Текст книги "Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 4"
Автор книги: Святослав Логинов
Соавторы: Антон Первушин,Евгений Акуленко,Константин Ситников,Валерий Брусков,Полдень, XXI век Журнал,Андрей Собакин,Мария Познякова,Алексей Гребенников,Геннадий Прашкевич,Ольга Артамонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Что же это за совершеннейшие эссенции, зачем они нужны и какое отношение имеют к камню, лежащему в плотно закрытом керамическом сосуде?
Существуют три жидкости, в которых камень может растворяться, не вступая в реакцию и оставаясь самим собой. Это вещественный дух, философское масло и истинная ртуть.
Вещественный дух, прозрачная, летучая и горючая субстанция, был получен ещё александрийскими алхимиками. В Европе первым это вещество получил в XIII веке Раймонд Луллий. Впрочем, не исключено, что Луллий, бывший помимо всего великолепным переводчиком с арабского языка, вообще не занимался практической алхимией, а лишь переводил чужие работы, приписывая их себе. Но зато Луллий дал веществу, полученному при перегонке вина, латинское наименование spiritus vini (дух вина). Арабы называли это вещество «алкоголь», что в переводе означает просто «дух». Так или иначе, спирт стал известен европейцам после опубликования работ Раймонда Луллия. И именно Луллий объявил, что долгожданный и многократно упоминаемый эликсир жизни – это раствор камня в винном спирте.
Мне так и не удалось найти в литературе упоминания, в каком соотношении следует брать камень и растворитель и сколько полученного эликсира можно и нужно употребить. Лекарство это явно относится к числу сильнодействующих, передозировка которых очень опасна. Алхимики же продолжают пользоваться кухонной терминологией, употребляя вместо точных дозировок выражения «достаточное количество», «сколько потребуется» или даже «как покажется приличным». Честно говоря, я бы не рискнул пить лекарство, приготовленное таким образом.
Тем не менее эликсир готовили, пили, и по меньшей мере некоторые при этом оставались живы и даже удлиняли свою жизнь на несколько столетий. Первые испытания эликсира алхимик проводил, разумеется, не на себе самом. В прежние века для этой цели использовали преступников, приговорённых к смерти. В случае удачи им обещали жизнь и свободу. В воспоминаниях Амбруаза Паре описан случай, как французский король испытывал на приговорённом к повешению преступнике камень безоар, якобы спасающий от любого яда. Нетрудно догадаться, какова была судьба несчастного.
Зато судьба человека, испившего эликсир, бывала различной. Если ему удавалось протрезветь после «достаточного количества» спиртового раствора камня, испытуемый получал необычайное здоровье и потенциальное долголетие. К сожалению, далеко не все могли правильно воспользоваться полученным даром. Большинство отправлялось радоваться жизни, и жизнь эта очень скоро прерывалась насильственным образом. То, что Фауст из поэмы Гёте убил на дуэли Валентина, целиком на совести автора поэмы. Погибнуть должен был Фауст. Ведь над человеком, получившим «вечную» молодость, продолжает витать невещный грифон. Он получил старческую дряхлость и тьмочисленные хвори омоложенного, но он жив и находится в непрерывной связи с донором, получая от него последствия невоздержанной жизни и прочее в том же духе. Львиную морду украшают следы пьянства, разврата, бездушия и жестокости. Этакий невидимый зверообразный портрет Дориана Грея, витающий подобно ауре над головой владельца. Нужно быть очень осторожным и умеренным человеком, чтобы прожить дополнительные триста лет, которые подарил тебе камень. Обычно расплата наступает куда быстрее, освобождая от мук лишней жизни не столько человека, сколько грифона, который может наконец раствориться в небытии.
Среди людей, испробовавших эликсир, следует отметить Калиостро и графа Сен-Жермена. Разумеется, сами они алхимиками не были, а получили напиток из рук настоящего адепта, который таким образом подбирал оптимальную дозу лекарства. За сотни лет великие мошенники научились кое-каким фокусам, но реального знания у них не было. Не числилось за ними и особо нехороших дел, что и позволило им дожить до всемирной известности.
Единственный случай, когда эликсир может быть выпит без опаски, – если его пьёт сам производитель. Необычное долголетие и несокрушимое здоровье потребно истинному адепту для того, чтобы достичь конечной цели – подлинного всемогущества. Одной человеческой жизни на это явно не хватит.
Следующая совершеннейшая эссенция, которую упоминают алхимики, – философское масло. Что это такое – в настоящее время никто толком не знает. В литературе можно найти прорву рецептов, причём исходными веществами для получения философского масла оказывается всё что угодно, начиная с нефти и жира висельника и кончая оливковым маслом холодного отжима. Разве что современная дезодорированная дрянь алхимиками не использовалась. Методы очистки масла применяются самые разнообразные, однако обильное и частое применение отдушек заставляет думать, что большинство опубликованных рецептов – ложные. Настоящее философское масло не растворяется в воде, не имеет никакого запаха и обладает слегка горьковатым вкусом. Ох, как это похоже на обычную касторку!
Однако не будем ёрничать, а расскажем лучше, зачем масло требуется и почему его получение является непременной стадией великого делания.
Как уже сказано, камень способен растворяться в масле, не изменяя своей бескачественной сути. И если мы растворим камень в должном количестве доброго масла, поместим раствор в наглухо запаянный алембик и будем согревать нашей любовью и умеренным теплом в течение всё тех же девяти месяцев, то в результате осуществившейся перекристаллизации в алембике вырастет гомункулус.
Как и в случае с эликсиром жизни, здесь перед экспериментатором стоит непростой вопрос: что означает выражение «должное количество»? Теоретически ответ на него можно найти в литературе, в частности в «Салернском кодексе здоровья». Человеческое тело, согласно этому источнику, состоит из землистых веществ, веществ слизистых (к которым относится и жир) и воды. Так вот, соотношение камня и масла должно быть таким же, каково соотношение землистых и слизистых веществ в здоровом человеческом теле. Вода в состав гомункулуса не входит.
В наше время не составляет особого труда найти это соотношение, а вот в средние века проблема казалась неразрешимой. Вскрытия человеческих тел были запрещены церковью; к тому же изучать требовалось не мёртвое тело, а соотношение соков в теле молодого, здорового человека, желательно женщины (именно женщина вынашивает и рождает дитя) или ребёнка, в чьём организме соотношение соков (кразис) близко к идеальному.
Сразу вспоминается герцог де Рец, оруженосец Жанны д'Арк и знаменитый чернокнижник, чья история вдохновила Шарля Перро на создание сказки «Синяя Борода». Этот негодяй проводил в своём замке опыты над живыми людьми, зверски убив сотни детей и молодых девушек. Принято считать, что таким образом он пытался получить эликсир вечной молодости. Однако на самом деле это не так. Эликсир у него был, а убийства потребовались герцогу, чтобы определить, в каком соотношении следует брать камень и масло.
Судя по всему, камень был Получен Синей Бородой случайно или, быть может, вовсе синтезирован не самим чернокнижником, а отнят у настоящего хозяина. В любом случае рисковать камнем, вслепую подбирая нужное соотношение ингредиентов для создания гомункулуса, он не мог. И мерзавец ступил на путь, который поначалу показался таким лёгким и привлекательным. Однако гуманитарная наука алхимия не позволяет ходить подобными тропами: адепт, нарушивший законы человечности, неизбежно погибает. Герцог де Рец был схвачен и сожжён на костре. Очевидцы рассказывают, что, когда пламя охватило ещё живого преступника, оно на мгновение приняло форму крылатого зверя. Невещный грифон вернул себе недостающую сущность.
Теперь перейдём к вопросу: «зачем алхимику нужен гомункулус?» Конечно, сам по себе гомункулус изрядная редкость. Синтетический человечек, сидящий в колбе… Если запаянную ёмкость вскрыть, первая же капля воды сведёт на нет все наши старания. Гомункулус растворится в природе, включившись в естественный цикл развития и отпустив на волю многострадального грифона. Вспомним, что именно так поступил доктор Фауст с гомункулусом, которого изготовила ведьма.
Но одно дело поэма, другое – жизнь. Алхимик, потративший на работу десятки лет, разбивать запаянный алембик не станет. Дело в том, что гомункулус, произошедший впрямую от первоматерии, просто по факту своего рождения обязан знать и знает все тайны живой и мёртвой природы. Человек тоже существо материальное, но прикиньте, через сколько преобразований прошла наша сущность со времён Большого взрыва! Эволюция мёртвой природы, химическая эволюция предбиологических систем, бесконечная лестница дарвиновского отбора… О каком изначальном знании может идти речь? За миллиарды лет всё забыто. А гомункулус – вот он, новенький, ничего не забывший. Сидит, бедняжка, за стеклом, всё знает и не может не ответить своему создателю.
Конечно, ещё предстоит разработать систему условных знаков: как задавать сквозь стекло вопросы, как получать ответы, но в принципе мастер, получивший гомункулуса, с этой минуты обладает всем комплексом естественно-научных знаний. Вся современная наука мгновенно оказывается не нужна, адепт может двигаться дальше, к абсолютному совершенству.
На этой стадии обрываются сведения, сообщаемые старыми мастерами. Недобросовестный критик объявит: «Сколько ж можно было врать? Заврались до того, что пришлось остановиться, ведь всезнающий адепт должен как из рога изобилия рассыпать сообщения о грядущих открытиях. А их что-то не видать. Значит, и всё, о чём рассказано прежде, мракобесие и лженаука». Из всей этой филиппики соглашусь лишь с последним словом: «лженаука». Алхимия, как уже было сказано, вовсе не наука, а искусство. То, что живопись изучает законы перспективы, не делает её ни наукой вообще, ни частью стереометрии в особенности. Но это не значит, что к живописи можно относиться с высокомерным презрением. У художника иные задачи, нежели у геометра. К тому же, напомним, алхимик в своей работе ограничен моральными императивами, которых, к прискорбию, не знает наука нового времени. Для иллюстрации этого положения приведём одну из петербургских легенд конца XIX века.
Волею судеб Русь, а затем и Россия оказалась на периферии мировой культуры. С достижениями Греции и Византии мы знакомились через посредство болгар, западноевропейское мировоззрение доходило в польском пересказе, а откровения арабской мысли добирались и вовсе через третьи руки: Багдад, а затем Персию. Немудрено, что представления русских об алхимии сводились к вракам мошенников-златоделов. Конечно, со времён Ивана III, при котором на Руси возникли первые аптеки, появилась при этих аптеках должность алхимиста. Но по сути своей алхимист того времени был обычным провизором, готовившим лекарства сообразно рецепту, выданному врачом (физиком, как говорили в те времена). Алхимисту не дозволялись ни малейшие отступления от формулы, предписанной физиком. Всякое рассуждение при изготовлении лекарств считалось преступным. Вообще такой подход правилен; вспомните анекдот недавней поры:
– Гражданин, постойте! Я вам вместо хлористого кальция выдала цианистый калий!
– И что теперь делать?
– Доплатите в кассу двадцать копеек!
Наверняка среди русских алхимистов XVI–XVII веков встречались и алхимики, но ни один из них не оставил следа в истории. Впервые об алхимии в России заговорили в эпоху Петра I в связи с именем Вилима Брюса и его сына Якова. Было ли семейство Брюсов алхимиками, судить трудно. Легенд существует множество, данных – никаких. Среди книг, некогда принадлежавших Брюсу, нет ни одного алхимического сочинения, лаборатория была нацелена на получение и изучение взрывчатых веществ, но никак не алхимических сущностей. Легенды также говорят о волшебствах, не характерных для алхимиков, за исключением омоложения старого конюха.
Куда больше похожи на истину слухи и пересуды, касающиеся знаменитой аптеки Пеля, что расположена на Васильевском острове в Петербурге. А кроме слухов есть и некоторое число фактов, не имеющих силы доказательств, но косвенно подтверждающих слухи.
Аптекари и алхимисты всегда и небезосновательно подозревались в занятиях алхимией. Иное дело, что абсолютное их большинство не получило в этой области никаких результатов. Поэтому, когда мы слышим, что кто-то «умел готовить философский камень», лучше всего на эти сплетни внимания не обращать. А вот башня во дворе аптеки Пеля вызывает определённый интерес. Прежде всего название – «башня грифонов» и уверения, будто грифоны в башне действительно живут и охраняют от посторонних секретную алхимическую лабораторию. На вопрос, видел ли кто этих чудовищ, следует ответ, что грифоны невидимы, но многие слышали шум крыльев и рычание, подобное львиному. Для скептика услышанного достаточно, чтобы отнести все разговоры в область городских страшилок, не имеющих под собой никакой почвы. Для человека, изучавшего алхимию, это косвенное доказательство, что в аптеке Пеля действительно осуществлялось делание и, значит, возникал невещный грифон, присутствие которого могло быть обнаружено случайным экстрасенсом.
Вообще аптека Пеля – далеко не то, что привыкли понимать под аптекой мы. Кроме торговых залов и лаборатории, где трудились фармацевты, аптеке принадлежал цех получения солей (галеновое производство), где изготовлялись магнезия, хлористый кальций, бертолетова соль, цианиды и многие другие вещества. Имелась там и личная лаборатория владельца. Знаменитая грифонова башня представляет собой вытяжную трубу, обслуживавшую все лаборатории разом. Так что заниматься алхимией трём поколениям Пелей было где.
Второй момент, на который следует обратить внимание. Мы уже знаем, что эликсир жизни представляет собой спиртовой раствор камня. В начале девятнадцатого века получение чистого спирта было связано со значительными трудностями, вещество это привозилось из-за границы и стоило дорого. Так вот, первое, что начал делать основатель династии, вступив во владение аптекой, – строительство перегонного куба. Все нужные им вещества и приборы русские химики покупали в магазине Риттинга, но за спиртом шли в аптеку Пеля.
И, наконец, последнее. В середине шестидесятых годов позапрошлого века городские власти провели ревизию всех петербургских аптек. Председателем комиссии был назначен начальник химической лаборатории Департамента горных и соляных дел штабс-капитан Фёдор Савченков (впоследствии первый русский историк химии). Замечаний по состоянию аптек было сделано множество, но образцовая аптека Пеля была упомянута лишь однажды. При проверке в аптеке была изъята бутыль с подозрительной жидкостью неизвестного состава. Надпись на бутыли гласила: «Oleum filosoforum». Ни владелец аптеки, ни сотрудники не смогли объяснить, что это за вещество и как его предполагают использовать. Соответственно, бутыль была изъята и уничтожена. А между тем доктору Пелю не составляло ни малейшего труда сохранить бутыль, если она действительно представляла для него ценность. В аптеке хранилось немалое количество старинной аппаратуры и веществ. Бутыль с философским маслом могла занять место в этом музее, но владелец не посчитал нужным поместить её туда. Возможно (и скорей всего) потому, что реального философского масла в бутыли не было, а был всего лишь результат неудачных опытов. Но не исключено, что в руках Фёдора Савченкова действительно находилось философское масло, которое оказалось не нужным прежнему владельцу, ибо искусственный человек уже был в его распоряжении.
Как бы то ни было, найденная бутыль доказывает, что алхимией в аптеке Пеля занимались, а раз дошли до стадии философского масла, то занимались весьма успешно.
А ведь доктор Пель не был ни шарлатаном, ни неучем. Его перу принадлежит более четырёхсот научных работ, а среди изобретений доктора Пеля особое место занимает предложение запаивать стерилизованные растворы для инъекций в крошечные сосуды из тончайшего стекла. Да-да, доктор Пель изобрёл ампулы, а вернее, не изобрёл, а вновь ввёл в обиход. Ведь ампула – это крошечный алембик, ничем не отличающийся от тех, которыми пользовались алхимики минувших эпох.
В 1875 году доктор Пель входил в состав комиссии по изучению медиумических явлений, во главе которой стоял Дмитрий Иванович Менделеев. Комиссия, изучив методы работы нескольких известных медиумов, пришла к выводу, что в реальности подобных явлений не существует и мы имеем дело либо с добросовестно заблуждающимися людьми, либо с откровенными мошенниками. Подпись доктора Пеля стоит под этим документом.
И такого человека подозревать в занятиях алхимией! Такое могло быть только в том случае, если эти занятия приводили к реальному результату, то есть если великое делание можно было осуществить на практике.
Замечательно, что знакомство с Дмитрием Ивановичем Менделеевым не прекратилось после роспуска комиссии. В конце восьмидесятых и начале девяностых годов позапрошлого века великий учёный неоднократно посещал аптеку Пеля, а верней – химическое производство, располагавшееся внутри квартала. И если в распоряжении доктора действительно имелся гомункулус, то не исключено, что Дмитрий Иванович знал о его существовании. С кем ещё мог поделиться такой тайной доктор Пель, как не с крупнейшим учёным, материалистом до мозга костей, который тем не менее никогда не отбрасывал с ходу ни единого предположения, как бы еретически оно ни выглядело. Будь иначе, разве стал бы Менделеев ходатайствовать об организации комиссии по изучению медиумических явлений?
Так и представляется, что какой-нибудь любитель дешёвых сенсаций немедленно возопит:
– Ах, так Менделеев не делал никаких открытий, он спёр их у гомункулуса, сидящего в колбе доктора Пеля!
Вынужден разочаровать любителей жареных сплетней. С Пелем Менделеев познакомился в 1875 году, но регулярно стал появляться в аптеке лишь в конце восьмидесятых, в то время как Периодический закон был открыт в 1869 году. Основы теории сольватации заложены в докторской диссертации, защищённой в 1865 году, и даже уравнение Менделеева-Клайперона увидало свет в 1874 году. То есть все крупнейшие работы Дмитрия Ивановича были сделаны до его знакомства с Пелем. Вопрос ставится иначе: почему, если предположить, что Менделеев видел гомункулуса и беседовал с ним, он не сделал после этого новых великих открытий?
Вот тут-то и приходится вспомнить, что алхимия – наука гуманитарная, нравственная составляющая в ней доминирует над всеми остальными. Кому как не Менделееву понимать, что открытие можно считать состоявшимся, только если оно выстрадано всей предыдущей жизнью? Для алхимика те или иные естественно-научные знания не являются самоцелью, он пользуется сведениями, полученными от искусственного человечка, и тут же отбрасывает их, как использованный одноразовый инструмент. А швырнуть в общество томом синтетических откровений, до понимания которых наука ещё не созрела, по меньшей мере непорядочно. А что происходит, когда непорядочный человек хватается за алхимию, мы уже знаем.
И последнее… Гомункулус, будучи рождён алхимическим искусством, несомненно, будет пользоваться родной для него терминологией и исходить из тех философских представлений, что породили его. С чего бы, спрашивается, ему менять парадигму? Раз гомункулус создан, значит, старые методы работают и не потеряли актуальности. А если кто-то всерьёз полагает, что современная терминология и сегодняшние научные представления отражают абсолютную истину и уже никогда не изменятся, то подобного специалиста я бы не рекомендовал даже на должность лаборанта.
Однако мы отвлеклись. Рассказ об алхимии оборвался на том, что адепт получил гомункулуса и, пользуясь этим идеальным справочником, приступил к третьей, решающей стадии великого делания. Камень следует растворить в истинной ртути и, подвергнув раствор неким преобразованиям, получить материальный абсолют, истинное золото, обладание которым ставит мастера на один уровень с божеством.
Ох уж эти гуманитарные науки с их нечёткой терминологией! Мы знаем ртуть металлическую, приняли на веру существование ртути философской, а теперь, оказывается, должны изыскивать ртуть истинную, принципиально отличную от первых двух. Потом подбирать соотношение камня и ртути… Короче, вся работа начинается заново.
Об истинной ртути мы знаем ещё меньше, чем о философском масле. Большинство пишущих, даже серьёзные авторы, путают истинную ртуть с философской. А между тем, добавляя к камню избыток философской ртути, мы разрушаем его, вызывая акразию философских сущностей.
Не имея позитивных данных об истинной ртути, попытаемся узнать хотя бы что-то.
После ликвидации в 1927 году галенового производства, вспомогательные помещения аптеки Пеля использовались различными организациями, не имевшими никакого отношения к химии или медицине. В ходе плановых проверок на содержание ртути (меркуризация), которые впервые проводились в начале шестидесятых годов, было обнаружено, что в помещении, находившемся как раз под башней грифонов, содержание паров ртути в сотни раз превышает ПДК. В помещении были подняты полы – и под ними обнаружены разливы ртути. Ртуть стояла лужами, при демеркуризации были собраны десятки килограммов ядовитого металла.
Откуда взялась ртуть? Нет, конечно, на фабрике доктора Пеля со ртутью работали: готовили каломель, которая в те времена использовалась в качестве глистогонного средства, и сулему для нужд ветеринарии – лечить зубы лошадям. Но галеновое производство, как уже было сказано, находилось в соседнем здании, а здесь располагалась лаборатория самого доктора. Ртутных форвакуумных насосов, на которые списали столь же мощное загрязнение ртутью в последней лаборатории Менделеева, у доктора Пеля не было. Может быть, хозяин разбил нечаянно бутылку со ртутью и поленился убирать? Но ядовитое действие паров ртути в те времена было хорошо известно, к тому же ртуть расфасовывалась в небольшие, до пяти килограммов, ёмкости. Так и представляется: берёт доктор бутылочку со ртутью и нечаянно разбивает. Сокрушённо качает головой, берёт следующую и опять нечаянно разбивает. И так десять раз подряд. Нет уж, случайно такие вещи не происходят.
Менделеев в этой истории также упомянут не случайно.
В 1893 году Дмитрий Иванович Менделеев был назначен директором Главной палаты мер и весов (ныне Институт метрологии имени Менделеева). С этого времени интересы учёного сосредотачиваются на вопросах точного измерения различных величин. По проекту Дмитрия Ивановича строится новое здание Палаты, то самое, что стоит на Московском проспекте напротив Технологического института. Здание с башней и глубочайшими подвалами. В скверике перед корпусом поставлен памятник учёному, и на глухой стене выложена мозаичная таблица элементов. На первом этаже под самой башней располагалась личная лаборатория Менделеева. В подвалах, вынесенных за пределы здания, на двадцатиметровой глубине хранились, да и сейчас хранятся эталоны длины, веса и других величин. А что было в подвалах под лабораторией? Неизвестно… На втором этаже башни располагался кабинет директора и библиотека. А выше? Тоже неизвестно… Но ведь не случайно Менделеевский корпус Института метрологии и лаборатория Пеля выстроены по одному образцу: подвалы, лаборатория и башня над ней.
В пятидесятых годах двадцатого века в Менделеевском корпусе ВНИИМ была организована лаборатория гамма-спектроскопии, в которой работал мой отец, так что дальнейшее я знаю из первых рук. В подвале был установлен элотрон, в лаборатории – пульт управления и всё вспомогательное хозяйство. Отец несколько раз приводил меня к себе на работу, и строгая охрана пропускала пятилетнего пацана. Лаборатория оказалась довольно мрачным местом, во всяком случае воспоминания у меня остались самые гнетущие. Впрочем, никаких грифонов я не видал, а рычание если и слышал, то не обратил на него внимания. Дело в том, что мы жили на Зверинской улице возле самого зоопарка и настоящий, вовсе не мистический рёв хищников я слышал едва ли не каждый день. Зато хорошо помню, как, оставшись в лаборатории один и не зная, чем себя занять, я начал играть в кубики. Кубиков нашлось множество, из них была сложена стенка, отгораживающая дальний угол. И хотя кубики оказались невероятно тяжёлыми, стенку я сумел разобрать и принялся складывать из кубиков настоящий домик. За этим занятием и застал меня отец. Оказывается, я разобрал свинцовую защиту, за которой хранились радиоактивные источники.
Патриархальные времена! Сейчас уже никто не пропустит ребёнка на объект, имеющий отношение к ядерной физике.
В середине шестидесятых годов проверка на ртуть была проведена и в лаборатории гамма-спектроскопии. И, так же как в случае с аптекой Пеля, обнаружено грандиозное превышение ПДК. Дубовые, настеленные ещё при Менделееве полы были подняты и под ними найдены разливы металлической ртути. Отец называл цифру: восемьдесят килограммов! Комиссия решила, что виновны ртутные форвакуумные насосы, хотя, разумеется, такого не могло быть. За всё время существования лаборатории гамма-спектроскопии такое количество ртути израсходовано не было.
Так что кроме единого плана строительства Менделеевский корпус ВНИИМ и аптеку Пеля роднят полы лаборатории, нарочно залитые ртутью.
Было бы интересно проверить, имелись ли в библиотеке института классические труды по алхимии. К несчастью, сделать это невозможно. В 1966 году в библиотеке института была проведена инвентаризация, все старые книги списаны и сданы в макулатуру. Библиотекари понимали, что их заставляют совершать преступление, но поделать ничего не могли. Зато они объявили, что каждый сотрудник, притащивший в библиотеку настоящую макулатуру, может забрать равное по весу количество книг. Я в это время отвечал в классе за сбор макулатуры. Надо ли говорить, что вся собранная школьниками бумага уехала во ВНИИМ? Меня пропесочивали на собрании и не приняли в комсомол, но зато в моей библиотеке появилось немало редчайших книг, некоторые из которых, возможно, принадлежали лично Дмитрию Ивановичу Менделееву. К сожалению, алхимических трактатов среди них не оказалось.
И всё же – было или не было?
Адепт, получивший истинную ртуть и растворивший в ней камень, получал в результате некий абсолют – истинное золото. Каково оно из себя, не говорит никто из старых мастеров. Известно лишь, что обладание истинным Золотом позволяет алхимику достичь всемогущества и абсолютного знания. Если гомункулусу известны тайны природы, то истинное золото открывает пути в вышние сферы. С этого мгновения неисповедимые пути господни открыты перед алхимиком, который стал единосущен создателю. Причём происходит это совершенно независимо от того, есть Бог или его нет. В системе человеческих представлений бог – олицетворение всего идеального и абсолютного. Таким образом, мастер, получивший абсолют, сам становится богом.
И что потом?
Дмитрий Иванович Менделеев умер в 1907 году, и в этом же году умер Александр Васильевич Пель. Была ли это естественная смерть пожилых и много испытавших людей, или в дело вмешался ревнивый Бог, не допускающий, чтобы человек сравнялся с ним могуществом? Или нам только кажется, что эти люди умерли, а на самом деле алхимики, ставшие единоподобными божеству, стряхнули с себя наш мир, подобно тому как бабочка стряхивает ненужный кокон, и ушли, не оглянувшись?
Ответ на этот вопрос узнает лишь тот, кто сам пройдёт весь путь – от первых дистилляций до истинного золота. А алхимия, как и положено гуманитарной дисциплине, будет вечно дразнить своих адептов призраком сияющего и недостижимого абсолюта.
