Текст книги "Миграция в Европе и ее последствия"

Автор книги: Светлана Трыканова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Явление, благодаря которому иммигранты становятся частью общества в структурном измерении, и процесс, благодаря которому они могут достичь желаемого положения, называются объединением.

Объединение может быть, в свою очередь, оценено с двух сторон:

• во-первых, со стороны общества в целом. Если культурно отличная группа де-юре обеспечена равными правами, а де-факто – все возможности общества открыты для рассматриваемой группы и ее членов, то такое объединение назовем равным объединением. Если же данная группа имеет меньше возможностей и меньше прав, то такое объединение называют отличительным объединением;

• во-вторых, со стороны конкретного иммигранта, который должен иметь уверенность в равенстве возможностей во всех сферах жизнедеятельности принимающей страны. При этом необходимо учитывать тот факт, что (относительно структурного измерения и объединения) существует два различных пути объединения: объединение через права и гражданство и объединение в социальной структуре.

Культурное и структурное измерения интеграции как аналитические инструменты в теоретическом плане могут рассматриваться изолированно друг от друга. Но в реальной жизни они неразрывны. Если определить структурное измерение как основное, то, как только группа иммигрантов достигает престижного положения в обществе, дифференциация власти и дискриминация между группой иммигрантов и обществом большинства значительно уменьшается. Иммигранты могут тогда использовать эту власть в целях признания и в культурных различиях. Но, как показывает реальность, равенство прав де-юре недостаточно, чтобы иммигранты были признаны равными как в культурном измерении, так и в отношениях с аборигенами. Кроме того, иммигранты, как правило, занимают более слабые позиции в новом обществе и, следовательно, имеют слишком незначительную власть, чтобы ее было достаточно для их признания в культурном измерении. Многие из аборигенов отказываются принимать увеличение разновидностей в нормах и формах культурного измерения. Кроме того, многие из местных жителей считают, что увеличение равного доступа иммигрантов к социальным правам угрожает их собственной позиции в структурном измерении. Можно привести и другие примеры.

Таким образом, существует тесная взаимозависимость между структурными и культурными измерениями, что порождает различные стратегии интеграции, требования к адаптации и объединению.

Со стороны принимающей страны можно выделить, на наш взгляд, следующие стратегии интеграции.

Включение – это процесс взаимного признания и двусторонней адаптации, результатом которого является общая культура с небольшим разнообразием. Включение в культурном измерении приводит к равному объединению и в структурном измерении. Если культуры первоначально не рассматриваются как паритетные относительно друг друга, это приводит к ассимиляции, маргинализации или сегрегации.

Плюрализм (так называемое мультикультурное общество) требует взаимного признания при принятии и создании культурного разнообразия. В связи с тем, что различные культурные группы, как и в первом случае, являются паритетными относительно друг друга, это дает возможность к равному доступу к структурному измерению. Однако из-за того, что различные культурные группы продолжают существовать, риск появления иерархической взаимозависимости велик, и это может привести к сегрегации. Плюрализм требует от общества приема определенной деинституализации своей культуры, освобождая таким образом место для развития различных культур иммигрантов.

Трудности ассимиляции для иммигрантов связаны с требованием односторонней утраты ими своей культуры и принятия норм и правил аборигенов.

Процессы резкого роста миграции характерны в настоящее время для всего человечества, в особенности для промышленно развитых стран, где демографический рост коренного населения заторможен и прослеживается ощутимый спад рождаемости. Но нужды глобализирующегося капитализма требуют прилагать все большие усилия для поддержания экспансии западных экономик, поэтому в условиях глобальной конкуренции они объективно не могут останавливаться на достигнутом. Развитие индустриального общества, все больше переходящего в стадию информационного, требует все новых человеческих ресурсов.

Тема миграции, легальной и нелегальной, и связанной с этим социальной напряженности волнует граждан ЕС.

Сообщения наподобие того, что голландский город Роттердам оказался в последние годы чересчур переполненным иммигрантами (сколько из них нелегальных, вряд ли кто-то может сказать) так, что его отдельные районы превратились в самые настоящие гетто, а местные власти вынуждены предпринимать не всегда удачные усилия, чтобы распределить этих иммигрантов более менее равномерно в пределах города, все больше и больше заполняют западные СМИ. О том, что нечто подобное происходит и у них, поступают сообщения из всех стран Западной Европы и Европейского Союза как такового, от Великобритании, Ирландии, Португалии на его западе до Австрии и Германии на востоке, от стран Бенилюкса в центре, Дании, Швеции, Финляндии на севере до Греции, Италии, Франции, Испании на юге.

Кажущаяся в этом отношении лишь на первый взгляд более благополучной, чем соседи, крупнейшая западноевропейская страна Германия приняла в последние годы больше мигрантов, чем вся остальная Европа. Страна имеет наиболее протяженные границы среди стран – членов ЕС – 3767 км сухопутных и 1318 км морских пограничных рубежей. Ясно, что именно на Германию ложится наибольший груз идущего в основном с Востока на Запад потока континентальной, легальной и нелегальной, миграции.

В структуре населения этой самой крупной страны Европейского союза, достигшей после объединения численности в 82 млн человек, почти каждый десятый – иностранец, не имеющий немецкого гражданства. Речь идет о легально проживающих в стране иммигрантах, основная масса которых, происходящая из стран Восточной Европы, – особенно резкий прирост наблюдался после 1987 г. – прибыла в последние 10–15 лет. Так, в одном только Берлине существует русскоязычная диаспора, сравнимая по числу, но, увы, отнюдь не по существу (я имею в виду качественный аспект), с послереволюционной эмиграцией 1920-х гг. «Русских» в городе насчитывается уже 300 тыс. 100 тыс. новых пришельцев в ФРГ составляют евреи, проходящие по немецкой статистике под мало что раскрывающим понятием «контингентные беженцы», выходцы из России и республик бывшего СССР.

Заставляет задуматься и печальная статистика, относящаяся к сфере демографии. Цифры рождаемости говорят сами за себя, индекс рождаемости весьма низок. Так, в 2000 г. в расчете на одну женщину репродуктивного возраста в ФРГ он составлял 1,25, тогда как оптимальной цифрой является 2,1. Из-за столь низкой рождаемости быстро меняется и возрастной состав населения – к 2030 г. менее половины населения будет в наиболее работоспособном возрасте от 20 до 60 лет.

Доля престарелых (старше 60 лет) вырастет до 37 %, а доля молодых до 20 лет упадет до 15 %. Не случайно уже сейчас политики вынуждены заниматься пересмотром пенсионного законодательства. Учитывая, что жизнь будущих пенсионеров будет оплачивать все уменьшающийся работоспособный слой, общество уже сейчас должно заботиться о превентивных мерах, смягчающих эти обусловленные демографическим кризисом проблемы. Федеральная служба статистики ФРГ предсказывала в 2000 г., что при отмеченных тенденциях численность населения Германии к 2050 г. составит лишь 64,9 млн человек (напомню, что сейчас она – 82 млн), и это при условии, если сальдо миграции будет ежегодно равно 100 тыс. человек.

Официальная статистика еще в конце 1990-х годов зафиксировала также, что лишь 25 % старых и новых иммигрантов в ФРГ происходят из стран Европейского Союза (на первом месте здесь находятся более 600 тыс. итальянцев), остальные – из-за его рубежей. За сорок лет, от 1954 до 1995 г., на немецкую землю приехали 22,7 млн иммигрантов, и за те же годы ее покинули 16,2 млн иностранцев, тем самым прирост населения за счет иммиграции составил за те же годы 6,5 млн человек.

Среди последних немало таких, которые относятся к категории нелегалов. В стране насчитывается 470 тыс. иммигрантов, подлежащих по закону высылке, половина из которых, используя существующие юридические зацепки, может оставаться в стране неограниченное число лет. Так, только в Гамбурге проживают от 15 до 20 тыс. ищущих убежища в ФРГ. Все они живут под дамокловым мечом высылки в страны их прежнего проживания. Никто из них не желает вернуться на родину, и их приходится высылать по постановлениям органов, занимающихся вопросами миграции иностранцев, невзирая на все душераздирающие протесты. Приводился пример, когда у одной из беженок из бывшей Югославии, отстоявшей шесть часов в очереди для встречи с чиновниками службы по делам иностранцев, случились преждевременные роды. Высылаются армяне и азербайджанцы, ссылавшиеся на то, что они вынуждены были бежать в результате военных действий между этими закавказскими странами. Отказ на жительство в ФРГ получил, например, один курд, боровшийся за независимость турецкого Курдистана, причем его жену на родине избивали и насиловали в турецкой полиции. Подобные людские трагедии не смягчают решимости немецких властей, в последнее время относящихся гораздо суровее, чем в 1990-е годы, к нелегальным миграциям. Не будем забывать, что содержание целой армии нелегалов, как и выплата вожделенной социальной помощи для так и не сумевших устроиться в стране безработных легальных мигрантов, число которых во много раз больше, – огромное бремя для экономики ФРГ, и без того испытывающей серьезные трудности в силу стагнации и высокой (более 4 млн человек) безработицы. Получить работу иностранцу в Германии труднее, потому что свободное рабочее место вначале предоставляется гражданину Германии или ЕС и только потом, если таковых не найдется, он может быть взят на малопривлекательную для немцев работу.

К числу получателей социальной помощи относится немалое число не только бесправных беженцев. Немало их и среди легально пребывающих в стране мигрантов, в их числе и представители быстро растущей еврейской иммиграции в Германии.

За последнее десятилетие в еврейских общинах Германии в четыре раза увеличилось количество членов, достигшее 100 тыс. человек. Причиной столь стремительного роста является приток еврейских эмигрантов из бывшего Советского Союза, который ФРГ весьма активно поддерживала. Тем самым немцы хотели не просто продемонстрировать готовность искупить свою историческую вину перед евреями, но и сделать еврейскую культуру составной частью общественной жизни Германии. И действительно, в последние годы еврейская религия и культура переживают новый расцвет. Однако быстрый рост общин в приблизительно ста немецких городах порождает и значительные проблемы. Дело не только в том, что большинство новых членов не говорит по-немецки, и не в том, что они, несмотря на высшее образование, с трудом находят работу. Проблема в следующем: лишь немногие из еврейских эмигрантов знакомы с традициями своего народа, поскольку соблюдать их при коммунистическом режиме было практически невозможно. Поэтому среди давних членов еврейских общин растут предубеждения против «новичков». В общинах считают, что культурная и социальная поддержка выходцев из бывшего СССР отнимает слишком много сил, а отдача оказывается минимальной: новые члены общины мало участвуют в ее жизни. А эмигранты из России, со своей стороны, жалуются на то, что представители общины слишком мало внимания уделяют ежедневным нуждам «новичков». Они наконец-то получили возможность открыто называть себя евреями и не хотят, чтобы их тут же начинали поучать, как полагается себя вести настоящему еврею.

Главной и трудно решаемой проблемой вновь прибывших в страну евреев, как подчеркивает «Ди Цайт», является все та же, что и у других мигрантов в стране, – интеграция в немецкое общество. Проблемы еврейской общины на виду, они вызывают интерес у немецкого общества, широко освещаются теми же СМИ.

Неплохо изучено и положение иммигрантской составляющей населения, связанной с проживающими теперь уже во втором и третьем поколениях выходцами из начавших снабжать ФРГ дешевой рабочей силой еще в 1960-1970-е годы европейских стран: Италии, Испании, Югославии и т. д. Их старшие поколения смогли неплохо устроиться и вписаться в немецкие условия, хотя многие мигранты того времени, прежде всего это касается испанцев и части итальянцев, давно вернулись на родину, оправдав тем самым присвоенное им название «гастарбайтеров». Более молодые поколения югославов из охваченных в 1990-е годы боевыми действиями и войнами Сербии, Хорватии, Боснии и Герцеговины, Косово прибывали, соответственно, в последнее десятилетие и имеют уже совсем иные черты, чем прибывавшие на работу на согласованной с правительством ФРГ основе в 1960-1970-е годы тогдашние граждане Югославии, по большей части сербы. О тогдашней, более упорядоченной миграции существует соответствующая статистика, пишутся научные аналитические труды, наподобие уже упомянутого исследования итальянской миграции в ФРГ. Представителям той миграции было намного легче получить работу, чем теперешним мигрантам.

Адаптация потока мигрантов из всех мест бывшего Советского Союза исследуется гораздо меньше, хотя именно они стали наиболее заметной «европейской» добавкой к местному населению. Малоизвестно, что происходит внутри одной из самых крупных, мигрантской по сути дела, несмотря на то что ее представители автоматически обретают по прибытии немецкий паспорт, общины – русских немцев. Огромный поток так называемых поздних переселенцев немецкой национальности прибывал в соответствии с немецкими законами на территорию ФРГ в особенности интенсивно после развала СССР. Почти никто не обращает внимания на то, что в самое последнее время в среде этих вновь прибывающих число этнических немцев из Казахстана, России, Украины и т. д. снизилось до 15 %, остальные – члены их семей, согласно закону также имеющие право на проживание в Германии, хотя и с урезанными по сравнению с так называемыми «русскими немцами» правами. Отсюда обострение проблем интеграции, в первую очередь из-за незнания языка, обычаев, чуждой для этих переселенцев веками складывавшейся традиционной немецкой культуры.

Немецкие официальные службы, занятые решением проблем миграции, лишь в самое последнее время озаботились тем, чтобы переселенцы приезжали в страну с должным знанием немецкого языка. Последовало множество отказов во въезде и поселении в стране по причине недостаточного знания языка, что, естественно, вызвало рост напряженности между уже поселившимися в ФРГ в основном в 1990-е годы новыми мигрантами, «русскими немцами», и властями, препятствующими, по мнению переселенцев, воссоединению семей. То же относится и к немалому потоку переселенцев из таких стран Центрально-Восточной Европы, как, например, Польша или Румыния.

Положение недавно прибывших молодых русских немцев в Германии проиллюстрировано в опубликованном французской газетой «Либерасьон» репортаже с названием «Русские немцы безнадежны». Для понимания трудностей адаптации русских немцев к немецкой действительности следует воспроизвести материалы данной статьи как можно подробнее. Кореспондент «Либерасьон» поведал о молодых русских немцах, заключенных в тюрьме Хамельн, построенной в 1980 г. в 70 км от Ганновера. Это заведение современного типа готовит правонарушителей к реинтеграции в общество. Однако приток немецких заключенных русского происхождения резко изменил прежний профиль Хамельна. Проработавший в этой тюрьме 25 лет сотрудник В. Блюм утверждает, что с русскими немцами справиться невозможно. За три года им удалось утвердить настоящую параллельную культуру с правилами, близкими к законам мафии. Говорят они только на русском и наотрез отказываются сотрудничать, при этом бывают очень жестоки. Когда один молодой русский немец согласился выступить по телевидению, остальные поймали его в мастерской и избили. Его семью заставили заплатить 6 тыс. евро в их общую кассу – «общак» под угрозой, что в противном случае они накажут его еще более сурово.

В отличие от этнических немцев польского происхождения, «русские» отказываются интегрироваться. До 1997 г. в тюремной статистике даже не упоминалось о немцах, приехавших из бывшего СССР, Польши или Румынии. По статистике, доля заключенных, принадлежащих к категории «этнических немцев», возросла с 8,5 % в 1997 г. до 18,4 % в июле 2002 г. Встревоженный этой динамикой Кристиан Пфайфер, бывший министр юстиции земли Нижняя Саксония, провел исследование, результаты которого гласили, что если «первое поколение эмигрантов с Востока, прибывших в Германию десять лет назад, прекрасно интегрировалось», то последняя волна переселенцев уже иная, в ней много проблемных, смешанных семей, в которых один из родителей русский. В большинстве случаев на преступный путь встают молодые парни, прибывшие в Германию в конце 1990-х годов в момент наступления половой зрелости. Направления их деятельности – кражи, наркотики, насилие.

Гораздо труднее, чем у в среднем высокообразованных и воспитанных на образцах европейской культуры восточноевропейских евреев, идет интеграция в немецкое общество менее образованных и происходящих из стран совсем иной культуры мусульман, прибывших в страну за последние десятилетия. Более настороженно относится к ним и само немецкое общество. Не во всех слоях общества встречает понимание принятое в сентябре 2003 г. Конституционным судом с небольшим перевесом голосов судей, высказавшихся «за», решение о том, что мусульманкам-учительницам разрешено преподавать в школах в традиционной одежде, т. е. с покрытой платком головой. Оно вызвало очередной всплеск дебатов, касающихся проблем иммиграции и интеграции мигрантов в немецкое общество. Хотя явные проявления ксенофобии не характерны для этого социума, ставшего за послевоенное 60-летие открытым, демократическим обществом, тем не менее окончательно они не исчезли.

И если нетерпимый национализм, расизм, антисемитизм и прочие проявления ксенофобских чувств менее ощутимы в западной части страны, то в ее наиболее пораженных последствиями экономического кризиса и застоя недавно вошедших в состав объединенной Федеративной Германии восточных землях они, по признанию тех же ученых-аналитиков и средств массовой информации, нередко выходят наружу. Острота и серьезность никогда исторически так резко не стоявшей проблемы сосуществования коренной, или, как любят теперь выражаться российские специалисты, титульной, нации сосуществования немцев с обрушившейся на страну в короткий срок, всего лишь за самые последние десятилетия, многомиллионной армией мигрантов, «заполонивших» немецкую землю, признается теперь уже всеми. Однажды в ходе общенациональной предвыборной кампании 1998 г. этот вопрос ребром поставили правые, точнее, христианские демократы, выдвинувшие на первый план понятие «ляйткультур», иными словами – «ведущей культуры» коренной нации, которой должны подчиняться вновь прибывающие мигранты. Призыв встретил понимание и глухое одобрение если не в прессе или на телевидении, скованных рамками пресловутой политкорректности, то у определенной части немецкого населения.

Если во времена первой робкой послевоенной иммиграционной волны немцам внушали, что все это временно, и гастарбайтеры (само это понятие не предусматривало постоянности пребывания иноземцев на территории ФРГ) скоро отправятся восвояси, то теперь никто уже не считает нужным утверждать, что это всего лишь временный процесс, а немцев все больше призывают помочь интеграции пришельцев в складывавшуюся веками «ведущую культуру». При этом можно констатировать, что в стране существует множество курсов немецкого языка, с помощью которых готовятся потенциальные рабочие кадры (однако иммигранты, часто считающиеся высококвалифицированными специалистами у себя на родине, еще не знают, что устроиться на постоянную работу в Германии из-за закостенелости трудового законодательства едва ли не труднее, чем в любой другой стране ЕС), но нет и вряд ли в ближайшее время появятся курсы по немецкой культуре.

Из-за очевидных затруднений в адаптации новых жителей ФРГ в немецкое общество проблемы интеграции мигрантов все больше попадают под критический обстрел СМИ. Пресса, радио и телевидение бьют тревогу. Наибольшее беспокойство, вызывает быстро растущий мусульманский компонент мигрантов, прежде всего выходцы из Турции, этнические турки, а также курды. Последние проявляют удивительную способность к мобилизации, когда ощущают угрозу интересам своей общины в ФРГ. Так, в период событий, связанных с высылкой курдского политического лидера Эджалана, курдская община мобилизовала своих членов, вышедших на демонстрации протеста по всей стране, в течение всего одного часа (по признанию министра внутренних дел О. Шили немецкой полиции требуется на подобную мобилизацию гораздо больше времени).

В стране также имеется немало беженцев из Ирана, прибывших после исламской революции 1970-х годов, афганцев, пребывавших в течение всего более чем двадцатилетнего периода военных действий в их стране, исповедующих ислам выходцев с африканского континента. Не следует забывать, что ислам исповедуют и многие выходцы из бывшей Югославии – боснийцы, косовские албанцы, которых гостеприимно приняла Германия в период бушевавших на территории распавшейся балканской страны войн и которые вовсе не жаждут туда возвращаться, отведав иной по качеству жизни в одной из самых развитых европейских стран. Проблема выдворения и отправки домой подобного рода беженцев из отброшенных на иной, отсталый образ жизни, разрушенных войнами стран тоже представляет собой немалую, вызывающую головную боль у местной и федеральной власти трудноразрешимую проблему.

Наиболее заметной добавкой к местному населению, не считая поздних переселенцев немецкой национальности (многие из них из стран бывшего СССР и Восточной Европы – их последняя волна 1990-х годов из-за плохого владения немецким языком и недостаточной адаптации к реальности, с превеликим трудом интегрируется в общество), являются турецкие гастарбайтеры. Турецкая миграция самая мощная количественно. По официальной статистике, еще в конце XX в. число турок в Германии перевалило за 2 млн и в настоящее время равно 2,1 млн (по удивительным образом расходящимся с нею данным самой турецкой общины – в Германии 2,6 млн, а это означает, что более полумиллиона турецких мигрантов «провалились» сквозь сито государственной статистики, которая, казалось бы, должна фиксировать каждого прибывающего в страну человека). Турецкой миграции, дебаты о вписанности которой в немецкое общество стали более актуальными в связи с тем, что Турция стучится в дверь ЕС, недавно был посвящен ряд статей под общим заголовком «Турки в Германии» в газете «Ди Цайт», одна из них с характерным заголовком – «Гетто в голове». Под названием «Все отуречено» прошла посвященная проблемам миграции серия передач одной из пяти программ радиостанции Вестдойче Рундфунк. Подготовившие статьи и радиопередачи корреспонденты не скрывали, что на пути адаптации массы иммигрантов к немецкой реальной жизни встречалось немало трудностей, но вместе с тем отмечали, что многие из них сумели найти себя, устроиться на работу и даже добиться карьерного роста. Так, среди турок, не говоря уже об успешных предпринимателях, есть и те, кто пополнил высшие слои немецкого общества, его политическую и научную элиты.

Наибольшие заботы «интеграторов» вызывают более сплоченные диаспоры, которые не хотят интегрироваться в общество в соответствии с разработанной учеными теорией мультикультурности. Но эта теория имеет мало общего с практикой, проблемами повседневной жизни мигрантов и самих немцев. Лишь немногие из них считают, что живут в реально существующем многокультурном обществе. Хотя идея мультикультурного общества привлекательна для всех, кто осуждает ксенофобию, т. е. враждебное отношение к иностранцам. Само название мультикультурализм привилось после того, как в 1990 г. политолог Клаус Леггеви опубликовал книгу «Мульти-культи. Правила игры для многонациональной республики». С тех пор дискуссии вокруг этой темы не стихают.

Многие мигранты юридически являются немцами, но плохо владеют языком и плохо ориентируются в незнакомом для них обществе. Однако, по мнению некоторых обществоведов, немцы и иммигранты на деле, похоже, уже живут в мультикультурном обществе (multikulturelle Gesellschaft).

Наиболее заметна среди всех иммигрантов крупная и все возрастающая турецкая диаспора гастарбайтеров, многие из которых, прежде всего выучившиеся в немецких школах дети иммигрантов, по недавно принятому закону могут получить немецкие паспорта, но все же с трудом вписываются в европейско-немецкую культуру. Впрочем, равно как и представители многих других диаспор – среди них растущие группы азиатского, африканского, латиноамериканского происхождения, в том числе даже выходцев из Китая. Китайцы прибывают в составе туристических групп, а затем стремятся правдами и неправдами обрести статус беженца и остаться в ФРГ. В начале XXI в. эти и другие стремящиеся стать гастарбайтерами нежелательные мигранты доставляют все большее беспокойство так и не «переваривавшими» мигрантский потоп 1990-х годов «гастгеберам», т. е. гражданам Германии, предоставившим приют многомиллионной армии пришельцев. 93 % беженцев – «туристов» из КНР, по оценкам властей, согласно закону подлежат немедленной высылке, но судебные разбирательства могут длиться годами, и китайские соискатели статуса беженца на все это время остаются в ФРГ. В связи с этим прессой особенно подчеркивалось, что в целом в стране живут 3,5 млн (а по другим данным – 4 млн) мусульман. Нелегальная же миграция, особенно донимающая власти и население стран ЕС, в их числе и Германии, на то и нелегальная, чтобы не попадать ни в какие статистические отчеты и репортажи. Но именно она и связанные с ней проблемы более всего заботят умы не только ученых или ведущих журналистов, но и самих власть предержащих, занимающих высокие министерские посты в странах ЕС и руководящих административных структурах Евросоюза в Брюсселе.

Многие иммигранты испытывают трудности не только в период адаптации к новым условиям (об этом, кстати, еще К. Г. Короленко в свое время написал в рассказе «Без языка»), но и позже, становясь дезадаптивными.

Их дезадаптация связана, в частности, с нарушениями в области саморегуляции, когда поведение человека становится не просто эмоционально окрашенным, импульсивным, но и деструктивным. Подобное возникает в силу влияния постоянных стрессовых ситуаций. Постоянно накапливающаяся эмоциональная напряженность приводит к срывам, бурным аффективным всплескам, немотивированной агрессии, нервно-психической неустойчивости и в конце концов – к пограничным состояниям. Такое поведение нередко наблюдается со стороны тех лиц, которые не могут обеспечить себе и своей семье достойную жизнь. В конце концов неудовлетворенность, причем постоянная, находит выход в опасных формах поведения.

К данной категории лиц примыкают те, кого можно отнести к маргиналам. Напомним, что маргинальное положение – это промежуточное положение личности. Оно возникает у лиц, которые, как правило, утратили свой статус – например, у иммигрантов, чей уровень жизни является низким. В связи с этим возникают страхи. О них идет речь в книге «Социальные страхи у населения» В. Г. Зазыкина и О. В. Прилутской.

Исследованием миграции занимается статистика, различные отрасли экономики, социология и другие науки. Что касается личностного аспекта данной проблемы, то это обстоятельство пока не стало предметом специальных исследований и прежде всего – социально-психологического анализа.

Психологические особенности иммигрантов определяются их эмоциональной напряженностью. В свою очередь, их эмоции зависят от неопределенности ситуации, в которой они оказались. Неопределенность связана с проблемами трудоустройства, т. е. с малой вероятностью найти работу, проблемами получения права на проживание.

В данном случае эмоциональное состояние иммигрантов позволяет объяснить информационная теория эмоций академика П. В. Симонова.

Информационная теория эмоций гласит, что эмоции определяются какой-либо актуальной потребностью и вероятностью достижения цели. Возрастание вероятности в результате поступления информации вызывает положительные эмоции, падение вероятности ведет к отрицательным эмоциям.

Э = П (Ин. – Ис.), где П – потребность в трудоустройстве; Ин. – информация, необходимая для достижения цели, т. е. трудоустройства; Ис. – информация реальная.

В данном случае чем выше Ис, тем меньше значение Э.

Это общее, что определяет эмоции тех иммигрантов, кто потерял работу, но после нашел ее; а также тех, кто нe может ее найти.

Что касается личности иммигранта, то здесь к фоновым негативным отрицательным эмоциям добавляются и другие явления, связанные не только с потерей работы, но и прежнего социального статуса. Это обстоятельство угрожает материальному положению личности и приводит к ряду социальных и психологических последствий.

В то же время следует подчеркнуть, что утрата прежнего социального статуса и приобретение нового воспринимается иммигрантами далеко не одинаково:

а) для одних «иммигрантов» – клеймо, психогенный источник, травма, критическая ситуация;

б) для других – благо, желанная цель;

в) для третьих – нечто обыкновенное.

Степень экстремальности иммигранта зависит от ряда факторов, в частности, от индивидуально-психологических особенностей личности (эмоционально-волевой устойчивости, темперамента, локуса контроля и т. п.), от престижности прежней работы, оплаты работы и других моментов.

Как бы то ни было, но о личности иммигрантов с точки зрения социальной психологии можно сказать следующее.

Личность иммигранта – это личность, временно или навсегда утратившая один из значимых социальных статусов, что приводит к изменению материального положения, ее ролевых характеристик (ролевого репертуара), ценностно-смысловой сферы, Я-образа, эмоциональных состояний и социальных чувств и проявляется в социальной дезадаптации, страхах, комплексе неполноценности, когнитивном диссонансе, акцентуациях характера и психологической защите.

В результате временной или постоянной утраты социального статуса материальное, финансовое положение иммигранта значительно ухудшается. Возможности его значительно сужаются, многое становится недостижимым, бессмысленным.