Текст книги "Как музыка стала свободной. Конец индустрии звукозаписи, технологический переворот и «нулевой пациент» пиратства"
Автор книги: Стивен Уитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Такая сделка – пример, почему Моррис выделялся из всех. Далеко не каждый руководитель рекорд-компании потратит столько денег на мелкий лейбл ради одного артиста, при том что все остальные – непонятно кто, рэпперы, которые свои альбомы записывали на кухне у Менни Фреша. Годы поиска будущих звёзд научили Морриса тому, что не существует никаких «региональных» или «локальных» хитов. Хит – он всегда глобален, просто ждёт, пока ему сделают нормальный маркетинг. Моррис бросил на этот лейбл промо-команду Universal, и через несколько месяцев «Back That Azz Up» уже звучала на Ибице.
После ребрендинга обновлённая Universal Music Group добилась большого успеха, а вот Seagram испытывала серьёзные трудности. Спиртные напитки продавались плоховато, а киностудия выпускала совершенно никакие фильмы. Сперва «Водный мир», потом «Знакомьтесь, Джо Блэк». Далее были « Пик Данте», «Меркурий в опасности», «Братья Блюз-2000», «Флот МакХэйла», «Флиппер» и «Это старое чувство». С того момента, как Бронфман приобрёл киностудию, дела её с каждым годом шли все хуже. Самым плохим для неё стал 1998 год – самый убыточный для студии-мейджора за всё существование Голливуда.
Близость к знаменитостям способна затмить разум: музыку продавать веселее, чем промышленную смазку, невзирая на интересы акционеров. Журналисты вообще всегда недолюбливали Бронфмана-младшего, а с крахом киностудии и вовсе почуяли кровь. На Уолл-Стрит он стал мальчиком для битья, для прессы – пиньятой (игрушка, наполненная конфетами, которую дети с завязанными глазами разбивают на дне рождения, – прим. пер.)[49]49
Точная цитата о Бронфмэне, определение, которое придумал один из неназванных управленцев индустрии развлечений: «Он прям пиньята какая-то! Ударь его, и деньги посыплются». Bruck, «Bronfman's Big Deals», 77.
[Закрыть]. Его нахождение в должности генерального директора совпало со временем, когда рынок акций без фиксированного дивиденда показал чуть ли не лучшую прибыль в истории США, а доходность Seagram оставалась на одном уровне, хотя удвоилась в цене даже проданная часть DuPont.
Universal Music Group – единственный луч света в этом мрачном царстве, с этим соглашались даже самые жёсткие критики Бронфмана. Он решил использовать силу Universal и в мае 1998 года объявил о новой сделке: Seagram продаёт своё подразделение Tropicana компании Pepsi, а на вырученные деньги покупает у Philips лейбл PolyGram Records. Торговля апельсиновым соком заключала в себе всё, что Бронфман ненавидел: скука, стабильность, высокий доход. Музыкальный бизнес – это, напротив, всё, что он любит: весёлый, гламурный, полный непредвиденного риска. По завершении сделки большую часть дохода Seagram будет получать от индустрии развлечений, а Моррис снова окажется одним из самых влиятельных музыкальных менеджеров в мире.
После этого объявления акции Seagram упали. PolyGram никто не считал лейблом будущего. Его самый продаваемый артист – мальчишеское трио Hanson с песней «МММВор», а по большей части в каталоге лейбла – позавчерашние герои: Элтон Джон, Брайан Адамс, Bon Jovi, Boyz II Men. Правда, он сохранял довольно крепкие позиции на зарубежных рынках, и это так же, как и права на дистрибуцию бэк-каталога, делало его дорогим.
Цена вопроса – десять миллионов долларов. Руководство Seagram подготовило проспект сделки: необходимый с точки зрения закона публичный документ, который представлял акционерам её экономическое обоснование. Проспект предсказывал высокий рост в будущем и цели, которых надо достичь, чтобы оправдать потраченные средства. Как это принято в американских корпорациях, были взяты цифры роста предыдущих трёх лет, и этот тренд экстраполировался в необозримое будущее.
Согласно требованиям закона, проспект содержал всестороннюю оценку рисков. Главный среди них – пиратство, которое мешало рекорд-индустрии с момента её возникновения (на самом деле пиратство начало мешать творческим индустриям со времени изобретения книгопечатания, то есть в контексте разговора об авторских правах термину «пират» более трёхсот лет)[50]50
В 1709 году британский колумнист Джозеф Аддисон жаловался в журнале The Tatler. что «кучка негодяев, которых мы, писатели, называем пиратами, перепечатывают новые книги, стихи и проповеди в меньшем формате и продают дешевле, в точности как воры поступают с краденым».
[Закрыть].
К пиратству каждый менеджер рекорд-бизнеса относился крайне серьёзно, ведь PolyGram вынужден был уйти с некоторых рынков Азии и Латинской Америки именно из-за распространённости там «палёных» дисков. В этих странах пиратство было незаконным бизнесом организованной преступности, а не деятельностью одиночек-энтузиастов, но с растущей доступностью домашних устройств для копирования CD проблема могла затронуть и Европу, и Штаты.
Нечто подобное уже происходило раньше, в начале 80-х, с аудиокассетами, когда появились двухкассетники. Инвестиционные банкиры помнили об этом. Они стряхнули пыль с исследований шестнадцатилетней давности о последствиях моды на переписывание кассет в домашних условиях, проведённых экономистом Аланом Гринспеном, ныне председателем совета управляющих Федеральной резервной системы США. Исследование Гринспена, проведённое в период сильного падения продаж в 1982 году, представило независимый взгляд на индустрию. В падении доходов он винит пиратов и рассматривает различные ценовые стратегии, с помощью которых рекорд-бизнес мог бы противостоять этой тенденции. Однако, применяя сложные эконометрические расчёты, он приходит к выводу, что ни повышение, ни снижение цены на пластинки никакого результата не даст. Остановит спад продаж, согласно вычислениям Гринспена, только агрессивная борьба с пиратством через усиление антипиратских законов. Другими словами, успех капитализма зависит от активного вмешательства государства (Гринспен сам не понимал, насколько важной эта идея станет в ближайшие годы).
Дагу Моррису очень нравилась идея бросать пиратов в тюрьму. Однако, из кассетной эпохи он вынес совсем другой урок: проблему не решить звонком в полицию, её можно решишь только альбомами типа «Thriller». По мнению Морриса, этот мегаселлер Майкла Джексона 1982 года спас тогдашнюю рекорд-индустрию. И сейчас требовалась не жёсткость закона, а хиты. Хитовых записей не хватало. Тогда музыкальная индустрия существовала в параллельном мире и вообще не понимала вкусов народа, но «Thriller» всё изменил: с него начался ренессанс поп-музыки. Моррис не принимал участия в выпуске «Триллера», но он по-особенному к нему относился. Альбом этот являлся исключительным достижением корпоративного производства культуры, бессмертным произведением искусства, которое остаётся главным музыкальным бестселлером всех времён и народов.
Так что когда Моррис прочитал в проспекте предупреждения о грядущей волне CD-пиратства, он не очень обеспокоился. Конечно, на пиратство закрывать глаза нельзя, но физически оно неспособно подорвать бизнес. Моррис полагал, что пока он будет штамповать хиты, люди будут покупать «родные» диски. К тому же после слияния маржа компании будет больше, чем когда-либо. Дело в том, что у PolyGram несколько крупных заводов, производящих CD по всей Америке, включая тот крупный, в Кингс-Маунтин, печатавший «All Eyez on Me». И как только они станут частью производства и дистрибуции Universal, то накладные расходы сократятся примерно на $300 млн в год (как обычно, благодаря этой экономии никак не планировалось скостить цену на диск для конечного потребителя).
Проспект указывал и на другие риски. Например, что вкусы покупателей изменятся. По совсем апокалиптическому сценарию, например, люди перестанут скупать альбомы трио Hanson. Или что у Universal станут перекупать артистов, или, скажем, Cash Money в следующий раз не пойдёт на сделку, а, допустим, Bon Jovi сбежит к Sony. Ещё рассматривался риск экономического спада в стране; такое, правда, индустрия переживала, но мог начаться такой кризис, с которым ничего не сделаешь. Ну, и самое страшное: риск потерять ключевую фигуру. У Дага Морриса, например, случается инсульт или ему на голову падает кирпич.
Однако, самый большой риск составители отчёта не заметили вовсе. В ноябре 1998 года, когда вышел проспект, интернет стал так популярен, что на него невозможно было закрывать глаза, но менеджмент Seagram не счёл эту технологию достойной анализа и упоминания. Так что в проспекте для покупки PolyGram про интернет не говорилось ни слова, как не говорилось и про нарождающийся рынок широкополосного доступа в сеть для простых юзеров. Также там не говорилось ни про персональные компьютеры и технологии сжатия аудио, ни про стриминг, ни про файлообмен. И даже про mp3 не было ни слова.
ГЛАВА 7
К 1996 году Telos Systems, сделавшая ранее ставку на mp3, контролировала 70% североамериканского рынка спортивного эфира. Их главный конкурент выбрал mp2 и потерпел сокрушительное поражение. Коробочки Zephyr теперь стояли практически на каждом большом стадионе Северной Америки, а также на крупных радио– и телестанциях. Артисты озвучания использовали Zephyr для работы дома, чтобы не ходить в дорогостоящие студии. Само слово «зефир» обрело глагольную форму, означавшую «пересылать звук цифровым способом». Так и говорили: «Можешь зазефирить мне то интервью с Павлом Буре?»
Успех устройства в честной конкурентной борьбе на открытом рынке возродил интерес к формату, который весь мир давно похоронил. Да, комитеты по стандартизации mp3 ненавидели, но народ-то – обожал. Благодаря такому успеху, у Фраунгофера появились новые контракты. Macromedia лицензировала mp3 для своего мультимедийного кодека Flash, Microsoft —для ранней версии Windows Media Player, стартап, спутниковое радио WorldSpace – для вещания в южном полушарии. Общая выручка от этих сделок была скромна,её хватало на поддержание существования технологии, но совершенно не покрывало тысячи человеко-часов и миллионы долларов, потраченных Фраунгофером на разработку и развитие.
Поэтому ближе к концу 1996 года Фраунгофер уже готов был отравить mp3 на пенсию. Разработка и усовершенствование закончились, и никто уже не работал над mp3 активно. Планировалось пересадить ограниченную клиентскую базу на второе поколение формата Advanced Audio Coding, разработка которо-го близилась к завершению. ААС оправдал надежды. Он на 30% быстрее mp3 и использует разнообразные новые техники, позволяющие сжимать файлы даже сильнее, чем 12 к 1, не теряя при этом идеальной прозрачности звука. Четырнадцать лет спустя зайтцеровские видения будущего воплотились в реальность, и когда в конце 1996 года Фраунгофер представил технологию ААС на стандартизацию, формально это означало, что mp3 устарел.
Что произошло потом, никто не помнит... Краткосрочная амнезия затронула всех: Бранденбурга, Грилла, Поппа, Герхойзера, Эберляйна, Херре и даже Зайтцера. Вообще, все в команде Фраунгофера отличались прекрасной памятью. Никому из них не составляло труда припомнить какое-нибудь событие двадцатилетней давности чётко и ясно. Также они всё хорошо архивировали, любые свои рассказы о прошлом могли спокойно подтвердить фотографиями и документами. Но когда речь идёт о том загадочном периоде конца 1996 – начала 1997 годов, все они совершенно беспомощны. Никто, ни один из них, не в состоянии сказать, когда же он впервые услышал слово «пиратство». Команда Фраунгофера, конечно, не чуралась интернета, но тот интернет, который они знали – это инструмент для исследований и для торговли, а не какая-то тёмная субкультура анонимных тинейджеров-хакеров. Наивные, они ещё не знали, что грядёт. Где-то там, в андеграунде, взломанные DOS-программы L3Enc, написанные Гриллом, штамповали тысячи тысяч пиратских файлов. Где-то там уже «крякнули» WinPlay3, и плеер, который должен был самоуничтожаться после двадцати прослушиваний, теперь работал вечно и с полным набором функций. Эти две программы вместе распространялись в чатах[51]51
Распространение сразу в одном пакете L3Enc и WinPlay3 стало благоприятным для начала применения этих программ. Для сравнения: домашние CD-проигрыватели и домашние устройства для копирования CD разделяет промежуток в 14 лет
[Закрыть].
Но это не всё. Некоторые группы warez'a ещё и сливали прямые линки на FTP-сервер Фраунгофера вместе с ворованными серийными номерами L3Enc и WinPlay3. К середине 1996 года администраторы Фраунгофера, следившие за базой данных, отметили резкий скачок траффика на FTP из-за «софта» для mp3[52]52
См., например, пособие по mp3 Digital Audio Crew, 30 августа 1996 года.
[Закрыть]. К концу 1996 года гигантскую волну скачиваний L3Enc и WinPlay3 уже невозможно было игнорировать. Программное обеспечение для mp3 игнорировалось годами, а тут вдруг, наконец, такой интерес. Странно, но никто из фраунгоферовских исследователей не может припомнить детали этого удивительного поворота событий.
Официальная реакция Фраунгофера появляется только 27 мая 1997 года. В тот момент Бранденбург находился на конференции в Америке, где ему кто-то дал номер газеты USA Today. В разделе «Жизнь» на восьмой полосе была запрятана статья музыкального журналиста Брюса Харинга, в которой впервые в «нормальной» прессе упоминался mp3. Заголовок – «Развитие аудиотехнологий помогает пиратам». К статье подвёрстан небольшой комментарий восемнадцатилетнего первокурсника Стенфордского университета Дэвида Уикли: «На вебсайтах полно альбомов».
В конце марта этого года Уикли выложил на свой личный сервер, управляемый университетской системой, 110 музыкальных файлов (включая записи Beastie Boys, R. Е. М, Cypress Hill и Натали Мерчант), и вскоре посещаемость составила более 2 000 человек в день – это 80% всего исходящего трафика Стенфорда.
Бранденбург сразу понял, что это важно и что об этом нужно рассказать коллегам в Фраунгофере. Он взял ножницы и вырезал статью из газеты.
Бранденбург осуждал пиратство, как, в общем-то, и все в Фраунгофере – они же были учёными, которые зарабатывали на жизнь интеллектуальной собственностью. Они свято верили в дух и букву закона о защите авторского права. Они не участвовали в файлообмене, никто из них в жизни не спиратил ни одного файла. По возвращении Бранденбурга в Германию, они подготовили ряд мер противодействия. Они донесли властям на нескольких самых наглых хакеров и договорились о встрече с Американской Ассоциацией Звукозаписывающей Индустрии (RIAA, организация, которая отстаивает интересы музыкальной индустрии) в их штаб-квартире в Вашингтоне, чтобы оповестить о том, что происходит. На встречу с RIAA тем летом Бранденбург принёс усовершенствованную технологию: mp3 с защитой от копирования. Хотя он сам лично недавно убедился, что профессиональный опытный компьютерщик может сломать эту защиту, но полагал, что обычный пользователь с такой преградой не справится. На встрече Бранденбург продемонстрировал всё в действии и предложил RIAA сразу принять эту технологию. Обыграть mp3-пиратство, как он полагал, можно, если предоставить ему легальную альтернативу.
Ему очень дипломатично объяснили, что вообще-то музыкальная индустрия не верит в цифровое распространение музыки. Он решил, что это совершенно абсурдный довод: музыкальная индустрия уже втянута в цифровую дистрибуцию. Для боссов рекорд-компаний стойки с дисками в магазине выглядят вполне современно, но для инженера они – просто места неэффективного хранения данных. Бранденбург ещё раз попробовал донести свои доводы, но его манера объяснения – терпеливо, методично, как у учёных – никого не испугала. Так что он сел в самолёт и улетел домой.
Почему они не услышали его? Позже в RIAA объясняли это по-разному[53]53
Особенно Хилари Розен, которую поддерживали Кенсуил, Бранденбург и Грилл.
[Закрыть].
Во-первых, Бранденбург вроде бы рекламировал себя: чтобы легально продавать mp3, музиндустрия должна была получить на них лицензию Фраунгофера, а это дорого. Учитывая, сколько вообще в интернете уже пиратских файлов, предложение Бранденбурга звучало почти как шантаж и вымогательство, хотя, конечно, сам он ничего подобного не имел в виду.
Второе объяснение заключается в том, что на самом деле RIAA не отвечает за музыкальную индустрию. Верно обратное: это лоббистская организация, которая получает заказы от Большой шестёрки. Сотрудники RIAA – это инсайдеры в вашингтонских структурах, которые должны разговаривать с законодателями о законах, защищающих авторские права; это частные детективы, которые вместе с силовиками ловят пиратов; это бухгалтеры, которые присуждают «золотые» и «платиновые» статусы альбомам. У этой организации нет ни капитала, ни власти, чтобы начать крупные инвестиции в технологию цифрового распространения музыки. Бранденбург попросту обратился не к тем.
С другой стороны, если б им действительно было не наплевать, они бы могли перенаправить Бранденбурга на любой мейджор-лейбл, но они и этого не сделали. И тут появляется третья причина, которая всё объясняет: они ничего не сделали, потому что так сказали их технические специалисты. Студийные инженеры ненавидели mp3. Они крутили ручки микшерных пультов и сводили альбомы. Они отвечали за качество звучания готовых альбомов, а mp3, по их мнению, звучал дерьмово. Цеховое сопротивление оказалось самым большим препятствием, помешавшим вовремя принять mp3. Но у звукоинженеров были на то причины. Взломанные версии L3Enc, гулявшие по интернету, не давали качественный звук: разницу в звучании CD и пиратского mp3 легко улавливал любой слушатель. Но звукоинженеры – они совершенно конченые аудиофилы, презиравшие даже высококачественные mp3. Для них записать неощутимые звуковые тонкости музыки – это профессиональный долг на грани одержимости. А теперь какой-то Бранденбург предлагает уничтожить 90 процентов труда их жизни.
Подобное Бранденбург слышал и ранее. В качестве опровержения он ссылался на теоретическую работу Эберхарда Цвикера, которая доказывала, что информация, уничтожаемая при оцифровке, ухом всё равно не воспринимается, что подтверждено и двойной слепой проверкой. Бранденбург всегда ставил себе целью прозрачность, и к 1997 году он считал, что может её достичь в 99 процентах случаев[54]54
Даже сейчас некоторые особенные звуки способны сбить с толку психоакустический mp3-кодировщик. Особенные трудности вызывают кастаньеты.
[Закрыть].
Студийные инженеры не верили в это, убеждённые, что на любом уровне качества уловят массу отличий CD от mp3, и, более того, возмущались, когда их профессиональное суждение ставили под вопрос.
Многие знаменитые артисты с этим соглашались. Некоторые, как, например, Нил Янг, годами боролись за сохранение стандартов аудио и проиграли[55]55
Нил Янг сам признавался, что от гитарных примочек давно оглох наполовину, но здесь у него донкихотская миссия.
[Закрыть].
Но здесь шёл не просто технический спор. Это была битва цивилизаций. Хотя практически звукоинженеры и учёные работали в одной сфере, но на самом деле – это существа разных пород. Звукорежиссёр – это человек с образованием в области музыкального менеджмента, а не дипломированный инженер. Многие другие – сами музыканты и авторы песен – со временем вырастали в высокооплачиваемых продюсеров (Джимми Айовин сам так начинал). Другими словами, они сами артисты, у них отсутствует научный взгляд на мир. Для студийных чуваков звук – категория эстетическая, описываемая в терминах вроде «тон» и «тёплый». Для учёных же звук – это физическое явление Вселенной, колебание воздуха, описываемое логарифмическими единицами. Когда физик-акустик спорит с продюсером записей, они на самом деле разговаривают на разных языках.
Ну и, наконец, никакие данные и выкладки не способны целиком и полностью подтвердить мнение Бранденбурга. Ухо – это орган с такими же индивидуальными особенностями,как отпечаток пальца, так что звучащий мир у каждого свой. Хотя, конечно, один студийный звукоинженер вряд ли слышит что-то такое, что упускают сотни опытных профессионалов, но и исключать такой возможности нельзя. Как бы то ни было, но на время эта точка зрения выиграла.
Для Бранденбурга наплевательское отношение RIAA оказалось неудачей небольшой, а вот для музыкального бизнеса – чудовищной непоправимой ошибкой. Даже если принять мнение маньяков микшерного пульта, тем не менее, какое отношение качество звука имеет к продажам? Не так давно воспроизведение аудио на дому сопровождалось треском виниловых пластинок на дешёвых вертушках, а «портативное» аудио звучало из приёмника АМ-диапазона на пляже. Звук mp3-то был гораздо лучше всего этого. На самом деле, подавляющее большинство слушателей не обращают никакого внимания на качество записи, и вот эта одержимость идеальным качеством звука означала только то, что рекорд-индустрия просто перестала понимать своего клиента.
Другие индустрии действовали мудрее. Там, где мейджор-лейблам померещился упадок, производители домашней электроники узрели знак доллара. Примерно в то же время, когда состоялась первая встреча с RIAA, во Фраунгофер обратились независимо друг от друга две корейские компании, Diamond Multimedia и Saehan International. Обе хотели выпустить первый в мире портативный mp3-плеер (им было невдомёк, что двумя годами ранее Харальд Попп уже заказывал работающий прототип). Ни у первой, ни у второй компании не было вразумительной концепции дизайна, и Анри Линд быстренько провёл переговоры по этим сделкам, полагая, что вскоре подтянутся японские гиганты бытовой электроники Sony и Toshiba.
Они не подтянулись. Начав как рисковые стартапы, эти японские мейджоры теперь уже потеряли вкус к риску. А mp3 представляли опасность: большинство файлов в интернете нелегальные, хранить их – подсудное дело. Индустрия электроники и музыкальные мейджор-лейблы и так всю жизнь находились в непростых отношениях. Например, появление в 1980-х двухкассетных магнитофонов вызвало шквал судебных разбирательств. Теперь осторожные Sony, Toshiba и другие японские лидеры спокойно наблюдали с бережка, как корейские игроки второго ряда заплывают в кишащие акулами воды.
Но есть индустрия, которая обожает скандалы. Это пресса. После статьи в USA Today пиарщиков Фраунгофера завалили запросами на интервью, а кампус Эрлангена наводнили телевизионные команды с камерами. Журналисты, понятно, хотели знать, кто главный ответственный за эту технологию, и, конеч-но же, сфокусировались на Бранденбурге. Он аккуратно уклонялся. В следующие годы, когда mp3 уже во всём мире считался аудиотехнологией будущего, его изобретатель удивительным образом сохранял почти что анонимность.
Он добился этого, преуменьшая свою роль. В каждом интервью он повторял, что mp3 – это коллективное изобретение, у него нет одного отца, усилия всей команды очень важны (это вообще первое, что обычно срывалось с его уст). Дальше он отмечал важность всех вложившихся в проект: Thompson, AT & Т, а в поздние годы и вообще – саму MPEG. Иногда упоминал даже MUSICAM, поскольку их фильтр Фраунгофер был вынужден использовать. Это означало, что когда денежки потекли, то какие-то крохи получал даже Philips.
Бранденбург рисовал публике эдакий обширный консорциум, включающий ворох патентов, денежные потоки от лицензий, проект, в котором десятки акционеров и никакой центральной движущей силы. Но Анри Линд подозревал другое. Будучи лицензионным менеджером, он один из немногих сумел разобраться в бумагах и понял, что Бранденбург просто мутит воду. Этот феномен он назвал «спрятаться в команде».
Безусловно, Бернхард Грилл, Харальд Попп и остальные из оригинальной шестёрки сделали свой вклад, и Бранденбургу крупно повезло собрать команду из таких талантов. Правда, что Thompson обеспечил серьёзную поддержку в решающий момент, особенно в виде Линда. Правда, что у проекта много акционеров – двадцать разных патентов на всю mp3-технологию приносили проценты по меньшей мере двум дюжинам изобретателей, после того как причастные организации получали свою долю[56]56
Информация об mp3-патентах MP3licensing.com, интервью с Бранденбургом и Линдом, Европейским патентным офисом и мои сведения.
[Закрыть].
Нужно было глубоко закопаться в лицензионные соглашения, чтобы обнаружить: от mp3-лицензий Бранденбург получал гораздо, гораздо больше, чем кто-либо ещё. Его имя фигурирует в патентах чаще любого другого, а в первом и самом главном, выданном в 1986 году, оно вообще одно. Он обладал огромной долей в mp3-проекте.
Именно это он пытался сокрыть. Человеком он был скромным, внимание ему не нравилось, и всё это, вероятно, осложнялось его немецкой культурой, где считается неприличным выставлять богатство напоказ. А может быть, это был такой тонкий отвлекающий манёвр не без иронии, ведь его состояние, сделанное на интеллектуальной собственности, обернулось самым гигантским нарушением авторских прав в истории.
Коммерческий потенциал mp3 начали замечать и другие. Поначалу инноваторы вели себя как Diamond и Saehan, то есть законы об интеллектуальной собственности их не очень волновали. В апреле 1997 года Джастин Франкел, первокурсник Университета Юты представил Winamp – mp3-плеер, фактически WinPlay3 с небольшими внешними изменениями, из которых главное – возможность создавать плейлисты. Франкел не озаботился получением лицензии Фраунгофера, хотя сохранил даже первородный грех Грилла – бездумно сделал дизайн а ля тот же монохромный LCD-экран[57]57
Nullsoft в итоге стал лицензиатом Фраунгофера, но только после того, как Winamp получил широкое распространение и после угроз суда.
[Закрыть].
За один год Winamp скачали 15 миллионов раз, примерно в то же время несколько компаний выпустили свои mp3-кодировщики – совершенно легально, по лицензии улучшенные L3Enc. Оригинальное ПО Грилла для mp3 вскоре уступило этим, гораздо более симпатичным внешне, программам и исчезло.
В сентябре того же года в университеты и колледжи поступили вчерашние школьники – так у них появилась беспредельная возможность копировать и обменивать музыкальные файлы при полном нежелании/невозможности платить за музыку (я сам один из них). Количество файлов на веб-сайтах и «андеграундных» серверах выросло на несколько порядков. В комнатках общежития у каждого первокурсника хард под завязку был забит пиратскими mp3 – вузы сами оказались в роли невольных сообщников. Вообще, музпиратство поколения 90-х напоминало наркоманию молодёжи 60-х: и те, и другие попирали общественные нормы и закон, не слишком задумываясь о последствиях.
Шесть лет mp3 оставался мировым технологическим лидером в своей области. За это время он распространился от крошечной ниши до всего рынка. Когда появился ААС, mp3, казалось бы, официально устарел: сам изобретатель отстранил его от службы. И тут вдруг оказывается, что это – формат будущего. Бранденбург от этого выиграл. Выиграли также Грилл, Попп и остальные члены команды. Выиграли все исследователи из Фраунгофера, кто присоединился к команде в процессе, поскольку германские законы гарантируют изобретателю определённый процент гонорара, и это неотчуждаемое право, которое никакими переговорами изменить невозможно. Другим повезло меньше. Американское законодательство тоже защищает патент и авторские права Конституцией, не меньше, но права на будущие доходы, как и всё в США, могут быть объектом купли-продажи[58]58
Конституция США даёт Конгрессу право «поощрять развитие наук и ремесел, обеспечивая на определенный срок авторам и изобретателям исключительное право на их произведения и открытия», Статья I. раздел 8, пункт 8.
[Закрыть].
Американский партнёр Бранденбурга, Джеймс Джонстон, перейдя на работу в Bell Labs, свои права отписал AT&T, то есть даже когда на mp3 свалился такой успех, который он не мог вообразить даже в самых горячечных мечтах, Джонсгон не заработал ничего.
В то же время Линд начал замечать, что Бранденбург стал немного меняться. Вместо вечных свитеров он начал носить спортивные пиджаки с галстуками. В разговоре он меньше касался модифицированных дискретных косинус-преобразований, но больше говорил о позиционировании на рынке и барьерах входа на него. Он начал понимать силу открытых рынков со свободной конкуренцией и, как любой хороший капиталист, всеми силами старался избежать попадания на них. Еще Линд заметил, что, может, Бранденбург и чудаковат сам по себе, но никакого расстройства личности у него нет. Напротив» в последние годы он стал как-то очень хорошо разбираться в людях, их склонностях и желаниях. Он оказался отличным учеником, выучившим человеческую натуру, как науку, а его странность выглядела уже как маской и костюмом.
В последующие месяцы, да и годы, Линд видел, как Бранденбург использует свои познания как в бизнесе, так в отношениях с людьми, чтобы склонить весь мировой рынок музыки в пользу команды Фраунгофера. Началось с ААС. Новый стандарт был лучше mp3, он его превосходил. В совершенном мире одно заменили бы другим, на радость конечному потребителю, то есть mp3 на ААС, причём ещё в 1996 году. Но Бранденбург сделал так, чтобы этого не произошло. Вместо этого он разделил рынок: ААС отошло производителям бытовой электроники, сотовых телефонов и HD-телевидения, а mp3 продвигали домашним потребителям для музыки.
Зачем он так поступил? Ну, хотя он получал деньги и за то, и за другое, все же его доля в mp3 была выше. Также это радовало его коллег, вознаграждаемых, наконец, за годы работы. Потребители вроде бы тоже не жаловались. Для них mp3 являлся чёрным ящиком, из которого выскакивала бесплатная музыка, а появление ААС их бы просто сбило с толку. Короче говоря, с инженерной точки зрения такие манёвры можно описать одним словом: политика.
К 1998 году завершилось путешествие Бранденбурга на тёмную сторону. Он преуспел с обоими форматами, стал звездой инженерного мира, его считали провидцем. Общество Аудиоинженеров наградило его медалью «За технические достижения» – первая, но далеко не единственная его награда. Политические симпатии внутри MPEG сдвинулись от Philips и MUSICAM к Фраунгоферу и Бранденбургу. Те же самые инженеры, что когда-то игнорировали обращения Бранденбурга, теперь принимали его мнение как последнее слово.
MPEG унижал его не раз и не два. В 1990 году в его технологию подсадили раковую опухоль. В 1995 году его предали, выпотрошили и оставили подыхать. А в 1998 году он стал практически всем заправлять: на собрании MPEG в том году одного японского представителя попросили оценить какое-то предложение, и японец ответил «спросите его», указав на Бранденбурга.
В мае 1998 года Saeha представила плеер МРМan. Этот первый массовый mp3-плеер представлял собою коробочку с монохромным экраном. Стоил $600, хранил в памяти пять песен. Обозреватели его раскритиковали, а покупали только какие-то энтузиасты. Брандербург решил, что эта штука просто wunderbar (нем. «прекрасная», – прим. пер.) и заказал три экземпляра. Во Фраунгофер стали обращаться многие другие компании. Попп и Грилл сменили роли от разработки технологии к управлению людьми и финансовыми потоками.
В конце 1998 года Бернхард Грилл отправился в Лос-Анджелес, чтобы работать над некими деталями лицензионного соглашения. После он отправился за покупками в ближайший загородный молл. Он ехал на эскалаторе радом с двумя типичными «тусовщиками из супермаркета» и услышал, что они болтают про технологию, в изобретении которой он поучаствовал. «Они называются эм пэ три, – сказал один тусовщик. – С ними можно музыку в компьютер заливать, а потом в интернете меняться. Слыхал что ль? Я терь токо так всё музло достаю».
Золотое ухо Фраунгофера всё это услышало, невольно. Но Грилл ничего не сказал. Он понял, что произошло что-то совершенно нереальное. Он только сейчас осознал, что именно случилось: война форматов окончена полной победой. Его победой.
