всего два колеса. Чёрная обшивка поблескивала даже в тусклом свете.

Резиновые колёса уже не годятся для пустынной земли. Далеко на них уехать нельзя, а на близкие расстояния, как правило, незачем. В транспортных средствах стали использоваться механические ноги – очевидное решение. Однако колёса позволяли развить гораздо большую скорость, и потому в каждом городе всегда стояло наготове несколько таких машин для спасательных работ.

Но у той, что стояла рядом с Карианом, коляски для спасаемых пассажиров уже отцепили.

Лейфон сел на лэндроллер и включил зажигание. Из-под машины донёсся низкий гул, лэндроллер завёлся. Кариан и его спутники перешли в другое помещение с панелью управления, открылись внешние ворота. Лейфон выехал наружу, и лифт стал опускать его на землю. Подул сильный ветер, а потом Лейфон со всех сторон увидел неторопливо шагающие ноги города. Лифт медленно спускался, а Лейфон, не отрываясь, смотрел на видневшуюся вдалеке гору. Там ждал гряземонстр.

Дорога займёт день… Началось долгое и одинокое путешествие.

* * *

Перед этим, в палате.

– Где я? – раздался растерянный голос, отвлекший Лейфона от рассматривания вазы.

Вопрос задала Нина, которая должна была сейчас спать – из неё вытащили иголки и накрыли одеялом. Через окно палаты падал угасающий луч заката. Свет и тень делили помещение на два мира. Койка Нины была залита алым светом, всё остальное поглотил полумрак.

Лейфон включил свет. Яркий свет отразился от белоснежных стен, залил палату, разогнал тьму. Ослеплённая Нина прищурилась и через некоторое время разглядела Лейфона.

– В больнице.

– В больнице?

По-видимому, ясность мысли возвращалась к ней медленнее, чем зрение.

– Что-нибудь помнишь?

– Нет… – медленно покачала головой Нина, глядя в белый потолок. Потом тихо вздохнула.

Воздух слегка вибрировал от тихих шагов медсестёр, больных и посетителей по ту сторону двери. Лейфон снова посмотрел на вазу. В ней стояли принесённые Шарнидом цветы.

– Значит, я вырубилась.

– Переусердствовала с внутренней кэй, – ответил Лейфон с безразличным видом, и ему показалось, что в палате стало немного душно.

Он не хотел, чтобы Нина всё поняла, но она поняла – медленно, шаг за шагом… И убежать от этого понимания невозможно.

– Ты всё видел? – тут же спросила она.

Лейфон смотрел на вазу, ему казалось, что он чувствует на себе пронзительный взгляд, – но боковым зрением увидел, что девушка смотрит в окрашенное красным закатом окно.

– Нет.

– Дура я. Смешно, правда?

– Неправда.

– Да мне самой смешно.

Лейфон почувствовал, как она шевельнулась под одеялом.

– Я дура…

– Я так не считаю.

– Почему? – со злостью в голосе спросила она.

Ещё в голосе послышался плач, но проверять Лейфон не стал. Может и так… Он не хотел смотреть на вглядывающуюся в закат Нину.

– Может, это прозвучит жестоко, но я считаю, что некоторые вещи можно понять только на пороге смерти. И помочь в этом никто не в силах.

– И я, значит, поняла?

В словах было презрение к себе, но Лейфон кивнул.

– От следующего боя придётся отказаться.

– Ясно.

Видимо, она уже догадалась.

– Лишь время зря потратила… да?

– Зря?

– Я хотела стать сильной, чтобы победить. Выходит, что зря?

– Из-за пропуска одного учебного боя ты считаешь себя побеждённой?

– Да нет же!

Она попыталась подняться, лицо исказила гримаса боли. Организм так ослаб, что она не могла даже сидеть, и девушка рухнула обратно на подушку.

– Но я хочу победить. Хочу стать сильной. Если я даже здесь не смогу продвинуться, о настоящем турнире и речи быть не может.

– Ты права.

– Значит, всё зря?

Она не смотрела на Лейфона и, казалось, съёжилась под одеялом.

– Сначала я просто хотела принять посильное участие в следующем военном турнире, – прошептала она, не поворачиваясь к нему. – Но потом захотела немного большего. Из-за твоей силы. Когда я увидела твою силу впервые, мне стало страшно. Я засомневалась, человек ли ты. А потом поняла, что всё-таки человек – и захотела большего. Не просто участвовать, а вести к победе. Безо всяких на то оснований я решила, что семнадцатый взвод стал сильнее. Давай, смейся.

Лейфон не мог смеяться, и лишь молча покачал головой.

– Но мы проиграли. Конечно проиграли – и хорошо, что проиграли. Тот бой подтвердил, что я ошиблась. Но после этого я зашла в тупик. Что же надо сделать, чтобы победить?

Взвод должен стать сильным. Ответ прост, но Лейфон промолчал. Он более-менее понимал, о чём думала Нина. Если про Шарнида трудно было сказать, безразличен он или нет, Фелли была откровенно безразлична к делу команды. Более того, она открыто заявила, что не станет использовать свою настоящую силу. Она ненавидела собственный психокинез.

А сила команды проявляется именно в командной работе. Сила отдельного члена команды бесполезна, если ей не на что опереться. Прошлый бой это показал.

– Я подумала, что сама должна стать сильной. Пусть не смогу драться с тобой плечом к плечу, но хотя бы не буду обузой, думала я. И я…

И она стала всё больше времени уделять собственной тренировке? Одно это показывало, как высоко она оценила силу Лейфона.

– Но даже это, похоже, оказалось напрасным, – произнесла Нина, и атмосфера стала какой-то тяжёлой.

– Ты замечаешь нарушения в своём кэй-дыхании? – прервали тишину слова Лейфона.

– Хм?

– Кэй-дыхание. В последний момент тебе, наверное, было очень тяжело.

– А, да… – растерянно ответила она, сбитая с толку внезапной сменой темы.

– В кэй-дыхании появились сбои – вот это и правда зря. Они не могли не появиться, ведь с помощью внутренней кэй ты пыталась обмануть собственную усталость. Это всё равно, что сбить дыхание во время физических упражнений. А вот если использовать кэй-дыхание постоянно, кэй-артерия начинает вырабатывать кэй больше обычного. Кэй-артерию разрабатывают не так, как увеличивают объём лёгких. В итоге ты научишься жить повседневной жизнью на кэй-дыхании, не применяя при этом ни внутреннюю, ни внешнюю кэй.

– Лейфон…

– Очень непросто постоянно жить на кэй-дыхании и не придавать своей кэй реальную форму, но если научишься, то одно это повысит как выработку кэй, так и чувствительность к ней. Ты сможешь пользоваться кэй как собственной нервной системой. Кэй-дыхание – основа работы с кэй.

Кэй-дыхание – основа работы с кэй. Это объяснялось в учебнике Военного Искусства, в разделе для начинающих. Но там не объяснялось другое. О том, что надо жить на кэй-дыхании, нигде написано не было.

– Если человек с кэй-артерией решил жить жизнью военного, нет смысла вести себя так, как ведут себя обычные люди, – продолжил он. – Он дышит другим способом. Он дышит с другой целью. Кэй должна стать для тебя важнее, чем кровь. Полагайся на информацию, которую даёт кэй, больше, чем на ту, что даёт нервная система. Стань мыслящим облаком кэй, а не мыслящим мешком крови.

Лейфон говорил скучающим голосом. Нина выслушала молча, не шелохнувшись. Она смотрела на него слегка покрасневшими, широко раскрытыми от удивления глазами.

– Если хочешь жить Военным Искусством, выбрось из головы мысль о том, что ты – человек, – повторил он.

Нина сказала ему, что испытала облегчение, поняв, что он тоже человек – и теперь он говорит, что надо перестать быть человеком.

– Это единственный внятный совет, который я могу дать, – сказал Лейфон и улыбнулся.

Он заставил себя улыбнуться, поэтому улыбка, скорее всего, выглядела неестественной. Он чувствовал, как напряглись мышцы лица.

– Ты заметила? У Шарнида-сэмпая новый дайт.

– Да?

– Похоже, он знает ближний огневой бой. Не могу сказать, на что он способен. Надеюсь, ты потом посмотришь и оценишь. Как знать, может теперь откроется больше тактических возможностей. Всеобщая атака в супернаступательном строю, например, или тебя в тылу оставить. В тактике я разбираюсь плохо, ничего умнее мне не придумать, и я даже не знаю, стоит ли это использовать, так что предпочёл бы оставить эти вопросы тебе.

– …

– Я отлично дерусь один, но совершенно не умею в команде. Тяжело сражаться и при этом не забывать, что рядом кто-то ещё. И сказать по правде, на боевой площадке мне тесновато.

– Лейфон…

– Отдай приказ. Я буду выполнять его, насколько это в моих силах. Шарнид-сэмпай, кажется, тоже понимает ход твоих мыслей. И Фелли-сэмпай… постарается.

На последних словах он слегка замялся и поспешно рассмеялся, чтобы скрыть неловкость.

– От тебя зависит, сможем ли мы стать самым сильным взводом. Поэтому не бросай нас, пожалуйста.

– Глупости… Да я бы никогда… – начала Нина и осеклась. Наверное, вспомнила, как вела себя последнее время.

Пыталась в одиночку стать сильной и не задумывалась об отряде – вполне можно было подумать, что она их бросила.

– Да уж… И сказать нечего.

– Я совершенно ничего не имею против твоего желания стать сильнее. Если я как-то могу помочь, помогу. Пока я смог лишь рассказать, как укрепить кэй-дыхание… но если увидишь у меня другой секрет, который сможешь украсть, кради, – сказал он и снова неловко улыбнулся. На этот раз улыбка, наверное, выглядела ещё более натянутой.

Не бросай нас, пожалуйста… Упрашивает, как маленький ребёнок, который не хочет расставаться. Неужели он настолько… Он что, сам того не понимая, привязался к семнадцатому взводу? Или… привязался к ней? Не хочет расставаться с Ниной Анток? Которое из двух? Он и сам плохо понимал.

– Вот, значит, как… Выходит, я просто потеряла решимость, – прошептала Нина, прервав ход его мыслей. – Мы товарищи. И сильными станем все вместе.

Увидев, как засияли её глаза, Лейфон не мог себе лгать – он был счастлив.

* * *

– Звучало как последние слова.

– Что?

Лэндроллер, подпрыгивая, катился по безлюдной земле. Лейфон старался ехать там, где ровнее, но не был уверен, что это сильно помогло. Он умел водить, прошёл обучение в Грендане, но на такие расстояния ездить не доводилось. К задней части крепилось запасное колесо, но оказаться в ситуации, требующей замены, не хотелось.

Солнце уже полностью скрылось за горизонтом. Фара выхватывала круг света перед лэндроллером. Остальное скрывалось во тьме, и приходилось надеяться на лучшее. Лейфон полагал, что главное – не сбиться с курса, и постоянно сверялся с компасом на приборной панели. К тому же его вела Фелли. Заблудиться было невозможно.

Начать действовать раньше не позволяли ограниченное время на подготовку и средство передвижения, но главное дистанция, на которой Фелли может взаимодействовать с Лейфоном. Так сказала Фелли.

Её голос доносился из прикреплённой к фейс-скоупу психокинетической чешуйки.

– Твои слова в палате… Я подслушала, – спокойно призналась Фелли, но Лейфон предпочёл не отвлекаться на это замечание.

– Вовсе они не последние, – рассмеялся он в ответ.

– Но ведь в твоём положении можно их расценивать как таковые?

– Правда?

– Да.

– Но я не намерен терпеть поражение.

– Но ты не сказал, что не намерен умирать.

– Что поделать, точно я могу сказать лишь одно – я имею дело с самцом. Я не могу что-либо утверждать без достаточных оснований.

– Вот видишь.

Он слышал вой продувающего костюм ветра. Шелестел загрязнённый песок, который ветер швырял в Лейфона и в чёрный корпус лэндроллера. По ту сторону облегающего тонкого костюма раскинулся мёртвый мир. Здесь не было ничего живого, кроме гряземонстров, и лишь острые скалы усеивали пустынную землю. Воздух отравлен загрязнителями: контакт с ними грозит ожогами, кожа начнёт отслаиваться, как чешуя, а от вдыхаемого воздуха сгниют лёгкие.

Живой человек рассекал мир, где ничего живого не было. Лейфона охватило тяжёлое чувство, что ему здесь не место. В этом мире он сражался не раз. Сражался в мире, который обрекает на одиночество, сражался в изорванном спецкостюме, против превосходящего численностью врага. Сражался на арене, на которой нельзя вдохнуть полной грудью – хотя ни в каком городе не найдётся арены больше.

Жив ли он, нынешний, на самом деле? Здесь терялся даже ответ на этот вроде бы очень простой вопрос. Им двигало лишь желание выполнить задачу. И потому каждый раз, когда он шёл в бой, мысли о собственном выживании отступали куда-то, далеко-далеко. Он заставлял их отступить.

– Я не собираюсь произносить последние слова, – повторил он.

– Честно?

– Честно.

– Фонфон…

Он чуть не упал вместе с лэндроллером.

– Насчёт прозвища, ты окончательно решила?

Прозвище в окружающую атмосферу совсем не вписывается, подумал Лейфон, выравнивая машину.

– Окончательно, – в ледяном голосе послышалась упрямая нотка.

– Не передумаешь?

– Нет. Я тут вспомнила, мы же сначала мне прозвище подбирали. Почему кончилось тем, что тебя решили звать Фонфоном?

– Меня не спрашивай.

Сам-то он Фонфоном быть и вовсе не хотел.

– А… Вспомнила. Брат пришёл. Как же он любит лезть во все мои дела. Вот причина всех моих бед – брат, не знающий ни слёз, ни эмоций. Я каждый день желаю, чтобы вскрылось какое-нибудь его должностное злоупотребление, и его выгнали из школы. Или революцию устроить. А ты поведёшь нашу революционную армию. Знамя понесу я.

– Ты вообще о чём?

– Сказала же, о моём прозвище.

Он как наяву увидел серьёзное лицо Фелли.

– Придумывай.

– Сейчас?

– Скучно же. Поговори со мной. Или ты умеешь сходу придумывать хорошие шутки?

До пункта назначения и правда оставалось немало времени.

– Нет, не умею…

– И не надо. Второй Шарнид-сэмпай – это уже слишком.

– Что же делать?

– Придумывай прозвище.

– Ээ…

– Давай-давай… – поторопила она Лейфона, и он собрался с мыслями.

Для начала первое, что придёт в голову.

– Фелли-тян?

– В детстве наслушалась. И фантазии никакой. Отказ.

– Фелитти.

– Чувствую себя дурочкой. Отказ.

Он не стал говорить, что Мэйшэн называют «Мэйтти». Да и сам-то он её последнее время называл «Мэй». Если уж на то пошло, такое же прозвище у Наруки. Хотя нет, это ещё вопрос, можно ли считать его таким же…

– Фелли-тён.

– Какой в этом смысл? Отказ.

– Фелли-ян.

– Я тебе не предмет для шуток. Отказ.

– Фелли-рин.

– Издеваешься? Отказ.

– Фелли-Фелли.

– Ненавижу повторы. Отказ.

– Феффен.

– Звучит как дурацкий смешок. Отказ.

– Фернандес.

– Кто? Отказ.

– Фелли-тан.

– Жить надоело? Отказ.

– Прости, сдаюсь.

– Сдаваться я не разрешала.

Что делать… Лейфону захотелось схватиться за голову. Вообще для прозвищ имя обычно или укорачивается, или слегка видоизменяется. Или же надо найти что-то, на что человек похож…

– Что?

– Ничего.

Он хотел сказать «холодная кукла», но промолчал. Получалось крайне оскорбительно.

– Ну же, придумывай, – поторопила Фелли, но Лейфону показалось, что у него голова стала каменной.

Ничего не придумывалось. Имя изначально слишком короткое, чтобы его можно было сократить. Фе? Это что? При таком сокращении вообще выходит что-то непонятное. А может, по аналогии с прозвищем Наруки, Фекки? Опять чёрти что.

– Ну давай, что там у тебя?

– Фелли, – в отчаянии выпалил он.

Сократить и изменить не получалось. Но ещё вариант оставался. Само имя. Наверное, звучит сухо. Но больше ничего в голову не лезло, выхода не было.

Ну и как?! Некоторое время стояло молчание.

– А?

– Скажи ещё раз.

– Ээ… Фелли.

– Хм…

Он не видел Фелли, но вполне мог представить её лицо. Правая рука потирает подбородок, левая поддерживает правую за локоть, голова слегка наклонена, взгляд устремлён куда-то в сторону неба… Такую картину он представил.

– Ни творческой мысли, ни старания, ни уважения к старшей, ни тёплых чувств ко мне, – безжалостно перечислила она. – К тому же это не прозвище.

Тоже не подходит… Тогда…

– Выбора нет, сойдёт, – внезапно добавила Фелли, когда Лейфон уже смирился было с мыслью, что придётся думать дальше.

– А?

Он был не столько обрадован, сколько удивлён таким решением.

– Но произносить надо с большей теплотой в голосе. А уважение к старшей не нужно. Так что зови меня так всё время, не добавляя «сэмпай», хорошо?

– Х-хорошо…

– Итак, Фонфон. Скажи ещё раз.

– Э, да. Фелли.

– Отлично.

Лейфон вздохнул с облегчением. Но вдруг…

– Тогда пообещай.

– Что?

– Что теперь будешь обращаться ко мне именно так. Обещаешь?

– Ээ, и даже при всех?

– Конечно.

– А я буду Фонфон?

– Конечно.

– Прошу, пощади.

На тренировках взвода, или если они случайно встретятся в школе… или когда он даже не заметит, что рядом кто-то есть, а его назовут Фонфоном… Нет… нет, нет. Он же умрёт со стыда.

– Ладно, раз так хочешь, будешь Фонфоном только наедине со мной.

Вот теперь он по-настоящему успокоился.

– За это с тебя ещё обещание.

– Хорошо. Всё сделаю, – заранее согласился он.

Он был готов на что угодно, лишь бы она не назвала его Фонфоном при всех.

– Когда вернёшься, так меня и назови.

– …

– Вот и договорились, – заключила Фелли, и больше не произнесла ни слова.

Перед рассветом он решил немного вздремнуть. Чувствуя, как дорожная тряска продолжает эхом отдаваться в его голове, Лейфон лёг на лэндроллер и закрыл глаза.

Ветер стих, наступила тишина. Лейфон не знал, что делает сейчас Фелли, так как она давно уже молчала, да и сам он ничего не говорил. Тишина была абсолютной. Казалось, исчезло само понятие звука. Когда он слегка шевелился, бряцанье дайтов казалось оглушительным. Ощущение, что он является единственным живым существом в мире, стало ещё отчётливее. Разум понимал, что это не так, но ощущение не уходило. Ведь рядом никого, никто не придёт на помощь. Целни с живыми людьми остался далеко позади. А где находятся другие города, Лейфон вообще не знал.

Что сейчас делает Лирин? Почему-то он подумал о ней. После нападения личинок Лейфон написал лишь одно письмо. И стал ждать ответа. Ответа пока не было. Срок, прошедший с получения предыдущего письма, особо не удивлял. Хоробусы писем пока не привозили, так что почта, наверное, ещё в пути.

В письме Лейфон честно рассказал всё о себе нынешнем. Как сразу по приезде его заставили поступить на военный факультет, как вступил во взвод и как сражался с личинками… Как не смог бросить Военное Искусство.

Что подумает Лирин? Покачает головой с грустной улыбкой или раскраснеется и начнёт читать лекцию?

На сложенной вдвое портупее звякнули дайты.

Всё-таки я боюсь одиночества, признался он себе. Когда он только приехал в школу, то писал Лирин каждую неделю – а теперь не пишет. И дело не только в том, что он утратил охватившее его при поступлении чувство новизны и любопытства, но и в том, что ответные письма не приходили с такой скоростью, с какой он писал сам, и стало казаться, что Лирин это не так интересно.

Он не получал письма от Лирин с того самого дня. Наверное, дело всё-таки в расстоянии. В современном мире прямая связь между городами невозможна, и письмо Лейфона может просто не дойти. Впрочем, он не думал, что это помешало бы Лирин писать свои. Но ненадёжная связь между городами, положение, в котором оказался он сам, а также тот факт, что он вспоминает о Лирин только в такие мгновения… Всё это наталкивало на невесёлые мысли.

Смогли ли те, кого он повстречал здесь, заполнить пустоту от расставания с Лирин? Нет, подумал Лейфон. Они эту пустоту не заполнили, а заслонили. Факт расставания никуда не делся, просто школьная жизнь затянула его, и вспоминать о Лирин стало просто некогда. Наверное, такой он и есть, Лейфон из Целни. Не столь напряжённый, как в Грендане – и это, быть может, к лучшему.

Конечно, не всё идёт гладко, да и занимается он вообще-то тем же, чем и раньше. Именно из-за этой новой жизни он покинул сейчас жизнь нормальную и оказался в пустыне.

Снова звякнули дайты. Песчинки забарабанили по корпусу. Поднялся ветер. Лейфон, слушая его завывания, забылся неглубоким сном.

* * *

Незадолго до того, после отъезда Лейфона.

Дверь со скрипом отворилась.

– Привет, Нина. Жива-здорова?

– Тебе не кажется, что у больных такое не спрашивают?

– А ведь верно, – беспечно улыбнулся Шарнид, подмигнул проходящей по коридору медсестре и вошёл в палату. Следом вошёл Харли.

Был выходной, первая половина дня. Нина отложила книгу.

– Что читаешь? Учебник! Да к тому же «Основы Военного Искусства, часть первая»… Чего это ты вдруг?

Она кивнула, разглядывая два дайта на поясе Шарнида.

– Я должна кое-что повторить.

– Ха-ха, уже и в обморок свалилась, а всё не успокоишься, – удивлённо пожал он плечами.

– А как же ты, сегодня же бой? Не будешь смотреть?

– Если тебя это так заботит, принесу потом диск. День внезапно оказался свободен, свиданий не назначено, делать нечего.

Вот и пошёл бы бой смотреть, хотела сказать Нина, но промолчала. Харли, стоявший за спиной Шарнида, улыбался невесело. Не чувствовалось в его улыбке обычной бодрости, и Нину это беспокоило.

– Но надо же было свалиться от переутомления. А главное, всё зря. Командир, мы склоняем головы.

– Я раскаиваюсь.

– Нет, нет, – остановил Шарнид погрустневшую девушку. – Я тебя стыдить не собираюсь. Тут ты, наверное, сама отлично справляешься. А я сюда, вообще-то, о другом поговорить пришёл. Ты извини, но больничный визит сейчас не самое важное.

– О другом?

Шарнид зачем-то выхватил дайты.

– Наверное, будет странно услышать такое от человека, которого однажды выгнали из взвода… – сказал он, ловко крутя дайты в обеих руках. – У всех есть тайны, но тайны бывают пустяковые и не очень. Пустяковые – это нормально, а вот те, которые не очень… Да?

Движение было мгновенным. Прежде, чем присутствующие успели что-либо понять, дайты восстановились в боевое состояние, и оба огнестрела смотрели на Харли.

– Шарнид! – вскрикнула Нина.

Шарнид продолжал улыбаться, Харли же застыл на месте.

– И если товарищ скрывает такое, я лишаюсь свободы маневра. Ведь приходится думать, не получу ли я удар в спину. Вот ты, например, сейчас думаешь: а вдруг я случайно выстрелю? Ну, для примера.

Взгляд Шарнида был устремлён в точку, где дайт прижимался ко лбу Харли. Он хочет сказать, что не доверяет Харли?

– Ерунда, – отрезала Нина. – Я Харли с детства знаю. Не может он меня предать.

– В его навыках я не сомневаюсь. И предателем его не считаю. Но нас с тобой, кажется, перестали считать за часть команды.

– Что? – переспросила Нина, потеряв нить разговора, и посмотрела на Харли.

Его лицо теперь было не таким напряжённым – было заметно, что он смирился с неизбежным.

– Харли?

– Прости.

– Оружие, которое вы недавно так поспешно сделали, предназначалось специально для Лейфона, верно? Зачем нужна такая громадина?

А ведь и правда… Нина вспомнила, как Харли приносил большой макет в тренировочный зал. Но никаких подозрений у неё не возникло, пока Шарнид не озвучил свои. Вот насколько она была занята собственными проблемами.

– Лейфон и так до смешного силён, зачем давать ему такое оружие? Я примерно догадываюсь, и тот факт, что Фелли-тян с вами, подтверждает мои догадки – но всё же хотелось бы услышать именно от тебя, – потребовал Шарнид.

Нина молчала… Не в силах вымолвить ни слова, она лишь пристально наблюдала за разворачивающимися событиями.

– Прости, – снова извинился Харли и сжал губы.

Потом слегка дрожащие губы раскрылись вновь, и Нина позабыла о необходимости дышать. Так она и слушала его рассказ, затаив дыхание.

А через некоторое время…

Медсестра принесла обед, увидела, что палата пуста, и в растерянности убежала.

* * *

На место он прибыл чуть позже полудня. Выпил питательный коктейль из трубочки и стал уточнять переданную чешуйкой Фелли информацию.

Перед ним в небо упиралась высокая, крутая гора, с виду совершенно неприступная.

На фейс-скоуп поступило изображение.

Гряземонстр был словно намертво прибит к горе. Он находился примерно в том же положении, что и на втором снимке. Тело слегка раздулось, но было скорее змеевидным. Из спины вырастало два крыла, похожих на крылья насекомых. Потрёпанные, покрытые грязно-зелёными жилками крылья были настолько безжизненны, что ветер легко сгибал их и едва не ломал. Вдоль всего изогнутого тела торчали суставчатые ноги. Когти на их концах за гору не цеплялись. По-видимому, ноги дегенерировали и перестали функционировать. По бокам головы располагались фасетчатые глаза. Они были зелёного цвета, сверху покрытые тонкой белой пеленой.

Человек… Добыча, гораздо более питательная, чем загрязнители, оказался поблизости, но гряземонстр не реагировал. Словно он был мёртв.

Но откуда тогда этот внезапно пробежавший по спине холодок?

– Ну как? – раздался над ухом голос Фелли.

– Четвёртая или пятая стадия. Если судить по дегенерировавшим ногам.

– Как это?

– Гряземонстры теряют ноги при каждой линьке… Да, кроме тех, которые становятся самками, эти откладывают яйца под землёй.

Лейфон слез с лэндроллера и снял с портупеи два дайта. В правую руку взял адамантовый.

– Старые особи остаются вообще без ног. Это называется первой стадией старения. Тело получает способность летать. Это их самая ужасная форма. После наступает вторая стадия старения, и здесь их разнообразие возрастает. Единой формы нет.

– Фонфон?

Он слегка размял затёкшее от поездки тело. Суетиться смысла не было. Лейфон понемногу стал пускать внутреннюю кэй. Позволял телу привыкнуть.

– У них нет единой формы, и по силе они тоже разнятся. Поэтому с гряземонстрами второй стадии старения надо быть особенно осторожными. А с остальными работают обычные методы.

– Ты чего? – спросила Фелли, в голосе чувствовалось замешательство.

– Они редко встречаются, так что вам, может, и знать-то не нужно. А может, вы и не отличите. Но знание важно само по себе. Тот, кто знает, может и предпринять что-нибудь. На второй стадии старения есть те, что перестают быть агрессивными и не нападают без причины.

– Фонфон… Почему ты всё это говоришь?

– Потому что это могут быть мои последние слова.

Раздался треск. Казалось, трещит разрываемый воздух – но за этим громким звуком угадывался и более зловещий, похожий на чьё-то дыхание. Лейфон почувствовал, что холодок превратился в острые иглы.

Звук издавал гряземонстр. Раскрытые крылья начали с треском крошиться. Слой за слоем осыпалось чешуйчатое облачение, покрывавшее туловище. Фасетчатые глаза выскочили и скатились по склону.

– Поступило сообщение, – раздался внезапно голос Фелли. – Целни изменил курс, город внезапно сделал резкий поворот.

– Понятно…

Теперь стало ясно, почему Целни не меняла направления. Она просто не заметила гряземонстра. А может, приняла за мёртвого. Но теперь заметила и стала менять курс.

– Фонфон… Что это…

– Линька. Я раньше не видел, но тут не ошибёшься.

– Целни изменил курс… Уходи! – крикнула Фелли, но Лейфон её не послушал.

– Ресторейшен 01, – скомандовал он.

Дайт в левой руке восстановился. Клинок сапфирового дайта прорезал воздух.

– Слишком поздно. Он поджидал здесь. После линьки… организм гряземонстра трансформируется, и он становится голоднее обычного. Поэтому он до последнего сдерживает линьку в надежде, что поблизости окажется добыча. Гряземонстр первой стадии старения особенно агрессивен, потому что очень голоден.

Бежать теперь нельзя. Гряземонстр ждал, полагаясь на обоняние, пока добыча не подойдёт слишком близко. Остаётся лишь драться. Лейфон увеличил количество и плотность пропускаемой через себя кэй.

Спина сидящего на горе гряземонстра разделилась надвое. Оттуда, где спина разделилась, потекла густая жидкость. Она полилась вниз по склону многочисленными ручейками.

Низкий рёв сотряс воздух. Перерождённый гряземонстр испустил свой первый крик, вылез из оболочки и распахнул блестящие, покрытые влагой крылья. Ярко-красные крылья контрастировали с небом. Новое, выходящее из оболочки туловище стало сокращаться. Оболочка ритмично затрещала, ей вторили крики гряземонстра. Окутывавшая голову слизь стекла единым сгустком. Появившаяся голова не была похожа на прежнюю. Длинная выступающая челюсть, острые, торчащие наружу зубы, глаза цвета сапфира, напоминающие человеческие… Гряземонстр был похож на насекомое.

– Первая стадия старения… Не забудь. Может, вы и сумеете его победить – если готовы пожертвовать половиной города.

Лейфон приставил конец рукояти восстановленного дайта к дайту в правой руке. Рукояти со щелчком соединились.

Внутренняя кэй, кэй-вихрь. Сил в ногах прибавилось. Он с молниеносной быстротой помчался вверх по горе.

Крылья гряземонстра затрепетали. Брызнула жидкость, прежде обволакивавшая его тело, и нарисовала в небе радугу. Он, должно быть, учуял многочисленных обитателей Целни. Кончик его носа был направлен за спину Лейфона.

– Размечтался… Ресторейшен 02.

Сверкающий на солнце сине-зелёный клинок распался. Он превратился в извивающееся переплетение шёлковых нитей, и когда они расплелись, лезвие словно растаяло. Оно превратилось в стальные нити.