Текст книги "Повести и рассказы"
Автор книги: Святослав Сахарнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Сторож опускал сачок в воду и доставал оттуда лягушек.
– Доброе утро, – сказал я. – Как работа?
Сторож кивнул. Оранжевые лягушки шлёпались на асфальт и уползали в траву.
Из травы грянула музыка – приёмник стоял теперь там.
Я присел на борт бассейна.
– Джон Панталеон, – сказал старик и постучал себя пальцем по груди. Меня зовут Джон Панталеон. Я работаю здесь уже семь лет.
– Долго. А из каких вы мест?
– С севера.
Старик улыбнулся.
Ещё одна лягушка сорвалась с сачка, ударилась об асфальт и заковыляла прочь. Я понял: когда проснутся люди и придут купаться – бассейн должен быть чист.
У дороги росло дерево, на нём висел зелёный, похожий на зелёную дыню плод.
– Папайя! – сказал Джон Панталеон. – Осталась всего одна папайя. Её показывают приезжим. Будет большой скандал, если дыню сорвут. Джон не допустит этого!
Кончив ловить лягушек, сторож перенёс приёмник под дынное дерево и, примостившись под ним, задремал. Он сидел, привалясь к тонкому стволу, а из маленькой пластмассовой коробочки у его ног неслись барабанная дробь и выкрики певца.
Приехала машина – она привезла на кухню мешки с мороженым мясом. Джон Панталеон приоткрыл один глаз.
– Будет большой скандал, если дыню сорвут, – повторил он и снова заснул.
СТРАННАЯ МАШИНА
В дверь постучали.
– Начинается посадка!
Около дома стояла машина странного вида. Она была похожа на большую серую коробку, в крыше – люки. Тихо, с перебоями работал мотор. Шофёр полный африканец, – приподняв капот, с недовольным видом слушал, как захлёбывается двигатель.
Рядом стоял Джон Панталеон.
– Ну, как, – спросил я старика, – дыню ещё не украли?
Он засмеялся.
– Нет, бвана, нет. Джона не проведёшь!
Я вспомнил, что ночью кто-то дышал у ограды, и вдруг увидел в канаве, рядом с дорогой, большой, круглый, похожий на отпечаток кастрюли, след.
– Что это?
Джон Панталеон смутился. Он побледнел. Лицо его из чёрного сделалось серым. Он быстро-быстро проговорил:
– Ничего, ничего!
Около машины уже собрались пассажиры.
Садясь в неё, я заметил, что сторож, сойдя в канаву, торопливо заметает след.
"Подозрительно!"
Мы уселись. Толстый шофёр запер нас снаружи (наверное, чтобы мы не вздумали выскакивать и попадать в когти диким зверям), со скрипом включилась передача, машина затряслась, загрохотала люками и двинулась в путь.
СТАДА
Огромная равнина. На ней – стада. Мы катим среди них по мягкой грунтовой дороге. В густой высокой траве разгуливают светло-коричневые антилопы-импала.
Вместе с импала пасутся иссиня-чёрные горбатые гну.
В канавах у дороги лежат голубые буйволы. Завидя нас, они нехотя поднимаются и, уставясь на машину выпуклыми, налитыми кровью глазами, ждут. Огромные, тяжёлые рога оттягивают головы. Буйволы смотрят исподлобья. Дождавшись, когда мы проедем, они снова валятся в грязь.
Тысячи диких животных.
Так вот какой он – заповедник. Заповедник в центре Африки!
СЛОНЫ
У дороги знак: в белом треугольнике чёрный ушастый слон.
– Тембо! – сказал наш шофёр и зевнул. Ему, видно, надоели все дикие звери на свете. Он вёл машину и прислушивался: когда остановится мотор.
"Тембо – это, должно быть, слон!"
Только я так подумал – шофёр затормозил.
Дорогу переходил слон. Он был очень большой, неторопливо ступал по асфальту и помахивал мягкими, как одеяло, ушами.
Поодаль, в густой зелёной траве, справа и слева бродили его товарищи.
Слон сошёл с асфальта, а мы тихо-тихо поползли вперёд.
Слоны обрывали с кустов ветки и щипали траву. Нащиплет, подвернёт хобот – и в рот!
В стаде были малыши. Около одной слонихи вертелся чёрный слонёнок. Он всё норовил залезть маме под брюхо, а та тихонько отталкивала его. Когда мы подъехали совсем близко, слониха помотала хоботом, хрюкнула и пошла прочь. Она шла через густую высокую траву и толкала впереди себя слонёнка.
САВАННА
Машина то неторопливо катит по дороге, таща за собой хвост тяжёлой пыли, то карабкается с бугра на бугор, пересекая саванну, то стоит, спрятанная в кустах. Люки откинуты, мы наблюдаем.
Вот невдалеке, касаясь головой верхушки зонтичной акации, стоит жираф. Он неторопливо обкусывает листья. Рот приоткрыт, виден тонкий вёрткий язык. Жираф трогает языком ветку, делает трубочкой губы, втягивает веточку в рот. Обглодал все ветки, перешёл к другому дереву.
Поодаль парочка – два жирафа прижались друг к другу, шеи перекрестились, получилась буква "X".
Автомобиль заурчал, колёса дёрнули, вверх полетели комья земли. Парочка повернула головы в нашу сторону. Жираф, что стоял под акацией, вышел из тени, сделал шаг, второй. Затрусил прочь.
Бежит жираф, выбрасывает попеременно то правые, то левые ноги. Раскачивается, как мачта корабля, длинная пятнистая шея.
Мы катим следом. А справа и слева уже пришли в движение стада. Как стрекозы, запорхали над травой антилопы-импала: бегут, потряхивая короткими рожками самки, несётся, высоко подняв длинные тонкие рога, самец.
Следом мчится тройка гну. Горбатые лошадки, с уродливыми большими головами, скачут, ударяя себя тонкими, с коровьими кисточками на концах хвостами.
Отбежав, все начинают оглядываться. Автомобиль – здесь дело привычное. И останавливаются гну, шагом направляется к новой акации жираф. Импала сбиваются в кучку и начинают щипать траву. Самец взбирается на бугор и замирает там, гордо подняв маленькую головку с длинными рогами. Он вожак стада, и он – сторож.
Мы ныряем в канаву, выбираемся из неё и по дороге – следом жёлтый шлейф пыли – катим дальше.
Дорогу переходит стая собакоголовых бабуинов. Обезьяны идут походным строем: впереди – огромный самец с львиной гривой, за ним самки с детёнышами. По сторонам – охрана – молодые самцы.
Детёныши постарше едут верхом. Самые маленькие висят на груди у мам.
Шерсть у бабуинов зеленовато-бурого цвета. Сошло стадо с дороги и исчезло, словно растворилось в зелёном, жёлтом, буром разливе трав.
СИМБА
Мы долго искали львов. Наконец наш шофёр, попетляв по мягким пыльным дорогам, решился: перевалил через канаву и повёл машину напрямик степью к группе деревьев, едва видных на горизонте.
"Лендровер" шёл, поскрипывая, раскачиваясь, бросая нас из стороны в сторону.
Деревья поднимались, росли.
Мало-помалу я начал различать под ними какие-то точки. Подъехали ближе – точки превратились в больших бурых кошек.
Львы! Шесть львиц и трое львят лежали в тени. При нашем приближении львицы подняли головы и стали рассматривать машину. Львята, не обращая на нас внимания, играли. Они кусали и норовили опрокинуть один другого.
Машина остановилась шагах в двадцати. Мы стали фотографировать.
Одна из львиц, увидев направленные на неё блестящие трубы, зевнула.
– Ближе! Пожалуйста, ближе! – умоляли мы шофёра.
– Нет!..
Когда мы вернулись в гостиницу, я спросил его:
– Скажите, были случаи: львы нападали на людей?
– Никогда.
– А вы давно работаете?
– Восемь лет. Симба умный, – добавил шофёр, – зачем ему нападать на человека? Человек сильнее.
– Почему же вы не подъехали ближе?
И он рассказал такую историю.
Это было два года назад. В машине, из которой туристы смотрели на львов, сидел корреспондент одной богатой газеты. А шофёр был молодой парень, который только начал работать в заповеднике.
Корреспондент стал уговаривать шофёра подъехать поближе. Уговорил. Потом ещё поближе... Потом ещё.
Один из львов удивлённо понюхал воздух, не уловил в запахе автомобиля ничего нового, встал, сделал несколько шагов и очутился рядом с машиной. Корреспондент захлопнул люк.
В машине стояла мёртвая тишина.
Лев обнюхал замки, тронул лапой дверь и вдруг вскочил на капор. Передние рессоры, охнув, просели.
Пассажиры с ужасом видели через переднее стекло, как перед самым их носом переминаются огромные жёлтые лапы.
Льва заинтересовали люки. Он лизнул один, поскрёб когтями другой. Брезент с хрустом лопнул.
И тогда – изучать так изучать! – лев вспрыгнул на люк. Старая деревянная крыша рухнула. Люди завопили, лев, как оранжевый метеор, метнулся в сторону, автомобильный мотор включился сам собой. Полуразрушенный "лендровер", прыгая по кочкам, понёсся прочь...
– Нет, нет, подъезжать нельзя! – закончил свой рассказ шофёр.
НОЧНОЙ ГОСТЬ
Шли дни.
Как-то утром я увидел на дороге Джона с ведром. Сторож тщательно замывал чьи-то следы.
"Вот так раз! Снова?"
Увидев меня, он смутился.
И я решил подсмотреть: в чём дело?
Лёг пораньше, проснулся чуть забрезжило и вышел из гостиницы.
Около кухни что-то постукивало и позвякивало.
Обогнул угол дома и ахнул: за проволокой около кухни стоял огромный коричневый слон. Он стоял, пригнув голову, и катал хоботом пустые консервные банки.
Напротив слона, по эту сторону ограды, сидел на камне Джон Панталеон и, размахивая руками, что-то говорил слону.
Я подошёл к ним.
Площадка у кухни была вся в СВЕЖИХ слоновьих следах. Значит, недавно слон был по ЭТУ СТОРОНУ ограды!
Увидев меня, Джон вскочил и быстро-быстро заговорил. Он говорил и всё время вскидывал руки вверх, словно призывал небо в свидетели.
– Друг тембо, уходи! Прошу тебя! – повторял он и махал рукой, чтобы слон поторапливался прочь.
ТАК ВОТ В ЧЕМ ДЕЛО...
Мало-помалу я понял всё.
В гостиницу повадился ходить слон. Сперва он просто подходил к ограде и шарил среди кухонных отбросов: доедал очистки бананов, хлеб, капустные листья. Потом однажды, открыв хоботом ворота, проник внутрь. Около кухни, как назло, в ту ночь поставили бочонок с остатками сладкого. И торты, и компот слону очень понравились.
Тембо стал приходить каждую ночь.
Тогда Джон решил поговорить с ним. Он подстерёг слона и целый час втолковывал ему, что дикие звери не должны ходить в гостиницу, где живут люди.
Тембо кивнул головой и на следующий день пришёл снова...
– В гостинице много приезжих. Если они узнают, что по ночам сюда ходит слон, они могут испугаться и уехать! А меня тогда уволят, – сказал сторож и тяжело вздохнул. – Разве мне поверят, что ты добрый?.. Тембо, я не виноват, что ты любишь вкусные вещи... Уже солнце встало, поди прочь! Кыш, кыш!
Мы с Джоном замахали руками. Тембо перестал греметь банками, зевнул и, помахивая из стороны в сторону хоботом, двинулся в лес.
Он уходил, и жёлтые пятна света вспыхивали на его боках.
Джон умоляюще посмотрел на меня.
– Не бойся! – сказал я старику. – Я никому не расскажу про слона... Пусть Тембо приходит сюда. В гостинице встают поздно.
ЕЩЕ О СЛОНАХ
Теперь Джон часто рассказывал мне о слонах. Я приходил, садился на траву, старик ставил рядом свой приёмник и неторопливо, мешая английские слова с непонятными мне гортанными и резкими суахили, начинал рассказывать.
Он совершенно серьёзно утверждал, что всё живое в саванне и в миомбо (редком, или, как говорят охотники, "светлом" лесу) обязано своим существованием тембо.
Тембо протаптывают дороги, и люди начинают пользоваться ими.
В засуху, когда всё живое в мертвой пыльной саванне в ужасе сбивается около последних луж, только слоны сохраняют спокойствие. Они ждут своего часа и, когда этот час настаёт – дно последней лужи превращается в каменную чашу, – отправляются на поиски. Они идут к руслам пересохших рек, и стада антилоп, гиеновые собаки и даже носороги молча следуют за ними.
Первыми спускаются в русло реки старые, опытные слоны. Они вытягивают хоботы и, жадно принюхиваясь, шарят ими по сухому песку. Они втягивают в себя воздух, и все звери, стоя поодаль, терпеливо ждут. Но вот слон вместе с запахом пыли и раскалённой на солнце гальки чувствует ещё что-то прохладное и сладкое. Он дышит всё чаще и, наконец поверив, начинает хоботом вычерпывать песок. Горсть за горстью. Выдувает осыпающуюся в яму пыль, черпает до тех пор, пока песок не становится прохладным, а затем влажным. Добравшись до слоя, где он уже перемешан с водой, слон медленно втягивает в хобот воду и осторожно, порциями отправляет её в рот. Он пьёт, и все звери стоят неподвижно, чтобы не мешать великану.
Гну стоят рядом с гиенами, а собаки и шакалы бок о бок с маленькими импала.
И только тогда, когда каждый слон выроет себе ямку, напьётся и уйдёт, с высокого берега спускаются в пересохшее русло остальные звери. Жадно высасывая из мокрого песка капли воды, пьют носороги, затем собаки и, наконец, антилопы.
А слоны, отойдя в сторону, дремлют в тени потерявших листья деревьев.
Они дремлют, подёргивая толстой кожей и почёсываясь о стволы и друг о друга, потому что в засуху страдают не только от жажды, но и от болезней кожи.
Вот почему, ещё рассказывал Джон, когда слону удаётся найти лужу, он ложится в неё и катается, как собака, а после купания посыпает влажную кожу пылью, чтобы она не высыхала так скоро...
– Джон, значит, слоны копают землю хоботом, а не бивнями?
– Они всё делают хоботом. Хобот очень нужен слону.
Однажды Джон видел, как тембо дерутся. Прежде чем напасть на противника, слон свернул хобот и спрятал его под бивни...
Из разбитого приёмника доносились звуки непонятной речи. Пёстрые, как осколки цветного стекла, бабочки лежали в траве. Мы молчали. Джон Панталеон задумался и, покачивая головой, начал беззвучно шевелить губами. Он продолжал разговор, но говорил уже сам с собой.
СНОВА ПАПАЙЯ
Это был несчастный для Джона день.
Выйдя в полдень из гостиницы, я заметил в кустах за оградой какое-то движение. Кусты шевелились. Вот качнулась ветка, вот двинулось с места и понеслось вприпрыжку чёрное пятно. За ним – второе.
Обезьяны! Зелёные мартышки.
Чёрные пятна были их физиономиями, а самих обезьян на фоне листвы и веток не было видно.
Я стал наблюдать. Обезьяны были чем-то увлечены. Они то и дело подбегали к ограде, просовывали лапы между проволокой. Хотели что-то достать.
Они увидели папайю! Последнюю дыню!
Я не успел сообразить – отгонять мне животных или звать сторожа? – а обезьяны уже решили.
Одна из них взобралась на дерево – ветки его нависали над дорогой – и побежала по суку. Под тяжестью обезьяны он прогнулся. К ней присоединилась вторая. Третья. Сук сгибался всё ниже. Тогда крайняя обезьяна свесилась с ветки и протянула лапу...
Плод сорван! Повизгивая от восторга, мартышка кинулась назад. Но тут на неё набросились подруги. Визг – и новый владелец папайи уже стремительно удирает через кусты.
Послышались испуганные звуки музыки. Размахивая транзистором, ко мне бежал Джон. Он причитал. На покривившихся серых губах застыл ужас.
Сторож – он прозевал свою папайю.
ПОЧЕМУ ПОДНИМАЕТСЯ ВОДА В УКЕРЕВЕ
Мы сидели у кухни на камнях, около груды разноцветных банок.
Джон Панталеон стонал. Он раскачивался и призывал на голову обезьян тысячу бед. Чтоб их съели блохи! Чтоб высохли деревья, с которых они крадут плоды! Чтоб их всех переловил леопард!..
– Так, значит, ты приехал сюда с севера, Джон? – спросил я, чтобы отвлечь мысли старика от пропажи.
– Из Мусома... Проклятые зелёные воры!
Он ещё покачался, постонал и, немного успокоившись, начал рассказывать:
– Наш дом – на берегу озера. Виктория – так называете его вы, приезжие. А мы, люди с севера, говорим: "Мы с Укереве". Укереве – так говорит мой отец. Он старый человек. Я не видел его уже тридцать лет.
– Сколько же лет тебе, Джон?
– Сорок пять.
Я даже присвистнул. Он вовсе не был стариком, этот худой, горбящийся африканец с лицом, изборождённым морщинами.
Мы помолчали.
Птичья тень проползла у моих ног. Медлительный марабу сделал круг над домом и опустился на верхушку акации. Ветки затрещали. Втянув шею, марабу застыл. Лысая голова его блестела, как чайник.
– Его кто-то испугал, – сказал Джон. – Гиппо. Наверное, гиппо зашевелился в озере. Когда гиппо шевелятся в озере, вода выходит из берегов.
Я улыбнулся.
Сторож заметил моё недоверие.
– У нас на Укереве всегда бывает так. Дождя нет, ветра нет, а вода поднимается. Она поднимается и затапливает острова. Против нашего дома есть остров Лукуба. Он скрывается под водой. Это значит: в озеро вошло много гиппо.
– А может быть, просто где-то шли дожди?
– Нет, нет, это делают гиппо.
Марабу грузно слетел с дерева и стал у самых наших ног с грохотом клевать банки.
– Это не бегемот испугал марабу, – сказал я. – Марабу просто захотел есть. А вот и он – твой гиппо!
На дальнем берегу озера в высокой траве передвигалось что-то большое, коричневое и неуклюжее.
"ОСТОРОЖНО – ДИКИЕ ЗВЕРИ!"
Лет сорок назад в Ленинграде показывали кинокартину "Чанг". Это был фильм о слоне.
Рассердившись за что-то на людей, слоны в этой картине разрушают деревню. Под напором серых туш качаются и падают дома, тонкие стены валятся, как игральные карты, летят соломенные крыши.
"Осторожно – дикие звери!" – Говорит в конце фильма белому человеку смуглый охотник, показывая на лес, окружающий деревню...
Мы покидали Микуми.
К гостинице подъехала машина. Совсем новенький блестящий автомобиль. За рулём сидел толстый шофёр и улыбался. Мотор работал тихо-тихо.
– Поздравляю! – сказал я шофёру. – Дали новую? У старой испортился мотор?
– Нет, – ответил шофёр. – Я сказал начальнику, что пассажиров чуть не съел лев. Что он долго бежал за нами, а машина еле ехала. Начальник очень испугался.
Мы покидали Микуми.
Наша машина промчалась между холмов, миновала поросшую редкими деревьями саванну и затормозила около щита с надписью: "Осторожно! Пятьдесят километров – дикие звери!"
Это надо было понимать так: "Водители машин, соблюдайте осторожность – пятьдесят километров шоссе проходит по заповеднику. Не убейте случайно дикое животное!"
Не надо бояться диких зверей, их надо оберегать.
Я обернулся. Позади нас шоссе переходили слоны. Они шли гуськом, бесшумно ступая по асфальту.
Огромные, величественные животные не торопились.
На дороге показался грузовик. Заметив слонов, водитель сбавил скорость, а потом остановился.
Слоны шли по асфальту. Они шли, опустив хоботы, пофыркивая и подталкивая малышей.
Когда последний слон сошёл с дороги, грузовик включил скорость и с урчанием прополз мимо нас.
Дорогу перелетела стая чёрных сорок. Птицы торопились – они догоняли слонов. Настигнув животных, они расселись у них на спинах. Слоны вошли в траву. Чёрные гирлянды птиц качались на слоновьих боках. Сороки то и дело взлетали: они охотились. Тучи насекомых, вспугнутых слонами, поднялись в воздух.
Дальше от дороги – трава выше, слоны утонули в ней. Они исчезли из вида, и только чёрное облачко – стая сорок – отмечало их путь.
И З А Ф Р И К А Н С К И Х Р А С С К А З О В
ВЕЛИКИЙ ИСХОД
Над равниной висел зной. Каждое слабое движение воздуха поднимало жёлтые фонтаны пыли. Они вытягивались по ветру и, медленно оседая, гасли.
Неподвижный розовый воздух лежал над выгоревшей саванной. Он лежал тяжёлой раскалённой плитой. Травы пожухли и полегли. Дно пересохших рек покрылось, как паутиной, трещинами.
Одинокие грифы чёрными кляксами висели в побелевшем от жары небе. Они парили над равниной, высматривая трупы павших животных.
На пыльных коричневых дорогах, которые вытянулись вдоль долины, стояли автомобили с туристами. Осоловевшие от зноя, до пояса раздетые, с зелёными от защитных козырьков лицами, обвешанные фотоаппаратами и кинокамерами, люди ждали.
На востоке медленно поднималось коричневое облако. Послышался неясный, похожий на шум прибоя рокот. Люди в автомашинах зашевелились. Заурчали моторы. Автомобили выкатывались вперёд, занимая места получше.
Показались первые стада антилоп, и скоро по долине уже катился живой вал. Ручейками текли огненно-рыжие импала. Плотными табунами шли иссиня-чёрные гну. Полосатые запылённые зебры маршировали рядами, как кавалерия. Показались массивные нильгау. Остро пахнущий, глухо ревущий живой поток нёсся мимо. Животных было столько, что когда первые уже скрылись, в долину всё продолжали подходить новые.
Люди в автомобилях притихли. Они даже перестали щёлкать аппаратами и стрекотать кинокамерами. Они стояли в раскалённых машинах навытяжку, поражённые этим зрелищем.
Засуха гнала обитателей саванны на запад, к воде, к устьям непересыхающих рек Нгуаби и Мбаланкета.
Прошло несколько часов. Наконец ток животных стал иссякать. Сквозь коричневое облако, висевшее над равниной, пробилось радужное солнце. Окружённое зелёными и оранжевыми кольцами, оно осветило выбитую, перемешанную с соломой и испражнениями землю.
И тогда туристы снова заволновались, зажужжали кинокамеры, все объективы были вновь направлены вниз: в долине показались хищники. Львы, шакалы, гиены брели следом за стадами. Они шли медленно, с трудом неся отвисшие животы.
Первые хищники смешались с больными и отставшими антилопами. Обессиленная, хромая зебра, подломив ноги, рухнула в пыль. Около неё прилегло семейство львов. Звери были сыты и не торопились. Они знали: ещё несколько дней пищи будет у них вдоволь.
БЕГЕМОТОВЫ ЛУЖИ
В заповеднике Микуми бегемоты живут в маленьких озерцах, почти лужах.
Как-то мы решили их объехать. Подъезжали к луже и останавливались около самой воды. В каждой луже сидела семья: папа-бегемот, мама-бегемотиха и детёныш.
При нашем приближении папа-бегемот в первой луже зевнул и отвернулся, а мама-бегемотиха, тронув детёныша ртом, опустила голову под воду и подхватила сына лбом, как лопатой. Теперь он сидел у неё на голове, подвернув ножки и полуприкрыв глаза. Мама медленно поплыла от нас прочь.
В следующем озерце тоже трое. Но здесь сын сидел у мамы не на лбу, а на загривке.
Пассажиры в машине откровенно скучали. "Лендровер" проехал мимо третьей лужи, тут юный бегемотик сидел у мамы на спине.
В машине со мной были три шведа и итальянка. Шведы демонстративно спрятали фотоаппараты, итальянка что-то недовольно пробурчала. И тут я захохотал, я заливался радостным смехом, на меня смотрели как на сумасшедшего. А я понял! Я понял, чем отличались семьи, – маленькие гиппопотамы были все разного возраста. Ну конечно! В первой луже жил самый маленький, он лёгкий, и матери ничего не стоит носить его на голове. Во второй – постарше, этот, чтобы маме было легче, перебрался ей на загривок. И наконец, в последней луже – самый взрослый и тяжёлый, мать позволяет ему сидеть только на спине. Все семьи в мире разные, и жизнь каждой бегемотовой семьи тоже течёт по-своему.
Эх, жаль, нельзя построить на берегу у лужи засидку, посидеть, понаблюдать. Какие ещё загадки скрывают мутные бегемотовы лужи?
СЛОНЫ И БАБУИНЫ
Самое интересное в Микуми – это слоны. Когда попадались покладистые спутники, я просил шофёра:
– Давайте поедем к тембо!
Мы находили стадо, съезжали с дороги и, остановив машину, начинали наблюдать. Скоро слоны переставали обращать на нас внимание, и мы, кто в бинокль, кто через сильный объектив фотоаппарата, смотрели на них.
Незатейливые истории из слоновьей жизни проходили перед нашими глазами...
Маленькое стадо – три слонихи и два слонёнка – прячутся от солнца под баобабом. Листва баобаба даёт мало тени, и слоны всегда стараются стать так, чтобы от солнечных лучей их защищал толстый, похожий на бутылку ствол дерева. Слонихи стоят, положив хоботы друг на дружку и пытаясь дремать; слонята, которых ещё не свалила жара, носятся кругами. Время от времени то одна, то другая слониха даёт сыну тумака и, обхватив хоботом, заталкивает под себя.
Слонята кого-то преследовали. Кого? Наконец я заметил – в траве шныряли серо-зелёные с собачьими мордами павианы-бабуины. Они копались в земле, переворачивали камни, что-то собирали.
Заметив обезьяну, слонёнок подкрадывался к ней и, вытянув шпагой тоненький хоботок, угрожающе хрипя, кидался на неё. Обезьяна с воплем взлетала на дерево и начинала швырять оттуда ветки.
Наконец одной из слоних эта возня и крики надоели. Она повернулась, упёрлась в ствол бивнем. Дерево хрустнуло. Слониха поднажала. Бабуины на дереве притихли. Треск – отвалилась целая доска. Обезьяны в панике взлетели на макушку баобаба.
Отвалив ещё несколько щеп, слониха расковыряла бивнем светлую мякоть и принялась хоботом извлекать её, засовывая кусками в рот и неторопливо жуя. Бабуины, склонив головы, внимательно наблюдали. Насытившись, слониха вернулась к подругам, втиснулась между ними и замерла.
Дерево стояло одиноко посреди саванны, и его хорошо было видно из нашей машины. Время шло. Угомонились слонята, забрались к мамам под животы, улеглись, вытянув короткие ножки и вздрагивая во сне.
На верхушке дерева задремали обезьяны.
Саванну сморил полуденный сон.
О БИВНЯХ
Про слоновий хобот известно всем: это и рука, и водопроводный шланг, и кран, и пылесос, и лопата.
Африканцы рассказали, что и бивни пригодны на многое.
Бивнями мать подталкивает непослушного детёныша. Желая полакомиться сердцевиной баобаба, слон откалывает ими от ствола твёрдые наружные слои. Разъярённый самец пускает бивни в ход как последнее и самое страшное оружие.
Но самое интересное, что именно по бивням легче всего различать животных.
Бивни бывают белые, жёлтые, почти коричневые. Бывают чистые, бывают с отметинами и щербинками. Есть бивни короткие, а есть до двух метров длиной.
Бывают слоны без бивней. Попадаются такие, что потеряли один клык или откололи большую его часть. Есть бивни прямые и есть загнутые. И наконец, два одинаковых по длине и одинакового цвета клыка никогда не растут на один лад. Они идут или вместе, или врозь, или перекрещиваясь. Есть слоны, у которых один бивень смотрит вперёд, а другой вбок или даже вниз...
Африканцы так и говорят: "беззубый", "с расколотым клыком", "тот, что волочит клыки по земле".
Бивни для слона всё равно что масть для коня.
КАКОГО ЦВЕТА СЛОНЫ?
Все ли слоны серы?
Оказалось, не все.
Большинство слонов в заповеднике были коричневые. Я долго не мог понять – почему? – пока не увидел, как после купания слон набирает полный хобот песку и пыли и посыпает себя с головы до ног.
Однажды навстречу нашей машине вышли из-за поворота два красных слона. Они важно прошествовали мимо и скрылись в рощице. Машина проехала метров двести, и мы увидели поляну, посреди которой краснело огромное земляное пятно – старый термитник из красной глины был растоптан, посреди виднелись отпечатки слоновьих ног и торчали рыжие волоски. Вот где ухитрились измазаться красной краской наши тембо!
И ещё: когда слон выкупается, он чёрный, как школьная доска, чёрный и блестящий.
А однажды мне довелось увидеть и зелёного слона. Дело было солнечным полднем, у самой гостиницы, я бродил в тени между деревьями, у ограды, и вдруг столкнулся нос к носу с большим слоном. Он прятался от жары в кустах, при моём приближении пошевелился и этим выдал себя. Он был зелёный, как копна свежего сена. Два столба и три тонкие проволочки разделяли нас. Я смотрел восхищённый: слон стоял среди яркой, залитой солнцем листвы, и та светила на него отражённым светом.
Так какого же слоны цвета?
Разноцветные.
П Т И Ч И Й Ч Е Л О В Е К И З М А Д Р А С А
МАНГУСТА И КОБРЫ
Над низкими грязноватыми домами плавал бензиновый дым. Над этим сиреневым облаком, как вершины ледяных гор, вздымались стеклянные башни небоскрёбов. Пёстрые рекламы кричали о товарах, которые необходимо продать. Вдоль тротуаров рядами сидели нищие.
Бомбей гремел и стучал, визжал автомобильными тормозами, стонал сиренами электропоездов.
По улице нёсся поток автомобилей, текла разноязычная пёстрая толпа.
Спасаясь от бензина и жары, мы зашли в маленький скверик. Здесь была тишина и была тень. Под развесистым, многоствольным баньяном стояла толпа. Люди стояли молча, кольцом и чего-то ждали. В центре сидел, поджав ноги, смуглый человек в серой чалме. В руке он держал длинную дудку с медным наконечником. Перед музыкантом стояли две плоские, плетёные, закрытые круглыми крышками корзины. Рядом смуглый мальчишка держал на поводке зверька величиной с кошку, с острой хищной мордочкой и подвижными жёлтыми глазами – мангусту.
Не отпуская её с поводка, мальчик обошёл толпу. В руке он держал деревянную чашечку. Застучали монеты. Я бросил синюю хрустящую бумажку. Мальчишка радостно заулыбался.
Началось представление. Мужчина резким движением сбросил крышку с одной из корзин. Оттуда взвилась как пружина, закачалась на хвосте большая коричневая змея.
Мужчина направил на неё дудку, змея отпрянула, на шее раздулась плоская, украшенная тёмным иероглифом кожная складка – капюшон. Секунда и очковая змея выскользнула из корзинки. Она очутилась на заранее расстеленном грязном коврике, свернулась ещё для одного броска, но в этот момент мужчина заиграл.
Он свистел, наклоняясь к самой змее. Жёлтый наконечник раскачивался над головой у кобры, и огромная гадина, глядя в упор на сверкающую медь, тоже стала раскачиваться. Кобра поднималась, когда поднималась дудка, и сворачивалась, опускалась, когда дудка шла вниз. Мужчина описал дудкой круг, и змея послушно повторила его движение.
У меня вспотели руки. Что же я делаю? Почему стою неподвижно? Немедленно снимать! Я пробился в первый ряд – люди вежливо уступили место, – поднёс аппарат к глазам, поймал в окошечко видоискателя извивающееся тело змеи и нажал спуск. Снимок... ещё... ещё...
Внезапно факир опустил дудку. Быстрым движением он схватил змею поперёк тела, швырнул её в корзинку и захлопнул крышку.
Теперь вперёд вышел мальчик с мангустой. Мужчина снял крышку со второй корзинки. Оттуда ещё более стремительно вылетела вторая кобра. Извиваясь, она ползла к толпе. Но к ней уже спешил мальчик. Мангуста тянула его, едва не обрывая поводок. Она налетела на кобру, сбила её в пыль, перевернула и мёртвой хваткой вцепилась в горло.
Всё было кончено. Мальчик пошёл по кругу, таща за собой упирающегося зверька. Возбуждённая мангуста скалила зубы и смотрела на нас безумными глазами.
Толпа радостно гудела, в чашечку снова посыпались монеты.
В той же руке, которой мальчишка держал поводок, он нёс змею (голова её была в крови).
Он показывал её всем – убедитесь, как чисто сделано!
Ошеломлённый, я выбрался из толпы.
Тишина лопнула с тихим звоном. Шум большого города снова обрушился на нас.
"КНИГА ДЖУНГЛЕЙ"
Индия приходит в нашу жизнь "Книгой джунглей". На первой её странице – портрет автора. Небольшого роста, сумрачный, с коротко подстриженными усиками офицер английской колониальной армии. Редьярд Киплинг. Он первый рассказал мне о громадной, покрытой непроходимыми лесами стране у экватора. Населил эту страну животными, которые, как люди, умели разговаривать, любить и ненавидеть. Поведал о мальчике, которого вскормили волки.
Маугли...
Машина мчит по равнине, по красноватой земле, нарезанной на одинаковые крошечные дольки. Никаких лесов вокруг – их давно уже нет. Полуголые крестьяне понукают белых быков с тонкими рогами, выкрашенными в красный и голубой цвет. Быки волочат крошечные плуги.
Ослепительное солнце плавит асфальт шоссе. Курится красным дымком борозда под лемехом. Жаром несёт от крыши и дверей автомобиля. Встречный ветер, врываясь в кабину, обжигает лицо.
