Текст книги "Мы для нас"

Автор книги: Святослав Спасский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

И они пошли

Внутри бетонного жилмассива, под тонкой рябиной, увешанной красной россыпью гроздьев, притулился поджарый молодой человек с плоским чемоданчиком. Черные эти чемоданчики называют по-разному: «кейс», «атташе-кейс», а также «дипломат». Но, как бы их ни называли, все равно они крайне неудобны в быту. Больше трех кило картошки в них не запихнуть. И еще: если «дипломат» раскрываешь в людном месте, лежащую на его дне бутылку «Стрелецкой» от любопытных глаз не скроешь. Обычные брюхатые портфели в этом отношении намного практичней.

Хотя наш поджарый, возможно, был непьющим. И картошку таскал в дом, может, не он, а его жена, мама либо теща. Поэтому оставим его чемоданчик в покое и обратим внимание на приближающуюся даму средних лет, обладательницу прекрасных вельветовых джинсов, цепкого взгляда и имени-отчества Нателла Петровна.

– Вы не на лекцию? – спросила она. – Лекция при дэзе – о прочности матримониальных отношений.

– Да, – сказал молодой человек. – Вот вход.

– Так пойдемте, время уже. В объявлении сказано: в тринадцать ноль-ноль. А уже ноль-четыре.

Они вошли в роскошное полуподвальное помещение, выкрашенное радостной темно-серой краской. Навстречу порхнула похожая на суетливого дятла-красноголовика общественница дэза, помоложе Нателлы Петровны, но тоже в джинсах, впрочем, простых, джинсовых. Зато все ее звали только Раей, игнорируя отчество.

– На лекцию сюда, – прочирикала общественница Рая, – в зал направо, пожалуйста.

Уютный зальчик мест на семьдесят пять привлекал белыми гигиеничными креслами и помпезной, под орех, эстрадой.

– Где же народ? – спросил молодой человек, небрежно помахивая «дипломатом».

– Вот с народом трудно, – пискнула Рая. – Кто на работе, кто где. Уборочная кампания еще. Подойдут, будем надеяться.

– Но не могу же я читать лекцию пустым креслам, – с надменной иронией сказал молодой человек.

– Так это вы лектор? – спросила Нателла Петровна.

– Я. А вы слушатель, да?

– Ну, вот пришла – значит, слушатель. А вы начинайте, пожалуйста.

– Да, да, – завертела головкой Рая. – Вы, товарищ лектор, идите за трибуну, а мы с гражданкой аудиторией здесь сядем, в первом ряду. А то потом, не ровен час, народ нахлынет.

– Чего же он будет мне с трибуны кричать? – резонно сказала Нателла Петровна. – Лучше давайте вместе сядем в президиум да и поговорим насчет матримониальных отношений.

– Я не буду читать одному человеку, – встопорщился владелец «дипломата». – Если дэз не смог провести соответствующую подготовку, в этом его и только его недоработка.

– Афиши вовремя расклеили, – так же встопорщилась Рая, – где же вы видите недоработку? Просто народ трудно идет. Некоторые еще на работе. У других свои проблемы. А тут еще уборочная кампания.

– Какая еще уборочная? – сказал лектор. – Не деревня тут, город. Перестраиваться вам надо. Это, знаете, раньше, когда без телевизоров жили, народ на что угодно пер, только свистни – лекция там или самодеятельность юных друзей Осовиахима. А сейчас? Сегодня на экране Хазанов, – завтра Зорин, послезавтра – Капица плюс София Ротару. Я уж не говорю про Тото Кутуньо. Мне с ними соревноваться трудно, пусть у меня и самая распрекрасная тема.

– Сами же меня и подтверждаете, – жалобно сказала Рая.

– А с рутиной кончайте, – сурово возразил лектор. – Ишь, афиши расклеили! Уработались! А вы пройдите по квартирам, да заранее, да соберите заявки, кому о чем послушать желательно, да время рассчитайте подходящее. Так-то. А то – что домоуправления, что жэки, что теперь вот дэзы. Названия только разные, а методы не меняются.

– Тогда и я скажу, – вмешалась Нателла Петровна. – Я, честно, не совсем в курсе, что это – матримониальные отношения?

– Брачные, – брюзгливо пояснил лектор, – супружеские. Почему сейчас браки непрочные? Это же крайне животрепещущий вопрос!

– Мужики избаловались, вот почему, – сказала Нателла Петровна. – Меняют жен почем зря. Действительно, похоже: Матрено-меняль-ные. Вот бы вы так и назвали лекцию: «Почему женятся на три дня?». Уже бы люди заинтересовались. А можно и по-другому, романтично: «Где ты, любовь до гроба?». Тут одних восьмиклассниц полнехонький зал набьется. В дверях драка будет.

– Кто же разрешит такое? – взмахнул «дипломатом» лектор. – Названия президиум общества «Знание» утверждает!

– А вы бы привели ваш президиум сюда, пусть посмотрит на пустой зал.

– Это все разговорчики, – сказал лектор, – а время идет. И читать в пустоту я не буду.

– Я пустота, что ли? – обиделась Нателла Петровна. – Извините. Я специально пришла. И бесплатно, учтите. Вы же получаете за прочитанную лекцию?

Тут и лектор обиделся.

– Ну и что? Ну и получаю, а вам-то что?

– Вот раз получаете, то и начинайте. А я вас слушаю за бесплатно, без всякого мне гонорара. Так уважайте же мое время.

Лектор призадумался.

– Интересно, – сказал он. – А что же двигало вами, что вы решили потратить ваше свободное время на мою лекцию? Вы что, тоже стоите за прочность матримониальных отношений?

– А если честно, – сказала Нателла Петровна, – так я стою за обоями. Обои привезли моющиеся гэдээровские в хозяйственный. Заняла очередь. Деваться-то некуда. А тут афиша подвернулась насчет вашей лекции.

– Обои? Моющиеся? Гэдээровские? – воскликнул молодой человек. – Полгода ищу. Думал ремонт летом, а прохлопал. Очередь большая?

– Э! – сказала Нателла Петровна. – С утра заняла. По моим расчетам, вашу лекцию усвоить, а потом на рынок сгонять и в кино еще успею, если фильм не двухсерийный.

– Нет-нет, – успокоила Рая, – в «Привете» односерийный идет. Называется «Девушки из прокуратуры», детектив.

– Печально, – сказал лектор. – С одной стороны, отсутствие аудитории, с другой стороны, обои дают...

– Да уж. – сказала Нателла Петровна, – там-то уж аудитория что надо. На три таких лектора.

– Да ведь это выход! – подпрыгнула Рая. – Идемте к хозмагу.

– Зачем?

– К массам. Там и прочтете лекцию.

Нателла Петровна одобрительно кивнула:

– Действительно! Трибунку с собой захватим – она фанерная, легкая. А я вам гарантирую обои вне очереди. Народ пойдет вам навстречу, это я уговорю.

– А что? – в раздумье произнес лектор.

– Ну правильно! – вспорхнула общественница дэза Рая.

И они пошли.

У камина

Поздней осенью я проводил отпуск в глухом таежном доме отдыха. Мели метели. Партнеров в преферанс не находилось. По урочищам и распадкам тявкали росомахи.

Было скучно.

Вечерами в уютном холле собиралась наша небольшая компания: краснощекие сестры-близняшки Маша и Кунигунда Тюрины – чемпионки по подледному плаванию среди юниоров края, скуластый товарищ Лепешин, директор чего-то, капитан первого ранга в отставке Иван Борисович Березко и я. Мерцал электрокамин. Устроившись в дряблых креслах, мы коротали время за чашечкой кофе. Впрочем, кофе пили только я и Березко: девушки предпочитали грызть жареные тыквенные семечки, а Лепешин, немного стесняясь, периодически вытаскивал из кармана голубого блейзера бутылку «Старорусской» и отпивал прямо из горлышка.

За окном плакал ветер. Дребезжали дверные петли. Мрак хищно падал на землю. В такие часы хотелось говорить об упырях и вурдалаках, но, поскольку в них не верилось, разговор не получался. Беседовали больше о причудах погоды, о дефицитных промтоварах, о спорте. Как-то сестры Тюрины заговорили о человеческой воле к победе, о людях одержимых и целеустремленных. И тут вмешался обычно помалкивавший капитан первого ранга:

– Хотите, я расскажу об упорстве, с которым добивался – и добился– своей цели мой хороший знакомый, можно сказать, друг?

Мы уселись поудобнее, приготовившись слушать. Лепешин сделал двойной глоток, чтобы позже не отвлекаться.

– ...Это было лет восемь-девять назад, – неторопливо начал капитан, дымя трубкой. – Человек, о котором я хочу рассказать – а фамилия его была Петров, – жил тогда в небольшом приморском городке. Служил там и я. Познакомились совершенно случайно в городской бане. Разговорились. Потом как-то сблизились, подружились И Петров поведал мне о главной цели его жизни Дело в том, что он вот уже который год трудился над изобретением нового горючего для автомашин вместо бензина. Уже тогда много говорили об охране окружающей среды, о небесконечных запасах нефти, о растущих трудностях нефтедобычи, и мой Петров загорелся мечтой освободить мир от чадящего дыхания выхлопных труб.

Он перепробовал всевозможные смеси, бился над сложнейшими химическими соединениями и наконец нашел то, что искал. Он заменил бензин – никогда не догадаетесь! – огуречным рассолом. Результаты были изумительны!

– Ну уж, рассолом! – усомнился Лепешин. Сестры хихикнули.

– Да, вот так же посмеивались многие, – продолжал Березко, – а результаты были, как я уже сказал, потрясающими. У Петрова имелся старенький мопед, и он поставил на него рассоловый двигатель. Когда он пробовал свое изобретение, сбегался весь город. О Петрове заговорили, местная газета напечатала интервью с ним.

– Он молодой был? – мечтательно спросила Кунигунда. Маша ткнула ее кулачком в бок.

– Все мы когда-то были молодыми, – сказал Иван Борисович. – Но с годами старели. Понемножку старел и Петров, потому что дело с внедрением его детища двигалось туго. Но он был упрям, как магнитная стрелка, и прямолинеен, как торпеда. И по его настоянию собралась высокая компетентная комиссия, которой он и продемонстрировал свой рассолопед.

Члены комиссии попожимали плечами, похмыкали. Первый член комиссии, специалист по горюче-смазочным материалам, осторожно спросил:

– Что же там горит-то? Рассол – он же не бензин и не керосин даже.

– Древние тоже, бывало, удивлялись: как это – камень, а горит? – возразил Петров. – А это был каменный уголь. А в обыкновенной поваренной соли заложена огромная тепловая энергия. Зря, что ли, дворники лед солью посыпают? Или: вы умеете зажечь костер из сырых дров?

– Ну, не умею, – нехотя признал первый член.

– А вы киньте в костер горсточку соли. Заполыхает враз.

– Хорошо, соль, – бычился оппонент, – а огурцы зачем?

– Не только огурцы, – сказал Петров. – Тут и смородинный лист, и укроп. Вот только чего не надо, так это листьев хрена, они связывают процесс. А все остальное – мощный катализатор, это уж я опытным путем достиг.

Ну, первый член замолчал. Второй, специалист по противопожарным вопросам, осведомился:

– А как насчет огнеопасности?

Петров молча зажег спичку и ткнул ее в заранее приготовленную баночку с рассолом. Спичка зашипела.

– Вот, – сказал Петров, – а давайте в бензин сунем.

Пожарник поднял руки вверх.

Третий был медик, и он начал:

– Не влияет ли...

– Влияет, – перебил его Петров, – но только в положительную сторону. Посадите в рассоломобиль пьяного водителя, и он через пять-шесть минут под влиянием паров рассола отрезвеет.

– Да, – вмешался в рассказ Лепешин, – это я могу подтвердить, рассол в этом смысле – чудо.

Каперанг внимательно посмотрел на Лепешина и продолжил свой рассказ:

– Да, так вот. Члены комиссии для виду посовещались, а затем председатель объявил:

– Вы нас убедили, товарищ Петров. Даем «добро» на изготовление опытного образца рассоломобиля.

Через три года на испытательном автодроме носился первый рассоломобиль Не машина – зверь! Да что зверь – это была овеществленная молния! Водители-асы вылезали из кабины обалдевшие. Они были в восторге от машины, только жаловались, что на крутых поворотах, отвлекая внимание, стучат огурцы в деревянной кадушке, которая была вмонтирована вместо бензобака. Сияющий Петров обещал устранить этот недостаток в рабочем порядке.

Это был триумф! Но потом как-то незаметно, полегоньку произошел спад. Барабаны заглохли, газеты отыскали сенсации посвежее, министерства занялись ведомственной перепиской. Опытный образец тронуло ржавчиной, кадушка в нем рассохлась.

Предприятия, которому можно было бы поручить серийное изготовление машин, не нашлось. Все, оказывается, были под завязку загружены выпуском текущей запланированной продукции.

– Вот так и заглохло одно из любопытнейших изобретений века, – заключил каперанг и выколотил трубку о настольные хромированные часы.

Все мы грустно повздыхали, поскрипели креслами.

– А как же так? – спросила юная Маша. – Ведь вы говорили, что ваш друг, несмотря ни на что, добился цели?

– Так он и добился, – сказал Березко. – Ведь он получил за свое изобретение немалую премию. И на нее купил «Жигули» последней марки. Это, собственно, и была его цель – личный автомобиль, а разве я не сказал вам об этом?

К сожалению

Рабочий день в редакции заканчивался.

Стуча лоснящимся посохом, в комнату вошел высокий крепкий старик с седой небритостью на лице и в аккуратных белых валеночках.

– Я автор, Михеев, – сказал он, хмуря рыжие растрепанные брови. – А мне бы литконсультанта Богатырева.

– Я Богатырев, – откликнулся Миша и зачем-то снял очки.

– Садитесь, пожалуйста.

Михеев шумно сел и долго пристраивал к столу свой посох. Посох норовил упасть, и Миша смотрел на него с непонятной тревогой.

– Ну вот, – сказал Михеев разочарованно, – я к битве готовился, а тут, простите, шкет. Тебе лет-то сколько?

Миша покраснел и надел очки.

– Знаете, – сказал он срывающимся негустым голосом, – если вы по делу, так не нужно...

– А ты не обижайся, – сказал старик. – Я это от удивления: как же так – семиклассник и вдруг литконсультант. Учит, как писать.

– Я не семиклассник, – всхорохорился Миша. – Я институт окончил.

– Давно? – подивился Михеев.

– Порядочно уж, – сказал Миша. – Четвертый месяц уже как.

– Ну, не знаю... – посомневался Михеев. – Тогда бы усы, что ли, отпустил.

– Усы гусара украшают, – зло отпарировал Миша. – У вас ко мне что?

– А вот что, – откинувшись на спинку стула и, очевидно, успокоившись, сказал старик. – Вот ты пишешь насчет моего рассказа. Что вот ты пишешь, послушай.

Он вместе с мятой пачкой папирос достал из кармана письмо и развернул его.

– «Ув тэ Михеев! – с выражением прочел он. – Фабула Вашего рассказа примитивна, рассказ изобилует штампами, шаблонными оборотами. Например: «Мария затрепетала, лицо ее покрылось мертвенной бледностью», «Косые ласковые лучи заходящего солнца золотили верхушки деревьев» и тэ пэ. К сожалению, редакция напечатать Ваш рассказ не может. Советуем Вам побольше наблюдать жизнь, учиться у нее. Литературный консультант Мэ Богатырев».

Он замолчал. Молчал и Миша, не отрывая глаз от белого посоха гостя.

– Значит, не понравился? Не ко двору пришелся, значит? – спросил Михеев.

– Значит, не понравился, – с вызовом ответил Миша. – И это я просто два примера привел, а там у вас этих штампов пруд пруди, я помню.

– А ты, консультант, гляжу, бойкий, – протянул старик. – Тогда, бойкий, отконсультируй мне такую вещь: ладно, не понравился рассказ. Косые лучи солнца не понравились. Учиться у жизни мне советуешь. Ну что ж, бывает. Но почему же тогда «к сожалению»? А? «К сожалению», спрашиваю, зачем?

– Я... – сказал Миша.

– Постой! – перебил Михеев. – Выходит, ты сожалеешь, что рассказ не можешь напечатать. Так в чем же дело? Сожалеешь – ну и напечатай. И не будешь сожалеть.

– Сожалею, что плохой рассказ.

– Значит, сожалеешь, что не можешь напечатать мой плохой рассказ. Не в твоей воле. Напечатал бы, да редактор не позволит. Так чего ж тебя здесь держат, ежели ты плохие рассказы готов печатать? Нет, тебе тут не место. Пойду к твоему начальству. Это дело серьезное. Сожалеет он, видите ли...

Старик встал и цепко схватился за посох. Миша затрепетал, лицо его покрылось мертвенной бледностью.

– Товарищ Михеев, – сказал он. – Вы извините. Я ведь только еще стажируюсь... Я, как бы сказать, на испытательном сроке. Не ходите к начальству, а? Я очень сожалею...

– Опять сожалеешь? – закричал старик и бешено стукнул посохом.

«Иван Грозный, – смятенно подумал Миша. – Репин. Иван Грозный и сын его Михаил».

– Ну, гляди! – со значением произнес Михеев. – Будь здоров, жалельщик!

* * *

А через неделю Мишу вызвал главный редактор.

– Да, товарищ Богатырев, – страдальчески сказал он. – Жалуются на вас авторы, обижаются. И правда ведь, нехорошо получается.

Он придвинул к себе пачку писем.

– «Ваш рассказ, к счастью, опубликовать не можем», – процитировал он. – Или вот: «Рады сообщить, что Ваши стихи слабые, непрофессиональные»... Кто вас учил так отвечать авторам?

– Иван Грозный, – буркнул Миша.

– Кто-кто?

– Да нет, никто, собственно, – поправился Миша. – Сам я.

Редактор встал.

– В таком случае, к сожалению, мы должны с вами расстаться. Не подходите вы нам.

«А если сожалеете, так зачем же расставаться?» – подумал Миша.

Но он ничего не сказал и только грустно посмотрел в окно.

Косые ласковые лучи заходящего солнца золотили верхушки деревьев.

Пойман при попытке

Легко и спокойно Роман Антонович оделял таксистов и официантов чаевыми, совал трешки сантехникам, начислял законный процент спекулянтам. Все это было просто и естественно, как сама жизнь. Теперь же он собирался впервые в жизни дать настоящую, полноценную взятку, и от этого морозец пробегал по позвоночному столбу. Было неуютно.

За утренним чаем Роман Антонович советовался с племянником Левой. Лева, как и подобает племянникам, был намного моложе, но проблем, требующих раздумий, для него, казалось, не существовало.

– Ну как же, Лева? Просто так взять и сунуть деньги?

– Что значит сунуть? – укоризненно говорил прожженный Лева, жуя бутерброд, густо намазанный маслом, а сверху еще лежали два кусочка полтавской колбасы. – Ни в коем случае. Это в девятнадцатом веке такая мода была: незаметно опустить объекту мзду в карман пальто, чтобы он через неделю обнаружил. Или еще в конверте преподносят – глупо совсем уж. Этим вы только ставите человека в неловкое положение. Он же не видит, сколько там. Может, не по таксе. Нет, играть, так в открытую. Аккуратно, не суетясь, кладете на стол. Без свидетелей, понятно.

– Это-то понятно, – согласился Роман Антонович. – А вот сколько класть?

– Сколько нужно, столько и класть. Меньше – ни в коем разе, все дело сорвете. Ну, и больше нежелательно. Потому что, во-первых, разбаловываем мы их этим, во-вторых, объект занервничать может, если сумма завышена. У меня дружок был, Вадик, десятки собирал, как орехи с дерева. Тут кто-то к нему с сотенной. И Вадик скис. Не взял. Потом, правда, жалел очень.

– Ну, а сколько же нужно-то? Ему сколько давать?

Видавший виды Лева поднял глаза к люстре, прикидывая.

Дело было в следующем.

Роман Антонович мечтал застеклить лоджию.

Лоджия была колоссальна, четырнадцать и четыре десятых метра. Получилась бы чудная веранда, ни грязи, ни шума. Летом ночевать можно И внуку раздолье для игр.

А все зависело от районного архитектора Скворцова. Только он мог дать разрешение. А мог и не дать. Если сочтет, что застекленная лоджия поуродует дизайн микрорайона.

Лева-то и посоветовал мятущемуся дяде Роме дать Скворцову на лапу. Лева был уверен: берут все. А уж главному архитектору района сам бог велел. На такой должности, да не брать? Смешно.

Взвесив, Лева бескомпромиссно сказал:

– Полста. Да. Желательно одной бумажкой, и чтобы не замусленная была.

Роман Антонович поежился:

– Нет, ты представляешь: кладу я ему на стол, а он встает и говорит: «Это что, взятка?»

Лева вытер рукавом губы и заржал:

– Ну, вы даете, дядя Лева! Как миленький, запрячет вашу денежку в карман и черкнет вам визу. Дел-то на минуту. Поехали. Я вас на своей тачке подкину и подожду. Нате полсотни, у меня как раз новенькие, после отдадите. Да не робейте: мысленно я с вами.

...Но, вылезая из машины, Роман Антонович снова заробел:

– А может, Левушка, я лучше ему пару бутылок коньяка? А? Самого что ни на есть? Марочного? Все-таки интеллигентнее...

– Коньяк врачам носят, – авторитетно разыснил прожженный племянник. – Остальные любят деньгами. На эти-то денежки он, подлец, водки пять бутылок купит, да еще на закуску останется. Идите, идите, я вон там, во дворике, припаркуюсь.

* * *

Пока Скворцов дотошно вчитывался в документ, Роман Антонович, нервно подергивая веком, выложил зеленую купюру на край стола и тихонько продвинул ее мизинцем. Архитектор скосил глаз, потом взглянул на посетителя и встал. Ровным голосом он спросил:

– Это что, взятка?

Сердце Романа Антоновича стукнулось о паркет. Он залепетал:

– Это? Где? Ах, это! Ну, что вы, какая взятка... Как вы могли подумать... Это так... мало ли, какие накладные расходы, может... Конечно, надо бы безналичными, да где их взять, безналичные...

«Что же это за чушь я несу?» – в тоскливом смятении думал он.

– Это взятка, – строго констатировал Скворцов. – Дача взятки должностному лицу при исполнении им служебных обязанностей предусмотрена Уголовным кодексом РСФСР. Вы знакомы с кодексом?

– Не знаком я, вот беда-то, – жалобно сказал Роман Антонович. – Вы уж простите меня, старика. Глупость наша раньше нас родилась.

Он привстал, чтобы забрать деньги, но Скворцов властно сказал:

– Уберите руки. И слушайте, что я скажу.

Прочно усевшись в кресло, он помолчал. Потом, глубоко вздохнув, заговорил:

– Омерзительно. Ваш поступок омерзителен. Вы это понимаете? Да нет, понимали бы, так не пошли бы на такое. Это же мой служебный долг– рассмотреть ваше заявление и решить по существу вопроса. Я за это деньги получаю. Не от вас, от государства.

Роман Антонович умоляюще вскинул вспотевшую ладонь.

– Минуту, – так же властно продолжал архитектор. – Вы хотели забрать свои деньги назад. Я не позволю вам этого сделать. Почему? А потому, что не собираюсь вам потворствовать. Выйдя сухим из воды, вы уже уверенно поплывете с взяткой к кому-то другому, кто не столь принципиален. А я вот поставлю точку на вашей деятельности. Сейчас я произведу два звонка: в приемную предрайисполкома и в райотдел милиции. Придут знающие, компетентные, облеченные полномочиями лица и займутся вами. Надеюсь, вы не станете отпираться, что деньги ваши? А и станете, так дактилоскопия установит на них ваши отпечатки пальцев. А моих там нет. И вот когда состоится суд, вы, возможно, прозреете. И поймете: не все на свете покупается.

– Не звоните, – глухо сказал Роман Антонович. – Я уже понял, до суда. Это Лева всё, племянник... Я прошу вас... Я клянусь... Это первый и последний раз в моей жизни, поверьте мне.

Скворцов с сожалением посмотрел на него:

– По-человечески я вас понимаю. Вы в преклонных годах. Пережить такой прилюдный позор – для вас трагедия. Но оставить ваш поступок безнаказанным тоже нельзя. Хорошо, я пойду вам навстречу. Давайте я возьму на себя функции суда. Я буду судить вас от имени государства. Прямо сейчас, здесь, без свидетелей.

– Да, – прошептал Роман Антонович.

Они оба встали.

– Итак, подсудимый, вы признаете себя виновным в попытке дать взятку?

– Признаю. Но больше не буду. Никогда.

– Да уж надеюсь. Так. Учитывая ваше искреннее раскаяние, ваш возраст, равно как и то, что вы преступили закон впервые, суд, проявляя снисхождение, считает возможным ограничиться штрафом. В пятьдесят рублей.

Он взял деньги и положил во внутренний карман пиджака.

– Спасибо вам, – сказал Роман Антонович. – Век не забуду.

У двери он задержался и неуверенно произнес:

– Простите, а... деньги... Вы их как, сами передадите государству?

– Это сложный вопрос, – сказал Скворцов. – Просто так я не могу их сдать в банк, нужен же документ. А какой? И учтите еще одно: государство в ваших деньгах не заинтересовано. Поощряя вот такие поступления, оно тем самым поощряло бы взяточничество. Ибо не было бы попытки дачи взятки, не было бы и этих денег. Вы согласны? Но уже и то хорошо, что ваши пятьдесят рублей перешли из категории «взятка» в категорию «штраф». Понятия диаметрально противоположные. Вы рады?

– Я рад, – закивал Роман Антонович.

– Ну так в чем дело? А просьбу вашу насчет лоджии я удовлетворяю. Тут нет ничего противозаконного.

Он поставил на заявлении витиеватую роспись.

– Вот. В канцелярии приложите печать.

* * *

– Долго вы, дядя Рома. Ну как, порядок? – спросил Лева, включая зажигание.

Роман Антонович молча показал ему бумагу с печатью.

– Клюнул, значит? – засмеялся Лева. – А я что говорил?

– Да нет, – сказал Роман Антонович. – От взятки он отказался, но деньги взял.

Видавший виды, прожженный племянник Лева с уважительным интересом взглянул на дядю.