Текст книги "Отец яблок (СИ)"

Автор книги: Светлана Люльчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Яблоко

   Кайрат бежал со всех ног по снегу, периодически он останавливался, и жадно хватал холодный воздух ртом. Солнце ярко светило ему в глаза, но ещё, по-весеннему почти не грело. Он зазря не надел подштанники и тёплые носки, и теперь чувствовал, как снег таял где-то в худых башмаках. Мальчик торопился, ему надо было успеть доставить газеты. Он даже не думал, что выглядит худо-бедно, хотя обычно очень этого стеснялся. Он бежал, чувствуя, как холодный ветер пронизывает каждую его клеточку. Особенно ноги, ногам доставалось по полной. А ведь он думал, всего на десять минут. Туда и обратно. До больницы и домой. Это были последние мамины газеты, которые на этой неделе ей надо было занести. Он побежал, пока по телевизору шла реклама и очень надеялся успеть вовремя, когда начнётся фильм.

   Снег кое-где резко проваливался, и ноги Кайрата утопали в грязи, он мысленно ругался, и пыхтел, высвобождая ноги. Нет, ему никак не успеть. Он не рассчитал, что снег уже подтаял, что он застрянет в грязи, что оделся он совсем легко, что ветер будет встречный, а в степи, это дело очень серьёзное. Он убеждал себя, что нет, это не открытая степь, ведь перед ним здание больницы, а значит оно его защищает. Но пока он шёл, потел, и ругался, что-то подсказывало ему, что ветер огибал здание и с новой силой, воссоединяясь со своими степными войсками кидался на мальчика.

   Кайрат не выдержал, он обещал себе, что не будет рисковать, что не позволит себе использовать силу. Но он так хотел успеть вовремя к его любимому фильму. Это городские дети могли себе позволить, у них есть интернет, а у него – что по телику. Он топнул с досадой, и нога провалилась в холодную воду подо льдом. Мальчик почувствовал, как все вокруг замерло, как время остановилось, как солнце перестало быть таким ярким и слепить Кайрата. Он почувствовал, как редкие деревья степи звучали в его венах, он скучал по городу, там было больше силы. Но чем дольше он думал об этом, тем сильнее он становился, руки покрылись корой, ноги впились в землю корнями и понесли мальчика к больнице. Обычно, он бы переживал, что его могут увидеть, но сейчас, когда он чувствовал эту мощь под ногами, ему было все равно. Глаза его налились красным светом. Он не видел, как неспешно подъехал автобус к остановке. Водитель не заметил ничего странного, он сделал разворот и поехал от больницы в город. Когда корни Кайрата коснулись побитого асфальта, он вернулся в свой обычный облик мальчика. Красный то ли от холода, то ли от страха, что его разоблачили, то ли от мысли, что он ещё может успеть вовремя на свой любимый фильм, Кайрат вбежал в холл больницы. Мальчик замер на одно мгновение, он вдруг ощутил себя маленьким в этом большом новом, дорогом холле, он вспомнил, что одет по-деревенски, что ботинки его в грязи, и он в тонких штанах. Он почувствовал, как сердце его упало куда-то сквозь пол. Он опустил глаза и поплёлся к стойке. Там его поприветствовала дежурная, начала лепетать про то, как дела и все такое. А он только ждал, когда эта пытка закончится, хотел побыстрее сбежать от позора. Но тут эта приветливая женщина протянула мальчику яблоко. Кайрат недоверчиво сделал шаг назад. Она стояла, протягивая яблоко, улыбаясь.

   – Я подумала, что тебе может понравиться.

   Кайрат не мог вспомнить, когда в последний раз ел яблоки. На новый год доставались мандарины, а огрызки, которые он подбирал на улице – не считаются. Мальчик взял яблоко и прошептал: спасибо.

   – Маме привет, – и она вернулась к своим делам.

   Кайрат крепко сжимал яблоко в руке, не веря в то какое оно красивое. Он не мог поверить в это чудо. Он вертел его в руке, когда проходил мимо охранника, когда услышал звуки телевизора в холле. Фильм начался, он не успел вернуться. Охранник заметил взгляд мальчика, и махнул в сторону мест для посетителей. Зал был пустым, и Кайрат сел напротив телевизора, он решил, что может вернуться домой во время следующей рекламе.

   Кайрат откусил яблоко и в ушах зазвенело, так сильно, что ему казалось, что его вырвет. Мальчик услышал голос в своей голове.

   – Кайрат.

   – Кто ты? – также мысленно ответил он.

   Но вместо ответа он провалился в комнату, полную красного света. Он сидел напротив девочки лет восьми со светлыми волосами. Их окружали нити, паутина из нитей, и одну из них девочка держала в своей руке. Она внимательно взглянула на Кайрата и разжала руку. Кайрата выбросило обратно в больницу, он лежал на полу, возле него была лужа с тем, что было отдалённо похоже на содержимое его завтрака. Дежурная подала ему воды.

   – Вот ты напугал нас, мальчик, пойдём скорее, посиди, я позвонила твоей маме.

   – Нет, зачем? – вяло, как в тумане спросил он, жалея, что и ей не удастся посмотреть фильм.

   – Она заберёт тебя домой.

   Кайрат улыбнулся, ведь совсем недавно он был такой сильный, так быстро пришёл, вспахивая корнями почву, а теперь его заберёт мама. Он закрыл глаза и уснул, не выпуская яблока из рук.

Шкаф

   Амина резко отрывала пакеты от рулона, один за другим. Она делала это резко, машинально. Её глаза были красными и слезились, она не спала всю ночь. Девушка стояла в супермаркете в своей форме, готовила пакеты для упаковки хлеба. Рядом была коллега, которая что-то без умолку рассказывала, щебетала о недавнем знакомстве онлайн. Амина отрывала пакеты, раз, два, три, они легко падали на тележку с хлебом. Она никак не могла не думать о том, что ждёт её дома. Ей казалось, что она долго не выдержит.

   Во всем был виноват шкаф, Амина просила маму не заносить его домой, не брать. Ну, и что, что он бабушкин? И что, что это единственное, что от неё осталось? Он был старым, плохо пах, и никак не подходил к мебели дома. И потому его поставили в её комнату, к Амине. Как будто она просила об этом? Нет!

   Девушка вспоминала разговоры с мамой, они даже поругались. Вспоминала и отрывала пакеты, раз, два, три. Они падали на тележку с хлебом. Рядом продолжала свои пустые разговоры фасовщица. Амина злилась, она была уставшей. Рабочий день только начался, покупатели бесцельно ходили между рядами, тянули время, чтобы нагуляться. Амину это раздражало.

   Первое время шкаф её тоже раздражал. И она пожалела, что они успели его взять до начала карантина, сейчас даже никого домой не вызовешь, чтобы они отнесли его на помойку.

   Она лежала в один из своих выходных на кровати и внимательно смотрела на шкаф. На эти старые узоры, на стекло в дверцах, которое отсвечивало свет от окна, на трещины в стене, на изогнутые ножки. Она думала, что может лет 50 назад он не был таким страшным.

   Потом она стала слышать звуки, словно кто-то скребется в деревянные дверцы. Амина думала, что ей кажется. Она подходила к маме, но та сказала, что ничего не слышит. И что Амина, наверное, подхватила эту нервозность на работе, время такое как-никак. Но девушка знала, что ей не кажется, что она слышит каждую ночь, как маленькие ноготочки скребутся в двери шкафа.

   Девушка на днях все внутри него перебрала, протерла пыль, провела тряпкой со всех сторон, но ничего не увидела подозрительного. И она бы подумала, что сходит с ума, но сегодня ночью она осталась наблюдать.

   Она села на одеяло перед шкафом и принялась ждать. Через некоторое время девушка не вытерпела и всё-таки уснула, и проснулась от привычного скрипа.

   Она была неправа, никто не царапал, не скрёб в дверцы шкафа. Это сам шкаф каждую ночь двигался к ее кровати. А сейчас он навис прямо над девушкой, разинув свою деревянную пасть. Девушка схватилась за рот, чтобы не закричать и отпрянула, она отползла от шкафа в другой конец комнаты, щупала пол вокруг в поисках телефона.

   – Это ищешь? – спросил скрипом шкаф.

   Она увидела возле одной из его ножек свой смартфон, и через секунду шкаф его раздавил.

   – Тебе это не понадобится, – хмыкнул он, одна из его дверец открылась, – пардон.

   Шкаф неуклюже икнул. Все его ящики, дверцы, полки заходили ходуном, словно он стряхивал с себя пыль. Девушка чихнула.

   – Будь здорова, – проскрипел шкаф.

   Амина внимательно смотрела на него, и спросила.

   – Почему ты живой? – им некуда было торопиться.

   – Если бы я знал.

   Девушка разозлилась на ответ. Мало того, что это не мыши, и она была в чём-то права. Хотя бы в том, что не сошла с ума. Так он еще и не может объяснить происходящего.

   – Я бы не был так уверен, – хихикнул шкаф, книжки внутри него попадали.

   – Осторожнее, я только там все прибрала.

   – Сложно это не заметить.

   – Так что ты хочешь?

   – Я? Есть.

   Амина задумалась. До двери она не успеет добежать, кричать нет смысла, ей не поверят. Да, еще и мама в опасность поставит.

   – Да, именно так, – согласился шкаф.

   – Хватит подслушивать! Если бы я хотела, чтобы кто-то знал мои мысли я бы их озвучила.

   Амина злилась. Она злилась, что этот шкаф был в её комнате, хотя это не ее идея была. Она злилась, что ей было все равно на него, а теперь ей разгребать. И завтра ей на работу, где бесцельно ходят покупатели, вместо того, чтобы покупать. И она изо дня в день рискует заболеть вирусом, пока каждый кому не лень прется просто так в магазин, так ещё и целыми семьями. Она устала потому, что приходилось работать больше обычного. Что от постоянного ношения перчаток у неё появились цыпки на руках, и они чесались. А на работе нельзя чесаться, потому что все с ума посходили. Ни чихнуть, ни почесать, ни покашлять. Как будто все резко перестали быть людьми.

   – Не говори, – поддакнул шкаф.

   – Заткнись! – крикнула девушка и ударила по дверце кулаком. Рука разорвалась от боли, но вместе с тем она почувствовала приятную тёплую волну уверенности, даже радости. Она ударила ещё раз, потом ещё, еще. Девушка кричала, возмущалась, что она этого не выбирала. Она не хотела, чтобы так произошло! Она думала, что это простуда, что бабушка просто простудилась, и что она бы вызвала скорую, если бы знала. Она бы позвонила родителям, но она думала, что бабушка просто выдумывала, что она хотела, чтобы с ней кто-то побыл, что она хотела внимания. А теперь её нет. И это она, Амина, во всем виновата. Она била дверцы, она вытащила ящики, выкинула все книги. В какой-то момент в комнату влетела мама, она схватила дочку за руки, которые были в крови и обняла. Амина плакала на плечах мамы, она рыдала и говорила о том, что ей очень жаль, жаль, что так получилось.

   – Я знаю, знаю, дорогая, ты не виновата, – шептала на ухо ей мама, успокаивая, пока дочка не уснула.

   Амина проснулась рано утром, она увидела бардак вокруг. Мама успела подмести полы, прибрать щепки. Амина решила, что после работы разберёт шкаф, точнее то, что от него осталось и вынесет его.

   – Не тут-то было, – услышала она у себя в голове знакомый голос, – ты и я, мы теперь едины, посмотри на свои руки.

   Амина увидела царапины, и в одной из ладоней она заметила большую занозу. Девушка попыталась вытащить её, но чем сильнее она тянула, тем сильнее та зарывалась глубоко под кожу. И тогда она увидела, как дерево стало прорастать у неё в руке, под кожей, проникать в мышцы, окутывать кости, она смотрела, как ее руки покрылись корой.

   Мама на кухне готовила завтрак. Она обернулась, когда Амина вошла.

   – Садись скорее, балам, кушать. Как же ты меня напугала вчера, мы все сегодня приберем, не переживай.

   – Спасибо мама.

   Амина отрывала пакеты от рулона один за другим и думала о том, как же все это глупо вокруг. Сказали всем сидеть дома, а они – ходят просто так погулять в магазины. Как это тупо, что у дома детская площадка всегда полная детей. Она думала о том, как её раздражает солнечный свет. И ещё о том, что вся проблема карантина в том, что люди не видят проблемы. А она может сделать так, что они увидят. Она их заставит это сделать.  Амина не заметила, как стала улыбаться.

   – О, о чем ты подумала? О том самом, симпатичном парне, которого на днях встретила?

   – Ага, – соврала Амина. И обрадовалась, что хоть с одним вопросом у неё сегодня решено. Понятно, что её первой жертвой будет фасовщица, эта глупая девчонка. И где их только набирают?

   Фасовщицу звали Лиля и она очень удивилась внезапному интересу со стороны Амины. Та вдруг стала расспрашивать с кем Лиля живёт, и как далеко.

Надежда

   Амина плохо спала. Каждую ночь ей снилось, как она убивает Лилю, девушку с работы. Болтливую надоедливую девчонку. И ведь у неё был идеальный план, продуманный до последней детали. И даже, если бы все пошло не так, желание насытиться, поглотить живую плоть, было слишком сильным, чтобы обращать внимание на неточности. Она знала, что сможет это сделать. Но она не сделала. Они просто дошли до дома Лили, где сказали друг другу до завтра и Амина ушла ни с чем.

   Теперь каждый раз, когда Лиля улыбается ей на работе, Амина снова и снова встречается с собственным провалом.

   – Что тут сложного – убить? – вопрошал голос в голове, тот самый, что появился, когда Амина вогнала себе занозу. Этот голос был старше Амины на тысячи лет, он всегда жил, и всегда получал своё. И теперь искренне не понимал сопротивления девушки.

   – И потом, тебе же не нравится девчонка, я у тебя в голове и прекрасно слышу, как она тебе надоела, – продолжал голос.

   Хотя, ему и не надо было убеждать девушку. Она знала, что Отец яблок, а так он себя называл, внутри неё – он прав. Она была голодна, и уже несколько дней ходила с мыслью об убийстве. Но что-то внутри неё, нелогичное, сопротивлялось. Она знала, что долго на людской еде не проживёт. Мама в последнее время готовила очень вкусные блюда, с тех самых пор, как Амина разгромила шкаф в комнате, но девушка не наедалась. Она оставалась голодной, потому что ей нужна была свежая плоть. Как тому шкафу, который каждую ночь подкрадывался к ней, спящей на своей кровати. Как нелепы, неуклюже были его попытки, учитывая размеры шкафа, его тонкие скрюченные ножки, явно созданные не для ходьбы. Он скрипел, и подбирался, движимый своим голодом, который сохранил в нем жизнь. Даже после того, как люди срубили его дерево, провели через пилы, склеили с другими кусками деревьев, воткнули в него гвозди, шурупы. Изувечили, изуродовали, но Отец яблок был жив, он жил, чтобы однажды утолить свою жажду. Он терпел, он таился, чтобы как придёт случай убивать. И он это делал. Сначала лесоруб, на кого упало дерево, а потом тело его не нашли. Потому что Отец яблок похоронил мужчину в себе, впитал его мягкое, безвольное тело через кору вовнутрь. Люди, как моллюски, если подумать. Они как желе, совершенно беззащитны. Они неуклюже, им надо спать, неловко стоят на ногах, и каждый раз, когда кто-то спотыкался в мастерской, они падали на его доску, где оказывался возникший из ниоткуда торчащий гвоздь. О, да, Отец яблок умеет насытиться тёплой кровью, когда ему надо. Пусть это будет нога, через которую вошёл гвоздь. Человек будет кричать, звать на помощь, не понимать, как через его спецобувь мог пройти метал гвоздя. А Отец яблок через доску будет впиваться в эту ногу и высасывать жизнь с каждой каплей крови. Потом странным образом мастер умрет от потери крови. Никогда так много смертей не было тогда в мастерской, пока делали этот шкаф. Говорили даже, что он может проклят. Потому, что как только его продали, череда убийств, случайностей, самоубийств закончилась. Мастерская обанкротилась из-за плохой репутации. А шкаф попал к своим первым хозяевам. И с тех пор убийства и насыщение стали редкими гостями в жизни Отца яблок. Он должен был быть осторожным, в семьях было всегда мало людей. Человечишки всегда такой суеверный народ, что ему нельзя было разгуляться, потому что его бы просто рано или поздно сожгли бы. Вот он и ждал. Ждал, пока кто-то заболеет, чтобы помочь ему умереть. Ждал, пока кто-то постареет, чтобы подкрадываться каждую ночь к бедняге и сводить с ума скрипами половиц. Со стариками было особенно весело, им никто не верил, как и детям. Детей он не ел принципиально. Слишком много заморочек, мало еды, и слишком много риска. Чем рисковал могучий дух Отца яблок, когда связывался с детьми? С тем, что они могли его заразить. Заразить своим духом, своим видением как должно быть, как правильно. Рядом с ними он сомневался в порядке вещей. Он сомневался в себе. Он сомневался в том, что ему надо убивать, он возвращался в мыслях о лесе. Он начинал тосковать по земле, по траве. Отец яблок часто замечал, как грустил по дому, по своей почве, по букашкам, щекотавшим его под корой. По спокойствию, когда он был просто деревом, рос в высоту, качался из стороны в сторону от ветра. Пел песни своими листьями, грелся на солнце. Тогда было все понятно, вот он бесконечный день, бесконечная ночь, он часть мира и все вокруг радо его присутствию. В лесу у него было место, четкая функция, он был частью. Пока однажды не приехали люди, и пилы не вонзились в его плоть, своим шумом заглушая крики боли. Он не просто рухнул тогда. Для него рухнул мир. И для чего? Чтобы он был шкафом? Поддержкой для непонятных человеческих мелочей. Чтобы он слушал ругань в семье, споры, детское непослушание, враньё. Чтобы он ночами прислушивался к тихому плачу очередного соседа по комнате, чтобы он слышал их мечты, боль, горе.

   Рядом с детьми было особенно тяжело потому, что они верили, что могут все изменить. И он начинал верить с ними. Они лучились надеждой, и отравляли его. Отец яблок так это и называл, отравление надеждой. Надеждой, что однажды он вернётся в лес и все станет на свои места. Но леса нет, там на склоне горы – дачи. Он видел это по телевизору, он плакал потому что все, кто ему был дорог, кого он знал, были распилены, разбросаны по мебели, сожжены, забыты.

   Но Амина, она не была ребёнком, и вместе с тем как сильно он бы не хотел её поглотить, съесть, уничтожить, распотрошить, насладиться ею. Он не смог. Он также, как обычно подвигался к её кровати, но каждый раз не успевал, она просыпалась и шла на работу. Но от старости он стал скрипеть сильнее, это во всем виновато другое дерево, с чем его Отца яблок склеили, и девчонка должно быть заподозрила, потому что она стала караулить и села ближе. Тогда-то он и подумал, что это была большая её ошибка. И приготовился, чтобы утолить голод. Но что-то пошло не так. Девчонка разозлилась, и стала бить его, шкаф, отца яблок. И столько ярости было в ее ударах, что он подумал, ну вот все. Он может быть, наконец, умрет. Закончится его постоянный голод, закончится ожидание новой жертвы, закончится тоска по дому, которого нет. Он так хотел наконец-то умереть. Но что-то его удержало. Спроси его молодое деревце почему он в тот момент остался занозой в руке девочки. Отец деревьев не смог бы ответить. И теперь он снова на охоте, уже более подвижный в теле девчонки, но она все артачится. Но ничего он ей объяснит доходчиво. Придёт день, и он объяснит, что её тело ей уже не принадлежит.

Дорога

   Антон ходил среди машин и суетящихся людей. Кто-то ждал маршрутку, другие же договаривались между собой и с водителями, чтобы ехать на такси. Позади сигналили машины, которые толкались одна за другой, почти создавая пробку. Солнце ярко светило и жгло шею парня. Он торопился выехать из города, завтра у него пресс-конференция с утра, и надо было туда попасть. Он жалел, что не поехал со всеми журналистами на автобусе. Но он знал, что никак не мог не дождаться правок от редактора к своей статье. Слишком уж было для него это важно, увидеть окончательный вариант истории. Было что-то в этом магическое для него. Последние штрихи, выглаженные строки до каждой запятой, точки, каждого слова. Дождался, опоздал на автобус, и рисковал оставаться без пакета для журналиста со всякими «ништяками»: ручкой, блокнотом и может с флешкой с презентацией.

   Антон нашёл машину, оказалось, что едет он вместе с главой большого семейства, треть которого сидела вместе с Антоном на заднем сидении. Он был не против. Мальчуганы молча сидели в своих сотовых, пока их отец хвастался и показывал фотографии своей семьи водителю и Антону. Водитель вежливо улыбался, но было видно, что он устал и это мешает ему следить за дорогой, но пассажир был его старше и потому парень за рулем молчал, из уважения. Пассажира оказалось зовут Амир, мальчуганов: Азамат, Алмас, а ещё у него есть три прекрасные девочки и сын, младший, самый прелестный из всех детей. Антон поинтересовался почему Амир не едет со всей своей семьей, детям было бы точно веселее. Амир обернулся, довольно тяжело, учитывая его большой живот, и внимательно посмотрел на Антона, словно и не болтал с ним весело уже целый час.

   – Нельзя, дороги – опасное место, вдруг что случится, тогда не вся семья в одной машине.

   Антон посмотрел на детей, которые переговаривались между собой, толкались, и играли в телефонах. Парню, почему-то стало не по себе. Он слышал о таких правилах, но никогда не видел тех, кто им следовал. Он задумался. Собеседник, не заметив перемены настроения Антона, весело продолжил рассказы о своих родственниках, о непослушных, но очень умных (явно в маму) детях. Они выехали за город, дороги опустели, и куда бы не посмотрел Антон, он видел пустой горизонт. Он выдохнул, пустота степи всегда его почему-то успокаивала. Он смотрел, как вечерело, как красиво разными красками переливалось небо. В какой-то момент он взглянул в зеркало заднего вида и увидел уставший взгляд молодого водителя, который был не старше Антона. Он подумал, что может зря он сел в эту машину, что в свете дня водитель не казался таким уставшим, что дорога – это опасное место.

   Антон проснулся от сильного толчка. Он ударился головой о сидение впереди. Он услышал детские крики. Что-то тёплое потекло по его лицу, он вытер – кровь. В голове звенело, вокруг было темно. Где-то далеко горели фары, рядом кряхтел Амир, пытаясь выпутаться из-под ремня безопасности.

   – Антон, Антон, – кряхтел он, задыхаясь, – проверь детей.

   Антон, ничего не понимая, посмотрел на свои руки, они были грязные, в крови, дрожали.

   – Папа, папа! – кричали оба мальчика.

   – Ну, ка тихо! Я понял, что вы живы, слава Богу, пусть дядя Антон проверит, что никто не ранен и выбирайтесь из машины.

   – Папа, но как же вы? – начал было Азамат, старший.

   – Делай, что велено, мальчик.

   Антон пытался найти в себе силы, собраться, все тело болело, кроме головы вроде ничего не кровоточило. Он оглядел детей, все было в порядке. Он попытался открыть дверь и только потом вспомнил про водителя.

   – Амир, что с Мади?

   – Идите, выходите из машины, попробуй дозвониться до скорой, посмотри, что там в другой машине.

   Антон тронул водителя за плечо, вода бесшумно перекатилась с одного бока на другой, на лице не было живого места, все было красным месивом. Дети закричали, Антон начал ногой выбивать дверь, мальчишки всхлипывали, и кто-то из них кинулся помогать отцу.

   – Иди говорю, мы же не под водой, я не утону, и машины взрываются только в кино.

   Дверь поддалась, мальчики выскочили на улицу, к ним подбежала девушка. Она была в рваном платье, левая рука неестественно висела на плече. Из второй машины, понял Антон. Девушка увидела его и тут же начала плакать.

   – Я не знаю, как это произошло, я спала, а потом проснулась, а он уже не дышит, – последнее слово она выговорила с трудом, задыхаясь. Мальчишек это испугало еще сильнее, они ринулись к отцу, но Антон подхватил их.

   – Слушайте отца, попробуйте набрать скорую, – он набрал номер на одном из телефонов и дал мальчишкам слушать, как пробивается звонок.

   Амир на переднем сидении все пытался выбраться, и дело было не в ремне, ему зажало ноги. Антон видел это снаружи, весь перед машины был практически всмятку. Он вдохнул удушающе свежий воздух, почувствовал горьковатый запах травы в носу, полынь. Девушка успокаивала младшего, Антон пошёл проверить обоих водителей. Он не сильно разбирался в машинах, но на всякий случай сказал девушке и мальчишкам держаться подальше, вдруг рванет. Он понятия не имел. Оба водителя были мертвы. Телефоны не работали, связи не было.

   – Сильно болит? – спросил он Амира, по тише, чтобы дети не услышали.

   – Вообще не болит, – улыбнулся мужчина, – но дышать тяжело. Говорил я тебе, дорога – опасное место.

   Антон сам тяжело дышал, он пытался понять, что он должен делать в этот момент. Искать машину? Ждать пока кто-то проедет, или идти вдоль дороги? Или сидеть здесь, пытаться дозвониться до помощи?

   И только в этот момент он заметил, что стало тихо. Он не слышал всхлипывания детей и девушки. Антон не слышал перекличку ночных птиц, даже сверчки, которые наполняли своим звучанием воздух вокруг – замолкли.

   Первый удар пришёлся Антону по голове. Он упал возле машины, пытаясь разглядеть, понять, что произошло. То, что он увидел парень хотел развидеть навсегда.

   – Албасты, – прошептал Амир, – и когти чудовища вонзились ему в шею. Мужчина захрипел, и отбивался руками, но монстр не отступал. Антон справился с головокружением и пнул это существо. Оно было большим, толстым, волосатым, телом женщины, с такими обвислыми грудями, что она их закидывала на плечи. Существо взревело и кинулось на Антона, погребая его под своими слоями жира, вони, и под мощными ударами страшных рук. И в какой-то миг, когда сил уже сопротивляться не было, он закрыл глаза, думая, что все пропало. Что он слишком слаб, и ничего не может сделать, в этот миг он почувствовал легкость. Не было тела албасты на нем, не было беспощадных ударов, не было машины, истекающего кровью Амира. Антон сидел, пусть и с очень сильной головной болью, в комнате на полу перед маленькой девочкой. И он знал, что-то внутри ему подсказывало, что зовут её Оля. Их окружали нити, красные нити, вся комната была соединена ими, как паутиной. И одну из нитей в своей руке держала девочка.

   – Я не девочка, мне восемь, – услышал Антон ее голос в своей голове.

   Она насупилась и оглядела парня.

   – У тебя проблемы, – продолжила она.

   – Да, похоже, – Антон оглядел себя, весь в грязи, царапинах и крови, и, кажется, со сломанной рукой.

   – Тебе не нужна моя помощь, – сказала Оля и отпустила нить.

   Он знал, что это значит. Не то, чтобы ему кто-то сказал, просто знал и закричал:

   – Нет!

   – Да, – ответил албасты, удобнее устраиваясь своим волосатым телом на Антоне. Он ощущал, как его закапывают в землю. Он успел подумать о том, какая это ужасная смерть, когда почувствовал прохладу земли. Она его почему-то успокаивала, он схватился за неё руками, словно боясь упасть и ощутил силу. Он понял почему девочка отказалась ему помогать. Ему не нужна её помощь. Она ему напомнила. Или албасты это сделал. Он вспомнил, как ему в детстве снилась холодная земля, как его в этих снах хоронили в такой земле. И как ему было спокойно, и он не боялся, потому что он не один такой.

   Антон давно забытое ощущение разлилось по его рукам, они покрылись корой дерева. Ноги загорели огнём и их пронзила страшная боль, из них вырвались корни. Он схватил своей рукой, которая превратилась в ветвь, албасты и отбросил чудовище. Парень поднялся над землёй на своих корнях, и подплыл ближе к испуганному существу, которое кричало, билось в его ветвях, пытаясь высвободиться. Глаза Антона горели красным светом, и он сделал резкое движение, послышался хруст, албасты рухнул на землю.

   Антон слышал, как где-то в траве просыпались девушка и мальчишки, и вернулся в свой обычный вид, простого парня из южной столицы. Он жалел, что порвал новые джинсы, но потом отбросил эту мысль, и пошёл посмотреть на труп чудовища. Волосатый жирный албасты покрылся пузырьками, словно вскипал на невидимом огне, вокруг стояла ужасная вонь, а труп исчезал на глазах Антона. Вокруг загудели сверчки, к машине с Амиром бежали дети, Антон поспешил, чтобы их перехватить. Где-то зазвучали сирены, девушка бормотала что-то себе под нос. Антон подумал, что молитву. Он выдохнул, вспоминая о девочке в комнате, где была паутина из нитей. Он надеялся, что сможет с ней встретиться ещё раз. Антон крепче обнял детей, стараясь уберечь от горя.

Клубника

   Оля собирала клубнику в огороде, в свои семь лет она находила в этом занятии массу удовольствия. Солнце тепло грело руки, горячий песок задерживался на маленьких коленках. Муравьи суматошно бегали вокруг девочки, то и дело атакуя маленькие пальчики в больших, на несколько размеров ей великих сланцах. И пусть клубника не была сладкой, скорее водянистой, потому что ее часто поливали. Девочка все равно с упоением заглядывала под листики кустиков, искренне радуясь каждой красной ягодке. Она так увлеклась, что не заметила, как появилась мама.

   – Что ты делаешь? Где Веня?

   – Он там, играет с курами, – махнула в сторону Оля, хотя голос мамы заставил ее насторожиться.

   И они услышали далёкий скрежет метала, который раздавался казалось на всю степь. К звукам поездов довольно быстро привыкаешь, они становятся естественной частью деревенской тишины. Но этот скрежет означал другое, поезд останавливался. И тут Оля испугалась. Она была маленькой и не знала, что поезд не может остановиться только от маленького мальчика, который оказался на путях. Что машинист просто не заметит мальчонку и переедет. И только жители полустанка уже позже поймут, что произошло. Поезда так проезжали, отбрасывая тушки баранов и даже небольших коров. Но поезд не останавливался, он шёл дальше, безучастно, торопясь по своим делам.

   Все похолодело внутри у девочки. Она помнила, что мама сказала присмотреть за братишкой. Она также вспомнила, как отвела его к курам, которые почему-то любили мальчонку и не гоняли его по всему курятнику, как они делали с Олей. И она помнила его улыбку и веселые глаза.

   Мама убежала в сторону дороги, туда, где она пересекала пути. Составы продолжали катиться, движимые невероятной силой, хотя уже и замедляли ход. Народ с деревни побрел посмотреть, что произошло, боясь, что сбили что-то большое.

   Оля замерла, она держала в руке клубнику и не заметила, как раздавила ягоду. Она так хотела вспомнить закрыла ли она курятник. Она стояла посреди грядок, не замечая, как нетерпеливо ее кусали муравьи и плакала, потому что не могла вспомнить, что закрыла Веню. Но он же не мог никуда убежать, говорила она себе, не в силах сдвинуться с места. Он никак не мог никуда убежать, он же маленький. Горячие слёзы текли по ее щекам, она начала задыхаться. Она вспомнила, как не закрыла дверь сарая, как побежала к вишне и только потом к клубнике. Она вспомнила, как хотела проверить его, она же старшая, она же должна за ним приглядывать. Ей же взрослые ясно сказали, что это ненадолго, что они в магазин и обратно. Ей дали такое важное поручение, но она увлеклась. Увлеклась добычей ягод, лазанием по деревьям, увлеклась в солнечных лучах летнего солнца, под постоянный шум поезда. И вдруг она увидела, пока стояла на грядке, своим внутренним взором. Увидела, как Веня выскочил из сарая, она услышала, как деревянная дверца ударилась о стену, как отлетела и только потом вернулась, успокоилась на месте. Она слышала, как кудахтали куры вслед мальчишке. Она увидела, как просияло его лицо, когда он вдалеке увидел родителей и побежал за ними. И чем сильнее он бежал, тем дальше они становились, и вот они уже скрылись за бугром, Веня выскочил на рельсы и посмотрел на поезд. Оля вскрикнула в своём видении: