355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Светлана Алешина » На деревню дедушке » Текст книги (страница 1)
На деревню дедушке
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 04:00

Текст книги "На деревню дедушке"


Автор книги: Светлана Алешина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Светлана Алешина
На деревню дедушке

Глава 1

Все это началось в самые что ни на есть обычные и скучные будни, когда кажется, что и время остановилось, и уже все о тебе забыли, кроме Маринки, налогового инспектора и ревматизма в левой коленке – самом памятном моем наследии от прошлого увлечения футболом. Ведь когда-то я была капитаном женской команды «Волжанка» в своем пыльном и затхлом Карасеве. Вы, наверное, об этом уже забыли, а я помню.

Но это было давно, в прошлой жизни и, разумеется, еще до моего переезда в славный стольный град Тарасов.

Итак, как я уже сказала, стоял обычный приличный и скучный день. Я не ждала от жизни никаких фокусов и, когда в самом начале рабочего дня ко мне в кабинет вошел Сергей Иванович Кряжимский, восприняла это совершенно спокойно. А как, спрашивается, я должна была воспринимать приход нашего старейшего сотрудника, доброго, так сказать, духа редакции, наставника и все такое прочее? Положительно – и никак иначе.

Сергей Иванович Кряжимский – тот самый единственный член нашего коллектива, из-за которого редакцию «Свидетеля» нельзя называть полностью молодежной. Сергей Иванович к молодежи не относится уже давно и долго. Если верить паспортным данным, разумеется.

Несмотря на разницу в возрасте с коллегами, Сергей Иванович замечательно сработался с нашим коллективом. Даже скажу больше: возможно, только благодаря его огромному опыту – и жизненному, и профессиональному, – наша газета сумела за весьма короткий срок стать лидером среди местных изданий горячей информации. Это, кстати, такой же секрет, как и Маринкин возраст: все знают, а вслух не говорят только потому, что виновник – в данном случае добрейший Сергей Иванович – смутится и первым же полезет с опровержением.

– Есть что-то новенькое? – приветливо спросила я у Сергея Ивановича, не находя другой причины для его визита. Обычно Сергей Иванович, пользуясь своими связями, умудрялся узнавать жгучие местные новости на один номер раньше наших конкурентов.

Ну, если не совсем постоянно, то достаточно часто для того, чтобы заставить уважать нашу газету наряду с областными и городскими официозами.

– Это как посмотреть, Оленька, – ответил мне Сергей Иванович, – для кого-то и каждое утро за окошком – уже что-то новенькое. А для других то же самое – безнадежная рутина.

Я внимательно посмотрела на Сергея Ивановича. Он не всегда находился под таким явно выраженным прессом философского настроения. Оно накрывало его обычно только в грустные моменты жизни. Следовательно, что получается? Правильно, у Сергея Ивановича что-то случилось.

– У вас что-то произошло? – участливо спросила я, показывая на стул для посетителей. – Вы присаживайтесь, Сергей Иванович.

Кряжимский сел, снял очки, протер стекла и водрузил очки на прежнее место. После этих значительных манипуляций он как-то неожиданно торжественно взглянул на меня.

– Ольга Юрьевна, – произнес Сергей Иванович несколько более возвышенно, чем следовало бы, и сделал многозначительную паузу.

Мы внимательно посмотрели друг на друга. Он с каким-то подозрительным огоньком в глазах, а я – уже с озадаченностью.

Создавалось очень нездоровое впечатление, что Кряжимский собрался звать меня замуж.

Шутка.

Но было похоже.

Помолчав, наверное для пущего эффекта, Сергей Иванович продолжил:

– Ольга Юрьевна, я давно уже хотел с вами серьезно поговорить!

Заход был тот еще, многообещающий. Поэтому я быстренько вспомнила, все ли у меня нормально на лице и в настроении ли я. Я соображала, продолжая по-доброму и с интересом смотреть на Сергея Ивановича.

Вряд ли он предложит мне выйти за него замуж, думала я, это было бы таким идиотским перебором, что даже Маринка мне бы не поверила. А что еще тогда может быть?

Еще Сергей Иванович может попросить премию. С этим у нас, слава богу, без проблем. Для него, я имею в виду. В разумных пределах.

Еще что?

Еще он может мне предложить безразмерный цикл статей об истории Тарасова, которые пишет вот уже который год. Кажется, сочинять сию летопись он начал еще до нашего с ним знакомства.

Если верить некоторым высказываниям Сергея Ивановича, то уже до нашей встречи рукопись по истории Тарасова составляла приблизительно страниц восемьсот.

Хм, восемьсот страниц – это называется серией статей? Не знаю, конечно, но подискутирую на эту тему с удовольствием. Однако без положительного результата, сразу предупреждаю.

– Так, я слушаю вас, Сергей Иванович, – напомнила я Кряжимскому, видя, что он замолчал, или собирается с мыслями, или, напротив, старается не мешать думать мне. Неужели мыслительный процесс так ясно отпечатывается на моем лице, даже когда я стараюсь выглядеть простой и доброй начальницей?

Безобразие какое!

– Ольга Юрьевна! – Кряжимский почему-то неожиданно разволновался, да так здорово, что я испугалась и вернулась к первой версии про замужество, как бы глупо это ни звучало. А иначе какого черта ему так пугаться, ведь он еще ничего и не сказал?!

– Ольга Юрьевна! – в четвертый раз повторил Сергей Иванович и снова взмахнул своими очками. – Через неделю исполнится ровно сорок лет эпохальной выставке наших российских пейзажистов объединения «Лесостепь», которая произошла в Париже еще при генерале де Голле!

Вот тут-то, услышав сие, я и вздохнула тяжко и с грустью. Мне все стало ясно. У всех у нас есть свои маленькие слабости. Вот и у Сергея Ивановича тоже была такая большущая маленькая слабость – живопись.

– Вы принесли статью? – упавшим голосом спросила я, догадываясь, что ее объем будет не меньше чем на разворот. – Давайте ее в номер… Только постарайтесь не в ущерб основной линии газеты. Ладно?

Я постаралась смириться со скучной мыслью, что следующий номер будет похож на… точнее, ни на что не похож, но тут Сергей Иванович удивил меня еще разок.

– Нет, статью я не написал, – обескураживающе заявил он и добавил ну уж абсолютно полную ересь: – Ее напишете вы!

Я промолчала, подумав, что происходит что-то не то. С какой радости я должна писать статью про живопись степных пейзажистов, если я об этом знаю реально меньше Сергея Ивановича? А говоря метафорично: ни уха ни рыла. Но это, конечно же, метафора, вы меня понимаете.

Или Кряжимский решил срочно повысить мой культурный уровень?

А тогда почему я об этом ничего не знаю? А если я не согласна?!

В смысле, не согласна, что со мною поступают вот так вот, без предупреждения!

– Я предлагаю вам, Оленька, возглавить наш общий визит к одному достойнейшему человеку. Последнему, так сказать, из великих, к последнему из могикан нашей отечественной живописи! – наконец-то конкретизировал свое «брачное» предложение Кряжимский. – Последний, кто остался в живых в России из участников той выставки, – это Федор Аполлинарьевич Траубе! Знаете такого? Это – корифей!

Сергей Иванович настолько разволновался и вдохновился, что ожидал услышать от меня «Да!» и тут же продолжить заготовленную заранее хвалебную речь этому Т… Траубе, так что, когда я выдохнула честное «Нет», он просто растерялся.

– Совсем не знаете? – упавшим голосом спросил он и, склонив голову набок, внимательно взглянул на меня, ища в моих глазах затаенную усмешку. Усмешки не было, потому что я действительно не знала ничего ни про Траубе, ни про наших пейзажистов в Париже. Если честно, я вообще думала, что во времена де Голля за границу от нас пускали только солдат и шпионов. Ну и дипломатов еще, конечно.

Через полчаса Сергей Иванович, счастливо улыбаясь, вышел из моего кабинета, оставив меня в полной прострации и расслабухе, но согласившейся ехать завтра за интервью. И не только за ним, но и за картинами тоже. Он предварительно уже договорился со старым могиканином, что три наиболее интересные картины из его коллекции будут выставлены в центральном офисе «Финком-банка» под патронажем газеты «Свидетель»!

– Зачем банку картины про степь? – удивленно спросила я у Кряжимского, стараясь хоть немного разобраться в происходящем. Спросила, разумеется, еще до того как он ушел. Ну, я думаю, вы меня поняли. – Они решили выставить картины на аукцион?

– Да нет же, Ольга Юрьевна, – набравшись бесконечного терпения, проговорил Сергей Иванович. – Каждый уважающий себя банк имеет коллекцию живописи и скульптуры. Это считается хорошим тоном. И неплохим вложением капитала. Кроме того, регулярно устраиваются небольшие выставки для обновления постоянной экспозиции. Вот, например, у президента «Финком-банка» в холле всегда висит несколько картин, также и в конференц-зале, в кабинетах старших менеджеров…

– Это во всех банках такая практика? – спросила я, хмурясь и наклоняя голову над столом. Тема, затронутая Сергеем Ивановичем, была весьма интересной, но только потенциально, увы. Однако разговор я должна была поддержать, чем и занялась, как вы видите. Он же ради моего образования старался.

– Не во всех, наверное, у каждого банка свой стиль выпендрежа, – не меняя серьезного тона, сказал Сергей Иванович, – в данном конкретном случае мы говорим про «Финком-банк», если вы помните.

– Я помню, – вздохнула я.

– Ну вот, – продолжил Кряжимский, – я переговорил с вице-президентом, он дал мне соответствующее письмо к Федору Аполлинарьевичу, – с этими словами Сергей Иванович аккуратно положил передо мною на стол красиво пропечатанный лист бумаги в прозрачной папке. На этом листе жирно выделялись логотип банка вверху и длиннющая, замысловатая подпись внизу.

Я без особой заинтересованности посмотрела на эту официальную бумагу и положила ее слева от себя.

Поразительны дела твои, господи! Если уж Кряжимский вплотную решил заняться менеджментом, значит, в мире произошли серьезные изменения. А я их, кажется, и не заметила.

В результате беседы с Кряжимским я узнала много интересного. Например, то, что дома у художника Траубе находится довольно неплохая коллекция живописи отечественного авангарда и пейзажа. Еще я узнала, что Траубе вдовец, у него трое детей, сколько-то там внуков, две кошки и много кисточек, которыми он работает и которыми он не работает. Живопись у Траубе коллекционируется как-то сама – друзья дарят, например, а кисточки он целенаправленно собирает много лет и очень гордится своим собранием…

А еще Сергей Иванович уже провел с Федором Аполлинарьевичем предварительные переговоры по телефону о демонстрации картин из его коллекции в нашем городском музее живописи имени Татищева. Почему-то Сергей Иванович пообещал, что наша газета обеспечит для этой выставки все подряд: и информационную поддержку, и даже охрану.

Правда, охрану Кряжимскому уже обещали обеспечить в горУВД, где он в ответ на эту любезность обещал прочесть бесплатный цикл лекций по истории тарасовского криминала…

Ну, в общем, вы можете понять, в каком я была состоянии, когда Сергей Иванович наконец-то оставил мой кабинет и удалился.

Я докуривала уже вторую сигарету, тщательно вытрясая из головы все связанное с живописью и художниками, как в кабинет влетела радостная Маринка. Я хмуро взглянула на нее: еще что-то произошло? Это уже перебор. Каждый день по неожиданности – еще сойдет, но по две – форменное безобразие!

– Оля, блин, вот здорово! – крикнула Маринка и от избытка чувств так хлопнула дверью, что я вздрогнула, диктор на экране моего включенного телевизора замер и зарылся в бумажки, а компьютер срочно пожелал перегружаться, словно только что проглотил неведомый вирус, расстроивший ему оперативное пищеварение, то бишь память.

Непривычные они и нервные какие-то. А вот я уже почти привыкла к Маринкиным заскокам.

– Что именно здорово? – максимально терпеливым тоном спросила я. – Наконец-то ожидается землетрясение в нашем микрорайоне? Давно пора, а то скоро писать станет не о чем.

– Нет, насчет землетрясения я ничего не слыхала. Правда, потрясет, что ли? – слегка удивилась Маринка, но потом, видимо подумав, что я шучу, легко продолжила: – Сергей Иванович сказал мне, что мы все вместе едем за город! Я думала, что ты никогда не поднимешься до такого подвига!

– Куда мы едем? – переспросила я, не сообразив сразу. – Как это «за город»?

– Ну как, ну как, абнакнавенно! – раздражилась Маринка. – К какому-то старому фокуснику, у которого и зимой, и летом цветут ананасы в оранжереях. А бананы у него не растут?

– Что-то я не поняла, – проворчала я, – это у художника Траубе оранжереи?

– При чем тут какой-то художник! – вскипела Маринка. – Ты что, издеваешься надо мною? Сама согласилась ехать и сама якобы не знаешь куда!

Маринка выскочила из кабинета в растрепанных чувствах, на этот раз дверью не хлопнув.

Мы с Маринкой подруги с тех времен, когда нашей замечательной газеты «Свидетель» еще и в помине не было. Хотя, в принципе, мы могли бы познакомиться с ней и еще раньше, потому что мы учились на одном и том же филфаке, но на разных отделениях. Маринка грызла учебный гранит на романо-германском, и, кстати, на год раньше меня. То есть она на этот самый год, получается, меня и старше. Это не секрет, ни в коем случае, но между подругами такие мелочи упоминать просто неприлично. Да и зачем?

Все равно же мы обе об этом распрекрасно помним.

Подумав немного об очередном Маринкином выпаде – чуть не сказала «припадке», – я выбралась из-за стола и пошла следом за нею. Нужно было разобраться, что же происходит в этом мире и почему я получаю из него такие разные сигналы.

Художник Траубе плохо укладывался у меня в голове рядом с бананами. Как-то не состыковывалось название группы «Лесостепь» с ананасами-бананасами. То, что в наших степях подобные плоды не произрастают, я знала точно и не понаслышке.

Сергея Ивановича на месте не было, он уже ускакал в областное правительство на пресс-конференцию губернатора, а потом собирался, как он предупредил Маринку, съездить еще куда-то, «но уже по другому делу».

Спрашивать было не у кого, и я, посмотрев, чем занимается наш Ромка – как всегда, это была какая-то ерунда, – вернулась к себе в кабинет. Маринка, не обращая на меня внимания, возилась с кофеваркой, наклонившись над своим столом. Так как Маринка решила сделать вид, что меня не видит, я сделала вид, что не вижу ее.

Что получается? Правильно: квиты.

Как только я снова уселась в свое кресло, тут же зазвонил телефон у меня на столе. Я сняла трубку и представилась привычным текстом:

– Главный редактор газеты «Свидетель» Ольга Юрьевна Бойкова. Здравствуйте!

– Здравствуйте, – услышала я в ответ приятный мужской голос.

Знаете, бывают такие голоса, не очень низкие, с легкой хрипотцой, но удивительно приветливые. Так и хочется улыбнуться. Вот я и улыбнулась.

Но, видно, мне на роду было написано или звезды так рассудили, что в этот день мне покоя не будет.

Снова отворилась дверь кабинета, но Маринка на этот раз не вошла, а просто просунула голову в образовавшуюся щель.

– Ты была права, – громко заявила Маринка, словно у меня были проблемы со слухом. – Я сейчас все выяснила у Ромки! Мы едем к художнику. Его фамилия Траубе. Но у него есть оранжерея!

Выпалив эту информацию, Маринка исчезла.

Я покачала головой и прислушалась к молчащей трубке.

– Алло, – сказала я, – я слушаю вас.

– Вас ведь зовут Ольга, если я правильно расслышал? – спросил меня по телефону все тот же мужской голос. Но теперь, однако, голос прозвучал по-другому. Мне показалось, что в интонациях я услышала что-то угрожающее.

– Да, Ольга Юрьевна, – подтвердила я и снова прислушалась.

– Вчера по телевизору Павел Глоба сказал мне, что Ольгу ожидают разные сюрпризы, – сказал мне мужчина и аккуратно положил трубку.

Услышав короткие «пи-пи-пи», я посмотрела на трубку и тоже положила ее на место.

Приехали: снова начинаются неожиданности, которые иначе как неприятными назвать нельзя.

Этого еще не хватало! Мне позвонил явный псих, и будем считать, что мне еще повезет, если он окажется тихим.

Я вышла из-за стола, подошла к окну и выглянула из него.

Напротив здания редакции через дорогу, недалеко от киоска «Роспечать», на жилом доме висел телефон-автомат. Мне почему-то показалось, что, возможно, кто-то пошутил и сейчас я увижу этого весельчака, но у телефона никого не было.

Мое окно в кабинете по старинной традиции, заведенной Виктором, обычно закрывалось шторами – это чтобы нежданный снайпер ненароком меня не подстрелил. Когда-то случилась одна горячая история, и Виктор – наш замечательный фотограф – ввел этот режим безопасности. История прошла, шторы остались, но постепенно за ненадобностью они раздвигались все шире и шире, и вот сегодня окно было открыто полностью.

Не увидев никакого шутника у телефона-автомата, шторы я тут же задернула. И сделала я это вовсе не потому, что я чего-то жутко испугалась: еще чего!

Но, с другой стороны, если есть шторы, то почему они скучно висят по бокам багетки? Все должны заниматься своим делом: и я, и Маринка, ну и шторы в том числе.

Я молча вернулась на свое место и погрузилась в грустные размышления. Пока не выяснится, кто мне звонил: придурок или преступник, нужно начинать соблюдать осторожность.

Неужели снова мне начинать маскироваться, как когда-то, когда возникла реальная для меня перспектива стать мишенью для киллера?

Снова Маринка будет говорить посетителям, что я не принимаю по причине жутко важной занятости – это чтобы убивец не прошел. По телефонам за меня будут отвечать, что меня нет и пока не будет, а это «пока» неизвестно когда закончится – чтобы по трубке снова мне не смогли угрожать и не нарушили бы мое лирическое настроение, которое провалилось в тартарары сразу же после начала всего этого почечуя, как любит выражаться мой друг Фима Резовский.

Как вы понимаете, конечно, от всех этих мыслей мое настроение не улучшилось.

Итак, я вернулась к столу и, нажав кнопку селектора, спросила у Маринки, есть ли новости. На самом деле новости меня не интересовали, мне стало неуютно в одиночестве и захотелось общества. Пусть даже и Маринкиного.

По селектору мне никто не ответил. Я удивилась и вышла из кабинета.

В комнате редакции никого не было.

Глава 2

Я с недоумением осмотрела всю редакцию и даже, присев, заглянула под Маринкин стол.

Точно – никого. Начинаются обещанные сюрпризы?

Полная всяких нехороших предчувствий, я сделала несколько шагов по комнате редакции, и тут из-за приоткрытой двери, ведущей в общий коридор, услышала возбужденные голоса. Среди них выделялся Маринкин.

Она что-то кричала, и единственное, что я разобрала, так это то, что Маринка напористо требовала позвонить в «Скорую помощь» и милицию!

Я, разумеется, решила узнать, что там происходит. Такие неординарные события, как Маринкин крик в коридоре, в принципе у нас редкость, хотя Маринка покричать любит, как вы уже знаете.

Но обычно все самое неприятное случается в других местах, но только не в коридоре.

Так как в редакции не было не только Маринки, но и Ромки, я сделала правильный вывод, что весь наличный состав, за исключением ушедшего Сергея Ивановича, занят чем-то чрезвычайным в коридоре, и тоже вышла туда.

Весь сыр-бор, как оказалось, разгорелся вокруг мальчишки примерно десяти или одиннадцати лет, который стоял напротив нашей двери и размазывал кулаками грязь по лицу. Мальчишка надрывно орал, а Маринка, перемежая кудахтанье с возмущенными криками, прыгала вокруг него.

– Ты чей, мальчик?! – надрывалась Маринка, стараясь перекричать ребенка, истошно вопившего о том, что он потерялся и что его мамочка только что была здесь, а вот теперь ее нет и он не знает, куда ему идти.

Ромка, присутствующий здесь же, скромно молчал, прекрасно понимая, что Маринка все скажет и узнает за двоих. А когда Маринка что-то выясняет, то другим лучше не лезть – не дай бог она подумает, что ей мешают. Тогда она начнет кричать еще громче.

– Не ори! – изо всех сил крикнула Маринка, и мальчишка на мгновение заткнулся. Я тут же воспользовалась паузой.

– Откуда он взялся? – спросила я.

– Понятия не имею, наверное, пешком пришел! – разумно ответила Маринка. – А мамаша его наверняка заболталась в каком-нибудь кабинете с подружкой. А ребенок травмируется! А дети, между прочим, пока не вырастут, постоянно находятся в переходном возрасте! Я помню, я зачет сдавала!

Я скептически посмотрела на мальчишку и довольно-таки пессимистично подумала, что раньше всех травмируюсь я. Психически.

– Пойду внизу посмотрю, нет ли там кого-нибудь, – задумчиво предложил свои услуги Ромка, шмыгнул носом и смотался.

Мы с Маринкой остались вдвоем, пардон, втроем, в коридоре.

Я решила не затягивать все эти выступления и предложила завести мальчишку в редакцию и напоить его для начала кофе. Потом, когда он успокоится, нужно просто узнать его имя, фамилию, адрес и вызвать милицию. Кончилось время безграмотных беспризорных, не помнящих родства, и сейчас любой подросток или недоросль сможет объяснить, не только в какой школе он учится, но и какой был счет в последнем матче Манчестера с Миланом. Или наоборот.

Маринка моя – человек замечательный, интересный и как товарищ очень надежный. Однако есть у нее в характере один недостаточек. Недостаточек маленький, но уж если он начинает проявляться, то прямо-таки туши свет и святых выноси. Этот недостаток называется, мягко говоря, увлеченностью, и когда он грохает Маринку по головке, то нескучно становится всем. В первую очередь ближним. Мне то есть.

Вот и сейчас Маринка, не зная, что предпринять в столь неординарной ситуации, уже начинала загоняться.

– Ты голодный? – закричала она мальчишке, оттесняя меня в сторону. – А сколько времени ты не ел? Пошли, пошли, для начала я дам тебе кофе, но сразу много тебе нельзя!

– Желудок лопнет, – пробормотала я.

– Не пойду! – крикнул мальчишка, услышав мои слова. – Мне мама не разрешает никуда ходить с незнакомыми людьми!

– Правильно делает твоя мама, зараза эдакая! – одобрила Маринка действия незнакомой нам женщины. – А может, ты на компьютере хочешь поиграть? «Мортал комбат» знаешь? Там еще уроды страшные саблями машут. У нас есть!

Мальчишка на мгновение перестал хныкать и задумался.

Тут со стороны лестницы послышались шаги, и показался идущий в нашу сторону незнакомый мужчина. Он был одет в короткую кожаную куртку. Большая кепка «аэродром» была низко надвинута на лоб.

Мужчина быстрым шагом приближался к нам, держась около противоположной стены коридора, так что было ясно, что он собирается пройти мимо.

– Не пойду я с вами! – снова крикнул мальчишка, затягивая свою песенку. – Не хочу! Мне мама не разрешает!.. И кофе не хочу!

Про компьютерную игрушку мальчишка дипломатично промолчал.

– Это мы уже слышали, – строго сказала я. – Может быть, ты тогда печенье хочешь?

– Печенье? – убавив громкость выступления, тихо переспросил мальчишка и снова крикнул: – Не хочу! – но это получилось у него менее уверенно, чем раньше.

Тем временем мужчина поравнялся с нами, пробормотал что-то вроде «простите-извините», потому что он слегка задел Маринку. Действительно, мы втроем слишком уж широко раскинулись в этом месте. Маринка посторонилась, мужчина прошел мимо нее, но не пошел дальше. Он вдруг сделал неожиданный маневр.

Проходя как раз напротив открытой двери, ведущей в редакцию, мужчина, вместо того чтобы продолжать путь в прежнем направлении, резко прыгнул к двери, оттолкнув меня в сторону, вбежал в редакцию и захлопнул за собою дверь.

Я не упала только потому, что меня швырнули на стену. А не размазалась я по этой стене потому, что успела рефлекторно выставить руки. Самортизировала.

Осталась еще реакция от прежних тренировок. Но лучше бы я не выходила вообще из кабинета. Там мне было удобнее.

– Эт-то еще что такое? – только и успела пробормотать Маринка, запоздало хватаясь за ручку двери. – А ну откройте немедленно!

Я промолчала, потому что сильно ушибла руку. Что-то, кажется, прошептав положенное этому случаю, я потерла заболевшую кисть.

Маринка еще разок дернула за ручку двери. Ручка повернулась, но дверь не открылась. Наоборот даже, мы услыхали, как защелкнулась внутренняя задвижка. Мужчина, захвативший нашу редакцию, постарался запереться получше.

– Откройте дверь! – крикнула я, разозленная всем происшедшим. И так рука болит, а тут еще какой-то придурок надумал шутить. Не смешно! Ни капельки!

– Хулиган! – крикнула я.

– Это бандит! – крикнула мне в ответ Маринка прямо в ухо. – Он там сейчас нам все разгромит!

– Зачем? – спросила я, сама толком не понимая, зачем нужно было какому-то незнакомому мужчине делать такие глупости среди бела дня. Хотя, конечно же, у меня в кабинете есть сейф, а в нем немного денег… А в сумочке у меня диктофон и… Нет, все это ерунда и целью такого поступка быть не может.

– Это псих! – сказала я. Иного объяснения не находилось. И Маринка тут же согласилась со мною.

– Маньяк! Я так и поняла! – снова крикнула она, и мы с ней, не сговариваясь, отошли от двери.

Тут-то мы обе и вспомнили про внезапно замолчавшего мальчишку. Я посмотрела налево, потом направо, Маринка проделала то же самое упражнение, но в обратном порядке.

А мальчишки-то в коридоре и не было.

– А где… этот паразит-найденыш? – спросила я у Маринки.

– А-а-а… наш подкидыш, что ли? – Маринка еще повертела головой и затем здраво ответила вопросом на вопрос: – А я откуда знаю?

Мы пооглядывались, и я еще раз стукнула в дверь, но тут Маринка меня одернула.

– А вдруг этот маньяк сейчас возьмет и откроет дверь! Ка-ак распахнет! – жутчайшим шепотом пробормотала она. – Пошли отсюда быстрее!

Предложение мне показалось весьма разумным и даже полезным. Для здоровья, разумеется.

Схватившись с Маринкой за руки, мы побежали к лестнице. Подбежав к ней, мы увидали сбегающего вниз по лестнице мальчишку.

– Ты куда, паршивец-засранец?! – крикнула ему Маринка и, оглянувшись на всякий случай на нашу запертую дверь, добавила: – Еще раз потеряешься! Лучше остановись!

– Не-а, тетеньки! Больше не потеряюсь! – весело отозвался мальчишка, и мы услышали, как хлопнула внизу входная дверь.

– Что делать будем? – спросила меня Маринка. – Стоим здесь, как две плющихи на Тополихе… или, кажется, наоборот… Не молчи! Что делать будем? Руководи, ты же начальница!

– В милицию звонить, что же еще?! – ответила я. – Пусть приезжают, вскрывают двери, арестовывают и все прочее. Это их работа. Я с маньяками связываться не желаю! Не мой профиль.

Я была настроена решительно, но самое главное было бы – удрать отсюда поскорее. Ну не хочу я встречаться с маньяками почему-то. Нет на это моего журналистского куражу, в чем и признаюсь.

Мы с Маринкой выбежали на улицу. Нашего мальчишки уже нигде не было. За стеклянными дверями здания мы сразу столкнулись с Ромкой. Он стоял спиной к дверям и сосредоточенно ковырял в носу.

– Никого здесь нет, Ольга Юрьевна, – поворачиваясь, сказал мне Ромка, украдкой вытирая пальцы о штанину, – никаких мамочек. Да и папочек тоже не видать. А вы куда?

– Пошли-ка с нами! – крикнула ему Маринка и для верности схватила Ромку за руку. Вот это она сделала абсолютно правильно.

Мы пересекли улицу, аккуратно переждав, пока проедет несколько машин, и подошли как раз к тому самому телефону-автомату, который я совсем недавно обозревала из окна своего кабинета.

Оглянувшись на знакомые окна, я удивленно вскрикнула:

– Вот это да!

– Что, что такое? – переспросила Маринка и, проследив за моим взглядом, присвистнула: – Ну, блин, горячий же мужчина!

Окна кабинета, несмотря на ноябрь месяц, были растворены, и так подло воспользовавшийся нашим добросердечием налетчик в кепке стоял около открытого окна и… и всего лишь разговаривал по телефону. Было прекрасно видно, как он держит трубку в правой руке, размахивая при этом левой.

Как я замечала, есть люди, совершенно не умеющие разговаривать, если при этом они не помогают себе руками. Атавизм, наверное.

– Мне кажется, он у нас жить собрался, – пробурчала Маринка. – Не удивлюсь, если окажется, что он по телефону заказывает себе пиццу в номер. Ну что ж, пока он звонит, позвоним и мы. – Она сняла трубку телефона-автомата. – Ты будешь разговаривать? Или разрешишь мне?

– Давай-ка я лучше сделаю это сама, – сказала я.

Я взяла у нее трубку, послушала, что телефон работает, и быстро набрала рабочий номер телефона майора Здоренко.

Майор Здоренко был моим стариннейшим знакомым и очень неординарной личностью. Майор руководил одним из подразделений тарасовского РУБОПа, был откровенно хамоватым типом и, говоря еще откровеннее, весьма скептически относился к прессе. И к служителям ее.

Интересные у меня знакомые, правда?

Самая главная правда заключалась в том, что при слове «журналист» лицо майора Здоренко вместо обычного своего темно-красного цвета приобретало какой-то неправдоподобно бурый, и он начинал орать так, что даже кирпичи на окружающих зданиях старались уменьшиться в размере от страха.

Журналистов майор не любил и не терпел, а вот со мной почему-то всегда ладил. Ладил – это в его понимании, а не в общечеловеческом. Или он лично ко мне проникся такой эксклюзивной симпатией, или это я нашла какой-то ключик к его сердцу, что одно и то же, уже не помню подробностей. Одно без сомнения: среди всей массы тарасовских журналистов майор выделял и нашу газету, и меня лично, и отношения у нас были почти терпимые. Это не означает, что он не орал, когда случайно натыкался на меня. Орал – и очень громко. Но я всегда могла рассчитывать на его помощь и прекрасно об этом знала. Как бы ни орал в ответ на мой звонок майор Здоренко, на помощь он прийти должен обязательно.

Пока я набирала номер телефона майора, я не спускала глаз с придурка в кепке, оккупировавшего мой кабинет. Мне показалось, что он в это же самое время рассматривал и нас с Маринкой, не переставая разговаривать по телефону. Маринка даже махнула ему один раз рукой. А он не ответил.

Маньяк, что с него возьмешь!

– А кто это такой? – прищурившись, спросил Ромка. – Что-то я не узнаю этого джентльмена… кепку еще надвинул на самый нос… Грузин, что ли? Или чеченец?

Словно в ответ на эти слова, «джентльмен» отошел в глубь кабинета и перестал быть нам виден.

– Здоренко! – рявкнула трубка у меня в руках, и я, вздрогнув, откашлялась и начала разговор.

– Товарищ майор, – крикнула я, – у нас в редакции засел бандит!

– Это ты, что ли, Бойкова? – сразу же сменив громкий крик на недовольное брюзжание, проворчал майор.

– Ну да! Он заперся! – снова крикнула я, предусмотрительно отодвигая трубку подальше от уха: майор мог заорать в любую секунду, и нужно было к этому приготовиться.

– Он-то, может, и заперся, – продолжая демонстрировать интонациями, что у него язва-гастрит-отрыжка и последняя степень печали, сказал майор Здоренко, – а вот ты-то, Бойкова, где?

Пришлось пуститься в объяснения. Майор всегда отказывался что-либо понимать, если не вытрясал из меня максимально полной картины.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю