Текст книги "Высекательница Искр"

Автор книги: Светлана Коппел-Ковтун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Светлана Коппел-Ковтун
ВЫСЕКАТЕЛЬНИЦА ИСКР

Высекательница Искр

Если поздним вечером вы будете гулять по тёмному провинциальному городу – а только провинциальные города покрываются мраком в поздний час – вы можете встретить удивительную старушку с фонариком на голове. Она преодолевает огромные расстояния, двигаясь неспешно, но при этом очень быстро. Чтобы следовать за ней, вам, быть может, придётся даже бежать. Только вы не делайте этого ни в коем случае – она этого не любит.

Встреча с ней зависит не только от вас, но и от неё. Если она захочет, то, даже стоя на месте, вы обязательно успеете.

Старушка с фонариком на голове добывает сказки. Только не вымышленные, а самые настоящие. И всё потому, что фонарик у неё – сказочный. Его луч, просвещающий мрак ночи, позволяет увидеть не только пространство вокруг, но и саму суть бытия. Жизнь, посредством её фонарика, высекает искры бытия, которые с большим тщанием собирает старушка.

Когда-то я спросила у неё, как ей удаётся за один день насобирать целую корзину. И тогда старушка-сказочница пригласила меня погулять вместе с ней.

Я, конечно, обрадовалась, но ещё больше разволновалась. Ведь сказочница была не из болтливых, и потому даже не подумала рассказать мне о том, как надо себя вести, что можно и чего нельзя делать. Она бросила мне только пару фраз, которых, на её взгляд, было достаточно.

– Надо просто быть, – сказала она, – и идти вперёд. Столкновения с бытием при таких обстоятельствах неизбежны. Бытие само будет высекать из тебя искры, а ты их старательно собирай в свою корзинку.

Теперь у каждой из нас в руках была корзина, и мы шли вперёд в совершенном молчании, чтобы слушать и слышать – так говорила старушка.

Но фонарик был только на её голове. Правда, он прекрасно освещал всё пространство вокруг, упасть, споткнувшись, было невозможно. Но смогу ли я распознать вовремя тайну, я не знала.

Вдруг мы очутились на какой-то круглой планете, размером с библиотеку. Сказочница держала меня за руку, чтобы я не упала, потому что стоять мне пришлось под наклоном, встать прямо не хватало места.

– Это планета Трёх Писателей, – шепнула мне она.

Прямо перед нами действительно сидели три странных человека, не обращавшие на нас внимания. Каждый из них надувал свой шар.

– Я почти такие же умею надувать, из жвачки, – сказала я довольно громко. – Только мои намного меньше и быстро лопаются…

И в ту же минуту лопнул шар одного из Писателей. Взрыв был небольшой, но всех нас покрыло какой-то пылью с запахом селёдки, а всё пространство вокруг нас засыпали рыбьи головы и скелеты.

Писатель гневно взглянул на меня и неожиданно заплакал. Потом он начал нервно теребить ворот своей рубахи, говоря, что он самый несчастный на свете писатель, потому что ему всегда мешают работать.

А два других без тени смущения продолжали надувать свои шары.

– Рассмотри внимательно оба шара, – снова шепнула старушка. – Потом расскажешь, чем они отличаются.

Я смотрела, смотрела, но так ничего и не увидела: шары как шары. Пока сказочница не направила на них свой чудо-фонарик.

Надо же! В луче света я отчётливо заметила, что внутри первого шара живут какие-то люди, растут деревья и даже солнышко светит: всё, как в жизни. Вон мальчишки дерутся, и я, кажется, слышу их голоса и плач обиженного…

Вот это да! Я едва смогла оторвать свой взгляд от живого шара, чтобы хоть краешком глаза посмотреть на другой, внутри которого были только буквы, газетные обрывки, какие-то книги – и никакой жизни.

Вдруг свет погас, и мы погрузились в абсолютную тьму. «Может, сказочница выключила свой фонарик?» – подумала я и крепко сжала её руку.

В полной темноте прозвучал её вопрос:

– Ну что, заметила?

Я ответила, что только у первого Писателя шар был живой внутри.

– Правильно! – воскликнула мне в самое ухо старушка и включила фонарик. Она пристально посмотрела мне в глаза и произнесла:

– Этот Писатель – мой давнишний друг, он – Высекатель Искр, как и я. Когда он надувает свой шар, жизнь просто не может в нём не струиться, потому что Писатель выдыхает искры.

– А тот, другой, у которого в шаре только буквы?

– О, это очень умный человек – настоящий профессионал. Он долго учился своему ремеслу, прочёл много книг о том, как стать и быть писателем. Но он не умеет высекать искры, ему кажется, что жизнь можно просто выдумать, главное – сделать это по правилам.

– Интересно. А почему лопнул шар у третьего Писателя?

– Он – ненастоящий. Этому человеку просто очень хочется прослыть писателем, чтобы его имя печатали в газетах, чтобы о нём писали даже на заборах. Потому он пьёт водку и закусывает селёдкой, ожидая прихода вдохновения. Но он не в силах выдуть собственную планету.

– Чего-чего? Вы хотите сказать, что планета Трёх Писателей – не настоящая, а кем-то надутая?

– Эту планету создал мой приятель для своих друзей, чтобы им было где поиграть. Только выдутый – ещё не значит ненастоящий!

Старушка отвернула от меня свой фонарь, направив его на дорогу. И мы снова пошли по знакомой улице, быстро приближаясь к дому.

– Я всё же не понимаю, что это было? – попыталась я остановиться, потому что вовсе не хотела уходить.

– Искра. Ты увидела отсвет бытия.

– Да-а-а? И вы положили эту искру в свою корзиночку?

– Нет, эта искра лежит в твоей корзинке. Если захочешь, напишешь потом сказку.

– Ух-ты! А что вы делаете со своими искрами? Тоже пишете сказки? Я бы хотела почитать вашу книгу.

– Нет, моя дорогая! В моей корзинке слишком много искр, чтобы заниматься такими пустяками. Если я сяду писать книги, то у меня останется слишком мало времени, чтобы собирать искры. Для меня главное – высекать их и собирать.

– А зачем они вам?

– Я собираю искры бытия, чтобы быть, – с улыбкой произнесла старушка. – А ещё – они помогают быть другим людям.

– Но откуда же людям знать про ваши искры, вы же не пишете книжек?

– Я плету Полотно Жизни – это куда более важное занятие, поверь. И у этой «книги» есть свои «читатели». Не думай, что знания передаются только с помощью книг! Всё, что я увидела, теперь легко смогут увидеть и другие люди, если только захотят, если будут искать искры бытия. Понимаешь? Самое трудное – высечь искру и положить её в корзинку. А рассмотреть уже найденную кем-то – намного проще. В мире очень много искателей искр, куда больше, чем высекателей. Они как раз и будут потом писать книги.

Мы вновь пошли по тёмной улице, всматриваясь в пространство, освещаемое лучиком сказочного фонаря. А я всё думала: почему мне удаётся разглядеть лишь мокрый асфальт и кусты, а старушка-сказочница видит разные сказочные тайны?

– Просто дождь прошёл, – словно ответила на мои мысли старушка, – потому и асфальт мокрый.

– А почему же тогда мы не намокли?

– Во время дождя мы с тобой рассматривали искру, лежащую сейчас в твоей корзинке. А вот и твой дом. До завтра!

И мы расстались. Придя домой и вкусно поужинав, – я ведь очень проголодалась за время прогулки – я, наконец, решила внимательно рассмотреть свою искру. Но в корзинке ничего не было. Может быть, я её потеряла? Или, может, она видна лишь в луче фонаря сказочницы? Остановившись на последнем, я крепко уснула, чтобы завтра вновь пойти высекать искры вместе с доброй старушкой.

Собирательница Миров

Мы стояли посреди поля, на глазах превращающегося в пустыню. Земля, красная то ли от заходящего солнца, то ли от красного ветра, трескалась, но сопротивлялась опустошению и умиранию. Это напряжение электризовало воздух.

«Странно, – подумала я, – ветер на самом деле красный и очень порывистый…»

– Это ярость, – спокойным голосом произнесла Высекательница, слегка покачиваясь на ветру.

Прикрыв глаза ладонью, она всматривалась вдаль, словно желая увидеть там давнего знакомого.

– Где мы? – прокричала я, почти не слыша своего голоса.

– Это мир одной моей приятельницы. Представляешь, она здесь живёт! Бедняжка снова борется с покушением на свой «райский уголок».

– Она – ваша подруга?

– Возможно. Но сейчас, скорее, подшефная: ей нужны мои искры.

Небо над нами явно готовилось к урагану. Мрачные чёрные тучи бежали, словно лошади в забеге, пытаясь обогнать одна другую. Ветер гнал их заправски, дерзко срывая с деревьев лиственное одеяние и скрежеща их стволами, как зубами. Всё вокруг ярилось и громыхало, а потом вдруг затрещало, словно тесная одежда, и небо стало осыпаться, падая вниз множеством кусочков.

– Ты любишь играть в пазлы? – спросила сказочница.

– Только не в таких обстоятельствах, – ответила я, решив, что она шутит, пытаясь меня отвлечь или развеселить, ибо о каких пазлах могла идти речь во время такого бедствия.

Но я ошиблась.

– Следи за каждым падающим осколком, собери все, а затем возврати их на прежнее место! – прокричала сквозь ветер старушка, уже устремляясь всем существом своим за горизонт, где с трудом можно было различить женскую фигурку.

– Что она там делает? – спросила я, следя за направлением взгляда сказочницы.

– Ломает стены мрака, которые возводит в гневе её супруг. Он строит их вокруг себя, по глупости, а ей приходится каждый раз снова и снова разрушать их.

– Но зачем?

– Чтобы сохранить здесь свет и любовь. Хочешь помочь ей собрать разрушенную картинку этого мира?

Я молча кивнула. Старушка напялила мне на голову свой чудо-фонарь и, приказав ждать её на этом самом месте, исчезла в порыве красного ветра. Остался лишь лёгкий шлейф из листьев и пыли, указывающий направление её пути.

Я уже привыкла, что, находясь в компании с Высекательницей, надо не столько думать, сколько действовать, потому что думать, обычно, некогда. На моих глазах творилось что-то невероятное и совершенно непонятное, и, несмотря на это, я должна была противодействовать этому, точнее, мне надо было остановить разрушение созиданием.

Волшебный фонарик давал возможность чётко видеть этапы запущенного процесса. Я ощущала механизм, законам которого теперь подчинялось всё вокруг. Надо было сопротивляться ему и созидать, созидать, созидать!

Действовать приходилось по наитию, едва осознавая. Сердце стучало во мне, подобно колёсам поезда – размеренно, уверенно, спокойно. Я трепетно и старательно собирала чей-то мир из осколков, словно всю жизнь только этим и занималась.

И результат не заставил себя долго ждать. Ветер начал утихать, превращаясь в игривый и ласковый зефир. Голые деревья стыдливо молчали, но жизненный сок уже струился в них с удвоенной силой, заполняя хрустальным звоном окружающее пространство. Вскоре новые свежие листья зашумели, зашептали друг другу истории о только что пережитом и увиденном.

Вот и небо облеклось в привычную лазурь. Казалось, мир полностью восстановлен. Только в руках у меня остался последний осколок, который я никак не могла пристроить.

Старушка появилась в обществе молодой женщины с уставшим не по годам лицом. Они шли рядом, держа в руках корзинки, наверное, с искрами, и засевали огромное, только что вспаханное поле, а вслед за ними шла сама жизнь. Медленно, но уверенно жизнь устраняла смерть, накатывая волна за волной, и всё вокруг подчинялось ей, наполнялось радостью и сопереживанием.

– Ну, как тебе такие пазлы? – спросила сказочница, вытирая пот со лба. – Всю картинку собрала?

– Да, вот только один осколок остался, не знаю, куда его приложить. Похоже, лишний…

– Нет, не лишний. Он откололся от её сердца, – старушка кивнула в сторону своей спутницы, – но, к сожалению, вернуть его на место невозможно. Можешь сохранить его себе на память, вместо искры, потому что ничего другого тебе сегодня не достанется.

– Да нет, что вы, зачем мне брать себе осколок чужого сердца?

– О, ты многого ещё не знаешь. Одёрни-ка шторку! Вон там, видишь, верёвочка – потяни за неё!

Справа от меня действительно висел плетёный шнур, уходящий одним своим концом куда-то за горизонт. Я, как всегда послушно, дёрнула и…

Не поверите: небо открылось, как обычная занавеска. Моим глазам предстало огромное полотно, усеянное заплатами в форме сердечек.

– Видишь, сколько заплат ей пришлось сделать за свою жизнь! Она всё время штопала и латала разрываемое её мужем небо. Все эти сердечки когда-то были частью её сердца, а теперь стали частью их общего мира. Одна из этих заплат – твоя, ты подарила частичку своего сердца, когда собирала вместе с нами этот мир. Ты стала соучастницей происходящего, откликнувшись на чужую беду. Это похоже на взаимовыгодный обмен, – старушка улыбнулась, – или на любовь. Здесь, в этом много раз штопаном небе, остался кусочек и твоего сердца. Вон он светит тебе, присмотрись!

Ну, что бы вы сказали на моём месте?! Вот и я, открыв рот, молчала. С одной стороны, всё это было более чем странно. С другой – я реально видела это, в том числе кусочек собственного сердца, ставший частью неба в мире ранее незнакомой женщины, но теперь близкой мне, хоть я даже имени её не знаю.

Видимо, понимая, что мне сложно осмыслить происходящее, старушка с негодованием произнесла:

– А всё дело в том, что кое-кто длину дороги до цели измеряет количеством матерных слов, произнесённых за время пути.

Старушка взяла из моих рук свой фонарик и привычным жестом одела его себе на голову.

– Это она о моём муже, – поспешила объясниться незнакомка. – Он любую преграду, даже малейшее затруднение, воспринимает как вселенскую катастрофу и бранится несусветно, проклиная и разрушая жизнь вокруг себя. Но я люблю его… Благодарю за помощь!

Сказав это, женщина впряглась в громоздкий плуг, уподобив себя лошади. Ей надо было вспахать ещё одно огромное поле, чтобы после и его засеять.

– Разве у неё нет своих искр? – спросила я старушку.

– Есть, только она никогда не занималась высеканием. Знаешь, когда люди входят в соприкосновение друг с другом, когда они шагают вместе какой-то отрезок пути, решают сообща какие-то задачи или собирают миры, они высекают искры друг для друга без особых усилий. Так что, у нас много общих искр.

– А что мне делать с подаренным осколком неба? То есть, сердца…

– Можешь сохранить его, как залог. Можешь продать или сдать в ломбард. Можешь просто выбросить. Если сможешь, конечно…

– А вы что делаете обычно? – смущённо пробормотала я, видя, что Высекательница сердится или делает вид, что сердится, но отвечает, явно, с издёвкой.

– Я обычно не ломаю себе голову такими вопросами. Я просто живу, просто люблю, просто высекаю. А дары умеют сами о себе беспокоиться, сами находят своё место. Это же жизнь, детка, а не головные фантазии!

Ничего толком не поняв, я прижала к себе тёплый осколочек чужого неба. Он казался мне самым дорогим сокровищем, которое когда-либо было у меня. Хотелось спросить у Высекательницы, как увидеть своё собственное небо, может ли оно точно так же расколоться и осыпаться, но старушка была не в настроении. Она вообще не любила болтать на такие темы, потому я промолчала, решив довериться её словам, что настоящий дар умеет сам о себе заботиться.

Город Кривых Дорог

В Город Кривых Дорог можно попасть, лишь увиливая от правильного пути. Надо ухитриться не следовать выбранному направлению. Это невероятно сложно, потому что каждый человек, желая переместиться из пункта А в пункт Б, старается поступать противоположным образом. Но в Город Кривых Дорог попадают лишь те, кто отклоняется от правильного курса: сначала на немного, потом на чуть-чуть, потом ещё немножко… Постепенно они настолько отклоняются, что оказываются в плену у своих кривых путей и не могут найти дорогу назад.

– Потому, – объясняла мне Высекательница, – нужно всё время понемногу смещаться в сторону от нужного направления, петляя, как заяц, намеревающийся запутать лисицу, иначе в этот город не пройти.

Я недоумевала, но покорно исполняла все эти витиеватости, намертво вцепившись в руку старушки, ибо боялась запутаться в её замысловатых путевых выкрутасах. В какой-то момент луч её фонарика высветил траекторию нашего движения. Моим глазам открылась широченная, неохватная дорога, состоящая из бесконечного множества вихрящихся пунктирных линий. Тысячи, миллионы кривых дорог, дорожек и тропинок.

– Всё время отклоняйся, как бы увиливай, иначе ты упрёшься в тупик и никогда не дойдёшь до Города Кривых Дорог, – снова и снова повторяла старушка, пытаясь высвободить свою руку из моей.

Упражнения в кривохождении мне были неприятны, зато я утешалась близостью Высекательницы и видением правильной дороги. Но по мере приближения к Городу у меня начало портиться и зрение, и настроение. На душе становилось грустно и тревожно. Да ещё этот странный шум в ушах, похожий на шипение.

Наконец мы оказались на городской площади посреди большого скопления народа. Странные люди сновали мимо нас туда-сюда, никак не замечая нашего присутствия. Они были похожи на нас. И только лица…

– Это что, люди-змеи? – спросила я с нескрываемым изумлением, потому что лицо каждого из них было заслонено огромной змеёй, как бы растущей прямо из грудины.

– Это люди-гордецы, а из груди у них змеёй выползает их самость. Они так и общаются: не человек с человеком, а змея со змеёй.

– Конечно, – подтвердила я, – они же не видят друг друга.

– Да им и дела нет друг до друга! Для них главное – кормить и ублажать своих змей…

Не успела Высекательница договорить, как где-то слева от нас послышались крики и ругань. Похоже, начинался местный скандал.

– Вот сейчас они себя покажут! – с горечью проговорила Высекательница.

И правда, невдалеке от нас на узком мосту встретились два змеечеловека. Они злобно махали огромными змеиными головами. Один шёл навстречу другому, шипя и рыча. При этом они изрыгали нечто вроде пены, которая разлеталась на несколько метров вокруг.

Быстро собралась толпа подстрекателей. Отовсюду, бросив свои дела, змеечеловеки сбегались к мосту и жадно подставляли свои змеиные головы под падающую пену, а те, щурясь от удовольствия, старались проглотить её как можно больше.

– Фу-у-у! – брезгливо поморщилась я. – Они это едят?

И в тот же миг я увидела собственное отражение в одной из витрин магазина. Представьте, у меня из груди тоже росла змея, только маленькая, и она проявляла интерес к происходящему у моста…

Казалось, я подхватила местный змеиный вирус и, забыв обо всём, теперь желала только одного – скорейшего исцеления. Лишь Высекательница оставалась сама собой. Видимо, Город Кривых Дорог был для неё совершенно безопасен.

– Как вам это удаётся? – в растерянности пробормотала я, понимая, что раз мы здесь оказались, значит это зачем-то нужно, и что Высекательница наверняка знает какой-то секрет.

В ответ она лишь молча указала мне на хвост змеи, торчащий в моём боку. А потом указала взглядом на свой бок. И только тогда я заметила, что её правая рука держит, крепко зажав в кулаке, намотанный змеиный хвост.

Я тоже попыталась ухватить свою змею за хвост, но та зашипела, выставив раздвоенный язык, и уставилась на меня гипнотизирующими глазами. По совету старушки, приловчившись, я завязала на кончике змеиного хвоста узел и, ухватившись за него, резко дёрнула змею вниз, чтобы та скрылась из вида и не могла мной манипулировать.

Высекательница осталась довольна, но строго предупредила:

– Отныне ты всегда должна будешь держать свою змею за хвост, чтобы контролировать её, иначе не сможешь выбраться отсюда.

– Конечно-конечно! Но как мы найдём дорогу домой? Я уже не вижу настоящего пути, вокруг лишь пунктирные дорожки…

– Знание пути – это дар, – величественно произнесла сказочница. – Если будем верны ему, он тоже будет верен нам, и мы не заблудимся! Вообще, для беспокойства нет причин. Если бы ты была сродни местным жителям, пунктирные линии кривых дорог казались бы тебе настоящими.

Высекательница обняла меня за плечи, пытаясь утешить, и я сразу приободрилась. Медленно мы уходили прочь из страшного города, не обращая никакого внимания на спешащих к мосту змеечеловеков.

– А если взять с собой кого-то из местных? Если мы покажем путь, они смогут выбраться отсюда?

– Увы, нет! Смысл существования здешних людей – в их змеях. Если мы возьмём кого-то с собой, он будет изрыгать яд на всех вокруг, чтобы превратить окружающих людей в кормильцев своей змеи. Не змеелюди в плену у города, а город в плену у змеелюдей. Без них Город Кривых Дорог просто исчезнет или станет обычным городом.

– А почему змеи видны лишь в Городе Кривых Дорог?

– Законы жизни этого города и даже здешний воздух способствуют развитию змей, а не людей. Змеи здесь раскрываются и расцветают, как цветы на клумбе.

Тем временем мы уже выходили за пределы города змеелюдей. Но идти дальше не было никакой возможности. На пути у нас лежало огромнейшее болото. И я уже подумала, что нам придётся вернуться, чтобы выходить отсюда тем же путём, которым входили…

– Это скопление болот – местная достопримечательность, – голосом экскурсовода объясняла Высекательница. – Прямо перед нами – болото подозрительности, сзади – болото лукавства и двуличия, слева – болото тщеславия, справа – болото зависти, а вон там, вдали – болото предательства… Я, честно говоря, названия всех не помню. Уж очень не люблю я эту зону. Нам с тобой – туда!

Указательный палец сказочницы был направлен в сторону череды мини-островков, точнее, даже кочек, по которым, по всей видимости, нам предстояло пробираться.

– Это одна из граней Полотна Жизни, – уточнила сказочница, – которое сообща плетут все высекатели. Для нас эта грань станет дорогой домой.

Высекательница попыталась улыбнуться, но ей это не вполне удалось. Было заметно, что она сильно устала.

– А из чего состоят эти островные кочки? – спросила я, стараясь не думать о возможных трудностях пути.

– Это искры, вплетённые нами в общее Полотно Жизни. Среди них есть и твоя. С этого узелка, крепко завязанного на хвосте твоей змеи, ты начнёшь плести собственное полотно жизни.

Высекательница подмигнула мне, и её рот сам растянулся в улыбке. Она, как и я, радовалась, что покидает это ужасное место. Я взглянула на её бок, затем на свой – змеиных хвостов не было видно.

– А что, если засеять эти болота искрами? Они исчезнут?

– Это невозможно. Искры имеет смысл сеять только там, где их ждут. Люди должны хотя бы начать искать путь отсюда, чтобы получить право на искры.

– Но почему?

– Потому что иначе искры не имеют никакой силы. Пойми же, наконец, здешние люди живут ради своих змей: они видят глазами змей, слышат ушами змей, думают змеиными умами и чувствуют змеиными сердцами. Им не нужны наши искры!

Так, за разговорами, перепрыгивая с кочки на кочку, мы прошли гнилые болота. А вокруг становилось всё светлее и радостнее. Я даже не заметила, как мы оказались совершенно погруженными в тёплый и ослепительно яркий свет. Может, мы попали внутрь сказочного фонаря Высекательницы? Мне даже пришлось закрыть глаза. Когда же я их вновь открыла, мы с ней стояли прямо у моего дома. Сказочница говорила какие-то напутственные слова. Но, признаюсь, я их уже не слышала. Впервые я была несказанно рада тому, что наша прогулка закончена, и что я – дома. Почему, думаю, вы и сами понимаете.