Текст книги "Укрощение строптивых"

Автор книги: Светлана Успенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– Мне подумалось… А что, если они в сговоре? Вдруг он выходит к ней из своего убежища?

– Зачем? – пожала плечами Лариса. – И какой может быть сговор? Но все это действительно довольно странно. Надо за ней проследить… Я предупрежу остальных.

Отныне Алену не покидало странное чувство. Ей казалось, что за ней непрерывно наблюдают. Куда бы она ни направлялась: шла ли на берег моря, бродила ли по дому, – за ней следовала безгласная осторожная тень. То за спиной внезапно скрипнет паркетина, то стукнет сквозняком дверь, то, обернувшись, она нос к носу столкнется с кем-нибудь из своих товарок, которые в таких случаях неизменно делали вид, что спешат по неотложным делам.

Алена чувствовала себя неуютно. Она удвоила усилия и стала следить за собой еще тщательнее. Характер ее портился прямо на глазах: она становилась нервной, дерганой и обидчивой. Ее доводила до исступления мысль, что титанический труд чуть ли не целого десятилетия пошел насмарку. И все из-за какого-то идиота, который вздумал запереть ее на клочке суши посреди моря. И все это за две недели до того волшебного мига, когда должна была осуществиться мечта всей ее жизни, открывая перед ней заманчивые перспективы личного счастья, счастья, о котором она так долго и мучительно мечтала…

Если бы не он… Последняя операция во всей ее жизни! Если бы все это случилось хоть месяцем позже… О, если бы!

Алена разделась и, сбросив с себя одежду, ступила под душ, подставляя упругим струям свое крепкое мускулистое тело. Она так задумалась, что забыла закрыть дверь ванной на задвижку.

Теперь после возвращения домой, если, паче чаяния, это когда-нибудь случится, ей придется начать заново свой колоссальный труд. Ведь сейчас, глядя на нее, никто не сможет сказать, что она…

– Алена, ты забыла, сегодня твое дежурство на кухне, – послышался звонкий голос Нади, заглушенный бьющей о край ванны водой. – Ты где?

Стоя в душе, Алена хотела было крикнуть, что она здесь, но, опомнившись, внезапно зажала себе рот ладонью.

– А-а, ты здесь. – Надя заглянула в заполненную паром ванную. – Ты сегодня готовишь обед!

Она прищурилась, разглядывая в плавающих клубах пара смутный силуэт. Ее взгляд скользнул по телу и неожиданно наткнулся на нечто такое, что заставило ее поперхнуться собственными словами. Алена схватила полотенце и быстро прикрыла им чресла.

– Я сейчас, – сдавленно пробормотала она низким густым голосом. – Я…

– Да-да, конечно, извини, – смутилась Надя и выбежала из ванной.

Когда Алена, облачившись в банный халат, вышла из душа, в комнате никого не оказалось. Лишь в приоткрытую дверь врывался сквозняк, легкомысленно играя занавеской.

Алена опустилась в кресло и горестно схватилась руками за голову.

Ей хотелось провалиться сквозь землю.

– Я видела это собственными глазами! – божилась Надя.

Ей не верили.

– Это невозможно! – воскликнула Ольга Витальевна.

– Действительно, в такое трудно поверить, – согласилась Лариса.

– Забавно! Но как ей удавалось это скрывать? – хихикнула Лиза. Ей никто не ответил – бойкот все еще действовал.

– Наверное, с трудом! – усмехнулась Надя. – Думаю, это стоило ей титанических усилий.

Только Юля задумчиво смотрела в пол, не принимая участия в обсуждении.

– Послушайте, а может, она – шпионка нашего хозяина, внедренная к нам, чтобы… – начала было Ольга Витальевна, которая в каждой тени видела адепта промышленного шпионажа, который строил ей козни.

– Почему «она», когда в этом случае правильнее говорить «он», – поправила ее Лариса, улыбаясь.

– А эта страсть к рыбалке! – прищурилась Ольга Витальевна.

– А эти мускулы! – воскликнула Лиза.

– Она была бы классным мужиком, если бы… – Надя не договорила и смешалась, отчего розовая краска выступила на ее щеках.

Слова в этом случае казались бледными и невыразительными.

Удивленное молчание воцарилось в комнате.

– Надо с ней поговорить, – решила Лариса. – Кто сходит за Аленой?

– Я! – смело вызвалась Лиза. – Я схожу! – И она с готовностью выбежала из комнаты. Стук каблуков, приглушенный коврами, донесся из коридора.

Он постепенно удалялся.

Все стихло. А через минуту по дому прокатился ужасный душераздирающий крик. От него стыла кровь в жилах, немели губы, шевелились волосы на голове. Он прокатился по дому и затих.

Отталкивая друг друга, женщины ринулись прочь из комнаты. Они не сомневались, что с Лизой произошло что-то ужасное.

Лизе хотелось убить сразу двух зайцев. Во-первых, своей услужливостью реабилитировать себя в глазах общества, а во-вторых, первой полюбоваться на виновницу всеобщего переполоха. И вообще, это было так забавно.

Если бы ее дружок Монро узнал об этом, у него появилась бы новая тема для скабрезных историй…

– Эй, Алена, ты где? – крикнула Лиза в темноту, несмело толкнув дверь спальни. – Ты спишь?

Электричество не работало, и в сгустившихся сумерках отчетливо серел прямоугольный проем окна.

– Эй, ты где? – повторила Лиза. В ту же секунду послышался странный горловой хрип – в комнате кто-то был.

Лиза робко сделала шаг вперед. Тьма окружала ее плотным коконом, и на долю секунды ей стало страшно. «Надо было свечку взять», – с запоздалым сожалением подумала она и боязливо вытянула руку.

– Алена, ты здесь? – негромко спросила Лиза и шагнула вперед. В сером окне маячило что-то темное, шевелящееся.

Вдруг ее рука ткнулась во что-то теплое и живое. Это что-то висело в воздухе, хрипя и содрогаясь в предсмертных конвульсиях.

Лизе на миг показалось, что на нее из темноты напало ужасное чудовище и хочет ее задушить. И тогда она закричала что есть силы.

Слава Богу, кто-то догадался захватить с собой свечу. Призрачный свет облил комнату золотистыми зыбкими лучами.

– Дайте нож! Быстрее!

– Держите ее! Выше, поднимите выше!

– Кладите ее на пол! Воды!

– Надо сделать искусственное дыхание!

– Пустите, я умею!

Когда вспыхнул яркий электрический свет, сидевшая на корточках Лариса с облегчением произнесла:

– Слава Богу, кажется, дышит…

Выплывая из тьмы небытия, Алена непонимающим взглядом обвела склоненные над ней участливые лица.

Под потолком внезапно вспыхнул яркий электрический свет.

Глава 6

Услышав страшный крик, прокатившийся по зданию, он сразу перевел рубильник в рабочее положение. Казалось, даже стены дома содрогнулись от ужаса.

Тщетно вглядываясь в монитор, он старался разглядеть, что стряслось, но на экране лишь копошились беспорядочные тени и слышались испуганные возгласы.

На полу лежало распластанное тело. Ба, да это Алена! Что с ней?

Он видел, как Лариса отшвырнула в сторону нож и обрывки веревки. Он так и не понял, что на самом деле произошло, это стало ясно намного позже. И то, что он узнал, его совсем не обрадовало.

Алена взмахнула ресницами и непонимающе оглядела сочувственные лица женщин, толпившихся вокруг.

– Бедненькая! – ласково проговорила Ольга Витальевна, точно маленького ребенка гладя ее по голове. – Ну зачем же ты так, а?

– Алена, больно, да? – В случившемся Надя обвиняла в первую очередь себя. Ведь если бы тогда она бестактно не ввалилась в чужую ванную, ничего бы не было…

– Милая моя! – Несмотря на сочувствие к Алене, в голосе Ларисы звучала грустная ирония. – Зачем лезть в петлю, если мы и так сгнием на этом острове? Или, точнее, нас сгноят.

– Алена, выпей воды. – С любовью вглядываясь в бледное лицо. Юля хлопотала возле подруги. – Голову приподними… Вот так…

Пострадавшая приподнялась на локте, и вскоре ее бледное лицо слегка порозовело.

– Мне уже лучше, – пробормотала она. – Спасибо, девочки…

Заботливые руки помогли ей подняться и бережно перенесли на постель. Присев на краешек кровати, Юля заботливо отерла от брызг воды лицо подруги.

Зазвучали участливые голоса:

– Как ты себя чувствуешь, Алена?

– Тебе уже лучше?

– Может, ты хочешь поесть?

– Тебе не холодно? Принести одеяло? – Казалось, женщины были готовы перещеголять друг друга в демонстрации любви.

– Спасибо, – слабым голосом прошептала Алена. Ей уже было стыдно, что она устроила переполох и причинила столько беспокойства. Она закрыла глаза от смущения. Так приятно было ощущать всеобщую заботу…

– Она хочет спать, пойдемте отсюда! – послышался негромкий шепот. – Юля, пойдем!

– Я останусь здесь! – заартачилась Юля. – Ее нельзя сейчас оставлять одну.

Девушку поддержала Ольга Витальевна.

– Действительно, нужно организовать дежурство возле больной, – сказала она. – Я сменю тебя, Юля, через три часа, чтобы ты поспала.

– И я буду дежурить!

– И я!..

Все горели желанием помочь Алене, хотя та нуждалась лишь в тишине и покое.

Дверь бесшумно затворилась. Держа в руках холодную ладонь подруги, Юля застыла на краешке кровати. В темноте слышалось еле слышное дыхание Алены, а потом внезапно послышались всхлипы, и она громко разрыдалась.

– Ну что ты, что ты! – гладя руку подруги, Юля растерянно прошептала в темноту. – Ну зачем ты так, ведь мы тебя любим!

– Я… – всхлипнула Алена негромко. – Прости меня… Я не хотела, чтобы все узнали, что я…

– Разве так важно, глупенькая, как ты называешься? – Юля старалась говорить тихо и убедительно. – Важно, какая ты. Тебя все любят, ты же не такая, как эта фифа Дубровинская. Ты хорошая, ты очень хорошая!

– Я… Я не знала, что все так случится… Я хотела сделать операцию по перемене пола, уже разрешение комиссии было готово и день назначен, а тут все это завертелось… – Голос Алены обидчиво дрожал, постоянно прерываясь рыданиями. – А гормоны, если бросить их пить, делают свое дело.

Понимаешь, постепенно голос становится грубее, и волосы начинают расти… И сразу же все мужское изнутри вылезает наружу. А я столько денег потратила, чтобы стать женщиной!

– Зачем? – искренне удивилась Юля. Алена молчала, раздумывая над ответом. В призрачном свете луны, молоком льющейся в окна, белки ее глаз лихорадочно блеснули. Наконец, она вздохнула и произнесла:

– Понимаешь, женщин всегда любят, даже не очень красивых, глупых – всех! За ними ухаживают, их боготворят, их считают прекрасными, им прощают все… А меня никто никогда так не любил! Когда моя младшая сестренка плакала, мать и отец бросались к ней с утешениями, а на меня грубо орали: не реви, ты же мужчина! И никто, никто на белом свете не сказал мне, какая я… какой я… ну, короче, что меня любят…

– Но ведь ты очень хорошая, Алена, – утешала ее Юля, – тебя и так все любят! Ты такая красивая, ты добрая. Честное слово!

– Нет, меня никто никогда не любил, когда я была мальчиком. Ни один человек! – обидчиво возразил голос в темноте. – Никто и никогда! Правда, когда я стала девочкой, стало ненамного лучше. Женщины меня не выносили, а мужчины все время пытались облапать. И все они рано или поздно сбегали от меня без оглядки. И никто, никто в целом свете не любил меня таким, какой я есть, такой, какая я есть…

Тяжелый вздох пронесся по спальне. Гнетущий груз, долгое время мешавший Алене жить, стал немного легче.

– Если бы я сделала операцию, тогда никто в мире не догадался бы, кем я была до нее. Может быть, я бы даже вышла замуж.

– Ты думаешь, если бы врач отрезал тебе все, что можно отрезать, то тебя сразу же за это полюбили? – с сомнением произнесла Юля.

– А разве нет? – удивилась Алена.

– По-моему, нет! Анатомические особенности еще не причина для любви. Мне кажется, ты слишком долго шарахалась от людей, боясь, что они причинят тебе боль. И операция здесь совсем ни при чем.

– Наверное, ты в чем-то права, – прошептала Алена.

– Конечно, права! – Голос Юли звучал убежденно. – Ты же видишь, как здесь к тебе относятся. За месяц, что мы живем здесь, все успели тебя полюбить.

Ты видела это сегодня. Всем было бы больно, если бы с тобой случилась беда.

Никто не хотел, чтобы ты умерла. Ни один человек! Даже эта выскочка Дубровинская! А я – особенно…

– Правда? – В тихом голосе ощущалось такое страстное ожидание любви, что у Юли болезненно сжалось сердце.

– Конечно! – Она ласково улыбнулась. – Конечно, это правда! Мне все равно, мужчина ты или женщина, я тебя люблю!

Она нагнулась и нежно коснулась сухих губ Алены.

– А теперь спи, – прошептала она еле слышно. – Я посижу рядом, чтобы тебе не было так одиноко.

И Алена успокоенно смежила веки. Она была в этот момент совершенно счастлива.

* * *

Утром перед завтраком состоялось совещание в узком составе. Оно было посвящено вчерашним событиям.

– Не нужно ни словом напоминать ей о случившемся, – было решено единогласно. – И нельзя ее ни на минуту оставлять одну! Надо быть с ней поласковее, ведь она такая чувствительная! То есть, конечно, «он»…

– Тише! – шикнула Ольга Витальевна, услышав шаги в коридоре. – Идут!

Юля и Алена спустились к завтраку. Хотя очередной режим экономии еды был в разгаре, тарелка Алены была до краев полна самых отборных вкусностей.

– Не нужно, – засмущалась та, – я совсем не голодна!

– Кушай, набирайся сил, – мягко заметила Лариса.

– Конечно, Алена, ведь ты у нас такая… – замялась Надя, не сумев адекватно выразить свою мысль.

И даже Дубровинская доброжелательно воскликнула:

– А ты неплохо выглядишь! – и предложила заискивающе:

– Хочешь, я за тебя подежурю завтра на кухне?

Алена купалась во всеобщей любви. Подруги порхали вокруг нее, подсовывая лучшие куски. То и дело за столом слышалось:

– Алена, выпей еще молока, тебе нужно поправляться.

– Вот, возьми салфетку…

– Хочешь еще немного мяса? Бери еще кусочек, мне что-то не хочется.

Наконец, смутившись от всеобщего внимания, девушка покраснела и произнесла:

– Вообще-то на самом деле меня зовут Алексеем.

– Это не важно, совершенно не важно! – подхватил дружный хор голосов, умело организованный Юлей. – Мы все равно тебя любим!

После завтрака дружная компания отправилась на пляж. Алена смело разделась и бросилась в воду, почти не стесняясь своего тела.

– Представляю, как бедная девочка мучилась все время, пока жила здесь, – сочувственно заметила Ольга Витальевна, глядя, как Алена широкими гребками догоняет отплывшую далеко от берега Юлю.

– Наверно, мальчиком она была бы такой хорошенькой, – предположила Лариса.

– Честно говоря, я чувствую себя намного спокойнее с тех пор, как Алена оказалась Алексеем. Все же хоть один мужчина на острове – уже не так страшно.

– А он?

– Да, если не считать его… Я имею в виду, хоть один мужчина на нашей стороне. В случае чего сможет хотя бы гвоздь забить.

– Ну, на это надежды мало, – возразила Лариса. – Однако согласна: наличие мужчины в женском коллективе в определенном смысле все же как-то греет.

Она оглядела в бинокль статную фигуру на берегу, разглядывая в ней мужские черты, которых не замечала до сих пор.

– А он ничего, – одобрительно заметила Лариса.

– Действительно, Алексей у нас парень что надо! – поддержала Ольга Витальевна. – Только помните уговор? Не нужно ему напоминать о том, что он парень.

Купаясь в лучах всеобщего обожания, Алена с удивлением замечала, что отношение к ней кардинально изменилось. К ней стали относиться немного по-другому, совсем не как к подружке, которой можно выболтать сокровенные тайны.

Однажды, сидя за столом, Надя с кислой миной заметила:

– Ой, что-то живот тянет, наверное, «праздники» начинаются.

Ее тут же одернули, с испуганным смущением оглядываясь на Алену.

– Думай, что говоришь! Оставь свои физиологические откровения на потом.

Опомнившись, Надя пристыженно замолчала. Как-то Ольга Витальевна, с давних пор одержимая манией найти ход в подземный бункер, в котором скрывался от правосудия их похититель, вздумала было ворочать камни в саду и позвала на помощь, естественно, Алену.

– С твоей-то силищей, – комплиментарно высказалась она, уважительно поглядывая на широкие плечи «девушки», – мы быстро доберемся до него.

«До него» они не добрались, но Алене поневоле пришлось почувствовать себя мужчиной. И это было ей отчего-то приятно.

Как-то Алена без стука заглянула к Юле в неурочное время, и ее неожиданно встретил испуганный визг подруги, переодевавшейся после купания.

Раньше такого между ними никогда не случалось.

Вскоре мода разгуливать топлес по острову отмерла сама собой, чем был сильно недоволен их тюремщик, доселе с удовольствием наблюдавший на своих мониторах бесплатный стриптиз.

На хозяина острова известие о том, что одна из его пленниц внезапно оказалась мужчиной, оказало парализующее воздействие. Ведь эту Алену отобрали из десятка кандидатур с проверенным здоровьем и железными нервами – и на тебе, такая ужасная ошибка!

В этот момент его незыблемая вера в свою идею пошатнулась. Часами он обескураженно наблюдал, как пятеро женщин влюбленно хлопочут вокруг нагловатого смазливого типа, который, развалившись в кресле, снисходительно принимает знаки всеобщего внимания.

А ведь на вакантном месте всеобщего кумира и любимца должен был оказаться не этот чертов гермафродит, а он, человек, придумавший и организовавший все это! Мучительно было думать, что его идеей воспользовался этот волк в овечьей шкуре, пробравшийся на остров под видом женщины. Так вот почему Алена танцевала в транс-шоу, а он-то думал… Так вот почему этот тип делал одну операцию за другой!

– Ну, Кедров! Голову тебе мало оторвать за то, что подсунул мне этого типчика, – раздраженно думал Хозяин. – Не мог проверить, все ли у него на месте! – И тут же сокрушенно вздыхал:

– Кто бы мог подумать…

А с мониторов доносился нежный щебет:

– Алена, возьми еще вот этот кусочек…

– Алеша, давай я тебе налью воды…

– Садись сюда, Алена, здесь тебе будет удобней.

– Солнышко, пойдем купаться, Алеша! – Их восхищенный лепет заставлял его белеть от бешенства.

– Алена у нас такая прелесть! То есть Алеша…

– Да, он совсем изменился после того случая.

– Нет, он всегда таким был, просто мы не обращали внимания.

Со временем Алена с готовностью стала отзываться на свое настоящее имя. Поняв, что никто больше не требует от нее сходства с женщиной, она постепенно перестала бриться и даже отпустила небольшие усики. Одевалась она теперь исключительно в шорты и майки, забросив в дальний угол туфли на каблуках, платья и широкополые шляпы. Природное начало постепенно брало свое, пробиваясь сквозь наслоения многих операций. Теперь она уже походила не на девушку, а скорее на юношу с идеально правильными чертами лица и прекрасной, несколько худощавой фигурой. Не стесняясь собственного голоса, она теперь говорила приятным глубоким баритоном, который кое-кто находил очень даже сексуальным. Поведение ее тоже изменилось. В прошлом остались и женские ужимки, и легкое кокетство, и восторженная чувствительность тургеневской барышни.

Казалось, Алена, став Алексеем, наконец-то нашла себя.

Присутствие среди подопечных конкурента мужского пола было как нож в сердце хозяину острова. Пока он не мог придумать никаких контрмер. Все, что приходило ему в голову, – это однажды ночью прокрасться в дом с ножом в руке и насильно произвести ту операцию, о которой некогда мечтал Алексей. Но все же что-то останавливало его. Боязнь крови, страх насилия? Опасение, что этот поступок еще больше восстановит против него женское население острова? О мужской в этом случае говорить не приходилось… Пока он решил махнуть на Алексея рукой.

Между тем на глазах у всех между двумя членами коллектива стал постепенно завязываться роман. Алена и Юля, которые и раньше-то были неразлучны, теперь и вовсе не могли жить друг без друга. Целыми днями они гуляли по острову рука об руку, купались, слушали музыку и, казалось, больше не помышляли о недавно столь желанной свободе.

– Везет же людям, – однажды завистливо вздохнула Лиза Дубровинская, наблюдая за сладкой парочкой. – Еще детей того и гляди нам настрогают. Вот смеху-то будет!

Но до этого было еще далеко. Метаморфоза с Алешей произошла еще так недавно, что он пока и не помышлял о большем, чем платонические отношения с девушкой, чьи глаза были горячи и темны, словно уголь, опушенные тяжелым золотом выгоревших ресниц.

Первые два дня после объявления бойкота своему надзирателю они прожили словно по привычке, не замечая неудобств. Предусмотрительно сделанные запасы воды были так значительны, что ее нехватка почти не ощущалась, однако в еде все же приходилось ограничивать себя.

По вечерам было ужасно скучно. Свечи давно кончились: в здешних широтах темнело по-южному рано, когда еще не хотелось спать, – вот и приходилось лунными ночами бесконечно прогуливаться по берегу моря, обсуждая друг с другом вечную тему: когда же их отсюда заберут.

Никто не спешил им на помощь.

«Что же Михаил, – мрачно недоумевала Лариса, – неужели он не догадывается, что произошло нечто экстраординарное?»

«Почему Андрей не разыскивает меня? – гадала Ольга Витальевна. – Он давно уже должен был вернуться из Забайкалья».

«Где же мой папа?» – вслух стонала Лиза и уже даже начинала раздражаться на отца за его медлительность. Ей хотелось топнуть ножкой и закатить истерику, чтоб даже чертям стало тошно, но вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание на это.

«Почему коллеги не торопятся вырвать меня отсюда? – вздыхала Юля. – Где же пресловутая журналистская солидарность?»

«Ребята из клуба давно должны были поднять шухер, – волновалась Надя. – А Паук? Уж он-то должен беспокоиться обо мне!»

И только Алена, для маленькой коммуны на острове ставшая Алексеем, не желала отсюда уезжать. Как можно уехать от собственного счастья? Она нашла здесь и себя самое, и свою вторую половину. И это было так здорово!

И на четвертый день бойкота обстановка оставалась по-прежнему напряженной. Женщины стали как-то меньше разговаривать друг с другом, экономя силы душевные и физические. Как очумелые, они бродили по дому, пряча друг от друга голодные взгляды. Морские купания были заброшены, прогулки прекращены – все берегли силы для решающего противостояния. Утешало только то, что воды пока было предостаточно, беспокоиться не о чем.

На пятый день бойкота окончательно и бесповоротно кончились продукты. Отныне единственной пищей узниц стали недозрелые персики и вода, слегка протухшая и оттого отдававшая водорослями. Избегая друг друга, пленницы редко выходили из своих комнат, ослабев от голода, и только Алена и Юля проводили вместе долгие часы, сидя на тесном диванчике, наслаждаясь молчаливой поддержкой друг друга.

На седьмой день стало ясно, что запасы воды тают быстрее, чем ожидалось. А в небе опять сияло палящее солнце, не предвещавшее дождя. От зеленоватых персиков мерзко бурчало в животе, желудок отказывался переваривать недозрелую пищу. Вскоре почти все отказались от них, предпочтя острым резям в животе, сгибавшим тело пополам, тупую ноющую боль, которая чем дальше, тем меньше беспокоила голодающих.

Первой не выдержала Лиза.

– Зачем? Зачем мы добровольно мучаем друг друга? – прошептала она упавшим голосом. Она хуже всех переносила лишения, воспринимая их как наказание, придуманное лично для нее. – Мы сами устроили себе эту пытку!

Она уронила голову на тонком стебле ослабевшей шеи, и тихие жалобные слезы покатились по щекам. По утрам у нее перед глазами роились черные мушки с белыми хвостиками – предвестники начинающегося малокровия.

Молчание остальных было больше похоже на согласие, чем на протест.

– Если б хоть это на него действовало, – пробормотала Ольга Витальевна, постепенно сдаваясь. Ей было нехорошо, перед глазами то и дело возникали странные фиолетовые круги, которые казались настолько реальными, что их можно было потрогать рукой.

Теперь она не была уверена в необходимости борьбы.

– Действительно, голодовка – это не метод, – вздохнула Лариса. Она тоже тяжело переживала вынужденные ограничения в еде. Ей казалось, что от этого она блекнет и стареет прямо на глазах. Что скажет Михаил, когда она выберется отсюда? Кого он увидит? Поседевшую старуху с обвисшими брылями на лице?

Желтоватую мумию с пергаментной кожей?

– Дурацкая идея! – буркнула Надя. – Небось он там хихикает над нами, обжираясь всякими деликатесами. А мы чего ради дохнем без жратвы? Ради чего? Все равно никуда нам отсюда не деться!

Грустный вздох пронесся по воздуху – было ясно, что даже смерть не избавит пленниц из неволи.

– Но если мы сдадимся теперь, то так ничего и не добьемся от него, – убежденно проговорила Юля, последняя из сторонниц бойкота. – Надо держаться дальше!

– А если мы умрем, – запальчиво выкрикнула Лиза, – он выбросит наши тела в море, а на наше место привезет других, более сговорчивых!

И все мрачно замолкли, осознавая ее правоту. В тот вечер никто так и не осмелился предложить закончить этот чудовищный эксперимент, боясь показаться малодушным.

Слабо сжав бессильную руку Юли, Алена молчала.

В глубине души ей хотелось умереть на этом острове, чтобы только не возвращаться домой, в тот чужой и враждебный мир. В мир, где было столько непонятного и неприятного, в мир, где она не знала, кем была на самом деле. Она ненавидела тот мир и желала остаться здесь навсегда вместе с Юлей. И горячо молилась об этом, не смея высказать вслух кощунственную мысль.

А тот, кто наблюдал за ними, удовлетворенно улыбнулся: затянувшемуся протесту скоро конец. И тогда жизнь наконец-то войдет в нормальную колею.

* * *

Луна поднялась высоко над морем и застыла в окне, беспокоя смеженные веки своим фосфорическим сиянием. Лизе не спалось. Море мерно плескалось у подножия утеса, шепча о том, что бесполезно бороться с ветряными мельницами, о том, какая же она, Лиза, дура, если идет на поводу у других. И неужели это она, Лиза, та, которая была известна в артистической тусовке независимостью своих суждений?

Поднявшись с постели, девушка на цыпочках прокралась из комнаты.

Дом мирно спал. Стараясь не шуметь, она поплотнее затворила дверь и спустилась в холл. В темноте ослабевшие руки с трудом нашарили пульт. Телевизор с готовностью озарился голубоватым свечением. Встав лицом к экрану, Лиза дрожащим голосом начала заготовленную речь:

– Игорь Георгиевич, я бы хотела поговорить с вами. – робко произнесла она, запинаясь от волнения. – Я хотела сказать… Что я полностью на вашей стороне! Вы знаете, честно говоря, я вас очень уважаю. Я вами восхищаюсь!

Я полностью согласна с вами и принимаю все ваши условия.

Экран вздрогнул, на нем появилось зевающее лицо небрежно одетого человека с наспех приглаженными волосами.

– И на что же ты согласна? – прозвучал насмешливый вопрос.

Лиза на секунду смутилась, но тут же нашлась:

– На все! Я больше не хочу бороться против вас, я согласна дружить с вами. Может быть, если мы познакомимся поближе, я даже смогу вас полюбить…

– произнесла она тоскливо.

Жесткое выражение лица на экране заметно смягчилось.

– Хорошо. Я рад, что недоразумения между нами закончились и ты наконец образумилась. Но я не могу ради одной тебя простить твоих подруг!

– Они мне не подруги! – возмутилась Лиза.

– Это не имеет значения. Заговор был коллективным, и именно коллектив должен явиться ко мне с повинной.

– Но я же не могу… Я хочу кушать! И мыться! И слушать музыку. Вы, наверное, не понимаете, но мой папа… Он очень богат! Он меня так любит! Он все сделает для меня, он даст вам кучу денег! Он… Он, если хотите, может сделать вас министром!

Лицо на экране заметно поскучнело.

– Не хочу! И денег мне не нужно, и в министры не хочу…

– Но чего же вы хотите?

– Вас всех!

Экран погас. Лиза еще долго щелкала пультом в надежде снова выйти на связь, но все было бесполезно. Горько расплакавшись, она уныло побрела в свою комнату.

«Одна готова!» – решил безжалостный экспериментатор по ту сторону экрана. И это было только начало!

Потом не выдержала Ольга Витальевна. Промучавшись полночи без сна, она решилась. «Я готова на все, – подумала она, направляясь в холл. Ей стоило большого труда придать своему лицу выражение дружелюбной покорности. – Пусть он заберет даже „Насос трейд“, только пусть выпустит меня из этого ада. Только бы он согласился!»

Экран с готовностью отозвался на ее призыв, на нем появилось изображение. Ольга Витальевна приветливо улыбнулась. Правда, ее улыбка слегка напоминала злобный оскал, но в ее оправдание можно сказать, что она старалась изо всех сил.

– Добрый вечер! Вот, решила с вами поговорить, – смутилась она, но быстро нашлась:

– Я хотела сказать, что я признаю свою ошибку. Да, очевидно, тогда, во время той сделки, я была не права. Ну, знаете, как это бывает в бизнесе, – она натянуто усмехнулась, – если не ты съешь, тогда тебя съедят…

Знаете, я сейчас так сожалею о своем поступке! Я готова все немедленно исправить. Дело в том, что я обладаю значительным капиталом, и при условии немедленного освобождения…

– Условия здесь диктую я! – прервал ее властный голос.

– О, простите… Конечно… Да-да… Может быть, если вы согласитесь меня освободить, то, в свою очередь, я с радостью уступила бы вам владение своей фирмой. Она приносит хороший доход… Вы не пожалеете, производство насосов – действительно стоящее дело!

– Меня это не интересует, – равнодушно отозвался голос. – У вас все?

– В принципе да, но… Чего же вы хотите от меня? – изумилась Ольга Витальевна. Ее великая жертва оказалась напрасной.

– Покорности.

– Но я уже согласна на все! – Она вдруг покраснела от осенившей ее догадки. – А если вы хотите этого… Тогда тоже… Я в вашей власти… Но только с перспективой освобождения в будущем!

– Мне не нужны ни ваша фирма, ни ваше тело! – отозвался человек на экране. – Мне нужны вы все, вместе! Вместе поднимали бунт, вместе выбрасывайте белый флаг. А по отдельности вы мне не нужны!

Экран безжалостно погас.

* * *

– Ты же знаешь, дорогой, я сюда попала по собственной глупости…

Перед важной встречей Лариса привела себя в полную боевую готовность. Она знала, что именно нравится ее мужу, и постаралась соответствовать его идеалу. На ней было красивое платье с глубоким вырезом, высокие каблуки, сложная прическа. Добрых полкилограмма косметики на лице призваны были исправить последствия насильственной диеты.

Он оценил ее маленькую уловку.

– Вообще-то я вела себя глупо… О Господи, как я теперь жалею, что пошла на это! – Ее голос звучал с бархатистой кошачьей нежностью. – Но ты же понимаешь, что было причиной… Ревность, только ревность! Я не могла вынести твоей неверности, у меня все внутри переворачивалось при мысли о сопернице. Я сходила с ума от любви, а ты отталкивал меня своей скрытностью, дорогой!

Она несла что попало. Она знала, что сейчас слова не важны. Слова – это разлетающаяся по ветру шелуха, не имеющая значения. Имеют значения лишь ее влажные призывные взгляды, нежные интонации, имеет значение лишь кошачья вибрация ее голоса и пластичные движения тела, чью красоту умело подчеркивал выбранный наряд.

– А помнишь как тогда, когда мы только поженились… Мы заблудились в лесу, потом набрели на избушку лесника и грелись там у огня, а потом наслаждались друг другом, лежа прямо на полу… Как бы я хотела вновь оказаться вместе с тобой там… Чтобы в очаге буйствовал огонь, чтобы за окном металась непогода, а мы, пригубив вина, бесконечно пили бы дыхание друг друга и не могли напиться…