Текст книги "Мы для нас"

Автор книги: Святослав Спасский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Святослав Спасский
Мы для нас

Дружеский шарж В.Мочалова

Автобиографии обычно неискренни.

Так уж получается – люди невольно выпячивают выгодные стороны своего жизненного пути, а сомнительные, скользкие фактики стараются обойти. Либо подать их под особым, деликатным соусом.

Вот я. Во всех автобиографиях я писал: «Поступил в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта, а со второго курса перешел в Московский полиграфический институт». И ни разу рука не поднялась поведать миру истину, а именно: из МИИТа был отчислен за неуспеваемость, потом поступил в Институт землеустройства и геодезии, откуда был отчислен за непосещаемость, и только потом попал в МПИ.

А совесть свою успокаивал тем, что, мол, нечего утомлять людей подробностями.

Поэтому сейчас ничего о себе писать не буду. Все равно совру. Сообщу лишь единственный факт: отметил свое шестидесятилетие. Тут нет ни грана лжи, а только печаль и недоумение. Печаль – потому что уж больно быстро пронеслись годы. Недоумение – если время мчится столь стремительно, что же оно ползет юзом, когда считаешь дни до получки?

Рисунки автора.

Пурга над Диксоном

Вернувшись с кустового совещания, директор завода железобетонных конструкций Петр Иванович Казарцев обнаружил на своем столе анонимку:

«Когда весь наш коллектив героически перевыполняет план, известный вам снабженец Буслаев завел себе личного белого медведя, занимая им полезную площадь за цехом номер пять, которого кормит за государственный счет. Время кормления: 8-30 утра и 16-00 пополудни.

Ясный Глаз, патриот завода».

– Экая же чушь! – воскликнул, поморщившись, директор и выглянул в приемную: – Верочка, тут без меня Котов заходил?

– Заходил, Петр Иванович, – ответила секретарша. – Ненадолго. Ремонт, говорит, пора в кабинете вашем делать. Косметический. Потолок смотрел.

– Потолок. Ясно, – пробормотал Казарцев и почесал бровь. Прикрыв дверь, он перечитал письмо и задумался. Потом посмотрел на часы.

– Пятнадцать пятьдесят пять пополудни. Пойду проверю. Хоть и глупо.

Однако сигнал Ясного Глаза, патриота Котова, к крайнему удивлению директора, подтвердился: обойдя внушительный корпус пятого цеха, он уперся в могучего белого медведя. Медведь полулежал в холодке, выставив палевое брюхо и уютно подперев лапой щеку. Глаза его были зажмурены.

– Наваждение, – сказал Казарцев и ткнул медведя ногой, чтобы убедиться: живой ли? Медведь открыл вишневый глаз и покосился на блестящую туфлю директора.

– Нет, это черт-те что! – закипел Казарцев. – Полное разложенчество. Докатились, дальше некуда. Надо писать приказ, по всей строгости закона.

За спиной директора заерзало. Он резко обернулся. Виновато помаргивая, перед ним стоял начальник отдела снабжения Буслаев, в обнимку с большим полиэтиленовым пакетом с рыбой. Медведь оживился и сел, нюхая воздух.

Казарцев бросил взгляд на часы: шестнадцать ноль-ноль, время кормления.

– Объяснись, Буслаев, – сказал он, играя желваками.

– Вот, Петр Иванович, – жалобно сказал Буслаев, – я их прошу двутавр для реконструкции первого цеха и швеллера восемьдесят штук, а они мне – его.

Он подбородком указал на зверя.

– Они мне его, – повторил Казарцев. – Ты меня местоимениями не обволакивай. Кто это они?

– Шут их знает, кто! Я-то даю заявки, как всегда, через наше управление, чтобы оно через ихние главки выбило с поставщика требуемое. И заявку дал за квартал, как положено, – вы же утвердили, – и по накладным проверял – все правильно. А только вместо двутавра, вместо швеллера– бугая этого прислали. Медведя, я хочу сказать. Неделю уж с ним маюсь. У них там какой-то растяпа напутал, а Буслаев крутись!

– Чего ж не доложил сразу?

– А чего я доложу? Сам понять ничего не могу. Хотел сам сначала разобраться, а потом уж вам докладывать. Отказывался от него, мол, не просил никто медведя, так железная дорога санкциями пугнула: дескать, вы получатели, согласно документам. Вот и взял. Ну что теперь?

– А отправитель-то кто, ты проверил?

– Неужели! Диксон, ЦБЩУ.

– Это что – ЦБЩУ?

– Да никто не знает. Я даже с Северным пароходством связался, просил радировать. И они первый раз слышат об этом ЦБЩУ. И вообще, говорят, четвертый день пурга над Диксоном. Все население на расчистке дорог.

Медведь рявкнул.

– Да даю, даю, – сказал Буслаев. – Утроба ненасытная.

Он вывалил рыбу на землю. Чавкая и облизываясь, зверь торопливо принялся за трапезу.

– Рыба откуда? – грозно спросил директор.

– Из магазина. На свои кровные покупаю, – запальчиво ответил Буслаев. – Пять кило с ходу молотит. Спасибо еще, с шефом нашей столовой договорился, отходами делится. Ну ведь не подыхать же зверю, он-то чем виноват?

– А Котов пишет– кормишь за государственный счет.

– Уже пишет? А вы что, Котова не знаете? Потому и не подписывается, ясноглазый, что врет.

– Котова-то я знаю, – задумчиво сказал Казарцев. – А вот как действительно с медведем-то быть? Вот что, пожертвуй-ка ты его в зоопарк.

– Я уж жертвовал, – уныло ответил начальник снабжения, – не берут. Не еж, говорят. Ежа возьмем, а белого медведя без документации – ни за что. Дорогой зверь, из Красной книги. Отвечать никому неохота.

– Бюрократы, – проворчал Казарцев. – Ничего, мы их тоже оплетем. Значит, действовать будем так: зверя первым делом оприходуем и будем давить на главк, чтобы кормами обеспечили. Учтем его как оборотное средство, согласно положению. Там, я помню, есть статья такая подходящая, 15-г называется – о животных на откорме. Включим его в план четвертого квартала особым пунктом, а там уж всучить зоопарку ничего не стоит – по передаточному балансу. А? Ну и куда они денутся?

– Вам виднее, – сказал повеселевший Буслаев.

...Медведя удалось провести как дополнительную продукцию завода, включить в квартальный план. Из главка выбили даже дефицитный рыбий жир, по триста граммов в день, включая выходные. Правда, жир был разрешен только на летний период – с осени, по расчетам главка, медведь должен был впасть в спячку. Казарцев, уверенный, что белые медведи зимой так же активны, мрачнел, на глазах тощал. Писал докладные.

Медведь же, наоборот, лоснился, тучнел на госхарчах: теперь хека и минтая ему поставляла централизованно продуктовая база. Да еще Буслаев, прикипев душой к своему питомцу, подкидывал ему мясного фарша и рыбных палочек, купленных на свои кровные.

Комсомольцы пятого цеха в порядке шефства выстроили зверю просторный вольер из нержавейки. Ясный Глаз пытался проинформировать общественность о том, что профком якобы показывает медведя посторонним туристам за деньги, которые, естественно, прикарманивает, но поклеп общественностью был отметен.

В бухгалтерских отчетах вольер стал значиться «Цехом БМ». Директору удалось утвердить полставки на обслуживание медведя. Постепенно зверь вплыл в спокойные бумажные реки, замелькал во всех сводках, узаконился. К нему приспособились. И срок передачи его в зоопарк нагрянул как-то неожиданно.

Провожали его торжественно, с оркестром, с фотокорами. Клетку загрузили краном на мощный «БелАЗ», который величаво выехал с заводского двора. Вслед ему раздавались напутственные крики шефствующих комсомольцев и откровенные всхлипывания Буслаева.

А через две недели директору был спущен производственный план на следующий год. В графе по выпуску дополнительной продукции стояло:

«Медведи белые – две штуки».

Мы для нас

«Прекрасное заведение – универсам, – сказал сам себе Петров. – Вот минуты не прошло, а я уже отоварился. Сахар, мыло, масло подсолнечное. Маргарин, сосиски, хлеб белый и черный. Макароны. Консервы: мойва жареная и фасоль болгарская. Это в простом магазине минимум полчаса убухать. Да еще с продавщицами наругаешься, последние нервы пораздергаешь».

Он пошел платить. Работали всего две кассы, и очереди к ним пестрыми питонами вились по всему залу. Привычным взглядом Петров определил контингент выстаивающих и выбрал для себя ту очередь, где преобладали мужчины.

Он не был женоненавистником. Просто он знал, что женщины, как правило, набирают продуктов обстоятельно и про запас, с хозяйственным прицелом. А как мужчина попадает в магазин? Обычно после краткого импульса со стороны жены «Сидишь? А в доме хлеба нет». Вот и стоят мужчины с одним-двумя видами продовольствия – пачкой сахара либо белым батоном. С такими-то покупателями очередь движется куда веселее.

(Справедливости ради отметим, что Петров, будучи безусловно лицом мужского пола, в магазине вел себя по-женски, то есть обстоятельно и практично.)

И правда, петровская очередь продвигалась шустрей. Тетки из параллельной очереди, видя это, хмурились, пыхтели и несли напраслину на свою кассиршу: дескать, еле ворочается, считать не умеет, сдачи каждую копейку как от сердца отрывает и вообще спит за кассой, как сова.

«Сами вы камбалы, – подумал про теток Петров, – соображать надо, в какую очередь становиться».

Довольный, он поставил ажурную корзинку с покупками на приступочек у кассы, как вдруг из подсобного закута выпорхнула вся белая, как мечниковская простокваша, торговая женщина.

– Варвара, – резво крикнула она, – ты мелочь просила? На, проверь только. Тут на восемьдесят рублей.

Она вывалила перед петровской кассиршей горсть тяжелых денежных колбасок, и та, легко очищая их от бумажных шкурок, принялась считать монеты. Считала она очень быстро, почти на компьютерном уровне, монетки, бренча, ссыпались в гнездовья кассового аппарата, тем не менее тетки из той очереди расцвели, а Петров скис.

– Это что же, вы все монеты пересчитывать собираетесь? – с вызовом спросил он.

– Собираюсь, – с вызом той же тональности ответила Варвара, кассирша.

– И долго это будет?

– Если мешать не станете, недолго, – серьезно сказала кассирша.

– Ничего себе недолго! Ничего себе порядочки у вас в магазине! – завелся Петров. – Тут стоишь-стоишь, на работу опаздываешь, а они себе считалочки устроили! Ничего себе!

– Деньги счет любят, – сказал стоящий за Петровым старик, похожий на древнегреческого философа.

– Пословицы и мы знаем, – отпарировал Петров. – «Время – деньги», например. При чем тут счет? Вовремя все делать надо. А то им считать, а нам торчать. А между прочим, не мы для них, а они для нас.

– Все для всех, – возразил философ.

– А товарищ-то посообразительнее вас, – сказала Петрову Варвара. – Почему это только мы для вас? А вы для нас нет? Несправедливо так.

– Вы на своей работе – для нас, – уточнил Петров, – а мы на своей– для вас.

– Представляю, – усмехнулась кассирша, – как для нас-то работаете. Через пень колоду небось, с перекурчиками да анекдотиками. А здесь вы короли! Ах, опаздываю, ах, работа ждет! Поглядеть бы на эту вашу работу!

– Так поглядите! – гордо крикнул Петров. – Да, вот приходите и глядите, я не боюсь!

Он выхватил из кармана удостоверение и распахнул перед кассиршей.

– А что, и приду! – засмеялась она. – Ждите. Ну, что у вас там? Маргарин – сорок пять, половинка бородинского – одиннадцать...

...От этой пикировки мутноватый осадок остался у Петрова на душе.

«А вдруг и правда придет? – спрашивал он сам себя, сидя за рабочим столом. Но тут же возражал, тоже сам себе: – Да что она, ненормальная, по учреждениям без дела ходить? А и придет, пожалуйста: дурака не валяем, вон папок сколько».

И он в который раз перечитал названия на корешках папок: «Переписка с параллельными инстанциями». «От вышестоящих», «Заявки», «Копии приказов», «Разное».

Варвара пришла через два дня.

– Здравствуйте, товарищ Петров, – деловито сказала она, снимая шубку и вешая на крючок у двери. – Приглашали? Вот и явилась.

– А! – как бы иронически воскликнул Петров. – Товарищ Варвара, извините, дальше не знаю.

– Семеновна.

– Семеновна, – повторил Петров. – Ну садитесь, будьте как дома, чем могу посодействовать?

Она взяла стул.

– Ничего мне не надо, вы работайте, я как раз мешать-то вам и не собираюсь.

– А что же вы будете делать?

– Смотреть, – объяснила Варвара, – сидеть и смотреть. Учиться у вас, как нужно работать. Чтобы быстро и целеустремленно.

– Ладно, – сказал Петров равнодушным голосом, – сидите, коли так.

Он взял несколько папок, стал, супясь, перебирать подшитые в них бумаги.

Прошло около часа.

Варвара сидела неподвижно, чуть склонив кудрявую голову и с интересом глядя на стол. Выдержка изменила Петрову, он заерзал.

– Знаете, – нервно сказал он, – так очень трудно работать, когда за тобой наблюдают. Сосредоточиться мешают, вам не кажется?

– Это еще что – когда молчат, – сказала кассирша. – А вот когда под руку мелют невесть что, да подгоняют, да критикуют.

Петров вспыхнул.

– Намек понят, – сказал он, – но не все сравнимо. У меня работа с цифрами, умственная. Вот напутаю – большая неприятность выйдет.

– У вас с цифрами, а у меня? – возразила Варвара. – Через меня тыщи проходят, вот где неприятность-то, если лента с наличностью не сойдется.

– Ну ладно, чего препираться, – миролюбиво сказал Петров. – Мне к начальству надо.

Он схватил папку и поднялся. «Покурю хоть», – подумал он.

– А зачем к начальству? – спросила Варвара.

– А вы не слишком ли... любознательны, Варвара Семеновна? – сказал Петров и напыжился. – Может, тут секретная документация.

– Если б вы на секретной работе сидели, – насмешливо сказала Варвара, – так меня к вам не пустили бы. А у вас система не пропускная. Заходи кто хочешь, как в нашем универсаме.

– Хорошо, – согласился Петров. – Я вам объясню, только вряд ли вы поймете.

– Пойму. Вы же вон как в моей работе понимаете. То не так, это не эдак.

– Тогда слушайте, – злорадно сказал Петров. – Внимательно слушайте. Вот: я занимаюсь планированием оптимальных размеров проектируемых предприятий, которые – я говорю о размерах – зависят от производительности, состава и синхронности работы оборудования.

– Не только, – сказала Варвара, – а еще и от уровня интенсификации технологических процессов.

Петров раскрыл рот, но не произнес ни слова.

– А кроме того, – добавила она, – от расстояния до сырьевой базы и места потребления производимой на данном предприятии продукции.

Петров захлопал глазами.

– Возможно, – промямлил он, – но я разрабатываю сейчас теорию зависимости оптимального размера от максимальных темпов роста производительности.

– И с этим вы собираетесь к начальству?

– Да, примерно с этим.

– А вы отдаете себе отчет в том, что снижение издержек производства возможно и под влиянием факторов конъюктурного характера? И что минимум издержек, достигнутый на такой основе, не может служить критерием оптимальности?

Тут глаза, которыми Петров хлопал, стали напоминать бараньи.

– Да ведь это моя мысль! Я над ней с сентября месяца работаю! Я как раз собирался ее провентилировать с главным инженером.

– Зачем же вентилировать дважды два? Это вы придете ко мне с пачкой соли за гривенник, а я вместо того, чтобы выбить чек, помчусь к директору советоваться: как, мол, понять – то ли покупатель мне десять копеек платит, то ли я их с него получаю?

– Так у нас принято, – уныло сказал Петров. – Но скажите же, скажите: откуда у вас такая эрудиция?

– Мы же интеллигентные люди, – туманно ответила кассирша. – Главное, что работа ваша налицо. Льем из пустого в порожнее, так? И макулатуру в папочках копим. Дайте-ка я взгляну, что вы там наподшивали.

Петров соколом упал на груду папок.

– Не надо, Варвара Семеновна, – взмолился он, потея. – Вы меня там, в универсаме, превратно поняли. Я просто удивлялся: почему на такой громаднющий магазин только два кассира?

– А вот это совсем иная постановка вопроса. Информирую по существу: одна кассирша с маленьким сидит, в ясли никак не устроит, а две враз в декрет ушли, как сговорились. Вот идите к нам работать, была бы реальная помощь, без критиканства.

Петров ненатурально засмеялся:

– Кассиршей, что ли?

– А что такого? Кассирша, кассир – какая разница? Был бы результат. А сейчас чисто мужских или женских профессий нету, в мире все смешалось. Вон в квартале от нас гастроном, так там девушка мясником устроилась. Одни очки да ногти, а больше и смотреть не на что. Такие библиотекаршами раньше работали либо смотрителями в музеях изобразительных искусств, а эта топором по говяжьей туше: хэк, хэк! Вмиг разделает. Тут тебе края, тут тебе грудинка. Вот нашел же человек призвание.

– Ей-богу, пойду к вам! – загорелся Петров. – У вас и коллектив, я заметил, дружный. Ну и там иногда, глядишь, колбаски твердокопченой или другого чего...

Варвара сделала непроницаемое лицо. Петров торопливо добавил:

– Изредка, я хочу сказать. Да это не главное, не в этом красота жизни. Вы представить себе не можете, как мне здесь обрыдло, за столом моим обшарпанным! Оптимальные размеры... Бумажки мусолим, ах, как вы правы! А справлюсь я, на аппарате-то?

– Справитесь... Самое трудное – руки от краски вечером отмыть, – заверила Варвара. – А так в два дня обучу вас. В общем, не волыньте-ка, пишите заявление, я отнесу.

– И в декрет я не собираюсь, – увлеченно сказал Петров, доставая чистый лист бумаги.

Час взаймы

Тридцать первого марта зав сказал заму:

– Напомните всем, что завтра мы переходим на летнее время. Часы переводим на час позже. А то начнется всякое: забыли, не поняли. Знаю я. Вот – чтобы никаких опозданий.

– Хорошо, – сказал зам. – А вопрос можно?

– Какой еще вопрос? – нахмурился зав.

– Если переводим часы на час позже, – сказал зам, – значит, на час позже и приходим на работу. Какие же могут быть опоздания?

Зав улыбнулся:

– Наоборот: часы на час позже – значит, время на час раньше. Ясно?

– Нет, – задумался зам, – ведь часы определяют время. Выходит, если на часах – девять, то по времени – еще восемь, так, что ли?

– По-старому восемь. А по-новому девять.

– Я и говорю. Выходит, по-новому – на час позже.

– Погодите, как же? Вы встаете в семь, а завтра это уже не семь, а восемь. Получается, что вы проспали. И надо вставать не в семь, а в шесть.

– Как в шесть?

– Да. По-летнему. А по-зимнему это будет семь.

– Ну, – попытался понять зам. – А как же служба точного времени? В Пулкове, где-то глубоко под землей, чтоб помех не было, есть самые точные часы. Они на долю секунды не имеют права соврать. На долю! А мы – бах! – и на целый час их поправляем. Так же нельзя, наверное. Тогда что же получается? Захотели – на час переставили время, захотели – на двадцать лет. В принципе ведь это то же самое?

– То, да не то, – попытался возразить зав.

– То! В принципе – то! непреклонно сказал зам. – Вот давайте переставим время назад на двадцать лет. Тогда я кончу школу и подам на медицинский. Я всегда мечтал хирургом быть, да вот не вышло. Женился рано. А если по второму разу прокрутить – я жениться погожу. Сначала – институт.

– Кончайте мистику! – воскликнул зав. – Дважды жить никому не дозволено. Летний час мы прибавляем условно, как бы взаймы. Первого апреля взяли, первого октября отдали. Проведем аналогию: завтра я у вас взаймы возьму сто рублей, а в октябре отдам. Вот каждый и останется при своем.

– До октября не могу, – вздохнул зам. – Мне за дачу платить. До получки – пожалуйста.

– Да не надо мне! – крикнул зав. – Аналогия же. Мы же о времени рассуждаем.

– Ах, да, конечно, – спохватился зам и задумался. Потом жалобно сказал:

– Воля ваша, конечно, вы начальник. Вы мне можете приказать и всему коллективу тоже. Но ведь солнцу-то вы приказать не можете вставать на час раньше. Солнце вас не послушается.

– И не замахиваюсь я на солнце! Я же только стрелочки на часах передвигаю. Просто летом раньше рассветает, и для экономии электричества все договорились вставать на час раньше. И соответственно раньше ложиться.

– Но ведь летом и темнеет позже, – сказал зам. – И придется при солнце ложиться.

– А вам жалко? – спросил зав. – А чего ее ждать, темноту? В темноте нехорошее творится. Хулиганство, дорожные происшествия, излишняя любовь.

– Так тогда, может, проще сделать так, чтобы и летом и зимой одинаково было? – предложил зам. – Очень уж сейчас неудобно: бывает, в июне сидишь-сидишь, а все не смеркается. Пересидишь свое, а утром рано– на службу. Да еще вы час отнимаете. Когда же спать-то?

– Как же вы уравняете лето с зимой?

– Да по вашему же принципу: летом отобрать несколько светлых часов как бы взаймы. А зимой отдать, чтобы так на так вышло.

– Но солнцу-то не прикажешь!

– Солнце не трогать. А издать приказ, чтобы зимние полчаса считать за час. А летом – наоборот.

– Ну! – с изумлением сказал зав. – Ну и ну!

– Летние сутки считать по восемнадцать часов, – продолжал зам, – а зимние...

– Стоп! – отчаянно крикнул зав. – Я просьбу отменяю: вы сотрудникам ничего не объясняйте, я им сам скажу.

– Хорошо, – согласился зам. – А мне-то как завтра приходить, в восемь или в девять?

– В восемь, пожалуй, – неуверенно сказал зав. – Или нет, в девять, но по переведенным часам. Или нет, лучше завтра не приходите вообще. Да! Вы ведь, помнится, в отпуск хотели? Вот и отлично, идите-ка в отпуск с завтрашнего числа. Пишите заявление.

– Спасибо, – сказал зам. – А после отпуска во сколько приходить?