Текст книги "Парадокс любви"
Автор книги: Светлана Малинкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
На столе в комнате сына лежал лист картона. Черно-белый граттаж[1].
Максим любит экспериментировать. Городской пейзаж. Ночной. Хорошо получились свет от фонарей и лучи фар.
Мила стала потихоньку привлекать Максима к своей работе. Посвящать в тонкости дизайна. Даже если он не пойдет по ее стопам и не станет дизайнером или декоратором, эти знания ему в жизни пригодятся.
Хлопнула входная дверь. Вернулся с работы Андрей.
Мила все еще сердилась на мужа.
Вчера она все-таки взяла себя в руки. Соблюла приличия и не стала устраивать скандала. Чтобы не портить настроения девчонкам – раз. И чтобы у малознакомого Саши, из отдела логистики, не сложилось о ней превратного негативного впечатления как о редкостной стерве и жадине (бутылку вина пожалела!). Это два. А то потом ползавода будет сочувствовать Андрею, которому так не повезло с женой! Так что вечер прошел очень даже неплохо. Вкусности хорошо пошли и с коньяком, за которым «сгонял» Саша. И с ликером. Коллега оказался милым парнем-балагуром. Вызвался проводить подружек. А Андрей, кажется, так и не догадался, из-за чего, собственно, чуть не разгорелся весь сыр-бор. Хотя, после ухода гостей, она всем своим видом давала ему понять, что он провинился. Громыхала на кухне посудой, хлопала дверцами шкафчиков. В постели демонстративно отвернулась. А когда муж попытался ее обнять, Мила неслабо хлопнула его по руке: не тронь! Утром они не виделись. Когда Мила проснулась, Андрея дома не было. Он обычно рано уходил на работу и старался ее не потревожить.
– Мила, вот ты где! Привет! Смотри, что я принес! Выпьем за ужином? – Муж радостно извлек из пакета бутылку... французского вина. Такую же самую. Мила хорошо запомнила этикетку: «Chablis premier cru la marguerite...» 2002 год. Белое сухое. Где он ее только взял?! Значит, Андрей все понял. Ну и ладно.
– Что ж... Выпьем! Пойду поджарю «яишенку»...
– Можно и без нее. Я купил твой любимый шоколад...
– Да-а? Ты знаешь, какой у меня любимый шоколад?
– Конечно. Я же тебя люблю. Guylian. Черный.
– ???. Извини. Мне казалось, что ты этого знать не можешь. Что только я замечаю и запоминаю, что вам с Максом нравится. Ваши предпочтения в еде, одежде, музыке, литературе...
– А разве у меня есть предпочтения в литературе? Я ведь и книжек-то не читаю.
– Ну почему же... Журнал «Транспортные перевозки» тоже литература. Посмотри, что наш сын изобразил... Тебе нравится?
Андрей взял рисунок, взглянул на него и отдал Миле:
– Как курица лапой нацарапал.
– Он, действительно, нацарапал. Это техника рисования такая. Посмотри, как у него хорошо получились лучи света...
– Мила, я в этом ни черта не понимаю. Зато сегодня утер нос целому отделу логистики! Им никак не удавалось составить толковый суточный план-график перевозок. А я предоставил им свой вариант. И все согласились, что он – лучше.
Мила, которой стало очень обидно за Максима, сухо ответила:
– Извини, я в этом ни черта не понимаю.
Зазвонил телефон.
– Да, мам! Привет! Максим передал. Мы обязательно придем. Как у тебя дела? У нас тоже нормально. Все как всегда. Да? И что он хотел? Тогда все понятно. А то я уже подумала, что плохо знаю своего мужа. А зачем же ты сказала? Ну ладно, ладно... Хорошо, мам. Ну, все тогда. В воскресенье увидимся.
Мила положила трубку на рычаг. Теперь ей стало очень обидно уже за себя:
– Андрей! Так говоришь, любишь меня?! Помнишь, какой шоколад мне нравится?! – Мила пошла в наступление. – Я тебе поверила... А ты, оказывается, маме звонил, узнавал.
– Сдала теща. А ведь я ее просил...
– Что-то мне так грустно стало... Не получилось у нас с тобой романтического вечера.
– Ну что опять не так? Я купил вино. Твой любимыйшоколад... Какая разница, как и где я узнал об этом! Ведь я же старался!
– А я хочу, чтобы тыпомнил о моих вкусах! А не мама! И чтобы ты интересовался, чем занимается твой сын! А не только своими графиками!
– А я хочу, чтобы ты интересовалась моей работой! И гордилась тем, что я соображаю лучше, чем целый отдел! Да, я не утонченная натура! Я такой, какой есть!
– Извини, я ужинать не буду! – Мила пошла в спальню и закрыла дверь на защелку. Ей хотелось плакать.
Андрей же думал, что ссора получилась на ровном месте. Теща хороша... Просил же, ничего не говорить Миле.
Андрей долго ссориться не умел, поэтому уже через полчаса стучался в дверь:
– Капризуля моя! Ну открой. Перестань злиться! Мила...
А в ответ тишина...
Утром, когда Мила проснулась и вышла из спальни, Андрея дома не было. Он, как всегда, ушел рано и, как всегда, ее не потревожил. Мила подумала о том, что муж пошел на работу в грязной рубашке. Потому что чистая рубашка была в шкафу в спальне. А он ночевал в зале. Максим еще сладко спал в своей комнате. Мила, наревевшись вчера в подушку, так крепко заснула, что даже не слышала, когда сын вернулся.
Настроение испорчено вконец. Мила не уверена, что вчера была однозначно права. «Скорее всего я – вздорная жена!» – сказала себе она. И пошла будить сына. Они вместе позавтракали. Мила похвалила его рисунок. А когда Максим спросил, понравилось ли папе, Мила уверенно соврала:
– Конечно, понравилось.
– Макс, уберешь со стола?
– Не слышу энтузиазма в голосе.
– Ого! А это что такое?
Мила подошла взглянуть: Chablis premier. Guylian. Вино и шоколад мирно покоились в мусорном ведре.
– Пусть лежат.
– Вы что, поссорились?
– Не твое дело.
Максим обиженно засопел. И Мила, подлизываясь, чмокнула сына в щеку.
– Извини...
* * *
– Мила, ты должна выступить в роли миротворца!
– Я не хочу! А что случилось?
– У Владимира назревает конфликт с художником. И в этом виноват я. К заказчице надо ставить дизайнера-мужчину. А к мужчине – дизайнера-женщину. А я свел двух мужиков. Вот если бы у них была нетрадиционная ориентация...
– Хорошо, что Владимир вас не слышит, Виктор Леонидович!
Директор студии нервно барабанил пальцами по столу. Мила своему начальнику никогда не завидовала. Он вечно был вынужден прогибаться перед богатыми клиентами, угождать их капризам, боясь потерять выгодного заказчика.
– Художник забраковал уже шесть вариантов цветового решения своей столовой! Один цвет, по его словам, не способствует аппетиту. Другой, напротив, – приведет к перееданию. Третий – вызывает сонливость, четвертый – слишком возбуждает! Володя близок к нервному срыву. А мы теряем клиента.
– «Мы его теряем!» А может, такого капризного клиента не жалко и потерять. Как Володю, так вам жалко! А когда я вам жаловалась...
– Милочка, выручай! Художнику – сорок четыре, а тебе – ...
Мила такпосмотрела на Виктора Леонидовича, что он сразу прикусил язык и оставил ее возраст в покое.
– ...Вы практически в одной возрастной категории. Возможно, он отнесется к тебе с большим уважением. И прислушается к твоему мнению.
– Он же – художник! Пусть не критикует, а предложит свой вариант. Ему сам Бог велел. Какие проблемы?!
– Мила, я прошу тебя, съезди к нему сегодня вместе с Володей. И пожалуйста, будь тактична...
Мила тяжко вздохнула. У нее и так день расписан до восьми вечера, а теперь еще этот художник! Она как-то видела его по телевизору. На канале «Культура». Импозантный, вальяжный, знающий цену себе и своему таланту. Встретиться с ним лично почему-то было страшно. Мила красивых мужиков боялась. Своего Андрея она никогда к красавцам не причисляла. Хотя многие женщины находили его «интересным».
* * *
Хозяин должен был подъехать с минуты на минуту. А пока Владимир показывал Миле то, что он уже успел «натворить» в этом доме. Мила смотрела на натяжной потолок в гостиной и думала о том, что надо гнать Володю отсюда. Пик натяжных потолков в жилых помещениях в Европе уже прошел. К тому же это дом, а не квартира. Сосед сверху не зальет. Дом одноэтажный, типа «шале». Значит, и свои не зальют. Конечно, в Россию все «докатывается» немного позднее. Но это для среднего класса. А богатый заказчик заработал себе право получать из-за границы все самое передовое и модное в режиме реального времени. Конечно, художнику она про это ничего не скажет. Пусть живет с таким потолком. А вот Виктору Леонидовичу наябедничает. Да-да. Обязательно. Это же профнепригодность! А теперь пора взглянуть на столовую...
К дому подъехал серебристый «Мерседес». Миле это показалось скучным. Она ожидала от художника большей оригинальности. Глядя издали на тонированные стекла, Мила подумала: «Наверное, он одет в короткую, «молодежную» дубленку, джинсы, белый пуловер... На шее – длинный шарф... А на ногах какие-нибудь «желтые ботинки» со шнуровкой. Красивые мужики «за сорок» любят молодиться. Хотят выглядеть «вечными мальчиками». Распахнулась дверца, и на снег ступила нога в зашнурованном ботинке цвета «мокрого песка». Мила напряглась. А когда мужчина вышел из машины «весь», Милу даже бросило в жар. Короткая дубленка была распахнута, под ней виднелся белый свитер, а на шее... был намотан длинный шарф с кистями. «На пенсии я смогу подрабатывать провидицей. Куплю хрустальный шар. Заведу черного кота...» Странно, но Мила сразу же перестала волноваться, и совершенно исчез страх перед встречей со знаменитостью. Художник оказался предсказуем. Мила уже знала: все, что она сейчас предложит, ему понравится.
* * *
– Спасибо тебе! Ты меня здорово выручила. Но и подгадила тоже!
– Володя! Я все-таки старше тебя! Выбирай выражения!
«Хотя, все верно. Я на его месте тоже так бы сказала», – думала Мила, довольно уверенно ведя свою «машинку» по заснеженной дороге.
* * *
– К...ский! – художник представился. – Хозяин этого дома!
– Мила. Дизайнер.
– Очень приятно. – Художник взял Милину руку и галантно поцеловал.
По тому, как изящно и непринужденно он это сделал, Мила поняла, что женских ручек Художник в своей жизни перецеловал немало. Представить своего мужа, прикладывающегося к чьей-то ручке, Мила не смогла. Не его стиль.
К единому мнению они пришли сразу. Мила предложила сделать в столовой французское окно. Это, конечно, повлечет за собой переделки, но смотреться будет шикарно. А интерьер посоветовала решить в нежных желто-оранжевых и салатовых тонах. С яркими «пятнами» текстиля и предметов декора.
Столовая выходит на северную сторону: желтый и оранжевый цвета восполнят недостаток солнца. Окно «до пола» даст больше света. А то, что оно выходит на большую лужайку, даст ощущение простора. Раздвинет границы комнаты. Зрительно увеличит ее размеры. И хорошо бы за окном в красивом вазоне высадить розовый куст. Есть замечательный сорт Аксцельса, цветущий до поздней осени множеством мелких, но очень ярких и красивых розочек. А салатовые тона будут созвучны зелени травы. Художник на все предложения согласно кивал. В какой-то момент Миле показалось, что он ее не слушает, а оценивающе разглядывает «мужским» взглядом, и она смутилась.
– А хотите посмотреть мои работы? – неожиданно предложил Художник.
– Здесь?
– Нет. В моей мастерской.
– Картины надо смотреть вдумчиво и не спеша. А у меня, к сожалению, сегодня совершенно нет свободного времени.
– Значит, в другой раз? Например, завтра?
Мила хотела вежливо отказаться, а получилось, что она напросилась на новую встречу.
– Ну что ж... Давайте завтра. Володя, тебе завтра удобно? – спросила Мила коллегу. Владимир все это время молча стоял в дальнем углу комнаты и участия в обсуждениях не принимал. Ответить он не успел. Художник его опередил:
– А я приглашаю только вас. Мне хотелось бы услышать вашемнение.
Мила растерялась. Ей не хотелось идти в мастерскую одной. И было неловко перед Владимиром. Этот художник бестактен!
– Владимир, несмотря на наши разногласия, мне было приятно с вами работать. Но с Милой у нас больше совпадений во вкусах. Я надеюсь, что мы расстаемся по-доброму.
Вот этого Мила никак не ожидала. Не для этого она сюда приехала.
– Извините! Вы говорите об этом как о решенном факте. Но вы ни о чем не спросили меня. А у меня сейчас много забот с другим заказчиком. Наша с ним работа только началась и завершится не скоро. Так что мне будет тяжело вести еще и ваш проект. А кроме работы у меня, между прочим, еще есть семья. Они меня и так мало видят.
– Я заплачу хороший гонорар.
– Всех денег не заработаешь. А Владимир у нас в студии один из лучших. На его счету не один оригинальный проект. Заказчики всегда им довольны. А это маленькое недоразумение, возникшее между вами, мы сейчас благополучно разрешили. Думаю, что в дальнейшем вы без труда найдете общий язык и понимание.
– Мила, вы прирожденный дипломат! Ну, раз так... Что ж, Владимир: «И снова здравствуйте»...
«Ну вот. Я еще и дипломатом смогу подрабатывать на пенсии. Буду мирить старушек возле подъезда».
* * *
Мила так устала от встречи с художником, как будто поле вспахала. Наверное, перенервничала все-таки, переволновалась. Ей совсем не хотелось завтра смотреть на картины. Как-то по-дурацки все получилось. Она даже злилась на себя, что врожденная вежливость не позволила ей отказаться. Твердо сказать «нет», сославшись на большую занятость. А женское чутье ей подсказывало, что завтрашняя встреча одним разглядыванием картин не закончится. Этот живописец наверняка станет к ней приставать! У него же на лбу написано: бабник! И... павлин!
* * *
Мила на свой третий этаж взбежала бегом и затрезвонила в дверь. Она сегодня соскучилась по мужу и сыну! Как будто месяц их не видела! На Андрея больше не сердилась. Наоборот, ей сейчас так хотелось прижаться к его родному крупному телу. Почувствовать себя под надежной защитой от всяких посягательств и домогательств.
Дверь не открывали. Странно. Почему? Ну, Макса, может, еще и нет. Но Андрей-то в это время всегда дома. Пришлось рыться в сумочке, искать ключи. Когда Мила вошла, ей все стало понятно. Сын, действительно, отсутствовал. А Андрей был в ванной. Оттуда доносился шум льющейся воды и ...пение. Привычка у мужа такая. Стоя под душем, он обычно пел «Санта-Лючию», а лежа в ванной – «Я Водяной, я Водяной... Никто не водится со мной...». «Милый», – с нежностью подумала Мила. Ладно, пока Андрей в ванной, она приготовит ужин. Может, вино и шоколад не сильно пострадали в мусорном ведре? И еще пригодны к употреблению.
– Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – сказала Мила, войдя в кухню.
Судя по всему, муж уже поужинал. Взрыв на макаронной фабрике! Макароны «спиральки» были на полу, на печке, в мойке... У Андрея всегда так! Если он что-то делает на кухне, то только потолок остается чистым. Весь романтизм из Милы тут же испарился. Ей снова захотелось дать мужу сковородкой по голове. Вот этой, стоящей на столе без подставки под горячее, с остатками макарон. Она достала из шкафчика мусорное ведро, раздраженно смела в него все и пошла выбрасывать мусор. На ночь глядя. Хотя мама не раз ей говорила: выносить мусор вечером нельзя! Достатка в доме не будет! Хотела бы Мила посмотреть на бомжа заедающего бельгийским шоколадом французское шабли премьер 2002 года.
Ужинать ей перехотелось. Не дожидаясь, пока муж выйдет из ванной, Мила выставила в зал вешалку с одеждой, на диван кинула его одеяло и подушку, и закрылась в спальне на защелку, как и в прошлый вечер. Плакать она не стала. Завтра надо хорошо выглядеть! У нее встреча с Художником!
Андрей вышел из ванной в умиротворенном состоянии. Чистый, розовый, пахнущий гелем для душа... Он был готов не только к трудовымподвигам. Увидел в прихожей Милину шубу и сапожки. Значит, жена уже пришла. Заглянул на кухню. Милы там не было. В зале тоже... Зато на диване лежали его одеяло и подушка, а дверь в спальню была закрыта. Значит, она снова на него за что-то сердится. Ну сколько можно! И за что на этот раз? Он и макароны на ужин отварил... И кило «школьных» сарделек в заводском буфете купил. Ей ведь некогда, вся в работе. А ему-то что! Конечно, ведь у замдиректора крупного завода свободного времени гораздо больше!
Обиженный Андрей все же подергал за ручку двери. Безрезультатно. Ну и пусть! Кажется сегодня по телевизору бокс. И никто не будет ему весь поединок бухтеть: «Фу, как это грубо. Фу, как можно получать удовольствие, глядя на мордобой...» «Фу» да «фу». Нормальное зрелище для настоящих мужиков!
Мила услышала, как муж попытался открыть дверь. «Ни за что не открою. Хоть умоляй!» – подумала она. Но, похоже, упрашивать ее никто не собирался. И Мила огорчилась.
* * *
Утром Мила с Андреем уже по традиции не увиделись. А на двери в комнату сына был приклеен зелененький стикер: «Мам, не буди. Мне в школу к десяти. Будильник поставил. Не просплю». Вот так! Завтракать в одиночестве Миле не хотелось. И она решила, что заедет в кофейню недалеко от работы. Там всегда по утрам свежая выпечка. И классный кофе!
Машина не заводилась. Вчера вечеромвсе было в порядке. Мила нормально доехала до стоянки. А сегодня утромона не заводится! Спрашивается: что могло случиться за ночьс мирно стоящим автомобилем?
Мила добралась на работу на такси. Обдираловка! «Надо решить свою проблему, пока не съехались сотрудники», – Мила стала обзванивать подруг.
– Маша, привет! Как дела? А я к тебе с просьбой. Ты что сегодня делаешь в пять часов? Да-а? А это никак нельзя перенести на другое время или отложить на завтра? Все-все! Я поняла! Да ничего особенного. Потом расскажу. Хорошо. Нет, в воскресенье не смогу: мы идем к маме на обед.
Мила хотела подстраховаться: пойти к Художнику не одна. Но Машка сегодня занята. Какой-то известный заморский психолог проводит семинар. Семинар платный. И Машка выложила немаленькую сумму, чтобы послушать светило науки. Можно еще позвонить Марине. Она одинокая. Пусть построит глазки этому маслописцу.
– Мариша, привет! Как дела? Да-а? Все с тобой ясно! Ну, ни пуха ни пера! Приходи в гости! Все. Пока. Не буду отвлекать.
Что ж за день такой?! Миле сегодня явно не везло. В заводскую бухгалтерию нагрянула с проверкой какая-то комиссия. И подруга Марина будет на работе допоздна.
* * *
Он заехал за ней на работу.
По телефону Мила сказала, что у нее сломалась машина. Ей надо заняться ремонтом. Без машины она как без ног. И хотела бы перенести встречу. Хороший повод, но у нее ничего не вышло.
Художник приехал не один. Следом за ним, на джипе «Land Cruser», подъехал его знакомый автомеханик. Мила, глядя на этот «маленький автобус» подумала, что ремонтникам нынче живется неплохо. И, судя по всему, они предпочитают «японцев». Она отдала ключи, назвала номер и марку своей машины, рассказала, где расположена стоянка и обещала позвонить охраннику. Предупредить.
Мила была благодарна за механика. Мужской поступок. Но если этот Художник надеется, таким образом, чего-то добиться от нее, в знак благодарности... Он очень ошибается. Не на ту напал.
Художник распахнул перед ней дверцу и, легонько придерживая за руку, помог сесть в свой автомобиль. Затем дверцу аккуратно захлопнул. Все было проделано очень элегантно. Мила почувствовала себя леди. Если бы ее Андрей был столь же любезен...
* * *
Мастерская располагалась в мансарде. Когда они поднялись наверх, Художник оставил ее в мастерской одну, а сам куда-то удалился.
– Мила, я хочу, чтобы вы посмотрели картины без меня. Как вы вчера сказали: «вдумчиво и не спеша». А потом мы с вами их обсудим. Я не буду смущать вас своим присутствием.
– А вы меня совсем не смущаете.
– Разве? – Он пристально посмотрел на нее.
Мила ничего не смогла с собой поделать. Она тут же снова смутилась. Зарумянилась, как красна девица. И потупила взор, как тургеневская барышня. В свои тридцать восемь! Кошмар!
* * *
Мила ехала смотреть картины с предубеждением. Она заранее настроила себя на то, что картины ей не понравятся. Но картины оказались хороши...
Ее сразило, что картины были созданы в двух, совершенно различных и даже противоположных манерах. Портреты написаны размашистыми грубыми мазками. Мазки были смачными, художник краски не жалел. И оттого они получились очень рельефными. Миле хотелось провести по этим картинам пальцами, почувствовать на ощупь все их шероховатости. Вблизи это было не пойми что. А если отойти... Получалось красиво. Чем-то эти портреты напомнили Миле картины Врубеля. Мила узнала два известных всей стране лица. Она бы тоже хотела свой портрет в такой манере. Пейзажи, наоборот, были выписаны настолько тщательно... Такими мелкими мазочками... Две картины были столь гладкими, что смотрелись репродукциями. Мила даже не удержалась: потрогала их и понюхала. Пока Художник этого не видел. Конечно же, картины оказались настоящими.
* * *
– Ну, как вам моя «мазня»?
Мила вздрогнула от неожиданности. Она не слышала, как Художник вошел. «Напрашивается на комплимент, – подумала Мила. – Переживает. Чтобы он ни говорил».
– Этот лунный пейзаж напоминает мне «Ночь над Днепром» Куинджи.
– А этот сосновый лес напоминает вам «Мишек в сосновом бору» Шишкина?
– Картины мне понравились. Правда. Как вам удается писать в таких противоположных манерах? Кажется, что писали два разных человека. Портреты мне понравились больше. Они такие... Такие незастывшие...
– Вам захотелосьиметь свой портрет, написанный мною?
– Да... – Мила опять смутилась.
В его устах вопрос прозвучал так интимно, как будто он спросил, не захотела ли она от него ребенка. У Милы по спине и по ногам пробежали мурашки. «Возьми себя в руки», – приказала она себе.
– Я рад, что вы почувствовали «жизнь» в моих портретах. Самому иногда кажется, что кто-нибудь из них сейчас улыбнется или подмигнет мне... Из вас мог бы получится тонко чувствующий критик.
«А что ... Критиком, пожалуй, лучше, чем старушек мирить».
– А почему эти портреты здесь у вас, а не у «оригиналов»?
– Я пишу портреты на заказ и, естественно, отдаю их. Вернее, продаю. И только с тех, кто мне особенно нравится, я пишу два портрета. Один оставляю себе, а второй дарю. С вас я бы тоже написал двапортрета.
Мила сделала вид, что не заметила подтекста.
– А кисточки у вас из белки?
– Это у тех, кто заборы красит – кисточки. А у нас, у художников – кисти.
– Извините...
– Колонок лучше. А льняное масло я покупаю не в «Художественном салоне», как нормальные художники, а в супермаркете! Пойдемте чай пить. Я только что заварил. Чай чудесный. Мне его знакомый из Парагвая привез.
– Мате, что ли?
– Да. Ударение надо делать на первом слоге.
– Я еще ни разу не пила. Он, наверное, горький?
– Пойдемте! А то он перестоит и, действительно, станет горьким.
Оказалось, что квартира Художника находится этажом ниже. Под мастерской. За окном уже сгустились сумерки, и в квартире было довольно темно. Но он не стал включать свет в прихожей, а за руку провел Милу в большую комнату. По пути ей мало что удалось разглядеть. В углу горела в подсвечнике толстая свеча и дымились ароматические палочки. На чайном столике стоял тыквообразный сосуд, а рядом лежали две длинные, изящно изогнутые трубки с инкрустацией. Ароматические палочки Мила терпеть не могла. Ей сразу же стало не хватать воздуха. Но она постеснялась сказать об этом. Из-за колеблющегося пламени свечи предметы давали причудливые тени. В книжках обычно пишут «пляшущие». По обстановке и по находящимся в комнате вещам было непонятно: живет Художник один или женская рука здесь все-таки присутствует. Но было уютно. Художник опустил трубки в сосуд, долил немного горячей воды и сделал приглашающий к столу жест:
– Прошу!
Мила была в растерянности:
– А мы что, будем пить из одного сосуда?
– А что? Этовас смущает?
– Честно говоря, да.
– Вообще-то, из одного сосуда могут пить и три-четыре человека. Садятся в кружок, и сосут каждый свою трубку. Кстати, называется эта трубка – бомбилья или бомбижа. У нее на конце своеобразное ситечко. Чтобы листочки не засасывались. Калебас у меня один, так что вы пейте, а я уж после вас.
– Неужели чай нельзя заварить еще в чем-нибудь?!
– Ни в коем случае! Это будет уже не мате.
– О господи!
– Да не переживайте вы! Пейте. А я буду рассказывать. – Художник вынул из калебаса вторую трубку. – Мате ведь не совсем чай. Это листья не с чайного куста, как мы привыкли. А с вечнозеленого дерева рода падуб. Оно бывает до шести метров высотой.
– Это родственник дуба?
– Кажется, нет... Ну, как?
Мила сделала несколько глотков. Но особенного восторга не испытала. Она больше любила фруктовые чаи. Но из вежливости сказала:
– Хорошо... Тонизирует...
Художник рассмеялся.
– Мате еще применяют от избыточного веса. Он подавляет чувство голода. И оказывает легкое слабительное действие.
Мила тут же выпустила трубочку изо рта. Этого ей только не хватало! Она посмотрела на Художника с укоризной.
– Я что, кажусь вам толстой? Или вам хочется, чтобы остаток Вечера я провела в «конце коридора»?
– Что вы! Я просто хотел удивить вас экзотическим напитком. Доставьте мне удовольствие, выпейте еще.
И он снова подлил чуть-чуть горячей воды.
– А этот сосуд из тыквы?
– Не совсем. Он из плода калебасового дерева, очень похожего на бутылочную тыкву. Как вам, как дизайнеру, орнамент?
«Орнамент как орнамент. Ничего особенного», – подумала Мила, а вслух сказала:
– Красивый. Этнос.
– Сначала в небольшом количестве воды, чтобы их едва покрыть, завариваются листья. Они разбухают, а вода – впитывается практически полностью. Не беда, если сверху останутся сухие листочки. Они заварятся потом, в процессе. По мере того как подливается вода. А она не должна быть кипятком. Градусов 70—80, не больше.
Мила слушала и понемногу пила чай. Ей стало хорошо. Она успокоилась. Настроение заметно улучшилось. Голова немного «поплыла». «Странное действие этого чая, – думала Мила, – но приятное. У него красивые руки. Грива с проседью тоже хороша». Представить всегда аккуратно подстриженного Андрея с такой прической было невозможно. А Художнику очень шел этот «художественный беспорядок». Богемный стиль. Миле стало казаться, что его голос доносится откуда-то издали и как-то гулко, как в тоннеле.
Художник провел рукой по Милиной щеке. И Мила не отстранилась, а даже чуть-чуть потерлась щекой, как кошка о руку хозяина. Тогда он встал и подхватил Милу на руки. В углу стоял диван. Художник уложил на него Милу. А сам, стоя на коленях на ковре, стал целовать ее. Сначала нежно-нежно. Дразня своими поцелуями. Мила отвечала на ласки все более страстно. Стала стаскивать с него свитер. Под свитером на Художнике ничего не было. Мила гладила его грудь, соски. Художник расстегнул верхние пуговки на ее блузке. И стал целовать ложбинку между грудями. Спустил с плеч бретельки бюстгальтера. Нежными, красивыми, не тронутыми физическим трудом пальцами, осторожно обнажил Милину грудь. «Совсем неплохо для ее возраста, – подумал Художник. – Жена моложе, а дела у нее обстоят хуже». Он своими ласками и поцелуями довел Милу почти до оргазма. И себя тоже. Она призывно прошептала ему: «Я хочу тебя».
– Нет, милая Мила, не сейчас. В другой раз. Когда ты не будешь под кайфом, – тихонько прошептал он ей в ответ. Мила призывно постанывала. Конечно, ему очень хотелось близости с этой женщиной. Но он заварил «волшебный» чай не для того, чтобы воспользоваться его одурманивающим действием. Эта женщина должна захотеть его в здравом уме и твердой памяти. А сегодня он просто помог ей расслабиться и не бояться.
В чае, который привез ему приятель, было больше листьев коки и еще какой-то травки, чем собственно «мате». Название травки он позабыл. Друзья Художника, зная о существовании чая, приходя к нему в гости, частенько просили заварить «фирменного». Сегодня он бы и сам выпил его, если бы Мила не побрезговала пить из одного сосуда.
Успокоившаяся Мила задремала. Художник сидел на ковре, опершись спиной о диван. Время от времени он поглядывал на часы. Милу пора отвозить домой. Чтобы не волновать ее мужа. Лишний раз. «Поводов для волнения у него еще будет достаточно», – с уверенностью подумал Художник. Он взял руку Милы и стал нежно целовать в ладошку. Мила открыла глаза. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя.
– Что я делаю на диване? – спросила Мила.
– Мы здесь целовались. Не более того. Тебе было хорошо со мной? Тебе понравились мои поцелуи?
Мила чувствовала себя алкоголиком, который, проснувшись поутру, ни черта не помнит, а ему рассказывают о его вчерашних «подвигах». Она непроизвольно себя ощупала. Юбка на месте. Бюстгальтер на месте. Правда, пуговки на блузке расстегнуты. Она помнила очень волнующие ощущения, но не знала, что думать. То ли все это было наяву. То ли ей приснилось. Художник наклонился и поцеловал ее в губы долгим возбуждающим поцелуем.
«Он поцеловал меня без спросу. Скорее всего все было наяву».
– Милая Мила... Ты мне нравишься... Я должен перед тобой повиниться. Чай был с листьями коки и еще какой-то травкой. Все время забываю ее название. Мои гости часто его пьют. А для твоего нетренированного организма концентрация напитка, очевидно, оказалась велика. Я хотел, чтобы ты просто немного расслабилась. Я не такой ужасный донжуан, каким ты меня, очевидно, представляешь. Ты ведь считаешь меня бабником?
– Да. Считаю. И думаю, что не ошибаюсь на твой счет. Поцелуй меня еще... бабник.
– Если я буду целовать тебя еще... Боюсь, что на этот раз не смогу остановиться.
– А ты не останавливайся...
* * *
Художник подвез Милу домой. Они поцеловались на прощание, и Мила вышла из машины. Когда она вошла в квартиру, было уже двенадцать часов ночи. Миле почти не было стыдно перед мужем за содеянное. Он сам виноват. И ей было почти все равно, что он подумает и скажет. И если бы Андрей сейчас вышел в прихожую и спросил, где и с кем она была, Мила бы не стала ничего скрывать, а выложила бы все как есть. Но муж мирно похрапывал в спальне. Она посмотрела, стоят ли ботинки сына. Ботинки были на месте. Значит, Максим тоже дома. Успокоенная Мила улеглась в зале на диване, укрывшись пледом, и спала уже через пять минут. Никаких угрызений совести!
* * *
Утром Андрей жену ни о чем не спросил. Наоборот, пока она принимала душ, приготовил тосты на двоих и сварил кофе. Мила вышла из ванной в банном халате, с намотанным на голове полотенцем. Из кухни вкусно пахло. Она заглянула туда, увидела приготовленный завтрак... И вот тут ей стало нестерпимо стыдно перед мужем. Она подошла к нему, обняла за шею:
– Андрюшка... Андрюшенька...
Андрей стоял, опустив руки, и никак не реагировал на объятия. Он хотел дать понять, что обижен. А то она думает, что от поцелуев он сразу растает и забудет ее недавние капризы. Пусть Мила прочувствует. К тому же часы на стене показывали уже без пятнадцати восемь. Пора выходить на работу. Он никогда не опаздывает. Чтобы не подавать дурной пример подчиненным. А еще надо успеть позавтракать. Поэтому Андрей взял Милу за руки, снял их со своей шеи:
– Мила, я опаздываю. Давай завтракать. А вечером мне хотелось бы обсудить с тобой наши отношения.
