Текст книги "Генерал Кутепов"

Автор книги: Святослав Рыбас

Два года назад, когда в Лондоне и Пекине были совершены налеты на советские учреждения и СССР стоял в шаге от войны, Кутепов ответил на очень важный для себя и всей белой эмиграции вопрос: надо ли поддерживать создание на Дальнем Востоке буферного государства?

"Надо высказаться ясно и определенно, что образование буферного государства для национальной России было бы колоссальным ударом… Пусть лучше везде в этих местах стоит красная армия, чем какой-нибудь буфер под протекторатом Японии, ведь теперешняя красная армия будет потом русской национальной".

На сей раз Красная Армия дала сильный отпор китайцам, и, к гордости всей белой эмиграции, КВЖД снова стала советской. Гордились этим и РОВС, и ОГПУ, и Кутепов, и его будущие убийцы.

Но жить Кутепову оставалось считанные месяцы.

В начале января 1930 года из Москвы в Берлин прибыли бывшие полковники Попов и де Роберти. Они пригласили приехать в германскую столицу для неотложных переговоров Кутепова. Де Роберти в бытность генерала военным губернатором Черноморской губернии был при нем начальником штаба и после отъезда Александра Павловича на фронт совершил несколько злоупотреблений. Кутепов об этом помнил. Однако его положение, по-видимому, толкало его, несмотря на страшный удар, нанесенный ему "Трестом", идти на общение с прибывшими из России людьми. Поэтому дела де Роберти с присвоением денег за реквизированных для нужд армии и проданный спекулянтам табак и со взятками за разрешения на вывоз пшеницы в Грузию казались Кутепову малозначащими. С той поры миновало столько времени, что не стоило придавать прошлому решающего значения. Гости представляли антисоветскую организацию: Внутренняя Российская Национальная Организация.

Семнадцатого января Кутепов встретился с Поповым и де Роберти у них в гостинице. Они подробно расспрашивали его о денежных делах РОВСа, пытались выяснить, много ли получено средств. Деньги у Кутепова были, но он не собирался раскрывать свои тайны. Да, действительно ходят слухи о получении им свыше 10 миллионов франков из сумм, депонированных правительством Колчака в Японии. Но слухи бывают разные, не надо принимать их всерьез.

Попов и де Роберти торопили поскорее отправлять боевиков в Россию для подготовки восстания этой же весной и предлагали создать в Париже объединение, во главе которого должны встать рекомендованные ими лица.

Вот так просто и по-домашнему шла беседа трех русских.

На следующий день она продолжилась в ресторане на Доротеенштрассе. Там де Роберти, воспользовавшись кратким отсутствием напарника, предупредил Кутепова, что ВРНО – это ловушка чекистов. И еще: на Кутепова готовится покушение, оно состоится не раньше чем через два месяца.

Де Роберти оставлял впечатление запутавшегося человека, просил, помочь ему перебраться с семьей за границу, обещал содействовать в разоблачениях чекистских операций.

Можно ли было ему верить? Не стремился ли полковник усыпить бдительность генерала?

В бумагах Бурцева есть несколько страничек признаний агента ОГПУ, капитана белой армии Александра Николаевича Петрова. О своей службе в войсках Деникина и Врангеля он пишет так: "Я был очень энергичным офицером, и, кроме пользы, я ей (белой армии. – Авт.) ничего не принес".

Он эвакуировался из Крыма в ноябре 1920 года. Жена с трехмесячным ребенком осталась в Симферополе.

Петров прошел через голод, скитания, лагерь русских в Германии. Работал в каменоломнях, у бауэра, механиком "на карамельной машине".

Он кое-как устроился, но душа болела по оставленной семье. Писал в Россию, искал.

"Однажды в воскресение ко мне явился русский. – Вы будете господин Петров? – Да. – Вы были командиром поезда у генерала Май-Маевского? – Да. Вы вашу жену в России еще не нашли? – Нет. – Так вот приезжайте в Берлин, дав мне адрес. – Вам дадут адрес вашей жены, она вас тоже ищет.

Поговорив о посторонних делах, я его угостил за приятные новости, он уехал, я немедленно прибыл в Берлин по указанному адресу, адреса не помню, около Ноллендорплац, и попал в лапы большевиков. Первым встретился мне генерал Достовалов, начальник штаба генерала Кутепова, мы с ним по белой армии были знакомы.

– Не волнуйтесь, Александр Николаевич, садитесь и выслушайте меня. Россия в опасности, иностранцы хотят поделить ее между собой. Мы с вами были в белой армии, мы работали, т. е. воевали в пользу Англии и Франции. Хорошо они приняли белых теперь за границей? Мы – офицеры Генерального штаба – 70 процентов остались в Советской России, создали красную армию, укрепили ее, выгнали из России англичан и французов. Остатки белых армий за границей будут иностранцами еще раз использованы против России. Я вас знаю как очень способного офицера. Вы должны работать с нами. Вы нам очень нужны".

Петрова завербовали, сыграв на его патриотизме и привязанности к семье. Это был почти безотказный способ вербовки. Он проработал на Лубянку несколько лет, внедрился в белогвардейские организации, но в конце концов во всем признался и уехал с семьей, которую чекисты выпустили, в Бельгийское Конго, подальше от их длинных рук.

Петров ускользнул со всеми своими грехами. В Африке ни о каких ужасных чекистах не слышали.

О генерале Достовалове, который так убедительно вербовал капитана Петрова, есть в архивах ОГПУ немало документов. Один из них, подписанный Меером Трилиссером, заместителем председателя ОГПУ Менжинского, гласит: "Достовалова не трогайте. Он через посредника работает по нашему поручению, связи его нам известны и выгодны".

И таких Петровых и Достоваловых было, надо полагать, достаточно много в распоряжении иностранного отдела ОГПУ. Где пролегала в их душах граница между страхом и служением патриотическому долгу? То один господь Бог ведает.

Поэтому дерзкие высказывания сотрудника советского посольства во Франции Яковича о том, что ему ничего не стоит убрать Кутепова в любой момент, были суровой реальностью.

Если зажечь летней ночью лампу у открытого окна, то на яркий свет налетит столько мошкары и мотыльков, что их число, пожалуй, можно сравнить с числом агентов Москвы, работавших в белогвардейских кругах.

Когда в 1937 году был похищен преемник Кутепова на посту председателя РОВСа генерал Евгений Карлович Миллер, было сразу выяснено благодаря предусмотрительности самого Миллера, оставившего записку, что непосредственным участником похищения является генерал Скоблин, доблестный первопоходник, командир Корниловского полка.

Скоблин был женат на певице Плевицкой. Плевицкую финансировал Марк Эйтингтон, брат которого в свою очередь торговал в Берлине и Лондоне советской пушниной.

О вербовке Скоблина бывшим его однополчанином, чекистом Петром Ковальским известно из современных публикаций, что она произошла уже после похищения Кутепова. Однако при допросе на судебном процессе Плевицкой бывшего советника советского посольства, ставшего невозвращенцем в 1929 году, Беседовского выяснилось, что деятельность белых организаций освещается изнутри. Главный осведомитель – близкий Кутепову человек. Его фамилию Якович не назвал. Сказал только, что это генерал, женатый на певице.

Есть все основания считать, что Скоблин стал работать на советскую разведку еще при жизни Кутепова. Официальная же вербовка с написанием заявлений произошла позже, когда Скоблин был уже полностью в руках чекистов.

Вербовка тоже происходила по патриотическому направлению с призывом служить русскому народу, а не его врагам. Эти слова, или примерно эти, генерал уже слышал и ранее от своих знакомых евразийцев, которые неспроста дали ему прозвище Твердев.

Современная публикация, несмотря на явное стремление "спрямить линию", свидетельствует: "Кутепова Иностранный отдел ОГПУ не без оснований считал мозгом РОВС, главным генератором идей и бесспорным вождем эмигрантского офицерства. РОВС во многом держался на его энергии, инициативе и личном авторитете… Похищение Кутепова позволяло агенту советской разведки утвердиться в штабе РОВС".

Итак, похищение Кутепова было бесспорным условием плодотворной агентурной работы Скоблина.

Вернувшись из Берлина, Кутепов не забыл предупреждения де Роберти, хотя и отнесся к нему фаталистически спокойно. Наступило Рождество. На крещенский вечер дома у генерала решили гадать. Один из гостей предложил Кутепову задумать, что тот желает. Александр Павлович усмехнулся и сказал, что задумал.

Гость зажег свечу и поднял над огнем сжатый кулак. Потом выбросил из кулака кости на разрисованный китайской тушью лист бумаги. Что он увидел? Гадальщик медленно, словно ему было трудно говорить, произнес:

– Это будет так неожиданно, так быстро, так ужасно…

Наступило молчание. Никто не знал, что загадал Кутепов, но все почувствовали, что в предсказании таится что-то страшное.

Накануне исчезновения Кутепов разговаривал с сослуживцем и предупредил его, что утром пойдет в Галлиполийскую церковь на панихиду по генералу Каульбарсу. Уже уходя, он вдруг бросил странную фразу:

– А по мне, надеюсь, вы не будете служить панихиды.

Он предчувствовал смерть.

К смерти он относился спокойно, даже равнодушно, ценя в жизни не существование физическое, а честь и нравственную силу. Это был один из последних рыцарей, подобных Петру Аркадьевичу Столыпину, глядевшему прямо в лицо опасности и написавшему в завещании: "Похороните меня там, где меня убьют".

Отказавшись от охраны, Кутепов был обречен. Его объяснение, почему он не хочет привлекать бывших офицеров-галлиполийцев, нынешних парижских таксистов, полно скромности и хладнокровия. Ему было не по себе от того, что люди должны были из-за него терять дневной заработок.

В воскресенье двадцать шестого января 1930 года Александр Павлович Кутепов вышел из своей квартиры в доме номер 26 по улице Русселе и направился в Союз галлиполийцев. Было десять часов тридцать минут. До Союза было недалеко, он должен дойти туда минут за двадцать.

На Кутепове было черное пальто. Он шел быстрым шагом, каким привык холить и каким мог пройти десятки километров.

На углу Т-образного перекрестка улиц Русселе и Удино возле госпиталя, который содержали монахи, стояло два автомобиля, один большой желтого цвета, второй – красное такси. Здесь же, вблизи желтого автомобиля, находился молодой полицейский.

Он впервые появился на перекрестке недели три назад и дежурил только утром по воскресеньям.

Кутепов поравнялся с желтым автомобилем, возле которого стояли двое рослых крепких мужчин в желтых пальто. Они окликнули его. Он остановился, оба приблизились к нему, потом схватили за руки и, несмотря на сопротивление, втолкнули в открытые дверцы машины на заднее сидение.

Полицейский спокойно наблюдал за схваткой, держа руки за спиной. Как только Кутепов оказался на сиденье, полицейский оглянулся по сторонам, вскочил на переднее сиденье, и в ту же секунду автомобиль дал ход и свернул на улицу Удино, налево. Тотчас вслед отъехал и красный.

Оказавшись в машине, Кутепов понял, что похищен и что спасти его может только чудо. Его крепко держали. Он стал вырываться, упираясь своими сильными ногами в пол машины и наваливаясь на одного из похитителей. Ему удалось высвободить правую руку. Он стал душить человека слева, сжав ему горло. Сзади его били по спине, по затылку. Он не чувствовал боли. Это был его последний бой за свою жизнь, за то, чтобы умереть с честью. Он уже было одолел человека слева, но в спину ударили ножом. И Кутепов ослабел, застонал. Борьба кончилась. Через минуту Александр Павлович был мертв.

Автомобиль мчался по улицам Парижа к пригороду Леваллуа-Перре. Тело Кутепова лежало между двух похитителей, поддерживавших его с боков. Казалось, генерал спит.

Желтый автомобиль беспрепятственно доехал до Леваллуа-Перре и скрылся в гараже одного из домов. Тело вытащили, обыскали, бесцеремонно переворачивая. Затем полицейский оттащил его в угол и завалил коробками.

Дело было сделано. Кутепов перестал быть кому-либо опасен.

Через несколько дней в гараже была вырыта яма, туда сбросили труп и залили бетоном.

"Приказ по Р. О. В. С.

27 января 1930 г.

26 января ген. Кутепов в 10 1/2 утра вышел из дому и более не возвращался к себе.

Ввиду безвестного отсутствия председателя Р. О. В. С. генерала от инфантерии Кутепова я, как старший заместитель его, вступил в должность председателя Р. О. В. С.

генерал-лейтенант Миллер".

Несколько человек дали показания полиции, они видели различные эпизоды похищения, начиная с самого начала и до кратковременных остановок желтого автомобиля в уличном потоке. Эмиграция была убеждена, что следы ведут в советское полпредство.

Полиция известила все пограничные пункты, порты и аэропорты. Она заявила также, что на углу улиц Удино и Русселе никогда не было полицейского поста.

Парижские газеты возмущались действиями ОГПУ в центре Франции, призывали премьер-министра разорвать отношения с СССР.

Русский Париж кипел, чины РОВСа были готовы разгромить советское полпредство, но их сдерживало начальство.

Двадцать шестого января Францию покинул первый советник полпредства Аренс, осуществлявший связь с французской коммунистической партией, а через два дня – второй секретарь Лев Гельфанд.

Но может быть, Кутепов еще жив? Может быть, еще не поздно было перехватить советские торговые суда, на которых его могли увезти?

В храме святого Александра Невского на рю Дарю после литургии и общего молебна было отслужено архиепископом особое молебствие о здравии и избавлении от бед воина Александра.

Двенадцатого июля 1927 года в Хельсинки в возрасте двадцати семи лет умер белый офицер, выдающийся русский поэт Иван Савин. Его стихи знали наизусть многие молившиеся за спасение Кутепова. И кто-нибудь вспомнил посвященное братьям поэта Михаилу и Павлу стихотворение. Приведем его полностью.

 
Ты кровь их соберешь по капле, мама,
И, зарыдав у Богоматери в ногах,
Расскажешь, как зияла эта яма,
Сынами вырытая в проклятых песках,
Как пулемет на камне ждал угрюмо,
И тот, в бушлате, звонко крикнул: «Что, начнем?»
Как голый мальчик, чтоб уже не думать,
Над ямой стал и горло проколол гвоздем.
Как вырвал пьяный конвоир лопату
Из рук сестры в косынке и сказал: «Ложись»,
Как сын твой старший гладил руки брату,
Как стыла под ногами глинистая слизь.
И плыл рассвет ноябрьский над туманом,
И тополь чуть желтел в невидимом луче,
И старый прапорщик во френче рваном,
С чернильной звездочкой на сломанном плече,
Вдруг начал петь – и эти бредовые
Мольбы бросал свинцовой брызжущей струе:
Всех убиенных помяни, Россия,
Егда приидеши во царствие Твое…
 

Это были мольбы и о Кутепове, и о белом воинстве, и о всех нас, сегодня погружающихся в пучину вместе со своей Родиной.

Кутепова не нашли.

Спустя много лет был распространен слух, что он умер от сердечного приступа на советском судне вблизи российских берегов. Для чего это было сделано? Наверное, для того, чтобы тайна его исчезновения никогда не была разгадана.

Но тайна открылась. Как бы сама собой. Или по воле Господней.

Перед смертью от неизлечимой болезни старый депутат-коммунист Морис. Онель облегчил душу, рассказав французскому историку Жану Элленстайну о том, как его брат участвовал в похищении генерала, будучи тем самым переодетым лжеполицейским, и заколол Кутепова ножом, когда тот оказал бешеное сопротивление.

Поэтому понятен поспешный отъезд Аренса из полпредства, похожий на бегство: отсекались связи с французскими исполнителями.

Двадцать второго мая 1930 года корреспондент "Морнинг Пост" сообщил из Риги о расстреле де Роберти. Там тоже обрубались концы.

Кутепова не стало. РОВС без него стал ниже ростом, отяжелел. Скоблин получил возможность влиять на генерала Миллера, сдерживать борьбу в России.

Плевицкая пела свои знаменитые песни.

"Занесло тебя снегом, Россия, запуржило седою пургой, и холодные ветры степные панихиды поют над тобой".

А Советская Россия продолжала коллективизацию сельского хозяйства, выдавливая из крестьянства кровь и силы для выковывания могучего государственного механизма. Никто тогда не знал, что ее нельзя будет победить извне. И никто не знал, что она вправду обречена, как то предсказывали белогвардейские аналитики. Что победят ее только изнутри.

Впереди было похищение генерала Миллера, разоблачение Скоблина и Плевицкой, бегство в СССР нескольких белоэмигрантов, в том числе и мужа Марины Цветаевой Сергея Эфрона. Еще впереди была блестящая финансовая афера с деньгами РОВСа, проведенная чекистом Владимиром Багговут-Коломийцевым, в результате чего превратились в дым семь миллионов франков.

Много чего было впереди у русских людей!

Девятнадцатый век с его дворянско-крестьянской культурой, с жизнью людей по законам веры и чести завершился. Разрушенный мир собрался заново, но в нем уже оставалось ничтожно мало места для веры и чести. Цену бытия стали определять жадность к материальным благам, технический прогресс и страх человека за свою жизнь. Лишившись веры и чести, человек стал смертным.

С гибелью Александра Павловича Кутепова, последнего рыцаря империи, стало до боли ясно, что у белой эмиграции нет реальных возможностей изменить судьбу Родины. Пресеклась историческая линия, связывавшая настоящее с будущим и прошедшим. Герой кутеповского детства, освободитель славян от турецкого ига генерал Скобелев еще раз умер в Александре Павловиче, чтобы никогда не возродиться в России. Умерли Суворов, Кутузов, Сергий Радонежский…

Реальная Россия, в советской броне, выжигала из своего народа память, не ведая, что через шестьдесят лет, когда надо будет отворить заржавевшие от крови исторические ворота, за ними не будет никакой настоящей опоры, только темный туман и глухие стоны.

(В 1930 году в Риге вышел в переводе на русский язык роман французского автора Клода Фелисье "Тайна похищения генерала Кутепова". Скорость издания была удивительной. Еще удивительнее – версия романа: похищение организовала английская разведка. Понятно, кому была выгодна эта версия.)

Для чего история предоставила нам возможность оглянуться на ее лабораторный эксперимент с либеральными реформами Врангеля и спасительной диктатурой Кутепова? Для чего Столыпин в проведении своей реформы был вынужден повернуть государственный руль к национальным интересам русского народа?

Но тогда, в тридцатые годы, еще многое казалось обнадеживающим. Евразийцы уповали на перерождение большевиков и готовы были на любые жертвы, даже на самопожертвование. Советская мощь представлялась величественной. Начальник управления сухопутных войск рейхсвера генерал Гаммерштейн в декабре 1932 года говорил венгерскому посланнику в Берлине Кания:

"Все же, по моему мнению, Россия неприступна. И ее соседям придется горько. Русская армия и русские рабочие будут фанатично защищать свою родину. Я знаю, насколько велик рост заводов военной промышленности в Перми, но если они только подготовлены к пуску, то и тогда Россия при ее блестящем географическом положении непобедима. Ну какое для России это может иметь значение, если удастся на время захватить даже Москву".

Запись этого разговора советские агенты передали в Москву, где в Кремле Сталин и Ворошилов, должно быть, удовлетворенно улыбнулись, прочитав документ.

Но они не подозревали, что им придется еще взывать к русской православной культуре, повторяя в ужасных условиях войны мысль евразийца Флоровского о том, что "Великая Россия восстановится лишь после того, как начнет созидаться русская православная культура".

А не начнет созидаться? Тогда значит, что Россия уже погибла.

Судьбе было угодно распорядиться так, что сын генерала Павлик Кутепов учился в русском кадетском корпусе в Югославии, а преподавателем закона Божьего там был отец Георгий Флоровский. Мальчик долгое время верил, что его отец жив и находится в России. Он даже говорил товарищам, что маршал Тимошенко – это и есть его отец, генерал Александр Павлович Кутепов. В голове мальчика слились в один образ белогвардейский генерал и советский маршал. (Сообщено А. М. Ермаковым.)

Когда-то Кутепов приводил как пример самоотверженности случай времен покорения Кавказа: в одном из боев путь артиллерийской батарее преградила скальная расщелина, на постройку моста не было времени, и тогда пушки выкатили по плечам и спинам солдат и офицеров. Несколько человек было раздавлено, но бой – выигран.

По Кутепову тоже прошло железное колесо.

И вот этот человек покинул земной строй. Из рассказанной истории уже никого не осталось в этом строю. Все перешли в строй небесный.

Прощайте, маленькие новочеркасские кадеты.

Прощайте, Кутепов.

Апрель 1992 года