Текст книги "История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие"

Автор книги: Светлана Кузьмина

Жанр:

Языкознание

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Назад к карточке книги

Предсимволизм

Владимир Соловьев

Сильнейшее влияние на философию русского символизма и его поэтику, русский культурный ренессанс, а также на формирование «нового религиозного сознания» оказал Владимир Сергеевич Соловьев (1853, Москва – 1900, с. Узкое под Москвой), русский философ-идеалист, поэт, критик и публицист. Философская система Вл. Соловьева – «великий синтез» христианства, платонизма, немецкого классического идеализма и научного эмпиризма – стремилась к «нравственному оправданию добра» (так называлась его отдельная работа), разрешению вечной проблемы «быть или не быть правде на земле». Правда – христианский идеал и нетленная Красота – София, Божественная Премудрость, предвечная гармония Истины и Любви стали доминантами его философско-поэтического мышления. Соловьев верил в возможность «теургического делания», а историю видел как постепенное возрастание духовного состояния человечества и достижение им богочеловечества. Эта идея легла в основу его знаменитых лекций «Чтения о Бого-человечестве» (1871–1881), которые взбудоражили общественное мнение открывавшейся грандиозной смысловой перспективой духовного и культурного совершенствования и создания цивилизации принципиально нового качества.

Космическая тема решалась у Соловьева нетрадиционно. Беря за основу платоновский миф об эротическом восхождении, философ-поэт в трактате «Смысл любви» (1884) доказывал, что совершенная любовь восстанавливает целостность человека и мира и способна даровать бессмертие.

«Философия всеединства», суть которой состоит в идее, что истина есть сущее всеединое, носит не только философский, но и мифопоэтический характер. Ее главная мысль заключалась в необходимости достижения «истинного всеединства», в котором «единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех». Отрицая вослед за славянофилами западную философию как отвлеченную рассудочность, Соловьев противопоставляет ей интуитивное, образно-символическое постижение мира, укорененное в религиозных, нравственных и эстетических чувствах личности. Философом-поэтом была предопределена цель русского символизма (достигаемая в любой форме – поэтической, публицистической, философско-религиозной, поведенческой, политической) – не познание, а преобразование мира, не жизнесозерцание или жизнеописание, а «жизнестроение», не приспособление личности к существующему миру, несовершенному и обыденному, но «преосуществление» и созидание реальности – в соответствии с предельными идеалами Божественной Истины, Добра и Красоты. «Метафизика всеединства» Соловьева, а также его поэтическое творчество послужили импульсом развития русского символизма. Но сам Соловьев критически относился к первым символистским опытам представителей новой поэзии, писал пародии на декадентов и брюсовские сборники «Русские символисты».

В философской лирике Соловьева важную роль играют темы двоемирия, поэтика намеков и недосказанностей, отсылки к вечным образам и темам:

Хоть мы навек незримыми цепями
Прикованы к нездешним берегам,
Но и в цепях должны свершить мы сами
Тот круг, что боги очертили нам [16]16
Соловьев B.C. Стихотворения и шуточные пьесы. Репринт, издание. М., 1922. Мюнхен, 1968. С. 61.

[Закрыть].

Поэтика Соловьева – поэтика символов, той таинственной недосказанности, за которой скрывается тайна и глубина совершенной и одухотворенной жизни, божественное соприсутствие: «Новое что-то вдали начинается / Вместо погибшей весны»; «…Перед неведомым склоняются колени»; «…Что-то совершается, но – не здесь, не там»; «Ангел иль демон мне в сердце стучится, / Форму принять мое чувство боится» [17]17
Соловьев B.C. Стихотворения и шуточные пьесы. Репринт, издание. М., 1922. Мюнхен, 1968. С. 107, 140, 186, 233.

[Закрыть], – позволяла открыть многоплановость бытия, мистическую глубину жизни и личности. Соловьеву важно передать чувство соприсутствия в мире Бога и Софии. Он создает ряд образов – космических символов, которые призваны подчеркнуть полярность материального и духовного. Поэт наделяется властью выявлять «невидимое», «непостижное уму».

Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?

В стихотворении «Зачем слова? В безбрежности лазурной…» земное трактуется как «сон», который необходимо «отряхнуть», чтобы увидеть нетленную Красоту и вечную Истину:

И в этот миг незримого свиданья
Нездешний свет вновь озарит тебя,
И тяжкий сон житейского сознанья
Ты отряхнешь, тоскуя и любя.

Поэма «Три свидания» (1899) и так называемый «Софийный цикл» открывают в русской поэзии тему Вечной Женственности, Подруги Вечной, мистическая любовь к которой дарует запредельное знание о мире и его законах. Соловьев, развивая идею Софии, определил многие искания Д. Мережковского, А. Блока и А. Белого, в творчестве которых присутствует идеал Вечной Женственности. Соловьев предвосхитил «дух» символизма, его надежды на обновление мира:

Знай же: Вечная Женственность ныне
В теле нетленном на землю идет.
В свете немеркнувшем новой богини
Небо слилося с пучиною вод.

Продолжая традиции Ф. Тютчева, А. Фета и А. К. Толстого, Соловьев ввел в русскую поэзию не свойственную ей ранее мистико-философскую и исповедально-интимную ноту, открыл возможности специфически символистской образности, которая позволяла охватить земное и небесное, личное и надличное, мгновение и вечность. Строфа из стихотворения Соловьева «Бедный друг! Истомил тебя путь.»..» воспринималась современниками-поэтами как программная:

Смерть и время царят на земле —
Ты владыками их не зови.
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.

В поэме «Три свидания» поэт описывает свои мистические встречи с Вечной Подругой. Они, по признанию автора, произошли в Москве в 1862 г. за воскресной обедней, когда ему было всего девять лет; в Британском музее осенью 1875 г., когда Соловьев был уже магистром философии и доцентом Московского университета; в пустыне возле Каира в начале 1876 г. Чтобы скрыть всю серьезность этих мистических и в то же время реальных судьбоносных встреч, поэт прибегает к шутливому тону и использует прием самоиронии, которые исчезают, когда говорится о внутреннем просветлении, возможности духовного «прорыва» и «прозрения»:

Еще невольник суетному миру,
Под грубою корою вещества,
Так я прозрел нетленную порфиру
И ощутил сиянье божества.

В поэме «Три свидания» внешний мир подчиняется внутренней идее, поиску сокровенной сущности – Души мира, светоносной и софийной. Путь поэта-пророка и поэта-мыслителя осмысливается как верность интуиции и духовным порывам, как восхождение к «заветному храму» (стихотворение «В тумане утреннем неверными шагами…»). Основным в творчестве Соловьева является желание правды и бессмертия, победы над грехом и смертью, противодействие мировой бессмыслице, пересоздание мира по законам Истины. Это возможно, считает поэт, если признавать всю действительность в целом, в ее единстве материального и духовного, человеческого и божественного, помнить, что «И над живой водой в таинственной долине / Святая лилия нетленна и чиста». Как автор богословских работ («История и будущность теократии», «Россия и вселенская церковь») и христианский мыслитель, который публично в 1881 г. призвал помиловать убийц Александра II, Соловьев был уверен в необходимости христианского всепрощения. В этом контексте им рассматривается проблема исторического и вселенского призвания России:

О Русь! В предвидении высоком
Ты мыслью гордой занята,
Каким ты хочешь быть Востоком,
Востоком Ксеркса иль Христа?

Русские символисты восприняли как откровение поэзию и философию Соловьева. Масштаб поставленных задач, система взглядов Соловьева определили теургию Вяч. Иванова, поэтику А. Белого, поэзию А. Блока. В статье «Рыцарь-монах» (1910) А. Блок говорит о решающем влиянии Соловьева на символизм. Он увидел в земном облике Соловьева «невидимый образ» рыцаря, отрекшегося от земных благ ради постижения и утверждения вечных божественных истин. Блок подчеркивал, что Соловьев как монах боролся с хаосом, а как философ – «с безумием и изменчивостью жизни» [18]18
Блок АЛ. Указ. соч. С. 451.

[Закрыть]. В духе соловьевского учения «метафизики всеединства», Софии как Вечной Женственности Блок определял общую цель символистского искусства: «Все мы, насколько хватит сил, должны принять участие в освобождении пленной Хаосом Царевны – Мировой и своей души. Наши души – причастны Мировой. Сегодня многие из нас пребывают в усталости и самоубийственном отчаянии; новый мир уже стоит при дверях; завтра мы вспомним золотой свет, сверкнувший на границе двух, столь несхожих веков. <…> Это знамение явил нам, русским, еще неразгаданный и двоящийся перед нами – Владимир Соловьев» [19]19
Блок А. Л. Указ. соч. С. 454.

[Закрыть].

Культурфилософские образы Соловьева – Душа мира, Вечная Женственность, Вечная Подруга, София – стали для символистов, особенно младших, ключевыми образами-символами, за которыми скрывались тайна Богородицы, Божественная Премудрость, разлитая в природе немеркнущая красота, истинная суть таинственной русской души и Родины. Символисты учились у Соловьева образности, совмещающей реальный и надреальный планы, воссоздающей и состояние души, и «сущность мира», которая «от века вневременна и внепространственна» [20]20
Там же. С. 453.

[Закрыть].

Но идеи Соловьева, широко и разнопланово интерпретированные символистами, показали свою внутреннюю противоречивость: единое не снимает противоречия между частной личностью и миром; Красота, понимаемая в узком, а иногда и в инфернальном планах, противоречит Добру и Истине. Все русские символисты – последователи Соловьева, развивавшие и воплощавшие его идеи, пришли к результатам, которые отрицали грандиозный утопический проект философа-поэта: человечеству было далеко до состояния богочеловечества; соединение христианства, исторически разделенного на западную и восточную формы, оставалось невозможным; культура не преодолела границ между искусством и жизнью; теургическое творчество не стало достоянием народа, а было глубоко элитарным; соборность оборачивалась «муравейником» или «легионом». Напряженно вглядываясь в будущее России, в свете своего духовного, мистического и теургического опыта, символисты (и старшего и младшего поколений) пророчествовали о страшных испытаниях и катастрофах, нашествии «грядущих гуннов», близкой революции, «крушении гуманизма», трагической миссии России «явить урок» великого страдания и последующего духовного очищения.

Сочинения

Соловьев Вл. Стихотворения и шуточные пьесы. Л., 1974.

Соловьев Вл. Красота в природе. Философия искусства и литературная критика. М., 1991.

Литература

Блок А. Рыцарь-монах. Владимир Соловьев и наши дни // Блок А.А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 5. М.; Л., 1962. С. 446–454.

Лосев А.Ф. Соловьев. М., 1983.

Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М, 1995.

Символизм

На рубеже 80—90-х гг. XIX в. в русском искусстве оформилось новое философско-эстетическое и идейно-художественное направление, получившее название символизм, так как основным художественным средством стал символ, обладавший универсальными возможностями интерпретировать мир в его духовно-материальной многоплановости. Символ не являлся открытием исключительно художников, назвавших себя символистами. Символизм был существенной чертой мышления эпохи средневековья, как русского, так и западноевропейского, библейские образы толковались и интерпретировались исключительно или в символическом, или аллегорическом ключе. Традиционно символ означал отличное от аллегории «многозначное иносказание». В символизме как идейно-художественном направлении начала XX в. функции символа значительно расширялись: символ наделялся способностью не только художественного отражения мира, но и его познания. Поэтические образы-символы были призваны воплотить мгновенное и вечное, назвать неназываемое, словесно оформить интуитивные предчувствия, выявить в реальном мире присутствие духовных высших начал.

Символизм возникает почти одновременно в различных западноевропейских странах: во Франции (С. Малларме, А. Рембо, П. Верлен, П. Клодель, П. Валери), Бельгии (Э. Верхарн, М. Метерлинк), Германии (С. Георге, Г. Гауптман), Австрии (Р.М. Рильке, К. Гофмансталь), Англии (О. Уайльд), Норвегии (поздний Г. Ибсен, К. Гамсун). Независимо от национально-культурных традиций, искусство символизма имело общие черты. Строгий академизм заменялся новыми модернистскими формами; особое значение приобретает музыка как высший вид искусства, музыкальность поэзии была призвана запечатлевать тонкие движения души и «сигнализировать» об особом символистском мировосприятии; рациональность и рассудок как незаменимые средства познания ставились под сомнение; интересными оказывались неподконтрольные логике состояния, выражаемые лишь через ряд намеков и отсылок, сопоставлений и аналогий; на первый план выдвигались интуитивные озарения и открытия, ведущие к постижению «иных миров». Расширился круг явлений, вовлекаемый в сферу художественного восприятия. Обострился интерес к самоощущению человека в большом городе, процессам социализации, возможностям быстрых изменений социально значимых статусов на фоне различных «соблазнов» и неведомых ранее возможностей. Значительно расширялись культурные горизонты, так как в круг творчества активно вовлекались новые традиции и философские идеи, экзотика, архаичные культы и мифы. У символистов не было четко сформулированного, манифестированного учения о символе и символизме. По своей внутренней природе символ не может иметь четких, ухватываемых рациональным сознанием границ [21]21
Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М, 1976.

[Закрыть]. Альбер Мокель в лекции о символизме в 1927 г. так сказал о символе: «В искусстве письма символ возникает тогда, когда образ или последовательность образов, связь слов, звучание музыки дает нам возможность угадать идею, открыть ее так, как если бы она родилась внутри нас» [22]22
Цит. по: Кассу Ж. и др. Энциклопедия символизма. С. 388.

[Закрыть].

Русский символизм впитал открытия западноевропейского искусства, но в отличие от него стремился к универсальности и общенациональному значению творчества. Он стал ведущим идейно-художественным и религиозно-философским направлением и самым ярким эстетическим явлением первой четверти XX в., определив собой крупнейшие художественно-философские достижения этой эпохи. В творчестве русских символистов своеобразно преломились идеи А. Шопенгауэра, Э. Гартмана, Ф. Ницше, Р. Вагнера, интуитивизм А. Бергсона, доктрины Р. Штейнера и антропософии в целом, идеи славянофилов и народников, христианство и мифология, современные научные открытия и фольклор. Теоретическим фундаментом и смысловым импульсом русского символизма стала «философия всеединства» и идея Вечной Женственности Вл. Соловьева, его понимание роли символа в искусстве.

Русские символисты категорически отвергали революционно-демократические идеи, атеизм и натурализм. В их творчестве соединялись идеи соборности с культом творческой индивидуальности; идея всемирной отзывчивости сочеталась с мессианством. В крут собственных творческих поисков и экспериментов включались самые различные культурные явления от античности до современности. Свою задачу русский символизм видел в культурной всеохватности, синтезе искусств, выражении актуальной действительности, личного духовного опыта и абсолютных начал бытия. В творчестве символистов происходит «перекодировка» сюжетов и образов, идей и концепций мировой культуры в новые универсальные мифологемы, что стало художественно-философской почвой для реинтерпретации исторически удаленных культур.

Античная культура для Д. Мережковского и Вяч. Иванова, В. Брюсова, а затем и для И. Анненского стала особым мета-историческим пространством, в котором велся диалог между эпохами. Характерным стало обращение к жанру трагедии и ритуальным формам искусства, переработка мифологических сюжетов. Вяч. Иванова привлекала трагедия титанического начала; В. Брюсова, И. Анненского и М. Цветаеву интересовали возможности психологизации и аффектации, скрытые в архетипах античной мифопоэтики. В театре В. Брюсова, Вяч. Иванова, поэзии и прозе Ф. Сологуба воссоздаются «жреческие просодии», используются роль хора и «заклинательные ритмы» для преодоления границ реальности и освобождения духа. В «новом театре мистической драмы» Вяч. Иванов ставил целью достижение эстетического катарсиса – соборного «очищения страстей».

Широкий культурный контекст углублял смысл творчества символистов, стремящихся к синхронизации времени и истории на основе метаисторического мышления. Символисты были уверены в возможности творческой интуиции проникать сквозь «покровы бытия» в мировое единство материи и духа и выражали это единство на языке символов, используя музыкальность стиха. Выявлялись «соответствия» между высшими уровнями бытия и земными реалиями, проводились аналогии между видимым миром и миром духовным, божественным. Поэтическая речь наделялась иррационально-магической силой, становясь активным средством нового мифотворчества. Высота трагического переживания коллизий века сочеталась с художественными открытиями. Русские символисты работали над жанровым обновлением, вводили новые принципы циклизации стихотворений, реформировали стиховые размеры и традиционную поэтику, использовали смысловую полифонию, активно прибегали к такому тропу, как антиэмфаза, т. е. расширению значения слова, размыванию его четких границ. Не только в собственно поэзии, но и в теоретических разработках, статьях создавались новые, неклассические «модели мира» с «возвращающимся» временем, что давало возможность воссоздавать особенности отдаленных эпох и чужих типов мышления.

Русский символизм в своем развитии имел несколько этапов. «Новые поэты», или старшие символисты, выступили на рубеже 80—90-х гг. XIX в. К старшим символистам относятся Н. Минский, Д. Мережковский, З. Гиппиус, Ф. Сологуб, В. Брюсов. Стремясь проникнуть в тайны бытия, увидеть сквозь видимую реальность сверхвременную идеальную сущность мира, его «нетленную», или трансцендентную, Красоту, старшие символисты выразили неприятие позитивизма, тоску по духовной свободе, «конец» традиционной культуры, интерес к мистицизму, религиозным проблемам. Для старших символистов характерно развитие западноевропейских традиций на русской почве, расширение области поэтического и лирического творчества, введение новых тем и мотивов, «новое религиозное сознание».

Русский символизм не был однородным явлением, в нем различались московская и петербургская линии. Петербургские символисты были повышенно чутки к религиозным проблемам, мистическим интуициям, поискам связей между верой и творчеством, церковью и интеллигенцией. Художественные и религиозно-мистические поиски, как и творчество в целом, Н. Минского, Д. Мережковского, З. Гиппиус были неотделимы от философствования, социального и политического утопизма, стремления сократить разрыв между верой и жизнью, что выразилось в концепции «нового религиозного сознания». В. Брюсов, инициировавший популярность в московской среде французских поэтов-символистов, утверждал энергичное, волевое искусство, настаивал на необходимости формального совершенства, считал, что искусство внеморально и не зависит от религии. Он критически относился к мистической стороне символа, не считал возможным соединять религиозную проблематику и собственно художественные цели.

Оформление символизма как самостоятельного направления в искусстве произошло в творчестве так называемых младших символистов, к которым относятся А. Белый, А. Блок, Вяч. Иванов.

Печатными центрами символизма стали издательства «Скорпион», «Мусагет», «Гриф», журналы «Золотое руно», «Мир искусства». Органом московских символистов был возглавляемый В. Брюсовым журнал «Весы» (1904–1909). Санкт-Петербургский журнал «Аполлон» (1909–1917), который затем стал трибуной акмеистов, редактировал С. Маковский.

Очевидец и участник развития символизма, Эллис выделял внутри символизма несколько основных линий: символизм идейный, моралистический, метафизический, чисто мистический, индивидуалистический, коллективный («соборный», «всенародный»), символизм с социальным оттенком, теократическим и религиозно-общественным уклоном, указывая, что эта схема «имеет лишь самое общее классифицирующее значение» [23]23
Эллис. Русские символисты. Томск, 1998. С. 6.

[Закрыть]. Действительно, каждый поэт имел собственную и оригинальную систему религиозно-философских взглядов; общим для всех было использование символа как основного художественного средства, а также творческий масштаб осмысления возможностей символистского постижения и преображения мира.

Будучи ярким проявлением модернизма, символизм дал общее основание различным модернистским течениям – от декадентства до многочисленных разновидностей авангарда, несмотря на то что все возникшие постсимволистские течения и направления были настроены по отношению к символизму весьма полемично.