Текст книги "Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ."

Автор книги: Сюэцинь Цао

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Глава девяносто вторая

Цяоцзе, слушая жизнеописания выдающихся женщин, выражает свое восхищение;

Цзя Чжэн, играя жемчужиной, рассуждает о возвышениях и падениях

Итак, Баоюй покинул павильон Реки Сяосян и взволнованно спросил у Цювэнь:

– Зачем меня звал батюшка, не знаешь?

– Не звал он вас, – призналась Цювэнь. – Но скажи я вам правду, что вас сестра Сижэнь зовет, вы вряд ли пошли бы!

Баоюй, успокоившись, произнес:

– Ну, если Сижэнь, тогда ладно! Зачем же меня пугать?

– Где ты пропадал? – спросила Сижэнь, едва завидев Баоюя.

– У барышни Дайюй был. Зашел разговор о сестре Баочай, и я засиделся.

– О чем же вы говорили? – поинтересовалась Сижэнь.

Баоюй рассказал, как они вели беседу в подражание буддийским классикам.

– Делать вам нечего! – улыбнулась Сижэнь. – Рассуждали бы лучше о хозяйственных делах или о стихах. А о буддистах зачем? Ты же не монах!

– Ничего ты не понимаешь! – засмеялся Баоюй. – У нас, как и в буддийском учении, есть свои сокровенные тайны, и посторонним в них не проникнуть!

– Постигая эти тайны, вы выворачиваете наизнанку истину и нас ставите в дурацкое положение! – засмеялась Сижэнь.

– Когда мы с барышней Дайюй были детьми, – стал объяснять Баоюй, – она очень сердилась, если я говорил глупости. А сейчас я обдумываю каждое слово и не даю ей повода сердиться. Да и видимся мы с ней не часто: она сюда не приходит, а я занят учебой. Постепенно между нами родилось отчуждение, и мы не можем говорить прямо все, что думаем.

– Вот и хорошо, – сказала Сижэнь. – Вы уже не дети и должны вести себя подобающим образом!

– Я и сам понимаю, – кивнул Баоюй, – и нечего об этом говорить. Скажи, – спросил он, – не присылала старая госпожа сюда служанку с каким-нибудь поручением?

– Нет, не присылала, – ответила Сижэнь.

– Ну, конечно, бабушка забыла! – воскликнул Баоюй. – Ведь завтра первое число одиннадцатого месяца! В этот день бабушка имела обыкновение отмечать день наступления морозов, любила посидеть в компании, выпить вина, посмеяться! Ради этого я и отпросился на день из школы! А теперь не знаю, как поступить. Может быть, пойти в школу, а то батюшка рассердится?

– По-моему, лучше пойти! – промолвила Сижэнь. – Будешь пропускать занятия – успехов не добьешься. На первом месте должна быть учеба, а уж потом развлечения. Вчера госпожа Ли Вань рассказывала, как прилежно учится Цзя Лань. Приходит из школы и сразу садится за уроки, а спать ложится только в четвертую стражу, а то и позднее. Все время сидит над книгами. А ты старше его, дядей ему приходишься. Если не будешь стараться, бабушку огорчишь. Так что вставай завтра пораньше и иди в школу!

– Погода стоит холодная, пусть дома побудет, ведь он отпросился. А явится в школу – все удивятся и пойдут разговоры! – вмешалась Шэюэ. – Скажут, что у него не было причины отпрашиваться и он обманул учителя. А наступление морозов мы можем сами отпраздновать, без старой госпожи.

– Если мы что-то затеем, второй господин останется дома! – воскликнула Сижэнь.

– Вот и хорошо, я тоже денек повеселюсь! – отвечала Шэюэ. – Мне не нужны лишние два ляна серебра в месяц, как тебе!

– Ах ты дрянь! – вскричала Сижэнь. – Тебе говорят серьезно, а ты всякий вздор мелешь!..

– Никакой не вздор, – парировала Шэюэ, – все для себя стараешься!

– Что ты имеешь в виду? – удивилась Сижэнь.

– Ведь ты сама не любишь, когда второй господин уходит в школу, вечно ворчишь и с нетерпением ждешь его прихода, а едва он появится, у вас начинаются шутки и смех. Зачем же притворяться, будто ты заботишься о его занятиях? Меня не проведешь, я все вижу.

Сижэнь хотела отчитать как следует Шэюэ, но вошла девочка-служанка и сказала:

– Старая госпожа не велела второму господину завтра ходить в школу. Она пригласила тетушку Сюэ и беспокоится, что барышни, разъехавшиеся по домам, не успеют приехать. Праздник, который собирается отмечать старая госпожа, называется «день наступления морозов».

– Вот, вот! Этого я и ждал! – обрадовался Баоюй, не дослушав до конца. – Бабушка в хорошем настроении! В школу я не пойду и буду делать что вздумается.

Следует сказать, что Баоюй теперь занимался с усердием и мечтал хоть день провести беззаботно, повеселиться. Раз на праздник приедет тетушка Сюэ, значит, и Баочай с собой возьмет, думал Баоюй, радуясь предстоящей встрече.

– Лягу-ка я сейчас спать, – сказал Баоюй, – а завтра встану пораньше.

Ночь прошла без особых происшествий, а утром Баоюй первым долгом побежал справиться о здоровье бабушки, матери и отца. Отцу он сказал, что бабушка разрешила ему не ходить в школу, и тот не стал возражать.

Выйдя от отца неторопливыми шагами, как того требовали приличия, Баоюй стремглав помчался к матушке Цзя. Там еще никого не было, только маленькая Цяоцзе, ее привела кормилица, сопровождаемая целой толпой девочек-служанок.

– Мама велела справиться о вашем здоровье и занять вас разговором, – обратилась Цяоцзе к матушке Цзя. – Она скоро сама к вам придет.

– Милая девочка! – улыбнулась матушка Цзя. – Я встала нынче пораньше, в надежде, что кто-нибудь придет, но пришел только второй дядя Баоюй.

– Барышня, справьтесь о здоровье дяди, – напомнила девочке нянька.

Цяоцзе справилась о здоровье Баоюя.

– А ты как себя чувствуешь, малышка? – в свою очередь осведомился Баоюй.

– Вчера вечером мама сказала, что ей надо с вами поговорить, – произнесла Цяоцзе.

– О чем же это? – удивился Баоюй.

– Мама хочет, чтобы вы проверили мои знания, – ответила девочка. – Несколько лет меня учила Ли Вань, но мама не знает, чему я выучилась. Я ей сказала, что все знаю, а она не верит, говорит, что я целыми днями бездельничаю, играю с подружками. Но выучить иероглифы совсем не трудно. Я свободно читаю «Книгу дочернего благочестия». Мама и в это не верит. Поэтому хочет пригласить вас, чтобы вы проверили, когда у вас будет свободное время.

– Милое дитя, – промолвила матушка Цзя. – Твоя мама не знает грамоты и не может тебя проверить. Пусть это сделает второй дядя Баоюй, только при ней. Вот тогда она поверит.

– Сколько иероглифов ты знаешь? – осведомился Баоюй.

– Более трех тысяч, – отвечала Цяоцзе. – Прочла «Книгу дочернего благочестия», а полмесяца назад принялась за «Жизнеописание выдающихся женщин».

– И все тебе там понятно? – поинтересовался Баоюй. – Если нет, я могу объяснить.

– Конечно, – заметила матушка Цзя. – Ведь ты ей дядя, и это твой долг.

– О любимой супруге Вэнь-вана ты, конечно, все знаешь, – начал Баоюй. – А известно ли тебе, что Цзян-хоу[35]35
  Цзян-хоу – жена чжоуского князя Сюань-вана (830– 780 гг. до н.э.), славилась мудростью и добродетелями; в знак протеста против пиров и развлечений, которыми увлекался ее муж, Цзян-хоу распустила волосы и при помощи своей матери пыталась воздействовать на князя. Настойчивость ее облагоразумила мужа, он отказался от забав и занялся государственной деятельностью.


[Закрыть], которая распустила волосы и, невзирая на грозящую ей казнь, пыталась образумить своего мужа, а также У Янь[36]36
  У Янь – жена цинского князя Сюань-вана. Была безобразна и до сорока лет не выходила замуж. Сама явилась к Сюань-вану, и тот, пораженный умом У Янь, взял ее в жены. Она помогла Сюань-вану навести порядок во владениях и укрепить княжество.


[Закрыть], установившая порядок в государстве, – были самыми знаменитыми среди всех княгинь?!

– Да, конечно! – ответила Цяоцзе.

– Если говорить о женщинах, прославившихся своими талантами, то прежде всего следует упомянуть о Цао Дагу[37]37
  Цао Дагу (она же – Бань Чжао, I – II вв.) – жена просвещенного господина Цао Шишу, сестра знаменитого историка Бань Гу, автора книги «История династии Ранняя Хань». Отличалась ученостью и разнообразными талантами.


[Закрыть], Бань Цзеюй[38]38
  Бань Цзеюй – знаменитая поэтесса, бывшая фавориткой ханьского императора Чэн-ди (32—8 гг. до н.э.).


[Закрыть], Цай Вэньцзи[39]39
  Цай Вэньцзи – поэтесса (III в.), которая в молодости была отдана в наложницы в страну гуннов. После того как до полководца Цао Цао дошли песни, сочиненные ею в неволе, она была выкуплена из плена.


[Закрыть] и Се Даоюнь[40]40
  Се Даоюнь – поэтесса (IV в.). Она впервые ввела в поэзию образ, в котором падающий снег сравнивается с летящими ивовыми пушинками.


[Закрыть].

– А каких женщин можно считать мудрыми и добродетельными? – спросила Цяоцзе.

– Например, Мэн Гуан. Она одевалась в холщовую юбку, а волосы закалывала шпильками из терновника. Или же мать Бао Сюаня[41]41
  Бао Сюань – известный ученый и государственный деятель (I в. до н.э. – I в. н.э.).


[Закрыть], которая носила воду в простом глиняном кувшине, также мать Тао Каня[42]42
  Тао Кань – ученый (IV в.), прославившийся добродетелями и сыновьим послушанием.


[Закрыть], отрезавшую волосы, чтобы удержать гостя. Этих женщин даже нищета не сломила, как же не назвать их мудрыми и добродетельными?

Цяоцзе радостно закивала головой.

– Но были и другие женщины, которым приходилось терпеть много страданий, – рассказывал Баоюй. – Это прежде всего Лэ Чан[43]43
  Лэ Чан – жена придворного сановника Сюй Дэяня. Когда приближалось падение династии Чэнь (VI в.), Лэ Чан, понимая, что ей придется разлучиться с мужем, разбила пополам зеркало, одну половину его отдала мужу, другую оставила себе, надеясь, что впоследствии, когда настанут спокойные времена, они, показав половинки когда-то разбитого зеркала, сумеют признать друг друга. Когда династия Чэнь пала, Лэ Чан была продана сановнику Ян Су. Через некоторое время Сюй Дэянь приехал в столицу и случайно увидел на базаре человека, продававшего половину зеркала. Это помогло ему узнать, где находится Лэ Чан. Он сочинил стихи «О разбитом зеркале» и передал их жене. Лэ Чан, испытывавшая в это время страдания в разлуке с мужем, потеряла вкус к пище. Узнав об этом, Ян Су пригласил к себе Сюй Дэяня и возвратил ему жену.


[Закрыть], которая носила при себе половинку разбитого зеркала, Су Хуэй[44]44
  Су Хуэй – поэтесса (III в.), виртуозно владевшая искусством стихосложения.


[Закрыть], сочинявшая стихи, которые можно читать справа налево, слева направо, сверху вниз и снизу вверх, а смысл останется тот же. К ним же можно причислить женщин, глубоко почитавших родителей, например, My Лань[45]45
  My Лань – девушка, вступившая в армию вместо своего отца и отличившаяся храбростью в боях (VII в.).


[Закрыть], и еще Цао Э – когда утонул ее отец, она следом за ним бросилась в реку. Всех и не перечесть.

Цяоцзе сидела молча, задумавшись.

А Баоюй так увлекся, что все говорил, говорил. Рассказал, в частности, о том, как госпожа Цао[46]46
  Госпожа Цао – жена высокопоставленного придворного сановника (III в.). После смерти мужа родственники пытались выдать ее замуж вторично. Но госпожа Цао изуродовала себе лицо, чтобы никто не захотел на ней жениться.


[Закрыть] поклялась хранить верность погибшему мужу и отрезала себе нос. Цяоцзе слушала с трепетом и прониклась глубоким уважением к этой мужественной женщине.

Чтобы не напугать девочку этими страшными историями, Баоюй заговорил о красавицах:

– Или взять хотя бы Ван Цян, Си Ши, Фань Су, Сяо Мань[47]47
  Фань Су – служанка и наложница танского поэта Бо Цзюйи (772—846), прославившаяся как певица. Сяо Мань – знаменитая танцовщица, наложница Бо Цзюйи.


[Закрыть], Цзян Сян, Вэньцзюнь, Хун Фу, ведь все они…

Заметив, что Цзяоцзе притихла и сидит задумавшись, матушка Цзя остановила Баоюя:

– Хватит, замолчи! Ты и так наговорил лишнего. Разве она все запомнит?

– Кое-что из того, что рассказывает второй дядя, я читала, – произнесла Цяоцзе, – но не все. А теперь, после объяснений, мне стало намного понятней даже то, что уже прочитано.

– Разумеется, иероглифы, которыми написаны эти сочинения, ты знаешь, – сказал Баоюй, – и проверять тебя незачем!

– Мама говорит, что наша Сяохун была когда-то вашей служанкой, – сказала вдруг Цяоцзе. – Мама взяла ее от вас, а новую служанку вам так и не дали. Теперь мама хочет послать вам какую-то Лю Уэр, но не знает, угодит ли она вам.

– Так мама сказала? – обрадовался Баоюй. – Что же, пусть присылает. Зачем же меня спрашивать? – И, обращаясь к матушке Цзя, он промолвил: – Смотрю я на Цяоцзе и думаю, что она и умнее и грамотнее матери.

– Грамота – это, конечно, хорошо, – улыбнулась матушка Цзя, – но лучше бы ей заняться рукоделием и прочей женской работой.

– Этому меня учит няня Лю, – поспешила объяснить Цяоцзе. – Вышиваю я не очень хорошо, все эти кресты и цветы, но кое-чему научилась.

– При нынешнем положении дел рукоделие нам вряд ли пригодится, но научиться не мешает, на случай, если наступят тяжелые времена.

Цяоцзе поддакнула и хотела попросить Баоюя продолжить толкование «Книги дочернего благочестия», но заметила, что Баоюй задумался, и не стала его тревожить.

О чем же думал Баоюй? Он был огорчен, что до сих пор Уэр не появлялась во дворе Наслаждения пурпуром. Но дело в том, что девочка долго болела, а потом госпожа Ван, после того как прогнала Цинвэнь, приказала не посылать к Баоюю похожих на нее служанок. Баоюй вспомнил, как встретился с Уэр и ее матерью в доме У Гуя, куда они принесли вещи Цинвэнь. Уэр тогда показалась ему необыкновенно привлекательной. И сейчас, узнав, что Фэнцзе собирается прислать ему эту девочку, он очень обрадовался.

Матушка Цзя между тем никак не могла дождаться своих гостей и послала за ними девочку-служанку. Девочка возвратилась, а следом за ней появились Ли Вань с младшей сестрой, Таньчунь, Сичунь, Сянъюнь и Дайюй. Девушки справились о здоровье матушки Цзя, а затем поздоровались с остальными.

Тетушка Сюэ так и не пришла, и матушка Цзя, потеряв терпение, послала за нею еще раз.

Наконец тетушка явилась. Ее сопровождала Баоцинь.

Баочай и Син Сюянь не пришли.

– А где сестра Баочай? – спросила Дайюй.

Тетушка Сюэ солгала, что дочь нездорова. Син Сюянь не пришла, потому что не знала, что здесь тетушка Сюэ, ее будущая свекровь.

Баоюй было опечалился, но скоро успокоился – ведь рядом была Дайюй.

Вскоре пришли госпожи Син и Ван.

Фэнцзе, узнав, что старшие женщины все уже в сборе, прислала Пинъэр с извинением.

– Моя госпожа уже собралась было к вам, – сказала Пинъэр, – но вдруг почувствовала себя плохо, поэтому придет немного позднее.

– Если она нездорова, пусть отдыхает, – промолвила матушка Цзя. – Кстати, пора садиться за стол!

Девочки-служанки убрали жаровню, поставили два столика, все сели и принялись есть. А после еды расположились вокруг жаровни и стали болтать. Но об этом мы рассказывать не будем.

Вы спросите, почему не пришла Фэнцзе?

А вот почему. Во-первых, ей было неловко опаздывать, а кроме того, ее задержала жена Ванъэра, которая сообщила:

– Барышня Инчунь прислала служанку справиться о вашем здоровье; служанка говорит, что пришла к вам, а к старшим госпожам не пойдет.

Теряясь в догадках, Фэнцзе велела позвать служанку Инчунь и спросила:

– Как живется твоей барышне в новой семье? Хорошо?

– Какое там хорошо! – воскликнула служанка. – Но меня не барышня к вам послала, я пришла передать просьбу матери Сыци.

– Ведь Сыци больше здесь не живет. О чем же может просить меня ее мать? – удивилась Фэнцзе.

– Сыци, когда ушла от вас, все время плакала, – стала рассказывать женщина. – И вдруг в один прекрасный день приезжает ее двоюродный брат. Мать Сыци, увидев его, рассердилась, стала ругать за то, что сгубил ее дочь, даже хотела поколотить. А парень стоит, слова сказать не смеет. Услышала это Сыци, вышла и говорит: «Меня прогнали из-за него! А он, бессовестный, сбежал! Но сейчас лучше задушите меня, а его не бейте!» – «Бесстыжая девчонка, – обрушилась на нее мать. – Что ты затеяла?» Сыци ответила: «Каждая девушка должна выйти замуж. Пусть я грех совершила, но замуж пойду только за него! Обидно, конечно, что он такой трус, ведь если провинился, сам и отвечай! Зачем же убегать? Но не явись он, я бы век в девушках сидела! Просватаете за другого – покончу с собой! Спросите, зачем он приехал. Если за мной, я с ним уйду, и считайте, что я для вас умерла. Куда угодно пойду, если даже придется жить подаянием!» Мать Сыци рассердилась, заплакала: «Да как ты смеешь?! Ведь ты моя дочь! Не захочу – не отдам тебя ему, что ты сделаешь?» Однако Сыци оказалась упрямой. Услышав слова матери, она стукнулась головой о стену, хлынула кровь, и девушка скончалась. Мать, обезумев, стала требовать, чтобы молодой человек возместил ей потерю дочери, а тот ответил: «Матушка, не волнуйтесь. За то время, что меня здесь не было, я успел разбогатеть. И приехал сюда ради вашей дочери, с самыми искренними намерениями. Не верите – поглядите!» С этими словами он вытащил из-за пазухи коробочку с головными украшениями из золота и жемчуга. Это были подарки к свадьбе. Увидев их, мать сразу смягчилась и спросила: «Что же ты сразу не сказал?» – «Чтобы испытать Сыци. Ведь многие девушки ветрены и легкомысленны, – зарятся только на богатство, – ответил племянник. – Но теперь я понял, что такую, как Сыци, трудно найти! Все свои драгоценности я отдаю вам и распоряжусь насчет похорон». Мать Сыци, вдруг разбогатев, забыла о дочери и предоставила племяннику делать все, что ему вздумается. А племянник велел принести два гроба! Увидав это, мать Сыци перепугалась: «Зачем тебе два гроба?» Племянник с улыбкой ответил: «Два человека в один гроб не улягутся». Он говорил спокойно, и мать Сыци решила, что это он с горя ополоумел. А молодой человек, положив Сыци в гроб, перерезал себе ножом горло! Тут мать Сыци раскаялась, что так жестоко обошлась с дочерью, и заплакала в голос. Соседи обо всем пронюхали и хотят донести властям. Вот мать Сыци и послала меня к вам просить защиты, госпожа. А благодарить придет сама.

– И почему так бывает, что сумасбродным девчонкам попадаются такие безумцы! – выслушав ее, воскликнула Фэнцзе. – Теперь понятно, почему Сыци ничуть не смутилась, когда у нее обнаружили вещь, при одном взгляде на которую можно было сквозь землю от стыда провалиться! Кто бы мог подумать, что у нее такая страстная натура? Говоря откровенно, мне некогда заниматься этим делом, но своим рассказом ты разжалобила меня. Скажи матери Сыци, что я поговорю со вторым господином, а затем велю Баньэру все уладить.

Отослав женщину, Фэнцзе отправилась к матушке Цзя. Но об этом мы рассказывать не будем.

Как-то раз Цзя Чжэн играл в облавные шашки с Чжань Гуаном. Количество окруженных шашек было у обоих почти одинаково, и борьба шла из-за одного угла.

Вдруг вошел мальчик-слуга, дежуривший у вторых ворот, и доложил:

– Вас желает видеть старший господин Фэн Цзыин.

– Проси, – отвечал Цзя Чжэн.

Мальчик вышел, а Цзя Чжэн поднялся навстречу гостю. Фэн Цзыин вошел в кабинет и, поглядев на доску, сказал:

– Играйте, играйте! А я посмотрю!

– На мою игру не стоит смотреть! – заметил Чжань Гуан.

– Не скромничайте, – ответил Фэн Цзыин.

– У вас какое-нибудь дело ко мне? – осведомился Цзя Чжэн.

– Ничего особенного, – сказал Фэн Цзыин. – Продолжайте играть, а я у вас поучусь.

– Господин Фэн Цзыин наш друг, и если у него нет ко мне дела, давай закончим партию, а потом побеседуем с ним, – сказал Цзя Чжэн, обращаясь к Чжань Гуану. – Пусть господин Фэн Цзыин посмотрит, как мы играем!

– Вы на деньги играете? – спросил Фэн Цзыин.

– Да, – отвечал Чжань Гуан.

– Значит, подсказывать ходы нельзя, – заметил Фэн Цзыин.

– Подсказывайте, если хотите, – разрешил Цзя Чжэн. – Все равно он проиграл десять с лишним лянов серебра и ему не отыграться! Угощение за ним!

– Не возражаю! – воскликнул Чжань Гуан.

– А что, почтенный друг, вы играете наравне с господином Чжань Гуаном? – спросил Фэн Цзыин.

– Сначала играли наравне, и он проиграл, – отвечал шутливым тоном Цзя Чжэн, – я уступил ему две шашки, и он опять проиграл. При этом он еще несколько раз брал ходы обратно и сердился, если я не хотел отдавать.

– Ничего подобного не было, – возразил Чжань Гуан.

– Посмотрите и сами убедитесь, – сказал Цзя Чжэн гостю.

Продолжая шутить, они закончили партию. При подсчете очков оказалось, что окруженных шашек у Чжань Гуана было на семь больше, чем у Цзя Чжэна.

– Исход партии решила борьба за последний угол, – сказал Фэн Цзыин.

– Простите, я заигрался, – извинился Цзя Чжэн, – давайте поговорим!

– Мы очень давно не виделись, и я просто пришел навестить вас, – начал Фэн Цзыин. – Кроме того, хотел рассказать, что правитель провинции Гуанси прибыл на аудиенцию к государю и привез с собой четыре прелюбопытных заморских вещи, они могли бы служить отличными подарками. Это, прежде всего, – ширма из двадцати четырех створок, вырезанная из красного дерева; в каждой створке пластины из каменной селитры, а на них выгравированы реки, горы, люди и животные, башни и пагоды, цветы и птицы. На одной из створок изображено чуть ли не шестьдесят девушек в придворных одеяниях, и называется эта картина «Весенний рассвет в Ханьском дворце». Брови, губы, глаза и носы, а также складки одежды вырезаны удивительно тонко и аккуратно. Фон картины и композиция поистине прекрасны. Думаю, этой ширме место в главном зале вашего сада Роскошных зрелищ. Есть еще часы высотою в три чи, с музыкальным боем. Сделаны они в виде мальчика, держащего в руках циферблат и указывающего на стрелки. Вещи эти я не принес – они громоздкие и тяжелые. Те, что полегче, при мне, они особенно интересные.

Он достал небольшую парчовую коробку, завернутую в несколько слоев белого шелка, развернул и вытащил из нее стеклянную коробочку, отделанную внутри золотом. В коробочке, оклеенной темно-красным крепом, лежала ослепительно сверкающая жемчужина величиной с орех.

– Говорят, что это «жемчужина-мать», – пояснил Фэн Цзыин и попросил: – Дайте, пожалуйста, блюдо!

Чжань Гуан подал лаковый чайный поднос и спросил:

– Годится?

– Вполне, – ответил Фэн Цзыин и вытащил из-за пазухи белый шелковый сверток, высыпал из него на поднос несколько маленьких жемчужинок, положил туда «жемчужину-мать» и поставил поднос на столик. Жемчужинки покатились по подносу и окружили большую жемчужину. Фэн Цзыин взял с подноса большую жемчужину, на ней, словно приклеенные, висели маленькие.

– Поразительно! – воскликнул Чжань Гуан.

– Такое бывает, – заметил Цзя Чжэн, – большую жемчужину потому и называют матерью, что маленькие к ней липнут.

– Дай шкатулку! – приказал Фэн Цзыин пришедшему с ним мальчику-слуге.

Мальчик протянул ему узорчатую шкатулку из грушевого дерева, которую Фэн Цзыин не замедлил открыть. Шкатулка была оклеена полосатой парчой, и лежала в ней стопочка тончайшего шелка цвета индиго.

– Что это? – невольно вырвалось у Чжань Гуана.

– Полог из шелка цзяосяо, – ответил Фэн Цзыин.

Стопочка шелка оказалась не более пяти цуней в длину, а в толщину не достигала и половины цуня.

Фэн Цзыин принялся слой за слоем раскладывать стопку, но когда дошел до десятого, места на столе не осталось.

– Видите, а здесь еще два слоя, – сказал Фэн Цзыин. – Чтобы полностью развернуть полог, надо пойти в высокую комнату, иначе не хватит места. Шелк, из которого соткан полог, выделывают драконы «цзяо». В зной этот полог можно поставить в зале или комнате; он защищает от комаров и от мух, кроме того, под ним светло и прохладно.

– Не разворачивайте до конца, – попросил Цзя Чжэн, – потом трудно будет сложить!

Фэн Цзыин и Чжань Гуан сложили и убрали полог.

– За все четыре вещи просят всего двадцать тысяч лянов серебра. Это не так уж дорого. За «жемчужину-мать» – десять тысяч, за полог – пять.

– Разве я в состоянии покупать подобные вещи?! – вскричал Цзя Чжэн. – Да и зачем они мне?

– Неужели во дворце для них не найдется места? – покачал головой Фэн Цзыин. – Вы же в родстве с государем!

– Вещи, разумеется, подходящие, – согласился Цзя Чжэн, – но где взять деньги? Ладно, велю показать старой госпоже.

– Вот это правильно, – согласился Фэн Цзыин.

Цзя Чжэн велел слуге сказать Цзя Ляню, чтобы он отнес вещи к матушке Цзя, и их могли посмотреть госпожи Ван и Син, а также Фэнцзе.

Цзя Лянь отнес на просмотр полог и жемчужину и добавил:

– Есть еще часы с музыкальным боем и ширма, за все просят двадцать тысяч лянов.

– Вещи, разумеется, хорошие, но где взять столько денег? – промолвила Фэнцзе. – Только правители провинций могут подносить государю такие подарки. Уже который год я думаю о том, что нам следовало бы приобрести недвижимое имущество, например земли, доходы с которых шли бы на жертвоприношения предкам, и просто поместья. По крайней мере, нашим потомкам не будет грозить разорение. Эти же вещи покупать, пожалуй, не стоит. Не знаю, что скажут на это бабушка, господа и госпожи. Может быть, господину Цзя Чжэну они очень понравились, пусть тогда покупает!

– Девочка рассуждает правильно, – заметила матушка Цзя.

– В таком случае их надо вернуть, – сказал Цзя Лянь. – Ведь господин Цзя Чжэн хотел их преподнести государю и потому велел показать вам. А о том, чтобы мы их приобрели, и речи не было. Бабушка еще рта не раскрыла, а ты целую речь произнесла! В тоску можешь вогнать!

Он отнес вещи обратно.

– Старая госпожа не желает их покупать, – сказал он Цзя Чжэну, а потом обратился к Фэн Цзыину: – Вещи хороши, что и говорить, вот только денег у нас таких нет! Я постараюсь найти покупателя и дам вам знать.

Поболтав еще немного о всяких пустяках, Фэн Цзыин стал прощаться.

– Оставайтесь с нами ужинать, – пригласил Цзя Чжэн.

– Спасибо, – ответил тот. – Извините за беспокойство!

– Ну что вы! – воскликнул Цзя Чжэн.

В это время появился мальчик-слуга и доложил:

– Пожаловал старший господин!

В тот же момент на пороге появился Цзя Шэ. После обмена приветствиями все сели за стол, выпили по нескольку кубков и завели разговор о заморских вещах.

– Их трудно сбывать, – вздохнул Цзыин. – Мало кто в состоянии купить. Только люди с вашим положением, а так дело безнадежное.

– Да и подобные нам не всегда могут себе это позволить.

– Наше богатство – одна видимость, – поддакнул Цзя Шэ. – Не то что прежде.

– А как поживает старший господин Цзя Чжэнь? – осведомился Фэн Цзыин. – Я встретился с ним недавно, поговорили о домашних делах, он жаловался на вторую жену сына, сетовал, что она хуже покойной госпожи Цинь. Из какой она семьи, я так и не спросил.

– Из местной знати, – отвечал Цзя Чжэн, – она дочь господина Ху, бывшего правителя столичного округа.

– Господина Ху я прекрасно знаю, – промолвил Фэн Цзыин, – но детей в его семье воспитывают не так, как следовало бы. Впрочем, не беда – главное, чтобы сама девушка была хороша.

– Говорят, в государственном совете шел разговор о повышении Цзя Юйцуня, – произнес Цзя Лянь.

– Было бы неплохо, – ответил Цзя Чжэн. – Не знаю только, состоится ли это.

– Полагаю, все будет в порядке, – сказал Цзя Лянь.

– В ведомстве чинов, где я нынче был, тоже говорят об этом, – промолвил Фэн Цзыин. – А что, господин Цзя Юйцунь приходится вам родственником?

– Да, – подтвердил Цзя Чжэн.

– Каким же образом он сделал карьеру? – спросил Фэн Цзыин.

– Это длинная история, – ответил Цзя Чжэн. – Цзя Юйцунь родился в округе Хучжоу, в Чжэцзяне, затем переселился в Сучжоу. Некий Чжэнь Шиинь, его друг, помог ему выдержать экзамен на ученую степень цзиньши, и Цзя Юйцунь получил назначение на должность начальника уезда, взял в наложницы служанку из семьи Чжэнь, а затем сделал ее законной женой. Что же до Чжэнь Шииня, то он разорился и бесследно исчез. Тем временем Цзя Юйцуня сняли с должности. Мы тогда еще не были с ним знакомы. Линь Жухай, муж моей сестры, сборщик соляного налога в Янчжоу, пригласил Юйцуня учителем к своей дочери Дайюй, то есть к моей племяннице. Но потом у Цзя Юйцуня появилась возможность восстановиться в должностях, и он решил ехать в столицу. В это же время моя племянница собралась к нам, и Линь Жухай попросил его присматривать за девочкой в пути. Кроме того, у Цзя Юйцуня было рекомендательное письмо ко мне с просьбой о покровительстве. Он мне понравился, и мы часто встречались. Как выяснилось, он был в курсе всех дел во дворцах Жунго и Нинго со времен Дайшаня и Дайхуа[48]48
  …со времен Дайшаня и Дайхуа. – То есть со времен пращуров рода Цзя.


[Закрыть]. Это и сблизило нас. – Цзя Чжэн засмеялся, а затем продолжал: – Но в последние годы я убедился, что Цзя Юйцунь – большой проныра: с должности начальника области он сумел пролезть в цензоры, а еще через несколько лет стал шиланом[49]49
  Шилан – должность чиновника при императорском дворе.


[Закрыть] в ведомстве чинов! Мало того – вскоре его назначили на должность начальника военного ведомства! Потом он совершил какой-то неблаговидный поступок, его понизили в звании на три ступени, но сейчас собираются снова повысить.

– Трудно предвидеть взлеты и падения, повышения и понижения по службе, – заметил Фэн Цзыин.

– Все дела в Поднебесной подвластны единому закону, – сказал Цзя Чжэн. – Взять хотя бы эти жемчужины. Большая подобна счастливому человеку, – ведь от нее зависят все остальные! Если бы большой жемчужины вдруг не стало, куда делись бы маленькие? Так и у людей – если умирает глава семьи, дети, родственники и друзья разбредаются в разные стороны. Не успеешь оглянуться, как расцвет сменяется упадком. Все происходит так быстро, как исчезают весной облака, как опадают осенью листья. Вот и подумайте, имеет ли смысл становиться чиновником! Я не имею в виду Цзя Юйцуня. Приведу для примера семью Чжэнь. Прежде они не уступали нам ни в положении, ни в заслугах, и титулы имели, и звания. С этой семьей мы всегда были дружны. Несколько лет назад они приезжали в столицу и присылали к нам людей справиться о здоровье. И вдруг мы узнаем, что они потеряли имущество, разорились, и после этого ничего больше не слышим. До сих пор нет о них никаких вестей, и я очень тревожусь.

– Кстати, – спросил вдруг Цзя Шэ, – о какой жемчужине идет речь?

Цзя Чжэн и Фэн Цзыин все ему рассказали.

– С нашей семьей ничего подобного не случится, – заявил Цзя Шэ.

– Пожалуй, вы правы, – заметил Фэн Цзыин. – Ведь о вас заботится сама гуйфэй, кроме того, у вас много родственников, да и в семье вашей ни старые, ни молодые не занимаются обманом и вымогательством.

– Что верно, то верно, – согласился Цзя Чжэн, – но талантливых и добродетельных в нашей семье тоже нет. Как можно жить только за счет аренды и налогов?

– Не будем об этом говорить! – сказал Цзя Шэ. – Давайте лучше выпьем!

Все выпили и закусили, когда к Фэн Цзыину подошел слуга и шепнул что-то на ухо. Фэн Цзыин поднялся и стал прощаться.

– Что ты ему сказал? – спросил Цзя Шэ у слуги.

– На улице снег идет, и к тому же стемнело. Уже ударили в доску[50]50
  Уже ударили в доску… – Ударами в доску возвещалось начало «ночных страж» – то есть семь часов вечера.


[Закрыть], – отвечал слуга.

Цзя Чжэн велел слугам посмотреть, что делается снаружи. Во дворе слоем больше цуня лежал снег.

– Вы взяли вещи, которые только что мне показывали? – спросил Цзя Чжэн.

– Взял, – ответил Фэн Цзыин. – Если захотите купить их, цену можно будет сбавить.

– Я учту, – ответил Цзя Чжэн.

– Буду ждать от вас вестей, – сказал Фэн Цзыин. – На улице холодно, так что не провожайте меня!

Однако Цзя Шэ и Цзя Чжэн велели Цзя Ляню проводить гостя.

Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.