Текст книги "Женщина без прошлого"

Автор книги: Светлана Успенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 8

Луиза Пална (когда ее наконец спросили)

Вот, возьмите эту фотографию, она, кажется, ничего… Здесь я, мой сынок и мои внуки. Совсем свежий снимок. Вся родственная нежность в нем прекрасно выражается посредством изображения лица и общей благостности пейзажа. Для рекламы хорошо пойдет.

Так вы хотите семейство в полном объеме? Чтобы вместе с женой демонстрировалось фамильное благополучие?

Не хотелось вам говорить, но ведь Вадичкина супруга того… покинула нас своевременно и скоропостижно… Обретается она теперь в странах вечно теплых, поди, рядом со святыми на цимбалах играет в свежестираном белом одеянии. Хотя, честно говоря, не могу утверждать, что в жизни она была такой уж чистюлей. Про покойников или хорошо, или ничего, однако против правды я идти не в состоянии, даже когда порядочность того требует.

Настаиваете на полном семейном боекомплекте? Хотите, чтобы избиратели прониклись трагичностью истории? Чтобы прослезились, наслаждаясь чужим семейным горем?

Сейчас поищу. Снимки где-то в альбоме завалялись…

Скажите, а как вам в вашем преклонном возрасте удалось такую теплую должность получить?.. Кстати, как поживает ваша супруга? Скончалась несвоевременно от рук тамбовской банды? Ах, простите, ах, извините… Как интересно!

А не хотите ли вы опять вступить в брачную жизнь с одной обеспеченной гражданкой неполных семидесяти годов? Не имеете возможностей здоровья? По горло заняты службой отечеству и моему единокровному сыну?..

А ведь мы могли бы на вашей инвалидной коляске в магазин вместе ездить и на рынок за продуктами. И проводить вечера в приятном единодушии и интересных разговорах…

Интересно, кто вынул из альбома все фотографии?!

Вот тут, помню, на этом самом месте, между Митенькой годовалым и Митей десятилетним, Лиля помещалась в купальнике с пальмой. Такой весьма выразительный был снимок, хоть и выражение у нее было слишком ехидственное… А вот на другом снимке она присутствует, но как-то смутно, не в фокусе, да и Вадичка ее плечом загораживает.

Вот, возьмите эту… Это ее ухо, точно ее. Сто процентов! Видите, камушек в сережке чуть заметно блестит? Ее ухо.

Почему вы не хотите брать это замечательное, очень выразительное ухо? К тому же и я здесь отлично получилась, совсем не дашь шестидесяти семи, буквально все говорят, что я выгляжу максимум на тридцать девять…

А вот эту хотите? Ну и что, что волосы на лицо падают! Волосы можно ретушью замазать, а лицо подрисовать…

А здесь Мила ее закрыла своей чрезвычайной мордуленцией… Кстати, между нами говоря, эта Мила такой фруктозой оказалась, не приведи господь! Все вертится и крутится вокруг Вадички, в супруги набивается, отчего сыночек мой не только племянницей Веры Яковлевны в пользу внебрачной связи пренебрег, но даже и троюродной внучкой Моисея Витольдовича пожертвовал. А уж внучка Моисея Витольдовича – совсем замечательная девушка. Тихая такая, хоть веревки из нее вей, слова грубого даже в беспамятстве не скажет – что значит воспитание…

Хотите портрет? Так возьмите тот снимок, что на могилке. Где он бишь?.. Что-то не могу найти.

Ох уж эти дети, все фотографии куда-то попрятали.

Да конечно дети, а кто же еще! Ну не я же!

Лиза Муханова

Что? Да?

Да вы что, дедушка! Нет, это не я, это Митька! Точно вам говорю – это он. А я – никогда и ни за что. Мне-то это зачем?

И прямо все-все фотографии стащили? И тот снимок, где я вместе с мамой на пляже? Я там так хорошо получилась, худее на пять с половиной килограммов, и лицо такое… Как у модели!

Жалко, очень жалко… Жалко эту фотографию. Вчера Сережка попросил у меня чего-нибудь на память, так я хотела маму отрезать, а себя ему подарить. Но как я теперь ее отрежу, если фотографии нет, а на остальных я такая толстая, что в объектив не влезаю.

Это Митькиных рук дело, дедушка, точно вам говорю. Он знал, что мне эта фотка нужна, и спрятал мне назло. А заодно, наверное, и другие-остальные тоже притырил.

Он мне всегда пакостит, гаденыш! Ненавижу своего братца! Я его убью!! Вот приду из школы и сразу убью!!!

Митя Муханов

Го-ол!..

А? Что? Зачем?

А, да, ну… Помню. А что?

Сейчас он к воротам бежит, ну давай, давай пасуй!.. А-а-а!..

Коз-зел, бить не умеет. Кто так бьет!

Что, какие фотографии? Не, ничего не знаю. А вы у бабки спросите, она покажет.

Что, нету? Да небось она сама и запрятала их. У нее склероз, она вчера суп четыре раза посолила и компот тоже, пришлось в ресторан за обедом посылать…

Колян, бей! Давай! Ну!

У-у-у, мазила!

Мила Песоцкая

Вы?!

Зачем вы пришли? Я не хочу, чтобы нас видели вместе, это меня компрометирует… Что, фотографии? Какие фотографии?

А зачем они вам?

Глупость какая-то, вы вовсе не там копаете, где нужно. Вам про Кукушкину надо разузнать, а вы лезете не в свое дело. Может, вы забыли, что от вас требуют? Так давайте я вам на листочке запишу. Диктую по слогам – Ку-куш-ки-на. Запомнили? Уяснили?

Между прочим, не нужна вам такая фотография для пиара. Она даже, пожалуй, повредит Вадиму Георгиевичу. Народ станет подозревать его невесть в чем… Скажет народ: странно как-то померла его супруга и очень несвоевременно. И еще подумает народ, не избавился ли он от жены собственноручно…

Что, исчезли все фотографии? В это невозможно поверить!

Да, конечно, снимок ее у меня есть. Вот, смотрите!

Это в первом классе. Угадайте, где я?..

А вот и не угадали, эта наша учительница Марья Петровна, она уже сто лет как померла, а вот эта смешная с косичками – это я. Правда, очень миленькая? Я всегда была очень миленькая…

Где Лиля? Дайте-ка вспомнить. Кажется, вот эта. Да, вот эта. Это она. Такая вся неуклюжая, нелепая. Несуразная.

Ах, боже мой, бедная моя Лилечка… Кто бы мог подумать, что все будет так печально… Вот уже год, как ее нет с нами…

Да-да, вы правы, надо бы ее могилку навестить, да все времени нет – то то, то се… А еще эти выборы. Буквально разрываюсь на части в жутком цейтноте. Как-нибудь потом…

Действительно, безобразие. Ах, ну как так можно было опростоволоситься! Мы немедленно займемся ее памятником. Ведь что народ скажет, когда узнает: мол, даже могилку любимой жене не справил… Очень подозрительно, скажет народ, и на выборах откажется голосовать.

Так что у вас с Кукушкиной, кстати? Как продвигаются дела?

Куда вы? Погодите! Эй!

Итак, фотографии погибшей Лили Мухановой раздобыть не удалось. Впрочем, в наличии имелись отдельные части тела – например, уши, волосы, плечо и даже (о великое везение, о находка удачливого сыщика!) кончик носа с одной, кажется правой, ноздрей, но целого снимка в семейном архиве Мухановых так и не нашлось.

Фотоальбомы зияли пустыми глазницами, рамки щерились картонными донцами. Неизвестные злоумышленники похитили все снимки, по коим можно было бы сделать заключение о внешнем облике особы, чья розовая кроссовка сейчас покоилась в могиле номер три пятьдесят три на Пустяковском кладбище.

А может, и не покоилась. А может, и не ее кроссовка, а может, и не кроссовка, потому что нам сложно сказать наверное, если никто ничего не видел и никто ничего не знает, кроме того, что кто-то бесстыдно и безобразно лишил убитое горем семейство последней памяти о близком человеке, очевидно преследуя при этом свои далеко идущие и наверняка криминальные цели.

– Очень все это подозрительно, – вслух размышлял Веня, адресуясь к деду. – Снимки исчезли, могилку никто не посещает. По всему выходит, что безвинную дамочку специально крякнули. А кому ее крякать, как не собственному мужу? Наверное, возмечтал он под старость лет с лепшей подругой своей жены в противоестественной связи соединиться и тогда…

– Впрочем, доказательств этому никаких, – возразил дед, – одни голословные предположения… Хочу напомнить, в тысяча шестьсот шестом году до нашей эры, когда мы ловили тамбовскую банду, тоже случился такой момент, когда доказательств было никаких, а подозрений – хоть отбавляй. Подозревали мы одного гражданина в том, что он самогон варит в целях личного обогащения, а на выручку водку для банды покупает. Месяц в засаде сидели, выследили негодяя. Оказалось – самогоном отнюдь не увлекается, а даже наоборот, рисует фальшивые деньги для сбывания на рынке в условиях плохой видимости.

– Ты хочешь сказать, что гибель мухановской жены – прикрытие для темных делишек ее супруга? – морща лоб, догадался внук. – Тогда предлагаю план. Я иду к Муханову, предварительно надев на лицо непрозрачный чулок. Он мне говорит: «Ты кто такой?» А я ему под ребра… А он мне: «За что?» А я ему по печени… А он тогда: «Я все скажу!» А я ему по почкам… И вот когда я вплотную займусь его солнечным сплетением, он добровольно во всем признается. «Виноват, – скажет, – в убийстве жены с отягчающими обстоятельствами». И тогда я… мы… он…

– Дурак ты, Веня, – оборвал его дед. – А доказательства где?

– Доказательства… – заскучал Веня.

Он не любил этого слова.

В городе было семь автосервисов, жестоко конкурировавших между собой. Эти общественно-полезные заведения принадлежали трем разным гражданам, находившимся между собой в разной степени конфронтации. Первым предпринимателем, еще в незапамятные девяностые оприходовавшим ниву реанимации авторухляди, был Гурген Бешеный. Он владел фешенебельной ремонтной мастерской, перестроенной из старого детского сада. Его автосервис считался заведением высшего класса, поскольку в нем не только умели оживить почти неношеный «жигуленок», но даже и «опель» пятнадцатилетней давности не погнушались бы поднять со смертного одра.

При этом Гурген Бешеный дико ненавидел своего земляка и конкурента Самвела Маленького – за то, что тот не только воздвиг напротив его бетонного красавца свой убогий железный сарай, но и установил демпинговые цены на ремонт и даже иногда выписывал квитанции, по которым клиенты могли предъявлять претензии по качеству, – обстоятельство, немало способствующее популярности Самвела среди горожан. Кроме того, конкурент распространял по городу подлые слухи, будто в мастерской Гургена в процессе ремонта портят автомобильную сигнализацию, имея целью последующее похищение ремонтируемого автомобиля.

Третьей персоной, добывавшей свой скудный хлеб лечением заболевшей авторухляди, был некий Айрат Земеля, прозванный так за то, что по-свойски звал своих клиентов «земелями», то есть земляками, – включая тех, кто заведомо не был таковым, даже никогда не отдыхал ни в одной кавказской здравнице и не любил шашлыка. Путь Земели к успеху был короток и незатейлив. Лет пять назад он арендовал четыре гаража в разных концах города, переоборудовал их путем присобачивания ярких табличек с флуоресцентными надписями и в мгновение ока заделался преуспевающим владельцем гигантской (по местным меркам) сети автомастерских.

На самом деле все три предпринимателя и все семь мастерских занимались одним и тем же – перебиванием номеров (ночью) и облапошиванием владельцев автомобилей (днем). Именно эта деятельность была для ремонтников основной, хотя изредка им приходилось размениваться на починку всякой не заслуживающей внимания автопомойки.

При этом и Гурген, и Самвел, и Айрат не гнушались даже таким неблагородным делом, как похищение автомобилей конкурентов с последующей перепродажей в соседние области. В связи с этим они испытывали друг к другу стойкую, переходившую границы самосохранения неприязнь.

– Наконец есть с кем по-мужски потолковать! – тихо обрадовался Веня, предвкушающе засучив рукава. Он проверил костяшки кулаков – они были прекрасны в своей безусловной бронебойности и для всякого вменяемого человека могли служить веской доказательной базой.

Первым Веня посетил Айрата, чей вросший в землю сарай находился в пределах прямой видимости от его конторы.

– Земеля! – обрадовался Айрат, с полувзгляда оценив убойную силу Вениных кулаков и проникнувшись уважением к их обладателю. – Заходи, дорогой! Все сделаем, починим и даже денег не возьмем!

Дедушкина коляска, нестерпимо сверкая спицами, торопливо вкатилась в ангар. Оказавшись в приятной глазу прохладной полутьме, солнце, запутавшееся в спицах, зайчиком скакнуло по стенам и погасло.

Итак, хозяин был радушен и сговорчив, к тому же однорук (его правая рука находилась в гипсовом плену), бить было некого – пришлось Вене от общепонятного языка жестов перейти к банальному человеческому языку, которым владел он не очень-то свободно. Зато Айрат обожал почесать язык о хорошего собеседника.

– Гурген – дрянь-человек, – горько пожаловался он. – Недавно про меня наговорил, будто я машинное масло растительным доливаю, отчего после ремонта портится двигатель. А сам машины ворует, людей убивает, трупы в подпол сваливает! Не веришь? – вскипел ремонтник. – Одному моему клиенту Самвел Маленький – сам! лично! – выпивши об этом рассказывал. А уж он-то знает Гургена как облупленного…

– Скажи, Айрат, – сочувственно кивнув, спросил Веня, – не приходилось тебе ремонтировать черный «джип-чероки» год назад?

Под словом «ремонтировать» Веня понимал некую совершенно специфическую деятельность, но вслух этого не произнес, понимая, что Айрат и так поймет. И Айрат понял, конечно. Он понял, что Веня все знает, но, как честный человек, не станет такого же честного человека бездоказательно обвинять, а особенно в том, в чем его можно обвинить, и поэтому, ударив себя в грудь загипсованной рукой, страстно возопил:

– Нет, Айрат – никогда, клянусь мамой! Я иномарки даже в ремонт и не беру, поскольку их не уважаю из-за враждебного советскому человеку происхождения. «Жигули» – вот это машина! А «мерседес» – тьфу, дрянь, телевизор на колесах… К тому же как его ремонтировать, одной кувалдой с непривычки даже и не справиться! Да я в жизни иномарку на порог своего гаража не пущу! Да я в лицо ее хозяину плюну, если он меня попросит хотя бы масло поменять. Пусть меня унесут семь шайтанов и семь гулей, пусть орел выклюет мне вывернутую печень, пусть мои дети вырастут ворами и бандитами, пусть моя жена станет блудницей и родит ребенка от первого встречного, коли я лгу!

Веня уважительно притих, очарованный потоком восточного красноречия, а дедушка принялся выводить носом тонкую свистящую мелодию, удивительно напоминающую «Боже, царя храни» в современной носоглоточной аранжировке.

– Значит, в нашем городе только Гурген иномарки ремонтирует? – очнулся Веня, когда поток красноречия замедлил свой бурный бег.

– И это называется «ремонтирует»! – всплеснул руками Айрат. – Гурген не одну машину ремонтом своим испортил! Мамой клянусь! Кстати, я знаю, про какой «джип» ты говоришь. Такой большой черный «джип»? Такой очень черный и очень большой «джип»? «Чероки»?

– Да, – кивнул Веня.

– Я видел его в мастерской Гургена примерно год назад. А точнее, 5 июля в шестнадцать часов тридцать шесть минут. Он стоял капотом на юго-юго-восток, левое заднее стекло поднято, правое переднее колесо спущено. На левом крыле белый след от птички. Правое зеркало вывернуто под углом в тридцать шесть градусов.

– Какие подробности! – удивился сыщик.

– Подробности… – проворчал Айрат. – Поневоле запомнишь, если уже в шестнадцать часов тридцать восемь минут тебя начинают лупцевать трое накачанных выродков… Их, земеля, Гурген нанял, недовольный, что я своими ценами его клиентуру отбиваю… А недавно эти мясники руку мне сломали на всю оставшуюся жизнь, отчего теперь я не могу зарабатывать на хлеб честным образом.

Он показал загипсованную до самого плеча и согнутую крючком руку.

Веня неодобрительно покачал головой. Мужской бой один на один – это да, считал он, а трое на одного – нет, нет и нет! Ну, разве что иногда… При большой необходимости… Если нет иного метода…

– А через неделю после ремонта этот самый «джип» сгорел! – негодуя, продолжал Земеля. – И женщина в нем сгорела, мамой клянусь! Я знаю, кому этот джип принадлежал, но не стану говорить. Потому у Айрата и нет никаких врагов, кроме Гургена. Айрат никогда не обманывает земляков, мамой клянусь!

– Ладно, – согласился Веня. – Только почем ты знаешь, что Гурген ремонтировал тот «джип», который сгорел?

– Потому что, если бы Гурген его не трогал, он бы не сгорел, – с потрясающей логикой ответил Айрат. – Гурген каждый месяц своего племянника в Москву отправляет с битых машин запчасти снимать, а потом этот металлолом за авторизированные детали выдает, клиентам ставит, после чего они бьются как ненормальные, а Гурген снова их ремонтирует… Мамой клянусь!

…Когда разговор закончился, коляска выкатилась из мастерской, и в спицах, как огненная белка в колесе, ликуя, заметалось веселое солнце.

– В одна тысяча шешнадцатом году, – задумчиво пожевал губами дед, – в тамбовской банде был один кавказец, не помню, как звали… Так мы тоже думали, что он врет, оказалось – просто по-русски плохо говорит. Его потом расстреляли. Милейший был человек…

Между тем Венины глаза, доселе тоскливые и мутные, слегка прояснели – он почуял настоящую работу.

– Так-так, – сказал он, любовно постукивая по ладони кулаком, – дальнейший план ясен! Значит, иду к Гургену, бью его по позвоночнику. Он падает. Я ему: «Говори!» А он… Нет, лучше сначала по ребрам!.. Короче, после разрыва селезенки он во всем признается… Вот тебе и доказательства!

– А если ему не в чем признаваться? – возразил дед.

– Тогда бью его под дых, – понятливо кивнул Веня.

Гурген

Цхх, дарагой! Захади, где твой автомобиль, конфетка из него будем делать, только деньги давай!

Как – нет автомобиля? Что ты за человек без автомобиля? И не человек вовсе, а незначительное недоразумение.

Какой такой черный «джип-широкий»? Не знаю никакой такой «джип». В глаза не видел, за колесо не держался…

Кто тебе сказал? Это Айрат сказал? Это тебе сказал убийца своего собственного дедушки и растлитель своей собственной сестры? Совратитель своей собственной матери и губитель горячо любимого отца?

И ты веришь человеку, про которого весь город знает, что отремонтированная им машина доезжает только до первого поворота! Про которого весь город знает, что он пустил по миру собственного брата и ставит на автомобили восстановленные тормозные колодки! Который насилует юных девственниц и подменяет новенькие воздушные фильтры уже использованными! Который при луне пьет кровь невинных младенцев и портит бензин присадками, которые повышают октановое число до бесконечности!

Вай, разве можно верить такому человеку? Который даже не человек, а живой шайтан!..

Кулаки забери, забери кулаки, кулаки забери, забери кулаки! По-хорошему договориться можно, я и так скажу, как все было, как не было, что будет… Только убери кулаки, дарагой!

Ну, был у меня в ремонте черный «джип-широкий», да, был. Ну, год назад. Ну, помню, чей он был. Да ты сам знаешь чей, по твоим кулакам вижу!

Кулаки забери, пожалуйста, я и так все скажу…

Старый он был, этот «джип», а старая машина – это не машина, дорогой, это позор нации! И чего удивляться, что женщина в нем разбилась? Как вообще женщин можно в машина сажать, тем более в такой большой, не знаю. Женщина должен на кухня стоять, суп-харчо варить, сына сиськой кормить, мужу сапог мыть.

Да нет же, говорю тебе, старый, дряхлый «джип», смотреть без слез нельзя, одна ржавчина. Как такой ездил без посторонней помощи, совсем даже непонятно. Я ему только тормозные шланги поменял, а больше не трогал.

Зачем поменял? Она просила – вот и поменял. Были новые – стали старые, дырявые… Зачем? Слушай, дарагой, я по-русски не очень хорошо говорить, зато все понимать, даже чего не говорить. Я не так сказал, на самом деле старые, дырявые шланги снял, новые, целые поставил.

Старые куда дел? Да вот они, после ремонта остались, берегу для подходящего случая. Совсем новые, ни дырочки, сам себе такие поставил бы, только некуда.

Кто на машине приезжал? Такая красивая женщина, которая потом разбилась.

Что ты мне фотографию показываешь? Думаешь, на ней та самая женщина? Но здесь не женщина, а девочка, пятнадцатая во втором ряду…

Ну, пусть будет та самая, если хочешь… Да-да, я ее признаю, это она, только кулаки спрячь, пожалуйста, дарагой…

Ты что, дарагой, никогда я никому номера не перебивал! Гурген – не бандит и не вор, Гурген честный мастер! Да и зачем номера перебивать на такой старый дряхлый «джип», смотреть без слез больно, такой он новый и неезженый?

Нет, Гурген номера не перебивал, но Гурген знает, кто перебивал.

Слушай сюда, по секрету тебе скажу… Это Самвел, выродок и отцеубийца, сделал, мамой клянусь, он! Он машины ворует, бизнес нечестно ведет, клиентов обманывает. У него даже сварочный аппарат «Чилита» имеется, новые номерные площадки приваривать, спектральные анализаторы обманывать!

А Гурген – хороший человек, совсем хороший, честный. Приезжай на свой автомобиль, конфетка делать будем забесплатно! Только убери кулаки, дарагой!

– Уже кое-что, – обрадовался Веня, выходя из очередного автосервиса. – Теперь иду к Самвелу, бью его по шее… – Он тяжело задумался. – Нет, сначала спрашиваю: «Ты перебивал?» – а потом ломаю коленную чашечку. Потом делаю трещину в берцовой кости, потом в копчике, а если и после этого не признается, то… попросту, без затей бью его в челюсть! – И добавил, радостно потирая руки: – Эта работа начинает мне нравиться!