Текст книги "Невыдуманные истории выдуманных людей"

Автор книги: Светлана Исаенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Психиатрические стационары делятся на две половины: наблюдательную и санаторную. На санаторной части находятся те пациенты, которые уже вышли из психоза и им несколько лучше. На наблюдательной – те, которым необходимо усиленное наблюдение, чтобы они ничего не сотворили с собой и с окружающими. Вообще, все эндогенные процессы (те, которые идут изнутри), к которым относится шизофрения, БАР, рекуррентные депрессивные расстройства, сложны для осознания человечеством, признаться даже мы, доктора, не знаем, по какой причине происходят эти сбои в биохимии. Болезнь сжирает эмоции, рушит судьбы и ломает волю. Если все заболевания человека можно объяснить психосоматически, то здесь – мы бессильны.

Людвиговна ушла на пенсию. В один момент зашла в кабинет, сказала: «Задрали» и пошла к Паблу Васильевичу с заявлением об уходе. Иван Иванович так же вскоре уволился, пошёл работать в программирование, и, на самом деле, человека с таким интеллектом ждали все страны мира. Иногда мне казалось, что у него самого периодами подкатывали панические атаки, но он их тщательно скрывал и, действительно, зимой он ушёл из больницы. Мне было грустновато. Когда ты находишься в постоянном напряжении, потеря соратников из боевого отряда, ценных умов, с которыми всегда можно было посоветоваться, оставляла внутренний след. Мы варились в котле почти без выходных, но восполнение находилось в ещё более страждущих людях и твоих возможностях облегчения их страданий.

Мы с Аней теперь были в одном кабинете. Это было замечательное время. Мы много болтали и философствовали о жизни. У меня не складывалось с мужчинами, один был краше другого.

– Маш, ну зачем ты говоришь, где ты работаешь? На этот вопрос отвечай: я бьюти-блогер или – просто красивая. Зачем сразу рубить на корню?

– Ага, точно, я раз уже так попробовала – опростоволосилась. Прихожу на свидание, мужчина симпатичный, вроде, с виду хорош собой и, что ты думаешь, он спрашивает: «Где ты работаешь?». Я, чтобы сразу не пугать, отвечаю: «Я бьюти-блогер». Он со знанием дела решил поддержать разговор и задал вопрос: «О, круто, а какие ты журналы читаешь?», а я кроме «Нейроньюз» ничего и не читаю, времени нет, о зарубежных исследованиях, думаю, ему будет вряд ли понятно, ну, на ум мне пришел «Кул Герлз», который лет пятнадцать уже не выпускают, он развернулся и, с недоверием и уличением меня во лжи, спросил:

«Эээээээ… Так давно уже не выпускают». Вопрос: откуда мужик знает, какие журналы женские выпускают???? Откуда эти знания???!!!!

– Да, хороший вопрос, – вскинув голову и начав завязывать резинкой непослушные кудри, констатировала она. – Понимаешь, мужчинам нужна лёгкость в женщине, мы музы. Вот посмотри на наших истеричек – они манипуляторы, и рядом с ними всегда приличные мужчины, а мы с тобой впахиваем с утра до ночи, лечим, спасаем и, к сожалению, в дурдом уж точно не приедет принц на белом коне, ну только если подлечиться или покапаться. Контингент так себе, а с докторами ни то, что роман завести, трахнуться не с кем.

Аня всегда любила вставить очень хлесткое словцо. Ей было тридцать шесть лет. Из обеспеченной семьи, всегда одета «с иголочки», у неё было прекрасное чувство юмора и блестящие клинические знания. Она всегда мне помогала. Когда почти 24 часа в сутки на все выходные и праздники находишься в отделении, твоей семьёй становится работа. Самое преданное, что у тебя есть – это работа, а самое ценное – это твои мысли. Олег Иванович появился на пороге ординаторской.

– Милые мои леди, к нам поступление от Павла Васильевича, пациента буду вести я, но вы за ним присматривайте, он не для нашего отделения.

– Да, шеф, – в один голос сказали мы. Мы любили Олега Ивановича, он был очень душевным человеком. Много курил и любил вечером за ужином дернуть рюмочку коньячка, но он был настоящим и искренним, он старался помочь каждому, на таких людях держался мир. У нас в отделении были уже свои постоянные клиенты. Римма Марковна, с тревожно-депрессивным расстройством, душевная тревожная женщина шестидесяти лет, которую всю жизнь гнобил муж. На каждом обходе Олег Иванович делал ей комплимент, мы все его поддерживали, и она, смущаясь, расцветала, очень часто людям важна не терапия, а вовремя сказанное доброе слово, понимание и поддержка. Гробовая, девочка семидесяти восьми лет, с органическим тревожным расстройством, у которой был непутевый сын, она госпитализировалась с огромным удовольствием, всегда в шерстяном платочке и обруче, она радостно нас приветствовала, это были мои пациенты, я вкладывала в них душу и нарушала закон, назначая им двойную порцию таблеток, чтобы хватало на выписку, так как денег у них не было ни копейки.

Однажды летом Гробовая зашла в ординаторскую и принесла мне клубнику, пряча её, там было где-то штучек семь маленьких клубничек, она так с надеждой протянула их мне и стареньким голосом, в котором слышалась мольба, промолвила:

– Федоровна, это ко мне приходила дальняя родственница и принесла, отведайте, пожалуйста.

Я понимала, что Гробовая за последние лет пять точно её не пробовала, так как фрукты ей не по карману, на пенсию особо не разгуляешься. Я наотрез отказалась, глаза её наполнились слезами:

– Я так Вам благодарна, Вы столько для нас делаете, прошу Вас.

– Только при условии, если мы сейчас её вместе начнём есть, – для неё было крайне важно – отблагодарить, поделиться самым ценным.

– Мария Фёдоровна, я Вас так люблю, скушайте, верите, я каждый день за Вас молюсь, после вашей терапии у меня не так болит душа.

Каждый день в 8.15 был обход. Заходим в последнюю ВИП палату, вижу пациента, отрекомендованного Паблом Васильевичем, – парень тридцати пяти лет, хорошо одет, и с виду в жизни не скажешь, что он болен, кучу комплиментов отпустил, многоречив, Олег Иванович поинтересовался о его самочувствии, и мы отправились в кабинет для обсуждения динамики и корректировки лечения пациентов.

– Олег Иванович, да он в дымину болен, он не для нашего отделения, у нас же оно открытое, а он в мании, – начала я.

– Вижу, но диагноз поставили – циклотимия, смотрел его профессор, сказал – удержится. Павел Васильевич приказал ему здесь лечиться, молодой человек – сын прокурора области, не можем ослушаться, Вы же знаете, как наше начальство любит угождать чинам, что я могу поделать? – осунувшись, Олег Иванович печально вздохнул.

– Но как же быть? Если что случится, это же на наши плечи ляжет ответственность.

– Ну, на мои, точнее, единственный выход – это написать заявление, а кто лечить то будет? Леди, не переживайте, всё будет хорошо.

– А если цикл поменяется и начнётся депрессивная симптоматика? Если у него суицидальные намерения начнутся, что тогда? Персонал не справится!

– Мария Фёдоровна, успокаивайтесь, всё будет хорошо. В его словах не было уверенности. Была тревога.

Нашего пациента звали Георгий. Он часто начал захаживать в палату, где лежала Гробовая и Марковна, по утрам приносил им чай, конфеты и цветочки, что очень характерно пациентам в мании. На персонал он агрессировал, периодами был гневлив. Все танцевали перед ним и старались угодить. Старшая медицинская сестра лично приходила застелить постель. Втроём они часто выходили на прогулки, мои девочки – Римма Марковна, Гробовая и Георгий. Девчонки расцвели и стали хохотушками. В любом возрасте, если женщине дать заботливое мужское внимание, они расцветают и молодеют душой.

Около семи вечера я добралась домой, только развалилась на диване и взялась за книгу своего любимого Ремарка, после первой еды за день, на телефоне высветился входящий вызов от Олега Ивановича.

– Але, соскучились за мной, шеф?

– Машенька, срочно приезжай в отделение, у нас ЧП.

Я мигом впрыгнула в первую попавшуюся одежду и помчала в милый дурдом. Захожу, слышу, из кабинета доносится крик Пабла Васильевича:

– Ты что, дурак старый, совсем мозгами поехал, соображения нет? На пенсию тебя пора! Идиот ненормальный, вечер мне перепортил, компетентность потерял, ты не врач, ты дворник, имбецил.

– Но Вы же сами сказали, Павел Васильевич, чтобы он у нас находился, я не хотел его брать!

– А если я тебе скажу с моста прыгнуть, ты тоже прыгнешь? Маразматик старый.

На этом Пабло выкатился из кабинета Олега Ивановича и тяжёлой переваливающейся походкой ушёл из отделения.

Я зашла в кабинет. Старик наливал себе очередную порцию капель Зеленина.

– Что случилось, Олег Иванович?

– Ой, Машенька, как всё и предполагалось.

Наш Георгий пошёл на прогулку с бабушками. Ушёл с территории больницы и, перейдя дорогу, прибыл в местный супермаркет. Там он совершил ограбление: две жвачки, колоду карт, носки, и две ручки, спрятав награбленное под кофту и в штаны, он собирался покинуть место преступления под прикрытием ничего не подозревающих бабушек. На кассе их задержали, и охранниками был выявлен факт кражи. Ответственные бабушки начали защищать Георгия, плакать, причитать: «Мы же из дурдома, отпустите», а Георгий возбудился и стал гневаться. Началась драка, вызвали полицию. Конечно, в полиции выяснилось, чей Георгий сын, отец приехал в райотдел и всё уладил, однако Пабло Васильевич был поставлен в неловкое положение.

Бабушек, как соучастниц преступления, не привлекли, а отправили обратно в отделение.

– Олег Иванович, но Вы же знаете, какие в мании могут совершаться нелепые поступки, он же спит по два часа, слава Богу что так, а не хуже, не расстраивайтесь.

– Спасибо, Машенька, что-то и вправду, старый я стал, сложно мне!

– Ээээээй!!!! Вы чего? Мы Вас обожаем! Таких как Вы – специалистов нет, кто лечить-то будет? Не бросайте нас. Анна Владимировна в отпуске, и уже как сложно. А без Вас пропадём. Держаться, Олег Иванович, держаться! Так, сейчас схожу, поведаю своих девочек, и будем пить чай.

– Захожу в палату, у Гробовой давление – 220 на 120, у Марковны – 190 на 110.

– Ну что, рецидивистки, на дело сходили? – улыбаюсь и, делая вид, что ничего не случилось, подбадриваю их я.

– Ой, Мария Фёдоровна, спасибо, что приехали. Мы, конечно, в шоке, такой галантный, такой хороший молодой человек… – начала причитать Марковна.

Гробовая тем временем сидела, опустивши голову, в своём шерстяном платке, и смотрела в окно, затем медленно развернулась, вздохнула и философски изрекла:

– Эх, Фёдоровна, я ж то думала – это любовь со мной на старости лет приключилась, а это болезнь оказалась… Сплошные разочарования.

Музыкальная школа. Выпускной экзамен. Мне тринадцать лет. Играя, я еле сдерживаю слёзы. Я ненавижу фортепьяно. Ещё пару минут «мучения», и я доигрываю пьесу, закрываю крышку, как на гробу, и говорю маме: «Я больше никогда не подойду к фортепьяно».

Мне восемь. Я упорно занимаюсь в музыкальной школе. Помимо всевозможных репетиторов по математике, рисованию, литературе, танцам, русскому языку и украинскому, ещё и музыка. Учителя зовут Кристина Ульяновна. У неё всегда идеальный маникюр. Иногда она меня хвалит, говорит, что есть слух и хорошая техника. У меня есть мечта, очень заветная, – стать пианисткой. Я уже представляю, как собираю залы и играю Лунную Сонату на балу в Зальцбурге. Именно так моё сознание рисовало успех в данной профессии. Периодами меня лупят линейкой по рукам и спине: «Чтобы правильно держала осанку и под рукой были как-будто подушечки». Не больно, но сильно обидно. Я много болею. Меня переводят на дистанционное обучение. Дома заниматься ещё тяжелее. Однажды, моя учительница смеётся надо мной и говорит, что у меня ничего не получится, я никогда не стану пианисткой, я бездарь. В ответ я с агрессией наказываю учительницу – обрисовываю все ноты ручкой. Меня ругают, я спихиваю вину на троюродного младшего брата. Теперь его ругают, я расстраиваюсь ещё сильнее из– за своего низкого поступка и признаюсь во всём. Немой бойкот у меня дома. А учительница всё приходит.

Мне дарят котёнка. Я называю его Васильком. Я его очень люблю, он серенький, персидской породы, курносенький и длинношерстный комочек, смешной, ласковый, всё целует мои руки и любит играть. Ждёт меня со школы.

Весенний день. За окном тает снег, мальчишки пускают кораблики, я музицирую. Очень не охота, но нужно. Мама говорит: «Личность должна быть всесторонне развитой». Я ещё не понимаю значения этих слов, чем кораблики не развитие? Но что-то очень важное в этом есть. Уходя после урока, учитель К.У. закрывает за собой дверь, Василёк пытается выбежать вслед и ему дверью предательски отбивает лапу, она висит на коже, а котёнок дико кричит. К.У. говорит, что это я виновата, что нужно смотреть за своими питомцами. Наверное, она права, а мне больно.

Реву взахлёб.

Мама обеспокоена, ветеринаров в нашем городке нет. Привезли к хирургу, он – хирург от Бога, я всегда им восхищаюсь. Меня отвезли домой. Двое суток я рыдаю. Мне кажется, котёнок умер. И, вот чудо, мне звонит жена хирурга и говорит: «Машенька, приезжай забирать». Я еле дождалась того времени, на которое было назначено. Захожу, сидит супруга нашего поистине Человечного и Настоящего Хирурга, держит в руках серенький комочек, плачет и говорит: «Знакомься, это…

Твой новый кот. Василька не удалось спасти». Я отказываюсь брать его на руки, но супруга просит, я их семью очень люблю и уважаю, и точно знаю, что мне сопереживают. Так у меня появился Симба.

Пять лет прошло с того момента. Моя учительница продолжала приходить ко мне два раза в неделю. Мама сопереживала мне, но «Лучше учителя не найти, а музыкальную школу окончить нужно». Моему счастью, когда я закончила пьесу и закрыла фортепьяно, не было предела. Свобода. Я больше её никогда не увижу. Все эти годы для меня уроки музыки были как хождение по лезвию босыми ногами. Наверное, так закаляется сталь. Так приобретается характер.

Но к чему я Вам об этом вещаю, не для того, чтобы рассказать очередную душещипательную историю. Если бы не тогда моя К.У., возможно, я бы никогда не стала врачом (стойкость характера необходимо иметь в этой профессии), а стала бы пианисткой, и сейчас играла бы в каком-то кабаке «У березы» Собачий вальс под пьяные аплодисменты дальнобойщиков (что тоже очень даже не плохо, но – не моё, ведь музыкального таланта, и правда, у меня не было).

Ведь целеустремлённость зародилась у меня тогда, когда от одной мечты меня больно отвело, и появилась мечта спасать (в том числе и Василька), спасать людей, спасать души и помогать таким людям, которым плохо, которые в тупике. Испытывая боль, человек растёт, взращивает себя как личность. Только путём познания мы приходим к истинным нам и иногда эти познания болезненны. Мы не можем изменить прошлое, мы можем изменить будущее, проработав себя в настоящем. Организм человека постоянно поддаётся стрессам, только в состоянии стресса мы можем дать динамику. Вспомните какую-нибудь самую страшную болезненную ситуацию из детства. В настоящем, из– за того, что мы постоянно её прокручиваем в голове, она очень часто болезненно всплывает в нашем сознании, а затем – и в жизни.

Поэтому необходимо уметь прощать и благодарить. Ведь та либо иная жизненная ситуация даёт нам толчок к росту. Единственное, что мы можем сделать в настоящем, это мысленно представить себе эту маленькую девочку или мальчика, перенестись за десять минут до случившегося, подойти к ней, обнять, успокоить, предупредить, что такое произойдёт, и мы ничего не сможем изменить, и дать те дары, те качества, чтобы она смогла пережить это… Мы не можем поменять ход событий, мы можем изменить отношение к ним. Так было нужно…

Наш диалог с той маленькой мной состоялся таким образом. Подойдя к маленькой Маше, которая беспечно музицировала с К.У., я обняла её и прошептала: «Пройдёт время, всё образуется, тебе этот путь пригодится в жизни, сейчас тебе будет очень больно, я тебя люблю и я рядом, в обиду не дам, нужно пережить, и я дарю тебе эти подарки в виде любви, силы и заботы, не злись и не обижайся, я рядом …»

Любите своих внутренних детей… И освобождайтесь…

Дни бежали, словно время поставлено на ускоренный темп. День сменялся ночью, лето – осенью, Олег Иванович сильно постарел. Он всё чаще стал кашлять и подолгу закрывался в кабинете. Вся нагрузка пациентов была на мне и Ане.

Аня наконец-то встретила свою любовь – знаменитого пластического хирурга, красавчика Максима Анатольевича, похитителя девичьих сердец. Я полностью на автомате делала все назначения, и диагнозы сами выстраивались в моём сознании на основании симптомов и синдромов. Только с опытом приходит «насмотренность». По уставшим безжизненным глазам и скорбящим уголкам рта можно было подозревать депрессию. По напряженной стати, мокрым ладошкам и бегающим от тревоги глазам – тревожное расстройство. Особенно остро у таких пациентов стояли вопросы о побочных действиях препаратов, об их взаимодействии с другими препаратами, вопрос: «Я не умру?» и ещё множество, ведь страх смерти затмевал сознание.

По томам обследований и всесторонним заключениям «Здоров», люди с генерализованным тревожным расстройством направлению к психиатру очень огорчались: «У меня неизвестная онкология, я Вам говорю, доктор», «Страшное заболевание», и убедить принимать антидепрессанты стоило ох каких усилий, однако, по результату терапии и освобождению от этих мыслей, драгоценное: «Ура, я здоров!» было мелодичнее сонат Бетховена. Людей, которые дробно ели, боясь подавиться, так же мучал невротический ком, который очень легко убирался при помощи медикаментов и психотерапии. Безграничную радость и внутреннее ликование вызывали пациенты с обсессивно– компульсивным расстройством, когда нам удавалось убрать эти навязчивые мысли и действия. Очень эмоционально сложно было наблюдать за людьми, страдающими эндогенными процессами, сжирающей изнутри депрессией при биполярном аффективном расстройстве, а так же эмпирическими голосами, когда эти голоса угрожали, осуждали и заставляли делать ужасные вещи. За этим было больно наблюдать, но желание помочь и победить этот неизвестный биохимический процесс заставляло подниматься рано утром и бежать на работу. Когда это то, ради чего ты живёшь, усталость и несправедливость системы отходит на второй план.

Самыми сложными для меня, да, собственно, и для всех психиатров, были пациенты с анорексией, булимией и наркоманы. Крайне сложно было добиться исцеления, но иногда получалось. Последних вообще терпеть не могла, никогда не понимала, как самостоятельно можно было выбрать такой путь, а вот категория «психопаты и истерия» меня просто обожали. Мне очень нравились дежурства, там можно было вкусить всю красоту острых состояний и быстро решать клинические задачки со звездочками, дежурства были похожи на амбразуру, передовую линию фронта, где сталкивался профессионализм и трагедия, сломанные судьбы и человеческая душевность, трагедия и мотивация, ложь и истина, жизнь и смерть.

На моей планете под названием «Жизнь», помимо милого дурдома были ещё жители: мама, отчим Валентин, университетский друг – Казанова– Даня, подруга детства – Алевтина, периодами мелькал одноклассник Вова и мудрая и сильная подруга Юля, иногда я её ласково называла Юлий, так как она могла решить любой вопрос, для неё не существовало никаких преград. По образованию инженер-технолог, она создала фирму, занимающуюся международной торговлей оборудованием для авиации по всему миру. Ухоженная, стильно одетая, всегда на новой машине, с двумя телефонами в руках, тремя детьми на руках она влетала ко мне в отделение «на утренний кофе» как фурия, снося всё и всех на своём пути. Очарование её и харизма зашкаливали. Она любила жить красиво, успевала быть в бизнесе с мужчинами, воспитывать троих детей, заниматься собой и выглядеть в свои тридцать восемь на двадцать пять. Она была моим личным психотерапевтом, моим духовным наставником и просто невероятно крутой «телочкой».

– Как дела?

– Юль, устала… Хочу отдохнуть, денег нет, даже не хочу в отпуск идти, ты же знаешь: у нас в медицине так, как и в проституции, только сложнее, без спроса и бесплатно иногда совокупляются с твоим мозгом, пришёл на работу – есть денюжка, не пришёл – сиди голодный.

– Слушай, значит, пора цены озвучивать за приём, сама голодная и святая ходишь. Ну вот представь, мне говорят: «Дайте, пожалуйста, мне тепловизор бесплатно, у нас проблемы с оплатой», как думаешь, я дам? Ага, щас, сначала деньги, потом стулья, мне детей кормить, машину заправлять… Не, ну я всё понимаю, ты после работы выходишь с коньяками, конфетами и шампанским, «что дадут», так приезжай на заправку кормить свою «ласточку» и говори: «Можно 95-й, пожалуйста?» Заправщик вставляет пистолет, подходишь на кассу и достаёшь две бутылки коньяка «Десна» и коробку конфет «Стрела», и рекомендую сразу добавить, невинно улыбнувшись: «Я просто из дурдома». Потому как реально так мир уже не работает. Есть денежный эквивалент. Каждая работа оплачивается.

– Юль, ну ты сама видишь контингент, ну о чем ты говоришь, в основном – обездоленные.

– Слушай, я недавно видела твою бедную пациентку из седьмой палаты, так она в супермаркете покупала чёрную икру, а ты всё её жалеешь, и препараты по дешёвке выписываешь. Сама чёрную икру давно ела? Маш, хватит всех жалеть, тебя почему-то никто не жалеет, смотри, плечи осунулись, глаза впали, похудела, ты вообще спишь?

– Сплю, тяжеловато, конечно, из Любомировки ездить, 40 км каждый день, но квартиру снимать не хочу, мне там комфортно, природа, красота… Да и икра я уже не помню, какая на вкус, что себя баловать-то.

– Оооооооо… Типичное мышление бедности. Ты достойна самого лучшего в этом мире! Запомни: не ты для мира, а мир для тебя! А мужика ты как собралась себе находить? Больничного, местного?

– Ну хватит, Юль, достаточно, найдётся.

– Машенька, женщина мужчину вдохновляет, а мужчина совершает подвиги, несёт ответственность за семью, но какая же ты муза – когда кроме дурдома нет ничего в жизни, молодые годы твои мимо проходят, ты думаешь, кто-то потом вспомнит, как тебя звали, памятник поставят? Любить нужно сначала себя, быть наполненной, тогда и любовь появится, ты же знаешь, когда один человек наполнен и счастлив и второй наполнен и счастлив, они встречаются и создаётся любовь.

А когда ты пустая и мужчины в твою жизнь приходят покалеченные, абьюзеры, мать их за ногу, никогда нельзя позволять себя гнобить, себя нужно любить. Андерстенд?

Этот мотивационный монолог прервал очередной звонок из «Америки».

Указав на телефон, помахав рукой, Юля поспешила ретироваться.

Я пошла прогуливаться и вдумываться в слова моей гуру. Когда особенно было сложно, моей отдушиной были прогулки по историческим местам милого дурдома. Мне представлялись колесницы и дамы в красивых туалетах, величественно принимавшие в этой старой усадьбе своих чинных гостей. Я представляла, что я так же в красивом бальном платье, с зонтиком от жары иду на праздничную церемонию и неспешно наслаждаюсь пением птиц, берёзами и легким летним ветерком в предвкушении бального вечера. Права Юля, я вечно уставшая. Сложно жить в режиме «светя другим – сгораешь сам». Откуда эта женственность? Мне стыдно брать деньги. Я не могу сказать: «Это стоит столько-то», сколько дадут и…

Вибрация мобильного в кармане белого халата оторвала от размышлений.

Входящий – «Юлий».

– И девочка, пойми, ты же наш лучик солнца, вспомни, как мы познакомились? Когда умер Илья, я была вне себя от отчаяния, трое детей на руках, я ничего не понимаю в его бизнесе, если бы тогда не ты, я бы никогда не выкарабкалась. Люблю тебя очень, ты мне родной человек, и в мире всё настолько просто и сложно одновременно, что иногда становится неловко от невыносимой лёгкости бытия… Самое главное – ты действуй и иди к своим мечтам… Не можешь идти – ползи… Не можешь ползти, хоть лежи в направлении своей мечты! Но, мечтай и чётко знай, чего ты хочешь. Быт определяет сознание. И всё будет. Обязательно произойдёт, как бы не было сложно, но произойдёт в лучших вариациях реализации. Просто сделай шаг! Перестрой своё мышление! Всё получится! Ты можешь получить всё, что хочешь, Вселенная благосклонна к тебе и ко всем, если ты делаешь добро в мире, но давай себе отдых, начни мечтать по крупному! Встретишь ты свою любовь, я ещё у тебя на свадьбе погуляю, не вешать нос, гардемарины. Но определись со своими мечтами. Всё, люблю, от малышей тебе привет. Разговор окончен. Я поплелась обратно на работу. Двадцать семь лет… Когда занималась в школе, было «некогда с парнями водиться», да и мама не приветствовала общение, ослушаться её не могла, ведь это чувство вины меня преследовало, а также не хотела её огорчать, хотелось быть лучшей для неё. «Сначала учеба», «ты должна рассчитывать сама на себя», «ты должна состояться, как специалист», «рожать думай после того, как состоишься, как специалист», «все мужчины предают» – эти установки и убеждения прорастали во мне, как бамбук, разрушая женскую натуру. Именно так взращиваются стальные леди и, безусловно, в жизнь они себе притягивают покалеченных мужчин. Правило одно. Права Юля.

Мы познакомились с ней, когда её мужа Илью застрелили. Она попала на приём в ужасном состоянии. Но мы с ней нашли мотивацию жить и потом сдружились. Вообще, по канонам всей психотерапевтической практики, так нельзя, но, в мире есть больше, чем просто психотерапевтическая практика, во Вселенной есть люди, которые посланы тебе для душевной близости, и каждый человек привносит в твою жизнь свои знания, главное, уметь видеть и слышать подсказки....

Она была мне настоящим и преданным другом.

Мы подолгу могли сидеть за бокалом красного вина в её загородном доме и говорить о философии, космосе, жизни и обязательно – на английском. Юля любила в каждой секунде жизни находить эстетику и толк. Её дети меня обожали, три славных мальчишки двенадцать, восемь и пять лет. После смерти Ильи она так и не смогла заставить себя завести новые отношения.

– Они все – дешевая пародия на него, мы были едины во всём, в юморе, в мироощущении, в музыке, в отдыхе      Такая любовь раз в век, действительно настоящая и искренняя, и у меня есть три подарка от него, он жив в них и во мне, я его люблю и буду любить, а остальные просто подделки по сравнению с ним. Таких, как он, больше для меня не выпускают. Я желаю каждой женщине познать такую любовь. Не было ни единого выходного, чтобы у меня не стояли цветы, он был волшебником и исполнял все мои желания, я была женщиной рядом с ним, а он – мужчиной… А теперь память не даёт мне даже шанса…

Нет, она после смерти отошла, пару раз даже ходила на свидания, ухажеров было много вокруг, но такого достойного отца для своих детей, как Илья, она не видела.

Помню, мы с ней поехали сдавать экзамен по английскому IELTS в Киев. И перед экзаменом зашли к моему другу в ресторан поужинать. Пятница. Вечер. Сидим втроём кушаем, болтаем о жизни. Здесь Кирюха говорит:

– Сейчас Вадик, партнёр мой приедет не надолго, не против?

Мы ж, кончено, не против. Даже и то лучше, веселее. Вадим, тридцать шесть лет, высокий, красивый, успешный бизнесмен, который привык к женскому вниманию и явно очень не обделён им. Он заигрывающе целует в честь знакомства каждой ручки и видит на предплечье Юли огромный ожог. С сочувствием и флиртом интересуется:

– А это ты где так?

– Да меняла в тепловизоре чёрное тело при калибровке.

Я вижу, как у Вадима начинается когнитивный диссонанс, «ролики заходят за шарики», на лице недоумение, затем я вижу в мониторе его сознания надпись «Error” и он выдавливает из себя:

– А, ну… Ну тогда мажь зелёнкой.

После этого он, почему-то, быстро ретировался «по делам», а мой киевский приятель Кир долго смеялся с этой ситуации. Не знаю, как бы пошёл диалог, если бы Юля сказала: «Да пирожки жарила». Есть у меня ощущение, что у Вадима бы дела не появились. По какой-то причине наш современный мир не очень-то поощрял интеллектуальных женщин.

– Ну, Маш, зачем мне «умней меня, друган Валера», я хочу домашнюю кошечку, чтобы в рот заглядывала, а к Юльке твоей я даже подойти боюсь, она красивая гадина, но опасная, зачем такая нужна? – констатировал после этого случая мой друг Даня.

Поэтому Юля была всецело погружена в проекты, детей и жизнь, Илья жил с ней рядом, но в другой параллели.

Зайдя в кабинет, я переодела халат, когда его надеваешь на себя, надеваешь профессию, твои жизненные обстоятельства становятся неважными, и ты погружаешься в мир пациента. Переживаешь с ним его трудности и боли, узнаёшь о его мыслях и душе, а затем отсоединяешься, вычленяя симптомы, выводишь в синдромы и уже назначаешь терапию. Эх, так бы и в жизни.

Выхожу в 20.30 из отделения, домой не тороплюсь, в голове перебираю всех своих женихов. Коля, с которым встречались год в универе, не нравился маме. Олег – всё выбирал сыр по скидке, и забирал остатки вина из гостей, винил, что я «не туда ты свою стипендию тратишь, зачем такую дорогую косметику Руби Роуз покупать, можно и без походить, ты пока – ничего». Таких мужчин я всегда опасаюсь, ведь «мелочность человека – это мелочность души», как с такими детей рожать, чтоб потом каждый чек на морковку из супермаркета АББ складывать и давать подробный отчёт: «Куда ты деньги растратила, транжира?». Однозначно нет, а остальные были просто не интересны. В этих мыслях я достала свою любимую кассету с музыкой Фредерика Шопена и окунулась в удивительный эмоциональный мир красоты сюжета и звучания… Не помню у кого именно, но когда-то прочла: «Музыка – сильнее, чем любовь…».

Она может вознести тебя, поднять до небес и бросить в недра самых скорбных переживаний… Сквозь века в его музыке ты можешь услышать колебания своей души…

Любовь к дежурствам не иссякла, не смотря на года, убеждение, что на дежурствах открывается красота экстремальной психиатрии и человеческих душ, оставалось аксиомой.

Воскресенье. 8.15 утра, одна тысяча двести пациентов под моим присмотром. Я один доктор-психиатр на всю больницу и город. Холод просто собачий. Две куртки, валенки (если по-модному, то «мун буты»), тёплый свитер, в прослойке этого бургера – белый халат. Эта экономия на электроэнергии просто убивает, дует со всех щелей. Как всегда, обложена историями болезни, сижу и дописываю всё то, что не успела, так как нагрузка огроменная. Тридцать пациентов на тебя одну. Аня в любви, её почти не видно в отделении – то на больничном, то в отпуске, Максим полностью её поглотил. Она изменилась в последнее время.

Дёрганная какая-то стала и похудела сильно. Ну, как говорится, «любовь зла».

Спасать Мир и души – это очень благородное занятие, но есть в этом всем и бюрократические моменты, в которых «ты должна каждого пациента писать не для себя, а для прокурора, в психиатрии глаз да глаз, как говорит наш любимый Пабло Васильевич. Иногда мне кажется, что в нём есть что-то человеческое и доброе, но потом находится какая-то ситуация, например, совместный обход отделения перед выборами: заведующий, я, Аня трусимся над каждым пациентом. Пабло Васильевич чинно осматривает всё отделение, белым платком вытирает поверхности, весь персонал трясётся, заходим в палату, он спрашивает у пациентки: