Текст книги "Стенд (СИ)"

Автор книги: Светлана Тулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Даже раздражения не было. Ну хоть тресни. Что поделать, такие уж мы нетипичные. Ни тебе раздражения, ни тебе беспокойства. Даже обиды особой нет – на что обижаться, каждый зарабатывает себе на жизнь, как может. Да и чего беспокоиться, когда в карманах – не больше декады. Забавно только.

Всегда забавно наблюдать чужой облом.

– Меня, между прочим, зовут Бэт. Если тебе интересно. – Он сверкнул обаятельной улыбочкой, качнул длинной челкой. Стась зевнула.

Предупредила лениво:

 – Если ты еще не понял – я пустая.

Так, на всякий случай. Не обольщался чтобы. Закрыла глаза. Улыбаться она не хотела – это получилось как-то само собой.

Бэт фыркнул, закивал.

– Да знаю я, видел, это-то и интересно! Не каждый день такую самоотверженность встретишь. Хотел бы я быть на месте этой Снежанны Эски из «Солнечного зайчика», кем бы она ни была… Дочь?.. Ха! Чушь собачья.

Готов поставить год против дохлой крысы, что это твоя первая беременность. Идет?

– У меня нет дохлой крысы. – Стась ответила. Потом удивилась. Потом подумала – а чего, собственно? Ну глупо же, право слово, изо всех сил изображать негодование только потому, что в таких ситуациях положено негодовать?!..

Да и до открытия киоска еще девять минут.

– Значит, я прав! – Он опять просиял самодовольной улыбочкой от уха до уха. – Но вернемся к трогательным чуйствам… Нэжьно любимая подружка, после какой-нибудь заварушки потерявшая профпригодность? Вряд ли… Вас же страхуют на этот случай. Нет, почему-то мне кажется, что это ребенок. Не твой, разумеется, но чем-то близкий. Племянница?.. Хм-м… Возможно. Или – ребенок друга… Скорее всего – погибшего. Хотя – нет, не друга – подруги. Я бы сказал даже больше – коллеги. Возможно, напарницы. Тебе сколько до срока оставалось?

Он умный – да. Очень умный. Но достаточно ли он умный, чтобы…

– Да не дергайся ты! – снова смех, – Я не из хранителей или кто там за тобою охотится. Просто амазонкой от тебя разит за милю, скажи спасибо, что в этой глуши сравнивать не с кем. Манеры, походочка, жесты… Кстати, такая походочка без ежедневного тренинга сглаживается уже где-то через полгода… Так что ты – явная честитка, у джинжерок взгляд другой, видел я их. К тому же у них иные критерии, сама знаешь. Но вернемся к «Солнечному зайчику». Остается еще один вариант – ребенок врага. Возможно – тобою же убитого. У тебя же благородство печатными буквами через всю рожу проштамповано! Я прав?

Была такая игра с разноцветными гвоздиками, которые надо вставлять в гнезда на серой пластинке, пытаясь угадать задуманные противником комбинации цвета пяти выбранных гвоздиков и их места в ряду. Если ты угадал гвоздик по цвету – появляется одна белая фишка, если по цвету и месту – черная. «Диалогом» она называлась. Глупое название, а игра ничего, Стась любила ее когда-то.

Бэт, похоже, тоже ее любил.

– Ты кого-то убила на ринге и теперь содержишь оставшегося без кормильца несчастного сиротку? Чушь собачья. На что хочешь спорю – на ринг сегодня ты вышла впервые. Покалечила кого-то во время рейда с аналогичными последствиями? Реальнее… Но не думаю. Я видел твой стиль, ты не просто осторожна сверх всякой меры – ты королева осторожности. Если уж ты кого и убьешь, то сделаешь это не сгоряча, предварительно продумав все до мелочей и заранее для себя решив… Я прав? Так что же у нас остается?

Оставалось минуты четыре. Пока пусть себе треплется. А потом… В конце концов, тут тоже есть турникеты на входе в места определенного назначения…

– Племянница. Или сестра. Младшая, разумеется, и разрыв очень большой, лет десять. Впрочем, это все ерунда, это я так, за ради светской беседы. Да и любопытно. Знаю, что порок, но ведь так приятно свой порок удовлетворять! На самом-то деле я не за этим к тебе подошел…

До открытия киоска оставалось меньше минуты, когда он сказал:

– Хочешь работать на меня? Я неплохо плачу. Нет, я серьезно.

====== В чужую команду со своими правилами ходят лишь эриданцы ======

Верхний Галапагос.

Отель «Хилтс»

Аликс.

–… Я так и сказала администратору: «Как хотите, а это просто недопустимо!» Да, я прямо так ему и сказала! Что они себе позволяют?!.

– Фиммальхен, дорогая, тебе вредно волноваться, попробуй лучше салат, он сегодня на редкость…

– А все-таки это была женщина! – Ингрид хихикнула и немного смущенно пояснила – Я видела ее в бассейне, в чем мать родила, представляете?! И знаете – с кем?! С Яном Краузе!!!

Цинтия (или все-таки Порция) поджала тонкие губы:

– А чего еще можно ожидать от эриданки? Удивляюсь, как их вообще…

Фиммочка тем временем, проморгавшись, спросила с живейшим интересом:

– А что… фон Краузе… он тоже был, ну, это… ну, э-э-э… Вы меня понимаете?..

– Абсолютно!!! – Глазки у Ингрид расширились почти до квадратного состояния.

Теперь уже заинтересовались все.

 – Ну и… как?

 – Ой, девочки!!! – Ингрид прижала кулачки к бурно вздымающейся груди, зажмурилась и восторженно замотала головой, – Нет слов!!! Такая фигурка!.. М-м-М-м-м!!!

Порция-Цинтия, слушая внимательно, между тем поджала губы так, что длинный нос ее почти стукнулся об острый подбородок.

– Милочка, Вы что, и сами… э-э… там присутствовали? В этом… э-э… бассейне?

Она произнесла последнее слово с той непередаваемой интонацией, с которой активист общества трезвости произносит словосочетание «пивной ларек». Ингрид покраснела так, что проявились обычно почти невидимые светлые реснички.

– Ну что вы… Как можно! Нет, конечно! Я в окошечко сверху… Случайно…

Шелест листвы сливался с шелестом отдаленных голосов. Музыка в парке была почти не слышна, так, легким фоном. Чирикала какая-то птичка, да в тон ей перезванивались серебристые обручи А-Ль-Сью.

Фиммочка покосилась на мужа, увлеченного картами и не обращающего на женские разговоры ни малейшего внимания. Понизила голос:

– А… это?.. Ну, сама понимаешь… Как?

Ингрид запунцовела вконец. Пролепетала растерянно:

– Девочки, но ведь я только со спины… Да и далеко было…

– А правда ли, что у него на левой ягодице есть пикантная родинка?

– Правда-правда, – сказала А-Ль-Сью довольно громко своим кукольным голосочком. – Хорошая такая родинка, прямо на попке. И совсем не выступающая, гладенькая такая и приятная на ощупь…

Возникло шокированное молчание. Мужчины заинтересованно подняли головы от карт – они всегда заинтересовывались, когда говорить начинала А-Ль-Сью. И заинтересованность их была полна несколько испуганного азарта.

А-Ль-Сью позвенела обручами и, обрадованная всеобщим вниманием, сообщила радостно, по-прежнему в полный голос:

– И пипка у него приятная. Маленькая такая, аккуратненькая, гладенькая. Особенно, если языком…

Договорить ей не дали, опомнившись, хотя и с опозданием.

Женщины заговорили все разом, громко и бессвязно. Ингрид, цветом лица сравнявшаяся с темно-бордовой отделкой своей блузы, желала вина, и немедленно, Фиммочка призывала мужа, требуя оторваться наконец от дурацких карт и уделить все-таки кусочек внимания своей жене, Цинтии-Порции немедленно потребовался счет, мужчины же тихонько гудели о чем-то своем, посмеиваясь в усы и время от времени бросая украдкой на А-Ль-Сью взгляды отнюдь не осуждающие.

А-Ль-Сью молча тянула через соломинку золотистое вино, улыбалась чуть рассеянно.

Преподанный неделю назад урок не прошел даром – на этот раз даже Цинтия (или все-таки Порция?) не осмелилась сделать замечание. Даже в самой деликатной и безличностной форме. Другие и подавно не рискнули, только Фиммочка глазки страдальчески оквадратила.

А в том, что никакие намекающие разговоры об общепринятых нормах приличия А-Ль-Сью не понимает и понимать не собирается, реагируя хлопаньем пушистых ресниц, округлением ярких губок и восклицаниями типа: «Подумать только!», «Надо же, как интересно!» в лучшем случае, а в худшем – издевательским фырканьем, откровенным хохотом и «Да ну!.. Врете вы все! Не бывает такого! Это же глупость полная!» – в этом они уже успели убедиться на собственном горьком опыте.

Впрочем, личная заслуга самой А-Ль-Сью в создании такой репутации была не слишком и велика. Обитательницы Перекрестка все были такими. Или почти такими. И прощалось им многое. Во всяком случае – гораздо большее, чем представителям других миров. И не из-за богатства, фантастического даже по меркам Верхнего Галапагоса. Просто были они чем-то вроде стихийного бедствия или явления природы, а с явлениями природы глупо спорить. От них можно спасаться, их можно приветствовать, с ними можно смириться или даже восхищаться ими, желательно, правда, издали, – но спорить с ними глупо. Так и с канальерками.

Потому что альтернативы нет.

Эриданца можно поймать. Трудно, да, но – можно. А поймав, – применить к нему принятые в данном конкретном мире меры принудительно-воспитательного характера. Во всяком случае – попытаться эти самые меры применить.

Но еще никому и никогда не удавалось поймать канальерку – больше, чем на двадцать один день. В канале время дискретно и нелинейно, родившиеся там живут по его законам даже за пределами Перекрестка. Так лучше уж и не пытаться, чтобы не попасть потом в нелепое положение борца с ветряными мельницами. К тому же Перекресток давно уже стал для всего цивилизованного Мира чем-то вроде Символа Общей Вины. Своеобразным вечным укором, напоминанием и предостережением. Чем-то вроде Австралии на Старой Земле или ребенка-инвалида в благополучной семье спортсменов.

Попробуй эриданка выкинуть хотя бы десятую часть того, что свободно сходит с рук канальерке – о, как бы они взвыли, все эти аристократы и не очень! Может, в открытую связаться и не рискнули бы – не идиоты же они, в самом деле! – но ненавидели бы втихаря и гадости исподтишка делали обязательно. А с канальеркой – шалишь. Не было такого. И не будет.

Казалось бы – почему? Похожие истории, судьбы один к одному, даже культурные традиции схожие, хотя кто и когда обращал на них внимание?..

Дело за малым.

Много разнообразных чувств испытывают добропорядочные граждане по поводу Эридани в целом и отдельных ее представителей в частности, и зависть – отнюдь не самое скверное из них. Лишь одно отсутствует в этом полном и многообразном наборе – жалость. Канальеркой же можно восхищаться, можно по ее поводу негодовать, возмущаться, обижаться на нее, жалеть, презирать и даже ненавидеть, если вам так уж охота.

Вот только завидовать – шалишь.

Чему тут завидовать?..

Дети одинаково любят играть в Эридани или Перекресток, прыгать по времени безоружным неуязвимкою и никому незаметным шпионом собирать информацию. Но, вырастая, почти что каждый из них, продолжая подсознательно завидовать эриданским и канальерским способностям, при этом к самому Перекрестку начинает испытывать эмоции куда менее приятные. И в конце концов более или менее осознанно благословляет судьбу, что не родился в Канале или на его берегах. И уже не завидует.

Невозможно завидовать человеку, еще до рождения обреченному на то, что во всем цивилизованном мире совсем недавно признавалось приемлемой заменой смертной казни.

На балконе было почти пусто. А-Ль-Сью подошла к балюстраде, долго смотрела на вечернее море. Синхронизированные кольца платья двигались почти бесшумно, с легким шелестом вспарывая воздух. Костюм на ней сегодня был узкий, по понятиям Перекрестка неброский, почти что строгий – самые широкие обручи не больше метра в диаметре, а по центру вообще сужаются до пятидесяти двух сантиметров. Вращать такие не очень-то и приятно, все тело сотрясает противной мелкой дрожью, настолько быстрой, что со стороны и не видно, а вот ощущения премерзейшие. Зато выглядит просто роскошно.

Тонкие пальцы с переливчато-бордовыми узкими лепестками ногтей погладили местный полупрозрачный аналог мрамора. На Эридани мрамора много. Настоящего мрамора. Правда, все больше – серо-голубого, холодного.

Этот был теплым. Таким теплым, что казался почти живым. И очень хотелось лечь на него животом, прижаться всем телом, согреться и просто уснуть…

К сожалению, костюмы Перекрестка не предусматривали подобных вольностей, а раздеваться не хотелось. А-Ль-Сью ограничилась тем, что еще раз погладила глянцевую полупрозрачность. И с подноса проходившего мимо официанта взяла бокал с бледно-розовым чуть подогретым чиоилли, хотя и предпочитала золотистые сорта.

В зале возникло легкое оживление. А-Ль-Сью заинтересовалась. Прислушалась, допивая бокал.

А-а, понятно. Фон Краузе явился.

Дамы краснеют, хихикают и перешептываются, мужчины улыбаются в усы и бросают косые взгляды. То тут, то там то и дело упоминается что-либо приятное и гладкое на ощупь и служит причиной безудержного сдавленного смеха. Популярностью так же пользуются эпитеты «маленький» и «аккуратненький» во всевозможных сочетаниях.

Ничего не понимающий фон Краузе относится к нездоровому оживлению вокруг своей персоны философски, хотя и с некоторой опаской. Заказывает тушеную миногу, вызвав очередной всплеск веселья, приступает к еде.

Двое у самой стойки бара говорят о ней, уверенные, что их не расслышат даже собственные жены.

– Какая попка! Ум-м!.. – Нет, ты на сиськи-то посмотри, на сиськи! Туда-сюда, туда-сюда, ну кто такое выдержать способен, она же просто напрашивается!.. – Видел, как она на меня смотрела? У меня приятель у них работал, говорил – Канал влияет, они там просто ненасытны… – Нет, ну какая попка!.. – Когда не беременны – всегда хотят, как кошки… – Врал, наверное…– А может, и не врал, тебе-то откуда знать? – Нет, ну ты только посмотри, она же под кольцами практически… – Да что там, за этим мельтешением, видно?! – Смотри, она опять пьет! Вот бы ее напоить как следует, чтобы обручи так и посыпались… – Подпоить, а потом… – Зачем же так грубо… – А мы грубо не будем. Ты когда-нибудь имел канальерку? Говорят, они в постели просто… – Ну да, а потом она про тебя при всех, как про бедного Яна… – Да ты просто ему завидуешь… – Напоить в стельку – это весело… – Не просто весело, ты слушай, подпоить как следует – и в номер, и ничего она потом никому не расскажет, пьяная будет, и не только, сегодня двадцатый день, понимаешь?.. – Что – двадцатый день?.. – Идиот, у них же дискрет три недели ровно, пока завтра проспится – уже тю-тю…

– Сволочи! – сказала вдруг молчавшая до этого молодая блондиночка, что сидела на парапете, болтая ногами, наматывая длинные светлые кудри на палец и глядя в закат.

– Все мужчины – сволочи, вы будьте осторожны, пожалуйста! – повторила она очень серьезно, словно важную тайну открывала. Соскочила на бетон, с прежней серьезностью заглянула в лицо А-Ль-Сью. Глаза у нее были дикие, совсем дикие, даже не понять, какого цвета – зрачки во всю радужку. Тронула за руку. Мягко, но решительно отобрала бокал, покачала головой:

 – Вы хорошая. Вы молодец. Так и надо. Только так. Только вина не пейте больше, не помогает. Я проверяла.

Еще раз покачала головой, поставила бокал на розовый камень, отошла к столику с рулеткой.

А-Ль-Сью смотрела на ее светло-золотистый затылок, забыв даже про двух сволочей у стойки, заняться которыми собиралась какую-то минуту назад – и стремительно уступала место Аликс.

Черт.

Черт, черт, черт!!!

Как же ее зовут?

Джеки, кажется… Еще вчера видела, да внимания не обратила. Явный шок, к тому же девочка – латентный сенс, слышать тех двоих у стойки она никак не могла, однако отреагировала, пусть даже и бессознательно. Травматический шок, ежу ясно. Залеченный к тому же. Лечили паршиво, коряво и второпях, лишь загладили да симптоматику внешнюю убрали. Вплотную бы заняться, да прав тот гаденыш в зеленом саронге, завтра последний день, нельзя нарушать имидж прикрытия.

Психу, что с этой девочкой возился, ручки бы пообрывать не мешало, да засунуть туда, откуда они у него растут! По локоть. Это так, лирика. Завтра – последний день. Хотя…

Послезавтра никто не мешает вернуться, а Джеки эта вряд ли куда отсюда за один-то день…

– Добрый вечер!

А-Ль-Сью обернулась. Тип в зеленом покинул стойку и стоял теперь рядом, руку протянуть. Заметьте – уже с двумя бокалами!

Так-так-так…

– Не посчитайте меня нахалом, но такая шикарная женщина скучает одна…

А-Ль-Сью еле заметно сузила глаза и поощрительно улыбнулась.

Вечер обещал быть интересным.

Джуст.

Спа-салон «Северный Централ».

Стась.

Пахло горячими досками, подгоревшим хлебом и мятой. Ноздри не жгло – так, пощипывало чуть-чуть, насчет температуры Бэт был непреклонен, а Стась не стала возражать, ей поначалу и предбанник парилкой казался, она только здесь поняла, насколько же замерзла там, на продуваемых всеми ветрами праздничных улицах.

Бэт обращался с ней по-хозяйски, то есть властно и бережно, и Стась было по этому поводу даже немного неловко – он же ничего про нее не знал и искренне верил, что сделал выгодное приобретение, наверняка надежды всякие питал и планы строил.

Стась не любила обманывать людей. Особенно, если люди эти были ей чем-то симпатичны.

– Еще?

Стась сонно вздохнула, мурлыкнула что-то утвердительное, не разжимая губ. Шевелиться не хотелось.

Зашипела вода на камнях, по плечам и спине прокатилась жаркая волна. Кожу осторожно куснули горячие иголки – Бэт снова взялся за хвойный веник.

Славный мальчик этот Бэт. Улыбчивый и умный, с кошачьей грацией и глазами крупного хищника. А то, что завернут он в простыню от пяток до самого горла – не твое дело, в конце-то концов. У каждого из нас – свои тараканы.

– Вставай, соня! Чай готов!

Маленькие быстрые пальцы теребили ее за плечи, пощипывали, щекотали. Стась хихикнула и передернула плечами, поднимаясь. Чаем это можно было назвать с очень большой натяжкой – нечто белесоватое, густое и тягучее, с резким запахом и странным вкусом. Бэт заметил ее реакцию, сверкнул улыбкой:

– Ты пей, я и не таких на ноги ставил, что-что, а дело свое знаю. Пей и ложись – мять буду…

Пальчики у него были тонкие, длинные, изящные – пальчики профессионального каратэка. Стальные тиски, а не пальчики.

– Плечи у тебя ничего, хорошие такие плечи, их только чуть-чуть обрельефить, чтобы уже вообще никаких и мыслей даже в подкорке ни у кого не ворохнулось. Грудь – просто мечта, даже перетягивать не придется, конфетка, а не грудь, словно и нет ее совсем!..

Стась слабо хихикнула – такого комплимента ей слышать еще не приходилось.

А он был бы неплохим хозяином. Что там неплохим – отличным! Может быть – лучшим из всех возможных…

 – Руки выше всяких похвал, просто-таки отличные руки, хоть завтра на выставку. Спинка у нас что?.. Да нет, вроде есть спинка, сойдет на первое время, капюшончик неплохой, хотя и не эталон. Дельта зато хороша, хороша дельта, ничего не скажешь! А это у нас что? Косые это у нас, вот они, родимые, хорошо прощупываются… А вот пресса не вижу. Это пресс? Это не пресс, это недоразумение! Такой пресс начинающей гимнасточке еще может на что-то сгодиться, но никак не тебе и не в твоем положении! Тебе железобетон нужен, а не это хлипкое желе! Родная, ты о чем думала сегодня, когда в драку лезла?! Да тебя же первый же пропущенный удар…

Поначалу она еще предполагала с его стороны некий побочный интерес. Не то чтобы считала себя такой уж неотразимой, особенно в образе братишка, но мало ли у кого какие вкусы.

Трудно сказать – надеялась или опасалась. Если и опасалась, то не самого факта. Подтверждения своего несоответствия чужим ожиданиям – вот чего, пожалуй, она действительно опасалась.

Даже после того, как себя в зеркале увидела, определенные мысли на этот счет еще оставались – ну мало ли?..

И потому сразу правильно оценила его наряд – не просто небрежно наброшенную на плечо простыню, как у нее самой, в сауне так и вообще используемую в качестве подстилки, а что-то типа сари, с изящным узлом, уложенное тщательно красивыми складками. Он умудрился не только сохранить элегантность, но и расставить все точки. Умный мальчик.

А жаль. Наверное…

– Бедра сойдут… Кости у тебя славные, узкие, я это сразу отметил. Кальций попьем, витаминчики я тебе проколю. Есть еще одна такая хитрая штучка для костей, посмотрим потом… Колени слабоваты… Это хуже. Но не смертельно, в крайнем случае – врастим подтяжку, время еще есть. Я тебя раньше чем через неделю выставлять все равно не намерен, так что… Икры хороши, чудо, а не икры! Чисто кегли! Ты случайно бегом не занималась?.. Упс… Лучше бы ты коньками занималась! Это что, по-твоему? Это голеностоп? Это дряблая матка старой крысы, а не голеностоп! Прыгать, прыгать и прыгать… Пальчики… Ну ладно, пальчики еще ничего. А голеностопом займемся прямо сегодня же. Топай греться, лентяйка!..

От выпитого «чая» – а может быть, от тех разноцветных восьми кубиков, что вколол ей Бэт около часа назад, скалясь: «Не боись, лицензионные!», – голова была тяжелой, а тело – словно ватное. В сауне она почти заснула, Бэт разбудил и выволок под контрастный душ, а потом включил солярий, и она опять чуть было не заснула, пока обсыхала.

– Спасибо! – сказала она ему уже в узком отсеке раздевалки, понимая, что это – последняя возможность. Хотела еще что-нибудь добавить, но потом решила, что лучше не стоит.

Он засмеялся.

– Давай-давай! Не спи на ходу, одевайся, нам еще до гостиницы топать!

Был он полностью одет – и когда успел? – стоял, поставив остроносый сапог на скамейку и опираясь локтями о колено, нетерпеливо постукивал по голенищу перчатками.

Стась могла бы сказать ему.

Не сказала. Зачем? Пусть лучше сам все увидит.

Натянула ботфорты и замшевое кружево, нарезанное из янсеновских брюк. Поежилась. Вот когда начинаешь завидовать шотландцам! Поверх таких брюк– да еще бы ихнюю юбочку!

Привычно перетянула стяжкой эластичного бинта грудь – действительно, чего тут перетягивать-то особо? Защелкнула кнопки на кожаном ошейнике и манжетах от кисти до локтя – на них пошли рукава янсеновской курточки.

И лишь после этого тронула вырезанную из черного раньяка борцовку.

Цепочка выскользнула из мягкой черной майки холодной и толстой змеей, тяжелый авантюролловый кубик громко стукнул гранью о дерево скамейки.

Прокатился, постукивая.

Остановился. На верхней грани чуть отсвечивали пять крапинок.

Интересно…

Пятерка случайная и без поддержки – это, между прочим, акуна матата, этакий восторженный пофигизм в кубе и полное отрицание каких-либо осознанных действий. Это что же получается?! Нас сейчас будут бить, и, возможно, ногами, а нам предписывается расслабиться и попробовать получить удовольствие?

Бэт присвистнул, длинно и как-то непонятно.

Стась натянула борцовку с жилеткой. С неприязнью покосилась на кубик – в полумраке он казался почти черным, лишь на скошенных ребрах вспыхивали золотистые блики. Холодная цепочка обняла шею, кубик скользнул под нагрудные бинты.

Вздохнула. Посмотрела виновато – мальчик он, конечно, хороший, да и кубик вот… Но у нас на плечах своя голова, и если сейчас этот хороший мальчик шевельнется или за оружием потянется – вырубим мы его, Зоя, без всяких угрызений совести, и своей дорогой дальше пойдем. Своей тсенской дорогой, куда поведет кубик.

Бэт не шевелился и за оружием тоже не тянулся, он, словно в ступоре, смотрел на ее грудь где-то на уровне ключиц. Смотрел почти с восторгом. Этаким идиотским, с толку сбивающим, совершенно неуместным здесь и сейчас восторгом. Облизнулся. Протянул с мечтательной тоской:

– Если бы я знал, что ты тсен… Если бы я только знал заранее… А я, дурак, еще удивлялся, что ты никого из них так и не убила… нет бы сразу догадаться, придурку… – заглянул ей в глаза, взгляд его был безумен, лицо передернулось страдальчески. Всхлипнул. Спросил несчастным голосом, чуть не плача:

– Ты хоть понимаешь, глупая, какое пари я мог бы тогда выиграть?.. Конфетку, а не пари!..

====== Меняющий правила в ходе игры должен быть готов к переработке на мыло ======

Верхний Галапагос.

Отель «Хилтс».

Аликс.

А-Ль-Сью потеребила бордовым ноготком пухлую губку в некотором недоумении, к которому примешивалась изрядная доля иронии.

На широкой кровати валялись двое ее недавних ухажеров. Споить их было как два пальца, не проблема, короче. Тоже мне, герои, кого перепить вздумали? Эриданку? Фан-та-зе-ры…

Подготовка тоже не была проблемой. Когда они уже перестали соображать, что пьют, она, почти не таясь, влила им в бокалы по полной суточной дозе УКВ-6. Для тех, кто криминальную фармакологию не изучает, можно и пояснить, что под этой аббревиатурой скрывается некий весьма действенный препарат, названный шутниками-изобретателями Универсальным Конским Возбудителем. Модификация шестая, усовершенствованная, с пикантными спецдобавками, приятная еще и тем, что действовать начинала не сразу, а часов так через пять, после чего максимального пика напряжения достигала через три минуты и держала этот пик в течение суток. Хорошая такая штучка, просто-таки необходимейшая принадлежность ридикюля любой одинокой и себя уважающей девушки.

Проблема начиналась сейчас, когда предварительная обработка была уже доведена до конца, и дело оставалось за малым – привязать этих мальчиков рядышком к роскошному ложу любви. Причем привязать хорошо бы так, чтобы отвязаться самостоятельно они не смогли, но при этом имели бы достаточную свободу перемещения относительно друг друга в пределах ложа. Со всеми отсюда вытекающими, и так далее. (Ох, и бурная же ожидает мальчиков жизнедеятельность в ближайшие сутки! А, главное – какой простор для нововведений во всех смыслах этого слова, пустячок, а приятно…)

Сомнения или там угрызения ее не тревожили. Попытайся они вчера споить ее как эриданку – посмеялась бы только, и вечерок они втроем скоротали, вполне возможно, гораздо приятнее – а чего? Парнишки видные.

Да только вот в том-то и дело, что не подсели бы эти двое к эриданке, тем более – в полном боевом. Кишка худощава. А вот с утонченной и внешне беззащитной обитательницей Перекрестка – с ней у них никаких проблем. К тому же – двадцатый день, значит, никто не успеет возмущенно ахнуть. Чисто, безопасно и безнаказанно…

Такого не прощала даже А-Ль-Сью – не то что Аликс.

У нее было три часа, чтобы продумать все до последней детали. И казалось – она действительно это сделала. Чисто по-эридански. Просчитала каждую мелочь, по три раза, с гарантией чтобы. Только вот не учла, что расчеты эти справедливы лишь для эриданки.

В баре ребятишки еще кое-как перемещались сами, в лифт их погрузил обслуживающий персонал холла, сюда помог доставить он же, вышколенный и предупредительный. Мало ли для каких целей девочке могут пригодиться два невменяемых мальчика? Девочка платежеспособна? Значит, нет проблем!..

Проблема была в том, что приведением в должный вид и состояние декораций и актеров ей предстояло заняться самой. Лично и непосредственно.

Они не тяжелые. Подумаешь – средний мужчинка средней упитанности, пустячок. Ее парадные серебряные обручи – и то весят больше, а попробуй-ка к тому же их покрути несколько часов подряд во время какой-нибудь гнусной торжественной церемонии! И с чего это у всех такая непробиваемая уверенность в том, что канальерки подобны хрупким цветочкам, дунь – и сломается? И никому почему-то и в голову не приходит, что изначально не может быть хрупкой и изнеженной женщина, ежедневно таскающая на себе от сорока до ста пятидесяти фунтов в виде обручей из металла-керамики-дерева-пластика – кому что больше нравится, – да еще и не просто так таскающая, – как же, разбежались! – а вынужденная разномастные и порой весьма неудобные кольца эти постоянно и непрерывно вращать, поскольку весь ее наряд, не считая шкурки, держится единственно этим вращением, запнись хоть на миг – и кольца попадают.

А вращение колечек этих, кстати, тоже целое искусство. Быстрее, медленнее, синхронно, вразнобой, то свивая в короткий плотный цилиндр, то растягивая полупрозрачной спиралью от щиколоток до макушки. Можно волну пустить, можно ощетиниться звездочкой, можно деланной асинхронностью возбуждать нездоровое любопытство у тех, кто надеется когда-нибудь застать канальерку, раздевшуюся не по своей воле. Не зря же за уроженкми Перекрестка закреплена прочная слава непревзойденных танцовщиц.

И никому никогда не придет в голову проверять у закутанной в звенящий смерчик женщины документы – ведь ясно же и идиоту, что никто нигде и никогда не способен такой прикинуться. Никто, конечно, кроме эриданца, те, говорят, вообще способны притвориться твоей родной бабушкой, а ты и разницы не заметишь, но нужно быть трижды кретином, чтобы всерьез пытаться обнаружить какие-то там неполадки в документах у прикинувшегося кем-то эриданца.

Обручи тихо позвякивали, выписывая восьмерки. А-Ль-Сью надула губы и пришла к выводу, что раздеться все-таки придется. Как это не противно натуре истинной канальерки. Потому что даже в узком вечернем наряде абсолютно невозможно заниматься перетаскиванием крупных предметов – не на вытянутых же руках их держать?!

Нет, раздеться придется…

Но сначала разберемся с тем, чьи осторожные шаги приблизились к самой двери номера со стороны коридора и замерли у порога.

Осторожно звякнула ручка.

Навыки кое-какие имеются – дверь даже не скрипнула, да и всего остального вряд ли смог бы засечь кто иной. Школа наличествует, осторожность явно не врожденного характера, это хорошо. Нервы на взводе – это хуже, но не страшно. И – главная, но приятная странность – не несет этот коридорный визитер угрозы. Ну ни малейшего даже оттеночка, любо-дорого посмотреть. Редко такая цельность встречается. Интересно – кто? Мелкий воришка, на насилие неспособный? Приятель-собутыльник бессознательных мальчиков? Гостиничный шпик? Не в меру назойливый персонал?

Оборачиваясь, она продолжала гонять варианты, сама с собою заключая пари. И поэтому первым чувством ее при виде нацеленного в лоб пистолета было удивление.

Искреннее и непритворное.

Базовая.

Штаб-квартира АИ.

Фрида.

Твердый палец Джеральдины Сьюзан Эски тронул опознавательную клавишу. В столбике «адресат» она снова набрала личный код своего персонального и непосредственного начальства. Огонечек внизу из предупреждающе-желтого перетек в зеленый – ее допуск еще раз подтвердили, невзирая на место и время.

Конечно, без восемнадцати три ночи – не слишком удобный час для

нанесения визитов, автомат правильно об этом напомнил, но личный секретарь имеет кое-какие привилегии.

Фрида Лауэрс не спала.

Обставлено это было с известной долей саморекламы и вело к ужесточению дисциплины среди рядового состава – «как-вы-смеете-дрыхнуть-на-посту-когда-сама-Фрида-не-смыкает-глаз?!» Хотя на самом деле она просто никак не могла привыкнуть к укороченным базовским суткам.

Сигналу с переходного тамбура она даже обрадовалась. К тому же то, что Джерри Эски явилась лично, игнорируя комм, говорило если и не о важности информации, то хотя бы о ее конфиденциальности.