Текст книги "Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ."

Автор книги: Сюэцинь Цао

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Глава девяносто пятая

Юаньчунь, о чьей смерти ходили ложные слухи, умирает;

Баоюй, о чьем безумии распространялись сплетни, сходит с ума

Итак, Бэймин сказал, что знает, где находится яшма, и девочка со всех ног бросилась в дом с этой радостной вестью.

Все стали торопить Баоюя расспросить обо всем подробно Бэймина, а сами вышли на террасу и прислушались к разговору.

– Где ты нашел яшму? – спросил Баоюй, подбежав к воротам. – Давай ее скорее сюда!

– У меня ее нет, – пояснил Бэймин, – за нею нужно послать человека с поручительством.

– Говори, как ты ее нашел! – заволновался Баоюй. – Я сейчас же за ней пошлю.

– Узнав, что господин Линь Чжисяо пошел к гадателю, я последовал за ним, – стал рассказывать Бэймин, – услышал, что яшма заложена, обежал несколько закладных лавок, все расспросил, подробно описал приметы. «Яшма у меня», – сказал хозяин одной из лавок. «Так отдайте ее мне», – попросил я. «Не могу, нужна закладная расписка». Я спросил: «За сколько ее заложили?» Он отвечает: «Одну за триста монет, другую – за пятьсот. У меня их две. Первую принесли третьего дня, вторую – сегодня».

– Так бери деньги и выкупи яшму! – оборвал его Баоюй. – Посмотрим, моя ли это.

– Не слушайте его, второй господин! – Сижэнь с досады даже плюнула. – Еще в детстве я слышала от брата, что некоторые торгуют мелкими кусками яшмы или закладывают ее, когда нет денег. Так что яшму, пожалуй, можно найти в любой закладной лавке.

Ошеломленные поначалу рассказом Бэймина, все теперь стали смеяться:

– Скажи второму господину, чтобы не слушал этого дурака! Это совсем не та яшма.

Баоюй при этих словах тоже рассмеялся, но тут заметил Син Сюянь, которая возвращалась из кумирни Бирюзовой решетки.

Надобно вам сказать, что, придя к Мяоюй, девушка без обиняков попросила ее погадать о яшме.

– Я, барышня, охотно принимаю вас только потому, – холодно усмехнулась Мяоюй, – что вам чужды мирские страсти и честолюбие. Как же вы могли, наслушавшись каких-то сплетен, тревожить меня? Само слово «гадать» мне непонятно!

И она отвернулась от девушки. Син Сюянь уже раскаивалась, что поступила столь опрометчиво.

«Ведь знала, какой у нее характер!.. – думала она. – Но теперь уже как-то неловко возвращаться ни с чем… Однако спорить с ней, доказывать, что она умеет гадать, тоже нехорошо…»

Девушка стала уверять монахиню, что обратилась к ней с подобной просьбой потому лишь, что от этого зависит судьба Сижэнь и многих других. Увидев, что Мяоюй заколебалась, она еще настойчивее стала умолять и несколько раз низко поклонилась.

– Стоит ли беспокоиться о других! – вздохнула Мяоюй. – Ведь никому в голову не приходило, что я умею гадать. А теперь все узнали, и не видать мне больше покоя.

– К кому же мне еще было обращаться, если не к вам, – оправдывалась Син Сюянь. – К тому же я знаю вашу доброту. А другим вы можете отказать, если попросят. Кто посмеет вас принуждать?!

Мяоюй улыбнулась и знаком велела старой даосской монахине воскурить благовония. Затем вытащила из сундука блюдо с песком и подставку с гадательной палочкой, написала заклинания, велела Сюянь прочесть молитву и совершить полагающиеся церемонии. После этого они встали по обе стороны блюда, держа над ним гадательную палочку. Вскоре палочка в их руках задрожала и начертила на песке ответ бессмертного.

 
О, увы и увы!
Заявилась она, не оставив следа,
И бесследно исчезла она, —
У подножья утеса Цингэн
Эту вещь обнаружите там,
Где растет вековая сосна…
Коль решитесь за нею пойти —
Встанут тысячи гор на пути.
А заглянете к нам – и с улыбкой тотчас
Встретят вас…
 

Палочка остановилась.

– К какому бессмертному мы обращались? – спросила Сюянь.

– К Гуайсяню, – ответила Мяоюй.

Сюянь записала ответ и попросила Мяоюй растолковать.

– Не могу, – решительно заявила Мяоюй, – сама не знаю, что это значит. Забирай предсказание и уходи, у вас там есть умные люди, растолкуют.

Не успела Сюянь появиться во дворе Наслаждения пурпуром, как все бросились к ней с расспросами:

– Ну как? Ну что?

Сюянь молча протянула Ли Вань листок с предсказанием. Девушки и Баоюй прочли и так его растолковали:

– «Найти яшму сразу не удастся, но через некоторое время она отыщется». А где утес Цингэн?

– Здесь все иносказательно, в этих словах кроется тайна бессмертных, – заметила Ли Вань. – Впервые слышу о таком утесе. Возможно, вор испугался, как бы его не поймали, и спрятал яшму где-то под скалой, на которой растет старая сосна. Непонятно, что значит «заглянете к нам». К кому именно?

– А к какому бессмертному была обращена просьба, не знаешь? – спросила Дайюй у Син Сюянь.

– К Гуайсяню, – ответила та.

– Если имеется в виду «войти в обитель бессмертных», то это, пожалуй, трудно! – заметила Таньчунь.

Взволнованная Сижэнь снова бросилась искать яшму, заглядывала под каждый камень в саду – все тщетно. Баоюй ни о чем больше ее не спрашивал и почему-то все время смеялся.

– Господин, ну вспомните, где вы могли потерять яшму! – упрашивала Шэюэ. – Если расскажете, мы хоть будем знать, за что нас наказывают!

– Я же говорил, что потерял ее вне дома, – отвечал Баоюй. – Вы не поверили! Зачем же снова спрашивать? Откуда мне знать?

– С самого утра подняли суматоху, а сейчас уже вечер, – третья стража! – промолвили Ли Вань и Таньчунь.

– Пора расходиться, сестрица Линь Дайюй едва держится на ногах от усталости. Да и остальным надо отдохнуть. А завтра снова займемся поисками.

Все ушли спать. Баоюй тоже лег. Только служанки всю ночь лили слезы.

Но об этом мы рассказывать не будем и вернемся к Дайюй.

Возвратившись к себе, она вдруг вспомнила разговоры о «золоте и яшме», и пропажа яшмы ее обрадовала.

«Право же, всем этим монахам и даосам нельзя верить, – думала она. – Если бы „золото и яшму“ связала судьба, яшма не потерялась бы. А может быть, это из-за меня разрушилась связь?..»

От этой мысли на душе стало спокойнее, она забыла об усталости и всех перипетиях дня и принялась за книгу.

Цзыцзюань, напротив, чувствовала себя разбитой и торопила Дайюй ложиться спать.

Наконец Дайюй легла и мысленно обратилась к зацветшим вдруг райским яблонькам.

«С этой яшмой Баоюй родился, – размышляла Дайюй. – И появление ее должно было собой что-то знаменовать. Так же, как и исчезновение. Если бы цветы на яблоньках предвещали счастье, яшма не потерялась бы. Значит, это не к добру, и Баоюя ждет несчастье».

Девушку вновь охватила печаль. Но тут мелькнула мысль, а не предвещают ли цветы и потеря яшмы счастье ей самой? До пятой стражи она то радовалась, то впадала в уныние и не могла сомкнуть глаз.

На следующий день были разосланы люди по всем закладным лавкам. У Фэнцзе был свой план.

Так, в хлопотах, прошло несколько дней, но яшма не нашлась. Хорошо еще, что матушка Цзя и Цзя Чжэн пребывали в неведении.

Сижэнь трепетала от страха. Баоюй перестал ходить в школу, был задумчив, подавлен и безучастен ко всему. Госпожа Ван не придавала этому особого значения, полагая, что он расстроен из-за яшмы.

Как-то раз, когда госпожа Ван сидела задумавшись у себя в комнате, вошел Цзя Лянь и, справившись о ее здоровье, произнес с улыбкой:

– Нынче мне стало известно от человека, которого Цзя Юйцунь прислал к господину Цзя Чжэну, что дядюшка Ван Цзытэн повышен в чине, о чем есть высочайший указ, и ему послана депеша, которую везут со скоростью триста ли в сутки, – двадцатого числа первого месяца нового года он должен прибыть в столицу. Сейчас, наверное, дядюшка мчится сюда днем и ночью и не позднее чем через полмесяца будет здесь! О чем вам и сообщаю.

При этом известии радость охватила госпожу Ван. Как раз только что она с грустью размышляла о том, что у нее почти не осталось родственников в столице, что семье тетушки Сюэ грозит разорение, братья служат в разных провинциях, и нет у нее никакой поддержки. Поэтому, услышав, что государь оказал милость ее брату, она подумала: если род Ванов будет процветать, то будущее Баоюя обеспечено. Мысль о пропавшей яшме понемногу отошла на второй план, и госпожа Ван с нетерпением стала ожидать приезда брата.

Но однажды к ней вошел Цзя Чжэн со следами слез на лице и прерывающимся от волнения голосом сказал:

– Передай старой госпоже, чтобы немедленно ехала ко двору! Пусть не берет с собой служанок, ты сама ей будешь прислуживать. Заболела наша государыня Юаньчунь. Сообщил об этом придворный евнух, он дожидается сейчас у ворот. У государыни удушье, и вылечить ее невозможно, о чем из лекарского приказа представлен доклад государю.

Госпожа Ван зарыдала.

– Сейчас не время плакать, – промолвил Цзя Чжэн, – поспеши к матушке и сообщи ей эту печальную новость, только осторожно, не напугай!

Цзя Чжэн вышел и отдал распоряжение слугам быть наготове.

Госпожа Ван вытерла слезы, отправилась к матушке Цзя и сказала, что Юаньчунь больна и желает их видеть.

– Что это вдруг она опять заболела? – вскричала матушка Цзя, помянув Будду. – Мы и в прошлый раз напугались, а потом узнали, что все обошлось. Хоть бы и сейчас это было так!

Госпожа Ван поддакнула и приказала Юаньян поскорее собрать одежду и украшения, после чего вернулась к себе, быстро переоделась и снова вышла. Вскоре все было готово, и они в большом паланкине отправились ко двору. Но об этом рассказывать мы не будем.

В свое время Юаньчунь попала во дворец Больших стилистов, пользовалась благосклонностью императора и жила в довольстве и роскоши; постепенно она располнела, с трудом двигалась, быстро уставала, у нее появилась одышка.

Еще два дня назад, во время пира, она прислуживала государю. Но, возвращаясь к себе, схватила простуду, и болезнь обострилась. Особенно тяжел был последний приступ, она задыхалась, руки и ноги похолодели. Об этом доложили государю, и тот прислал лекаря.

Но лекарства Юаньчунь принимать не могла – трудно было глотать. Снадобья для очищения дыхательных путей не помогали. И придворные попросили государя сделать распоряжения насчет похорон. Тогда государь и велел пригласить родственников из семьи Цзя.

Повинуясь высочайшему повелению, матушка Цзя и госпожа Ван прибыли во дворец.

Юаньчунь уже не могла разговаривать: мешала скопившаяся в горле мокрота.

При виде матушки Цзя лицо Юаньчунь приняло страдальческое выражение, но глаза оставались сухими. Матушка Цзя приблизилась к постели, спросила внучку, как она себя чувствует, сказала несколько слов в утешение. В это время дворцовые прислужницы принесли визитную карточку Цзя Чжэна. Однако Юаньчунь была почти без сознания, лицо покрылось мертвенной бледностью.

Евнухи доложили императору, что Юаньчунь умирает, и, полагая, что с ней придут проститься придворные женщины, попросили родственников подождать в приемной.

Нелегко было матушке Цзя и госпоже Ван оставить Юаньчунь, но того требовал этикет, и, охваченные скорбью, они вышли, не осмеливаясь даже заплакать.

У дворцовых ворот евнухи и чиновники ожидали указаний.

Вскоре вышел старший евнух и велел им поспешить в астрологический приказ. Матушка Цзя поняла, что дело идет к концу, но не в силах была двинуться с места. Через мгновение появился еще один евнух и объявил:

– Государыня Цзя скончалась.

В этом году, обозначаемом циклическими знаками «цзя» и «инь», сезон Наступления весны начался в восемнадцатый день двенадцатого месяца. Юаньчунь умерла девятнадцатого числа, в день, когда совершался переход к году, в обозначение которого входил циклический знак «инь», и месяцу, обозначаемому знаком «мао». Таким образом, она прожила тридцать один год.

Матушке Цзя ничего не оставалось, как возвратиться домой.

Здесь собрались Цзя Чжэн и другие родственники, уже знавшие о несчастье. Госпожа Син, Ли Вань, Фэнцзе, Баоюй и другие встречали матушку Цзя в зале, выстроившись двумя рядами – одни у западной, другие у восточной стены. Когда матушка Цзя в сопровождении Цзя Чжэна и госпожи Ван вошла, все по очереди справились об их здоровье, а затем стали оплакивать умершую. Но об этом мы рассказывать не будем.

На следующий день все близкие и дальние родственники гуйфэй, имеющие титулы и звания, собрались во дворце, чтобы снова оплакать умершую.

Цзя Чжэн ведал похоронной церемонией и как отец, и по долгу службы, поэтому он ежедневно являлся в ямынь и отдавал распоряжения подчиненным. Хлопот у него было вдвое больше, чем во время похорон одной из любимых жен императора – Чжоу-гуйфэй. Так как у Юаньчунь не было детей, она получила посмертно лишь титул Мудрейшей и добродетельнейшей гуйфэй. Но об обычаях и порядках, существовавших при дворе, мы рассказывать не будем. Следует только упомянуть, что мужчины и женщины из рода Цзя должны были ежедневно ездить ко двору, и у них не оставалось ни минуты свободного времени. К счастью, в последнее время Фэнцзе чувствовала себя немного лучше и могла присматривать за хозяйством. Ей же было поручено сделать все необходимые приготовления к приезду Ван Цзытэна.

Когда Ван Жэнь, родной брат Фэнцзе, узнал, что его дядя получил повышение и переведен на службу в столицу, он приехал со всей семьей. Фэнцзе радовалась приезду родных, сразу забыла обо всех треволнениях и почувствовала себя бодрее.

Госпожа Ван, видя, что Фэнцзе снова взялась за домашние дела, перестала присматривать за хозяйством. Ничто, кроме приезда брата, ее сейчас не интересовало.

Только Баоюй оставался без дела, по-прежнему не ходил в школу. Дайжу, зная о несчастье в семье, не тревожил юношу, а Цзя Чжэну, занятому по горло, было недосуг следить за сыном.

Баоюй мог бы целыми днями предаваться развлечениям, но после пропажи яшмы сделался вялым, ленивым, стал заговариваться. Когда его звали к матушке Цзя справиться о здоровье, он шел, не звали – дома сидел. Служанки его не трогали, боялись сердить. Позовут его к столу – ест, не зовут – ничего не требует.

Сижэнь видела, что это не просто хандра, а болезнь. Как-то она прибежала в павильон Реки Сяосян и сказала Цзыцзюань:

– Со вторым господином Баоюем что-то неладное творится! Хоть бы твоя барышня его развлекла.

Цзыцзюань не замедлила об этом сказать Дайюй, но та, считая себя невестой Баоюя, сочла неудобным идти к нему. Другое дело, если бы он сам пришел.

И она отказалась навестить Баоюя.

Тогда Сижэнь отправилась к Таньчунь и все ей потихоньку рассказала. Однако последние события: неожиданное цветение яблонь, пропажа яшмы и, наконец, неожиданная смерть Юаньчунь – так на нее подействовали, что ей было не до Баоюя – она решила, что семья вступила в полосу несчастий. Да и вообще неприлично часто навещать мужчину. К тому же Баоюй был в таком подавленном состоянии, что у Таньчунь пропала всякая охота с ним общаться.

Тетушка Сюэ рассказала дочери о том, что дала предварительное согласие на ее брак с Баоюем.

– Твоя тетя, – сказала она, – настойчиво меня уговаривала, но окончательного согласия я не дала, сказала, что буду ждать возвращения твоего старшего брата. А ты-то сама согласна?

– Судьбу дочери должны решать родители, – с серьезным видом промолвила Баочай. – Но отца у меня нет, и решать вам. Можете, конечно, посоветоваться с братом. Но зачем у меня спрашивать?

Тетушка Сюэ была глубоко тронута скромностью и нравственной чистотой дочери. И это несмотря на то, что в детстве девочку баловали. С того дня она больше не заговаривала о Баоюе. А сама Баочай не только не произносила его имени, но даже избегала слов «драгоценная яшма».

Узнав о пропаже, Баочай встревожилась, но виду не подавала, считала непристойным расспрашивать и наводить справки. Поэтому разговоры о случившемся слушала с безучастным видом, будто ее это совершенно не касалось.

Что же до тетушки Сюэ, то она несколько раз посылала служанку во дворец Жунго разузнать, как обстоят дела. Сама же она там редко бывала, хотя и знала о кончине Юаньчунь. Больше всего ее беспокоила судьба сына, и она с нетерпением ждала приезда Ван Цзытэна, который мог помочь ей избавить ее чадо от наказания. К тому же она знала, что Фэнцзе поправилась и присматривает за домом, так что о хозяйстве можно не беспокоиться.

Кто по-настоящему страдал, так это Сижэнь. На все ее ласки и заботы Баоюй отвечал полным равнодушием, и она не знала, чем это объяснить.

Гроб с телом Юаньчунь уже стоял в дворцовом храме несколько дней, и скоро должны были состояться похороны, поэтому матушка Цзя вместе с родственниками и родственницами уехала сопровождать гроб к месту похорон.

Каждый день у Баоюя появлялись новые странности. Не было у него ни жара, ни боли, только ел он без всякого аппетита, спал тревожно, а в разговоре молол всякий вздор.

Фэнцзе знала об этом от Сижэнь и Шэюэ и часто прибегала проведать Баоюя.

Сначала домашние полагали, что он переживает пропажу яшмы, но потом поняли, что не в этом дело, и стали приглашать врачей. Врачи прописывали лекарства, Баоюй послушно их принимал, но улучшения не наступало, напротив, болезнь обострялась. Спрашивали, что у него болит, но вразумительного ответа не получали.

После похорон Юаньчунь матушка Цзя, все время беспокоившаяся о Баоюе, пришла его навестить. С нею была и госпожа Ван.

Сижэнь вывела Баоюя, велела ему справиться о здоровье.

Баоюй порою вел себя как обычно, хотя признаки болезни были налицо. Он справился о здоровье матушки Цзя и госпожи Ван по подсказке Сижэнь, которая держала его под руку.

– Дитя мое! – воскликнула матушка Цзя. – Я думала, ты серьезно болен, а ты совершенно здоров! Теперь, по крайней мере, я успокоилась.

Госпожа Ван тоже облегченно вздохнула. Однако Баоюй все время молчал и не переставал улыбаться.

Матушка Цзя вошла во внутреннюю комнату, села на стул. Принялась расспрашивать Баоюя о том о сем, он отвечал так, как велела Сижэнь, не понимая, что говорит.

Матушку Цзя все больше охватывали сомнения, и, наконец, не выдержав, она промолвила:

– Вначале мне показалось, что никакой болезни у него нет. Но теперь я вижу, что он тяжело болен. Уж не душевное ли это расстройство? Но какова причина?

Госпожа Ван поняла, что придется открыть старой госпоже правду, и, поглядев на стоявшую с потерянным видом Сижэнь, рассказала, как Баоюй ездил к Линьаньскому бо на спектакль и там потерял яшму. Говорила она очень осторожно, чтобы не взволновать матушку Цзя.

– Мы разослали людей на поиски, обращались к гадателям и предсказателям; они говорят, что яшма непременно найдется, что она в закладной лавке.

Матушка Цзя от волнения даже привстала, и из глаз ее потекли слезы.

– Как же можно такую вещь утерять! – вскричала она. – И куда только вы смотрите? Отец Баоюя так не оставит этого дела!

Госпожа Ван, видя, что матушка Цзя в гневе, велела служанкам встать перед ней на колени, а сама, опустив голову, упавшим голосом произнесла:

– Матушка, мы не хотели вам ничего рассказывать, боялись расстроить, я уже не говорю о том, как рассердился бы отец Баоюя!

– Ведь в этой яшме жизнь мальчика! – крикнула матушка Цзя и закашлялась. – Теперь понятно, почему у него душевное расстройство! Какое горе! Об этой яшме знают все в городе, и если кто-нибудь ее подберет, просто так не отдаст! Немедленно позовите Цзя Чжэна, я хочу с ним поговорить!

Госпожа Ван и Сижэнь стали молить матушку Цзя:

– Почтенная госпожа, если вы расскажете обо всем господину Цзя Чжэну, беды не миновать! Разрешите нам продолжать поиски яшмы!

– Не бойтесь гнева Цзя Чжэна! Ведь я здесь и не дам вас в обиду! – обещала матушка Цзя.

Она велела послать за Цзя Чжэном, но служанка вернулась и сообщила, что господин уехал с визитом.

– В таком случае без него обойдемся, – промолвила матушка Цзя. – Цзя Чжэну я велю пока не наказывать служанок, а Цзя Ляню на всем пути следования, Баоюя к Линьаньскому бо, на самых видных местах, вывесить объявления: «Нашедшего яшму просим доставить ее туда-то и туда-то, вознаграждение десять тысяч лянов серебра. Знающего о местонахождении яшмы просим сообщить такой-то семье, вознаграждение – пять тысяч лянов серебра». Только бы яшма нашлась, на деньги скупиться не будем! И она найдется. Я уверена. А на слуг рассчитывать нечего. Они сто лет могут искать, и все тщетно!

Госпожа Ван не посмела возразить. Матушка Цзя велела передать Цзя Ляню, чтобы немедля выполнил ее приказание, а служанкам сказала:

– Все вещи Баоюя перенесите в мои покои! Сижэнь и Шэюэ тоже перейдут ко мне! Остальные служанки останутся присматривать за комнатами!

Баоюй все время молчал, только хихикал.

Матушка Цзя взяла его за руку и увела к себе. За ними последовали Сижэнь и остальные служанки.

Внутренние комнаты, где матушка Цзя собиралась поселить Баоюя, она распорядилась привести в порядок, а затем обратилась к госпоже Ван:

– Понимаешь, почему я так поступила? Людей в саду сейчас мало, а во дворе Наслаждения пурпуром деревья то засыхают, то расцветают. Разве это не странно? Прежде яшма отгоняла всякую нечисть, а теперь препятствий для нее нет. Вот почему я и поселила Баоюя у себя. Пусть несколько дней не выходит из дому. Врачи будут сюда приходить.

– Вы правы, почтенная госпожа, – промолвила госпожа Ван. – Вам покровительствует судьба, и с Баоюем ничего не случится дурного, если он будет жить с вами.

– Какая там судьба! – замахала руками матушка Цзя. – Просто у меня в комнатах чище и много священных книг, а они укрепляют дух. Пусть Баоюй скажет, плохо ему здесь?

Услышав свое имя, Баоюй засмеялся.

Сижэнь подтолкнула его, и лишь после этого он ответил, что неплохо.

Глядя на сына, госпожа Ван украдкой уронила слезу.

Видя, как взволнована госпожа Ван, матушка Цзя сказала:

– Иди! Я сама управлюсь. Мужу ничего не рассказывай, пусть нынче не приходит ко мне!

После ухода госпожи Ван матушка Цзя приняла успокаивающее, как и было предписано врачом. И на этом мы ее оставим.

Между тем Цзя Чжэн, возвращаясь в коляске домой, вдруг услышал голоса:

– Стоит пожелать, и можно легко разбогатеть!

– Как же это?

– Во дворце Жунго пропала какая-то яшма. Я видел объявление, там написано, что нашедший яшму получит десять тысяч лянов серебра. Все приметы яшмы указаны. А тот, кто укажет, у кого она, – пять тысяч лянов!

Цзя Чжэн слышал лишь обрывки разговора, но в душу его закралось подозрение, и, возвратившись домой, он стал допрашивать привратников. Те стали рассказывать:

– Только сегодня, после полудня, мы об этом узнали – второй господин Цзя Лянь передал нам приказание старой госпожи расклеить объявления.

«Род наш, видимо, захиреет! – подумал Цзя Чжэн. – Такого сына судьба послала мне в наказание за грехи! Едва он родился, пошли всякие толки и сплетни, лишь через десять лет прекратились! А тут яшма пропала, да еще объявления вывесили! Ну что за напасть!»

Он стал расспрашивать госпожу Ван, и ей пришлось рассказать все без утайки. Когда речь зашла об объявлениях, Цзя Чжэн не посмел выразить недовольства, ведь это был приказ старой госпожи. Он только поворчал на госпожу Ван, а потом велел тайком от старой госпожи сорвать все объявления. Но было поздно. Многие успели их прочесть.

Вскоре к воротам дворца Жунго пришел какой-то человек и заявил, что утерянная яшма у него.

– Вот и хорошо! – обрадовались привратники. – Сейчас доложим господам! Давай яшму!

Человек вытащил из-за пазухи объявление и показал привратникам:

– Ваше? Здесь сказано, что нашедший яшму получит десять тысяч лянов серебра. Не смотрите на меня с таким презрением, ведь я сразу разбогатею!

– Дай-ка взглянуть, что ты принес, – попросил привратник, ошеломленный самоуверенностью незнакомца, – и я тотчас же о тебе доложу.

Человек было заупрямился, но потом все же вытащил яшму, положил на ладонь и спросил:

– Она?

Привратники никогда не бывали во дворце и уж конечно не видели яшмы, знали о ней только понаслышке. Поэтому со всех ног бросились докладывать.

Цзя Чжэна и Цзя Шэ дома не было, и слуги побежали к Цзя Ляню. Выслушав их, Цзя Лянь первым долгом осведомился, не фальшивая ли яшма.

– Я видел ее собственными глазами, только в руках не держал, – ответил привратник. – Пришедший сказал, что передаст ее лично кому-нибудь из господ, никак иначе, чтобы получить обещанную награду.

Цзя Лянь, не помня себя от радости, поспешил к госпоже Ван, а та не замедлила сообщить новость матушке Цзя. О том, как счастлива была Сижэнь, и говорить не приходится. Она не переставала благодарить Будду.

Матушка Цзя приказала:

– Пусть Цзя Лянь приведет этого человека в кабинет, возьмет у него яшму и принесет мне! Деньги отдать немедленно!

Цзя Лянь велел привести незнакомца, встретил со всеми положенными церемониями, как самого почетного гостя, поблагодарил и сказал:

– Позвольте показать эту яшму владельцу, если он ее опознает, награду получите сполна! Можете не сомневаться.

Незнакомцу ничего не оставалось, как вытащить завязанный узелком красный шелковый платок и протянуть Цзя Ляню. Тот развернул его и увидел прекрасную молочно-белую яшму.

Прежде Цзя Лянь не обращал особого внимания на яшму Баоюя, но сейчас принялся ее тщательно осматривать. Долго вертел в руках, приглядывался, и ему показалось, что на внешней стороне выбиты иероглифы «изгоняет наваждение». Не в силах сдерживать свою радость, Цзя Лянь велел слугам ожидать его, а сам со всех ног бросился к матушке Цзя и госпоже Ван. Там уже собрались все домашние и, как только Цзя Лянь появился в дверях, Фэнцзе выхватила у него яшму, мельком взглянула на нее и отдала матушке Цзя.

– Даже в такой мелочи не позволяешь мне услужить бабушке! – упрекнул ее едва слышно Цзя Лянь.

Матушка Цзя развернула платок, и ей сразу бросилось в глаза, что яшма потускнела. Она ощупала ее, затем велела принести очки и еще раз внимательно осмотрела, после чего промолвила:

– Странно! Яшма как будто та! Но почему-то не блестит!

Осмотрела яшму и госпожа Ван, но не могла сказать, та это или не та, и отдала Фэнцзе.

– Как будто похожа, но цвет не тот, – заявила Фэнцзе. – Давайте покажем Баоюю.

Сижэнь тоже казалось, что это не та яшма, но она не решалась об этом сказать – уж очень ей хотелось, чтобы яшма оказалась настоящей.

Приняв яшму из рук матушки Цзя, Фэнцзе с Сижэнь понесли ее к Баоюю.

Он как раз проснулся.

– Твоя яшма нашлась! – крикнула Фэнцзе.

Глаза у Баоюя были сонные, но все же он протянул руку к яшме. Однако тут же, не глядя, швырнул яшму на пол.

– Вы обманываете меня! – воскликнул он с холодной усмешкой.

– Странно! – вскричала Фэнцзе, подобрав яшму с пола. – Откуда ты знаешь, если даже не поглядел на нее.

Баоюй усмехнулся.

В этот момент в комнату вошла госпожа Ван – она все видела.

– Значит, и говорить не о чем! – решила она. – Он родился с яшмой во рту и лучше нас знает, какая она. Кто-то прочел объявление, в котором были приметы яшмы, и подделал ее.

Против этого трудно было возразить.

Цзя Лянь, находившийся в прихожей, услышав слова госпожи Ван, крикнул:

– Отдайте мне эту яшму, я проучу мошенника! У нас несчастье, а он нас морочит!

– Ляньэр! – прикрикнула матушка Цзя. – Отдай тому человеку яшму, и пусть убирается! Человек он бедный и просто хотел заработать! Он и без того потратился, чтобы подделать яшму. Надо ее вернуть, дать ему несколько лянов и сказать, что яшма не наша. Если же подвергнуть его наказанию и об этом узнают другие, рисковать больше никто не захочет.

Цзя Лянь поклонился и вышел.

Человек все еще ждал в кабинете и уже беспокоился, почему никто не является.

Но тут как раз пришел Цзя Лянь…

Если хотите узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.