Текст книги "Великолепная Алиса"

Автор книги: Светлана Галашина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Здорово? поинтересовалась она, закончив ариозо.

Алиса кивнула.

Сегодня написала. Сама, похвасталась подруга. Гениальность, мой друг, проявляется во всем. Даже в малом.

Кстати, о гениальности... Что ты там решила со своим трупом?

В платяной шкаф засунула, отмахнулась Елизавета.

Вообще-то там прячут обычно живых любовников, засомневалась Алиса.

Пусть там побудет мертвый любовник, ответила Елизавета, жадно допивая кофе. И не суди мои гениальные озарения... Если разобраться, такой поворот наполнен философским смыслом. У англичан есть поговорка у каждого в шкафу есть свой скелет.

Она замолчала, загадочно уставившись огромными карими глазами в окно.

Ну? подтолкнула Алиса.

Что?

Философский смысл-то в чем?

Павлищева, печально проговорила Елизавета. Я думаю, любовный романы Сары Мидленд лишили тебя последних мозгов. Не видишь ты скрытых смыслов. Вот что, тебе надо срочно перейти на триллеры!

Сама посмотри я сижу на триллерах, и усматриваю связь между трупом в шкафу и сложностями человеческой натуры, а ты не усматриваешь!

Почему не усматриваю? возмутилась Алиса. Если человек кого-то убивает, то, наверное, это вызвано какими-то сложностями с натурой, с жертвой то есть.

Поверхностно, постановила ее безжалостная подруга. Ты, кажется, говорила что-то о жареной картошке? С тех пор, как мой дражайший супруг отправился в неведомые края, я голодаю.

И когда он уехал?

Давно, развела она печально руками. Вчера вечером... Оставил целую кастрюлю гречневой каши и пачку сосисок, но гречку я ненавижу, а сосиски стрескала сразу, стоило любимому раствориться в пелене дождя...

Вчера дождя еще не было, заметила Алиса.

Какая разница? меланхолично отозвалась Елизавета. Дождь шел в моем сердце... Мой друг меня оставил!

Пафнутий послезавтра вернется.

И обнаружит мой бездыханный труп! И отвечать бы ему за мою смерть: любимая жена поперхнулась ненавистной гречкой! Хорошо, что жена у него не обычная курица, а гениальная дотумкала нагрянуть к тебе вместо того, чтобы давиться.

Алиса хотела ей возразить, что если бы Пафнутий был женат на обычной "курице", та никогда не подавилась бы гречкой, поскольку у нормальных женщин нормальные отношения с плитой.

Это Елизавета боится и ненавидит плиту, предпочитая все есть в холодном виде. Даже чайник ей пришлось купить электрический! Но Алиса промолчала. Спорить с Елизаветой решится только сумасшедший.

Или упитанные боссы. Впрочем, иногда Алисе казалось, что боссы самые настоящие безумцы...

А по моему прекрасному некогда лицу, уже обезображенному дыханием смерти, ползают маленькие белые червячки... продолжала невыносимая Елизавета. Туда-сюда, туда-сюда... Представляешь, что стряслось бы с Пафнутием? Тронулся бы умом! Господи, какая удача для него, что он женился именно на мне, и я нашла выход из создавшейся ситуации! Теперь он может спокойно возвращаться, не опасаясь провести остаток дней в психушке! Так что там у нас с картошечкой?

Сейчас будет, пообещала Алиса.

Давай я пока тебе помогу с твоей Мидленд, насладившись собственной жертвенностью, Елизавета преисполнилась великодушия.

Да ладно, отмахнулась Алиса. Сама управлюсь...

А в чем проблемы?

Как всегда, вздохнула Алиса. Не могу нормально отписать любовную сцену... Спотыкаюсь... Начинаю и становится или смешно, или противно, или то и другое вместе! И почему они так обязательны в женских романах?

Это потому, что у тебя нет богатого сексуального опыта, поставила диагноз подруга. Твой внутренний аскетизм не позволяет тебе раскрепоститься... Ты боишься откровенностей. Может быть, тебе переписать эти сцены из творений мастеров жанра? Впрочем, у них тоже с фантазией не все в порядке!

А по-моему, у них все в порядке с эротическими сценами, попыталась Алиса вступиться за великих писательниц, но Елизавета послала ей долгий снисходительный взгляд.

Ага, в порядке, презрительно фыркнула она. Ты других почитай вот у них в порядке... Такое напишут, что волосы поднимаются дыбом от мысли, что ты пропустил в жизни самое интересное! В общем, так. Ты идешь чистить картошку, а я пытаюсь спасти тебя и твою похотливую Сару.

С текстом Алиса тянула уже месяц, и Паршивцев, стоило ей только появиться на пороге его кабинета, начинал угрожающе краснеть и дергать правой бровью. Алиса подозревала, что завтра он не выдержит и швырнет в нее стулом.

***

– Послушай, может быть, тебе все-таки стоит перебраться на триллеры? спросила Елизавета. Там нет повышенного эротизма... Сиди себе спокойно и пиши про неразумных маньяков! Согласись, это куда проще!

Конечно, надо все логически связывать, выстраивать сюжет, а самое ужасное – заключительная часть, в которой надо разжевать все таким образом, чтобы даже дубу было понятно, отчего на них напала такая охота убивать своих ближних... И все-таки, честно тебе признаюсь, мне это дается легче. А про твою Элайзу я бы и строчки написать не смогла без зевоты. Может быть, попросишься на триллеры?

– Алиса поразмыслила немного, и энергично затрясла головой.

– – Нет, там трупы, отрезала Алиса. И потом, твоя драгоценная Таня тоже гиперсексуальная. Ничем не лучше Элайзы. Найдет парочку трупов – и быстрей в постель, особо не разбирая с кем! То с ментом, то с киллером... Элайза по крайней мере строго с сэром Робертом. А Танечка... Только с трупом не попробовала, разве что...

Чем тебе трупы-то не угодили?

Ничем, просто мне без них спокойнее...

Тогда описывай Элайзу и вечного Любовника.

Мне вообще не хочется последнее время ничего описывать, призналась Алиса. Может быть, я и не писатель по натуре... Последнее время у меня при виде монитора включенного сразу головокружение начинается. Хочется развернуться, и убежать куданибудь в пампасы. Где нет компьютеров. Вот есть люди, которых хлебом не корми, они и так пишут целыми днями, и получают от этого удовольствие.

Они-то и есть писатели. А я...

А кто ты?

Не знаю... Может быть, я хочу стать ночным ди-джеем... Или рок-звездой.

Для рок-звезды ты уже состарилась, безжалостно вернула Алису на землю Елизавета. И Дедуля не одобрит. А быть ночным ди-джеем ты тоже не сможешь. Там надо все время разговаривать и ставить попсу.

Какая разница? Сейчас я ее пишу, потом буду просто ставить...

Тебя одолела мрачная меланхолия! Вот если бы ты писала триллеры, смотрела бы на жизнь веселее...

Алиса задумалась, как триллеры могут повлиять на сознание, да еще так, чтобы от них в душе родился оптимизм.

Почему ты так думаешь? спросила она, так и не найдя связи между этими явлениями.

По Ясперсу пограничная ситуация помогает мобилизовать внутренние ресурсы психики, сообщила умненькая Елизавета. Без встряски психика застывает. Так как сама ты наотрез отказываешься побыть в роли жертвы, или убийцы...

Алиса вздрогнула. Ей почему-то и вправду не хотелось быть ни жертвой, ни убийцей. Вряд ли от этого повышается тонус, подумала она.

Не надо так трепетать, заметила Алисино состояние Елизавета. Я как раз тебе говорю о фантазии.

Лучше про это написать. К тому же ты получишь потом деньги, от которых твой тонус уж наверняка повысится! Просто и доступно!

В принципе последний Елизаветин постулат был исполнен смысла. Скорее всего, Алисин сплин был вызван именно тем фактом, что Паршивцев, Мерзавцев и Гориллов уже четвертый месяц отказывались под различными предлогами выплачивать ей гонорары.

Господи, вздохнула она, устыдившись собственной прозаичной меркантильности. Даже в мелочах ты удивительно банальна, дорогая!

Два года назад Паршивцева звали не Паршивцевым. Был он в ту пору даже обаятельным, как и два его друга, которые тоже звались в те времена по-другому. Только вот вспомнить их настоящие имена уже никто не мог: так плотно прикрепились к ним прозвища. Увы, не последнюю роль в этом сыграла Алиса. Именно Алиса с Елизаветой придумали им эти клички, в чем, к слову сказать, ни та, ни другая не раскаивались ни капли!

С Елизаветой Алису связывала столь давняя дружба, что они уже принимали друг друга если не за алтер эго друг друга, то, по меньшей мере, за сестер. Вообще-то, сестер по началу было классическое число три, поскольку еще имелась Нюша. Они учились в английской спецшколе, а потом судьба их развела, вернее, разошлись-то они сами. Нюшка всегда гранит науки грызла с восхитительным упоением, школу закончила с медалью, после чего шокировала учителей, объявив, что вся эта идиотская филология у нее уже в печенках сидит, а потому она отправляется прямиком на мехмат. Алисины с Елизаветой успехи были куда как скромнее, с куда большей охотой они предавались всяческим сомнительным развлечениям, свойственным юному возрасту, поэтому когда Елизавета заявила, что с английской филологией она порывает раз и навсегда, никто особенно не загрустил. Рассудив, что самое ее любимое занятие валяться на диване с книгой, она потопала на русское отделение филфака с радостной надеждой, что там никто от нее никаких усилий не потребует. А потом и муж приличный нарисуется, делилась она с Алисой планами. За те десять лет, которые я промучилась, пытаясь понять, чем инфинитив отличается от презент перфекта, мое здоровье пришло в полную негодность.

Мне нужен отдых. Желательно всю оставшуюся жизнь... Правда, на филфаке ее ожидало крупное разочарование, поскольку на несчастную Елизаветину голову обвалился целый ворох совершенно ненужных, на ее взгляд, предметов латынь и лексикология, диалектология и старославянский! Да и муж не спешил появиться на горизонте. Так что с отдыхом бедняжке пришлось повременить. Алиса поступила куда банальнее подруг: пошла на факультет романо-германских языков, подумав, что раз уж промучалась десять долгих лет, еще пять вполне может помучиться. Нюшенька в это время времени зря не теряла, и где-то на третьем курсе снова нас всех удивила, выйдя замуж и забросив учебу. Замуж она вышла со свойственным ей математическим расчетом за скромного мальчугана из экономического. Мальчуган в ту пору был невзрачный, худенький, маленький и нескладный. Никто не мог бы угадать в нем будущего бизнесмена, но у Нюши с теорией относительности все было в порядке, она все интегрально вычислила, и теперь жила беззаботно, припеваючи, растила двух очаровательных детишек и мирно толстела в собственное удовольствие. Алисе же с Елизаветой пришлось самим устраивать собственное благополучие. Закончив свои университеты, они попытались поработать в школе, но ничего хорошего из этого не вышло: они напугали детей, а дети напугали их. Кроме того, Елизавета завела там легкомысленный роман с собственным учеником, и впоследствии вышла за него замуж, дождавшись, когда Пафнутий окончит школу. Конечно, такого безобразия в школьных стенах потерпеть не могли, и Елизавету с работы уволили, а Алиса ушла из солидарности с ней, поскольку сердцу не прикажешь, и уж если случились высокие чувства, нечего стоять у них на пути. Некоторое время они искали работу без всякого успеха. У них даже возникли нездоровые мысли посвятить себя многоуровневому маркетингу, но, слава Богу, однажды Он послал разочарованным подругам скромное объявление отчего-то в траурной рамке, что некое загадочное издательство приглашает на работу авторов для создания заказных произведений.

Интересно, что бы это значило? спросила Елизавета, рассматривая это объявление в тот памятный вечер. Заказные... Порнуха, что ли?

Почему порнуха? Раньше, например, надо было писать за генеральных секретарей мемуары.

Сейчас нет генеральных секретарей, напомнила Елизавета.

Зато есть губернаторы. Может быть, надо ему мемуары написать...

Лучше бы это тогда была порнуха, вздохнула Елизавета. Это все-таки интереснее.

Вот еще ерунда! возразила Алиса. Мне совсем не хочется ее писать!

А мемуары?

Мемуары Алисе тоже писать не хотелось. Но к тому времени жизненные обстоятельства стали все больше напоминать пресловутый апсайдаун, и перед ними стоял вопрос ребром: Быть или не быть.

Давай попробуем, предложила Елизавета. В конце концов, всегда можно отказаться...

А ты уверена, что у нас с тобой еще есть способность связывать слова в предложения? усомнилась Алиса в правильности данного решения.

Я же говорю попробуем! Тебе что, не интересно?

Раньше, чем Алиса успела ей что-то ответить, Елизавета набрала номер, что-то там наговорила, и торжественно объявила, что завтра, в двенадцать часов, они должны быть на собеседовании. Ну, и слава Богу, с облегчением выдохнула Алиса, поскольку еще никогда ей не удавалось пройти хотя бы одно собеседование нормально.

***

Они долго думали, как им произвести впечатление людей, максимально приближенных к богеме.

Поэтому принарядились соответствующим образом: Алиса напялила на себя лосины красного цвета и широкий Елизаветин свитер с райскими яблоками, повязав на голову бандану с черепушками, а Елизавета одела легкомысленный и фривольный костюм, состоящий из кожаных шортиков и ковбойской куртки с лохмотьями на рукавах, довершила свой туалет черной шляпой с высокой тульей, позаимствованной из Нюшиного гардероба, недавно обновленного ею в Англии, и в таком нетривиальном виде подруги предстали изумленному взору скромной с виду девушки-секретарши. Она так очаровалась Нюшиной шляпой, что все время визита посвятила созерцанию этого странного предмета. Зачем Нюше понадобилась эта уродина, созданная явно для любительниц острых ощущений, Алиса до сих пор понять не могла! Поскольку этот шедевр был черного цвета, похожий на цилиндр и украшенный яркими белыми горошинами. Но Елизавете шляпа безумно понравилась, и секретарше Наденьке, наверное, тоже, потому что отнеслась она к нам с неожиданной симпатией, и все время улыбалась.

Я чувствую себя несчастной Суок, прошептала Елизавета. Как ты думаешь, они личные советники губернатора?

Почему они советники? удивилась Алиса.

А ты что, не видела табличку у входа?

Нет, не видела, призналась Алиса. В тот момент, когда они подходили к большому, серому зданию, она очень волновалась. Поэтому ни на какие таблички внимания не обращала, думая только о том, что ее сейчас выгонят вон, запретят вообще писать даже письма, и подвергнут общественному порицанию за первостатейную наглость.

Тут находится приемная губернатора, шепотом сообщила ей Елизавета.

Отреагировать на сие ужасное известие Алиса не успела. Большая дверь, обитая кожей, отворилась, и оттуда вылетел с неожиданной грациозной прытью невиданных размеров молодой джентльмен с небольшой бородкой.

Вы ко мне, сказал он утвердительно, радостно потирая руки. Проходите в кабинет, будем знакомиться...

***

Вот так они и оказались в Экслибрисе.

На работу их тогда приняли. Елизавета до сих пор уверена, что Мерзавцев просто пленился ее шляпой.

Алиса вообще смутно помнила первую встречу, потому что все время опасалась, что появится губернатор.

Сядет за небольшой столик, притаившийся в угла, и примется рассматривать ее, Алису, так пристально, что Алиса окончательно испугается. Ну, что ж, – задумчиво молвит губернатор. – Пожалуй, вы попробуете написать небольшой кусочек – так на пробу... Опишите-ка мое босоногое детство в селе Дубиновка-Раздербаны!. Алиса даже зажмурилась, представив себе будущий кошмар – и прослушала очень важную часть разговора, в котором рассказывалось о том, что писать надо под чужим именем, поскольку так выгоднее и проще. Чем это было выгоднее и проще, Алиса так и не поняла, потому что, когда до нее дошло, что губернатором тут и не пахнет, она начала опасаться порнухи.

– По этой причине мы и придумали неких писательниц, – закончил рассказ Мерзавцев, подозрительно посмотрев на Алису – та сидела, сжав руки, и старалась справиться с вечной проблемой заикания на нервной почве.

– – Н-да, – пробормотал он. Алисе показалось, что в светлый момент их знакомства ему стало окончательно понятно, что диагноз, который ставят обычно писателям и поэтам, в большинстве случаев оказывается правильным. Подняв со стула, недовольно скрипнувшего, свое грузное тело, он достал книгу с очаровательной блондинкой на обложке, и молча протянул ее Алисе Елизавете досталась другая – с длинноногой особой в кожаной мини юбке и черных очках. Особа держала в руках громадный наган, по размерам более напоминающий широко известный по фантастическим романам бластер, и нехорошо улыбалась. До сих пор Алиса не может понять, каким образом он так верно угадал их натуры? Не обошлось, наверняка, без мистического откровения... Елизавета с Мерзавцевым поддерживала светскую беседу, а Алиса молчала, рассматривая фотографию придуманной тетки с насмерть перепуганными глазами на Елизаветиной книжке. У нее возникло подозрение, что тетка так напугалась именно вида разъяренной фурии с бластером-наганом, которую ей нахально приписали, и теперь бедняжка прячется от общественного позора где-нибудь в стенах монастыря сестер-кармелиток, как мадам Бонасье. Зачем им понадобилось придумывать этих теток, Алиса понять совершенно не могла. На ее книжке вообще не было ни одной фотографии, только имя Сара Мидленд. Подругам было велено все прочитать, и написать что-нибудь в том же духе.

– – Бедняжки, – сочувственно вздохнула Елизавета, когда они вырвались из псевдо-приемной губернатора на свежий воздух.

– – Кто? – удивилась Алиса.

– – Эти тетки на обложках, – пояснила Елизавета. – Мало того, что им придется пожизненно отвечать за написанную нами дребузню, так и жизнью рисковать придется стопроцентно...

– – Почему им придется рисковать жизнью? – испугалась Алиса. Ей совсем не хотелось, чтобы кто-то рисковал ради нее жизнью!

– – Вспомни Мизери, – начала проявлять свой недюжинный триллерный талант Елизавета. – Там писателю надоело описывать эту дуру Мизери, а психованная читательница уже не могла без этой дамы жить. И тогда она начала устраивать ему каверзы, предварительно заманив его в ловушку. Вот надоест мне расписывать злоключения этой Барбареллы, а психи-почитатели меня не найдут. Будут разбираться с этой несчастной, ни в чем не повинной леди...

– И, проникшись ужасным будущим автора, Елизавета так расчувствовалась, что в ее глазах появилось осознание вины, и искренне сочувствие. На минуту Алисе даже померещилось, что Елизавета сейчас заплачет – таким горестным был ее взгляд, направленный в будущее неведомой женщины, согласившейся принять на себя муки, уготованные Елизавете...

– Она робко дотронулась до Елизаветиной руки, и попробовала ободрить ее:

– – Может быть, нас еще не возьмут... Для того, чтобы книги писать, талант нужен. Ты уверена, что он у нас обнаружится?

– – Если ты вознамеришься стать господином Пушкиным, может и не обнаружится, – задумчиво сказала Елизавета. – Но я так думаю, им Пушкинский талант ни к чему. В тягость может оказаться...

Им нужно попроще. Вот, например...

– Она притормозила возле книжного развала, и наугад взяла книгу.

– – Это хороший детектив, – обрадовался продавец. – Прямо нарасхват идет... Говорят, наша отечественная Хмелевская... Будете покупать?

– Он так сладко улыбался, что Алисе захотелось провалиться сквозь землю – денег-то не было, да если бы и были – она никогда не стала бы покупать эту книгу. Рядом лежали Хроники Нарнии. Вот их бы она непременно купила, не задумываясь...

– – Да я с тобой ... не сяду на одном поле, зачитала Елизавета, опустив одно слово. – А еще на Пелевина ругаются... Вон как крепко наши домохозяйки заворачивают! Да, Алиска, чего-то расхотелось мне писать прозу. Ты думаешь, употребление таких слов обязательно в отечественной современной литературе?

– – Если они в контексте...

– – То есть если без них трудно обойтись... Мне кажется, в этом отдельно взятом...

– Она положила книгу на место.

– – Не будете брать? – огорчился несчастный продавец.

– – Нет, друг мой, – ответила Елизавета. – В наше время писатели были скромнее... Был, конечно, протопоп Аввакум, позволяющий себе употребление крепкого слова, но у него это как раз не резало мои многострадальные очи. А в этом вот "контексте" сие слово выдвигается вперед, и мешает по достоинству оценить стиль этой вашей Хмелевской отечественного разлива...

– Они отошли уже от прилавка, но, пройдя несколько шагов, Елизавета остановилась.

– – Знаешь, Алиска, придется все-таки ее купить...

– Она начала рыться в карманах, пытаясь отыскать двадцать рублей, нашла только пятнадцать и уставилась на Алису.

– – У тебя пятерка есть?

– Алиса достала смятую десятку, и Елизавета быстро вернулась к продавцу.

– – Значит, вы утверждаете, что эту книгу хорошо покупают?

– – Очень, – начал радостно пичить Елизавету парень. – Каждый день уходит вся, без остатка...

Берете?

– – Беру, – вздохнула Елизавета. – Должна же я понять общественное сознание. Все как-то было недосуг, а теперь буквально приперло к стене... Оказывается, заработать денег без знания нашего менталитета абсолютно невозможно!

– – Это верно, – согласился парень, протягивая ей книгу и забирая деньги.

– Алисе такой обмен показался несправедливым и даже глупым – куда лучше было бы купить бутылку пива, или две порции итальянского мороженого... Но Елизавета, подойдя к ней, тут же опровергла все Алисины протесты заранее:

– – Это наш ключ к успеху... Так что лучше промолчи. Через месяц мы начнем пить пиво, есть твое мороженое, и проблемы материального характера наконец-то разрешатся, и знаешь, что самое удивительное?

– – Что?

– – Дорогая моя, материальные проблемы мы решим с помощью того самого интеллекта, который до сей поры казался нам с тобой чем-то бесполезным и даже обременительным! Гип-гип ура!

Мы станем богатыми и знаменитыми!

– – Ага, – кисло согласилась Алиса, не очень-то уверенная, что ее интеллект может принести средства к существованию. – Богатыми. Знаменитыми...

– И, не удержавшись, процитировала Лизкиного любимого Пелевина:

– – Слух обо мне пройдет, как вонь от трупа...

– – Доля истины в этом есть, кстати, – безмятежно отозвалась Елизавета, уже погрузившаяся в скромный шедевр новорусской словесности. – В триллерах очень важно присутствие энного количества трупов, так что...

– Она так нехорошо улыбнулась, что Алиса поежилась.

– Иногда писатели сходят с ума, – подумала она, с опаской глядя на подругу. – Кто знает, вдруг у Елизаветы уже началось умопомешательство? Правда, она еще пока не стала писателем. Хоть бы нас не приняли на работу, честное слово!

– – Все равно не пойму, зачем надо было покупать эту книжку, проворчала она. – Честное слово, не понимаю... Нам же дали! Сиди себе, читай, если тебе так захотелось насладиться отечественными детективами!

– – Я хочу стать лучшей, – заявила Елизавета. – Можешь сейчас прочитать мне проповедь о смирении, гордыне и хорошей литературе, меня это не тронет! Бог весть, до чего я устала жить на гроши, которые кончаются сразу, стоит им появиться. Ты слышала, сколько нам будут платить? Целую тысячу за жалких семь листов откровенного бреда, который ты напишешь левой ногой!

– – Я не хочу писать ногами! – запротестовала Алиса.

– – Не хочешь – не надо, – пожала плечами Елизавета, почти утратив интерес к такой старомодной особе. – Продолжай подыскивать себе местечко под солнцем в районе Славянского рынка.

Можешь еще пристроиться в местную газету. Рублей триста заработаешь в месяц... Надо было пять лет таскаться в университет, и сушить мозги над Гаргантюа и Пантагрюэлем!

– – При чем тут Гаргантюа? – возмутилась Алиса.

– – При том, – со свойственной ей загадочной непоследовательностью отозвалась Елизавета. – На ум пришел и там остался... Хочу занять его весовую категорию.

– – Тебе не пойдет, – заметила Алиса. – Да и вряд ли получится... Такие размеры, дорогая Елизавета, достаются лишь избранным. Вряд ли мы входим в их число.

– – Нюшка на тебя бы обиделась.

– – Нюшка? Да нет, на что? К тому же она еще не набрала килограммов на то, чтобы пополнить ряды Гаргантюа... Всего-то пятьдесят четвертый размерчик. По нынешним меркам это худышка...

***

– Так, ведя бесконечную словесную игру, начатую ими еще в начальных классах, они шли по проспекту, и были вполне счастливы.

– Начальство тоже было счастливо, в свою очередь. Те литературные опусы, что принесли на собеседование девицы, были ими тут же изучены, и теперь они сидели, обсуждая новых дурочек. По виду обе не располагали большими средствами.

– – Ты бы видел, как у темненькой челюсть отвисла, когда я ей сказал про тысячу...

– – Мог бы назвать цену поменьше, – сказал задумчивый джентльмен с красивым, породистым лицом. – А то получается, что надо начинать с большой цифры. А ты, ко всему прочему, дорогуша, еще пообещал, что будешь поднимать планку каждые три книги...

– – Да ладно тебе, – отмахнулся тот, что вел собеседование. – Они через три книжки успеют забыть, что им было обещано... Да и отмазаться всегда можно...

– Про тот разговор девушки знать не знали, а потому хранили полнейшую уверенность в наступающем завтрашнем дне.

– Точно так же было уверено в грядущих переменах к лучшему и начальство.

– Тогда еще бедное начальство не знало, что раз в неделю ему будут обеспечены Скандалы и Капризы с Елизаветиной стороны, и все будет спускаться ей с рук, поскольку триллеры ее будут пользоваться бешеным спросом. Сама Елизавета даже не могла понять, как это у нее получается так застращать народ, но использовала свой готический дар на полную катушку, а Алиса...

– Придя тогда домой и открыв книгу, она принялась постигать стиль и язык. Сначала ей показалось, что предложения в тексте напоминают школьное изложение. Нарочито односложные, они легко усваивались, как простые блюда. Элайза проснулась рано. Утро было пасмурным. Красный цвет шелковых простыней померк. Элайза закрыла глаза. Я не хочу сегодня просыпаться, подумала она.

На душе скребли кошки. Роберт сегодня не придет. Он уехал.

– Алиса закрыла книгу. Я не смогу так писать, подумала она, и почувствовала облегчение. Раз она так писать не сможет, на работу ее не возьмут... Она достала разрозненные листы с печатным текстом – это было ее, Алисино, давнее творение. Простенький рассказ о любви, и о конце семидесятых.

Воспоминание о ее, Алисиной, первой любви, так внезапно и трагично окончившейся.

– Мышка стояла на остановке, глядя вдаль. Сигарет не было, солнца не было, смысла в жизни на ее, Мышкин, взгляд, не было тоже. Прямо перед ней с красного плаката, хитро улыбался Ленин, и отчего-то в Мышкину глупую голову притащилось воспоминание о Галкином дяде Валере. Она называла его Гуру Вар Авера. Этот гуру как-то сказал, что красный цвет – цвет безрассудного и необузданного секса, и хотя все другие идеи Галкиного дяди Мышка подвергала сомнению, эта ей показалась не лишенной смысла. Ленин – секс-символ социализма, подумала она, и тоскливо огляделась. Вокруг нее ходили женщины, воспитанные на этом секс-символе. Они были одеты в цветастые, кримпленовые платья, а на голове у них были банки. Так назывались высокие прически, сваянные беднягами с помощью шиньонов, пропавших нафталином. Были они одинаковыми, серыми и пустыми, эти несчастные женщины с банками. От этой беспросветной одинаковости Мышке стало грустно и жалко этих женщин, которым Бог подстроил такую вот каверзу – родиться в стране, где секс-символом работал старикан маленького роста с узкими глазками и жидковатой бородой...

– Прочтя собственный опус, Алиса рассмеялась, потом вздохнула, и отбросила листы в сторону.

– – Это никому не нужно, – бросила она жестоко. На минуту ей стало жалко их, своих незадачливых героев, которые никогда никому не будут нужны.

– Она достала забытую, пыльную машинку. Машинка была ужасно тяжелой все-таки Украина, – и Алиса дотащила ее до письменного стола с трудом. Установив ее там, отдышалась, вытерла со лба капельки пота, и села, задумчиво изучая подзабытую клавиатуру.

– Я уже сто лет ничего не писала, – вздохнула она. – Черт его знает, получится ли у меня что-нибудь путное...

– Путного у нее ничего не получилось.

– Элайза проснулась. Свет лился из открытого окна. Мне не хочется сегодня просыпаться, – подумала Элайза, снова закрывая глаза. – Жизнь теряет смысл, когда рядом нет Роберта....

– Сама Алиса осталась недовольна шедевром, и хотела уже выбросить листок в мусорное ведро, но передумала.

– Все в руке Божией, рассудила она. Не примут на работу – значит, так и надо. Не всем же суждено стать писателями...

– На следующий день она отнесла несколько листков супер мразматического бреда в агентство.

– А еще через неделю ей позвонили, и приятным женским голосом известили, что она, Алиса Павлищева, принята на работу.

***

Очистив очередную картошку, Алиса вырвалась из плена воспоминаний и с тоской взглянула в потолок в данный момент кухонный потолок выполнял функцию вечно молчаливых небес. Алиса, увы, продолжала вести скромный образ жизни, трусливо помалкивала о том, что ее гонорар отчего-то не растет уже целый год, и настолько застряла в объятиях никогда не виденной ей английской писательницы с ее сто-каким-то там романом о несравненной Элайзе, что стала относиться к ней как близкой родственнице, и надежд на расставание с пресветлым образом Элайзы у Алисы уже не осталось.

У Елизаветы же, напротив, дела шли в гору: триллеры она свои выдавала без особенных затруднений регулярно, делала это весьма талантливо, и пользовалась у читателей ажиотажным спросом. От этого успеха у Елизаветы началась легкая мания величия. Она утверждала, что если бы ей предложили собственное имя, она бы гордо отказалась. К чему ей это, говорила она и ссылалась на собственную скромность, но Алисе как-то все таки призналась, что надеется когданибудь, когда решатся материальные проблемы, написать что-то большое, великое и вечное. Что же, ее лицо и имя будут опошлены этими гадкими триллерами? Нет!

Ни-ког-да! Именно по этой вот причине, а не по скромности, Елизавета позволила налепить на последнюю страницу обложки невесть откуда появившуюся фотографию, на которой была изображена объемная дама, с трудом поместившаяся в медальон, и, внимательно изучив морданцию с заплывшими маленькими глазками и надутыми щеками, удовлетворенно сообщила Мерзавцеву, что именно так, по ее мнению, должна выглядеть женщина с именем Авдотья Зырянская, Лицо же ее Елизавета нашла вполне триллерным, способным, по ее словам, лишить сна на целую ночь людей с не очень крепкими нервами.

Уф! Картошка была очищена, дело Сары находилось в надежных Елизаветиных руках, за окном темнело, и нескончаемый дождь перестал действовать Алисе на нервы.

Мне все надоело, подумала она.

Она целыми днями сидит за компьютером, мимо проходит жизнь, и с ней не случается никаких приключений. Только те, что она придумывает для Элайзы.

Элайза, Элайза...

– Черт бы ее побрал, – пробормотала Алиса, швырнув со злостью в кастрюлю последнюю картошку.