Текст книги "Гиппокампус (СИ)"
Автор книги: Светлана Полуденная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Ты чувствовал этот запах? Он такой чуждый, но будто бы... будто бы я его помню. Чужой, но знакомый. А ты видел его кожу? Что с ней не так? Ведь была такой упругой, а теперь...ты видел, я знаю, она слезает маленькими клочками. И вся эта перемена красок. Не могу теперь смотреть на чистое небо, оно такое. холодное. И он тоже холодный.
– Из него что-то ушло. Что-то, что грело его.
– Да, верно. А каким сильным он стал, ты заметил? Его руки были сжаты в кулаки и никто, даже наш Бьёрн, не смог разжать их. Мы еле-еле свели руки капитана вместе. Знаешь, я тут вдруг подумал... а ведь и со мной это может случиться?
Я помялся.
– Ну, капитан Грегори это сделал сам. С ним это не случилось, он сам всё сделал.
– Да я не о том. Я к тому, что... вдруг, это самое тепло в нас не навечно? Может, ему когда-нибудь это надоест, или даже у него есть, ну... срок годности.
Признаюсь, я не раз вспоминал этот разговор. В тот момент я представил, как из меня всё ушло, как мои краски померкли, а мышцы налились металлом. Вот, меня скручивают в ткань....
Мне стало страшно и, от растерянности, я сказал:
– Эм. Тогда на нас всех ушей не хватит.
Леон по-доброму улыбнулся и ответил:
– Да, малыш, это ты верно. С нами такого не должно случится. Прости, что зря тебе голову ерундой забиваю.
Я немного потоптался на месте перед Леоном, и, услышав голос Агустина, пошёл к нему, оставив Леона наедине с его мыслями.
Агустин сидел на бочке рядом с одной из балок. Вокруг него, на верёвках и мешках с сеном (так и не понял, зачем они нам), дремали парочка матросов. Я подошёл и устроился на паре мешков. Агустин тихонько напивал себе под нос нашу любимую песню. Слыхал ли ты её? На всякий случай, вот, я записал!
Плоское море, как блюдце
И небо отразит волны
Однажды, когда угодно ей будет
Однажды, когда ей будет угодно
Лейся, лейся, крепкий ром
Дай нам больше воли
Воли мечтать и танцевать!
Лейся ром, лейся!
Мрак отгоняет плохие сны
Никому не спится в эту ночь
Он заставляет нас танцевать
Заставляет нас танцевать ром!
Лейся, лейся, крепкий ром
Дай нам больше силы
Силы мечтать и танцевать!
Лейся ром, лейся!
И вот уже звёзды пошли на дно
В небе плещутся рыбы
Они смогли перевернуть всё вверх дном
У них есть на то силы!
Лейся, лейся, крепкий ром
Дай нам больше время
Время мечтать и танцевать!
Лейся ром, лейся!
Когда мы поём её хором, всегда чувствуешь себя частью команды, или даже чего-то большего... Куплеты начинаются тихо, потом нарастают, припев мы и вовсе орём. Бьёрн размахивает кулаками, ненароком задевая остальных, а Томас крутится на месте и топает ногой. Близнецы весело приплясывают... Люблю я её! Но вот беда, теперь слышать её не могу!
Почему я уснул именно под неё?
Сон Юза или почему я начал боятся темноты.
Под голос Агустина, я сомкнул глаза. Я лежал, не шевелясь, как вдруг услышал странный голос. Мягкий и такой далёкий, он звал меня по имени. Моё сердце отчаянно билось, я понял, догадался! Я читал о них, и сразу смекнул: этот голос явно принадлежал женщине! Как я понял это, спросите вы? Легко! отвечу я вам. Я о них читал.
Единственная женщина, о которой точно знает каждый – наша богиня счастья, надежды и сладкого сна – Геката. Вместе со своим братом, ясновидящим Вакхом, повелителем спокойного моря и горячего рома, она вела наш корабль, охраняла и оберегала от бед. Но никто из нас как-то не интересовался, кто они и как выглядят. Просто молились им время от времени, или, прошу простить, поминали в ругательствах.
В принципе, я понимаю, кто такие женщины. Конечно, у меня есть пару вопросов, но не особо важных.
Так вот, женщина звала меня. Я ужасно взбудоражился – очень уж мне хотелось увидеть её. Но глаз не открывал. Я крепко зажмурился. Голос приближался ко мне. Вот я почувствовал трепещущее дыхание на своей щеке.
– Юз! – позвала она меня.
Я открыл глаза и вскочил – никого. Правда, совсем никого! Корабль исчез, подо мной был небольшой плот, а вокруг бескрайнее море. Я вертел головой по сторонам, надеясь увидеть зовущего.
–Эй! Ну, кто-нибудь! – Крикнул я.
Тут произошло нечто странное. Ой, прости. Странное в пределах реальности, я имею ввиду. А во сне, подобное норма. Так вот. Ночь завладела днём; улыбающееся мне Солнце закурило трубку, и, наматывая на палец ус, спустилось вниз, прихватив с собой голубизну неба. На место Солнца пришёл одноглазый Месяц. У него была небольшая табакерка (я читал одну книжку, там как раз подобная вещица нарисована была) и, нюхнув табака, он настолько сильно чихнул, что на тёмное полотно неба разлетелись (разбрызгались?) звёзды. В принципе, это типично для сна, сам видишь.
Я улыбнулся и пожелал месяцу здоровья. Не знаю, что ему не понравилось, но он натянул на себя небо, как одеяло, и, кажется, захрапел. Точно я не понял, потому как снова услышал женский голос.
Она звала меня. Тут морская гладь стала твёрдой и холодной. Сквозь неё, как сквозь стекло (кажется, правильно назвать это льдом), была видна морская живность. Огромные смешные рыбки, похожие на маленькие бочки, переливались разными цветами. Недолго думая, я понял, что они кажут мне путь к той женщине, что зовёт меня. Я сошёл с плота и двинулся вперёд. Было очень скользко, и, когда я, наконец, упал, всё море чуть наклонилось, и я поехал вниз. Рыбки подо льдом не успевали светить, как быстро я мчался! Ох, это был лучший момент моего сна!
Я громко смеялся, держась за свою шапочку. Тут у самого уха я услышал звонкий смех, её смех, той самой женщины. Меня обняли тонкие руки (обычные, по пять пальцев на каждой), а мои бока обхватили ноги (тоже обычные, но какие-то уж больно красивые). Мы катились всё дальше и дальше. Море стало играть с нами, извивалось, и мы летели то вверх, то вправо или влево, то крутились в туннеле.
Наконец, мы остановились. Наш смех был не удержим – она так звонко и заразительно смеялась, что меня было не остановить, а оттого и она не прекращала. Я лежал на спине, головой у неё на коленях, щурился и хватался за живот от раздирающего хохота. Она крутила головой, и прижимала к своему лицу светлые волосы (прям как у меня! и тоже кудри!). Примерно моего же возраста. Одетая в белые тряпки, она чем-то напомнила мне чайку или любую другую птицу. Просто одежда была свободной, и рукава походили на крылья. Я привстал и заговорил с ней:
– Как здорово мы прокатились!
– Ага!
– Это же ты меня звала, так?
– Ага! – отвечала она мне.
– А зачем я тебе?
– Поговорить! И поиграть! – беря меня за руку ответила она мне.
И мы побежали. Звёзды перестали гореть, о месяце можно было не вспоминать, а рыбки дальше не заплывали. Из-за всего этого темнота стала сгущаться. Я уже перестал хохотать. Мне становилось не по себе. Мы всё бежали, бежали, бежали... Она легко двигалась, время от времени добродушно смеялась. С одной стороны. Я заметил это, но сразу значения не придал. Если она поворачивала голову с левой стороны, то голос её был мягкий, но тихий. Если с правой – голос оказывался звонкий и чуть погрубее. А иногда она запрокидывала голову. Тогда голос становился... это очень сложно объяснить, дорогой читатель, но он как бы был моим, но в другой ипостаси. Не знаю, как и описать... Мой, но другой, совсем другой. Этот смех напугал меня сильнее, чем окружившая нас тьма. Я совсем выдохся, и, на третий раз, как она запрокинула голову, резко отдернул руку. Хотел сказать ей "перестань, куда мы, где", но не успел – она побежала вперёд и её поглотила тьма.
Я остался один. Позвал её несколько раз, но не услышал не только ответа, но и собственного зова. Мои ноги вдруг размягчились, тело налилось металлом, а лёд стал настолько скользким, что выстоять я не смог. Я упал на спину, и тьма прижала меня своею массой.
Замёрзшее море исчезло подо мной, но давление не прошло. Тьма окутала меня и давила на каждую мою частичку. На меня стали обрушиваться жуткие крики и мерзкие булькающие звуки. Я начал различать силуэты во тьме. Множество оттенков мрака приняли форму, и копошились подле меня. Я весь трясся, порывался вдохнуть полной грудью, но никак не мог пошевелиться, даже веки были не подвластны мне. Я мог лишь стонать, но и мой стон поглощался тьмой.
Мне не хватало воздуха и света. В достатке были лишь тьма, страх и боль. И тут, наконец, я смог распахнуть глаза – прямо передо мной появилась женщина с тремя головами и огромными крыльями. Она распахнула их и ветер, вызванный движеньем, разогнал тьму, а с нею и отчаяние.
Я снова оказался на своём плоту, но он стал намного больше, у него появились резные борта. Женщина (это была та же девушка, но теперь старше, и с другими цветами, глаз и волос, кожи; как будто вся переливалась и меняла оттенки с каждым вдохом) обняла меня за плечи и уложила на своё крыло, другим же прикрыла меня. Мне никак было не отдышаться – почему-то во сне все чувства обострены сильнее, чем в реальности, и, дыша словно впервые, у меня никак не вышло поблагодарить свою спасительницу.
Дрожащими руками я вытирал выступившие слёзы, а она гладила меня по голове и улыбалась. Не могу до сих пор понять, одновременно ли у неё были три головы, или же одна голова временами троилась? Как знаешь, после сильного ушиба, тебе кажется, что у твоих товарищей появляются новые конечности и даже близнецы.
Поцеловав меня в лоб, она сказала:
– Юз, новый капитан Гиппокампуса, я пришла уберечь тебя от беды. Ответь, кто твой друг?
– Я... новый капитан? Нет, не может быть такого. – ответил ей я, всё ещё тяжело дыша.
– Ответь, кто твой друг?
– У меня много друзей...– промямлил я. Пусть в её объятьях и было тепло, и она спасла меня, но доверится этой женщине я не был готов.
– Ответь, доверься мне! Кто твой друг? – повторила она, погладив своей нежной рукой мою щёку, – Скажи, кого ты любишь больше всего на свете? Я одарю тебя, только скажи! Помню твои мечты – ты хотел увидеть тропические леса, услышать пение соловья, почувствовать холод мраморной лестницы и январского мороза. Всё будет тебе, только скажи – кто твой друг?
Я польстился на её слова. Но не суди меня! Кто бы не польстился? С каждым её новым словом, я оказывался словно в других мирах. Я дышал тем самым воздухом, о котором мог лишь читать. Причудливые города, животные, деревья! Не имея возможности точно представить всё это разнообразие, я лишь довольствовался образами из книг и скудными картинками. Моя фантазия работала на приделе, но то, что показала эта женщина-птица, было настолько чудно и красочно, что я, да простит меня мой верный читатель, решил подлизаться. Юз Подлиза! Какая жуть! Но кто из нас не грешен?
Широко улыбнувшись, я сказал: "ты". Тут же по воздуху разнёсся звук, словно удар. Женщина начала сиять странным зеленоватым светом, и спросила своим другим голосом:
– Кто твой друг?
– Ты, – снова удар и новый прилив сияния.
– Скажи мне, кто твой друг?
Сначала я не придал значения, но на последнем слове ужаснулся – это был тот самый страшный голос другого меня. Мигом всё очарование испарилось, и я ответил:
– Прости, – я начал юлить, – но у меня много друзей. Конечно, и ты мне друг, но не первая по значимости.
Женщина-птица широко раскрыла рот, её ноздри раздулись, а три пары глаз сузились от злобы.
– Кто твой друг?!
Она раскрыла крылья и снова тьма надавила мне на грудь. Голова жутко гудела, стало невообразимо больно, что аж слёзы потекли. Конечности были натянуты словно струны, в разные стороны, и, от всей этой боли, я пытался взвыть – тщетная попытка выпустить боль через горло. Но даже этого я был лишён. Так же, мои веки не поддавались мне. Смотри, молчи и слушай.
Внезапно женщина стала тягучей массой и изменила к чертям свою форму! (ищи книгу "Metamorphoses"). Кошмар! Что за тварь появилась передо мной, я даже описать не знаю как! Мысли все сразу перепутались...
У твари были три головы, но лиц на них не было – глаза, ноздри, уши и рот заросли какой-то гадкой плёнкой... Волосы развились слепыми змеями. Они зашипели и оплели шеи своих хозяек, стали чем-то вроде ожерелий, как у тех чёрных людей на картинках. Туловище сжалось до костей, а руки... руки, видимо, отвалились или растворились... Я просто обомлел от всего этого ужаса! А ноги! Такая красивая пара слилась в одну, из стопы, словно пузыри, стали раздуваться глаза! Зрачки кружились, искали меня.... И крылья, которые мерцали золотом, отделились от всей мерзости и распались на тысячи перьев. Сами перья тоже стали меняться, но я точно не могу сказать, мой друг, потому что начал падать вниз.
Пока я падал, то наблюдал, как оно снова изменяется. Как раз-таки недавно, я листал одну энциклопедию с животными, и то, во что превратилась эта тварь, было мне знакомо. Но у собаки из книжки была лишь одна голова!
Когда я упал на тёмное дно своего сна, то сразу дал дёру! Я быстро понял, что тварь решила позабавиться со мной. Так и было – оно смеялось непонятным, и бурлящим сквозь слюни, смехом. Между прочим, эти самые слюни, огромными каплями опережали меня. Я всё бежал, бежал, бежал... Чувствовал дыхание чудовища своей спиной, и, когда клыки стали приближаться, я, слава Гекате, открыл глаза!
– Вставай сынок, зелень на небосклоне, – потряс меня за плечо Агустин.
Сегодня я решил не спать совсем.
Похороны капитана Грегори (продолжение).
P.S. Прости, что так тяну!
Я поднялся на палубу, всё ещё тяжело дыша после жуткого сновидения. Настало время зелёных огней. Темнота будто разорвалась, и через её шёлк прорезался зелёный свет. Такой тягучий. Всегда хотел его потрогать.
Повсюду мы расставили фонари и зажгли всевозможные факелы. Я раздал каждому по одной свечке на обряд. Огня стало настолько много, что если бы кто-то проплывал вдали, то я уверен, он увидел бы коня с горящей попоной.
Леон, Дон и Бьёрн с Игорем, водрузили ухо к себе на плечи. Они медленным шагом пронесли его по дороге из фонарей и, развернувшись, поставили на борт. Тут Томас и Карлтон быстро намотали узлы к крючкам в ухе (их сделал Гот заранее; мне они напоминали серёжки, как у Агустина) и, все мы, схватившись за канаты, стали медленно опускать ухо на морскую гладь.
Я не знал, что говорить. Мы уложили капитана в ухо и спустили его на тёмную гладь и подтолкнули длинными палками. Нехотя новое судно капитана стало уплывать вдаль. Зелень отражалась на поверхности воды, принуждая море стать жалким отражением неба.
Вся команда зажгла свечи и выстроилась в ряд. По моему плану, мы должны были недалеко подтолкнуть ухо и кидать по очереди свечи, но! Джером, который всегда всё знает лучше, сказал: "наш маленький любимец многое сегодня разрешил, но даже он не может знать всё. Как же долетят наши свечи, если же ухо уплывёт?". "Но оно ж не отдалиться далеко сразу" – сказал ему на это Тот. "Ты уверен? Море ночами буйное".
Не знаю как, но он всех убедил. Заставил меня сомневаться в себе, промямлить "Но так мы не отправим его в плавание...". Это он виноват! Это он подпалил бок нашей лошади!
Мне кажется, что ты уже догадался, мой друг, что же тогда случилось. После трёх свечей "ухо" воспылало так сильно, что, я уверен, другие корабли издали приняли его за маяк.
Сначала огонь полз к нам лениво, будто его только что разбудили, и он решил укусить нарушителя своего покоя. Видимо, кто-то из нас ему изрядно насолил, потому как, увидев нас, он разъярился! Став больше и ярче, он поднялся над нами и начал перебираться через борт на палубу.
Многие из нас – я точно – уже имели с огнём дело. В брюхе очень темно и без факела никак не дотянуться до кружки с ромом. Пару раз я ронял факел прямо на соседа снизу (было весело тушить пожар спьяну!), а однажды даже поджёг бороду Бьёрна. У нас на корабле огонь всеми уважаем, но нас самих он ни во что не ставит. Я тяну к нему руки, сначала он греет, а потом больно наказывает, вот же гордец! Безумный, безумный огонь. Вот и тогда он вышел из себя. Огромным столбом навис над нами – какая паника началась! Некогда смелый и на всё готовый Бьёрн побежал в шею, в каюту капитана, и я понял, на него положиться сейчас никак нельзя. Рядом со мной остались лишь Леон, Томас и Агустин. Томас снова попал в ловушку – танец огня заворожил его, но Агустин, ударив своей тростью боцмана по спине, напомнил ему о проблеме. Томас подпрыгнул и посмотрел на меня. Я сразу смекнул, что делать. Увы, нет у меня языка, и, вместо указаний, я кинулся исполнять свой же приказ. Не хочу обидеть товарищей (они лучшие во всём мире!), но не у всех хватило смекалки повторить за мной. Лишь один из близнецов, а следом за ним и второй, и Леон с Томасом кинулись мне помогать.
Я взял ближний ко мне бочонок, вылил из него ценный ром (не было выбора) и, схватив верёвку, обвязал ею бочонок и кинул за борт. Правда, схватил второй конец верёвки в самый последний момент – слишком обрадовался своему уму. Вытянул я бочонок полный воды и тут же кинулся заливать огонь. Многие взяли с меня пример. Так мы и бегали губить огонь долго-долго. Бочонок то все догадались взять, а ром выливать за борт не стали! Так и поливали огонь ромом! Огонь упивался им, ром прибавлял ему сил. То ром, то вода. Снова ром. Агустин громко засмеялся и остановил недотёп. И как мы все не сгорели заживо?
После же, никто больше не подкармливал пламя, лишь солёная вода теперь обрушивалась на него.
В один момент, когда я нёсся к врагу, я не сумел удержаться на ногах, и под тяжестью бочонка рухнул. Веришь или нет, огонь это заметил! Он вырос передо мной и в нём я смутно смог различить те три лица из моего сна. И без того страшась огня, я испугался ещё сильнее. Я мысленно представил себе, как огонь пожирает меня, но тут, слава Вакху, подоспел Леон – он оттащил меня, схватив за ворот рубашки.
Леон – мой герой! Ну, один из моих героев. Их всего три и мне кажется, что вы даже сами можете назвать их имена. Кроме Леона, это, конечно же, капитан Грегори, и старый Агустин. В каждом из них есть что-то особенное, что-то заставляющее меня гордится ими. Но продолжим!
Итак, мы усмирили огонь. Но после его буйства осталось множество следов: кусок борта прогорел и отвалился, весь конский бок стал чёрен и одно из окон на боку треснуло. На палубе же обуглившиеся доски стали больно хрупкими, и, с моей подачи, мы поставили вокруг несколько бочек.
За то время, пока мы боролись с огнём, я совсем позабыл о капитане. Точнее, все, кроме Джерома, забыли о нём. Джером стоял на лестнице, ведущей в каюту капитана и смотрел в подзорную трубу (как он мог?!) как огромное горящее "ухо" уходило вдаль. Я видел, как он облизывался и улыбался, но его улыбка была такой... не знаю, можно ли назвать её злобной или злорадной. Мне как-то странно, ведь как улыбка может означать что-то нехорошее? Но мне правда стало не по себе.
Я подошёл к борту и всмотрелся в горизонт. Ухо набирало ход, и капитан Грегори становился всё ближе к Вальхалле. Яростные лучи Солнца прогоняли зелень и уводили лодку капитана в лучшее место.
– Откуда ты знаешь? – спросил Игорь, – Вот откуда, скажи мне, с чего ты уверен, что лучшее?
– Читал, – пожал плечами я, – не могут врать на бумаге! Да и куда ещё плыть, как не в лучшее место на свете?
Выборы нового капитана и мой первый глоток воды.
Знал ли ты о трауре, мой друг? А о плакальщицах? А о мумиях кошек? Возможно, мой читатель намного эрудированней (слово дня!) меня и в курсе всех обычаев и ритуалов, но моя команда очень долго была в неведении.
Мы всё ещё не могли найти себе место. Ни я, ни Леон, ни остальные, никак не могли решить для себя один единственный вопрос – горевать ли нам дальше, или жить как раньше? Мы даже провели палубный совет, и несколько подпольных, на которых решали, что делать дальше.
– Нам нужен капитан, – вбивая табак (откуда он его берёт?) в трубку, сказал Агустин, – и я считаю, как мал бы он ни был, Грегори должен заменить Юз. Сам Грегори хотел бы этого.
Многие заохали и заахали утвердительно, но несколько возгласов было раздражённых. Я люблю Бьёрна, и он всегда относился ко мне хорошо, однако, он сказал:
– Ты, старая чайка, совсем свихнулся? Скажи, ты что, давно не пил? Как, по-твоему, мы должны его слушаться, а? Этого мальца! Да не в жизнь!
– Пусть так, но не забывай, кто решил проблемы за эти несколько дней. У него свежая голова, мальчик несётся вперёд, а ты, рыжий Бьёрн, запутался во вчерашнем дне.
– И ещё, – добавил Тот, – ведь именно Юз последний разговаривал с капитаном. Так ведь получается, Юз?
– Да, – кивнул я, – но... – я хотел сказать, что не хочу быть капитаном, конечно, это звучит хорошо – капитан Юз у штурвала! – но что мне делать с кораблём? (и что такое штурвал?) Я не успел произнести свою неуверенность вслух, как заговорил Джером. Что же с ним не так?
– Вот именно, мои друзья! Не кажется ли вам, что это неспроста?
Близнецы вскинули брови, Бьёрн, и без того нахмурившийся, нахмурился сильнее, Дон перестал пить. А Леон так сильно раздувал ноздри, что я не удивился бы, если б тщедушный (слово дня!) Игорь попал в одну из них вместе с воздухом. В общем, мой друг, ты прекрасно понял, что мы все озадачились словами Джерома. Я искал в книгах смерть, и всё, что я точно понял из прочитанного, так это то, что на неё никак нельзя повлиять. Она сама по себе. Об этом я и сказал Джерому, я сказал ему:
– Но Джером, это закон природы! Я никак не мог... ну, заставить Смерть прийти, ей лучше знать, когда.
– Милый Юз, ты ведь всегда спешишь на помощь. Такой обходительный. Помогаешь всем нам. Вдруг ты и Смерти подал руку? Перед похоронами ты с упоением читал нам о том, как настоящий джентльмен должен вести себя с женщинами.
Я услышал одобрительное мычание и увидел, как мои товарищи закивали головами.
– Ничего такого не было! Никому я руки не подавал!
– Ага! – воскликнул Джером, – Значит, и капитану не помог, когда он нуждался?
– Когда я был нужен, я всегда был рядом с ним! – мои слова подтверждала новая доза кивков и мычания. Тогда, во время перепалки с Джеромом, я и не заметил, как произошёл раскол: в начале мы стояли кругом, а после разошлись по разные стороны. Я с Леоном, Агустином, Тотом, боцманом и Карлтоном стояли в тени полостей хвоста. Все остальные удалялись от нас в сторону лошадиной морды.
– Значит, всё-таки помог? Может, это ты принёс ему верёвку? Как никак, это ты у нас посыльный.
Ничего такого я не совершал, дорогой читатель! Но теперь, мне не выбить эту мысль из головы. Если одно, ну или пара слов, нужных и своевременных слов, я догадался тогда сказать, может, и не было всего этого?
Тем временем, пока эти тяжёлые мысли пытали меня, моего плеча коснулся Леон, и сказал:
– Никто из нас, тем более Юз, не способен на такое. Выбить тебе зуб – пожалуйста, я готов сделать это прямо сейчас, но заставить не дышать – совсем другое.
Команда уставилась на Джерома. Он был страшен в этот момент. Его тонкие губы растянулись в улыбке до самых ушей, а глаза стали словно рыбьими. И в них сияло что-то тёмное, пусть это и звучит глупо. До этого я никогда не боялся своих товарищей. Я думаю, каждый из нас понял, что это конец.
– Наш младший брат стал словоохотлив. Именно он говорил с капитаном последним, именно он заставил шестерых сильных мужчин отпилить ухо нашему славному кораблю. Кто знает, как теперь мы поплывём?
– Как, как. Как и раньше! Курс не изменился-то! – кричал на Джерома, когда один из близнецов спрашивал про наш курс. Просто никто не в курсе, куда мы плывём, – Как шли, так и идём! Неча тут дискуссы возводить!
– Конечно, конечно, Томас, – склонил голову Джером, мол, сдался. Но взгляд исподлобья у него был нехороший.
Всё утихло, и команда отправилась отдыхать. Кто-куда: близнецы залезли в бочки и переговаривались через отверстия для пробок, Бьёрн ушёл вниз и разворошил сено, спрятался. А вот Дон и Игорь пошли вместе с Джеромом в каюту капитана. Я видел взгляд Томаса – ему, как и мне, это не понравилось.
В итоге, на палубе остался я один. Солнце начинало восход, но, судя по облакам (слово дня!) работать сегодня оно не хотело. Так, чуть посветит. Я лёг на живот под тенью хвоста. Мне не хотелось видеть солнце. Не хотелось видеть вообще что-либо. Только слышать шум волн и собственного дыхания.
Но что для мира мои нужды? Какое дело этой противной птице до моих желаний? Альбатрос кружил над кораблём и громко звал меня. О, мой друг, я уверен в этом! Он точно приглашал меня на разговор! Он всё кричал и кричал, как-то даже торжественно, а я отвечал ему, бубня в пол: отстань, не сейчас. Но он не успокаивался. Тогда я всё-таки перевернулся на спину и устало посмотрел вверх.
Альбатрос кружил и кружил в странном танце. Я ему позавидовал тогда – какие огромные крылья! Ему даже не нужно двигаться для полёта, он просто лежит, обнимая ветер. Вот и я расправил руки. Мне бы очень хотелось, чтоб две моих мечты исполнились: хочу ничего не делать и парить. Мне часто это снится, как я лечу по небу. Но как же это тяжело! Что-то, живущее в моём животе тянет и тянет меня вниз, и приходится напрягаться всем телом, тянуться ввысь, чтоб не упасть.
Что-то я такое читал... о гельминтозе. Я особо не понял, может, мой читатель когда-нибудь встретится со мной и объяснит мне, что за гельминты? На вид гадкие. Паразиты их другое имя. Может, это они и тянут меня вниз?
Так вот! Лежу я, расправив руки-крылья (это метафора!), и, видимо, задремал. Потому как, белоснежная птица повисла далеко-далеко в небе, прямо надо мной и с криком, с неведомой скоростью, ударилась мне в грудь! И, как будто, прошла сквозь!
Я тут же вскочил: альбатрос летел и кричал, а по палубе стучала вода. Вода, друг мой! Настоящий дождь!
Тогда, в прошлый дождь, лишь капитан Грегори оказался один на палубе. Теперь я.
– Ты ли смыл с него краску до бела? Или высветлил его?
Глупо кричать в небо, но как же хорошо. Я понял тогда капитана – дождь, свежий, очищающий, оживляющий...Как же хорошо в нём! И никакого рома не надо! Ничего не надо! Сохранить бы каждую капельку! Остаться в этом потоке, дышать этой пьянящей свежестью...пьянящей...Ха!
Я кружился и кружился, я громко смеялся. Чувствовал ли ты такое? Шум дождя заглушил все звуки моря. Капли под светом солнца переливались разными цветами, а лужи на палубе отражали меня вместе с небесами. Мне казалось, что я один в целом мире, и мне так легко, легко, свежо и живо....
Дождь закончился, и я словно всё понял! Я понял, что нам нужно делать!
Мой план и семь бочек с водой.
– Друзья! – крикнул я, вскочив на ящики в трюме, – я знаю, что нам делать!
– Но мы сами сюда пришли, время-то уж вон..
– Пшшшшш! – шикнул я на Дона, – Это не важно! Не в этом суть! А суть в том, что я придумал план!
На меня смотрело множество мутных весёлых глаз. Понятно, что им любопытно, но не сильно. Я глубоко вдыхаю воздух и продолжаю:
– Я знаю, как вы любите ром. Я сам от него в восторге! Он всегда поддерживал нас в самых сложных ситуациях, давал нам сил и уверенности! Грел в холодные ночи и освежал в жаркие дни. Он универсален! Он наш лучший друг, и мы многим обязаны ему.
– Да! Крепко сказано! – одобрительно кричали матросы. Я продолжал.
– Благодаря рому, у нас чудесные песни. Благодаря рому, у нас волшебные сны! Спасибо ему за хорошее настроение и смелость, с которой однажды Бьёрн кинулся на огромную морскую тварь!
– Хах! Как она от меня улепётывала! Хах! – стукнул раза два по столу Бьёрн.
– Да, ром нам дал многое. Но многое он требует взамен!
Веселье понемногу стихло. Ливстон с прищуром посмотрел в свою чарку.
– Что же он от нас хочет? Может, сжечь что-нибудь?
Некоторым идея поджога очень понравилась, Дон потянулся к факелу, но я успел их остановить.
– Вот видите! Мы постоянно что-то поджигаем, даже друг друга! – Бьёрн снова засмеялся, указывая на меня пальцем, – Да, и я в том числе! Но ведь все эти случаи были случайностью! Каждый раз, когда мы выпиваем пару бочек рома, наследующий день находим след от пожара, или поломанную лестницу.
– Или поломанные зубы! – прокричал Игорь. Он знал, о чём говорил.
– Да, спасибо Игорь, или зубы. Наш друг ром делает нас неуправляемыми! И какими-то тухлыми. Ну, я имею ввиду наш выплёскивательный ритуал. – Все сразу поняли, к чему я виду. Понимаешь друг, временами некоторым, после нескольких дней весёлого праздника, приходится перегнувшись через борт выпускать из себя всякую гадость. Очень мерзко, поверь. – Так вот. Я сам не вижу жизни без него, но кажется мне, что чем чаще и чем больше я делаю глотков, тем меньше я понимаю.
– Что понимаешь, парень? – спросил Тот.
– Ну как... всё! Я читал, что праздники, встряска, они не должны быть каждый день. А у меня такое чувство, что вот ещё чуть-чуть, да и встряхивать-то будет нечего.
Все молчали и переглядывались – то на меня посмотрят, то на ром. Кажется, кто-то застонал. Хотя, наверное, это был гул, обычный для "брюха".
– Не волнуйтесь, пожалуйста не нервничайте! Мы не бросим нашего старого друга! – Бьёрн расслабленно выдохнул, – Мы, как и раньше, будем отмечать с ним радость, но!
– Но?! – подхватили все, только Агустин спокойно курил свою трубку.
– Но! Не так часто! Конечно, если вы не хотите увидеть зебр и далматинцев, мы продолжим пить и стоять на месте.
Я знал, что хоть кто-то заинтересуется новым и непонятным словом. И не прогадал! Команда с упоением слушала о животных, дальних странах, рассматривала книжки, которые я им принёс: разные атласы, энциклопедии с картинками. Потом такие книжки, с гладкими страницами (глянец – слово дня!) на них фотографии (второе слово дня!) разных городов. Они были просто поражены, что существуют места, которые не омывало бы море. Матросы вырывали из моих рук книжки, разглядывали картинки со всех сторон. Дон даже пару страниц лизнул – там были изображены фрукты. Я немного подумал, вырвал их и отдал ему. Ой, зря я это сделал! Ведь они чуть-ли не все книги мне перервали! Мне, конечно, удалось спасти их, но без помощи Леона, который со смехом отбирал у матросов наше сокровище.
Только после, когда я уже убирал книжки в сундук под своим лежаком, ко мне подошёл Тот. Он попросил, и я не стал ему отказывать – пока никто не видел, вырвал ему страницу с бабочками. Он был так рад! Быстро скомкал и, спрятав в жилетке, побежал в свой угол.
Видишь, мой друг, всем понравился мой план – освежить голову, поработать на корабле и открыть множество новых миров! А там уже и отпраздновать. И на следующий день, мы так и поступили!
Пока я кружился под дождём, он в свою очередь наполнил целых три бочки. Я думаю, нам вполне хватит этого на путешествие!
Шесть бочек мы забили и оставили про запас, а вот как мы обошлись с седьмой бочкой – очень даже интересно!
Праздник Вакха – вакханалия!
Мы готовились к этому несколько дней! Тот, Гот и Дон доставали водоросли из моря, а Леон отколупывал от бортов ракушки. Игорь плёл сети, Бьёрн пил и ругался, Агустин удил рыб, в общем, всё шло чудесно! Мы поделили роли и заготовили ром.
