Текст книги "Как музыка стала свободной. Конец индустрии звукозаписи, технологический переворот и «нулевой пациент» пиратства"
Автор книги: Стивен Уитт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
На следующий день Моррис вызвал своего помощника Зака Хоровица. Состоялась замечательная беседа.
– Они продают рекламу, – сказал Моррис.
– Кто? – спросил Хоровиц.
– Да все они. Сайты! Ставят рекламу на наши видео.
– Даг, – возразил Хоровиц, – Но ведь наши клипы – бесплатные, их снимали для промоушна.
– И чего они промоутируют теперь? – спросил Моррис. – Альбом «Get Rich or Die Trying»? Но он вышел четыре года назад.
– Даг, мы эти видео отдаём бесплатно.
– Больше не отдаём, – заключил Моррис.
И приказал Хоровицу составить ультиматум всем крупным сайтам: отчисляйте нам восемь десятых с цента за каждый просмотр любого нашего клипа, или мы все их заберём. К концу 2007 года тысячи клипов на YouTube превратились в чёрные прямоугольники, а все артисты из ростера Universal исчезли с крупных сайтов, размещавших видео.
Изъятия затронули не только официальные, лицензированные музыкальные клипы, но и миллионы любительских поделок, где использовалась музыка артистов Universal. Ваш офигенно смонтированный под песню «Sixpence None the Riches» романтичный момент в отношениях Росс и Рейчел, ваша нарезка свадьбы Брэда и Шерон под пение Джоша Гробана – всё теперь без звука. Реакция комментаторов YouTube оказалась совершенно ожидаемой. В тысячах тредов Морриса лично поносили последними словами за жадность.
Но то, что так разозлило публику, привело артистов Морриса в восторг, потому что сайтам, размещавшим видео, ничего не оставалось делать, как пойти на переговоры. Они, в итоге, стали отчислять Universal значительную долю доходов от рекламы. С помощью нескольких запугивающих писем, натканных его юристами, Моррис сделал несколько сотен миллионов долларов практически из ничего.
Mp3-революция застала его врасплох, но, в конце концов, чему-то научила. Он твёрдо решил, что ничего подобного с ним больше не произойдёт. Он стал искать похожие источники дохода. Реклама на стриминге – новый рубеж, возможность исправить ошибки прошлого. Моррис теперь следил не только за чартами, но и за главным показателем интернета, условной единице под названием «Цена за тысячу показов» (cost per thousand, CPM). Смысл этого показателя – сколько рекламодатели готовы платить за тысячу просмотров. Тариф СРМ определяется текущими электронными аукционами, и цены варьируются от долей цента до сотен долларов. Тарифы СРМ для видео особенно высоки: в среднем, 30 баксов за штуку.
Моррис всё лучше и лучше понимал всю эту новую экономику, и в результате придумал свой видеосервис – Vevo. Видеоклипы решили использовать для промоушна альбома много лет назад, ещё на заре эры MTV. Моррис такой подход не считал слишком правильным, но теперь появилась возможность перевернуть ситуацию. В течение 2008 и 2009 годов он руководил созданием централизованного хранилища видеоклипов – 45 000 роликов за сорок лет. С рождением Vevo видеоклипы стали представлять собой самостоятельный актив, ценный сам по себе: подчас клип зарабатывал больше, чем альбом, который он вроде бы должен рекламировать.
Сайт презентовали в декабре 2009 года на крутой вечеринке в Нью-Йорке. Обычно Моррис сторонился прессы, но тут решил привлечь внимание всех, кого только можно. Вечеринка удалась. Сказали речи Эрик Шмидт, CEO Google, и вокалист U2 Боно. Выступили Леди Гага и Адам Ламберт. Рианна пришла в спортивном плаще с вырезом до пупа. Тимберлейк в кепке и роговых очках напоминал юного разносчика газет. Янг Джизи – в солнечных очках и бриллиантовых серьгах, с бейсболкой, свёрнутой на 135 градусов вправо. Потрясающая девятнадцатилетняя Тейлор Свифт нежничала с помятым Джоном Майером, тридцати двух лет от роду. Пятнадцатилетнему Джастину Биберу понадобился сопровождающий. Семидесятисемилетнему Клайву Дэвису – тоже. И хозяин всего этого – Даг Моррис, седой, в костюме в булавочную полоску, обнимает за талию Мэрайю Кери. Доступ к сайту Vevo торжественно открыли прямо на вечеринке, и гигантское число посетителей тут же его обрушило. Всё, правда, быстро пришло в порядок – на сайте, не на вечеринке – и дело стало приносить доход.
Потенциал для заработка оказался, выражаясь языком Морриса, 'yooge' – огромный. Тридцатисекундные рекламные ро-лики, показываемые до клипа Джастина Бибера «Ваbу», который в следующие несколько лет набрал более миллиарда просмотров, принесли более тридцати миллионов долларов. Реклам-щики также вложились в разные сложные сервисы. Например, они по браузеру отслеживали будущие покупки юзера. Если после просмотра ролика в стиле «призыв к действию» юзер покупал, допустим, наушники Beats by Dre или футболку #YOLO с актуальной надписью, то Vevo получал дополнительные деньги. Сорок лет назад заказы принимал клерк в офисе без окон, сегодня автоматические веб-трекеры соединялись с гигантским электронным мозгом.
Наконец-то, дожив до семидесяти, Моррис ударился в инновации. Vevo взял работы более 10 000 артистов за три десятка лет – то, что всегда списывалось как расходы на промоушн – и превратил их в быстрорастущий прибыльный центр. Vevo стал самым популярным каналом на YouTube, и постепенно критика в адрес Морриса поутихла.
Увеличение синдицированных рекламных доходов отражало и другие перемены в музыкальной индустрии. Долгое время экономисты полагали, что бюджет на развлечения у обычного потребителя стабилен, то есть если он перестал тратить на одно, то будет тратить на другое. И, действительно, тенденции концертного бизнеса вроде бы подтверждали этот тезис. Люди перестали покупать альбомы, но начали стадами ходить на масштабные музыкальные фестивали.
Bonnaroo, Coachella и другие известные фестивали с разными знаменитыми хедлайнерами создали эдакий бесконечный Вудсток. В результате в Северной Америке с 1999 по 2009 год продажи билетов на концерты утроились. На турах многие музыканты стали зарабатывать больше, чем на альбомах.
В то же самое время, благодаря рекламщикам и продюсерам, делавшим музыку с сэмплами, серьёзно вырос паблишинг-бизнес. Исторически лицензирование (то есть использование музыки в рекламе, кино и так далее, – прим. пер.) не смешивалось с продажами альбомов, поскольку доход шёл авторам и владельцам авторских прав, а не исполнителям. Паблишинг всегда считали скукой, но после смерти Майкла Джексона в 2009 году оказалось, что в этом деле за прошедшие двадцать лет произошли серьёзные изменения. Дело в том, что 25 лет назад Джексон, в лучах славы после суперуспешного альбома «Thriller», подсуетился и сумел купить авторские права на внушительную часть битловских песен за беспрецедентные 47 миллионов долларов.[120]120
Более подробное обсуждение см. в Stephen Gandel, «Michael Jackson's Estate: Saved by the Beatles», Time, 1 июля 2009 года.
[Закрыть]
Те колоссальные деньги, что заплатил Джексон – при том, что Маккартни не особенно в них нуждался, да и The Beatles по-прежнему пользовались популярностью – оказались крайне выгодным вложением. За следующие 25 лет стоимость битловского каталога, с учётом того, что за него заплатили «живыми» деньгами, увеличилась более чем в двадцать раз. Каталог по маржинальной доходности опередил американский фондовый рынок 3 к 1, в то время как доллар за этот период обесценился на 60%. Вскоре после смерти Джексона его доля битловского каталога оценивалась в более чем миллиард долларов.
В ответ на эти перемены менеджеры рекорд-компаний стали настаивать, чтоб их артисты подписывали так называемые контракты «360 градусов». Такой контракт обеспечит лейблу процент не только от продаж альбомов, но также и от концертов и паблишинга. Артисты и их менеджеры возражали, считая, что рекорд-компании пытаются получить прибыль с тех сфер, к которым они исторически никогда не имели отношения. Хотя контракты по схеме «360 градусов» – штука спорная, но всё же артистам даже в цифровую эпоху лейблы всё ещё нужны, и многие, вопреки своему здравому смыслу, их подписывали.
Так выглядела индустрия в середине 2010-х, когда Моррис, после 47 лет в этом бизнесе, наконец, решил уйти. В частных беседах он ворчал про передачу власти, но на публике делал хорошую мину. Десять лет работы на Vivendi были непростыми, не всегда гладкими и даже катастрофическими подчас – как посмотреть. Но, как бы то ни было, за десять лет падения доходов, экономических проблем и массовых увольнений, Universal ни разу не закончил год с убытком. На самом деле возврат на инвестиции Морриса в первом десятилетии нулевых был просто прекрасным. В сумме «В» больше «А». Ни один другой мейджор-лейбл не мог похвастаться таким результатом.
Вероятно, именно поэтому, когда пошли слухи о скорой отставке Морриса, Стив Джобс стал звонить ему всё чаще и чаще. И вскоре сделал предложение: уходи из Vivendi к нам в Apple. Сделаем свой лейбл iTunes, станем сманивать артистов агрессивно, и ты будешь управлять самым великим музыкальным лейблом всех времён и народов.
Джобс хотел создать экономику этого бизнеса с чистого листа. Исторически крупные сделки в рекорд-индустрии – это когда один лейбл перекупает артиста у другого путём обещания больших авансов за грядущие альбомы в счёт будущих роялти. После выпуска альбома аванс вычитается из роялти, и в течение какого-то времени деньги лейбл возвращает себе. При такой системе артисты получали какой-то удивительно низкий процент с продаж – начинающие так вообще процентов 8. При таких ставках артист будет годами отрабатывать аванс, а большинство так никогда его и не «отобьёт» полностью. Вот почему музыканты так часто жаловались на то, что из роялти они «ни цента не видали». С точки зрения лейбла, правда, это означало, что артист получил колоссальный аванс, но выпустил альбом, который провалился. Рынок, завязанный на авансах, был крайне рискованным, и вот в этом-то и состояла тайная причина, почему большинство артистов получало такие маленькие роялти. Дело в том, что самые большие затраты любого лейбла составляли не печать, не дистрибуция и не маркетинг. Самая большая статья расходов не отображалась ни в каких контрактах. Эта статья расходов – провал, и платили по ней самые успешные. Победители и звёзды фактически оплачивали провал тех, кто не добился успеха. То есть для лейблов система авансов – это способ устранить риск финансовых потерь, переложив их на весь пул артистов.
Джобс же считал, что такой подход устарел: и лейблам не стоит ввязываться в рисковые проекты, и музыканты явно хотят более крупную долю. Придуманный им лейбл iTunes Music не предложит артисту никакого аванса, но роялти будут делиться ровно пополам, по 50 процентов лейблу и артисту, причём с первого же дня продаж. Абсолютно прозрачная и честная экономическая модель, при которой никто никого не должен содержать.
Это было сильное предложение, которое для Морриса могло бы стать окончательным ответом его критикам. Ибо если он такой уж тупой технофоб, то почему самый главный инноватор в мире всё пытается его заполучить? Но в то же время Моррис понимал, что предложение это он принять не сможет. Во-первых, с идеей Джобса он не соглашался. По его мнению, для артистов, особенно начинающих, чек с крупным авансом несёт символическое значение – это обряд посвящения, это знак надёжности. Без такого «пряника» Apple толком не сможет заинтересовать новых артистов. Моррис подозревал, что хоть артисты частенько ныли, но по большому счёту система больших авансов с вычетами из роялти устраивала их так же, как и лейблы.
Стратегические разногласия затмило совсем уж трагическое обстоятельство: Джобс в то время находился при смерти. Он похудел, щёки ввалились, голос стал резче. После долгого периода ремиссии вернулся рак поджелудочной железы, теперь давший метастазы. Каким бы соблазнительным ни казалось предложение фирмы Apple, но Моррис не рискнул его подписывать. Лично Джобс ему нравился, но он опасался, что со смертью этого харизматичного лидера «эппловский» рекорд-лейбл тоже закончится. После ряда бесед он вежливо отклонил предложение.
Не один Джобс, правда, хотел перевернуть традиционную экономическую модель рекорд-бизнеса. Примерно в то же время в офис Морриса в Нью-Йорке пришёл Шон Картер, то есть Джей Зи, который захотел избавиться от своего авансового бремени. Давным-давно Моррис подписал с Картером контракт на несколько альбомов с исключительным правом на доходы от всех будущих его произведений. Теперь же Картер предлагал выкупить себя и получить 100 процентов дохода со своего грядущего альбома, «The Blueprint 3».
Моррис согласился, потому что карьера Картера ему оптимизма не внушала. Два последних альбома продались плоховато, к тому же рэпер уже приближался к такому возрасту, когда почти у всех музыкантов коммерческая жизнеспособность снижается безвозвратно. Моррис уже сталкивался с подобным, поскольку имел дело с большими звёздами на закате их славы. Ещё в 1980-м он на Atlantic Records заключил одну из своих самых крупных сделок – с Питом Таунсендом. Таунсенд, который создал рок-оперы группы The Who «Tommy» и «Quadrophenia», по праву считался одним из самых выдающихся авторов песен в истории рока. Но к концу 80-х, когда Таунсенд уже перевалил за сорокалетний рубеж (родился в 1945 году, – прим. пер.), всё его волшебство куда-то исчезло. В честном и откровенном разговоре о карьере Таунсенда Моррис спросил гитариста, что с ним стряслось. Тот ответил, что теперь он просто смотрит на мир другими глазами. В молодости он хотел только выпивать, тусоваться и снимать девок. Сейчас же при мысли о сексе он думал: «Боже, только бы дочь моя не подцепила СПИД».
Моррис опасался, что то же самое происходит с Картером. В 2008 году тот женился на попсовой суперзвезде Бейонсе и отказался от своего имиджа шикарного сутенёра. Музыка всегда была забавой молодых, а благопристойному Картеру скоро сорок. Моррис обычно держал своих артистов строю в рамках контракта и всегда сохранял свои доходы с будущих альбомов, но в данном случае он захотел сделать исключение.
Разговор вскоре перешёл на цифры. За отказ от доходов «The Blueprint 3» Моррис хотел шесть миллионов долларов. Картер готов был дать пять. На обычных переговорах стороны сошлись бы на середине, но эти переговорщики не были обычными людьми. Вскоре они нашли компромисс: решили разыграть этот миллион в «орёл-решку».[121]121
Свою версию событий Картер излагает в песне «Run This Town».
[Закрыть]
Даже для Морриса это было чересчур опрометчиво, но он играл деньгами Universal. Картер платил из своего кармана, но он всегда был игроком. К тому же, это для подавляющего большинства людей миллион долларов – сумма, которая изменила бы всё в их жизни, а для Картера с Моррисом этот уровень уже давно пройден. Так что, отчего бы и в орлянку не сыграть? Хотя Моррис проработал почти пятьдесят лет в этом бизнесе, но он понятия не имел, сколько именно может стоить «The Blueprint 3»,
Жизнь всегда не соответствовала предсказаниям. Не оправдывались лучшие расчеты финансистов Морриса, а он сам видел выигрыши «тёмных лошадок» и крах того, чему прочили безусловный успех. Одна цифровая технология спасла его бизнес, следующая – разрушила, а очередная, третья, похоже, снова спасёт. Несколько раз он сам содействовал радикальным переменам в американской культуре. Он более, чем кто-либо другой обладал чутьём на то, что реально возможно в жизни, и именно это безграничное ощущение потенциала не давало ему стареть.
Итак, на кону стоял миллион баксов. Моррис протянул руку вперёд и щелчком пальца подкинул монетку в воздух.
ГЛАВА 19
Вскоре после ареста Эллиса правительство Её Величества огласило, что намерено преследовать его в судебном порядке за обман. Банковские счета, полные денег, сочли доказательством того, что Эллис использовал Oink в качестве средства личного обогащения. Арестовали Эллиса всего два месяца спустя после задержания Гловера на парковке, хотя эти события между собой никак не были связаны. Они стали результатами двух отдельных расследований: «Операция: фастлинк» в США и «Операция: Королевский ковчег» в Великобритании.
Обвинения вызвали волну ответной реакции. На самом ли деле Эллис – мошенник? Но если так, то он, получается, самый честный мошенник в мире. Его отца обвиняли в отмывке денег, но это недоразумение оказалось ошибкой следствия и все обвинения быстро сняли. Из документов Эллиса стало ясно, что, хотя Oink за три года получил более 200 000 фунтов стерлингов пожертвований, сайт еле выходил в ноль, а к концу существования счета за хостинг выросли до 6 000 фунтов в месяц. Все оставшиеся деньги отправлялись в «кубышку», откуда Эллис брал деньги на покупку более мощных серверов. Хотя крупные суммы на счетах и вызывали подозрения, но не было никаких доказательств того, что Эллис хотя бы что-то потратил на личные нужды.
Он был любителем в самом прямом смысле этого слова. Он просто на самом деле очень любил и музыку, и технологии. Таковы же были юзеры его сайта. Ребята-фанаты, а никакие не преступники. Через 48 часов после закрытия Oink появились два новых сайта: Waffles.fm и What.cd, управляемые бывшими админами Oink. Доменные имена этих сайтов – в Федеративных Штатах Микронезии и Демократической Республике Конго, соответственно. Хотя, конечно, реально сайты хостились не в этих далёких странах. Их следы вели к подставным, неизвестно чьим компаниям в Панаме. После налётов на Oink и Pirat Bay самым важным стало сохранять анонимность. Создатели новых сайтов не хотели повторять ошибок Эллиса.
За несколько лет архив музыки на What.cd разросся больше, чем Oink на пике.[122]122
Здесь же была осуществлена заветная мечта всех пиратов. «Океан, полный шаров для боулинга» Джерома Сэлинджера утёк именно здесь. Так же, как и отсканированные в высоком разрешении все 2 438 страниц 52-фунтовой кулинарной книги Натана Мирхволда «Modernist Cuisine».
[Закрыть] Среди его торрентов находилось более 45 версий альбома «Pink Moon» и 15 гигабайт аудиокниги «Гарри Поттера» – 154 часа, 103 CD, которые читает Стивен Фрай, все 4 224 страницы от корки до корки. Торрент-траффик мощно рос по всему миру, по некоторым подсчётам в прайм-тайм он составлял целую треть интернет-траффика. Так что, какими бы не были цели Короны в преследовании Эллиса, она их не добилась, даже, напротив, эффект оказался обратным, как после расправы над Pirate Bay: торрент-технологию в очередной раз бесплатно прорекламировали.
Но защитники авторских прав сочли это вопросом правосудия. Голландский сервер проверили надлежащим для суда образом. Обнаружили огромное количество информации о тех, кто загружал файлы на Oink, сделали акцент на тех, кто сливал материал до релиза. Корона представила это как триумфальную победу, жёлтая пресса принялась врать насчёт того, что-де Oink «является самым главным в мире источником слива ещё не выпущенной музыки». (А настоящий главный в мире источник слива ещё не выпущенной музыки в это время сидел дома в Северной Каролине и ждал суда. Следствие по его делу ещё шло. Вю до его ареста ничего не говорил репортёрам, так что единственное сообщение, в котором был упомянут Гловер – это пресс-релиз ФБР, последняя строка, которую никто не прочитал).
До суда Эллис надавал всяких разных интервью, в которых отрицал свою виновность. Он всё время настаивал на том, что управление торрент-трекером не есть нарушение закона, поскольку Oink лишь предоставлял ссылки на пиратский материал, а собственно музыку не хранил. С подобной интерпретацией закона не соглашался даже его собственный барристер, адвокат, имеющий право выступать в высших судах, Алекс Штейн, специалист по делам об интеллектуальной собственности. Он бы посоветовал своему клиенту признать свою вину в нарушении авторских прав. Но Эллиса именно в этом преступлении никогда не обвиняли. Вместо этого обвинители предъявляли банковские счета, инкриминируя Oink мошенничество и вымогательство. За такое преступление могли дать десять лет. Здесь Штейн выстроил сильную линию защиты.
Слушания начались 5 января 2010 года. Прокурор – Питер Мейкпис, олицетворение британского судебного пафоса в парике. Его тактика, в основном, состояла в том, что он вызывал Эллиса на место свидетеля и там по любому поводу обзывал его лжецом. Но, правда, делая так, он показал, что сам очень плохо понимает факты, фигурирующие в деле, к тому же иногда просто явно гордится своим невежеством. Обсуждая материал, который хостился на сайте, он раз сто повторил про какой-то «ансамбль Пятьдесят Центов», а после того, как ему сказали, что сайт переставили на Linux, он начал такой разговор:
Такой вот суд шёл десять дней. В финале Штейн, произнося заключительное слово защиты, видел, как члены жюри присяжных кивают головами. Он был уверен, что у его клиента шансы есть. Мейкпис в заключительной речи заявил, что «Oink был подобен роботу в фильме „Терминатор-2"», но все эти его киноаналогии оказались неубедительными. Попытка представить Oink беспредельщиком-киборгом, которым управляет патологический лжец, желающий из своего штаба в городе Линакс, Канада, обобрать честных членов «Ансамбля Пятьдесят Центов», никак не клеилась с существующей реальностью. Когда 15 января 2010 года присяжные удалились на совещание, им не понадобилось даже двух часов, чтобы вынести вердикт «невиновен».
Выйдя из зала суда, победитель Штейн сообщил своему клиенту, что по его, профессионального юриста, мнению, Эллису просто очень крупно повезло. Эллис не спорил. Штейн сказал, что сейчас у Эллиса есть два пути. Первый: выйти к толпе журналистов британской жёлтой прессы и объяснить всем этим людям, зачем он сделал то, что сделал. Второй: пройти чёрным ходом, кинуть прессу вообще и в общественной жизни никогда не появляться. Эллис выбрал второе. Он поехал обратно в Миддлсбро на автобусе, а, приехав домой, принялся зачищать свои следы в интернете.
Основателям Pirate Bay так крупно уже не повезло. Они, скандалисты, не нравились никому. А их прокуроры проделали домашнюю работу на отлично. Так что в ноябре 2010 года три основателя сайта получили тюремные сроки от четырёх до десяти месяцев. Свартхольм Вари, автор того самого любовного письма компании DreamWorks, в попытке избежать экстрадиции сбежал в Камбоджу (позже он отсидел два года).[124]124
Проблемы с законом у Свартхольма Вари продолжаются и в настоящее время. Они никак не связаны с Pirate Bay. В Швеции и Дании его обвиняют в хакерских атаках на правительственные и корпоративные базы данных. В октябре 2014 года в ходе судебного разбирательства в Дании его признали виновным и приговорили к трём годам тюремного заключения.
[Закрыть]
Но, несмотря на тюрьму и бегство отцов-основателей, сайт процветал, и в следующие годы ему суждено было оставаться главным пиратским порталом в сети.
Подобная устойчивость к потрясениям неслучайна: торренты самоорганизовались в сложные группы с очень чётко определённой иерархией. Они не раскрывали своих настоящих имён, действовали под псевдонимами и сделали интернет-пиратство более простым. Они прекрасно знали, что совершают незаконные действия, но не переставали этим заниматься, хотя никаких очевидных доходов с этого не имели. И хотя закон считал их преступниками, всё большее количество людей видело в них кого-то вроде политических диссидентов.
В начале 2006 года в Швеции образовалась новая партия: Пиратская. Не относящаяся ни к левому, ни к правому крылу политического спектра, партия эта требовала отмены законов о защите авторских прав и полной амнистии всех юзеров, обменивавшихся файлами. «Пираты» поняли, что в интернете нет и не может быть того, что в экономике называется «ограниченность ресурсов», поэтому какой-нибудь студент вроде Эллиса в своей комнатке может создать самый гигантский музыкальный архив в мире. Единственным спасением для владельцев авторских прав будет, таким образом, воссоздание дефицита путём ограничения предложения. И, как заметил много лет назад Алан Гринспен, создать такие условия под силу только государству.
«Пиратов» это обеспокоило: они уже не раз видели, до каких пределов способны дойти правительства в сотрудничестве с корпорациями, дабы выжить в новом цифровом мире. «Пираты» указывали на суд над Джемми Томас и налёт на Pirate Bay. Они указывали на процессы, в которых истцом выступала RIAA и на то, что на какое-то время музыкальная индустрия фактически получила право рассылать повестки в суд. Они говорили о «троянских» программах, которые корпорации создают для слежки, и о секретных программах массовой слежки правительств, о всё возрастающих ограничениях провайдерами на содержание трафика, который идёт по их «трубам». И они указывали на то, насколько для держателей авторских прав желательно – а, точнее, очень нужно – превратить интернет в полицейское государство.
В печатных материалах, изданных к кампании, «Пираты» представляли свою точку зрения в жёстких выражениях: «Невозможно усилить запрет на некоммерческий файлообмен без нарушения прав человека».[125]125
Christian EngstrOm and Rick Falkvinge, «The Case for Copyright Reform» (Creative Commons. 2012), 1.
[Закрыть] Люди их услышали, особенно молодёжь. В начале 2009 года Швеция провела выборы в Европейский парламент, на которых Пиратская партия Швеции набрала более 200 000 голосов – долю в семь процентов. В следующие пять лет два «пирата» получили места в совете Евросоюза.[126]126
И никого из них не переизбрали. В настоящее время в Европарламенте заседает только один «пират»: представитель Германии Юлия Реда.
[Закрыть]
Конечно, учитывая, что в Европарламенте 751 место, эта доля не обеспечивает никакой реальной власти. Но, тем не менее, она бросает вызов тем теоретическим и моральным основам, на которых веками стояло законодательство об интеллектуальной собственности.
Лоббистам медиа-индустрии удалось увеличить срок копирайта – от изначальных 14 лет[127]127
Американский Акт о Защите интеллектуальной собственности 1790 года обеспечивал 14 лет защиты с возможностью продления еще на 14 лет, если автор жив. За образец был взят исторический прообраз англо-американского авторского права, так называемый Закон Анны, принятый в 1710 году в Британии.
[Закрыть] его можно продлевать буквально до сотен лет.[128]128
В законодательстве США это определяет Акт о продлении срока авторских прав, также известный как «Акт Сонни Боно» по имени его автора и «Акт о защите Микки-Мауса» по имени того, кто от него больше всех выиграл. Согласно закону, увеличен срок копирайта до 70 лет после смерти автора, и ещё большая защита – в отношении коллективного авторства. Закон прошёл при широкой двупартийной поддержке.
[Закрыть]
Таким образом, вместо того, чтобы стать «общественным достоянием» (то есть произведениями, которые можно исполнять и записывать бесплатно, – прим. пер.) большая часть культурного наследия стала принадлежать транснациональным корпорациям. Два парламентария-«пирата», пусть никем и не поддерживаемые, попытались перевернуть эту систему. Их предложение состояло в том, чтобы, наоборот, сократить копирайт всего до пяти лет, а на программное обеспечение и биотехнологии вообще отменить патенты. Смысл в том, чтобы публичная собственность процветала и в интернет-эпоху была доступна всем.
Это всё звучит как полное сумасшествие, но на самом деле это не совсем так. Тот же файлообмен пиратскими mp3, например, подстегнул развитие рынка мобильных устройств: так, развитие смартфона идёт непосредственно от Napster. «Пираты» считали, что этот опыт можно перенести на многое, а «искусственный дефицит», создаваемый государством, затруднит инновации во многих областях. Помимо этого, они заметили и нечто более радикальное: те трудности с увеличением капитала, которые последние десятилетия испытывали высшие руководители музыкальной сферы вроде Дага Морриса, существовали и во многих других сферах. В цифровом мире изобилия получать прибыль становилось всё труднее и труднее.
Эту мысль позднее чётче и короче сформулирует Изабелла Каминска, блогер издания Financial Times. Она просто «перевела» доводы «Пиратов» на язык экономических терминов. Рассуждая о неспособности центральных банков обеспечить рост, Каминска чётко определила факторы, которые заставили Морриса сократить операционный бюджет на более чем 50 процентов:
«Отрицательные коэффициенты – следствие мирового изобилия (созданного бурным развитием технологии), и тренд, который не может остановить никакой, даже самый сильный, Центральный банк... Чтобы удерживать положительные коэффициенты, придётся спрятать от людей всё, что им нужно, и повысить цену. Тактику «искусственного дефицита», веками применяемую для таких случаев, сейчас гораздо труднее провести в жизнь, потому что из-за либерализации технологии создалась «коллаборативная экономика», которая обходит норму доходности».[129]129
Izabella Kaminska. «Counterintuitive Insights That are only now making the Mainstream Now [sic]». FT Alphaville, 26 апреля 2013.
[Закрыть]
Вполне возможно, что мог существовать и другой мир. Просто слишком сложно оказалось его построить: помимо Швеции, Пиратская партия получила серьёзную поддержку только в одной-единственной стране – в Германии.[130]130
В 2013 году «пираты» получили три места в Парламенте Исландии. В 2014 году в Чехии «пирата» избрали на должность мэра маленького городка.
[Закрыть] Там за несколько лет Партия зарегистрировала 30 000 членов, выигрывала выборы на государственном уровне в 2011 году и грозилась посадить своих членов в Бундестаг.
Бранденбург с неодобрением наблюдал за подъёмом Пиратской партии Германии со своих аристократических высот во Фраунгофере. И Бернхард Грилл тоже. Хотя они уже не работали вместе, но мысли их двигались в одном направлении. Оба считали, что для экономики идея Пиратской партии – это цианистый калий. Если применить идеи «пиратов», то существующие соотношения инвестиций и доходов изменятся до неузнаваемости. В таком мире прибыль компаний вроде Microsoft и Adobe сократится вдвое, а всякие Universal и Warner Music Group разорятся сразу. Музыканты, писатели и вообще вся творческая интеллигенция потеряют место на рынке и должны будут искать покровителей. А следующее поколение изобретателей, скорее всего, переквалифицируется в консультанты.
В каком-то смысле отцами Пиратской партии являются сами Бранденбург с Гриллом. Это же было их решением выпустить mp3-кодировщик в интернет в свободный доступ, что послужило катализатором золотого века нарушения авторских прав, что сделало их богатыми, а музыкальную индустрию сгубило на корню. Но то же самое решение послужило катализатором также политического процесса, который теперь угрожал их благосостоянию. Отсутствие дохода с программного обеспечения означало бы отсутствие дохода от лицензирования mp3. Отсутствие дохода от лицензирования mp3означало бы, что германское государство недополучило бы сотни миллионов, а на месте белоснежного кампуса Илменау, где работает Бранденбург, до сих пор паслись бы коровы.
